Аннотация: Сказка о лучшем Сказочнике всех времен.
СКАЗКА О СКАЗОЧНИКЕ
Анд.Свечин
В туманном городе на плоском берегу морского пролива жил Сказочник - из тех немногих сказочников, которые пишутся с большой буквы. Сказочники придумывают сказки - этим он и занимался с утра до вечера. Сказки были разные - короткие и длинные, детские и для взрослых, веселые-грустные-страшные-счастливые, хорошие, очень хорошие, а иногда очень-очень-очень хорошие.
Жил Сказочник в маленькой комнате на втором этаже дома, чьи белёные стены были перечеркнуты коричневыми балками накрест-наискось и смотрелись, как непонятные геральдические знаки. Сварливая местная Королева, которая из уважения к собственному прошлому подрабатывала у Сказочника кухаркой, ругалась на него в обед и в ужин, а вот утренний кофе он варил себе сам... Всегда - на одного...
Сказочнику некогда было заниматься "всякими глупостями" - он должен был писать сказки. Единственным, кто иногда пытался помочь ему в этом сказочно-тяжелом ремесле, был доживавший по соседству свой третий век Олле-Лукойе. К несчастью, у гнома от старости начались приступы маразма, склероза и мигрени и, когда все три хвори совпадали, то проку от такой помощи было мало.
Сказочник жил по распорядку - только так можно было успеть переписать на бумагу всё, что было написано ему на роду. День начинался с того, что пробудившись поутру, Сказочник тут же пытался вспомнить свои сны - не рассказал ли он сам себе во сне что-нибудь интересное - что можно вставить в строку. Совсем не из жадности к словам. Просто сказочники - они только чуть-чуть волшебники, а в остальном - почти люди. И они тоже любят, чтобы им дарили сказки. Только кто же дарит сапоги - сапожнику?
Выпив кофе, Сказочник садился за стол, поудобнее устраивался на стуле с высокой прямой спинкой, плескал в чернильницу чуть-чуть свежих чернил, подсыпал в нее из специального кожаного мешочка чуть-чуть свежих мыслей, старательно размешивал их со старыми, осевшими на дно, и чуть-чуть окунал в чернильницу лебяжье перо. Он всегда писал лебяжьими перьями, потому что, когда он брал гусиное или утиное, вместо сказок получались кулинарные рецепты или неприличные частушки, которые он называл на английский манер - лимерики. Слева от себя Сказочник клал аккуратную кипу чистой бумаги и звал Оловянного Солдатика. Минут через пять появлялась, зевая, и Балерина. Солдатик усаживался на бумажную стопку, чтобы та не разлеталась от гуляющих по дому сквозняков, а его супруга оставалась ждать, когда листы начнут перемещаться слева направо, чтобы сделать тоже самое с растущей стопкой уже исписанной бумаги. Пока Сказочник засевал словами ровные черные борозды строк, Солдатик и Балерина играли в одну и ту же игру. Он подмигивал ей хитрым оловянным глазом и делал артикулы ружьем, а она - делала вид, что не обращает на него ровно никакого внимания. Ее животик заметно округлился, и Сказочник с горечью думал, что заведенный порядок скоро придется менять... И кого он сможет позвать на эту тяжелую работу - требующую настоящей усидчивости?
Впрочем, выбор у него был. Время от времени к нему наведывались и другие старые знакомые маленького роста. Вот давеча залетала Дюймовочка пожаловаться на мужа - он, дескать, оказался страшным ловеласом. А что она хотела? Живя в окружении прекрасных девочек-эльфочек - сложно не стать влюбчивым!
В прошедшее Рождество Дюймовочка пропустила традиционный общий сбор, и поэтому долго надоедала Сказочнику расспросами о своих разноразмерных подружках - предпочтительно принцессах, причем принцессах именно по крови. Малышка становилась снобом и этим страшно раздражала Сказочника! Он еле выпроводил ее к другому старому знакомому - Жуку, который теперь поселился у него на чердаке. Дюймовочка сначала поджала губки на нереспектабельного собеседника, но когда снова завела рассказ про своего муженька, тут же поняла, что более благодарного слушателя, чем Жук, она не найдет...
