Возможно, так и было когда-то, когда люди понимали птичий язык и вообще были проще: Зимой они грелись, летом - вязали снопы и собак, осенью готовились к зиме и новому году, а весной - влюблялись.
Безмозглая жизненная сила, увлекающая птиц от южного благополучия в сырые леса, у людей рвалась наружу, рвалась вовнутрь.
Но с тех пор, как в конце восемнадцатого века поэты завладели миром, в моде утвердились грусть, тоска, разочарованность и уныние.
Это самые зоркие поняли, что идти дальше некуда.
Пусть и были еще недоступны звезды, и не знал человек радости полета, но когда выяснилось, что тоска в Америке ничем не отличается от европейской, стало ясно, что от себя не убежать.
Поняв это, люди стали безразличием встречать летние плоды жизни, зато временная гибель надоевшего мира осенью для них стала восприниматься, как блаженство и "очей очарованье".
Весна же, воспринимаемая как обновление природы, по справедливости стала вызывать у современного человека только очередную вспышку скепсиса, поскольку обновление-то мнимое: те же зайцы, только в профиль.
Всё известно наперед.
Лист еще только распускается, а мы уже знаем что, и видим, как он облетит.2007год