Венок Елене (мадригал)

1.
Сапфир небес, и изумруды волн
в твоих глазах искристо отразились.
Цветы к тебе собрались на поклон
и у оград смущенные толпились.

Прохожие безмолвные дивились,
грузин глотал слюнявый ком,
а кипарисы в столбняке застыли,
и осетин вслед цокал языком.

Хозяин зыркнул: грудь, бедро, колено...
и за постой понизил сразу цену - 
неотвратима сила красоты.

И море кружевным узором пенно
дарило ласку терпкой чистоты
и жемчуг перламутровый, нетленный.

2.
И жемчуг перламутровый, нетленный
лег ожерельем на девичью грудь.
Елена, от Елены древней гены
замкнули на тебе кровавый путь.

Еще ты молода и слабо веришь
в убийственную силу красоты,
и окружающих ты равно меришь
шаблонами ума и доброты.

Дай Бог тебе такой и дальше быть
такое качество поможет жить. 
Я чувствовал, меня с ума ты сводишь,

и задавал вопрос: неужто я влюблен? 
Раз тянет посмотреть, когда выходишь,
ты златокудрая, на берег, как на трон.

3.
Ты златокудрая, на берег, как на трон
взошла и жезл луча светила
сверкнул в руке, и грешный мир сражен - 
его одним явленьем победила.

Простая капля - перлом, бриллиантом
сияла на твоем челе,
эллин сказал бы: "Адаманты
и чудеса на матушке Земле

в сравненье гаснут недостойном
их сравнивать с тобою непристойно". 
Тебя заметили, своим глазам не веря.

Немой восторг - немые сцены.
Покинув море, на презренный берег
взошла богинею, рожденною из пены.

4.
Взошла богинею, рожденною из пены
на пышный трон чарующего Юга.
Цветок магнолии напыщенный и бледный
засох от зависти к тюменской вьюге

за долгий срок стелиться возле ног
жемчужины России из Сибири. 
И я сей хворью тоже занемог,
в моих глазах померкли все кумиры.

А кровь во мне кипела словно Мзымта,
сбирающая с гор надменных мыто.
И, слушая в себе ее прибой

не видел я ни моря, ни цветенья.
Я любовался только лишь тобой,
и все вокруг, имеющие зренье.

5.
И все вокруг, имеющие зренье
прилипли к окнам. Шею своротив,
мужчины вслед смотрели с нетерпеньем,
и язычок глумливый прикусив.

Когда же ты входила на базар,
все, что мы там за деньги покупали,
тебе абхазы приносили в дар,
а уж они то, цену деньгам знали.

Весь Адлер пал к твоим ногам.
И я, бредущий по строкам,
плету венок восторга строгий.

На привязи традиционных норм
сонеты бледны и убоги
застыли в созерцанье дивных форм.

6.
Застыли в созерцанье дивных форм
сплетенные величьем кипарисы.
Сиреневые силуэты дальних гор
томились втуне ролью закулисной,

и слали к морю бурного гонца,
наполненного сочною форелью,
чтоб ты вкусила нежного мясца
и забрела в прохладное ущелье.

В горах орехи, алычу, инжир
тебе в корзине подносил сатир.
Окутали волшебным сном дриады.

В тени дерев пронизанных цветеньем
лес навевал дремотные услады,
а птицы замерли и прекратили пенье.

7.
А птицы замерли и прекратили пенье - 
ты говоришь - все превратилось в слух,
и речи, обрамленной в жест движений,
внимали горы, затаивши дух.

Спустилась с гор, и Адлер робко внемлет
и слушает дыханье нежных уст,
и лепестки цветов под ноги стелет
и в древо вырастает розы куст.

Природа вся из кожи лезла вон,
чтоб обступить тебя со всех сторон.
И ты спокойно это принимала,

что трепетало пред тобой кругом.
По простоте, совсем не замечала - 
народ стоял вокруг с открытым ртом.