Вот так и жил Сказочник... Дети, которые с удовольствием слушали от матерей или сами читали его сказки, не догадывались, что нудный дядька из соседнего дома - это и есть человек, который их написал. Зимой в окна Сказочника частенько кидались снежками. В ответ Сказочник закрывал ставни и зажигал свечи - и это деньским днем! Он не пытался помириться или познакомиться с соседскими мальчишками. Сказать честно, он не очень любил детей... Когда в семью, жившую на первом этаже, приходили гости с ребятишками - они всегда шумели и мешали ему писать!
Как-то в сердцах Сказочник даже хотел написать письмецо Снежной королеве, чтобы она снова заехала к ним в городишко и уполовинила количество мальчишек на его улице! Но пришлось отказаться от этой затеи. Он бы никогда не смог сделать этого... Герда, которая работала на местной почте, и Кай, который устроился в местную полицию, ни за что не пропустили бы письма к их старому недругу из Лапландии - по крайней мере, без того чтобы не заглянуть в конверт... Они и в другие письма заглядывали без зазрения совести, а уж в такое! Когда Сказочник узнал о нездоровом любопытстве почтмейстерши и полицмейстера. то пытался использовать для конфиденциальных писем голубей, но, к счастью или к несчастью, Герда и Кай поставили свое дело так, что к ним за разрешением на вылет являлись даже почтовые сизари... Сказочник, конечно, не одобрял перлюстрации, тем более по отношению к самому себе и в наказание перестал приглашать сестренку с братом на свои посиделки. Это не помогло - скорее только раззадорило их любопытство. Они стали вскрывать все его письма подряд. Пришлось Сказочнику полностью прекратить всякую переписку - он перестал отправлять даже даже рождественские приглашения. Но все всё равно приезжали и - слава Богу! - он хоть и он ворчал что-то о незваных гостях, но впускал всех, кроме Герды и Кая (даже старую ведьму с носом, как средней величины баклажан). Да, печально, что такой прекрасный Сказочник оказался таким странным Человеком: старым холостяком, брюзгой, мизантропом и домоседом, но он был именно таким - из песни слова не выкинешь. Зато сказки он писал - лучше всех...
Единственное отдаленное место, куда Сказочник ходил, когда решался на долгую прогулку, был берег моря. Он садился на гранитный камень, подстелив специальную подушечку, опирал подбородок о тросточку и слушал, как шумит прибой. Иногда волны рассказывали Сказочнику что-нибудь из заморской или просто морской жизни, но чаще им было не до него, и они неразборчиво шептались о своем - о пенном и взбалмашном.
Однажды все волны вместе с северным ветром ушли на день рождения небольшого, но веселого островка в соседнее море, и пролив стал необычайно тих и спокоен. Сказочник привычно прислушался, ловя шепот случайно задержавшейся дома волны, но вместо этого вдруг услышал далекое пение. Ему показалось, что пение исходит с маленького облачка, которое в тот момент повисло над его головой. Неужели, это кто-то из ангелов?! Про них Сказочник еще не писал и поэтому лично никого из них не знал! Но нет, облако растаяло в полном безветрии, а пение осталось. Сказочник приложил к уху ладошку - раковиной - чтобы лучше слышать, и понял, что пение приходит не сверху, а со стороны моря! Ноты лились не одетые в слова, а одними гласными - и от этого каждая из них была обнажена и прекрасна, как пеннорожденная Афродиты! Они всё бежали и бежали по-над гладью, держась за руки - то забираясь в синеву неба, то опускаясь к синеве моря.
А в это время сзади проходили по дороге два франтовато одетых молодых человека - сын Главного Банкира Королевства и сын Главного Казначея Королевства. Они остановились и захихикали, видя Сказочника, который теперь пытался поймать ускользающие звуки своим цилиндром - вместо ладошки. Потом услышали и они.
- Слышишь, Петер, как с той стороны пролива кто-то надрывается? - спросил один франт другого, а тот равнодушно ответил: "Говорят - она скоро к нам приедет! На гастроли..."
Франты уже отошли далеко, а Сказочник только собрался с духом от возмущения и прокричал им вслед:
- Как вы смеете говорить о таком пении - "надрывается"! Прощелыги вы! Пустобрехи!
