В лесопарке было прохладно, пахло утренней свежестью и весной. Чирик-чирикали пташки. Солнце пряталось между кленами. Роса тяжелыми каплями висела на травинках, норовила промочить брюки.
На поляне лежал парень, на спине, головой на юго-запад. Одет он был в черные джинсы и свободную белую рубашку. На груди и левом предплечье темнели бурые пятна, похожие на кровь. Левая рука подвернулась при падении, левая нога была согнута в колене. Правая рука - откинута на юго-восток.
- Судя по всему, совсем недавно зарезали. Порез на плече и колотое проникающее ранение в грудь, - сказал медэксперт, работавший с телом. - Предположительно, штык.
- Штык? - переспросил Вишневецкий. - Из Пашково, что ли, прибежало?
- Воякам уже звякнул, - кивнул участковый, плечистый, небритый, старше опера раза в два. - Чтоб проверили солдатиков по головам и имущество по штукам. Только вряд ли это - их. Небось, эхо войны...
- Эхо войны? - переспросил Вишневецкий. Вспомнил: немцы вдоль Минского шоссе пытались вырваться из окружения. Одиннадцать раз. - Личность установили?
- Так точно, - кивнул участковый. - Пушкарев, Алексей Степанович, из Могилева, из Казимировки.
- Из Казимировки? - вздохнул Вишневецкий. Район лежал за шоссе - уже в Центральном районе. - А тут что делал?
- Ясно, - кивнул Вишневецкий. - Сейчас все узнаем.
Раскрыл чемоданчик. Быстро, уверенно начертил круг. Подглядывая в инструкцию по вызову духов пострадавших, нарисовал нужные знаки. Перепроверил узор, расставил свечи, приготовил порошки. Еще раз прочитал заклинание, повторил про себя, шевеля губами. Прикрыл глаза, прошептал еще раз, сверился с текстом.
Участковый косо наблюдал за опером. Это отвлекало - но злиться было совсем нельзя. "Бьют и плакать не дают", - вздохнул Вишневецкий. Ровным, четким голосом прочитал заклинание, сделав несколько пауз для подкидывания порошка в огни свечей.
- Явись! - закончил опер.
- Небось, звездою Севера, - буркнул участковый.
Свечи вспыхнули, порошок поднялся клубом желтого дыма, а из дыма появился парень - без дырки в груди, удивленный, и - полупрозрачный.
- Дзень добрый, - неуверенно поздоровался призрак.
- День добрый? Ты что, из этих? Оппозиционеров?
- А кали так?
- А если да? - Вишневецкий вздохнул. - Да ничего, просто... Пушкарев, Алексей Степанович?
- Так, - согласился призрак.
- Это вас убили сегодня утром, здесь? Это тело раньше принадлежало вам?
- Да, - призрак вздрогнул, увидев себя убитым, и перешел на русский.
- Когда и как это случилось?
- Сами сказали - сегодня утром.
- Вы запомнили убийцу? - Вишневецкий продолжил опрос, решив не настаивать на описании убийства.
- Допустим.
- Допустим? Этот маньяк тебя убил, а ты не хочешь помочь его найти?
- Он не маньяк, - оборвал призрак. - Никого больше не тронет. Слово чести.
- Слово чести?! Да хоть честное пионерское! А ну перестал...
- А что вы мне сделаете?
- Что я сделаю?! - Вишневецкий быстро вспоминал инструкцию. Не было там пункта "отказ от сотрудничества". - Да я...
- Я не демон, - злорадно сообщил призрак. - Силой заставить не сможете.
- Кто тебя убил, придурок?!
- Я отказываюсь отвечать.
- Так твою мать нехай!
- А вот мать - не трогайте, - помрачнел призрак.
- Не трогать?! Свободен! - рявкнул Вишневецкий.
Зло сыпанул синий порошок, снова взметнулось пламя, а когда клуб дыма рассеялся, призрак исчез.
- Небось, мамка с ума сойдет, - вздохнул участковый.
- А что в инструкции пишут? - поинтересовался медэксперт.
- Что пишут? Знаешь, кто ее написал?!
- Не-а, никогда не интересовался, - медэксперт взял книжку, посмотрел на имя автора. - Понял.
Вишневецкий с тоской посмотрел на машину, промчавшуюся метрах в ста, по шоссе.
- С дороги что-нибудь видно?
- Небось, видно, - сказал участковый. - Только кто тут шляться будет в пять утра?
- Кто шляться будет? Собачники. Маршрутчики. Будем искать. Попробуем.
- Небось, "глухарь"...
- Отвечать, мать-перемать, когда спрашивает капитан милиции! - долетел из-за шоссе знакомый голос. Кричал Слепенков, опер из Центрального.
С той стороны дороги тоже работала опергруппа. Вишневецкий подошел как раз к финалу - призрака отпустили.
- А ты тут какого, мать-перемать?! - крикнул "Слепыш".
- Какого? Труп. Штыком в грудь.
- Дезертир, мать его перемать! Моего в бок ткнул. И пашковцы не колются, уроды!
- Не колются? Твой тоже молчит?
- Ага! И куда этот мать-перемать собаку, мать его, заперематил?!
Вишневецкий посмотрел на труп. Парень в синих джинсах, голый по пояс, лежал ничком, странно выгнувшись на северо-запад, далеко вытянув правую руку.
- Собаку? А что он туда выбросил? - спросил Вишневецкий. - Ты вообще место осматривал?
- Нет еще, - хмуро помотал головой "Слепыш". - На кой, мать-перемать? Думал, сам расскажет. Пошли, посмотрим?
Вишневецкий пропустил опера вперед - все-таки, его район. "Слепыш" продрался через кусты, прошел несколько метров и остановился, матерясь на весь лесопарк.
На траве, не долетев до клена, лежали две шпаги. На клинках темнели бурые пятна, похожие на кровь.