Над Ружанской пущей Гродненской губернии неслись звуки нестройной стрельбы. Звуки выстрелов то усиливались до частой дроби - когда одна из противоборствующих сторон переходила в наступление, то стихала до почти одиночных выстрелов - когда неудачная атака захлёбывалась и волна атакующих откатывалась назад.
- На перад!!!
Михал - рослый детина отбросив разряженное ружьё и выхватив саблю поднялся во весь свой не малый рост и кинулся вперёд, увлекая за собой "свой" десяток касинеров.
- Урааа!!!
- Хурааа!!!
- Аааа!!!
Вторило ему многоголосье поднявшихся в рост соратников и бросившихся грудью на свинцовый шквал пуль солдат. Люди кричали в едином животном порыве, вместе с криком исторгая из груди леденящий страх смерти. Ружейный треск заметно участился, едкий пороховой дым окутал опушку леса сизым туманом, слева - справа начали падать как подкошенные люди. Да разве в боевом угаре такое заметишь? Жар опаляющий нутро и одновременно лютая стужа пробирающая до костей; слившийся в единый гул шум выстрелов и крики людей; странное, звенящее безмыслие и бешеный поток мыслей прозревающий и предугадывающий происходящее - вот что такое сражение.
Где-то рядом сцепились царский солдат и селянин вооруженный косой, тут же, рядом, присев на колено казак разрядил в кого - то своё ружьё и обнажив шашку наголо кинулся навстречу касинерам, но Михал это всё уже не видел: его сабля скрестилась с шашкой не менее рослого казака с вислыми, уже слегка тронутыми сединой, усами.
Со звоном, не различимым в грохоте боя, старая, дедовская еще, карабела сталкивалась с казачьей шашкой и тут же отскакивала, что бы вновь ринуться в тщетной попытке добраться до человеческой плоти. Капли пота, оставляя неровные разводы, стекали по закопченному лицу обнищавшего шляхтича, а спину щекотал озноб: потому как Михал видел свою смерть в прищуренных глазах противника, чувствовал, что тот намного искусней его в сабельной рубке - то что было баловством для Михаила Гриневича, для безымянного казака было давно уже привычным делом. В последний раз была отбита в сторону сабля и, молнией сверкнув, клинок рубанул по груди, тут же, шальная пуля, тупо ударив в бок, сбила с ног покачнувшегося молодца.
Михалек уже не слышал как Врублевский дал команду "отходим!!" и не видел как не стройно, по двое по трое, повстанцы разворачиваясь бегут вновь в лес, а стрелковая рота, отплёвываясь нечастыми выстрелами на бегу, их преследует. А затем вновь треск стрельбы учащается и, окутываясь дымками от выстрелов, солдаты уже вновь отступают, выдавливаемые из леса касинерами Врублевского. А затем вновь повстанцы отступают под укрытие даваемое деревьями пущи.
Историки потом будут спорить кто победил в том сражении, но похоже, что изнуренные сражением, стороны просто разошлись, забрав с собой раненых. Майор фон Кремер, собрав потрепанные роты отступил в Ружаны, где предал земле убитых солдат. Отряд Валерия Врублевского, таки выручивший Онуфрия Духинского, малыми группами отступил в болота. Михалу лежащему без сознания с разрубленной грудью было уже всё равно.
"Iдзi, зьбяры травы краплёнаю крывёю. Раслiна, узятая з-пад цела пакутнiцкi памерлых, мае асаблiвыя уласцiвасцi" - старая, скрюченная бабка-ведунья, потрясая клюкой, напутствовала свою ученицу в сгущавшихся сумерках. "Там сёння салдаты змагалiся з iнсургентамi - многа забiтых павiнна быць. Толькi спяшайся - ранiцай салдаты вернуцца i будуць абшукваць забiтых."
Марыля ослушалась свою наставницу - ей до смерти было боязно ночью, лишь при свете затянутой дымкой луны, бродить по опушке среди мертвецов. А уж тем более тревожить их покой... Она просто на просто всю ночь не сомкнув глаз просидела в кустах на краю леса и едва дыша, точно осиновый лист, протряслась вслушиваясь в многочисленные шорохи и звуки ночного леса. А затем, не заметно, под утро заснула.