8.
Народ стоял вокруг с открытым ртом,
а ты, как смертная вошла в пучину
и золотистая плескалась в голубом.
Из Турции смотреть слетелись джины,

и Алладин примчался босиком.
Все ждали, когда вновь на берег
ты ступишь перед нами нагишом.
Ты можешь верить, иль не верить,

но взгляд мужской невольно раздевал,
то, что купальник от других скрывал.
Уж такова бесстыжая природа

всех мужиков, когда их страсть коснется.
Они застыли ошалевшим сбродом
и ветер стих, и лист не шелохнется.

9.
И ветер стих, и лист не шелохнется,
и зной полуденный здесь ни при чем.
Чье сердце красоте не отзовется,
и не замрет, хотя б на миг при том?

Мое же сердце мягкое, как глина,
едва коснись, и тут же отпечаток.
В твоих руках согретым пластилином
я был бы мягок, робок и податок.

И Адлер плавился от страсти и от жара
и украшал стан солнечным загаром,
и доводил до совершенства, что в Раю

за сотню добрых дел зачтется,
и перед чем в заоблачном краю
вершина гор, и та почтенно гнется.

10.
Вершина гор, и та почтенно гнется
пред вечной ценностью дарованной тебе.
Из царства садзского в Киммерию несется
слух о рождении богини на Земле.

И древний эллин с юной Афродиты,
тебя увидев, царский снял венец.
И православные и местные сунниты
забыли кто их бог и кто творец.

Прибой у ног, подобно горностаю,
ступни окатышем и пеною ласкает.
Ты только оглянись, готов и я служить

внутри меня такая кутерьма.
Всё, все тебе стремятся угодить
и шелком ластится колючая трава.

11.
И шелком ластится колючая трава,
лианы тянут перепутанные шеи,
и ветерок по листьям, как молва 
летит к тебе и у ланиты млеет.

В кустах прибрежных грозный богомол
глазищи вылупил незримо из засады:
"Букашка вкусная, ее бы размолол
и съел под перестрёк цикады".

И я бы съел, когда бы смел,
но робость одолела - онемел.
А Понт Эвксинский тешил тело штилем,

доверчиво в него входила ты...
Но, утомленные моим высоким штилем,
смущенные потупились цветы.

12.
Смущенные потупились цветы
их мучило, как всех красавиц мира
сравнение с тобой, одна лишь ты
не видела достоинства кумира.

Над морем всходит месяц золотой,
над ним сияет купол звездный.
Не спится, беспокоит не прибой,
а то, что стар, и что влюбился поздно.

И я иду бродить у моря в ночь,
чтобы прогнать тоску из сердца прочь.
А сердце ноет словно ревматизм,

прибоя светится узорная канва...
Оцепененье, ступор, лунатизм - 
душа моя застыла, чуть жива.

13.
Душа моя застыла, чуть жива.
Что ж утопиться? Море по колено.
Дни перемелют словно жернова
то, что беспомощно, бескровно и болезно.

И снова прав Екклесиаст:
пройдет вотще томленье в духе,
и, оглянувшийся, воздаст
почтенье не слону, а мухе.

Так то ж потом... А вот сейчас,
куда девать, что мучит нас?
Куда пойти? Кому сказать?

Порой из нас плетут они жгуты.
Вас господа, прошу всех встать
перед явленьем женской красоты.

14.
Перед явленьем женской красоты
ворчливое притихло море
и расступились облаков плоты,
свет пропуская к пышной флоре.

В предчувствии дурман благоухал,
неся хмельные ароматы.
Слоистый камень древних скал
просился в храм для колоннады,

явленной в Адлере богини
из пены, из пустыни синей.
Мир после ночи снова ликовал - 

ты приняла при встрече мой поклон,
твой взгляд как прежде отражал
сапфир небес, и изумруды волн.

15.
Сапфир небес, и изумруды волн,
и жемчуг перламутровый нетленный,
ты златокудрая, на берег, как на трон
взошла богинею, рожденною из пены.

И все вокруг, имеющие зренье,
застыли в созерцанье дивных форм,
а птицы замерли и прекратили пенье,
народ стоял вокруг с открытым ртом.

И ветер стих, и лист не шелохнется,
вершина гор, и та почтенно гнется,
и шелком ластится колючая трава,

смущенные потупились цветы.
душа моя застыла, чуть жива
перед явленьем женской красоты.

05.08.2007.