Сугралинов Данияр Саматович : другие произведения.

Буквы (сборник)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Иногда прописные истины до того прописные, что их перестают замечать. Чтобы оставаться Человеком с большой буквы, нужно помнить, что такое хорошо, что такое плохо. Как таблицу умножения. В любое время суток. В "Буквах" - а это цикл рассказов - акцент сделан и на людей, которые помнят, и на людей, которые забыли. Простые истории. И порой очень горькие выводы. "Буквы" - это алфавит совести.

   Данияр Сугралинов. "Буквы"
   От автора
  
   Тридцать три сетевых рассказа. Каждый -- маленький срез жизни, одна картинка из миллиарда историй постсоветского общества. Как и в русский алфавит, в книгу прокрались несколько "недобукв": твёрдый и мягкий знаки, "и краткое". Но не только: весёлыми и полуреальными, а то и вовсе фантастическими, подчас хулиганскими, -- такими оказались некоторые страницы моего сборника.
   Тридцать три рассказа за десять лет. Все они выкладывались в Интернете, на различных литературных площадках. Неоднократные перепосты (копирование текстов читателями в блоги, форумы, размещение в сетевых библиотеках и т. д.) как автора меня удивили, потому что я никогда не писал ради того, чтобы стать писателем.
   Кстати, рассказ "А хули?", по свидетельствам очевидцев, вслух зачитывал редактор одного крупного питерского издательства, громко при этом смеясь и приговаривая: "Вот она, б...., русская литература!".
   Для меня всегда было важно донести до читателя идею, которая и мне самому не давала покоя. И не просто дать пищу для размышлений, а ткнуть носом в прописную истину, которую все знают, но никто всерьёз не воспринимает. Удалось ли мне это, решать тебе, читатель!
   А хули?
  
   Счастливый ли я человек? Не знаю. Но мне постоянно и просто катастрофически везёт. Во всём. Хотя так было не всегда.
   Началось это не так давно, лет семь назад. Я тогда учился в десятом классе, отметками не блистал, внешностью тоже. Короче, был середнячком. Серым. Совсем незаметным. Не выдающимся. Меня даже друзья так звали: Серый.
   Люди смотрели на меня и через секунду забывали. Точно так, как забывают о коврике у дверей, едва на него взглянув.
   По мнению учителей, максимум, что мне светило, -- стать дворником. Их очень удивляло, если я тянул руку, готовый ответить. К счастью, такое случалось редко. Раз в полугодие, а то и в год.
   Родители тоже разочаровались во мне, и всё своё внимание переключили на младшего брата. Парень был просто идеален. Староста, отличник, спортсмен, поэт и любимец девчонок не только своего, даже старших классов!
   Надо ли говорить, что среди девчонок популярностью я не пользовался. Абсолютно. На мои редкие попытки пригласить хоть кого-нибудь в кино юные "прелестницы" отвечали по-разному. Нормальные утверждали, что сейчас не могут, но, может быть, потом... (Врали!) А злюки без прелюдий посылали в известном направлении. В любом случае итог был одинаковым.
   Дворовые ребята тоже меня недолюбливали. "Какой-то он никакой", -- говорили они. Жизнь представлялась монотонным серым полотном.
   Но потом всё изменилось.
   Тогда, в 1996 году, и случилось чудо из чудес: на меня обратила внимание девушка! Красивая. Умная. Смешливая и обаятельная. Я был неопытен и зажат. Но мне повезло: болтала всё время только она. Сама предлагала, куда ехать, где лучше выпить, где уединиться.
   И в постели она всё сделала сама. Одноклассники почернели от зависти. Ещё бы! Даже самым продвинутым приходилось перепихиваться с прыщавыми щеголихами или вонючими шлюхами. А зажатым ботаникам и того хуже: дрочить, фантазируя о моей женщине.
   Я стал смелее. Шпана предпочла со мной не связываться.
   С учёбой тоже наладилось. Почему-то хорошие оценки стали даваться легко и непринуждённо, учителя хвалили меня.
   Потом вообще попёрло: золотая медаль в школе, поступление в престижный вуз, поездка в Штаты по обмену. После универа, который я закончил за три года, приняли на работу в крупную компанию. Быстро там продвинулся до зама. От женщин не было отбоя, даже не напрягался.
   А хули? Ведь тогда, в 1996 году, мой отец стал губернатором.
  
   2003
  
   Баха и весна
  
   Баха лежит на крыше. Нога на ногу. Левую руку -- под голову, в правой -- карандаш. Баха грызёт карандаш и мечтательно смотрит на синее-синее небо. По небу плывут облачка. Чтобы проследить за их движением, надо смотреть на небо. Крыша уже за утро нагрета: яростно весеннее солнце. Несмотря на прохладный ветер, Бахе тепло. Баха улыбается.
   Пришла весна. Текут ручейки растаявшего снега. Ощущение, что пахнет свежестью. Тут Баха понимает: зимой не пахнет ничем. Весной, даже если ещё холодно, на улицах перво-наперво появляются запахи. И это здорово!
   Баха вспоминает, как они с пацанами всегда мечтали, чтобы поскорее высохло футбольное поле. И выскакивали потом туда с мячом, радостно гомоня, разбивались на две команды. Выбирали двух капитанов, а капитаны -- себе игроков. Играли дотемна, даже позже, пока обеспокоенные родители не начинали кричать в окна, зовя сыновей. Баха улыбается. Он вспоминает те астрономические счета, с которыми заканчивались матчи: 108:102 например, хотя играть хотели до ста.
   Тут Бахе приходит в голову мысль. Он садится и на клочке бумаги пишет: "Весна пришла! Как много в этом звуке!".
   Где-то это уже было... И звук тут совсем не один. Зачеркивая написанное, выводит почти то же самое: "Весна пришла! Как много в этих словах!".
   "Ерунда какая-то", -- думает Баха и снова всё зачеркивает. Ложится на крышу, продолжая грызть карандаш.
   Весной девчонки оголяют коленки. Поздней весной начинается летняя рыбалка, открываются веранды в кафе. Весной пахнет новой жизнью, и всё начинается сначала. Весной у каждого появляется новый шанс.
   "А-а-а! Супер!", -- Баха, не в силах сдержать восторг, вскакивает.
   Пританцовывая, начинает петь:
   -- Весна пришла! Как много в этих словах! Футбол, рыбалка, девчонки, сирень! У детей скоро каникулы! А! Весна! Прекрасна! Жизнь! Прекрасна! Йоу!
   Вдруг Баха останавливается, достаёт сигарету и ложится. Облака никуда не делись, всё так же плывут. И небо -- синее-синее -- никуда не делось. По-весеннему яркое -- глазам больно. И весна...
   Баха глубоко затягивается и улыбается небу. Потом чуть поворачивает голову, жмурит глаза, обласканные теплом и светом, улыбается солнцу.
   -- Бахыт Талгатович! Мы вас обыскались!
   Баха возвращается на землю и слезящимися глазами смотрит на Кристину, свою секретаршу.
   -- Кристин, а ты в курсе? Весна пришла!
   -- Да, Бахыт Талгатович, -- улыбается Кристина. -- В курсе. А вы в курсе, что вас в приёмной уже человек двадцать дожидаются?
   -- Теперь в курсе, -- вздыхает Бахыт Талгатович.
   Он с трудом встаёт, берёт с крыши пиджак, на котором лежал, и тяжёлой походкой направляется к лестнице.
   Кристина смотрит ему вслед и качает головой: "Седьмой десяток старику, а всё туда же!".
  
   2007
   Блядство
  
   Змеи. Повсюду гремучие змеи. Их шипение давит, заставляет вибрировать мозг. Змеи.
   -- Вы совершенно правы, Александр Дмитриевич! Рассматриваемая вами концепция нового формата радиостанции... -- продолжает вещать раскатистый голос Анжелы Викторовны.
   -- В свете последних исследований аудитории... -- не унимается арт-директор Александр Дмитриевич.
   -- Недостаток духовности... Классика...
   -- ...сказалась активизация конкурентов...
   -- Мало о какой радиостанции можно сказать, что она имеет чётко выраженный формат... -- поддакивает директор по рекламе Шумов.
   Заткнитесь. У меня похмелье. И только попробуйте у меня что-либо спросить.
   -- А что думает Вадик?
   Все они пи....сы. И программист Вадик -- тоже.
   -- Думаю, это оживит наш эфир... -- что-то бурчу я.
   Вадик тоже так думает, оказывается. А-а-а, как раскалывается голова!..
   Интересно, что сейчас лучше выпить: 100 грамм ледяной водки, банку холодного пива или 50 грамм коньячка? Я вчера много выпил, даже по моим меркам много. И ночь выдалась та ещё. И какой мудак догадался устроить собрание в субботу в девять утра?! Собрали всех, включая начальника охраны и программиста. Офигеть.
   -- Большинство слушателей нашей радиостанции -- это молодые люди от двадцати до сорока лет, -- жизнерадостно говорит Лилька из маркетингового.
   Ну, врёт же! Откуда вообще эти данные?! Исследования? Свежо предание... Но нет, все одобрительно кивают. "От двадцати до сорока", какая сверхточность! Краем глаза вижу, как сник начальник охраны, бывший мент. В музыке и радио он разбирается, как я в ядерной физике. Представляю себе, что вместо кофе в чашке пиво; мой взор затуманивается. Да, это пиво, можно пить. Беру кружку в руки, отпиваю и мысленно матерюсь. Горячее пиво со вкусом кофе.
   -- Таким образом, рост доли аудитории составит... -- заканчивает Лилька.
   -- А что вы думаете на этот счёт, Павел Сергеевич? -- крайне заинтересованно спрашивает Анжела Викторовна.
   Ну вот, приехали. Дошла очередь и до начальника охраны. Он багровеет лицом и выдавливает одно предложение:
   -- Целиком и полностью поддерживаю.
   Анжела удовлетворённо хмыкает и переводит взгляд на меня. Я долго не могу сосредоточиться на её физиономии. Кажется, она перебарщивает с макияжем. С таким слоем штукатурки на лице быть замом?.. Определённо, в этой конторе надо что-то менять...
   ...На секунду задержав на мне взгляд, Анжела утыкается в ежедневник. Я шмыгаю носом и подвожу итоги:
   -- Короче, всё понятно. Работать никто не хочет. Наша радиостанция на фиг никому не нужна, слушают ее только дебилы, случайно на неё настроившиеся. Работают здесь одни мудаки, создающие иллюзию плодотворной деятельности. Персонал абсолютно нетрудоспособен. Вы все уволены, включая пи....са Вадика.
   Тишина. Вадик краснеет. Анжела Викторовна, выпучив глаза, пытается понять, в чём подвох. Шокированный Александр Дмитриевич артистично "роняет" нижнюю челюсть.
   Красота!..
  
   ***
  
   -- А что скажет Денис?
   Бегло осматриваю комнату, краснею и начинаю что-то бубнить об оживлении эфира, прекрасной новой концепции радиостанции, восторженных слушателях, духовности...
   Программист Вадик хихикает в кулачок.
   Блядство.
  
   2005
   Вот счастье бы...
  
   К старым порванным кроссовкам липнет грязь. Обволакивает, просачивается сквозь дыры. В кроссовках греется, сука. А хрена ли, другой обуви нет. Нужна работа. Встретил только что одноклассника.
   -- Как дела? -- спрашивает.
   -- Нормально, -- отвечаю, -- институт закончил, работу ищу.
   Осматривает меня сверху донизу, хмыкает:
   -- Ну, удачи в поисках.
   Запрыгивает в свой "Ауди" и уезжает. Автомобиль не новый, но у меня и такого-то нет. Мне чего-нибудь попроще: кроссовки поменять на ботинки, например. Но и тут нужны деньги. Работу бы, хоть какую, но главное -- по специальности. Приодеться, матери помочь. Вот счастье бы настало.
  
   ***
  
   -- Да вы чего, охренели, что ли? Я, б...., за вас это должен решать? Что? Да меня не волнует! Решайте!
   Отключаюсь. Вот суки! Я, когда простым менеджером был, сам подобные вещи решал. Развели детский сад, чуть что -- заму генерального звонить. П....ц.
   Сажусь в свой "Мурано", звоню матери:
   -- Ну, что, мам, поехали твою новую квартиру смотреть? Ага, сейчас подъеду, спускайся.
   Завожу машину, а сам думаю: "Как же я устал!". Как-то всё опротивело, до чёртиков. Надоело. Пустота какая-то. Работа, пьянки... Одиночество. Влюбиться бы. Семью создать. Уют, тепло. Вот счастье бы настало.
  
   ***
  
   -- Сегодня сибиряков надо встретить, накормить, устроить, в баню сводить. Программа стандартная, Миш.
   -- Саныч, я... Чёрт, не могу я сегодня. Пусть Кияшко встретит, растёт парень, думаю, сам справится.
   -- Кияшко? Не завалит? Ну, пусть Кияшко. А ты чего довольный такой? Влюбился, что ли?
   Чувствую, как по лицу расплывается тупая улыбка:
   -- Ага, влюбился.
   Саныч хмыкает:
   -- Хорошо, Миш, приятного вечера.
   Срываюсь. Успеть забрать кольцо и цветы... Цветы не забыть! Хоть бы согласилась. Хоть бы. Вот счастье бы настало.
  
   ***
  
   Лежу, смотрю телевизор. Она запрыгивает на меня, смотрит так загадочно. "Что такое?", -- думаю.
   -- Миш! -- голос срывается и становится совсем тихим. -- Я беременна.
   -- Что? А-а-а!
   -- А-а-а! Дурак! -- орёт она вместе со мной, когда я, обняв, заваливаю её на спину. Целую.
   Я буду отцом! Родился бы сын. Вот счастье бы настало.
  
  
   ***
  
   В кроватке заходится криком сын. А она болтает по телефону. Сука!
   -- Успокой сына, -- говорю.
   Негодующе сверкает глазами. "Я перезвоню", -- в трубку. Недовольна. Ленивая тварь. Бросить бы. Но сын. Как я раньше не замечал? Истеричная, лживая, ленивая сука. Сутками сидит в чатах каких-то, на сайтах знакомств. Паролей везде наставила. Штирлиц прямо. А тупая какая: фанатка Димы Билана! Уйти бы. Вот счастье бы настало.
  
  
   ***
  
   Кияшко всё-таки подсидел. Да все на откатах сидят в этой грёбаной компании, я один, что ли?!
   Саныч еще, безгрешный наш:
   -- Миша, не будешь ты больше работать ни в этой, ни в любой другой подобной компании! Понял, мразь? Это я тебе обещаю.
   Неделю без работы, а жена уже подаёт на развод. Квартиру банк забирает, в кредит покупал. И что дальше делать?
   Счастлив ли я? Конечно. Я понимаю, что быть счастливым -- нетрудно.
   А вот сохранить то, что есть, -- немного сложнее.
  
   2008
   Времена жизни
  
   А вот ещё бывает: бежишь по улице, мокрый снег липнет на ресницах и лезет в глаза. Смаргиваешь, снег тает, капли текут по скулам и щекам. А на роже улыбка радостная. И понимание, что вот оно -- счастье. Хотя нет, вру, пока без понимания, только подозрение лёгкое на счастье. А то, что счастлив ты сейчас, -- это потом понимаешь, когда уже лето на дворе. Рядом она, и хорошо с ней, и виснет она на тебе, и как-то всё легко воспринимается. Как и должно быть, наверное.
   Весной вообще всё было зашибись. Но понимаешь это сейчас только, да поздно уже. Всё напрягает. Нелепо суетишься.
   То по женской части у неё что-то, а ты разговоры веди с врачами, да только успевай лекарства покупать. А трахаться хочется. Но нельзя.
   То родичам её помочь: дача, картошку посадить, баньку достроить, тестя будущего на рыбалку свозить. А друзья девок клеят в это время. На пиво разведут -- и те на всё согласны. А ты носишься. И не по-весеннему злое солнце бьёт по глазам. И ещё так многое надо сделать.
   А летом всё как-то совсем худо. Жара, пот по телу, думы всякие безрадостные, ещё и она недоступна. Вне зоны, короче. И зачем ты её вчера послал туда? Вернуть будет уже сложно. Алкоголь не в кайф, друзья не помогают. Сидишь, убиваешь время.
   СМС эти еще грёбаные: забиваешь одну за другой, клавиатурного Шумахера из себя строишь. Сообщение отправлено. Нет ответа. И вот уже вместо "Прости", "Ты где, любимая?" и "Солнце..." шлёшь "Сука!", "Ох..ла?", "Ты где, б....?". Это не только в тебе дело, это и пиво ещё такое. Отличный антидепрессант -- пиво после водки. А утром не хочется просыпаться. Бывает.
   Осенью как-то уже проще. Гуляешь, высматриваешь ту самую. Девок меняешь как перчатки. И пару раз в месяц вспоминаешь её. Грязь, слякоть? Насрать, ты заново родился, вылечился, живёшь полной жизнью и, наконец, встречаешь её. Не ту, а новую ЕЁ. Ищешь подходы, выстраиваешь правильную осаду или берёшь с налёту... Да неважно. Главное -- добиваешься своего. Она твоя.
   И снова зима. Снег, Новый год. А ты бежишь по улице, мокрый снег липнет на ресницах и лезет в глаза. Смаргиваешь, снег тает, капли текут по скулам и щекам. А на роже улыбка радостная. И понимание, что вот оно -- счастье...
  
   2007
  
   Всё будет...
  