Проснулась от ружейного выстрела, показавшегося ей оглушительно громким. Высунувшись было из куста она тут же спряталась назад и сжалась в комочек перепуганной перепёлкой, по привычке молясь "святай матке-боске" - что бы та укрыла её и отвела глаза идущим густой цепью и вяло перекрикивающимся русским солдатам.
Девушка едва не вскрикнула, лишь в последний момент испуганно зажав своей узкой ладошкой себе рот, когда увидела покойника лежащего рядом с её кустом. А потом и еще несколько, лежащих чуть дальше. И уж совсем ей страшно стало когда двое солдат, отделившись от цепи направились к ним.
- Вань, глянь - ентот видать не простого сословия был: эка свитка богатая, а сабля, сабля посмотри - с насечкой серебряной.
- Ты, это, пошарь в карманах да в ягдташе - наверняка найдётся чем поживится. Саблю, жаль, отдать их благородию придется - всё равно заберёт, так еще и в ухо присунет. И сапоги хороши, юфтиевые, почитай - то и не ношенные - пожалуй, себе заберу
Средних лет солдат, в потёртом и выгоревшем на солнце мундире, склонившись над телом, рывком приподнял за волосы тело - видно что бы сподручней было стянуть сумку и произошедшего дальше не ожидал никто:
Марыля увидев лицо покойника прям ахнула про себя - "пан Михал!" А от раздавшегося тихого, но тем не менее отчетливого стона все остолбенели.
- Ты глянь - жив падлюка! - отпрянувший от раненого солдат, видно сердясь за то мгновение пережитого страха, проговорил со злобой, прям да же прошипел - я это исправлю
- Погодь - второй солдат, которого назвали Ваней - спешно отвёл рукой в сторону ствол вскинутого было ружья своего товарища - их высокоблагородие приказали всех исурхентов знатнага виду в полон брать, для дознания.
- Да ты что? Какое дознание - он всё одно не жилец - и, пнув в бок, вновь вскинул ружьё
- Михалек! - сдавленно взвизгнула Марыля и с треском ломанулась из кустов, тут же ухватившись за ружьё стала его вырывать из рук солдата - не дам!
- Мать чесна! Сколько же их тут?
Штабс-капитан девятой стрелковой роты, отойдя от пережитой накануне битвы оглядывал поле сражения усеянное телами павших, что прочесывала его рота. Время от времени раздавались выстрелы - то солдаты не церемонясь добивали раненых. Ему сильно не нравилось то, что приказал майор Кремер, но приказы надо выполнять а не обсуждать. Да и нравиться или не нравится ему это, но в словах немца был резон: лишь действуя с крайней жестокостью можно на долго отбить охоту бунтовать у этих зазнавшихся бульбашей. К тому же оружие собрать конечно же надо - только зазевайся и эти хамы, подобрав оружие, уже вместо того что бы дуром переться с косами на ружья будут стрелять из кустов в спину.
- Да уж, ваше благородие, потрепали мы их изрядно - довольно произнёс поручик, подкручивая усы - действуя твердо и предвзято, можно добраться и до майората - хохотнул щерясь желтыми зубами полуротный.
- Ах, оставьте ваши шуточки поручик - это бесчестие добивать раненых и вешать пленных.
Ответная реплика поручика, так и не сорвалась с его губ - в кустах, саженях пятидесяти от них, случилось какая-то непонятная возня: помимо треска сломанных веток, ветерок до офицеров доносил обрывки ругательств и женских причитаний.
... не положено.... Иди, иди... не то...
им вторил женский визг:
...мой... дай... злыдзень... не....
- Денис, глянь что там такое - штабс-капитан тут же отправил своего заместителя разобраться.
Поручик, припустив, бегом побежал в сторону шума и быстро скрылся в кустах.
...пусти!! - послышался женский визг и вскоре, под хохот солдат, поручик уже волок за руку упирающуюся селянку к своему командиру.
Девушка не была красива. Нет, с множеством оспин усеявшим всё её лицо и плечи она была прям таки, как смертный грех, страшна, однако в глазах её сверкали гордые огоньки.
- И что сие означает? - удивлённо произнёс штаб капитан
- Девка, ваше благородие - лихо пробасил в ответ солдат
- Вижу что девка. Что она тут делает - строго спросил офицер
- Дык, в кустах сидела, а потом кинулась на меня - прикажете её, того - солдат жестом показал затягивающуюся на шее петлю - явно бунтовщица.
