Аннотация: У Иных тоже бывают свои праздники. Странные праздники...
Тёмные и Светлые Иные находятся по разные стороны баррикад - аксиома. Ночной и Дневной Дозоры сотрудничают по Договору, занимаясь подковёрной враждой - изначально. Дозорные обеих сторон не всегда испытывают друг к другу ненависти - бывает. Обычные Иные не всегда обращают внимание на цвет ("лишь бы человек был хороший") - чаще с возрастом и опытом. Сложные, но понятные и привычные всем отношения на уровнях биологии, работы и быта. Но бывает...
Бывает. С неустойчивой периодичностью, но за пол года до каждый Иной получает серебряную картонку с изящной вязью приглашения и рельефным изображением маски.
Бал. Маскарад. Действо и таинство.
Никто не знает, откуда пошла традиция, кто вообще придумал это и зачем, кто выбирает исполнителей, кто является зачинщиками и хозяевами Бала.
"Иной Бал", "Сумеречный Бал", "Бал Зазеркалья", "Бал В Лабиринте", "Бал Дьявола", последние десятилетия - "Бал Воланда". У него нет названия, но каждый Иной как-то называл его для себя. Если бы Иные говорили о нём, скорее всего, его называли бы просто Балом, с большой буквы. Но никто никогда не говорил. Потому что, если честно, далеко не все были уверены, что он существует где-то, помимо воображения и бесконечно долгого сна.
Антон замер перед узким зеркалом, превышающим его рост в несколько раз. Он увидел себя: волосы упрятаны под ярко-алым, по-пиратски повязанным платком с редкой золотой вышивкой, глухая венецианская маска, неощутимая и неснимаемая, в первую минуту вызывающая безотчётный страх неживым совершенством застывших черт. Бархатно-чёрная, с тёмно-зелёными разводами, в которых угадывался смутный, но неуловимый смысл, с золотой матерчатой канвой вокруг глаз. Короткий бордовый камзол: золотые пуговицы, рукава, падающие почти до пола, благо, разрезы начинаются выше локтя. Закручивающиеся широкой пологой спиралью вокруг тела полосы тёмной зелени, ярко-алого, чёрного, золотого... Разноцветные чулки облегали ноги. И, конечно, старинные алые туфли с золотыми пряжками.
Это было бы смешно и нелепо где угодно и когда угодно, но только не здесь и не сейчас. В тысячах отражений Антон видел тысячи дам и кавалеров, многие из которых щеголяли более причудливыми нарядами, только маски были похожи, и то лишь своей основой, а уж цвета, узоры, украшения, среди которых присутствовали и драгоценные камни, и полутораметровые плюмажи - всё было неповторимо.
Антон отвернулся от зеркала и увидел прямо перед собой даму, которую прежде не замечал среди отражений. В другой ситуации Городецкий вздрогнул бы от неожиданности, но только не здесь. Дама протянула к нему руку, точно хотела дотронуться до его маски, и Антон, подчиняясь внезапному озарению, коснулся её ладони кончиками пальцев.
"Танец?" - прозвучал у него в голове шёлковый голос.
Антон пристально посмотрел в мерцающие под маской зелёные глаза, обхватил незнакомку за талию и уверенно повёл к выстроившимся в готовности к менуэту шеренгам. Минуту назад он ещё не умел танцевать.
Забвение танца, касания лишь самыми кончиками пальцев, смена партнёрш, упоение собственным движением, колдовство музыки и еле слышного шуршания пышных парчовых подолов.
"Вы изящны, мой рыцарь", - кокетливо поведала дама с новым касанием пальцев.
"Скажите, почему все молчат?" - точно так же, мысленно ответил Антон, допуская в своё звучание галантность и магию, взявшие его в плен.
"О, нет! - смех, как опьяняющий ветер в голове. - Здесь много болтунов! Посмотрите сами, мой рыцарь!"
Дама обернулась, и Городецкий, проследив за её взглядом, увидел небольшую группу людей, взявшихся за руки, словно собрались творить неизвестный ритуал, но неподвижных.
"Только касания?" - догадался наконец Антон.
"О, сэр! Как Вы проницательны!"
В её мысленной речи звучали свобода и мягкая насмешка, ни тени издёвки. Антон вновь обернулся к ней, но дама, рассмеявшись, с силой оттолкнула его на ближайшее зеркало. Городецкий напрягся, готовый к удару, но вместо жёсткого хрупкого стекла его спину встретили вязкие воздушные объятья. Время замедлилось, Антон, медленно падая во тьму, видел лишь узкий проём зеркала, сквозь который влетел сюда, и всё ещё свободно и беспечно смеющуюся даму. А ещё через неизвестный отрезок личных ощущений оказался в новом зале.
Здесь по стенам и тонким, похожим на шесты, колоннам даже не вились - лились зелёные, жёлтые, алые, невозможные вьюны. Округлые листья терялись в плотном тумане. Влага впитывалась в ту материю, в которую могла, на другой - оседала каплями, но это не мешало и не создавало дискомфорта, наоборот, освежало. Никто не обратил внимания на нового гостя. Здесь тоже танцевали, только парами, невидимыми в тумане уже с двух шагов, и всё же никто никого не задевал. Ну да, это ведь Бал! И музыкой здесь были шелест и шорох, вздохи, шаги, перезвон украшений, как хрустальных колокольчиков, и музыкантом (гениальным, неповторимым!) служило многоголосое эхо.
Собравшись Антон наконец сделал то, что не сообразил сделать с самого начала: посмотреть, что за Иные его окружают.
О...
Все они, без сомнения, были Иными. Вот только их ауры переливались, как ауры неинициированных. Почему-то Антон был уверен, что и его цвет нельзя определить.