   -- Андрюх, пойдём с нами? -- предлагает Макс. -- Посидим часок-другой, выпьем пива, футбол посмотрим.
   -- Да, Андрюш, -- присоединяется Маринка, -- пойдём! Идёшь? Да? Нет? Не знаешь?
   Маринка берёт меня за руку, смотрит в глаза, улыбается. Да, Мариш, я тоже тебя хочу. А-а-а, как же хочется. Хочется посидеть с друзьями-коллегами, выпить пива, почувствовать, как тепло разливается по нутру, как становится проще и легче жить... А ещё больше хочется нормального общения.
   -- Ну пожа-а-алуйста! -- тянет Маринка. -- Всего на часок...
   Я думаю. Сложно думать, когда тонешь в Маринкиных глазах. В это время Валерка Громов громко (как и полагается с его-то фамилией) со всеми прощается:
   -- Успешно нажраться! А меня ждёт "Каражан"!
   Это он в подземелье собрался в сетевой игре. "Каражан" называется.
   -- Эй! Стоять! -- возмущается Макс. -- Какой ещё "Каражан"?
   -- Э-э-э, "дарагой", "какой-такой каражан-маражан"? -- поддерживает Ирка. -- Мы ни о "какой-такой каражан-маражан" не договаривались!
   -- Мы же вместе собирались! Гром! Ты идёшь с нами!
   -- Э-э-э... -- пытается сопротивляться Валерка. -- Я там ребят из гильдии обещал сводить в данж...
   -- Каких ребят? Какой гильдии? Мы -- твоя гильдия, понял? Так идёшь?
   -- Э-э-э... Нет.
   -- А сейчас? -- не теряет надежды Макс.
   -- Блин! Иду!
   -- Андрюха?
   -- Нет, -- решаю я. -- Мне. Надо. Домой. Танюшка ждёт.
   При этих словах все обречённо вздыхают, а Маринка закатывает глаза. Таня, моя жена, на седьмом месяце. Я ей нужен больше, чем им. То есть это они так думают, что больше. Так что, прости, Мариш: может быть, как-нибудь в другой раз мы обязательно... В другом измерении и в другой галактике, где не будет в моей жизни Тани.
   -- Ладно, Андрюх, как знаешь. Танюхе привет!
   Дружной гомонящей толпой, подкалывая друг друга, сваливают по Невскому в сторону Рубинштейна. Слышно, как Макс, стиснув шею Валерки, втолковывает ему: "Это ты в "вовике" семидесятник и гильдмастер! А тут ты салага! Понял?". Валерка не теряется: "Хрен тебе, Максим Георгиевич, а не эпические доспехи!". Все на работе давно подсели на WoW. И я бы подсел, да свой компьютер дома -- пока лишь мечта.
   Я затягиваюсь, кидаю окурок в урну и вливаюсь в поток в метро. От Маяковки до Купчино, а там на трамвае. Нормальный привычный маршрут: работа -- дом.
  
   ***
  
   Дождь не прекращается. А это значит, что надо быстро добежать до трамвайной остановки. Остаться сухим всё равно не удастся, но хоть промокнуть не сильно. Чёрт, как же холодно. Курточка, рассчитанная на раннюю осень, настолько неактуальна, как и мои белые летние кроссовки. Поздний октябрь ко всему прочему принес ещё и холод. Мокрыми пальцами я достаю сигарету, закуриваю.
   -- Молодой человек, подайте на хлебушек...
   Выгребаю мелочь:
   -- Держи, бабушка.
   Кажется, что жизнь поделилась на три части. В первой части я был кем угодно: сыном, школьником, студентом -- но только не мужем и будущим отцом. Самые большие проблемы -- двойка за поведение в дневнике и грядущая сессия. В чём-то та, первая часть моей жизни, даже однообразна, но весёлая и с перспективами.
   Вторая часть жизни -- очень яркая, многообещающая и короткая. На последнем курсе я влюбился. К счастью, взаимно. Таня Каверина -- самая красивая девушка потока -- выбрала меня!..
   Дохожу до остановки. Тусуется молодежь, мои ровесники... В бары, в кино. Кино... На остановке, кроме меня, две немолодые женщины, благообразный старичок в шляпе и молодая пара с ребёнком. Все с зонтами.
   ...Началось-то всё просто: вечеринка в общаге, обязательные медленные танцы в конце вечера. Захмелевший я -- смелый. Потоптавшись для уверенности, пригласил Каверину, и она не отказалась! Во время танца мы разговорились и стали танцевать ещё. А потом... А потом ничего такого не было. Разошлись по своим комнатам. Прошло несколько дней, пока я решился пригласить её в кино. А дальше всё, как у всех: свидания, поцелуи, и все мысли только о ней.
   А потом Танька залетела. Ребёнка решили оставить. Я нашёл работу, и бытовые проблемы: расписаться, снять квартиру, работать -- казались вовсе не проблемами, а так, временными трудностями на пути к большому счастью. Счастье -- быть с Таней, часами смотреть в её озорные зелёные глаза, просыпаться рядом.
   От недосыпа с синяками под глазами мы нагими бродили по только что снятой квартире. Обнявшись и завернувшись в одну простыню на двоих, стояли у открытого настежь окна и курили. Весь город был у наших ног, а может, просто так казалось, с десятого-то этажа. Потом Танька вертелась у плиты, сооружая подобие яичницы с помидорами, а я не мог отвести от неё глаз. По телевизору что-то радостно вещал виджей MTV. Тогда мне это казалось милым: есть яичницу с гренками каждый день, на завтрак, обед и ужин. А любимый Танькой музыкальный канал был включён круглосуточно. Странно, но попсовые песенки той весны въелись в душу и уже ни с чем, кроме как со счастьем, сексом и Таней, не ассоциировались.
   И наступила третья часть жизни -- моё настоящее. Всё на мне. Сколько бы ни работал и как бы ни страдал от недосыпа, денег всё равно не хватает. И жалко себя. Причем самое фиговое -- понимание того, что тебя больше не любят, а терпят. А терпят, потому что нужен.
   И ещё хуже: ты-то всё ещё любишь. Правда, уже не знаешь, за что. И даже больше ненавидишь, чем любишь. Но от мысли, что она может быть с другим, внутри всё скручивается и хочется выть. Но как вернуть былые чувства? Неизвестно.
   Совсем хреново, что не живу для себя. И этому не видно конца.
  
   ***
  
   Лифт не работает. Твою мать! На десятый этаж приходится подниматься пешком. Злюсь и бегу, прыгая через ступеньки. Пакет с продуктами цепляется о поручень, рвется ручка, и вниз по лестнице нехотя катится коробка с замороженными пельменями.
   Злость требует выхода -- я пинаю эту долбанную коробку. Коробка ударяется о стену и лопается. Пельмени с весёлым стуком рассыпаются по площадке. Этажом ниже в какой-то квартире, захлёбываясь, начинает лаять собака. Да пошла ты, тварь! Матерясь, собираю пельмени. И, уже не торопясь, бреду наверх.
   Дверь открывает тёща. Ёпрст! Вот чего я не понимаю, так это почти ежедневного присутствия у себя дома тёщи. "Мама будет сидеть с малышкой, а я буду работать", -- объяснила мне когда-то Таня. До малышки ещё два месяца. Но тёща уже здесь.
  
   Подходит Таня, равнодушно чмокает в щёку, растягивая губы в улыбке:
   -- Устал?
   Да ей же всё равно, зачем спрашивать?! Зачем изображать радость оттого, что я пришёл?
   -- Продукты возьми, -- протягиваю пакет.
   Таня заглядывает в пакет и несёт его на кухню. Да что заглядывать, ничего нового там не обнаружишь, Таня-Танечка-Танюша. Всё, как всегда: хлеб, пельмени, молоко, фрукты. Фрукты посоветовал врач. Ибо "ребёнку нужны витамины". Не вопрос. Правда, я уже подзабыл вкус пива и перешёл на более дешёвые сигареты.
   -- Кушать хочешь, Андрей?
   Нет, блин, не хочу! Чего бы это я кушать хотел? Весь день только и делал, что жрал, а не работал. А ещё это "Андрей". Тьфу! "Милый", "любимый" отменены, как пережиток прошлого. Теперь я нейтрально-официальный "Андрей".
   -- Танечка, да что ты спрашиваешь, накрывай на стол! -- суетится тёща. -- Андрюша, вы пока мойте руки. У нас сегодня борщ! И отбивная!
   Ох уж это приторно-фальшивая тёщина забота. Лучше бы она просто молчала. Борщ с отбивной -- это понятно. Тёща их любит. И под видом заботы о зяте на мои же продукты готовит себе борщ и отбивную. Пока я мою руки, на кухне о чём-то шепчутся Таня с тёщей. Да ясно, о чём. Им и без меня неплохо было. В самом деле, надо было с ребятами посидеть.
   -- Как дела на работе? -- лицемерно спрашивает тёща.
   Ещё и цепляется. Ясно, хочет меня выставить в хреновом свете. А-ля твои ровесники на "Кайенах" рассекают да по ресторанам водят. А Танька еще так участливо смотрит, типа ей тоже безумно интересно, как там на работе. Ну да, с паршивой овцы хоть зарплаты клок.
   -- Нормально всё, -- отвечаю. -- Пока не увольняют.
   Тёща не улавливает иронии и крестится:
   -- И слава Богу!
   Я ем, склоняясь к тарелке, и физически ощущаю на себе их равнодушно-презрительные взгляды.
   -- Как борщ? Вкусно? -- спрашивает жена.
   Всё ясно. Я, бездушный подонок, не оценил усилия тёщи по готовке еды, и теперь меня в завуалированной форме просят похвалить "маму".
   -- Спасибо, всё было очень вкусно! Только борщ пересолен, а отбивная жестковата.
   Вот так вам! Сидят молча, переглядываются. Понятно: хотят, чтобы я поскорее доел и освободил кухню, им же дальше надо пошушукаться. Чёрт с вами, шушукайтесь. Отодвигаю тарелку, залпом выпиваю чай и встаю из-за стола. Бросаю: "Мне ещё надо поработать". И ухожу в комнату.
   Ложусь на диван и думаю, что хорошо бы поспать. Но спать нельзя. Я набрал заказов на курсовые, так что надо работать. Встаю и сажусь за стол. Компьютера нет, всё ручками, по старинке. Потом отдам -- наберут и распечатают. Глаза слипаются, но усилием воли вывожу заголовок: "Инженерно-технические службы в гостиничных комплексах". Шесть страниц курсовика... Но понимаю, что уже сплю.
   Сквозь сон слышу, как звонит Танькин мобильный. "Слушаю вас, Давид!". Твою мать, что еще за Давид? Прислушиваюсь, но слышно плохо: тёща моет посуду. Всё, что удается разобрать: "До завтра, Давид!". Давид... "Каражан-маражан", твою мать!
   Инженерно-технические... службы... в гостиничных комплексах...
   Я перетаскиваю тело на диван и снова засыпаю.
  
   ***
  
   В шесть тридцать разрывается будильник-мобильник. Вскакиваю, на автомате включаю чайник, бреду в ванную, умываюсь, чищу зубы, одеваюсь, выпиваю чашку растворимого кофе вприкуску с сигаретой и выбегаю из дома. В метро понимаю, что забыл зонт. И что я всё еще в постели, а времени уже семь! Опаздываю!
   В ускоренном темпе проделываю то же самое, лишь сигарету закуриваю только на улице. Льёт дождь. Вспоминаю, что я забыл зонтик уже наяву, и бегом поднимаюсь на свой этаж. Пытаюсь отдышаться. В этот момент сквозь тонкую деревянную дверь различаю голоса жены и тёщи. Прислушиваюсь.
   -- ...Да, Давид сегодня заедет.
   От этих слов моментально бросает в пот. А там, за дверью, Таня внезапно начинает рыдать:
   -- Он меня разлюбил!
   Я испытываю лёгкое чувство радости, по поводу того, что этот неведомый подлец Давид разлюбил Таньку. Так ей, поделом! Радость слегка омрачается треском прорезающихся сквозь череп рогов.
   -- Ну, перестань... Перестань, Танюш. Он тебя любит! -- утешает Таньку тёща.
   Ни фига! Я злюсь на тёщу, потому что Давид -- мужик. Сказал -- сделал. Раз Танька говорит, что разлюбил, значит -- разлюбил.
   -- Я старалась, готовила, полдня на кухне проторчала, а ему не понра-а-авилось, -- продолжает реветь Танька.
   Ага, теперь ясно, кому борщ с отбивной готовился. Обычно мы едим пельмени. Порадовало только то, что Давиду борщ тоже не понравился.
   -- А я тебе говорила: дождись меня, научу, как правильно, помогу! А ты: я сама! -- заметила тёща.
   -- Совсем меня не замечает, хмурый вечно, отвечает односложно, слова лишнего не вытянешь, -- продолжает жаловаться на любовника жена.
   -- Так устаёт он на работе! -- вступается за Давида тёща. -- Он же вас обоих, а с малышкой и троих, тянет. Курсовые пишет по вечерам вместо того, чтобы с друзьями гулять.
   Я удивляюсь нашей с Давидом схожести.
   -- Да, я знаю, мам, знаю. Только как мне объяснить ему, что всё это временно, что мы обязательно прорвёмся, что всё будет хорошо?! Мам, я его очень сильно люблю, я потерять его боюсь!
   -- Не переживай, Танюш. Вот дошьём костюм, сдадим последний заказ Давиду Арамовичу, да такой подарок твоему Андрюшке сделаем, что он тебе всё простит, и борщ недосоленный в том числе!
   -- Да, мам, я знаю. Он давно о компьютере мечтает, я же вижу.
   Тут я понимаю, что я -- олух. Речь идёт обо мне! Таня всё ещё меня любит! Борщ готовила не тёща для себя, а Танька! Для меня! Вспоминаю, что это у меня через неделю день рождения. И что Давид -- это тёщин сосед по площадке Давид Арамович! И что тёща с женой днями-ночами шьют всякие вещи на заказ, в том числе костюм для Арамовича, этого старого хрыча, чтобы подарить мне компьютер! А ещё я понимаю, что мы прорвёмся! И всё будет... всё будет... всё будет офигенно!
   Я спускаюсь вниз, выхожу на дождливую улицу и улыбаюсь небу.
   Ведь всё будет...
  
   2007
  
  
   Всё относительно
  
   Счастье -- это когда всё в порядке. Марик это знал точно. Месяц назад ему казалось, что всё катится к чертям. Мать тяжело заболела и попала в больницу, маленькая сестренка на физкультуре вывихнула ногу и лежала дома. Всё легло на плечи Марика. Лекарства и передачи маме, домашнее хозяйство, сессия в институте. И, как апофеоз, разболевшиеся зубы, которые лечить было не на что.
   Всё, что Марик зарабатывал на написании рефератов и ночным сторожем в компьютерной фирме, уходило на лекарства для матери. Отца своего Марик не помнил. В детстве думал, что тот погиб в Афгане, а в юности выяснил, что отец просто ушёл к другой женщине. Тяжёлая была пора для Марика: впору вешаться или, стиснув зубы, пробиваться.
   Пробился. Мать поправилась, а сестрёнка выздоровела. С зубами ему помог друг Генка, начавший первую в своей жизни практику дантиста в частной поликлинике. С сессией же у Марика проблем вообще никогда не было: учёба ему давалась легко.
   Сейчас Марик счастлив. Нет, он не выиграл в лотерею больших денег. Просто у него всё в порядке. Идут каникулы, впереди два дня на турбазе. В зубах дымится сигарета, в лицо бьёт морозный ветер, рядом сидят лучшие друзья и любимая девушка.
   Гарик за рулём что-то весело напевает, справа от него на переднем сидении сидит Янка, которая, не сдержавшись, открывает пиво и пьёт прямо из банки.
   Гарик что-то недовольно выговаривает: ему тоже хочется пива, но он за рулём. А Янка совсем не солидарна с ним. В правой руке -- пиво, в левой -- сигарета. Янка весело хохочет, обнажая крупные, белые, идеально ровные зубы.
   За окном проносятся белоствольные берёзки, заваленные снегом, пушистые сосны и ели. Трасса пуста, и Гарик в скорости ставит рекорд за рекордом.
   Марик щелчком отправляет сигарету "за борт", закрывает окно и обнимает Светку, сидящую рядом. Светка прижимается к Марику и жмурит глаза: в окно ударяет луч заходящего солнца, негреющий, но яркий.
   Справа от Светки, нахохлившись, как воробей в студеную пору, сидит Данила. Девушки у него пока нет, и он уже смирился со своей ролью отверженного и непонятого. Но Марик, Гарик и Даня выросли в одном дворе и знают друг друга лет пятнадцать.
   Ботаник Данька, сын академика Гарик и не хватающий с неба звёзд Марик дружили с тех времён, когда Данька не носил очки, отец Гарика был лишь доцентом, а Марик мечтал стать космонавтом.
   Самые близкие друзья. С любимыми девушками. На два дня. Лыжи и санки, сауна и пиво, карты и секс. Счастье.
  
   ***
  
   Темнеет быстро. Вокруг -- кромешная тьма, лишь надвигающаяся трасса лихо проносится под светом фар.
   Янка со Светкой спят. Данька дремлет. Марику не спится, хочется поскорее приехать в пункт назначения. Гарик уже не поёт: видно, что ему тоже хочется как можно быстрее приехать на турбазу, попариться в сауне, выпить тёплого вина и уснуть, обняв Яну. Осталось немного, километров пятьдесят. Двести уже осилили.
   Мимо с рёвом и грохотом проносится грузовик. Светка вздрагивает, а Гарик резко выруливает правее, на обочину, чтобы, не дай Бог, не зацепило ненароком вильнувшей фурой.
   Встряску ощутили все: в днище ударила кочка. Гарик матюгнулся.
   А минут через десять в салоне появился запах гари, машина закашлялась. Гарик остановился и заглушил мотор. В тишине раздался томный голос Яны:
   -- Уже приехали?
   -- Приехали, -- зло отвечает Гарик и выходит из машины.
   Марик с Даней тоже выходят. Зябко ёжась, подходят к Гарику. Из-под капота валит дым.
   -- Что там? -- обеспокоенно интересуется Даня.
   -- Шут его знает, -- сплёвывает Гарик. -- Я не особо разбираюсь в этом. Может, маслобак пробили? Толкнуть назад надо. Перчатки наденьте.
   Напряглись и сдвинули машину на метр назад. На грязном снегу отчётливо чернеет натёкшая масляная лужа, от которой в сторону машины тянется тонкая чёрная масляная ниточка.
   -- Ну, это финиш! -- возмущается Гарик. -- Только на днях масло поменял!
   Девчонки весело выскакивают из машины:
   -- Мальчики, поехали скорее!
   -- Поехали... -- передразнивает их Гарик. -- Всё, приехали уже, тачка сломалась.
   -- Сядьте в машину, -- советует Марик. -- Замёрзнете.
   -- Там невозможно сидеть! -- восклицает Янка. -- Там дышать нечем!
   -- Тогда двери откройте, пусть пока проветривается, -- говорит Гарик.
   Света, открыв все двери, подходит и прижимается к Марику. Дышит сквозь шарф: пар изо рта вырывается на волю, постепенно промокая шерсть.
   -- Починить своими силами реально? -- спрашивает у Гарика Даня.
   -- Не знаю, -- тускло отвечает Гарик. -- Сейчас бате позвоню, узнаю. Если сеть доступна.
   Гарик вытаскивает мобильник, всматривается во вспыхнувший синим экран и со злостью суёт его обратно в карман.
   -- Не пашет. Сеть не доступна! Попробуйте со своих.
   Безрезультатно. Сети ни у кого нет.
   -- Я замёрзла, -- хныкает Янка.
   -- Лезь в машину! -- рявкает Гарик. -- Грейся там! И вообще, что тут стоять, все лезем в салон.
   В салоне после проветривания ничуть не теплее, чем на воздухе. Наоборот, холодные сиденья заставляют ребят дрожать ещё сильнее.
   -- Включи печку, -- просит Даня.
   -- Не учи учёного, -- огрызается Гарик и заводит машину.
   Включённая на всю мощность печка громко гудит, но салон снова начинает заполняться запахом горелого масла. Гарик глушит мотор.
   -- Надо ловить машину. Другого выхода нет. Кто пойдёт?
   Вызывается Светка. Марик выходит вслед за ней. Остальные остаются мёрзнуть в машине. В кромешной темноте валит снег. Звёзд не видно.
   Марик закуривает сигарету. Даже в перчатках руки страшно мёрзнут, одной обнимает Свету, в другой -- окурок. Дым, втягиваемый вместе с морозным воздухом, бодрит. Но трасса всё так же пустынна.
  