И тут же говоривший солдат был сбит с ног добрым ударом в ухо от штабс-капитана.
- Самого пропущу через строй - что мы дикари какие женщин вешать? Теперь ты, ясочка, говори что здесь делала - произнёс уже повернувшись к девице
- Не губi пан афiцэр! Злiтуйся! Мужа шукала свайго! Аддай мне яго, малю!! - вдруг прорвавшись слезами и отбросив всякую гордость, девица бросилась в ноги штабс-капитану.
Тот, опешивший от такого поворота событий, растерянно попытался было попеременно то отстранится от обнявшей его ноги ревущей селянки, то безуспешно поднять её с колен. Наконец, поручик, довольно грубо, оттащил её в сторону. И, в ответ на вопросительный взгляд, произнёс:
- Раненый там, шляхтич видать.
Девица вновь кинулась к коленям ротного командира, на ходу сдирая с шеи блеснувший на солнце золотом крест.
- Пан, прашу, дайце хоць пахаваць па-людску майго Мiхалiка! Вазьмiце крыж, усё аддам за яго!!
- Твой муж есть инсургент и подлежит военно-полевому суду - строго ответил штабс-капитан, вновь отстраняясь от девушки - его допросить еще надобно в начале. Уйди, не положено тебе быть здесь. Потом тело заберёшь
- Нiякi ён не iнсургент! Прыйшоу злыдзень Духiнскi i карамi гразiуся, забрау майго Мiхала з сабой. Аддай яго, злiтуйся паночак, тут недалёка мой дом, усё аддам што ёсць!! - рыдая женщина продолжала умолять.
- Да что ж это такое? Денис убери её отсюда, а шляхтича тащите в обоз - может знать куда бунтовщики сбежали.
- Да не, раненый сильно - не жилец - там все рёбра наружу торчат - всё равно ничего не скажет - ответил поручик не сводя взгляда с зажатого в женской руке золотого крестика - может пусть забирает его - всё одно вот-вот дойдёт.
- Пошли, покажешь - мгновение подумав, ответил офицер и пошел в сторону кустов.
Поручик, заботливо обняв за плечи поставил женщину на ноги и, придерживая за руку, повёл с собой. Никто не заметил, как он, поднимая Марылю на ноги, вытянул у той из руки цепочку с крестиком. Ну разве что кроме Ваньки - солдата, идущего сзади и понимающе ухмыляющегося.
Командир роты бегло глянул на тело раненого шляхтича и, сделав еще один шаг, поднял с земли саблю принадлежавшую тому. Крутанул в руке довольно крякнув и рубанул ею, со свистом рассекая воздух. Довольно улыбнулся - ему явно понравилась эта карабелка.
- В общем так: ты и ты - ткнув пальцем в двух солдат находящихся рядом - сделайте слеги и помогите ей затащить мужа - говорит тут не далеко живёт. И смотрите мне - красноречиво потряс внушительным кулаком перед их носом.
- Беражы цябе Божа. Дзякуй, пан афiцэр, - Марыля, на ходу размазывая слёзы, принялась хлопотать вокруг раненого.
Вскоре солдаты, недовольно бурча, уже потянули на жердях раненого в лес, в самую чащу - туда, где деревья словно стена нависали над головой, а под их сплетшимися кронами, даже в самый яркий день, царил сумрак. Непривычно сильно пахло лесными травами, а под ногами, с лёгким похлюпыванием, глубоко продавливался густой мох. Солдаты, едва приостанавливаясь, что бы перевести дух, тут же с матом продолжали движение: гудящие полчища комаров при малейшей возможности набрасывались на своих жертв.
- Поганый край - как же тут жить то можно? - слышь, девка, если сей же час не будет твоего дома мы бросим прям тут твоего мужика и ташши его дальше сама как знаешь - солдат смачно сплюнул.
- Паночкi, яшчэ зусiм ледзь-ледзь, прыйшлi ужо...
И в самом деле тут же, невесть как расступились впереди деревья, обозначив просвет. А затем, так же вдруг, все разом вышли на полянку, посреди которой стояла ветхая, покосившаяся лачуга, с крышей поросшей мхом.
