Аннотация: Она - когда-то хотела отомстить. За что и расплачивается теперь. Он - когда-то обидел. Расплата догнала и его. Плохо обоим. Будет ли легче потом? Едва ли...
Сцена не выходила из головы, захотелось поделиться. В надежде когда-нибудь развить ее в полноценный роман.
На стол перед Линой легла бумага. Поверх - перстень. Не узнать их было невозможно. Заледенев внутри, внешне спокойная девушка отложила книгу и подняла глаза на Алекса. Столкнулась с ледяным, полным затаенного бешенства взглядом. Закаменевшие черты лица, сжатые губы, напряженные руки... Господи, он все вспомнил.
Уже не так хорошо контролируя свои эмоции, Лина дрожащими пальцами вложила между страниц закладку, закрыла книгу и отложила ее в сторону. Глубоко вздохнула и снова подняла глаза. Алекс все так же, не меняя позы, стоял перед ней, скрестив руки на груди. Вернулась надменность, даже жесткость, сделавшие его чужим и опасным.
- Объяснять бесполезно, полагаю? - как можно ровнее спросила Лина, откинувшись на стуле. Смотреть на него, задрав голову, было неудобно. Но встать сейчас - раздразнить зверя, который только и жаждал вырваться и начать крушить все вокруг.
- Считаешь, это можно как-то объяснить? - Он делано изумился, заломив брови. По губам скользнула и сразу же растаяла усмешка, едкая и жалящая. Она болью отозвалась в сердце Лины, но единственный, кто мог эту боль унять, ее же и причинял.
- Нет. Думаю, нет. Все именно так, как ты себе это представил.
Девушка отвернулась, прикусив губу и запрещая себе плакать. Как же хотелось броситься ему на шею, объяснить, что все совсем не так, что он ошибается, что последние месяцы были настоящими и самыми счастливыми в ее - и наверняка, его, - жизни. Но ведь Алекс даже слушать не станет. Окатит ее презрительным взглядом, скажет напоследок что-нибудь обидное вроде: "Я знал, что не мог полюбить такую, как ты" - и навсегда вычеркнет ее из своей жизни. Поэтому лучше не унижаться и пропустить этот этап. Возможно, даже уйти первой, не давая ему возможности вышвырнуть ее пинком.
Снова скользнула взглядом по вещам, разрушившим ее жизнь. Впрочем, рано или поздно это должно было случиться: на обмане счастья не построить. В глубине души Лина знала, что когда-нибудь это произойдет. И старательно гнала от себя подобные мысли. Но - вот перед ней на столе лежит верительная грамота и перстень-печатка, принадлежащие лорду Александру Габриэлю Грэйвену, маркизу Сотбрейс. Который прожигал ее сейчас ненавидящим взглядом. Хотя еще утром она со смехом уворачивалась от его поцелуев, дрожа от каждого произнесенного шепотом: "Люблю тебя".
- Утром я уеду за детьми, - произнесла Лин, поднимаясь. Алекс тут же отошел в сторону, словно не желая допустить ни малейшего контакта с ней. От этой явной демонстрации отвращения внутри все свернулось в тугой болезненный узел, и Лина с трудом заставила себя продолжать говорить. - Мы останемся у Кейтлин еще на день, чтобы ты мог решить все вопросы, связанные... с твоим возвращением домой. Надеюсь, ночь под одной крышей со мной ты вынести способен.
Алекс молча проводил ее взглядом. До самой двери она спиной ощущала этого горящий ненавистью взгляд и молилась только об одном: успеть добежать до своей старой комнаты быстрее, чем слезы хлынут из глаз.
Закрыв за собой дверь, Лина медленно сползла по ней на пол. Вот и все. Конец замечательной сказке протяженностью в несколько месяцев. Конец безумному счастью. Конец всему. Ведь знала, знала, что это не навсегда! С самого начала не стоило всего этого затевать! Но - взыграло уязвленное самолюбие, подкрепленное воспоминаниями об унизительном увольнении с и без того не шибко уважаемой должности и о надменной физиономии аристократа, пожелавшего этого самого увольнения. Хотелось отомстить, особенно когда стало понятно, что лорд Грэйвен действительно не помнит ничего ни о себе, ни об окружающем мире. А потом... Лина сама не заметила, как попалась, причем прочно и, похоже, навсегда. Жажда мести обернулась поначалу чем-то странным и пугающим, а затем - чудесным настолько, что в это верилось с трудом. Влюбиться в Александра Грэйвена? Безумие. Но не влюбиться в того Алекса, которым он стал, было невозможно. Противостоять ему уму, обаянию, его умению принимать удары... Битва, проигранная в тот самый момент, как началась ее извращенная игра.