   ***
  
   За час мимо не проехало ни одной машины. После Марика со Светкой голосовать выходили Гарик, Яна и Данька, но ни к кому из них фортуна лицом не повернулась.
   -- Есть что пожрать? -- спрашивает Гарик.
   -- В багажнике, -- трясясь от холода, отвечает Даня. -- Бутерброды и пиво.
   -- А чай или кофе горячий в термосе есть?
   -- Нет. Кто же знал, -- оправдывается Марик.
   Перспектива есть замерзшие бутерброды, запивая ледяным пивом, сначала никого не прельщает. Но Гарик не выдерживает и выходит из машины за бутербродами. Вконец замёрзшие, вслед за ним на морозный воздух выскакивают остальные. Холодно. Даня, смешно скрючившись, пытается бегать туда-сюда, но бегает настолько неактивно, что это его не согревает.
   Ребята стоят кругом, запихивают в себя мёрзлые бутерброды, ледышки хрустят под зубами.
   Гарик греет в руках пиво, потом протягивает банку Янке:
   -- Запей.
   -- Не хочу, -- сквозь зубы отвечает Янка. -- Холодно.
   -- Как хочешь, -- отвечает Гарик и пытается отпить сам.
   Губы моментально примерзают к банке.
   -- Примёрзли? -- спрашивает Даня.
   Гарик, не отпуская руки от банки, кивает. Даня участливо матерится, вытаскивает зажигалку и щёлкает ею под банкой. Щёлк-щёлк-щёлк. Бесполезно.
   -- Спички есть у кого-нибудь? -- спрашивает Марик.
   Все отрицательно вертят головами, включая примерзшего к банке Гарика.
   -- Попробуй в руках согреть жигу, -- говорит Марик Даньке.
   Данька суетливо кивает, снимает перчатки и сжимает зажигалку в обеих руках, зачем-то еще и дуя в кулак.
   -- Костёр надо развести! -- восклицает осененный идеей Даня.
   -- Точно! -- радуются девчонки. -- Костёр!
   Даня остается около Гарика греть зажигалку. Марик с девчатами идут в лес за дровами. Гарик кивает Дане, глазами показывая на зажигалку: "Ну как?". Даня пробует, но лишь сухие щелчки служат ответом Гарику.
   Гарик не выдерживает, жмурится и резко рвёт банку от себя. Кровь застывает, не долетая до земли. Гарик громко кричит от боли. Ненавистная банка пива летит в овраг.
   Девчонки с Мариком, по колено утопая в сугробах, ходят по краю леса, опасаясь идти дальше. Ничего подходящего для разведения костра нет. Девчонки убегают греться в машину, Марик остаётся, чтобы продолжить поиски. Под конец он проваливается в сугроб по пояс и кое-как выбравшись, возвращается к своим. Все уже в салоне.
   Гарик ноет, раскачивается вперёд-назад и держит окровавленные губы руками. Янка успокаивает его, но сама на грани срыва. Светка крепится, но видно, что тоже на грани. Ботинки Марика, забитые снегом, постепенно промокают оттаявшим снегом. Марику неуютно и холодно.
   Темно.
   Вдруг мимо проносится машина. Все вскакивают, но уже поздно. Пролетевшая легковушка исчезает вдали. Зато у ребят просыпается надежда. Воодушевлённый Данька выскакивает из машины -- голосовать. Все возбуждённо ругают друг друга, что прекратили голосовку, но потом, взбодрённые тем, что не одни на трассе, оживлённо беседуют.
   -- Приедем на базу, отогреемся, чаю горячего выпьем -- и в сауну! Ну, Гарик, держись, я тебя так отхлестаю! -- мечтательно говорит Марк.
   Гарик что-то одобрительно мычит. Постепенно разговоры стихают. Вдруг где-то сзади слышится слабый звук приближающейся машины.
   -- Сейчас Данька её тормознет, и мы прицепом доедем до турбазы! -- радуется Янка.
   -- Какая турбаза, -- мычит Гарик, -- в город надо.
   -- Гарик, давай до турбазы! -- убеждённо просит Марик. -- Оттуда позвоним в город, и кто-нибудь за нами приедет.
   Марику очень хочется на турбазу.
   Позади машины раздается приглушённый хлопок, и фура проносится мимо.
   Разъярённый Марик выбегает из машины:
   -- Даня, мудак, как же ты остановить не смог?!
   Обескуражено оглядывается. Даньки нигде нет.
  
   ***
  
   Даньку находят в овраге. Видимо, желая стопроцентно остановить фуру, он выбежал на трассу. По грудь утопая в сугробах, тащут его тело до машины. Янка, только взглянув на Даню, не выдерживает, её тошнит. Иступлено заорав, убегает вперёд метров на двести. Гарик, мыча проклятия, бежит за ней.
   Марик, сдерживая слёзы, перебарывая комок в горле, успокаивает Свету. Та уже открыто ревёт, слёзы застывают на её щеках, а Марик отрешённо думает, что это -- конец.
   Гарик приводит вырывающуюся Янку и, с трудом размыкая губы, говорит:
   -- Надо идти к турбазе и по пути голосовать. Другого выхода нет.
   Никто не возражает. Гарик удовлетворённо кивает и идёт вперёд. Марик вытаскивает из багажника рюкзак с продуктами, обнимает Светку и направляется вслед за другом.
   В носу у Марика щиплет. Обледеневшие сопли изнутри колют ноздри. Света идёт, еле волоча ноги, смотрит только в землю.
   Через пару километров она обессилено падает на трассу. Марик к тому времени уже державший замёрзшие, нечувствительные руки в карманах, скидывает бесполезный рюкзак и садится рядом:
   -- Света, надо идти.
   -- Я не могу.
   К ним ковыляет Гарик:
   -- Что у вас?
   -- Она устала и хочет отдохнуть, -- стараясь широко не открывать рот, говорит Марик.
   -- Ясно... Я слышал, в снегу теплее, чем так, на открытой земле. Предлагаю одному остаться ловить машину, а остальным зарыться в сугробе оврага.
   У Марика нет сил ответить что-либо. Он кивает и показывает рукой в сторону, мол, идите, грейтесь, я поголосую. Света встаёт и, шатаясь, идёт вслед за Гариком.
   Марик вытаскивает сигарету, щёлкает зажигалкой и разочарованно выплёвывает сигарету на землю.
   "Счастье... Счастье -- понятие относительное", -- думает Марик. Он с радостью вернул бы все свои проблемы месячной давности, лишь бы Даня был жив, лишь бы им всем оказаться дома -- в тепле.
   Сессия -- проблема? Отсутствие больших денег -- проблема? Заболевшие зубы -- проблема?
   Марик ухмыляется. Жить -- вот это счастье. Жить... Холодно...
   Марик трёт замерзшие щеки и, плюнув, спускается в овраг. Ложится рядом со Светкой, обнимает её. Хорошо. Долгожданное тепло обволакивает тело. Глаза слипаются. Спать...
   Марик проваливается в дрёму.
   Где-то вдали по трассе сверкают фары.
  
   Глобальные перемены
  
   Жарким утром августа сего года Степан проснулся с чувством, что в жизни надо что-то менять. Высунув из подголовья мокрую от пота подушку, перевернулся на другой бок и попробовал уснуть. Сон не возвращался.
   Напротив, Степану вдруг захотелось встать, сделать зарядку и принять душ. Он выторговывал у самого себя право поваляться ещё полчасика в обмен на утреннюю пробежку. Однако лежать на мокрой и смятой простыне оказалось неудобно, даже неприятно. В итоге вместо положенного получаса Степан пролежал только восемь минут. Зато и пробежка заменилась на три приседания.
   Приседания Степан сделал крайне нехотя. В коленках при этом что-то хрустнуло. "Буду чаще приседать", -- успокоил себя Степан и направился в ванную комнату. По пути успел нажать на кнопки питаний чайника и системного блока, чем, соответственно, включил чайник и компьютер. Чайник отреагировал лишь красным индикатором, компьютер ответил двумя: красным и зелёным. Зелёный подмигнул Степану, радуясь возвращению к жизни.
   Наскоро почистив зубы и умывшись, Степан поглядел в зеркало. "Красавчик!", -- подмигнул отражению. Вспомнил было, что хотел принять душ, но сразу же забыл. Вернулся в комнату, где уже закипал чайник.
   Щедрой рукой высыпал в чашку кофе, сахар и залил кипятком. Кофе поднял не только настроение, но и кое-что ещё. И тогда Степан вспомнил о своём желании что-нибудь поменять в своей жизни.
   "Да! Именно сегодня! -- возликовал он. -- Именно сегодня я коренным образом изменю что-то в своей жизни!".
   Онанировал Степан с этого утра левой рукой.
  
   Глупость человеческая
  
   -- Ну, всё, как полагается: поляну накрыл, попрощался, сказал, что никого никогда не забудет и скрылся в неизвестном направлении.
   -- Так просто? А чем мотивировал?
   -- Переездом в другой город.
   -- Обалдеть! Работа же у него была, как говорится, "не бей лежачего", квартира, авто, бабы, все дела... И куда он переехал?
   -- В какой-то Мухосранск.
   -- А что там? Родина его, что ли? Предки?
   -- Родина его -- город-герой Москва.
  
   ***
  
   Самым сложным было изобразить восторженный голос:
   -- Мама! Можешь меня поздравить! Я -- студентка!
   Конечно, мама не сдержалась и заревела от счастья прямо в трубку:
   -- Доченька, умница ты моя, надежда и опора...
   Конечно. Всегда была отличницей, любимицей преподавателей, и путь её, казалось, будет светлым. Все знали, что Настя будет учиться в Москве. А где же ещё? Мать взяла кредит в банке, "чтобы было, на что Настеньке до Москвы добраться, и на первое время, на учебники те же..." Сбережений в семье никогда не было. Отец лет восемь лет назад утонул, с тех пор мать тянула и Настю, и полоумного Колю.
   -- ...Учись хорошо, лекции не пропускай, допоздна не гуляй... -- мама всё говорила и говорила.
   Настя поддакивала и с трудом сдерживала ком в горле. В институт она не поступила: не хватило пары баллов. Хорошо хотя бы, что за квартиру заплатила за два месяца вперед: как раз время найти работу.
   -- ... А там, глядишь, и нас с Колей к себе заберёшь... -- понадеялась мама.
   Прошло полтора месяца. Настя устроилась официанткой в забегаловке. Проснуться в пять утра, привести себя в порядок, сорок минут на электричке, ещё час в метро и на автобусе. И к девяти надо быть на работе. Двенадцать часов на ногах. Не дай Бог, что-то разбить или обидеть клиента. Ноги опухли, на них проступила венозная сетка.
   После вычета штрафов из зарплаты осталось сто девяносто пять рублей. Меньше, чем ушло на проезд. И осень уже. И хозяин квартиры "тактично" намекнул на приближающийся срок квартплаты: "Настя, ты учти, день просрочки -- вылетишь сразу же..." Колготки порвал, гад.
  
   ***
  
   Тишина и неяркий свет. Тишина сменила привычный перестук колес поезда. Фонарь на перроне осветил половину купе. Мирон проснулся и взглянул на часы: четверть четвёртого.
   На верхней полке обеспокоено завозился попутчик. Мирон выглянул в окно и чертыхнулся: это была его станция.
   В дверь постучали:
   -- Ясный, стоянка -- три минуты.
   Мирон накинул куртку, взял собранную с вечера сумку, мысленно попрощался с соседями по купе и направился к выходу. В тамбуре кивнул зевающему проводнику:
   -- Счастливо.
   -- Счастливо.
   Всегда так. Какой фразой прощаешься, той и ответят. То ли ленятся, то ли... Чёрт их знает.
   Ясный встретил его прохладным ветром. Мирон поёжился и закурил.
   -- Такси надо? -- спросил невысокий плотный кавказец.
   -- Надо. В гостиницу. Ближайшую.
   -- А у нас всего одна, -- усмехнулся таксист. -- Поехали.
   В салоне "Волги" тепло и уютно. Фонари не горели, так что единственным освещением в городке были мелькавшие окна маленьких одноэтажных домиков.
   Через пять минут они подъехали к трёхэтажному зданию. Небольшая потёртая вывеска гласила: "Центральная гостиниця N 1". Оказалась она на перекрёстке улиц им. Маресьева и Чехова. Чуть ниже по Чехова виднелись огни таверны "Очаг". Судя по припаркованным машинам, "Очаг" ещё работал.
   Мирон расплатился, вытащил сумку и подошёл к дверям гостиницы. Закрыто. Мирон постучался. "Жрать и спать", -- мелькнуло в голове.
   Дверь открыл охранник с сонным, опухшим лицом и слипшимися глазами:
   -- Чего?
   -- Мне нужен номер.
   -- На час -- двести, до восьми утра -- пятьсот, -- оживился охранник. -- Деньги вперёд.
   -- А на сутки? -- спросил Мирон.
   -- А... -- протянул охранник. -- Ты один, что ли? Приезжий?
   -- Типа того. Войти можно? Холодно.
   Разочарованный охранник впустил его внутрь, выглянул на улицу, огляделся и запер дверь.
   Сняв одноместный номер и получив ключи, Мирон поднялся на второй этаж. Покрытые протёртой дорожкой деревянные полы кряхтели под ногами, скрипы кроватей и женские стоны, доносившиеся сквозь фанерные стены, сопровождали его всю дорогу до номера. Запахи пота и несвежего белья были повсюду. Из какого-то номера слышалась гортанная ругань горцев, прерывавшаяся женским смехом.
   "Отличная гостиница, -- подумал Мирон. -- "Центральный бордель N 1"".
  
   ***
  
   Новое место работы найти оказалось проще простого. "Блины" возле вокзала, десять минут ходьбы от дома. "Нэт прапыски? Аставышь паспарт в залох, -- коверкая слова, обрадовал Джавад, то ли хозяин, то ли управляющий ларька. -- Прайдош мэдасмотэр и выхады на работы".
   Доходы не увеличились, зато уменьшились расходы. Появилось свободное время. Ленка -- сменщица -- познакомила со своими однокурсниками.
   Вместе гуляли, пили пиво, промывали все косточки преподов. Некоторые начали ухаживать за Настей. Особенно старался Мирон: вихрастый, тощий, офигенно талантливый. Дарил цветы, потом стрелял сигареты.
   Настя на его ухаживания поначалу не отвечала, уж больно какой-то мальчик неприметный. Но мальчик был настойчив, и она ответила. Так Мирон потерял девственность.
   А через год они поженились.
  
   ***
  
   Сквозь занавески видны невзрачные пятиэтажки, на перекрёстке мигают светофоры. Пустынно. Мирон с трудом открыл неподдающуюся форточку, в комнату ворвался влажный ветер. Мирон поёжился.
   Распаковав сумку, вытащил остатки съестного на стол: колбасу, сыр, хлеб, упаковку яблочного сока. Сделал бутерброды, налил сок в кружку. Нормально. Всё путём. Перекусить, лечь спать: утром рано вставать, соскучился сильно.
   А завтра на первое время, пока не уладится, лучше найти квартиру: и дешевле, и спокойнее. Трескуче зазвонил телефон. Подняв трубку, Мирон услышал женский голос:
   -- Желаете приятно провести время?
   -- Нет, спасибо.
   Раздались гудки. Мирон сел за стол. Бутерброды чуть подсохли, но он не обращал на это внимания. Откусывал, пережёвывал, запивал соком. Раскрыл газету.
   В дверь постучали. Кто там ещё? Мирон отворил дверь. За порогом, опираясь рукой о косяк, чуть пошатываясь, стояла и улыбалась женщина в короткой юбке, кофточке и с запахом перегара.
   Икнув, она сказала:
   -- Я -- Валя. Скучаешь?
   -- Нет, веселюсь. Я ложусь спать, Валя, так что извини.
   -- Ты же командировочный, да? -- Валя сделала шаг вперёд. -- Может, впустишь даму?
   -- Э-э-э...
   -- Спасибо.
   Валя зашла, прикрыв за собой дверь.
   -- Откуда приехал?
   -- Из Москвы. Это вы звонили?
   -- Может, и я. А что?
   -- Я же сказал: нет. Не нуждаюсь в ваших услугах.
   -- Без услуг пообщаемся. Такой мужчина интересный.
   Мирон сдался. Общались всю ночь. Всё, как есть, ей рассказал: психолог тот ещё оказалась девка, да и понятливая.
  
