Этот случай произошёл в тот беззаботный период моей жизни, который бывает только у студента-очника, не слишком обременённого обязательствами и беспокойством о будущем. Я писал диплом. Времени это у меня отнимало немного, так что по большей части я проводил дни, общаясь с друзьями, гуляя и просиживая кучу времени за компьютером.
Так вот, был май 1999-го года. В тот день я ездил показывать своё "творение" преподавателю в университет, а так как много времени это у меня не отняло, и спешить было некуда, то на обратной дороге я решил пройтись по Пушкинской. Пушкинская улица - это бульвар в самом центре Ростова. Он очень зелёный, и сюда почти не доносится шум несущихся автомобилей с Красноармейской и Садовой. Это вообще было тогда моё самое любимое место.
Воздух был свежий, влажный ветер ощупывал мне лицо, и я шагал не спеша, оглядываясь на симпатичных девчонок. Я дошёл уже до Публичной библиотеки - огромного кубообразного здания, чужеродного на этой старой улице - когда заметил бредущего впереди меня знакомого. Это был мой бывший одноклассник, Женя. Выглядел он немного странно - и так не крупный, он заметно похудел со школьных времён, да и одет был небрежно - в какую-то бесцветную измятую футболку и бесформенные джинсы с вытянутыми коленями. Впрочем, насколько я его помнил, он всегда был несколько эксцентричным, даже слегка "не в себе". С ним мало кто общался, но я почему-то всегда легко находил общий язык с подобными маргиналами, виноватыми лишь в том, что они отличаются от обычных людей. Помнится, в девятом классе мы с ним по дороге из школы запоем спорили о религии - почему-то именно тогда нас обоих сильно интересовала эта тема.
Я нагнал его и окликнул. Он повёл себя непредсказуемо - вместо того, чтобы или поздороваться, или сделать вид, будто меня не заметил, он как-то скосил на меня взгляд, полуулыбнулся, и лишь спустя некоторое время еле слышно пробормотал нечто невразумительное вместо приветствия. Обескураженный таким его поведением, я некоторое время шёл рядом, думая уже, под каким благовидным предлогом распрощаться, когда Женя наконец заговорил со мной. Правда, он говорил негромко, почти не глядя в мою сторону, и при этом замолкал, когда рядом проходили другие люди, однако речь его теперь была ясной, а тон дружелюбным. Мы немного поболтали, причём он старался особо не распространяться о себе, а больше расспрашивал о наших общих знакомых, которых давно не видел.
Так, ведя то прерывающуюся, то оживлённую беседу, мы перешли Ворошиловский (на проспекте он вообще замолк, даже крепко сжал зубы - казалось, он слишком сосредоточен на переходе через дорогу, чтобы ещё на что-то отвлекаться). Ещё через десять минут мы были уже около Парка Горького. Здесь Женя вдруг предложил найти свободную лавочку.
- Хочу рассказать тебе кое-что, - несколько смущённо пояснил он.
Однако на Пушкинской не так-то легко найти незанятое место, особенно весной. Недаром её ещё называют бульваром знакомств. В конце концов мы зашли в парк, и, обойдя кинотеатр "Россия", расположились на скамейке в скверике позади него. Этот скверик не все знают, к тому же в то время он был неухоженным, так что мы там оказались в одиночестве.
Женя некоторое время собирался с мыслями - казалось, это ему удаётся с трудом. Наконец он начал:
- Ты помнишь, одно время мы с тобой... много говорили по бога, про чудеса?
Я кивнул, а про себя подумал, что парень вляпался в какую-нибудь тоталитарную секту и сейчас начнёт склонять меня в свою веру. Сейчас, оглядываясь назад, я жалею, что это оказалось не так - дальнейший его рассказ опроверг мои предположения.
- В том числе мы с тобой обсуждали монахов, видевших после многодневных молитв ангелов, "узревших фаворский свет" и тому подобное. В итоге мы дружно пришли к выводу, что всё это - выверты сознания, что когда человек во что-то истово верит, в конце концов мозг сам начинает подсовывать ему галлюцинации, и чем глубже вера, чем мощнее интеллект человека, тем реальней ему кажутся порождения собственного сознания. Позже я читал о некоторых восточных практиках - медитации, "погружении в себя" и прочее. Между этим есть нечто похожее - христианский монах постится и многократно повторяет про себя текст молитвы, йог ведёт аскетичный образ жизни и медитирует. Оба они желают увидеть то, чего на самом деле нет, и в итоге - видят! Для них эти видения так же реальны, как для тебя - эта лавочка, - он хлопнул ладонью по серому некрашеному дереву.
- Ну да, - пробормотал я, делая вид, что поддерживаю беседу. Женя удовлетворённо кивнул. Теперь, увлёкшись, он стал вести себя гораздо естественней, не косился по сторонам и говорил в полный голос.