Но оба "сына" уже завернули за песчаную дюну и не слышали ни ругани с этого берега пролива, ни песни с другого. Только теперь Сказочник понял, что совершил ошибку! Нужно было спросить у молодого идиота Петера, сына Главного Банкира, кто же пел сейчас - с той стороны! Кого и как узнал этот дон-жуанчик! Впрочем, зачем узнавать - "как"... Такой голос нельзя перепутать с чьим-то другим, услышав хоть раз.
На следующий день Сказочник попросил королеву поинтересоваться у сына Главного Банкира, кого же все они слышали на берегу, но молодой человек не имел привычки запоминать мелочи жизни и только удивленно воззрился на Королеву. И уж точно ничего не мог сказать сын Главного Казначея, который был настолько же глуп, насколько был богат его отец.
Удивительно, но это маленькое происшествие сильно изменило утренний распорядок Сказочника! Теперь каждое утро перед кофе он стал выходить на крыльцо и ловить пробегавшего мимо мальчишку-газетчика. Развернув газету, Сказочник искал раздел театральной жизни и читал обо всех гастролях, которыми баловали жителей приморского города заезжие артисты. Кого только не заносило к ним! Китайские фокусники, которые умели выращивать дракона из ящерицы... Индийский йог, заснувший прямо на представлении 352 года назад и с тех пор перевозимый спящим из города в город... Труппа лилипутов, играющая спектакль про великанов... Призрак, представляющийся отцом Гамлета... Но объявления о гастролях какой-нибудь певицы с той стороны пролива не было.
Там, на той стороне - была другая страна. Когда-то они были одной страной и одним народом, но поспорив о том, как нужно чистить селедку - с головы или хвоста - страны провоевали лет 300. Потом... А потом всё получилось как всегда... Их Короли и Генералы успокоились и начали ездить к друг другу в гости, одевая только кольчугу - без кирасы, и с кинжалом - но без меча. К счастью, пока Короли и Генералы воевали, рыба в проливе не переставала ловиться, и рыбаки с рыбачками не переставали по нему плавать. Они цеплялись друг за друга сетями, ловили тайком в паруса соседский ветер, завидовали чужому улову, но всегда помогали друг другу в шторм и даже заплывали вместе передохнуть - в кабак какого-нибудь нейтрального королевства по соседству. Как хорошо было выпить в тамошнем трактире темного подогретого пива, позлословить о своих политиках и вояках и, самое главное, показать на растопыренных руках, какую треску выловил в море "в прошлый раз"! От такого регулярного обмена рыбацкими новостями языки, на которых говорили по две стороны пролива, не слишком разошлись в стороны за 500 лет жизни поврозь. Один стал чуть холоднее и севернее, а другой потеплее и поюжнее, но оба всё равно остались понятны друг другу. Поэтому сказки, которые писал Сказочник, так же хорошо знали на той стороне пролива, как и на этой - без перевода. А песни оттуда - были понятны здесь до последнего слова.
И вот в один осенний день, уже после утренних газет и кофе к Сказочнику как всегда пришла его царственная кухарка. В это утро она выглядела совсем по-королевски - в платье с длинным шлейфом, глубоким декольте и узким корсетом. В ее седеющих волосах была крохотная корона, которую она надевала в исключительных случаях.
- Что это вы собираетесь готовить в таком виде? Королевскую картошку - в мундире и с лампасами? - спросил Сказочник.
- А сегодня я не буду вам готовить. Обойдетесь без обеда, а поужинаете у меня. Но! - Королева чуть-чуть понизила голос, как делала, когда была сильно раздражена, - Когда вы купите себе новый сюртук?! В вашей затрапезе - на такой прием! Ваши самые дешевые сказки лучше одеты, чем вы!
- Какой прием? - удивился Сказочник, - Все принцессы, заглядывающие в наш город, посещают меня кулуарно и без лишнего шума. И, кстати - ни одна не проедет мимо!
Сказочник хихикнул и Королева осуждающе посмотрела на него.
- Бедняжки просто боятся!