   ***
  
   Не успев поступить в институт, Настя вынужденно взяла академ -- залетела. Первый курс доучилась -- и всё. К тому времени Мирон уже заканчивал институт и проходил преддипломную практику. Ни о каком аборте Настя и не думала: только рожать!
   Может, это было и неумно. Напряги с бюджетом: работала только Настя. Мирона надо было красиво одевать, обстирывать, кормить, набирать его отчёты, глотать его сперму и выделять ему деньги на пиво и сигареты ("Парламент", не иначе). "Ты же понимаешь, мне надо держать марку", -- объяснял он. Настя стала работать в две смены.
   Её мать продала дом и выслала часть денег дочке. Так у Мирона появился первый мобильный.
   Жили они в той же Настиной съёмной квартире. Родители Мирона им не помогали, да и ничем помочь не могли, сами перебивались от зарплаты к зарплате. Свекровь, Людмила Петровна, сразу невзлюбила невестку. Какая-то приезжая, продавщица в ларьке, захомутала её мальчика, такого умного и перспективного. "Передком заманила", -- жаловалась свекровь подружкам.
   Никакой свадьбы, просто расписались. Мирон тогда на радостях хорошо выпил, вёл себя возбуждённо, даже как-то агрессивно. А потом уснул. Настя проводила гостей, убралась, вымыла посуду. Светало. Она села на кровать рядом с Мироном и, разглядывая его спящее умиротворённое лицо, представляла, как скоро всё будет замечательно.
   Всё стало замечательно настолько, что в роддом Настя поехала одна, жутко стесняясь синяков на теле. "Муж в командировке", -- отличная отмазка. "Золотое руно" -- отличная командировка. Ресторан-казино, всё в одном. Шлюхи рядом, только свистни.
   "Мирон после свадьбы" -- это было совсем не то, что "Мирон в период ухаживаний -- мой милый и скромный, моя опора и надежда". На работе Мирон (версия 2.0, "Послесвадебный релиз") продвигался настолько же быстро, насколько быстро менялся сам.
   Успешно прошёл стажировку и был принят в штат. А жене: "На, получай, сука!". Сама виновата, нечего улыбаться всем подряд! Хорошо, что всего лишь пощёчина. Не переставая улыбаться, Настя думала: "Пусть все решат, что это шутка... Да, да, шутка. И ничего более. Но как же горит щека..." Сомнамбулой дошла до ресторанной уборной и лишь там разрыдалась.
   Стал заместителем руководителя департамента. А с левой ещё не пробовали? Всё бывает в первый раз, крошка, лови! Походя, ногой. Ну, и кулаком в живот, он же так соблазнительно выпирает. Конечно, в тот момент Настя испугалась не за себя.
   Удивительно, как Маришка родилась здоровой.
  
   ***
  
   Утром, наскоро собравшись, Мирон вышел из гостиницы. Наверное, впервые за эту хмурую осень небо расчистилось, и ярко светило солнце.
   Ночью, с трудом выпроводив назойливую проститутку Валю, Мирон долго ворочался: не мог уснуть. Он многое переосмыслил за последнее время.
   "Ну и катись!", -- подумал он, когда после очередного загула нашёл записку от Насти.
   "Мирон, я уезжаю. Ничего мне от тебя не нужно, взяла лишь Маришкины и свои вещи. На алименты подавать не буду. Анастасия".
   Собрал друзей, подруг: отметили по полной. Жизнь началась холостяцкая. Успевал всё: и работать, и гулять. Лишь иногда, раз в неделю, а то и того реже, возникала в душе щемящая тоска по жене с дочкой. Но Мирон успешно её гасил.
   Потом всё достало. Бросил пить, порывался даже бросить курить, но не получалось. Спортзал, тренажёры, диета, карьера. В личном плане что-то не заладилось: крутились около одни шалавы, чего хотели -- понятно, да не того хотелось самому. А чего? Чёрт его знает.
   А месяц назад попался на глаза альбом с фотографиями: студенты на лавочке с пивом, они с Настей, Маришкин зуб первый... Совсем уж плохо стало, взвыл Мирон, понял всё: и кто он по жизни, и чего хочет на самом деле, да... Ничего не поздно!
   С работы не отпускали -- да и пошли вы! Уволился без сомнений. Секретарша "я вся ваша, Мирон Алексеевич" сходу стала "я не такая, идиот, знать тебя не знаю". Но на прощальную вечеринку пришли все приглашённые.
   А потом собрался по-быстрому: дочке кукол дорогущих набрал, жене -- бижутерии, шмоток, ещё чего-то там, в пылу не разбирал, брал всё. Тёще даже что-то в подарок взял. И на первый же поезд в Ясный. Куда они ещё могли поехать?
  
   ***
  
   -- Да, тупо вообще всё получилось. Москвич этот к Настюхе Григорьевой приехал, муж её бывший, оказывается. Сейчас пробиваем. Не знаю, что у них там в Москве было, но когда она его увидела, заорала как резаная, испугалась очень, решила, он дочку приехал забирать. С ней брательник вместе был, Колька, идиот полоумный, решил, что москвич сестру убивает, вступился за неё.
   -- Как?
   -- Ну, по-своему, я уж без понятия, как у них там, идиотов, принято драться, но у москвича полбашки теперь нет. Арматурой, знаешь, и не такое можно снести.
  
   2007
  
   Ебанат
  
   я сразу гаварил што сашка ебанат
   мине нихто ни верел фсе думало што он проста далбаеб
   но сашка далбаебам небыль
   он претварялься далбаебом и фсе ф диревне ему веряли
   я гаварю придсыдатилю ебанарот михалыч сашка видь ебанат а он мине гаварит што я солага должын знадь свайо места
   я ни солага в васьмом класси ужи а сашка училса са мнойу
   колька абзывал наз далбаебами сашка толька смияльса а я злильса и дральса с колькой но он сука мине фсигда давал па первая чесло
   я гаварю сашка он ужо дастал давай кольке додим сдачу вместе а он толька смияльса и гаварил што дайдет очиридь и да кольки
   колька патом умир гаварят ат плахова спирта ну да хрень с ним я патом прешол и плюнюл ему в рожу а ехо отетс пагнальса за мной и хатил убить сука ни дагнал харашо
   аткуда взялся сашка никто ни знал тагда это сичас я знайу што ебанаты визде паявились ва всех диревнях и гарадах
   призидент далбаеб патом скозал што ебанаты нелюди а енопланитяни враль наверна
   енопланитяни литайут на литайущех тарельках гаварил придсидатель насмишил миня на тарельках
   тарельки ани жы малинькие
   сашку нашол в капусти и взял к сибе жить дед гриша дурачок
   у деда грише сын умир и он фсем гаварил што типерь у ниво ест наследнек
   кагда сашка пашол ва фтарой клас деду гришу наш ли в калотци
   в диривни гаварили што биз мазгоф астальса дед ни кто ни верял толька патом паверили уже позна была
   на сашку дажи ни кто и ни падумаль
   тагда сашку взяли к сибе рамановы
   я прихадил у дяди миши раманаву и придуприждал што ето сашка у деду гриши мазги высасал но мине не паверили скозали чиши атседа дурачок
   я ходя и дурачок но я сам видил как сашка кошка паймал и у ниво вырасла трубачка и кошка в ухо залезла и патам кошку умирла
   и патам остальные тожи умирле
   патам по тиливизару паказали призидента каторы сказял што паявились ебанаты мозги сасут нада быть астарожным и бдитилным
   придсидатиль сказал што нужын народный патьрул и што бы ни кто па начам ни шляльса патаму шта ни кто ни зналь хто в нас в диревни ебанат
   я зналь и гаварил придсидатилу што сашка ебанат но придсидатил ни верял
   в ту ноч умирло ищо два
   и я узналь што в диревни кроми сашки есть ищо адин ебанат придсидатил
   видил как он высасал мозги доярка машка
   я падумал вот пачиму он мине пра сашку ни верял значат он и так зналь
   я роскозал атцу пра фсе ето он ни паверил но дагаварился с мужиками слидить за сашкой и придсидатилим
   никто ни зналь што ебанаты так хитрий
   фсе кто слидил за ними тагда утром аказались мортвими и мой атец тожи
   тагда фсе начали друх друха падазривать и убевать и баяца
   я спрятальса ф погриби
   кушаю сэрую кортошку и агурцы
   выхадить байус ни ужели ебанаты фсех пабедили в диревни и ищют миня
   хто там скрибеца
  
   2004
  
   Жажда жизни
  
   Уходя, мать всегда захлопывает дверь аккуратно, чтобы меня не разбудить. Но я всё равно просыпаюсь: металлическую дверь бесшумно не закроешь. Лязг замка -- и тишина. Тишина в квартире, безмолвие в душе. Безмолвие, ненависть и опустошение.
   Нахожу под подушкой пульт и включаю телевизор. Комната заполняется нереально бодрым диалогом ведущих утренней программы. На душе, как на улице, тоскливо и пасмурно. Мастурбирую, вытираю руки о простыню. Хватаю руками смятую перекрученную подушку под головой и, не убирая рук, сажусь. Нормально, с зарядкой покончено.
   Иду в ванную. Из зеркала за мной наблюдает какой-то урод. Пол-лица искорежено плохо заживающими шрамами, левое веко оттянуто в сторону и вниз. От уголка рта тянется шрам к уху. Слева верхняя губа обнажает металлические зубы. "Отвернись!",-- говорю я ему и открываю кран. Вяло мою руки, умываюсь ледяной водой. Бриться лениво. Зубы тоже не чищу -- зачем? Кариес мне не грозит, а плохой запах изо рта... Мне нет до него дела.
   Иду на кухню. По дороге спотыкаюсь: это наша кошка Дести вьётся под ногами. Мяукает и трётся головой о мою ногу. Беру её на руки и продолжаю свой путь.
   На кухонном столе в накрытых тарелках мой завтрак: ещё тёплые гренки, котлеты, картофельное пюре, варёные яйца, бутерброды с сыром и колбасой. На плите дожидаются своей очереди борщ и свежезаваренный чай. В последнее время я люблю вкусно и обильно поесть: ничто другое меня не радует.
   Наливаю чай в самую большую кружку. Шесть ложек сахара нехотя растворяются и оседают на дне, добавляю молоко и размешиваю.
   Тяжело опускаюсь, стул подо мной жалобно скрипит. Восемнадцать килограмм лишнего веса за пять месяцев -- это не только скрип стула под задом. Это одышка при подъёме на любой этаж выше третьего, это лопающийся ремень при попытке завязать шнурки. А ещё это "зеркальная" болезнь. Помню, как смеялся, впервые услышав о симптомах этой болезни, как думал, что уж мне это никогда не грозит. Я всегда ел вволю, но весил не больше положенных восьмидесяти пяти при росте в сто восемьдесят пять сантиметров.
   Сейчас я вешу больше центнера и без зеркала не могу увидеть свой член. Я ненавижу себя.
  
   ***
  
   Мы ехали по вечернему проспекту за Янкой.
   Я не вписался в поворот. Друг, сидевший рядом, сильно поранился. Его жене повезло больше. Она и нашла меня метрах в семи от машины. Я протаранил половиной лица асфальт и очнулся только через трое суток.
   Потом несколько дней лежал неподвижно, борясь с болью. Хотя физическая боль была не самым большим испытанием. Страшнее было то, кого я чуть позже увидел в зеркале: урода. Беззубого урода с половиной лица и кривым глазом. А потом случилось самое страшное.
   Яна не пришла навестить меня в больницу, но я мысленно оправдывал её. Ведь я всё равно был без сознания, верно? Тем более, у неё на носу была защита дипломной. Но почему она не звонит? Почему у неё отключен сотовый? И почему, когда я звоню ей домой, родители чужим голосом сообщают, что её нет? Я давно нашёл один ответ на все эти вопросы, но продолжал малодушно цепляться за выдуманное. Логика окончательно капитулировала, а потому я каждый день спрашивал своих родителей и друзей о Яне. Что с ней? Как она? Почему не приходит? Они отводили глаза и переводили разговор на другие темы.
   Прозрев, я проникся жалостью к себе. И чем больше себя жалел, тем больше ненавидел её. И в аварии никто, кроме неё, виноват не был. Ведь мы ехали к ней. А она не пришла.
   Я был красивым, уважаемым и обеспеченным двадцативосьмилетним молодым человеком. У меня были многочисленные друзья, горячо любимая невеста-красавица и престижная руководящая должность в преуспевающей компании.
   Теперь я -- бесперспективный безработный урод, спящий со своей правой рукой. А друзей у меня оказалось не так уж и много. Практически ни одного.
   Всё, что у меня осталось, -- ненависть к этой суке.
  
   ***
  
   В тот вечер я хотел сделать Яне предложение. Мы встретились в том самом китайском ресторане, где когда-то познакомились. Столик на двоих, мягкий рассеянный свет фонарей, улыбчивые официантки. Всё, как обычно, только должен был получиться необычный вечер.
   Янка со свойственной ей непосредственностью поглощала любимого карпа под томатным соусом. Я как-то спросил, почему она всегда заказывает одно и то же блюдо. Оказалось, ей просто нравится название: "Танцуй". Она и сама, словно танцует по жизни, легко и с улыбкой. Её улыбка обезоруживает всех: будь то строгий преподаватель в вузе или я, в приступе ревности решивший выяснить отношения. Мне кажется, что я влюбился в неё с первого взгляда, только вот понял не сразу. А потому воспринимал Яну только как очередную девушку, которая рано или поздно надоест, и мы расстанемся. Но со временем пришло и понимание: люблю. Люблю больше жизни и хочу быть с ней всегда.
   Мы болтали на отвлечённые темы, а я всё тянул со своим предложением, желая окончательно определиться. Что её во мне привлекает? Действительно ли она меня любит, или я для неё просто удобный во всех отношениях любовник? Верной ли она мне будет женой?
   Червь сомнения, поселившийся во мне, мучил меня весь вечер, и в итоге я так и не решился сказать Янке то, что должен был. Она, по-моему, догадывалась об этом, ждала чего-то, и лёгкая тень разочарования промелькнула в её глазах, когда я попросил счёт.
   С бутылкой шампанского мы гуляли по набережной, держась за руки. Нам стоило о многом друг другу рассказать, но мы лишь молча брели куда-то, пили шампанское из бутылки и думали о своём.
   -- Шампанское закончилось! -- торжественно объявила Янка. -- Дуй в бутылку и загадывай желание!
   "Я бы всё отдал, чтобы узнать, насколько крепки её чувства", -- прочитал месяц в моих глазах.
  
   ***
  
   Покончив с завтраком, я возвращаюсь в свою комнату. Посуду не мою: скоро обедать, зачем же лишний раз напрягаться? Ложусь в постель и подо что-то бормочущий телевизор проваливаюсь в сон.
   Сквозь сон чувствую, как на грудь укладывается Дести: устраивается удобнее и урчит. Урчание набирает обороты, становится навязчивым, и я просыпаюсь.
   Во рту неприятный привкус, и я думаю, а не почистить ли мне зубы? Иду в ванную, чищу зубы, а заодно, раз уж зашёл, бреюсь.
   Потягиваюсь и слышу, как трещат мои кости. "Совсем форму потерял, -- мысленно укоряю себя. -- Пора бы заняться собой!".
   Одеваюсь и выхожу на улицу. Идёт дождь, люди спешат по своим делам.
   Шаг, второй, третий -- я начинаю свой бег. Бегу по лужам навстречу дождю и удивлённо оглядывающимся людям. Ноги становятся ватными, саднит горло и болит бок. Я всё равно бегу. Ноги заплетаются, в глаза течёт пот, а вместе с ним безмолвие в душе уступает место уличному шуму. Бежать становится легче, и я чувствую, как по капле выдавливаю из себя злобу. Я перестаю злиться на себя, чувствую, что всё ещё молод. Во мне просыпается жажда. Мне хочется пить, но ещё больше мне хочется жить. Я бегу.
   Пришедшая жажда жизни преподносит сюрприз. Я начинаю понимать Янку. Нет, не оправдывать, а лишь понимать. С пониманием приходит прощение. А, простив её, я перестаю о ней думать. Она мне безразлична.
   Дождь заканчивается. Сквозь тучи пробивается лучик солнца. Улыбаюсь ему и продолжаю бег.
   Бег навстречу новой жизни.
  
   2005
  
   Ирочка
  
   -- Ирочка, солнце, проснись! Проснись! -- в отчаянии шепчет Игорь.
   Ира не просыпается. Широко открытые глаза застыли, руки раскинулись по полу. Игорь целует Иру, её лицо, губы, глаза, шепчет её имя, пытаясь разбудить, но Ира не просыпается. Из её пробитого черепа вытекла небольшая лужица крови. Кровь уже застыла.
   -- Ирочка, солнышко моё, я сейчас тебе голову помою, -- обезумев от горя, решает Игорь и бережно поднимает её тело.
   Её волосы, прилипшие к полу, с сухим треском отрываются. На паркете остаётся клок волос в чёрной застывшей луже. Кругом видны осколки посуды.
   -- Ничего страшного, Ирочка, -- успокаивает жену Игорь, -- новые отрастут, ещё лучше.
   Забыв, что хотел сделать, Игорь переносит тело Ирины на диван. Долго гладит её по голове, потом садится рядом и отрешённо смотрит в пол.
   В кроватке надрывается от крика их с Ирой малыш. Уже полдень, но его так никто и не покормил. В крике отчётливо слышится: "Ма-а-ма-а!".
   Ира бы обрадовалась этому. Они с Игорем часто спорили, каким будет первое слово сына.
   Но сейчас Игорю не до сына. В расколовшееся похмельное сознание возвращается память.
  