А ещё здесь нельзя было уйти в Сумрак. Словно тут нет теней. Или это место само является Сумраком.
"Ты танцуешь?" - прикосновения к плечам и эхо уже в голове.
Антон обернулся и сперва подумал, что у него двоится в глазах.
Две девушки были одеты в одинаковые платья с чёрными корсетами и белыми юбками, но многочисленные браслеты, ожерелья, цепочки, брошки на самых неожиданных местах, и всё это обильно украшенное большими драгоценными камнями, - они создавали иллюзию многоцветной брони. Даже на покрытых бархатом масках, с уголка левого глаза, свисали короткие, сантиметра на четыре, нити крохотных жемчужин со свободно качающимися алмазными слезами.
Этого танца нет в истории мира. Не было, пока две девушки не захотели увести общего кавалера в переплетения вьюна, тумана и эха. На резких поворотах капли срывались с рук, и подолов одежды, на миг зависали звёздным шлейфом и падали под ноги.
Девушки оказались болтливы.
"Мы придумывали свои платья с того дня, как получили приглашения", - щебетали два голоса.
"Столько эскизов!"
"А потом всё время добавляли что-нибудь."
"В прошлый раз не получилось."
"Мы придумали не достаточно ясно."
"Здесь так много залов... На наш третий Бал мы были обнажены."
"Маски, алые ленты в волосах и великолепная роспись прямо на коже!"
"Там все были такие."
Антон с трудом сохранял самообладание. Девушки играли с ним, как маленькие кошечки с большой мышью. Проклятые маски! Живые девичьи голоса в голове, взрывы смеха и кокетства - и застывшие бесстрастные маски.
У него закружилась голова. Уловив момент перехода в "музыке", Городецкий отступил от дам, непроизвольно поклонился и уже вполне осознанно растворился в тумане.
Очередной зал был... залом. Просто большим залом с изысканной лепниной под потолком, подсвечниками чуть выше уровня голов гостей, паркетным полом и живым оркестром на возвышении у одной из стен. Антон не очень хорошо разбирался в музыкальных инструментах, но не узнать барабаны или гитару сложно, пусть они и выглядят как-то странно. И... как можно играть на флейте в маске?
Старинные мелодии покачивались в воздухе, движения танцующих завораживали. Городецкий наблюдал за этим подвижным великолепием и за оркестром. В голове затеплилась смутная мысль. Если он правильно почувствовал это место...
В углу "сцены" стояло нечто клавишное, похожее на клавикорды, при ближайшем рассмотрении оказавшееся замаскированным синтезатором.
"А я умею на нём играть?" - было последней мыслью Антона, прежде чем его пальцы перебрали несколько кнопок и упали на клавиши.
Звук пианино с эхом колоколов вошёл в мелодию маленького оркестра.
В конце концов, эта клавиатура даже проще, чем у компьютера.
Антон потерялся в музыке, рождавшейся под его руками. Он не знал её, но она его знала. Он любил её и она отвечала ему взаимностью.
Иные в невозможных роскошных платьях слушались его. Антон наслаждался ощущением ни к чему не обязывающей власти. Иногда от танцующих отделялся один из гостей, становясь музыкантом, а музыканты сходили со сцены, окунаясь в величественные движения.
Отсюда Антон, ради разнообразия, вышел через обычную дверь.
Залы калейдоскопом сменялись перед ним - десятки, даже скорее сотни, может быть - тысячи бальных зал, то завешанных тяжёлым бархатом, струящимися разноцветными шелками, прозрачными газовыми полосами, словно шалями сказочных великанш; то с заменившими стены гигантскими зеркалами от пола до потолка, множество раз отражающих друг друга, уводящих в бесконечность изломанных линий и буйства красок в костюмах гостей; то с бесконечностью ночного космоса, безразличием понятий верха и низа, и при этом звёздный перекрёсток принадлежит явно не Солнечной системе, точка пространства ближе к центру галактики, потому что богаче, много богаче искристое великолепие...
Залы, полные Иных, завораживающей музыки (где-то ломкой, где-то рвущей, где-то ласкающей), неопределённости и молчания. Полные танцев, ни к чему не обязывающего флирта и лёгкого шампанского головокружения.
"У меня такое чувство, что я танцевал сегодня исключительно с Тёмными ведьмами", - поделился Антон с одним из своих собеседников.
Иной покачал головой, продолжая рассматривать водяные круги под ногами.
"Все женщины ведьмы, - философски сообщил он. - А уж Тёмные или Светлые - это незначительные мелочи. Например, моя леди."
"Но как Вы её узнали? Или это она узнала вас?"
"Ох, молодой человек. Её руку я не спутаю ни с одной другой рукой в мире. К тому же... Вы ещё не поняли? Каждый встречает на Балу то, что способен встретить."
Сказав это, мужчина встал и направился в переплетение кораллов, к своей даме. Городецкий посмотрел ему вслед и подумал, правда ли у его собеседника рыжий лисий хвост или это очередные шутки Бала?
Антон кружился в вальсе с очередной партнёршей, когда воздух вдруг задрожал от боя огромного невидимого колокола. На миг все Иные замерли, прислушиваясь к медленным авторитетным звукам. Затем кавалеры церемонно кланялись дамам, дамы приседали в реверансах. Бал таял, истаивая, как предутренний сон.
Спать Светлому Дозорному не хотелось совершенно, ибо уже выспался. Он приоткрыл глаза и сел на постели. Прошедшая ночь оставила его хорошо отдохнувшим, только чуть гудели ноги, но это ощущение было скорее приятным, чем наоборот. Сон, необычно долгий и яркий, помнился во всех подробностях. Желая узнать точное время, Антон посмотрел на электронные часы и проснулся окончательно.
Табло сообщило, что Городецкий проспал больше суток.