Теперь же Лине остается пожинать плоды собственного обмана, сбегая по осколкам счастья в попытке спасти то, что осталось от гордости. Когда ей сообщили о том, что Марк погиб на войне, было больно. До такой степени, что не хотелось жить. Но сейчас было еще хуже, и Лина не понимала, почему так. С мужем они прожили вместе пусть не так долго, зато те пять лет были наполнены искренней взаимной любовью друг к другу, уважением, желанием становиться для своей половинки еще лучше. Алекса она знает чуть больше семи месяцев - так почему сейчас такое ощущение, словно ей только что вырвали сердце и разорвали в лоскуты душу? Как мужчина, которого она отчаянно ненавидела и проклинала, смог настолько глубоко пробраться ей под кожу, стать для нее настолько близким?
А еще слез не было. Почему не было слез? Ведь, уходя из маленькой, полной лучей закатного солнца гостиной, она едва сдерживала их. Так что случилось теперь? Почему эту боль нельзя выплеснуть хоть бы короткой истерикой? Почему?
***
Алекс находился в полном раздрае. И даже это слово не передавало тысячной доли его состояния. Его словно вывернули наизнанку, препарировали душу и отключили разум, выбрасывая то под жаркое палящее солнце, заставлявшее ярость огнем клокотать внутри, то на ледяной холод, сковывающий тело и сознание. Из крайности в крайность, из эмоции в эмоцию...
Когда он увидел грамоту, когда примерил, еще не до конца осознавая, что делает, печатку... Это было словно удар тараном в грудь, от которого выбило весь воздух. Воспоминания хлынули лавиной, и все перемешалось: дом в Тиале, смущенно-настороженный ангел, склонившийся над ним, голос отца, провожавшего Алекса в дорогу, кораблекрушение - случайное ли? - сияющие лица Дэни и Лили, бегущих к нему с радостными криками "Папа!", змеиные улыбки шеметских дипломатов, жаркие объятия и горячечный шепот: "Люблю тебя, Алекс... я люблю тебя...", язвительно-сочувствующая улыбка Тони, лучшего друга, после того, как Алексу пришлось расстаться с очередной любовницей после непомерно возросших запросов... Каждое воспоминание - как молоточек, ударяющий по вискам.
Как же все это получилось?..
Лина... Кто ты на самом деле? Какую игру вела, затевая все это, какую цель преследовала, назвав незнакомого, потерявшего память мужчину своим погибшим мужем? Или - не незнакомого? Знала, кем на самом деле является Алекс Грэйвен - и решила попытаться привязать его к себе, любовью и детьми, чтобы потом беспрепятственно тянуть из него деньги? Захотела стать маркизой? Мечтала не о маленькой лачуге на берегу, а о роскошном особняке в центре Тиаля? Чего ты добивалась, маленькая лживая гадина, ложась к нему в постель, шепча слова любви, выдавая своих детей за его и окутывая семейным уютом? И зачем сохранила его вещи?
Алекс устало опустился в кресло, которое недавно занимала Лина, читающая в ожидании "мужа". Книга, оставленная девушкой на столе, притягивала взгляд, и Алекс придвинул ее к себе. Усмехнулся, увидев название. Очередной справочник по ботанике. Его девочка верна себе: использовать любую возможность пополнить знания, не застаиваться и все время развиваться. Но тут же прогнал последнюю снисходительно-нежную мысль. Она - не "его девочка". Лина - бессовестная, бессердечная интриганка, затеявшая непонятную игру и даже не попытавшаяся оправдаться, когда он положил перед ней свои вещи, вещи, принадлежащие ему настоящему. Просто - подтвердила и спокойно удалилась. А он метался по небольшой гостиной, как зверь в тесной клетушке, мучимый бесконечными вопросами без ответов, раздираемый воспоминаниями и еще недавно такими реальными надеждами на будущее. Пытался понять, как и почему. Что ею двигало, когда она все это придумала? Где было ее сердце, когда скрыла ото всех его настоящее имя и назвала своим мужем? Неужели она не подумала, что в Тиале у него остались родители, которые наверняка с ума сходили, считая сына погибшим? Что у него остался бизнес, который нуждается в управлении? Что она рушит ему дипломатическую карьеру, отрывает от друзей и от невесты? А ведь Лорелин наверняка уже помолвлена с кем-то другим... Она умная девушка, своего не упустит, долго по погибшему в море жениху горевать не станет. И Лора даже не особо большая потеря - меньшая, наверное, из всех, но остальное? Неужели Лину совершенно не заботило то, что она разрушает кому-то жизнь? Если ей плевать на тех, кто живет далеко и кого она в глаза ни разу не видела, могла бы подумать о своих детях. Дэниел и Лили искренне любили его, называли папой, безумно радовались тому, что он нашелся и снова есть в их жизни. О них она подумала, когда тащила его в свой дом? Не могла ведь не понимать, что правда вскроется, что всю жизнь он "бедным беспамятным Алексом" не проходит, и что детям будет тяжело, когда он уйдет. А то, что не останется - об этом даже вопроса не стояло.