   ***
  
   -- Солнце, а ты кого больше хочешь? Мальчика или девочку? -- спросил Игорь.
   -- Я? Конечно, мальчика, -- уверенно ответила Ира. -- Он будет старшим братом для Насти.
   -- Какой Насти? -- не понял Игорь.
   -- У нас после Андрюшки будет дочка. Настенька. А Андрюшка будет её защищать. Понятно, дурачок? -- улыбнулась она.
   -- Понятно, -- счастливо выдохнул он. -- Я люблю тебя!
   -- И я тебя люблю, -- засмеялась она и повалила его на кровать.
   Никого и никогда Игорь так не любил, как Иру. Ирочку. Игорь как-то проводил локальную сеть в одном офисе. Там он с ней и познакомился. В кои-то веки решился и пригласил девушку на свидание.
   К его удивлению, она не стала отшучиваться, а просто согласилась. Повстречались полгода, да и решили жить вместе. Родители их гражданский брак не одобрили, но прошёл год, и Игорь женился на Ире. А ещё через год на свет появился Андрюшка.
   Жили душа в душу. Игорь взял на свои плечи немало: стирал пелёнки, ночами вставал к пробудившемуся сыну, часами гулял с ним в парке, готовил молочные смеси. В общем, помогал Иринке, как мог.
   Зарабатывали они немного, но на жизнь хватало. Родители помогали опять же.
   Молодая счастливая ячейка общества.
  
   ***
  
   -- Ты где был? Четыре часа утра!
   -- П-пиво п-пил, -- заплетающимся языком вымолвил Игорь.
   Ирина поморщилась. От Игоря сильно разило перегаром. Он еле стоял на ногах. И если бы не закрытая дверь, о которую он облокотился, рухнул бы на пол. Игорь стоял, закрыв глаза, сжимая в руке недопитую бутылку пива. Его мутило от выпитого. Куртка была вымазана штукатуркой, а штаны украшали брызги рвотной массы.
   -- Ты позвонить хотя бы мог? Я ждала, мучилась, всех друзей твоих обзвонила! Дома денег нет, а он идёт пьянствовать! Рожа твоя бесстыжая! -- постепенно закипая, тихо, чтобы не разбудить ребёнка, выговаривала Ира, одновременно раздевая мужа.
   Ира принялась за ботинки. Развязывая шнурки и бормоча проклятия и ругательства в адрес провинившегося мужа, она не заметила, как Игорь открыл глаза. Он аккуратно поставил бутылку пива на пол, полез за сигаретами, вытащил одну и закурил.
   Ира от удивления перестала говорить. Игорь никогда не позволял себе курить дома, зная, что табачный дым очень вреден для малыша.
   -- Сейчас же погаси! -- потребовала она.
   -- С-слы-ышь... ты... с-стерва... ум-молкни! -- слова Игорю давались тяжело. -- Я в доме хозяин, и что хочу, то и делаю!
   -- О ребёнке подумай! -- воскликнула Ира. -- Своло...
   Корявый, но сильный удар кулаком в челюсть заставил Иру замолчать. Никогда Игорь не позволял себе не то что бить жену, но и повышать на неё голос.
   -- Знай, с-сука, с кем разговариваешь! Ещё х-хочешь? -- показав для убедительности кулак, спросил Игорь.
   Ира подняла глаза. Из уголка рта потекла тонкая струйка крови. Не говоря ни слова, Ира влепила ему пощёчину. И получила в ответ от мужа удар коленом в живот. Потом левой рукой в грудь, а правой -- снова по лицу.
   Сквозь стекающую из рассечённой брови кровь Ира видела ухмыляющееся лицо Игоря, сигарету в его зубах и злые прищуренные глаза. За окном был слышен смех соседей: ещё одной семейной пары, которая возвращалась домой с какой-то вечеринки. В кроватке обеспокоенно завозился малыш.
   Скрючившись от боли, Ира побежала в ванную. Скорее, скорее закрыться там от обезумевшего Игорёчка, а потом он проспится, протрезвеет, и всё будет хорошо. Ему ещё стыдно будет. Да, он извинится, а потом они все вместе поедут к родителям, где будут пить пахучий ароматный мятный...
   У Иры потемнело в глазах, и её тело беззвучно рухнуло на пол.
   Сзади стоял Игорь и удивлённо крутил в руке окровавленное горлышко от бутылки с пивом. Постояв так, Игорь пошёл на кухню и выкинул горлышко в ведро с мусором. После чего со спокойной душой отправился спать.
  
   ***
  
   -- Вот ты, Игорян, не обижайся, но ты самый настоящий подкаблучник! -- безапелляционно заявил Костя.
   -- С чего ты взял? -- недоумённо спросил Игорь.
   Костя вытащил его в этот бар прямо с работы. Игорь долго отнекивался, но в итоге не сумел отказать лучшему другу, которого он не видел уже с полгода. Да, точно полгода. Последний раз они виделись, когда вместе пьяные и счастливые орали в три часа ночи под стенами роддома песни. Потом они всю ночь пили водку у Игоря дома, празднуя рождение его первенца.
   Иру Игорь предупредить о своей задержке не сумел, поскольку их домашний телефон был постоянно занят. Видимо, Ирина болтала с кем-то из подружек.
   -- Раньше мы часто виделись? -- спросил Костя.
   -- Каждый день практически, -- ответил Игорь.
   -- Вот! -- удовлетворённый ответом друга, сказал Костя. -- А сейчас?
   -- У меня же ребёнок, Костя. Семья и работа отнимают всё время, не высыпаюсь периодически, какие уж тут пьянки, -- попытался объяснить Игорь.
   -- Так какой же ты мужик тогда? А жена на что? Ещё скажи, что ты пелёнки стираешь, посуду моешь...
   -- Стираю, мою, -- подтвердил Игорь.
   -- Не стыдно? Это же прямые женские обязанности! Ты зарплату домой приносишь?
   -- Всю до копейки Иринке отдаю.
   -- Вот и всё! Ты -- добытчик, твоё дело -- деньги зарабатывать. А всё остальное: хозяйство, ребёнок -- должно быть на жене твоей.
   -- Костя, честно говоря, ты прав. Устаю я жутко, не помню даже, когда вот так вот последний раз сидел и пил пиво. Но с Иркой ссориться не хочу, иначе запилит. У неё язык, знаешь, какой острый, -- пожаловался Игорь.
   -- Язык острый? А кулаки тебе на что? -- спросил Костя и покрутил кулаком под носом друга. -- Слово вякнет, бей в табло. И весь базар. В следующий раз будет умнее и заткнется. Или ты всю жизнь хочешь у неё под каблуком пробыть?
   Слова Кости запали Игорю в душу, найдя благодатную почву. Игорь давно уже был недоволен своей жизнью и с тоской смотрел в будущее. И символом новой жизни решил Иринке не звонить. "Пусть поревнует, поволнуется", -- злорадно подумал Игорь.
   -- Может, водки? -- усмехаясь, спросил Костя. -- Или жены боишься?
   -- После пива... -- задумался Игорь. -- А, давай!
  
   ***
  
   -- Ты позвонить хотя бы мог? Я ждала, мучилась, всех друзей твоих обзвонила! Дома денег нет, а он идёт пьянствовать! Рожа твоя бесстыжая! -- постепенно закипая, тихо, чтобы не разбудить ребёнка, выговаривала Ира, одновременно раздевая мужа.
   Игорь открыл глаза. Ира сидела на корточках и пыталась расшнуровать его ботинки. Живая! Это всего лишь сон, слава Богу! Но какой реальный! От мысли, что было бы, если бы всё это оказалось правдой, Игоря покрыла испарина. Надрывающийся в крике Андрюшка, убитая им Ирочка, суд, длительный срок заключения, вдребезги разбитая жизнь. Кошмар какой-то.
   -- Милая, любимая, солнышко моё! Прости меня, прости меня, дурака, не смог я дозвониться и предупредить, а потом запамятовал. Любимая!
  
   Игорь присел и обнял жену. Покрывая её лицо поцелуями, он гладил её по волосам и шептал нежности.
   Игорь сам снял ботинки, взял на руки Иринку и, не переставая целовать, понес её в кровать.
   -- Сумасшедший!
   -- Люблю тебя!
   -- И я тебя люблю, Игорёчек, -- прошептала счастливая Ира.
   Они долго занимались любовью, а потом, обнявшись, уснули. Руки любимой жены крепко обвили его шею, так туго, что Игорь чуть не задохнулся. А потом ушёл в небытие, погрузившись в сладкий сон.
  
   ***
  
   Проснувшийся Валёк заорал на всю камеру:
   -- Новенький повесился!
   -- Да и хрен с ним! Кто он такой вообще? -- поинтересовался урка с худыми жилистыми руками.
   -- По сто пятой шёл вроде, -- вспомнил рассказ новенького Валёк. -- Жену по пьяни бутылкой по голове огрел. Та и скопытилась...
   Игорь был мёртв. Но в последние мгновения жизни он был счастлив, это точно.
  
   2004
  
   Когда тухнут мечты
  
   -- Проводишь меня? -- спрашивает Настя.
   Я пытаюсь открыть глаза. Ресницы склеены, так что мне надо протереть глаза. Открываю глаза. Надо мной тонкий Настин силуэт. Тело ломит, мозг разрушен. Где я? Сушняк жескарёвый.
   -- А?
   -- Ты меня проводишь? -- повторяет она.
   Хриплю:
   -- Погодь.
   Встаю. Шатаясь, добредаю до стола. Вижу, что из всех напитков осталось только шампанское. Прикладываюсь к бутылке. Горлу легче, откашливаюсь, закуриваю, постепенно припоминая свою биографию за последние два дня.
   Новый год вспоминается без труда. Встречали у Михи. Хорошо отметили, это точно. Потом поехали с Настей ко мне. Первое. Отмечали уже вдвоём, но потом завалились друзья. Ага, точно. Потом... Потом я, кажется, отключился. Я дома.
   -- Сколько времени? Где все?
   -- Пятый час, скоро утро, все уже разошлись, мне тоже пора -- мама беспокоится. Так ты меня проводишь?
   При мысли о том, что мне надо одеваться, выходить в морозную ночь и переться куда-то на другой конец города, мне становится хреново. Сажусь на диван, голову на подушку, прикрываю глаза. Вот теперь очень хорошо.
   -- Да, Настён, конечно. Сейчас, минут пять подожди.
   Считаю про себя до трёхсот, очень медленно, чтобы не нарушить сонный кайф и покой в теле. Мне хорошо...
  
   ***
  
   Звонит телефон. В сознание вкрадчиво проникает незатейливая мелодия. Ощущение, что она разъедает мозг. Мне вскрыли череп и поливают мозги кислотой. Просыпаюсь. Голова переживает серию ядерных взрывов. Встаю -- в глазах темнеет.
   На ощупь нахожу трубку. Моё "алло" слышится как "кхло".
   -- Андрей! -- слышу голос Настиной матери. -- Андрей! Ну, наконец-то! Весь день звоню! Что случилось? Где Настя? С ней всё в порядке? Мобильный не отвечает! Ни твой, ни её! Дай ей трубку!
   Настя! Озираюсь, но её нигде не видно. Похоже, в туалете. На том конце надрывается тётя Юля.
   Прокашливаюсь и отвечаю:
   -- Тётя Юля, всё нормально, я как раз собирался её проводить. Сейчас дам ей трубку.
   Обхожу квартиру, заглядываю в ванную и туалет, осматриваю кухню -- Насти нигде нет. Психанула и ушла сама?
   -- Тёть Юль, видимо, пока я дремал, она взяла такси и уехала сама. Не переживайте, скоро приедет.
   -- Ты её посадил в такси? Во сколько это было?
   -- Э-э-э... -- вспоминаю Настино "пятый час, скоро утро...". -- Часов в пять.
   -- В пять? Пять?! Уже одиннадцатый час!
   -- Дня? -- на автомате уточняю я.
   -- Ночи!!! Да что же это такое! -- захлёбывается трубка. -- А-а-а!
   Тётя Юля рыдает. Я резко трезвею...
  
   ***
  
   Когда тухнут мечты, а реальность перестаёт раздражать... Когда делаешь не потому, что хочешь, а потому, что надо... Когда в душе -- вакуум, а температура сердца достигает абсолютного нуля... Тогда -- надо выпить. И пусть водка пьётся как вода, а пиво ты глотаешь не с наслаждением, а огромными частыми глотками, главного -- алкогольного опьянения -- ты добьёшься.
   Настю, вернее её синий вздутый труп, нашли какие-то рыбаки. Ёе долго насиловали, потом ещё дольше били монтировкой по голове. А потом сбросили в озеро.
   Мечты именно тухнут, распространяя гнилостно-сладкий запах недостигнутой цели: жизнь с самой лучшей девушкой из всех, которые встречались тебе. Жизнь с девушкой, в которую ты влюбился сразу и бесповоротно. Жизнь с девушкой, во всём тебя понимающей и мечтающей родить тебе детей.
   Прощаясь с мечтами, ты заливаешь в себя всё больше и больше. Алкоголь ураганным ветром развевает внутреннюю вонь, и наступает пробуждение разума, очищенного от горечи и обиды на себя, её, того таксиста, жизнь. А мечты и цели, только что бывшие в последней стадии разложения, воскресают, и снова ярки и прекрасны, и, очень важно, близки.
   И я воскрешаюсь вместе с ними. Воскрешаюсь от её голоса:
   -- Проводишь меня?
   Я пытаюсь открыть глаза, но они не открываются. И тогда я вытягиваю руки, нахожу Настю, обнимаю её и тащу к себе. Пытаюсь поцеловать, но она уклоняется и повторяет вопрос:
   -- Ты меня проводишь?
   -- Да, любимая. Будешь моей женой?
  
   2008
  
   Мелочи жизни
  
   Вечер пятницы. Невыносимо хочется курить. Вчера ещё было терпимо, но сегодня...
   Сижу дома. Друзья все курят, а под пиво вообще беспрерывно смолят. Так что на сегодня -- всем отбой, боюсь сорваться. Утешает мысль о том, что курение вредит здоровью.
   По телевизору постоянно показывают, как кто-то курит. Какой-то супергерой смачно закуривает, затягивается и стряхивает пепел. Переключаюсь. Фотомодели за кулисами. Тоже курят, б..... Переключаюсь. Футбол. Наконец-то никто не курит. Успокаиваюсь, устраиваюсь в кресле удобнее и... О, Боже! Зачем, скажите мне, зачем мне показывают тренера? Зачем он курит? Нервы не выдерживают. Вырубаю телевизор, закидываю пульт под кресло и одеваюсь, чтобы выйти на улицу за сигаретами.
   -- Ты куда? -- спрашивает жена Юлька.
   Она лет десять смолила, но из-за беременности бросила и с тех пор не курит. Нет, к решению бросить меня никто не подталкивал, сам решил, но Юлька поддерживает и не даёт сорваться. Жаль, но у меня не хватает ума оценить это. Так что просто срываюсь на неё.
   -- Чего за допрос? -- зло ору я. -- Я уже шага без контроля ступить не могу?
   -- Не ори, ребёнка разбудишь. Но и сам больше не спрашивай, куда я иду.
   -- Да мне оно на хрен не нужно, -- распаляюсь я.
   -- Вот и отлично.
   Юлька отворачивается и склоняется над книгой. Трезво оцениваю всю степень собственного слабоумия, но мне плохо и хочется, чтобы плохо было всем.
   -- Отлично? Да иди ты на х.., дура!
   -- Пойду, да не на твой! -- слышу за спиной.
   Хлопаю дверью и выхожу в тёмный пятничный вечер.
  
   ***
  
   Не выдерживаю и прямо у входа в магазин открываю пачку, крышка, закреплённая акцизной маркой, не хочет открываться, рву с мясом, вытаскиваю сигарету и закуриваю. Дым струится по моим лёгким, никотин поступает в кровь, лёгкое головокружение и долгожданное успокоение. Хорошо!
   Вслед за этим приходят угрызения совести. Не сдержался, закурил, нагрубил Юльке. Дурак. Надо идти исправляться.
   Докуриваю и неспешно иду домой, наслаждаясь погодой. Декабрьский снежок лезет в глаза, застревает в волосах и липнет на ресницах. Ботинки утопают в снегу. По пути покупаю букет роз для Юли.
   На звонок к двери никто не подходит. В душе зарождается беспокойство. Открываю своим ключом, стряхиваю с ботинок снег и захожу домой. Темно и пусто. Дома никого нет: ни жены, ни ребёнка. В смятении, ни снимая обуви, нахожу телефон и звоню тёще.
   -- Тёть Марин, здравствуйте! Юлька у вас?
   Без эмоций тёща холодно отвечает, что Юля завезла сына и уехала. Куда уехала? Не сообщила. Кладу трубку. В голове крутится её последняя фраза "Пойду, да не на твой!", ускоряя развитие ревности. Звоню на Юлькин сотовый, но абонент недоступен. Покрываясь холодным потом, вспоминаю, что её мобильник весь день заряжался, следовательно, она отключила его нарочно.
   Ревность остужают весёлые мысли о том, что наверняка сидит Юлька с какой-нибудь из подружек, да винцо потягивает, жалуясь на меня. Ладно, хотел сегодня дома посидеть, да, видно, не судьба. Набираю Сашкин номер.
   -- Вы где? Бухаете? Ну, ясно, что не в театре. Ага, подъеду.
   Запираю дверь и еду в кабак.
  
   ***
  
   Друзья уже изрядно поддатые и навеселе. Рядом сидят какие-то незнакомые девчонки.
   -- О, Андрюха, здорово! Садись!
   Находят место, заказывают пиво и рюмку для водки. Лица раскрасневшиеся, довольные. Им-то что? Холостяки! Всю неделю работают, зато потом все уик-энды отрываются. Уже внимательнее вглядываюсь и вижу, что нет Серёги.
   -- А Серёга где? -- спрашиваю.
   -- Да ему позвонил кто-то, он моментом сорвался, -- удивлённо жмёт плечами Саня. -- Случилось там у него что-то дома.
   С Серёгой мы на штыках, всё из-за Юльки. Он меня с ней и познакомил когда-то, представлял её как свою девушку. Юльку я у него отбил, но не судите строго: любовь зла, влюбишься и в девушку друга. На нашу свадьбу Серёга не пришёл, хотя приглашали.
   Вот потому-то и заколотилось у меня сердце взволнованно после Саниного сообщения. Втихаря, чтобы никто не увидел, набираю зачем-то Серёгин номер. Тщетно: абонент недоступен. Мне становится всё ясно. Правда, не легче. Единственное желание -- это найти их. Но где искать? Остаётся расслабиться и получить удовольствие.
   Друзьям рассказывать ничего не стал: на фиг мне их натужные сочувствия?
   Пиво в горло не лезет, водка тоже. Но иного желания, кроме как напиться в хлам, у меня нет...
  