- Так вот, - продолжил он. - Я задумался, возможно ли убедить свой мозг "увидеть" какой-нибудь предмет, так, чтобы он стал абсолютно реальным для тебя. Нечто вроде управляемой галлюцинации.
- Наркотики? - неуверенно проговорил я.
Женя как будто споткнулся и посмотрел сквозь меня, а потом, отмахнувшись, продолжил свой монолог:
- Я сразу отверг этот метод. Наркотики разрушают мозг, а тут речь идёт, напротив, о его тренировке, развитии. Ты ведь помнишь, как у нас в классе проводили сеанс гипноза?
Конечно, я помнил. В середине 90-х, когда процветали различные экстрасенсы, к нам в класс зачем-то пригласили гипнотизёра. Тот выбрал среди учеников самого внушаемого - и ввёл его в гипнотический транс. Из всех трюков, выполненных тогда загипнотизированным, нас с Женей больше всего поразил один: на середину класса вынесли два стула и поставили на расстоянии примерно полутора метров друг от друга. Затем гипнотизёр приказал своей "жертве" окаменеть. Двое помощников из числа учеников положили подопытного на спинки стульев, так, что затылком он упирался на одну спинку, а пятками - на другую. И в таком шатком положении загипнотизированный пролежал несколько минут. Никто из присутствовавших в тот день в зале не смог бы повторить подобное в нормальном состоянии сознания.
- Мозг того парня, погружённого в транс, был уверен, что тело стало камнем. Т.е. наше тело будет реагировать на порождения мозга так, как будто это что-то реальное. Я решил попытаться развить в себе способность видеть и ощущать собственные видения. В идеале я хотел достичь такого состояния, чтобы "созданным" собственным мозгом ножом можно было порезаться.
- И... что же? Тебе удалось?
Женя, помолчав немного и как бы не замечая моего вопроса, продолжил.
- Я начал тренироваться. У меня с детства было живое воображение, к тому же достаточно развитое мышление, плюс способность надолго сосредотачиваться на одной проблеме. Но сначала мне мало что удавалось. Часами я сидел неподвижно, пытаясь представить и ощутить какой-нибудь предмет, самый простой, например, карандаш. Я представлял его во всех подробностях, его форму, гладкость его граней, твёрдость дерева, из которого он сделан. Порой мне казалось, что что-то получается, что я уже физически ощущаю карандаш в руке... Но через некоторое время я понимал, что это просто усталость даёт о себе знать, и я начинаю впадать в дрёму. Ты не представляешь, как много времени я потратил на такие упражнения. Иногда мне хотелось, чтобы мой мозг был немного не в порядке - тогда бы мне легче было достичь "управляемых видений". Всё было тщетно, но я не ослабевал усилий.
И вот однажды это случилось. Помню, я тогда зашёл в ванную комнату, чтобы вымыть руки. Так как у меня только мама, которая почти всё время на работе, а я, чем дальше, тем менее тщательно следил за домом, то мыла там не оказалось. Тогда я стал представлять себе, как у меня между ладоней скользит обмылок, как кожа становится скользкой и как пенится вода в раковине. Это было как прорыв, как озарение - внезапно я действительно почувствовал этот обмылок, я видел его, ощущал кожей, я даже мог сжать его пальцами! Дрожащей рукой я попытался поднести его ко рту, чтобы лизнуть и почувствовать ещё и вкус, но тут, видимо, мозг восстановил реальность, и кусок мыла в мгновение ока исчез из моей ладони.
Однако это было началом. В последующие недели в моём сознании как будто прорвало плотину. Чем дальше, тем легче я "создавал" различные предметы, реальные только для меня самого, но от этого не становящиеся для меня менее настоящими. Сначала они возникали только на короткое время, но затем, по мере тренировки мозга, я смог создавать устойчивые галлюцинации, неделями существовавшие у меня в комнате, точнее, в моём сознании. Например, я создал и поставил к себе на стол будильник, и тот исправно будил меня почти месяц, пока я не "разбил" его - хотел посмотреть, как мои "внутренние" предметы разрушаются. Разрушались они вполне во законам физики - по-видимому, сознание сохраняло за ними все свойства реального мира. Потом некоторое время части будильника валялись на полу, иногда уменьшаясь в количестве - видимо, мозг постепенно "забывал" о них. Когда мама на следующий день убирала в комнате, я сидел на кровати и смотрел, как она топчется по оставшимся крупным деталям, естественно, ничего не замечая. Я же вполне отчётливо слышал хруст, более того, я ясно видел, как металлические кусочки вдавливаются в подошву маминого тапка. Моё сознание уже начало проецировать на реальные предметы свойства галлюцинаций.
Следующим этапом для меня стало "создание" людей. Прежде всего я пытался представить хорошо знакомых мне личностей, например, маму. В конце концов, это мне тоже удалось.