Он мог бы покинуть дом прямо сейчас, громко хлопнув дверью, но давно научился укрощать глупые показушные порывы. За окном - стремительно темнеет, до ближайших соседей полчаса ходьбы. Променять тепло и уют кровати на пыльную дорогу и жесткий диван у кого-то из плохо знакомых людей в Виллене? Он безумно зол и так же сильно растерян, но все же не настолько, чтобы, пойдя на поводу у эмоций, сорваться в ночь неизвестно куда. Лучше уйти утром, полным сил и способным рассуждать относительно здраво. Если получится уснуть хотя бы на полчаса...
В доме было тихо. Непривычно тихо. Обычно в это время наверху возмущенно вопили дети, не желая укладываться спать, и требовали сказку на ночь от папы и обязательный поцелуй от мамы. Но сегодня Дэни и Лилиан гостили у подруги Лины, Кейтлин, и должны были оставаться там еще три дня, давая родителям возможность немного побыть вдвоем, а потому дом был пуст и молчалив. И это тоже давило на нервы: он не привык к этой тишине. Вернее, отвык от нее: в его доме в Тиале по вечерам было достаточно тихо, если только в гости не заглядывали друзья или не устраивался очередной прием. Здесь же, в небольшом коттедже на берегу моря, он быстро принял как должное то, что комнаты наполнены смехом, визгом и криками и что это не только не раздражает, но и способно успокоить мятущуюся душу, наполнив ее до краев простым осознанием: "Это и есть дом. Это и есть счастье".
Наверное, если бы все пошло по плану, Алекс даже не заметил бы этой тишины, он был бы поглощен Линой - и только ею. Этой обманщицей, интриганкой, вогнавшей нож в его сердце. Этой невероятно нежной девушкой, обеспокоенно склонившейся над ним: "Александр, как вы... как вы себя чувствуете?". О, эта бездна тревоги в ее серых глазах, эти дрожащие губы, этот мягкий голос!.. Первое воспоминание после пробуждение, первое впечатление... Как же тонко она все рассчитала! Мерзавка!
Ненависть, боль и любовь к этой девушке - все требовало немедленного выхода. Застонав, Алекс уперся локтями в колени и обхватил голову руками. Невозможный коктейль эмоций, ему с этим не справиться, ему просто необходимо выплеснуть все это... Найти Лин, наорать на нее, потребовать ответа, заставить объясниться... Просто посмотреть ей в глаза еще раз. Только не сидеть здесь и не изводить себя всеми этими бесполезными вопросами.
В их общей спальне ее не было. Секундный страх - и облегчение от вовремя пришедшего понимания. Естественно, она сюда не сунется. Лина спрячется в своей прежней комнате, в которой жила до его появления в этом доме, и даже некоторое время после - пока Алекс не настоял на исполнении супружеских прав и не затащил ее в свою постель. В их общую постель в бывшей комнате ее умершей тетки. Господи, он знает подобные мелочи из ее жизни! Лина настолько стала его частью, что он беспрепятственно позволил утянуть себя в этот клубок лжи и правды, сплетенный для него.
Ненавидел ее. Любил ее. И это разрывало на части.
Поначалу показалось, что и в этой спальне ее нет: комната, почти не освещаемая то и дело ныряющей в облака луной, выглядела абсолютно нежилой. Аккуратно заправленная постель пуста, кресло у окна - тоже, занавески слабо колышутся, повинуясь легкому ветру и рисуя серебристую тень на полу. Проследив за этой тенью, Алекс увидел и Лину: она сидела у кровати, прислонившись к ней спиной, уткнувшись головой в сложенные на согнутых коленях руки. Не плакала. Просто сидела.
На его появление почти никак не отреагировала, хотя наверняка слышала и шаги, и скрип двери. Просто выпрямила руки и откинула голову на матрас. Он смотрел на нее. Она - боялась даже повернуться в его сторону. А потом вдруг тихо заговорила:
- Знаешь, я сейчас с трудом удерживаю себя от того, чтобы не броситься тебе в ноги и не начать умолять простить меня, пытаться объяснить, что все не так, как тебе кажется... Что есть и веские причины, и такие же значимые последствия... Готова встать на колени, только бы услышать от тебя, что ты на меня не сердишься, - девушка горько усмехнулась, словно до конца не веря, что она способна пойти на такое, и более того - призналась ему в этом.