- Я ж казала што тут не далёка. У дом нясiце, там бабуля дапаможа, - с явным облегчением проговорила девушка и кинулась в хатку.
Однако в дом зайти не успела: словно только их поджидая, тут же на порожек вышла скрюченная старуха с клюкой и проворно заковыляла навстречу, поравнявшись с ними начала размахивать клюкой над телом едва слышно причитая:
- Ах, царыца - лiхаманка адыдзi, адступiся ад волата маладога. Ах, царыца - слабасць ты пакiнь хлопца спраунага. Ах, царыца - смерць адыдзi ад малайца добрага, - и дальше совсем уже неразборчиво.
Тут же на губах пана Михала выступила кровавая пена и из открывшихся ран закапала, потекла вновь кровь.
- Чаго сталi, нiбыта бараны перад варотамi? У дом нясiце хутчэй. А ты, дурнiца, хутчэй бяжы ваду стау на агонь.
Не на шутку перепуганные солдаты, мало что не бегом, занесли раненого в дом. Даже не удивившись тому, что едва ковыляющая старуха их обогнала и придержала открытую дверь.
Внутри лачуги было темно и сильно пахло травами, что свисали пучками прямо с потолка, на полках стояло множество глиняных кувшинчиков, самых разных размеров и форм.
- На лауку кладзiце, на лауку, - и уже Марыле, раздраженно: - Ды адыдзi дурнiца, не перашкаджай.
Тут же один из солдат ударился головой о низкую притолку, сквозь зубы выругавшись шагнул через порог из сеней в светелку.
- Ведьма, как есть ведьма - тихонько прошептал своему товарищу, тот поморщился, точно зуб заболел. Но, всё-таки солдаты послушно занесли в дом раненого и осторожно положили его на указанную лавку.
- Дзякуй вам службовыя, прымiце у падзяку, ад шчырага сэрца, не пагрэбуйце, - старуха, вдруг оказавшаяся не обычно шустрой, сунула в руки служивым бутылку мутного стекла и каравай хлеба с куском сала, завёрнутые в льняную ткань и мало что не вытолкала в спину из дома.
- Бабулечка, спаси Михалека, ты же можешь - я знаю - кинулась в ноги знахарке Марыля.
- Дура, как есть дура - ты что удумала - ты кого в дом притащила? Тебя за чем посылали? - старуха хлестнула ладонью наотмашь по лицу свою провинившуюся ученицу: - Ты же Дар свой спалила, удерживая его так долго...
- Это же Михал Гриневич - после смерти моих родителей они подобрали меня сиротиночку, позаботились - без них бы пропала - как я могла его там покинуть? - заливаясь слезами неуклюже обняв, припала к груди знахарки.
Та обняла в ответ свою ученицу и у старой из глаз потекли слёзы
- Деточка, ты так сильно любишь его? Прости меня, старую - ему не помочь - вон уже Смерть стоит за его плечом...
Женщины какое то время стояли рыдая в объятиях друг друга, в печи трещали поленья. Закипевшая вдруг в горшке вода рассерженной змеёй зашипела выплескиваясь и знахарка, будто очнувшись встрепенулась:
- Что же это я старая, вместо того что бы дело делать слёзы лью? Давай быстро готовь травы и жилы заячьи. Свечу, свечу то зажги - ту самую - черную. Да не стой как вкопанная - дела делать надо, - старая знахарка засуетилась, развив бурную деятельность.
Мыраля по очереди подавала бабке связки трав, разные кувшинчики, бутылочки с настоями, ведунья непрерывна шепча заговоры и то попеременно дуя, то сплёвывая через плечо, добавляла всё это в отвар варившийся в горшке, при этом помешивая его то длинной, потемневшей от старости деревянной ложкой, то кривым ножом, с костяной рукоятью. Затем по знаку старухи девушка кинулась к Михалу и начала готовить его: Решительно вспоров ножом свитку стала отдирать её от тела, то и дело морщась и шипя так, словно отдирала от мяса свою собственную кожу. Потерпев неудачу быстренько намочила чистую льняную тряпицу в кипящей воде, при этом казалось, что крутой кипяток не доставляет ни малейшего неудобства не защищенным рукам девушки. Шепча заговоры, от которых морщилась старуха, Марыля начала прикладывать компресс к груди, распаривая засохшую кровь.