Чем дальше, тем больше я совершенствовался. Помню, однажды, выйдя в парк и устроившись на лавочке, я устроил виртуальный рыцарский поединок - прямо по аллее скакали храпящие кони, воины, ударив друг друга копьями, вылетели из сёдел, потом вскочили и принялись рубиться мечами. Когда один из них поверг другого, кровь из разрубленной шеи брызнула мне на рубашку. Я очумело потёр её, а затем, вновь подняв голову, уже ничего не увидел, только прогуливающихся женщин с детьми. Дома я первым делом бросил запачканную рубашку в стирку.
На некоторое время Женя замолчал. Ошеломлённый, я никак не мог собраться с мыслями.
- То есть ты можешь теперь создать себе абсолютно любую галлюцинацию?
- Да, - мой одноклассник покачал головой.
Я ещё раз внимательно осмотрел его. Он не производил впечатления сумасшедшего, скорее казался просто странноватым парнем, каких много в большом городе.
- Примерно через месяц после моего "поединка" у меня начались проблемы, - проговорил Женя, внезапно повернувшись ко мне и посмотрев прямо в глаза.
- Какие? - неуверенно спросил я, отводя взгляд.
- Я решил испытать, насколько мой мозг "уверен" в своих видениях. "Создав" нож, я положил его на кухонный стол и стал собираться с духом. По идее, если галлюцинация достаточно реальна для моего сознания, то, полосонув призрачным лезвием по руке, я должен почувствовать боль. Но силы воли у меня не хватало, так как нож был слишком настоящим. Думаю, мало у кого хватит духу даже уколоть себя иголкой, не то что сознательно порезать себя ножом.
Внезапно задребезжал дверной звонок. Бросив нож, я прошёл в коридор и открыл маме дверь. Она, как всегда занятая своими мыслями, что-то буркнула вместо приветствия и быстро пошла на кухню, положив там на пол сумки, набитые продуктами. Я последовал за ней. "Ты уже ел?" - не глядя на меня, спросила она, затем вытащила из пакета хлеб, взяла со стола мой нож и принялась делать бутерброды. С минуту я не мог сообразить, что произошло, пока из прихожей снова не раздался звонок. Непрошенное видение тут же исчезло, а я медленно вновь проследовал в коридор, открыв дверь уже настоящей матери.
Это было моё первое "самопроизвольное видение". Со временем подобные случаи стали происходить чаще. Например, я вставал утром и шёл на кухню делать чай, доставал из холодильника масло, чтобы сделать бутерброд, завтракал, а через некоторое время обнаруживал, что на самом деле никакого масла не было - просто мозг был настолько обманут самим собой, что вкусовые рецепторы реагировали на несуществующее масло как на настоящее.
Постепенно ошибки моего сознания нарастали, как будто отлаженный механизм начал давать сбои всё чаще и чаще. Я уже не мог отличить созданную мной иллюзию от реальности. Часами я смотрел телевизор, пока не обнаруживал, что он выключен. Вечером я заходил в ванную и принимал душ, а когда начинал потом вытираться полотенцем, вдруг замечал, что совершенно сухой - я мылся не настоящей водой! Я стал бояться выходить на улицу - мне казалось, что одежда, которая висит в шкафу, может оказаться галлюцинацией.
Женя снова прервался.
- Как ты с этим всем справился? - спросил я.
- Я... никак не справился, - ответил он. - С каждым днём мне труднее даётся реальность. Вот сейчас - какая стоит погода?
- Облачно, но тепло. И ветрено, - машинально ответил я.
- Да? - Женя оглянулся кругом, на шелестящие кроны деревьев. Затем покачал головой. - Я же вижу только солнце. Очень яркий, солнечный день. К тому же, - он помедлил. - Ты знаешь, я вовсе не уверен, что действительно разговариваю с тобой, а не со своей иллюзией.
- По-моему, ты заговариваешься.
Женя откинулся на скамью, опершись на спинку.
- Понимаешь, даже если ты сейчас ударишь меня, я не буду уверен, что ты настоящий. Мой мозг настолько погружён в галлюцинации, что ты вполне мог привидится мне, тем более, что я как раз думал о тебе перед нашей встречей. Если моё видение ударит меня по лицу, я действительно почувствую боль, возможно, мне даже будет казаться, что из рассечённой брови течёт кровь.
Он поднялся с лавочки, махнул мне рукой и, пошатываясь, побрёл прочь. Я не стал его догонять. Тем вечером, поразмыслив, я пришёл к выводу, что Женя меня просто-напросто разыграл. Правда, в школе за ним не замечалось особой склонности к шуткам, скорее даже наоборот, он был почти лишён чувства юмора. Но мало ли, как он изменился за последние пять лет.
Прошло ещё три года, прежде чем я узнал, что в ту же ночь Женя прыгнул с Ворошиловского моста, нашего местного моста самоубийц, в Дон. Его тела не нашли.