- И за чем же дело стало? - прохладно поинтересовался Алекс, против воли поедая взглядом хрупкую фигурку на полу.
- Понимание, что ты оттолкнешь меня. Даже отшвырнешь пинком - я это заслужила, наверное. Но что-то от гордости во мне еще осталось, и это что-то не дает мне пасть в твоих глазах окончательно.
Алекс прошел в комнату, остановившись в паре шагов от кровати.
- Ты могла бы попробовать, - предложил он чуть жестче, чем собирался. Хотя нет, не собирался. Он не собирался предлагать Лине встать перед ним на колени и молить о прощении, о возможности объясниться. Не собирался ведь? Но картинка, всплывшая перед глазами, оказалась неожиданно заманчивой: Лина, растрепанная и подавленная, у его ног, на щеках - дорожки от слез, в глазах - мольба и обещание повиноваться любому его слову... Помотал головой, прогоняя видение. Ему это не нужно.
Но Лина неожиданно поднялась на ноги и подошла к нему. Пару секунд смотрела в глаза - и опустилась на колени. Подняла к нему лицо; в ее взгляде бурлил водоворот из бешеной надежды, обреченности, осознания собственной вины, любви и раскаяния.
- Алекс, я... я не буду простить тебя простить меня или хотя бы понять. Не имею на это права, - подавленно прошептала она. - Но... скажи, пожалуйста, что не будешь ненавидеть меня всю оставшуюся жизнь.
Алекс молча смотрел на нее - девушку, которую за прошедшие месяцы привык считать своей женой, которую, как он считал, "заново" полюбил и от которой хотел еще одного ребенка. Девушку, которая помогла справиться с отчаянием после осознания простого факта - он не помнит ничего о себе и своей прежней жизни. Девушку, которая оказалась самой подлой и извращенной лгуньей на свете. Боль и разочарование разрастались, требуя сказать, что ненависть и презрение с его стороны - это все, чего она достойна, но солнечные воспоминания мешали так поступить.
"Люблю тебя..."
Как часто шептала она эти слова...
Как часто он ими обманывался...
- Пожалуйста, Алекс... - едва слышная мольба, почти стон.
Тонкие пальцы сминали юбку, да и саму Лину била нервная дрожь. Алекс задержал взгляд на этих пальцах. Руки изящны, но кожа грубовата и на ладонях мозоли. Совершенно не похоже на холеные ручки аристократок, на которых самый большой изъян - это укол иголкой, полученный во время вышивания. Почему он не понял еще тогда, когда чувствовал ее прикосновения, что ему чуждо это ощущение, чуждо присутствие простолюдинки рядом? Почему это не вызвало в нем протеста? Но, Господи, как же эти натруженные ручки бывали нежны!..
Алекс раздраженно рыкнул:
- Простить? Правильно не просишь этого. Понять? Никогда не смогу. Ненавидеть тебя?.. Этого тоже не смогу, при всем желании, - неожиданная для самого Алекса горечь проскользнула в словах. - Какая-то часть меня против того, чтобы ненавидеть человека, с которым я был счастлив последнее время, даже если все в итоге оказалось обманом и жизнью вслепую. Презрение - пожалуй, это единственное, что я способен искренне к тебе испытывать. Единственное, что заслуживает настолько лживый и циничный человек, как ты, возомнивший, что может играть чужими жизнями.
- Я не играла! - сдавленно проговорила Лина, прикрыв глаза. - Я действительно тебя...
- Что - меня? - Алекс наклонился к ней ближе. - Полюбила? Ты хотела мне сказать про любовь? Тогда - вперед, произнеси эти слова еще раз.
Лина покачала головой, отвернувшись:
- Ты не хочешь их больше слышать.
Холодные пальцы вцепились в подбородок, заставляя девушку повернуть голову и смотреть Алексу в глаза.
- Не хочу услышать? - со злым весельем переспросил он. - Наоборот, очень даже хочу. Давай, Лина, повтори эти слова. Всего три простых слова... Ты же часто произносила их раньше... - Лин закрыла глаза, не желая подчиняться. Алекс зло рыкнул, наклоняясь еще ближе, и выдохнул ей в губы: - Ну же... скажи это, Лина... Так, как делала это раньше... Жарко, отдавая всю себя... Скажи это!