   ***
  
   Помню, как блевал в туалете, а какая-то б.... стучала каблуком по двери и истошно вопила, требуя открыть. Помню, как мы сменили кабак. Помню, как подцепил там какую-то смазливую студентку первокурсницу, ржавшую над моими байками о том, что я холост. Позже я понял причину её веселья: моё обручальное кольцо на пальце.
   Помню, как повёз её к себе. Как трахал на нашей с Юлькой кровати. Помню, что от неё шёл устойчивый запах пота, хотя она приняла душ. Помню, как она орала, когда я дал ей в глаз за отказ отсосать. Помню, как я её успокаивал, как она всё-таки сделала мне минет, капая слезами мне на колени. Помню, как я долго не мог кончить.
   Помню, как мы, обнявшись, обессиленные, засыпали. Помню, как она устроилась на моем плече и крепко ко мне прижалась. Помню, как наши ноги переплелись, а я представлял, что это Юлька.
   И больше всего помню Юлькины глаза, когда она увидела всё это. Помню, как она невозмутимо за волосы выкинула студентку из квартиры. А еще помню её удивление в ответ на мои бессвязные речи о мести, о ней и о Серёге.
  
   ***
  
   Она действительно в тот вечер была у подруги, но ночевала у родителей. Серёга действительно в тот вечер сорвался к себе домой, поскольку у его отца случился инфаркт. Она действительно отключила мобильник, потому что обиделась.
   Для меня это уже неважно. Прошёл год, как мы развелись, но ни на одну другую женщину я больше не смотрю такими глазами, как на неё.
   Курить я так и не бросил, напротив, курю ещё больше. А ещё я часто думаю о том, что было бы, если бы я тогда не пытался бросить курить? Или дело совсем не в этом?..
  
   2004
  
   Нарви мне цветов
  
   Мы идём по бульвару. Майское солнце ласкает кожу, лёгкий тёплый ветерок гладит наши волосы. Мы держимся за руки.
   -- Нарви мне цветов! -- просит жалобно.
   Невольно оглянувшись, срываю с клумбы ромашки и васильки и протягиваю ей букет. Её лицо растягивается в улыбке, она с нескрываемым удовольствием нюхает цветы, и мы идём дальше.
   -- Давай покружимся? -- предлагает, заглядывая мне в глаза.
   Я беру её за руки, она бережно кладёт букет на асфальт, и мы начинаем кружиться. Прохожие с интересом смотрят на нас: кто-то с улыбкой, кто-то враждебно. Перед моими глазами её светящееся от радости лицо на фоне размазанного горизонта, домов и деревьев. Останавливаемся и идём дальше.
   -- Я устала! -- капризничает.
   Мы садимся на скамейку, прижавшись друг к другу. Она льнёт ко мне, словно выпрашивая ласку. В её глазах я вижу искорки лукавства. Нежно притягиваю её голову к своей и целую в губы. Она прикрывает глаза и отвечает на поцелуй.
   Я думаю, что любовь -- великое чувство. Нам хорошо вместе. Мы весь день были на работе, каждый на своей, и мечтали об этом моменте, ежесекундно думали друг о друге.
   Любовь -- это когда на других девушек не встаёт. А на любимую -- встает. Но и это не главное. Как же хорошо просто быть рядом с ней!
  
   ***
  
   Мы идём по бульвару, солнце палит мою кожу, ветер треплет мои волосы. Мы держимся за руки.
   -- Нарви мне цветов! -- требую я.
   Озираясь, как вор, он срывает с клумбы какие-то цветы и протягивает мне. Я натянуто улыбаюсь, для проформы нюхаю цветы, и мы идём дальше.
   -- Давай покружимся! -- требую я.
   Он неуклюже хватает меня за руки, я бросаю букет на грязный асфальт, и мы начинаем кружиться. Прохожие с интересом смотрят на нас: кто-то с улыбкой, кто-то враждебно. Перед моими глазами его хмурое лицо на фоне размазанного горизонта, домов и деревьев. Останавливаемся и идём дальше.
   -- Я устала! -- говорю я.
   Мы садимся на скамейку, прижавшись друг к другу. Он грубо притягивает меня к себе. В его глазах я вижу нетерпение и похоть. Как изголодавшийся зверь, он впивается в мои губы. Я устало закрываю глаза: будь что будет.
   Я думаю, зачем же я встречаюсь с ним? Я не люблю его, а ему от меня нужно только одно. Весь рабочий день я с ужасом ждала этой минуты. Он мне противен, этот богатый очкастый великовозрастный дядя с жёлтыми зубами и большим пузом.
   Любовь -- это развлечение для обеспеченных. Так говорит моя мама. И если я хочу выбраться из нищеты, мне остаётся только набраться терпения, улыбаться ему, стать его женой. А потом... Потом будет проще.
  
   2004
  
  
   Настоящий
  
   -- Бабушка, а к нам придёт Дед Мороз?
   -- Нет, Вадик, не придёт. Дед Мороз приходит только к хорошим деткам.
   Вадик насупливается. Вадику шесть лет, и он никогда не видел настоящего Деда Мороза. На утренник в садик приходили какие-то дяденьки с искусственными бородами из мочалок. Но то, что они ненастоящие Деды Морозы, было ясно всем, даже самым маленьким.
   -- Бабушка, а к Пашке в прошлом году Дед Мороз приходил! А ты говорила, что он хулиган.
   -- У твоего Пашки родители -- воры и бандиты. У них денег много.
   -- Значит, и подарка не будет? -- окончательно расстраивается Вадик.
   -- Не будет. Вадик, не мешай мне. Иди, телевизор посмотри. Мамка-то твоя с хахалем своим гулять ушли, а мне тут с тобой маяться.
   -- Бабуля, а ты не майся. Садись и тоже смотри телевизор.
   -- Вот ещё! Ты думаешь, у меня время есть? Готовить надо! Завтра гости придут. Мамка твоя сама-то ленится: всё устаёт она, да времени у неё нет. Так что же, позориться теперь? А потом будут говорить, что у Сельяновых дома шаром покати: гольный чай да конфеты на столе. Это в Новый год-то!..
   Бабушка продолжает ворчать, но Вадик её не слушает, погружённый в собственные мысли. Как же несправедливо получается на свете! Вот Пашка: хулиган, воспитателей не слушается, всё ломает, вечно капризничает -- но к нему и Дед Мороз приходит, и подарки ему дарят. И какие подарки! Дорога железная, вертолет радиоуправляемый, костюм робота, игровая приставка... Да много всего. А вот Вадик: спокойный, послушный, не балуется -- а ему ничего. Бабушка говорит, что денег нет. А зачем деньги Деду Морозу? Он же добрый: подарки не за деньги дарит, а просто так. В крайнем случае, за стишок или песенку. Вадик уже выучил несколько стихотворений из своей книжки. Но сейчас -- после разговора с бабушкой -- он понимает, что это была пустая трата сил.
   В углу грустно стоит маленькая искусственная ёлочка, скупо наряженная гирляндой из цветной бумаги, дождиком и несколькими тусклыми игрушками, оставшимися от советских времен. Дядя Миша -- мамин хахаль -- с гордостью принес эту ёлочку после прошлого Нового года. Вручил маме: "Глянь, какой-то урод выкинул, почти новая!". Ёлку наряжали вместе с бабушкой.
   Вадик вообще почти всё время проводит с бабушкой, маминой мамой. В садик ведет бабушка, из садика -- бабушка, к врачу -- бабушка, на прогулку -- бабушка.
   "Вадик, немедленно слезь!".
   "Вадик, не трожь собаку, она вшивая!".
   "Вадик, живо сюда!".
   "Никаких шоколадок, Вадик, от них зубы портятся!".
   Угрозу для Вадика, по мнению бабушки, представляет весь мир. Даже доктора "с их купленными дипломами" знают куда меньше бабушки о вирусах и бактериях, единственная цель существования которых -- нанести вред внуку.
   Дядя Миша к мальчику относится более чем прохладно, предпочитая обществу Вадика общество друзей. А друзей у дяди Миши много, намного больше, чем у Вадика. Они часто собираются на кухне, пьют и шумят. Мама сидит с ними, потом друзья уходят, а дядя Миша с мамой ругаются. В такие вечера бабушка запирается с Вадиком в их общей комнате, шепчет проклятия и беззвучно плачет...
   В дверь звонят. Вадик вскакивает. Может, это мама с дядей Мишей всё-таки решили встретить Новый год с ним и бабушкой и вернулись?
   -- Вадик, спроси: "Кто там?", -- кричит с кухни бабушка.
   Вадик подходит к двери:
   -- Кто там?
   Ещё звонок.
   -- Кто там? -- громче спрашивает Вадик.
   -- Дедушка Мороз, -- слышится из-за двери.
   -- Кто это, Вадик? -- кричит бабушка.
   -- Бабушка, бабушка, это Дедушка Мороз! -- возбуждённо кричит Вадик и быстро отпирает дверь.
   -- Какой еще дедушка?.. -- непонимающе вопрошает она, выбегая в прихожую и на ходу вытирая руки о передник.
   Но Дед Мороз уже входит, громогласно здороваясь. Вадик восхищён. Длиннющая широкая борода, большой красный мешок с подарками за спиной... Это -- настоящий Дед Мороз!
   -- Ура! Ура! -- кричит Вадик, прыгая вокруг Деда Мороза. -- Ура!
   -- Постойте, гражданин! -- вмешивается бабушка. -- Это какая-то ошибка! Мы не заказывали Деда Мороза! Вы ошиблись квартирой, немедленно уходите!
   -- Ошибка? -- удивляется Дед Мороз. -- Не может быть! Нет никакой ошибки.
   -- Ошибка... -- шепчет переставший прыгать Вадик.
   -- Точно вам говорю: ошибка, -- продолжает бабушка. -- Не вызывали мы никакого Деда Мороза, да и денег у нас нет.
   -- Это какая квартира?
   -- Двести восемнадцатая, -- отвечает бабушка.
   -- Всё правильно, -- говорит Дедушка Мороз, вытаскивает какую-то бумажку из кармана и вчитывается. -- Квартира Сельяновых?
   -- Сельяновых, -- растерянно повторяет бабушка.
   На секундочку сердце Вадика перестаёт колотиться.
   -- Значит, всё верно! Ну, что, с Новым годом, что ли?
   -- С Новым... -- шепчет бабушка.
   -- С Новым годом! -- не скрывая радости, кричит Вадик.
   -- Ну, так что? Дадите дедушке присесть? Издалека дедушка приехал, устал маленько.
   Вадик несётся на кухню за стулом для Дедушки Мороза. По дороге он слышит, как бабушка что-то тихо спрашивает, а Дед Мороз отвечает. Единственное, что улавливает Вадик, это "...только попробуй". Что должна попробовать бабушка, он так и не понимает. Не задумываясь больше об этом, Вадик предлагает стул Деду Морозу. А бабушка как стояла у стенки, так и стоит.
   -- Ну, что, малыш, давай знакомиться?
   -- Давайте, -- отвечает Вадик.
   -- Дед Мороз, -- серьёзно представляется Дед Мороз и протягивает руку.
   -- Вадик, -- говорит мальчик и протягивает руку в ответ.
   -- Сколько же лет Вадику?
   -- Шесть.
   -- Ух, какой большой уже! -- удивляется Дед Мороз. -- Папу с мамой слушаешься?
   -- Нет у него отца, -- вмешивается бабушка. -- Кому нужен такой бездельник и алкаш?
   Дед Мороз смущается, хочет задать другой вопрос...
   Но тут Вадик выпаливает скороговоркой:
   -- Маму слушаюсь! А дядю Мишу не хочу слушаться, он плохой! А папа у меня не бездельник, он умер...
   Затихает, но потом тихонько добавляет:
   -- ...на войне.
   -- Говорила я Верке, чтобы не лгала сыну! -- возмущается бабушка. -- Твердит своё ребёнку: умер да умер.
   -- Умер папка-то? -- Дед Мороз, кажется, не обратил внимания на бабушкину реплику. -- Да не может быть! Вчера только видел папку-то твоего: живой, здоровый, скучает по тебе сильно!
   -- Скучает? -- недоверчиво переспрашивает мальчик. -- А это точно мой папа?
   -- Твой, твой! Ещё как скучает! Вот твоего папу как зовут?
   -- Коля... То есть Николай.
   -- Ну, вот. Точно. Николай и есть. Да что-то я совсем забыл... Вот он тебе передал как раз подарок, -- Дед Мороз стал рыться в мешке. -- Держи!
   Вадик берёт большую красивую коробку, не веря счастью.
   -- Он как меня увидел, сразу сказал: "Дедушка Мороз, у меня сынок есть, Вадиком зовут, передай ему, пожалуйста, подарок". А я что? Отчего же не передать? Взял. Нравится?
   -- Очень!
   -- Так это ещё не всё! Скажи мне, малыш, как ты провёл год? Не баловался?
   -- Ещё как баловался! -- не выдерживает бабушка. -- Нечего ребёнка баловать, удержу на него нет! Другие дети как дети, а этот, поганец, весь в отца-бездельника, всё с книжками своими! То на дерево залезет, то кошку бродячую домой приволочёт!
   Чуть не плача, Вадик замечает, как у Деда Мороза дёргается лицо.
   А бабушка, накручивая себя всё больше, продолжает:
   -- И тащит, и тащит зверей вшивых. Давеча заявил: рыбок хочу, мол, завести! Рыбок! Тут самим жрать нечего, а он рыбок! Ходит по двору и всем напропалую рассказывает байки, как отец в Чечне погиб! В Чечне! А? Какой балаболка растёт, весь в отца! А вчера...
   -- Закрой рот, старая карга, -- вдруг говорит Дед Мороз.
   Бабушка замолкает. Вадик плачет. Плачет тихо, потому что за громкий плач от бабушки можно получить подзатыльник. Плачет от несправедливых слов бабушки, самого близкого для него человека, даже ближе мамы. И оттого, что Дед Мороз позволяет себе так разговаривать с его бабушкой. И оттого, что мама в Новый год ушла куда-то. И оттого, что папа, оказывается, жив, но, видимо, не любит его, Вадика, раз не навещает и не живёт с ним. И много ещё отчего.
   Бабушка, ворча, уходит на кухню и гремит там посудой.
   -- Малыш, не плачь. Папа твой не бездельник, а директор крупной компании, и он тебя будет навещать. Ты -- большой молодец, и у тебя доброе сердце. Не слушай бабушку, она не во всём права. Давай лучше посмотрим другие подарки.
   -- Дедушка Мороз, а почему папа ко мне не приходит?
   -- Видишь ли, малыш, когда-то мама с папой очень сильно любили друг друга. Тогда они ещё были студентами и не переживали, что едят хлеб с маслом, а не икрой. Потом родился ты, и папе с мамой стало сложно. Понимаешь?
   -- Нет.
   -- Твой папа тогда работал над диссертацией и не мог дать маме то, что она хотела. И она ушла к другому дяде. Дяде, который тогда мог ей дать то, что она хотела. А папе запретила с тобой общаться. Теперь понимаешь?
   -- Но почему?
   -- А вот это уже, как говорится, Бог его знает.
   Что такое "Бог его знает", Вадик понимает. Бабушка так говорит, когда не знает ответа. Вадик потихоньку успокаивается. Дед Мороз вытаскивает ещё несколько коробок с подарками.
   -- Это всё мне? -- удивляется Вадик.
   -- Конечно! Вот этот конструктор -- от меня. Автомат...
   -- Ух ты, как настоящий!
   -- Да, как настоящий, только игрушечный -- от меня. И вот ещё несколько подарков от папы и мамы, -- Дед Мороз выкладывает все подарки и встаёт.
   -- От мамы?
   -- И от мамы. А сейчас мне пора, Вадик. Меня ждут другие детишки. Будь хорошим мальчиком. И не грусти!
   Дед Мороз взъерошивает Вадику волосы и открывает дверь:
   -- Счастливо, малыш!
   -- До свидания, Дедушка Мороз!
   Дед Мороз выходит на площадку, вызывает лифт.
   И тут Вадик вспоминает, что выучил стихи для него:
   -- Дедушка Мороз, а стихи?
   Дед оборачивается, улыбается:
   -- Расскажешь папе, хорошо?
   -- А он придёт?
   -- Придёт. Обязательно придёт. Завтра... -- заходит в лифт и уезжает.
   "Это -- точно настоящий Дед Мороз, -- думает Вадик. -- Значит, и папа завтра придёт!".
   Сильно взволнованный, он запирает дверь.
   Он счастлив.
  
   2008
  
  
   Необычайные приключения и переживания Виталика, рассказанные им в период депрессии
  

В город приезжает цирк.

Все улицы в афишах: "Впервые! Выступает Медведь-Телепат!".

Вся арена забита до отказа. Все свистят, кричат: "Медведя давайте!".

Выходит потрёпанный медведь с верёвочкой. В зале свист, крики: "Давай!".

Медведь медленно раскачивается на ногах и начинает телепать верёвочку!!!