- Рану не трогай, - хрипло каркнула старуха и продолжила шепча свою тарабарщину кланяться на все четыре стороны света.
Вскоре мягко отстранив свою помощницу, бабка взялась за раненого сама. Окуная сморщенную руку в горшок с отваром она то сбрызгивала грудь Михалу, то водила по ней, размазывая кровь и непрерывно приговаривая:
Два браты камень сякуць, дзве сястры у акенца глядзяць, дзве свякрухi у варотах стаяць. Ты, свёкар, вярнiся, а ты, кроу, уталicя; ты, сястра, адвярнiсь, а ты, кроу, уймiсь; ты, брат, змiрыся, а ты, кроу, замкнiся. Брат бяжыць, сястра крычыць, свёкар бурчыць, а будзь маё слова моцна на уцiханне крывi к раба Мiхаiла па гэту гадзiну, па гэту хвiлiну!
Мырыля стояла за плечом молча подавая то тряпицу, то нож, то черный камень, то корку хлеба. Старуха читала заговор и её лицо темнело, морщины становились глубже а скулы выступали сильней - сейчас она была воистину страшна и любого, даже самого скептического и твёрдокожего книжника проняло бы. Потом, выпив в харчевне чарку хлебного вина покрепче и закусив малосольным огурцом он бы стал бы высмеивать мракобесие невежественных крестьян, но не сейчас. Сейчас, глядя на резко сгустившиеся тени в углах избы, у кого угодно рука бы потянулась перекреститься.
- Жилы давай и иглу - скорее прохрипела старуха, чем сказала.
Девица тут же протянула ей баночку с резко пахнущим настоем, в котором лежал туго свёрнутый клубок заячьих жил и иглу. Бабка не глядя взяла иглу и тут же засунула её в вдруг ярко вспыхнувшее пламя уже догорающей черной свечи, подслеповато щурясь потянула из баночки конец жилы и вдев в иглу начала зашивать рану.
Iголка, iголка, сталёвае тваё цела, справу сваю ведай, лезь у цела. Вы, косцi, раздайцесь, вы, жылы, расступiцеся, а ты руда, не кань, не крань.
Так она попеременно то приговаривая, то поднеся ко рту и дуя на острие иглы зашивала страшную рубленую рану на всю грудь у пана Михала.
- Всё, дело сделано, - выдохнула, наконец, знахарка и начала заваливаться на бок, но была тут же подхвачена Марылей.
Девушка заботливо уложила на ложе вдруг разом ставшее лёгким тело своей наставницы и бессильно вновь расплакалась.
- Что ты плачешь-то, дурища? - прошептала, силясь улыбнуться старуха, разом постаревшая еще лет на десять. - Будет жить твой Михалек, будет. А я лягу здесь. Руку дай мне, тебе передам свою Силу, хоть больше нет у тебя Дара, а всё одно больше не кому. Жаль пропадёт моя Сила. Михал, если после всего этого, не женится на тебе, то с того света вернусь и прокляну его - будет знать как быть не благодарным....
- Что ты бабуль? - перепугалась Марыля. - Ты еще меня переживёшь, вот отдохнёшь немного и будет как прежде.
- Глупая, Смерть не обманешь - она никогда не уходит без добычи, раз пришла. Не тебе спорить с тем, что предрешено силами, что выше твоего разумения.
Свеча догорела и, последний раз пыхнув синим пламенем, погас фитиль. Старуха обмякла на руках у девушки и закрыв глаза затихла. У Марыли же, на виске, появилась седая прядь.
Солнце уже сильно склонилось к западу и теперь висело лишь на два пальца выше верхушек стоявших поодаль деревьев. Давешние солдаты разложившись на, с трудом найденном, сухом пяточке обсыхали хмуро прикладываясь к горлышку бутылки, в которой оказалась крепкая, настоянная на каких то травах водка. Они безнадёжно заблудились и даже не понимали как это могло случиться: от опушки леса, где был бой, до избушки совсем ничего то было идти... Видно в самом деле ведьма их заворожила, что бы погубить православные души. Эх, какая жалость, что не спалили её вместе с лачугой - кто бы потом узнал? Глядишь и не оказались бы они в этом болоте, где куда шаг не сделаешь - всюду топь да зыбь. А главное куда идти, как выбраться? Ну, положим, куда идти они знали - по сторонам света ориентироваться учены - да только в нужную сторону хода то нет - там куда не ступи самые гиблые трясины оказываются. А в иную сторону идти, уж слишком удаляешься от Лососин, ближайшей деревни, куда они отчаялись добраться. Первоначально они боялись кричать или стрелять: а ну как бульбаши придут? Так разговаривать же не станут, прямо на месте в трясине и утопят. А затем, когда от отчаяния, бунтовщики начали казаться уже не такими страшными - места куда они забрели стали настолько глухими, что всё одно, кричи не кричи - никто не услышит.