Всхлипнув, Лина попыталась отклониться и отвернуться, но Алекс не позволил. Падая рядом с ней на колено, он зафиксировал ее голову, зажав в кулак волосы на затылке и жестко целуя девушку. Не дожидался от нее ответной реакции и даже не поддавался собственным желаниям - наказывал. Кусая губы, оставляя синяки на руке, поднятой в напрасной попытке оттолкнуть, заставляя выгибаться до боли в спине.
Любить? Любить - это больно. И в таком случае эта любовь ему не нужна. Не нужна девушка, стоящая перед ним на коленях, не нужно сияние ее глаз, не нужен горячечный шепот по ночам. Не нужна собственная зависимость от нее. Наказать, отомстить - и вычеркнуть из жизни. И Лину, и все то, что люди благоговейным шепотом называют любовью.
Оторвавшись от обманщицы, Алекс поднялся на ноги и потянул девушку за собой, чтобы тут же подтолкнуть ее к не разобранной кровати. Оглянувшись, Лин всхлипнула:
- Не нужно, Алекс, пожалуйста... Только не так...
Но он проигнорировал ее слова, заглушая дальнейшие возражения поцелуем. И снова - ни намека на нежность, только желание наказать... И почувствовать ее еще раз - мягкую, податливую, шепчущую эти проклятых три слова...
- Алекс...
Он тут же изменил поведение, уступая не ей - своему желанию еще раз поддаться иллюзии: пропали жестокость и выплескивающаяся на девушку боль, их место заняли внимательность, нежность, бережность в прикосновениях. И Лина со стоном ответила на поцелуй. Проклиная себя и его влияние на нее - но ответила, всхлипнув и прижавшись к нему еще теснее.
- Пожалуйста, Алекс, пожалуйста...
Он вел ее за собой, тонко играя на чувствах и ощущениях, заставляя взлетать и верить, что еще секунда - и мир взорвется, но отступая в последний миг и сбрасывая в черную пропасть отчаяния. Оба понимали, чего он добивается, и ни один не желал уступать. Но - он слишком хорошо изучил ее за это время. Даже странно, насколько глубоко он проник в ее мир, в ее душу - за каких-то семь месяцев.
- Скажи их, Лин... Скажи их, - снова и снова требовал он.
Девушка, всхлипывая, глотая слезы, вызванные подлыми отступлениями в последний момент, сдерживая рвущиеся с губ стоны, мотала головой, сминая простыни, и шептала лишь:
- Алекс, пожалуйста...
К ее мольбам он оставался глух. Раз за разом доводя ее до края, мгновение за мгновением даря наслаждение - и резко его отбирая, слезинка за слезинкой сцеловывая ее отчаяние и ловя губами стоны...
- Скажи, Лина... - потребовал он, прикусив кожу на шее, и девушка не выдержала.
- Люблю тебя, - прошептала она, поднимая руки, чтобы обнять его, притянуть ближе, увидеть торжество - и боль в его глазах. - Люблю, люблю, люблю...
***
Утро... утро наступило далеко за полдень. И не было ни сонного валяния в кровати, когда еще не совсем проснулся, но уже с улыбкой встречаешь солнце, лучами щекочущее веки, ни ленивого перебирания запланированных на ближайшее время дел, ни легкого поцелуя в мягкие губы, сопровождаемого тихим шепотом: "Вставай, соня". Не было ничего, что сделало бы наступивший день похожим не на бездонную яму отчаяния.
Солнце, возможно, сияло высоко в небе, согревая мир и людей своим теплом. Птицы, возможно, щебетали где-то за окном, принося новые веточки для ремонта пострадавшего во время грозы гнезда и торопясь поставить птенцов на крыло. Волны, возможно, плавно накатывали на берег, маня окунуться в море и смыть, забыть все печали.
Но все это существовало где-то в другом мире.
А Лин не было до этого никакого дела. Свернувшись в клубочек посреди своей старой маленькой кровати, она не находила в себе сил даже на то, чтобы укрыться. Спутанные волосы соломой кололи шею и плечо, слезы вымочили простынь под щекой, по обнаженной коже бежали мурашки от залетающего в раскрытое окно ветерка... Девушка не обращала на это внимания. Даже всхлипывать себе запрещала, в безумной надежде на то, что услышит его шаги, почувствует аромат кофе, увидит его фигуру на пороге спальни... Все, что угодно, лишь бы не думать о том, что Алекс действительно навсегда ушел из ее жизни. Что дом снова пуст. Что ее душа снова мертва.
"Господи, как же больно... Алекс, прости... Затевая все это, я не представляла, какой болью это все обернется. Прости, прости, пожалуйста... Ты не хочешь в это верить, но я действительно полюбила тебя... Прошу, прости. Хоть когда-нибудь..."