- Да, - согласился Сказочник с очевидным, - Я знаю об их личной жизни чуть больше положенного! От каких горошин бывают с утра синяки на теле и о придворных солдатах или свинопасах или прочей челяди... И о том, откуда берутся маленькие принцы и сколько в них королевской крови...
Но перечислить все тайны юных царственных особ Сказочнику не удалось.
- В этот раз это не одна из ваших глупеньких принцесс. Это - королева! Она, правда, тоже не совсем королевской крови, но зато у нее - это уж точно! - королевский голос. К нам приехала - Певица!
Сказочник не просто удивился, а ошеломленно приподнял брови.
- Позвольте! Я же читал сегодняшнюю газету! Ни о каких гастролях в ней не сказано.
- Вы не там смотрели! Ее фотография - на первой странице.
Королева была права. Сказочника никогда не интересовали новости из жизни президентов, королей и прочих официальных лиц, оккупировавших первые полосы, но сегодня из светской и политической хроники на читателей смотрело миловидное лицо женщины лет 30-ти. Левый угол ее рта улыбался, а правый был опущен чуть вниз, как будто она знала о жизни всё - и плохое, и хорошее. Уже по ее имени и фамилии было понятно, что она - с той стороны пролива.
Сказочник бегло пробежал написанное рядом с фотографией. Таких восторженных слов он не употреблял даже, когда писал самых любимых героев в своих самых любимых сказках! Впрочем, что взять с газетчиков. Они всегда рассыпают сто унций похвал там, где достаточно одной щепотки. И наоборот...
Певица была именно той, чей голос он услышал на берегу пролива! Сказочник ни на миг не усомнился в этом, хоть и не знал до этого ни ее лица, ни ее имени. Он поглядел в умные глаза на фотографии и вдруг расстроился. Расстроился - что его сюртук действительно давно нужно было заменить. Что его манеры, которые он никогда не оттачивал на манкируемых им светских раутах - оставляют желать лучшего. Что его крючковатый нос презирают фотографы и стараются заснять его в анфас...Что всё, что он умеет в жизни - это писать сказки... Он даже не умеет их рассказывать - только писать... Но как бы то ни было, а на прием нужно было идти! Обязательно идти! И не просто идти, а... Как же иначе!
Королева помогла Сказочнику найти манишку, долго оттирала и наглаживала ее, потом почистила щеткой пиджак с брюками и наконец торжественно вынула из ридикюля маленькую коробочку:
- Всё время забываю отдать. Это высший Орден королевства. Сегодня очень хороший повод надеть его. Вообще-то, вы награждены им уже полгода, но чтобы его получить, нужно хоть иногда заглядывать во дворец!
Сверкающий орден хорошо подошел к чуть тронутым сединой бакенбардам Сказочника и он немного успокоился...
На прием он, конечно, опоздал. В последний момент из его старой табакерки вдруг выскочил малюсенький чертенок и, пока нарушителя спокойствия водворяли на место, в голову Сказочника пришла новая сказка... Когда он наконец положил разлохматившееся перо рядом с чернильницей, часы пробили уже 9 часов. Сказочник подпрыгнул и, подхватив тросточку и цилиндр, побежал к дворцу, перепрыгивая через лужи и всё равно забрызгивая брюки.