Обсохнув и перекусив чем "ведьма поганая" снарядила, они дружно встали и пошли в сторону, как им казалось, где заканчивается болото. Они шли изможденные, поддерживая друг друга и проваливаясь в трясину то по колено, то по пояс. Больше их никто не видел. Не они первые, ни они последние были кто сгинул бесследно в болотах.
- Что отряд наш?
- Разбили. Кого застрелили, кого повесели, иных на каторгу отправили.
- Что с Врублевским?
- Не знаю. Говорят в Польшу бежал.
- Калиновский?
- Не знаю. Прячется где-то. Его всюду ищут, значит пока не нашли.
- Отец, мать мои как?
Девушка замялась, не зная как сказать страшную весть, но Михал и так понял всё по молчанию.
- Как их?
- Повесили. А усадьбу спалили.
Михал, со стоном вытянулся, на его лбу обильно выступила испарина. Он зажмурился, пытаясь сдержать, скрыть от девушки навернувшиеся на глаза слёзы.
- Зачем ты спасла меня? Для чего жить мне теперь если всё пропало и погибло? Кто я такой? Калека, ни на что не годный. Ни кола ни двора, всё сгорело! Даже нет документов...
- Не говори так, Михалек, у тебя есть я. Мы проживём как ни будь...
неуверенно протянув руку, он нетвёрдо взял девичью ладошку своей крупной ладонью.
- Эх, Марылька, Марылька... Ты еще молода, ну зачем тебе калека? Тебя и так жизнь не баловала, а со мной будешь маяться только...
- Замолчи! - склонившись над постелью Михала Марыля стала горячо целовать его в губы, обильно орошая лицо ему горячими слезами.
И позже, долго молчавший, думавший какие то не весёлые думы Михал вдруг горько усмехнулся и произнёс задумчиво, но с явным облегчением:
- А ведь ты права: у меня есть еще ты - а остальное мы вновь наживём.
- Ты куда, Серёжка, собрался то? - дед, старый, видом похожий на узловатый корень но всё еще, не смотря ни на что, крепкий, стал в дверях.
- Деда, на улицу, гулять - не охотно ответил подросток - похоже так просто смыться из дома не получится - дед может быть страшно упрямым.
- А уроки ты сделал?
- Конечно. Там ждут меня, мы договорились с соседним двором в футбол турнир устроить - попытавшийся было протиснуться Сергей был отодвинут в сторону твёрдой рукой.
- Ну вот покажешь мне свои сделанные уроки и пойдёшь играть - дед был не приклонен - давай дневник сюда.
Скрипя зубами и чертыхаясь мысленно, парню пришлось уступить - не отстанет ведь дед - он такой.
- Что у нас тут? Математика. Ага вижу - пролистнул тетрадь с домашним заданием. История. Параграф... Ну рассказывай.
- Ой ну деда, да кому она надо? Меня прошлый раз вызывали к доске - всё равно никто не спросит. Потом, как вернусь, почитаю - честно.
- Ничего не знаю. Давай сейчас учи - потом всё равно забудешь. Про что хоть параграф?
- Да там про восстание Калиновского. Всё равно ты не знаешь такого...
Дед замолчал, губы его твёрдо сжались, а затем он тихонько произнёс:
- Мой дед, стало быть твой прапрадед, участвовал в этом восстании, под командой самого Врублевского. Вся семья его была убита, а дом сожжен... сам он был в сражении с царскими войсками покалечен....
И Сергей, только что легкомысленно думавший что история это... нудная, оторванная от жизни наука вдруг почувствовал как по позвоночнику прошелся озноб.