  
   Тут, в общем, ситуация стандартная: он любит её, она любит другого, а тот, другой, никого не любит, но не против необязательного секса с ней. Естественно, все работают в одной компании. Тот, который первый, его Виталиком зовут. Знаешь, классическая такая фигня. Звали бы его окружающие Виталием или на буржуйский манер Витом, всё в этой истории могло сложиться по-другому. Но чтобы тебя называли полным именем, нужно что-то для этого сделать. А так: ведёшь себя как Виталик, так и будешь Виталиком. Как видишь, всё просто.
   Того второго, которого любит она, ты не поверишь, зовут Максом. Альфа-самец, открытая улыбка, строен и высок, прост в общении, в общем, не дурак. Коллегами уважаем, начальством обласкан, девчонками любим, да и гнильцы за ним не наблюдалось никогда. А ты чего ожидал? Ну, да, обычно в таких историях в таких вот "гарных хлопцах" обязательно находится какая-то подлость, трусоватость или ещё что на потеху публике. А то, что не любит он нашу красавицу, -- так сердцу не прикажешь. И то, что трахаются они, так, извини, брат! Девочка красивая, не замужем, сама просится. Кто бы отказал? Ты бы отказал? Ну-ну.
   Имя той красавицы -- Анастасия, а для друзей -- просто Настя. Внешность её я описывать не буду, представь сам: молодая красивая девушка, только после института, на деньги не падка, с текстами Рю Мураками знакома, но так, без фанатизма -- очки не надобны.
   Я же говорю: стандартная ситуация. Настя живёт от свидания к свиданию. Макс от щедрот выделяет вечер или два в неделю. Виталик за всем этим наблюдает и бешено ревнует.
   Сто пудов, будь это фильм, ползала уже бы сочувствовали Виталику и болели за него, а Макса считали бы подонком.
   Проблема в том, что Настя -- не телепат. Чем чёрт не шутит, может, знай она о чувствах Виталика, она хотя бы гипотетически попробовала бы его рассмотреть в качестве жениха-любовника. Но Виталик держится крепко, о чувствах своих никому не рассказывает, страдает молча. Особых знаков внимания девушке не оказывает: стесняется и боится отказа. Шкала ненависти к Максу близится к пиковой отметке.
   Всё так и тянется до дня рождения Насти. Виталик решает, что настал день Икс. Взвесив все свои достоинства (по сравнению с Максом), он приходит к выводу, что у него есть преимущества. Во-первых, он любит Настю. Это очень важно. Во-вторых, у него выше должность, чем у Макса (э-э-э, я об этом не говорил?). В-третьих, он серьезный и не кобель. А самое главное -- он готов жениться на ней прямо сейчас!
   К выполнению плана Виталик приступает немедленно. В интернет-магазине выбирает самый дорогой букет цветов. Оплачивает заказ. В следующем магазине покупает кольцо для Насти. Там же договаривается, что цветы с кольцом привезут к ним в офис и вручат Насте. К кольцу и цветам он просит приложить записку с текстом: "Дорогая Настя! Я люблю тебя. Выходи за меня!". На вопрос: "Как подписать?" -- тушуется, так как вероятность отказа всё-таки существует. Просит не подписывать. Он полон уверенности, что Настя поймёт всё сама: ведь вчера она ему улыбнулась и сказала "спасибо", когда он уступил ей место в очереди в столовой; позавчера как-то по-особенному сказала ему "привет", два дня назад поставила "пять" под его фотографией в социальной сети; на прошлой неделе... В общем, Настя поймёт, от кого.
   Для полноты картины меняет интернет-статус на "Я -- не кобель". А в блоге пишет: "Сегодня -- самый важный день в моей жизни! Скрестите пальцы за меня, друзья!".
   В день Икс Виталик приходит на работу чуть раньше других: в костюме, при галстуке, в отутюженных брюках и открахмаленной рубашке. Благоухает Виталик суперсовременным запахом для настоящих мужчин (так было сказано в рекламе).
   Рабочий день начинается как обычно. В деталях расписывать, что было дальше, смысла нет: ты себе и так, наверное, всё представил. "Ах, цветы! Ах, кольцо!". Счастливая Настя кидается на шею Максу. Окружающие в экстазе, причем мужская половина в конкурентном "Охомутали! Охомутали!" бьёт копытами в пол и радостно гогочет; женская быстро компилирует ревность и зависть в ликование и счастье за подругу. Макс, очень мягко говоря, офигевает, но удар держит, в надежде на "потом разберёмся". Как я уже говорил, парень хороший, не подонок.
   За всей этой феерией всеобщего идиотизма наблюдает в костюме, при галстуке, в отутюженных брюках и открахмаленной рубашке благоухающий Виталик. Пока не плачет, но кровь уже к лицу прилила, и перенасыщенный кровью мозг выдает ему разные красивые сцены суицида, где в главной роли -- сам Виталик.
   Чем всё заканчивается? Свадьбой.
   А Виталик на всю жизнь запоминает, что телепатии не существует.
  
   2012
  
   Нет Бога, кроме...
  
   Меня зовут Райан Эванс. Мне 28 лет. Я родился в Кардиффе, живу и работаю в Лондоне. В Москву приехал по заданию редакции, чтобы поработать в русском отделении нашего журнала. В аэропорту меня встретили некие люди, посадили в машину и привезли сюда. Я не знаю, где нахожусь: это какая-то квартира с заклеенными окнами, которая, судя по частым и громким звукам машин, находится на оживлённой улице.
   Со мной никто не разговаривает, но я имею определённую свободу передвижений: у меня свободны руки и мне разрешено писать.
   По всей видимости, я в плену у террористов.
  
   ***
  
   Друзья зовут меня Резо. Моя фамилия вам ничего не скажет. Мне 21 год. Когда отец отправлял меня в Москву, он сказал: "Либо ты там сгинешь, либо станешь человеком". Досмотры, досмотры, досмотры... Я не попался. Повезло.
   С четырьмястами рублями я приехал в Москву. Казанский вокзал, кругом приезжие, менты, шлюхи, бомжи... Шамиль, мой земляк, угостил шаурмой и посоветовал поехать к Мокхазу.
   -- Станция Таганская, -- сказал он.
   -- А дом? Улица?--- спросил я.
   -- Найдёшь, -- ответил Шамиль.
   Я легко нашел Мокхаза. Станция метро Таганская, переход на Кольцевую линию. Сверкнув золотыми зубами, он отсчитал мне пятьсот рублей сторублёвыми купюрами и отправил к Исламу.
  
   ***
  
   В Кардиффе меня ждёт невеста Сюзанна. Она беременна, и, если вы католик, вы поймёте, почему мне нельзя задерживаться в Москве.
  
   ***
  
   Ислам не стал церемониться. "Или ты работаешь с братьями, или сам едешь домой, или тебя отправляют домой", -- сказал он. Второй вариант меня не устраивал, третий -- тем более.
   "Работа с братьями" мне не нравилась. Овцы-заложники, выкупы, криминал -- это не для меня. Не для того я получал высшее филологическое образование во Владикавказе. Но Ислам сказал, что иначе нельзя.
   Нет "работы с братьями" -- нет денег. Нет денег -- нет прописки. Нет прописки -- нет работы по специальности. Нет работы по специальности -- либо ехать домой, либо "работать с братьями". Мне оставалось выбрать второе.
   Нет Бога, кроме Аллаха, и Магомед -- пророк его.
  
   ***
  
   Ко мне приходит молодой парень, практически мой ровесник. Он приносит мне еду из МакДональдса, проверяет комнату, в которой я нахожусь, и... Мне кажется, он хочет со мной поговорить. Я слышал, его зовут Резо.
  
   ***
  
   Я стал работать с "братьями". Раньше их звали Ильяс, Саид и Муслим.
  
   ***
  
   Резо понимает меня! Его английский вполне понятен, несмотря на гортанность в произношении. Мы говорили с ним о музыке и кино. Это удивительно, но ему тоже нравятся The Cranberries и Nirvana!
  
   ***
  
   Этого валлийского экспата мы взяли прямо в Шереметьево. Писатель или журналист, я так толком и не понял. Его английский я разбираю с трудом.
   Привезли на базу, допросили, далее -- по шаблону. "Двести штук евро, или ваш любимый Райан никогда больше не увидит землю Её Величества". Не так вычурно, но по смыслу -- именно так. В редакции возмутились, попросили о телефонном интервью, но при упоминании о выкупе как-то замялись и попросили время на раздумья.
   Как её там? Сьюзан? Невеста Райана Сьюзан плакала, но денег у неё нет. Похоже, этот Райан никому не нужен.
   Муслим предложил отрезать ему палец.
  
   ***
  
   Бог мой! Мне отрубили мизинец! Это невыносимая боль!
  
   ***
  
   Муслим всё-таки настоял на своём. Валлийцу пришлось пожертвовать пальцем, чтобы остаться в живых. Как же он орал! Баба, истинная баба.
  
   ***
  
   Резо читал мне свои наброски романа. Как бы глупо это ни звучало в моём положении, но это сказка! Волшебная сказка о мальчике, живущем у злых родственников. Воистину, это удивительно: террорист на ломаном английском читает мне собственноручно написанные сказки.
  
   ***
  
   Райан говорил, что он какое-то время работал помощником редактора в каком-то лондонском издательстве. Я подумал, что, возможно, хоть он оценит мои труды, и прочёл ему кое-что их своих черновиков.
   Это сказка о мальчике Магомеде, родители которого погибли в битве со злом...
  
   ***
  
   У парня определённо талант! С утра до вечера Резо диктует мне свой роман, а я переписываю его на нормальный английский. Бог мой, это потенциальный бестселлер! Если бы мне вырваться отсюда...
   Придумать парню нормальный псевдоним, лучше даже женский, придать его сочинениям божеский вид... Успех неминуем!..
  
   ***
  
   Да, Гарри Поттер -- это не Магомед, а Резо -- не Джоан Роулинг. Но как же приятно осознавать, что твои произведения читает весь мир, в Голливуде по ним снимают высокобюджетные фильмы, а читатели и зрители сопереживают юному пророку, вступившему в битву не на жизнь, а на смерть с вековечным злом.
   Воистину, нет Бога, кроме...
  
   2006
  
   Оставь надежду
  
   -- Зря ты так, Валера, -- шепчет Жорик. -- Не по-людски это.
   В его глазах я вижу не злобу, не ревность, не удивление. Печаль. Я бы на его месте тоже опечалился. Ведь я только что поимел его жену.
   -- Людмила, собирай вещи, -- треснувшим голосом говорит Жорик. -- Ты мне больше не жена. Поедешь к родителям.
   -- Я поеду завтра! -- резко отвечает она.
   -- Ты поедешь сейчас же!
  
   ***
  
   -- Пойми, брат... -- говорю я, разливая водку.
   Мы сидим на кухне, после того как Жорик отправил жену к матери. Так просто я уйти не мог, мне непременно нужно объясниться, как-то оправдаться. Дружбу с Жориком я ценю не меньше, чем хороший секс. Всё-таки со школы вместе.
   -- Ты мне больше не брат, -- спокойно замечает Жорик.
   -- Да что ты заладил! Люда тебе больше не жена, я тебе больше не брат, чёрт с ним, -- завожусь я, -- ты дослушай! Сука не захочет -- кобель не вскочит! Аксиома. Я ничего такого не планировал, зашёл с тобой поговорить. Тебя не было, Людка предложила остаться и дождаться тебя. Ну, сели, выпили, тут ты звонишь, говоришь, что задержишься. Тогда она...
   -- Да заткнись! -- Жорик стучит кулаком об стол. -- Давай уже выпьем.
   Пьём молча, не чокаясь.
   -- В общем, Валер, ты в жопе по самое не хочу, -- неожиданно говорит он.
  
   ***
  
   Я мысленно ухмыляюсь. Сколько себя помню, всю жизнь он был тихим, спокойным, где-то даже боязливым. В школе, во дворе, позже -- в институте, где мы вместе учились, я всегда был лидером в нашей "паре". Я говорил, Жорик делал. Невысокий, худощавый, в вечных своих очочках, он постоянно меня раздражал.
   Раздражал тем, что вечно был рядом. Тем, что в его присутствии мне было сложнее знакомиться с девушками. Тем, что в его компании было проще нарваться на драку, поскольку его невыдающиеся физические данные вкупе с очками на лице как-то принижали и меня заодно. Впрочем, дрался он отчаянно, правда, без особого успеха. Часто с него сбивали очки, а он, маленький и взъерошенный, как воробушек, вслепую молотил кулаками в воздухе.
   Но он был мне нужен. Жорик был безотказен: давал, если я просил, ничего не требовал взамен, соглашался со мной во всём. Думаю, я ему тоже был нужен: я был его пропуском в общество крутых парней и классных девчонок. По крайней мере, мне приятно думать, что я как бы в расчёте с ним.
   После получения диплома он внезапно женился на Людмиле, провинциальной девушке с большими грудями и амбициями. Все почему-то решили, что Жорик ею рассматривается как жизненный плацдарм, и оттого ещё больше его жалели.
   Работал Жорик обычным консультантом в магазине бытовой электроники. Я же за эти годы стал замом шефа в юридической фирме, хорошо зарабатывал, да и вообще считал себя успешным человеком.
   И вдруг такой угрожающий тон. Я удивлён.
  
   ***
  
   -- Объясни, -- требую я.
   -- Ладно, -- улыбается Жорик. -- В Бога веришь?
   -- Я -- агностик. В Бога не верю, верю в высшие силы. Я верю в инопланетян, лох-несское чудовище и йети -- снежного человека. Я вообще сторонник научно-технического прогресса и теории дарвинизма! -- раздражённо отвечаю я. -- Причём здесь это?
   -- Не веришь, значит! -- чему-то радуется Жорик. -- Нарушаем, молодой человек.
   -- Что нарушаем?
   -- Как что? Первую заповедь Закона Божия! -- отвечает он.
   И цитирует:
   -- Аз есмь Господь Бог твой; да не будут тебе бози инии, разве Мене.
   -- А по-русски?
   -- Это по-русски.
   -- Без ста грамм и не разберёшься.
   -- Наливай, -- соглашается Жорик.
   Выпиваем, закусываем. Почему-то я не чувствую вкуса водки.
   -- Что для тебя главное в жизни? -- прерывает молчание Жорик.
   -- Ну... Здоровье моё и близких, чтобы деньги всегда были -- чем больше, тем лучше, -- чтобы "Спартак" выигрывал.
   -- Ты любишь футбол?
   -- Конечно. Футбол -- это моя жизнь. Оле-оле-оле-оле! Спартак -- чемпион! -- скандирую я.
   -- ЦСКА -- чемпион. Но это к делу не относится. Если по делу, то ты и Вторую заповедь нарушил.
   -- Я даже знаю, какую, -- прерваю я его.
   Меня уже забавляет вся эта ситуация, и я торжественно декламирую: -- Не сотвори себе кумира!
   -- Не сотвори себе кумира, и всякаго подобия, елика на небеси горе, и елика на земли низу, и елика на водах под землею; да не поклонишися им, ни послужиши им.
   -- Ё-моё, как ты это запоминаешь? -- искренне удивляюсь я.
   -- Не сейчас, -- отмахивается Жорик, уже вошедший в азарт. -- Наливай ещё!
   В этот раз я специально задерживаю водку на языке и снова не чувствую вкуса. Жорик наблюдает за моей реакцией.
   -- Что-то не так? -- спрашивает он.
   -- Язык онемел, что ли. Вкуса не чувствую.
   -- А, бывает. Не ты первый, не ты последний. Продолжим?
   -- Ага, давай.
   -- Было такое: клялся, а клятву не держал?
   -- А как же, -- ржу я, -- когда девчонок забалтываешь, чтобы переспать, часто в вечной любви клянёшься.
   -- Ясно. А что ты говоришь, когда нападающие твоей команды промахиваются из стопроцентных ситуаций?
   -- Да ничего не говорю. Я ору! Срань Господня! Вот, что я ору.
   Это выражение привязалось ко мне в середине девяностых, когда мы с Жориком увлеклись видео. Оно мне так нравилось, что я использовал его к месту и не к месту.
   -- Не премли имене Господа Бога твоего всуе, -- говорит Жорик, но, замечая мой непонимающий взгляд, переводит: -- Не поминай имени Господа всуе. Ты нарушал и Третью заповедь. Идём дальше. Чтишь ли ты субботний день?
   -- Что-то я не помню такой заповеди, -- возмущаюсь я. -- По-моему, это для евреев.
   -- Незнание законов не освобождает от ответственности. А такая заповедь есть. Помни день субботный, еже святити его: шесть дней делай, и сотворивши в них вся дела твоя, в день же седьмый -- суббота Господу Богу твоему. Это Четвёртая заповедь.
   -- Какая-какая? -- переспрашиваю я.
   -- Четвёртая.
   -- Наливать?
   -- Наливай.
   Я выпиваю, но не закусываю. Водка на вкус -- как вода. Жорик же выдыхает, залпом выпивает, вкусно закусывает маринованным огурчиком, кряхтит и, переворачивая рюмку, ударяет ею о стол. Что-то я за ним такого раньше не замечал.
   -- По Пятой заповеди с тобой всё понятно. Перейдём к Шестой?
   -- А что там, в Пятой?
   -- Пятая заповедь гласит: "Чти отца твоего и матерь твою, да благо ти будет, и да долголетен будеши на земли".
   Мой отец умер два года назад. У него был вполне операбельный рак, но тогда пришлось бы отложить покупку машины. Мать я поместил в Дом престарелых, хорошее и уютное для неё место: питание, игры, другие пенсионеры, с кем всегда можно пообщаться.
   -- Убивал кого? -- возвращает меня к действительности Жорик.
   Я задумываюсь. В прошлом году я на машине возвращался из ночного клуба, гнал, на неосвещённую пустынную улицу выбежала какая-то девушка. Затормозил, но было уже поздно. Выпил я в тот вечер нехило, как раз разругались с Ленкой. Не контролируя себя, быстро развернулся и уехал. Никому не рассказывал, да и сам почти забыл. А сейчас вспомнил.
   -- Нет, -- отвечаю я.
   -- Ладно. Прелюбодействовал?
   -- Было дело.
   -- Крал?
   -- Да что ты! -- возмущаюсь я.
   -- Крал, крал, -- утвердительно говорит Жорик. -- Софт, фильмы пиратские -- это уж точно было.
   -- Хрен с ним, крал, -- меня уже тошнит. -- Давай заканчивай, начальник.
   -- Лжесвидетельством занимался?
   -- Чёрт его знает. Жорик, я пойду, наверное. Хреново мне.
   -- Сейчас пойдёшь, потерпи пару минут. Лучше вспомни, за что меня уволили из "Фемиды"?
   Я вспомнил. Мы с Жориком тогда вместе поступили стажёрами на испытательный срок в юридическую фирму. Вакантным было только одно место. И оно досталось бы Жорику, если бы не я. На новогоднем банкете я шепнул шефу, что Жорик делает "левые" консультации. Шеф повёлся. Я и не думал, что Жорик это узнает.
   -- А что было в "Фемиде", Жорик? -- решаю уточнить я.
   -- Георгий.
   -- Что?
   -- Меня зовут Георгий. И если бы не одна сука по имени Валера, я бы сейчас работал по специальности -- юристом. Но мне выписали волчий билет! Вся жизнь, все планы, все мечты -- коту под хвост! Ты никогда не был мне другом! Ты всегда...
   -- Да пошел ты на хрен со своими наставлениями, -- злюсь я. -- Всё, базар окончен. Сам ты мне и не брат, и не друг, и даже не враг, твою мать. Чмо.
   Я встаю из-за стола.
   Жорик смотрит куда-то в пол и монотонно бубнит:
   -- Не убий. Не прелюбы сотвори. Не укради. Не послушействуй на друга твоего свидетельства ложна. Не пожелай жены искренняго твоего, не пожелай дому ближняго твоего, ни села его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ни всякого скота его, ни всего, елика суть ближняго твоего...
   Я спокойно одеваюсь, особо не вслушиваясь.
   -- Боже Всемогущий и Всемилостивый! О, Боже Вседержитель и Творец, нет предела, Боже, Твоей Милости, Всещедрый Пастырь наш...
  