В зале было полно народа и всё. казалось, было как всегда. Со Сказочником здоровались уважительно и осторожно, но никто не пытался с ним заговорить. Облаченные в смокинги и бальные платья просто боялись попасть к нему на острие пера. Даже местного прокурора они и то опасались меньше. Сказочник отвечал на приветствия вполоборота и всё смотрел по сторонам. Разве для выслушивания этих дурацких "здравствуйте, дорогой друг" он примчался сюда? Где?! Где главная гостья вечера?! Сказочник облегченно вздохнул. Вот же, вот она - беседует с Королем и сыном Главного Банкира. Сказочник протиснулся поближе и, наконец, взял в руку бокал шампанского. Нужно было придумать, как подойти и представиться той, ради которой он пришел сюда. Но ничего выдумывать не понадобилось. К нему на плечо вспорхнул Соловей. Обычно он сидел на ветвях вечно-юной Розы и потягивал нектар из ее очередного цветка, но в редкие появления Сказочника тоже обязательно приветствовал его персонально. Вот и сейчас, устроившись на плече поудобнее, он запел... В светском шуме и гомоне его голос был слышен только тем, кто рядом, но Певица и была - рядом. Она прервала беседу, тоже совсем по-птичьи склонила голову набок и вдруг в ответ на особенно красивую руладу, которую выговорила птаха, сама взяла несколько нот - точь в точь в продолжение. Соловей поперхнулся от неожиданности, а певица засмеялась. Сказочник быстро подставил Соловью бокал с шампанским и тот, промочив горло, продолжил пение, подозрительно посматривая на Певицу. А та потихоньку-потихоньку снова стала подпевать, время от времени подмигивая то ли Соловью, то ли Сказочнику. Соловей рассерженно переступил с лапки на лапку и вдруг поступил крайне патриотично и крайне провокационно - со всей мочи засвистел гимн королевства. Все вокруг замолчали, встав по стойке смирно, а кто был совсем близко - уставились на Певицу: будет ли она подпевать гимну страны, которая в таких сложных отношениях с ее собственной? Сказочник не стал дожидаться ее решения. Он перехватил Соловья свободной рукой, стащил с плеча и буркнул ему: 'Будешь так себя вести - вычеркну из сказки!' Певица облегченно вздохнула, а Сказочник, решив воспользоваться обстановкой, поспешно выпалил заготовленную фразу:
- А-я-Певица-и-тоже-просто-Певица, - скороговоркой в тон и в такт ему ответила та и засмеялась.
- А я Король, - как всегда очень верно и убедительно вставил Король, - и очень невежливо с вашей стороны, господин Сказочник, прерывать гимн нашего королевства на полуслове. Я давно хотел вам сказать, что...
Тут Король - тоже как всегда - потерял мысль и остался стоять с открытым ртом. Сказочник тоже замолчал и тоже с нелепо открытым ртом - продолжения этой своей сказки он еще не приготовил.
Зато сын Главного Банкира всегда знал, что нужно делать. Он с презрением посмотрел на Короля, на Сказочника и особенно на Соловья, который всё еще трепыхался в руке Сказочника и, подхватив Певицу под руку, повел ее куда-то нашептывать на ухо о глупых политиках, нелепых мужланах и глупых воробьях, которые не умеют себя вести в приличном обществе. Когда они удалились, Сказочник наконец отпустил Соловья и выпил залпом бокал теплого выдохшегося шампанского.
Весь оставшийся вечер Сказочник простоял в углу со старым Генералом (в первый раз Сказочник познакомился с ним, когда тот был еще Солдатом). Этот Солдат так и не женился когда-то на тогдашней местной принцессе (теперь Королеве), но, к удивлению всех, отношений ни с ней, ни с ее будущим супругом (сейчас Королем) не испортил, почему и форсил сейчас в генеральском френче с галунами. Воевать Генерал не любил, зато регулярно проводил красочные парады и морские учения с неизменными фейерверками. Седовласый и статный Генерал умело замаскировался между двумя фикусами и под их прикрытием занялся любимым бальным делом. Но в этот раз не в одиночестве. Он подливал Сказочнику спирта в большой фужер (привычки у него остались солдатские) и привычно жаловался на Главного Банкира, который всё время урезает деньги на мундиры и сапоги.
- Какой же парад - в старых мундирах! А если война? Воевать в дырявых сапогах - неудобно и неприлично! Я же не могу воевать только в хорошую погоду.
Сказочник пьянел молча. Несколько раз он пытался расспросить у Генерала о Певице, но тот знал только несколько строевых песен и не мог понять, о чем тут вообще можно разговаривать. Тогда Сказочник бросил эти попытки и решил поговорить о красоте. Но и тут его ждала неудача. Для Генерала красота измерялась количеством пороха в его фейерверковых ракетах, о чем он и стал с жаром рассказывать. Сказочник принял от него еще один фужер и стал слушать. Званый вечер длился, длился и длился и оставался вечером, хотя за окнами дворца давно уже была ночь...
...Наконец со стороны трона послышались хлопки и крики: 'Просим! Просим!'. На возвышении появилась Певица. Но Сказочник не услышал ее действительно ангельского пения - он заснул на маленьком диванчике за фикусом, привалившись к боку генерала. Старый служака, не обращая внимания на какой-то мешающий шум от сцены, продолжал объяснять спящему собеседнику разницу между большим фейерверком и фейерверком малым: 'Малый - это когда получается пы-ы-ых! А большой - это уже бу-у-ух!'.
На следующее утро у Сказочника болела голова и он быстро-быстро написал очень короткую и злую сказку с плохим концом. После этого он, чтобы не встречаться с Королевой, отправился на берег - попросить северный ветер выдуть из головы и развеять над дюнами его мысли. Ветер с радостью согласился - он был покладистый малый и любил чудака с тросточкой и цилиндром (ветер по неосторожности сорвал и утопил уже два таких головных убора - а человек так и не рассердился на него).
Сказочник сидел на том же месте в той же позе, что и всегда. Капли от волн, перекладывающих узоры береговой гальки, приятно охлаждали его щеки, которые горели от еще незабытого стыда и от неудовлетворенности самим собой. Сзади заскрипели колеса кареты и застучали копыта. Сказочник не стал оборачиваться, надеясь, что его поймут правильно и не будут беспокоить его одиночество. Карета действительно проехала мимо, но потом прозвучало резкое "тпру" и лошади остановилась. И следом Сказочник услышал знакомый - так давно и так недавно знакомый! - тембр голоса. Знакомый до боли - до такой боли, что его голова немедленно прошла, но запело-заныло сердце.
Голос о чем-то поспорил с кем-то Сказочнику совсем неинтересным, карета снова тронулась, но на фоне удаляющихся звуков колес и конского топота, Сказочник услышал и звуки приближающиеся. Это были чьи-то - неужели её?! - легкие шаги.
- Здравствуйте, Сказочник! - крикнула еще издалека Певица, - Петер катал меня по взморью, я увидела вас и захотела поговорить. Нам ведь не удалось это сделать вчера! Петер вернется за мной через полчаса. Он не захотел остаться. Он почему-то вас не любит. Кстати, почему?
- Не знаю... Наверное, потому что я равнодушен к тому, что любит он.
- Вы обо мне?
Сказочник вздрогнул, как будто северный ветер бросил ему за шиворот пригоршню брызг:
- Что? Нет, я о деньгах...
- Сказочники не любят денег?
- А вы их любите? По-моему, любовь - это что-то другое...
- Не знаю. Я еще не любила. Вернее, я любила раньше, но потом поняла, что не любила... А вы?
- Я писал о любви...
- Я читала... Я читала много ваших сказок... И о любви тоже... Но ведь ваша любовь какая-то странная? Она слишком часто приносит несчастье! А мне кажется, что любовь - это радость! Я догадывалась об этом раньше, а сегодня знаю наверняка!
Певица оставалась за спиной Сказочника, но он так и не повернулся к ней лицом. На щеках его были крупные капли морских брызг.
- А что еще вы пишете? Кроме любви, - спросила Певица.
- Я пишу - всё. Ветер. Волны. Солнце. Небо. Дождь. Трубочиста. Огниво. Королеву с Королем. Огонь в камине.
- А меня не вы написали?
- Нет... Вас, наверное, написал кто-то другой.
Они помолчали...
- Странно... Вы пишете солнце, небо и дождь, а я, как мне кажется - иногда пою их. Так может быть?
- Наверное...
Они опять помолчали...
- А себя вы можете написать?
- А вы можете спеть себя?
- Могу... Только я всегда разная. И второй раз одна и та же песня не звучит по-старому. Хотите я вам спою, какая я сейчас?
Сказочник, который всё это время боялся повернуть голову - наконец решился. Певица была так красива в свете того самого солнца, под тем самым небом, в каплях от волн - как от того самого дождя! Сказочник захотел быть Художником, а не Сказочником. Такая красота заслуживала того, чтобы быть немедленно перенесенной на холст. Но он не умел рисовать и попытался привычно набросать ее портрет мазками слов. И в первый раз в жизни он почувствовал, что не может найти - нужные и верные... Певица смотрела на Сказочника, ожидая согласия - и не дождавшись его, расправила плечи, чуть вытянула руки вперед к морю и запела. Она пела "Аве, Мария!". Сказочник нечасто ходил на службу в костел, но кто же не знает этот канон! Вот только сейчас он звучал так, будто именно Певица знала цену всем радостям жизни и их отведенную каждому меру. И именно она могла и имела право позвать ту самую Марию - порадоваться с ней вместе тому мимолетному счастью, которое сегодня подарила ей жизнь. "Ах, если бы такую радость мог подарить ей - я", - с тоской думал Сказочник, - "Наверное, я просто не умею любить. Только писать о любви - правдиво и красиво, как в сказке". Ему было не просто грустно... Он давным-давно, с первых нот их беседы понял, что Певица обязательно будет сегодня петь. И понял - о чем она будет петь и о чем поет сейчас. Она поет о настоящей - живой, а не написанной - любви... О той любви, которая не спрашивает достоин ли любви возлюбленный! Которая еще не знает ни добра, ни зла, ни греха, ни благодетели! Которая рождается прямо сейчас, еще не понимая, кем она станет и благодаря кому она появилась на свет! Такая любовь не убегает и не ждет потом, пока ей принесут туфельку, а остается в объятиях любимого, не боясь превратиться прямо в них - из Принцессы в Золушку. Такая любовь не выбирает между любимым и долгом, между любимым и братьями, между... Сказочник уже снова и опять думал о своем ремесле - о сказках. Он почти позабыл о Певице...
Сзади них заскрипели возвращающиеся колеса. Певица оборвала пение на полувздохе и с печальной улыбкой сказала:
- Ну, мне пора... Жаль, что вы совсем не слушали... И зря вы так плохо думаете о Банкирах... Как раз они имеют возможность совсем не думать о деньгах - потому что их у них много... И их дети тоже... Прощайте!
Не дождавшись ответа, она побежала к молодому человеку, который ждал ее у дверцы кареты. Оказавшись рядом, она сначала обняла и поцеловала его, а потом вдруг махнула рукой Сказочнику и крикнула на самой высокой ноте, что могла взять: "Вы, может быть, хороший человек! Но у вас вместо души - ваши сказки!"
Сказочник молчал. Он мог бы сказать ей, что... Или что... Но не стал... Ведь он только что мысленно написал о любви, что она умеет верить и надеяться, но не умеет слышать и видеть... И еще чаще не хочет - ни видеть, ни слышать... Сейчас чужая любовь не хотела видеть и слышать - его.
...Карета уехала, а сказочник достал из внутреннего кармана сюртука толстый блокнот и карандаш. Он никогда раньше не писал начисто здесь на берегу, но сейчас это было нужно ему - как лекарство. Он писал до тех пор, пока солнце не стало скатываться за дюны, и когда он наконец захлопнул исписанную до корки книжицу, на валун, торчащий прямо перед ним из морской пены, облокотились тонкие руки, а из воды показалась девичья головка с волосами, увитыми темно-зелеными водорослями. Лицо перед ним было совсем непохоже на лицо певицы; только глубокие иссиня-морские глаза выдавали родство ее души с той, что утром стояла на этом берегу и чьи песни звучали над морем - чаще с той стороны, но сегодня с этой...
- Ну, здравствуй, Русалочка! - сказал сказочник, - Извини, что твоя сказка будет очень горькой. Зато она будет - лучшей...
...
Конечно, история на этом не кончилась. Сказочник еще писал певице безответные письма и отправлял их через пролив с буревестниками, которые не состояли в почтовом ведомстве Герды. А когда певица ушла от своего мужа, сказочник даже сделал ей предложение, но она не ответила и на это письмо. Зато после этого она полюбила подолгу сидеть на своем берегу пролива и о чем-то тихо-тихо беседовать с Русалочкой. У них нашлось многое, что нужно было сказать друг другу... В том числе и о сказочнике.
А когда сказочник состарился, он захотел написать последнюю сказку - о самом себе. Но сказки не получилось. Конечно - разве могут быть сказки, начинающиеся такими словами:
"Я заплатил за сказки большую, непомерную цену. Отказался ради них от личного счастья и пропустил то время, когда воображение должно было уступить место реальности..."