   ***
  
   Я просыпаюсь в абсолютной темноте и тишине. Будильник ещё не звенел, а значит, ещё рано. Я пытаюсь уснуть, но сон не идёт. Проворочавшись ещё с полчаса, я решаю вставать.
   Нащупываю будильник и включаю подсветку. Она не срабатывает. Странно. Я поднимаюсь, сажусь, нахожу на полу тапочки, надеваю их и двигаюсь в сторону выключателя. Всегда скрипевший паркет в этот раз подозрительно молчит. Дойдя до выключателя, я вожу рукой по стене. Нахожу. Включаю свет.
   Ничего не происходит. Свет не включается.
  
   Спотыкаясь, я ковыляю до окна, отодвигаю шторы и ничего не вижу. Не веря своим глазам, утыкаюсь носом в холодное стекло. На улице ещё темнее, чем в комнате. Ни одного огонька. Город погружён в темноту. Рекламные щиты и вывески словно объявили "День без рекламы". Ни в одном окне свет не горит. На небе ни звёзд, ни луны. Солнца, впрочем, тоже нет. Не едут машины, не освещают своими фарами асфальтовое полотно дороги, не светятся витрины магазинов и окна соседних домов.
  
   Я открываю окно. Абсолютная темнота. Абсолютная тишина. Никаких запахов, никакой цивилизации. Ни звуков, ни света. Город вымер.
  
   Я понимаю, что случился какой-то катаклизм. Но не могу понять -- какой. Война? Новое сверхмощное оружие? Нападение инопланетян? Что же случилось?
  
   Потом я понимаю -- что.
  
   Я ослеп, я оглох, я не чувствую запахов. Во рту какой-то тошнотворно-сладковатый привкус.
  
   Мой личный ад. Оставь надежду, всяк сюда входящий.
  
   "...О, Господи, помилуй нас, помилуй! О, Господи Всемилостивый, Ты нас прости! Грехами обросли наши Души, словно на дне морском камни порослью. Грехами обросли и наши тела. Какие же непристойные, какие же омерзительные, в Очах Твоих, Боже, наша жизнь, и наши дела..."
  
   2006
  
   Переписка
  

Совсем недавно, в маленьком-маленьком провинциальном городке...

  
   А началось всё с того, что Семён Петрович Потолоков к Интернету подключился. К Интернету он, конечно, подключился уже потом, а сначала он компьютер приобрёл. А если совсем быть точным, то начало истории этой положил начальник Потолокова, Лев Гяурович Огребенко.
   -- Вызвал я тебя, Потолоков, вот почему. Там, наверху, -- Огребенко указал перстом вверх, -- решили, что надо бы нам с тобой, Потолоков, так сказать, электронно-вычислительно машинизироваться. Вывести, так сказать, нашу отчётность на новый уровень. Грядёт нам, Потолоков, полная машинизация, а потому приказываю тебе овладеть навыками машинизации в кратчайшие сроки. Не овладеешь машинизацией -- ждёт тебя, Потолоков, "сокращенизация", хе-хе-хе, -- сначала смущённо, а потом и в голос, засмеялся довольный каламбуром Лев Гяурович.
   -- Будет исполнено, -- ответил озадаченный Потолоков.
   Что такое компьютер, Потолоков знал смутно. И, как человек основательный, дома принялся изучать приобретённую брошюрку общества "Знание". В брошюре говорилось о том, что ЭВМ -- это "приспособления, выполняющие разного рода вычисления или облегчающие этот процесс". До этого момента Потолоков всё понял, а дальше, как заклинило.
   А ведь терять работу Семёну Петровичу было как-то не с руки. Всю жизнь он провёл в этом бюро. Казалось, всю жизнь знал Льва Гяуровича, когда-то просто Лёву.
   По сути, жизнь у Семёна Петровича не задалась. Человеком Потолоков был бесхитростным, а потому всю жизнь его задвигали. Невесту отбил Витька Косой, залихватски умевший с открытым ртом выстукивать пальцем по щеке популярные мелодии. А на работе все должности, повышения, путёвки и премии отдавали другим.
   Жил Семён Петрович просто и честно. Искренне считал, что женится и ляжет в постель только по любви. Уже и Косого-то нет, и Варвара -- не юная синеглазая девица с заразительным смехом, а он так никого другого полюбить и не смог.
   Так что осталась у него только работа. И потерять её значило потерять смысл жизни.
   Потолоков лёг спать. Перед глазами крутились нерусские слова "байт", "процессор", "бейсик", "архитектура" и почему-то небоскрёбы. Небоскрёбы строились в ряды и прыгали друг через друга. Проворочался Потолоков на кровати всю ночь без сна и решил записаться на курсы.
  
   ***
  
   Курсы вела молодая привлекательная девушка Настя, годящаяся Семёну Петровичу в дочери. Говорила она бойко, и Потолоков, старательно конспектировавший лекции, чувствовал себя довольно уверенно. Писать быстро он умел и любил. Надо сказать, Семён Петрович даже гордился своим почерком.
   -- А теперь то, чего вы наверняка ждали с нетерпением! -- весело сказала Настя. -- Практика! Садимся за компьютеры.
   Аудитория оживилась, все смело заняли рабочие места. Потолоков робко потоптался перед компьютером, вздохнул и сел за ЭВМ. С четвёртой попытки ему удалось включить чудо техники, от чего он пришёл в восторг и почувствовал некое волнение, сродни тому, что испытывает юноша в первую брачную ночь.
   Дисплей загорелся, пробежали какие-то строчки, и появилась приветственная надпись Windows. Новый, цветастый и восхитительный мир открылся Семёну Петровичу.
  
   ***
  
   -- Ну, что, как успехи в сфере машинизации, ха-ха-ха? -- поинтересовался Огребенко.
   -- Осваиваем помаленьку, -- поскромничал Потолоков, научившийся вчера удалять файлы и папки.
   На прошлом практическом занятии вошедший в раж Семён Петрович принялся удалять поочередно все файлы, попадавшиеся ему на глаза.
   "Удалить файл?" -- спрашивала система. "Да!", -- ничтоже сумняшеся, отвечал Потолоков, заворожённо наблюдая за тем, как рвутся документы и летят в корзину. К сожалению, папку Windows Семёну Петровичу удалить не удалось, что вызвало в нём чувство неудовлетворённости и некоторой подавленности.
   -- Хе-хе, -- порадовался успехам подчинённого Лев Гяурович. -- Ну, Потолоков, ты резину-то не тяни! Машинизация -- она ж не резиновая, она неотвратима, как победа капитализма! Так что, ты, голубчик, ускорься в освоении, иначе ждёт тебя сокращение, ха-ха-ха! Месяц тебе даю!
   "А до окончания курсов ещё два месяца, -- понурился Семён Петрович. -- Выход один -- купить ЭВМ и осваивать в домашних условиях".
  
   ***
  
   Прошло две недели. Компьютер Семён Петрович купил в кредит. В качестве бонуса в магазине ему подарили интернет-карту, правда, не объяснив, как ею пользоваться. "Читайте на обороте", -- посоветовал ему продавец-консультант.
   Потолоков промучился весь вечер, но всё-таки сумел правильно подключить к компьютеру все провода. Выкурив сигарету и стерев с лица пот, он сел в кресло, нажал кнопку питания и замер в тревожном ожидании. Компьютер пикнул и включился.
   Сначала Семён Петрович хотел удалить файлы, но потом резонно решил, что уж что-что, а файлы удалять он теперь умеет как никто иной. Вместо этого он стал учиться создавать файлы и папки. Иначе говоря, от разрушения Семён Петрович перешел к созиданию.
   Через полчаса на рабочем столе Потолокова было много ярлыков, портфель, точечный рисунок (кривой домик с динозавром в будке), пустой архив и текстовый документ.
   Весь следующий вечер Семён Петрович посвятил тому, что переименовывал файлы и ярлыки. "Свобода!" -- закричали душа и сердце Потолокова, когда очередную папку он назвал "Х.. моржовый", и ему за это ничего не было!
   К полуночи по рабочему столу можно было судить обо всём матерном словарном запасе Семёна Петровича, а также его искренних чувствах к Огребенко Льву Гяуровичу.
   Обоями рабочему столу служила собственноручно нарисованная Потолоковым картинка, изображающая обнажённого Огребенко с подписью "Лёва -- хам грубый и невоспитанный пи....с!".
   С чувством выполненного долга Потолоков лёг спать.
  
   ***
  
   К концу недели Семён Петрович решился выйти в Интернет. Выходил он туда с опаской, даром что ли его обучали избегать нежелательных файлов, заражённых вирусами, червями и троянскими конями.
   Попиликав, модем успокоился, и система объявила, что "Подключение установлено". Семён Петрович открыл браузер и набрал в адресной строке единственный пока известный ему адрес: mail.ru.
   Спать Потолоков ложился владельцем собственного почтового ящика potolokov_semen1956@mail.ru и подписчиком развлекательного сайта, где ему обещали каждый день -- новую девушку.
   Погружённый в приятные воспоминания о красивых улыбчивых девушках с эротического сайта, Семён Петрович крепко заснул.
   А утром, проснувшись пораньше, даже не почистив зубы, проверил почту. В ящике были два новых письма: одно с новой девушкой, ничуть не хуже предыдущих, а второе не по-русски.
   Семён Петрович возликовал! Ему два новых письма! Писем он не получал с армейских времён, и утреннее событие взволновало Потолокова. Два письма! Девушка! И от иностранца!
   Вот тут-то он и пожалел о том, что плохо учил в школе немецкий. Семён Петрович распечатал письмо на принтере, и, не позавтракав, кинулся на работу.
  
   ***
  
   -- Лев Гяурович! Отлучиться мне надо! Зарубежные товарищи письмо прислали, как успешно машинизировавшемуся, перевести надо.
   -- Что ты говоришь! -- изумился Огребенко. -- А откуда письмо-то?
   -- Не знаю пока, знаю, что не по-русски.
   -- Что же ты обратный адрес не посмотрел, Потолоков? -- ещё больше удивился Огребенко.
   -- Так... как... не освоил я методу-то пока, как обратный адрес узнавать, -- стал оправдываться Потолоков, в нетерпении перебирая ногами, как конь.
   -- Ну, ты, олух царя небесного! -- окончательно ошалел Огребенко. -- Ты что, читать не умеешь? Ясен пень, что и адрес не по-русски, но это ж и ума много не надо. Дай письмо, я скажу -- откуда! УСА -- Америка, Чина -- Китай, Сива -- это Куба, я точно знаю.
   Потолоков протянул Льву Гяуровичу распечатанный лист. Тот просмотрел его и спросил:
   -- А конверт, конверт-то где?
   -- Э-э-э... Какой конверт?
   -- Мать моя женщина! -- сообщил Лев Гяурович. -- ко-он-ве-ерт, тот, куда письма кладут, на который марки клеят, на котором адрес пишут! Конверт! Ну, Потолоков, напрягись: куда конверт девал?
   -- Не было конверта. Так пришло, по имейлу.
   -- По какому, твою мать, ещё имейлу?! -- стукнул кулаком по столу Огребенко. -- Ты, Потолоков, я смотрю, окончательно машинизировался, простых вещей не понимаешь, а плетёшь только чушь всякую!
   -- Лев Гяурович, -- возмутился Потолоков, -- имейл -- не чушь, а компьютерная почта электрическая. Как телеграф.
   -- А, телеграф, -- успокоился Огребенко, не любивший непонятных вещей, -- телеграф -- это понятно. А то имейл какой-то выдумал. Ну, так и быть, валяй, переводи, посмотрим, что там тебе буржуи пишут.
   С облегчённым сердцем Семен Петрович пошёл в местное бюро переводов.
   Заявленная цена за перевод не понравилась ему сразу и без оговорок. Отдавать недельное жалование да при непогашенном кредите показалось ему легкомысленным. Но любопытство и утренний заряд радости и бесшабашности заставили его заплатить эти деньги. За переводом его попросили зайти вечером.
  
   ***
  
   "Дорогой Семён Потолоков, -- несколько фамильярно сообщил неизвестный автор письма. -- Для нас не являются секретом некоторые трудности в вашей половой жизни".
   Семён Петрович удивился осведомленности автора письма и продолжил чтение:
   "Не отчаивайтесь! Многие мужчины сталкиваются с подобными проблемами, и мы уже многим помогли! Спешим Вам сообщить, что пришёл Ваш черёд! Мы с гордостью представляем Вам уникальный, дающий стопроцентный успех, препарат "Восхождение-2000"!.."
   Чтение Семён Петрович закончил с двояким чувством. Его тронуло, что где-то там, за границей, есть люди, которым близки его проблемы и которые готовы их решить.
   С другой стороны, препарат стоил каких-то безумных денег.
   "Займу у Огребенко", -- решил Потолоков и успокоился.
  
   ***
  
   Огребенко денег не дал. Напротив, накричал на Семёна Петровича, будучи в похмельном состоянии после дня рождения супруги. Секретарша отпаивала шефа армянским коньяком и недовольно цыкала на Потолокова. Тот неуверенно попытался рассказать о дружбе народов и всемирной глобализации, о которой он читал в газете, но неожиданно его перебил звучный храп Огребенко, и Потолоков предпочёл уйти.
   Рабочий день Потолоков провел в подавленном настроении, размышляя о собственной никчёмности. "Люди, можно сказать, навстречу мне пошли, участие проявили, а я...", -- думал он, и было ему горько-прегорько от этих мыслей.
   Ответ Семён Петрович писал долго. В первых строках своего письма Семён Петрович поспешил рассказать о себе, о жизни своей, о Варьке и Витьке Косом. Поблагодарил за сочувствие. Пообещал купить препарат, как только появятся деньги. Поинтересовался, как здоровье заокеанского друга. Пожелал всяческих благ. Передал горячий привет от Огребенко Льва Гяуровича. Хотел было приписать: "Жду ответа, как соловей лета" -- но потом засомневался, есть ли в Америке соловьи. И написал просто: "Жду ответа, как лета. Семён Петрович Потолоков".
   Бюро переводов переводило четырёхстраничное (убористым почерком) письмо Потолокова два дня. После чего Семён Петрович вынужденно сел на диету из хлеба и воды и с энтузиазмом принялся набирать на компьютере полученный текст.
   Ещё через три дня письмо было отправлено. Электрической почтой.
  
   ***
  
   Лев Гяурович был в благостном настроении. Обещанную машинизацию, которой он слегка побаивался, перенесли на следующий год -- не хватило средств.
   -- Ну, Потолоков, обещал я тебе машинизацию, а её не будет в этом году. Дай Бог, не будет никогда. А если и будет, тогда или осёл сдохнет, или я на пенсию выйду, ха-ха-ха!
   Семёну Петровичу стало грустно, но из вежливости он тоже посмеялся.
   Грустно Потолокову было ещё и потому, что неизвестный друг прислал ему уже четыре ответных письма, но перевести их Семён Петрович не мог: до зарплаты было ещё две недели. Да что там: не просто грустил Семён Петрович, Семён Петрович страдал!
   Каково это, когда ты пишешь, пишешь, а ответы тебе не приходят, он знал по службе в армии. Сколько он писем тогда Варьке исписал, а ответы приходили всё реже и суше, пока Варька не вышла замуж за Витьку Косого. После чего юный Потолоков хотел закончить жизнь самострелом, но сослуживцы не дали.
   Письма он всегда носил с собой, в надежде на случай. Сколько ни вглядывался он в незнакомые слова, но так ничего, кроме своего имени, понять не смог.
   Сейчас он мысленно ставил себя на место американского друга и страдал ещё больше. А потому на предложение Огребенко выпить по маленькой он среагировал не как обычно: укоризненно поглядел на шефа, что для него было верхом дерзости, щёлкнул каблуками и вышел из кабинета.
   Лев Гяурович удивленно поднял правую бровь, хекнул и вызвал Дергунова. Огребенко нужна была компания.
  
   ***
  
   -- Что это вы, Семён Петрович, сегодня такой печальный? -- спросила Настя.
   -- Так это... Насть, имейлы мне приходят от друга, на американском языке. А я в нём ни бе ни ме, -- пожаловался Потолоков, протягивая письма Насте.
   Настя лишь взглянула на заголовки писем, тотчас смяла листы в комок и кинула в корзину:
   -- Семён Петрович! Эти письма послал никакой не друг. Такие письма называются спам и удалять их можно сразу же. Жаль, я не рассказала вам об этом раньше.
   Лекцию Настя посвятила E-mail-переписке и возможным проблемам, связанным с нею. И чем дальше Настя углублялась в вопросы спама, тем больше мрачнело лицо Семёна Петровича. Разумом он понимал, что Настя права, но сердцем никак не мог согласиться с тем фактом, что кто-то утруждался, тратил своё время и писал ему письма просто так.
   Как же так? Миллионы людей в мире страдают от одиночества! Получи они доброе письмо, пусть даже от незнакомого человека, разве не легче им будет жить? С этой мыслью Потолоков покидал компьютерные курсы.
  
   ***
  
   Страдания Потолокова постепенно сглаживались, и жизнь входила в нормальное русло. Благополучно установленная "стрелялка" захватила его на несколько дней. Первоначально боящийся монстров Потолоков, со временем перестал пригибаться и втягивать голову. Но закрывать глаза при выстреле из ракетницы не перестал. Слишком уж велик был риск.
   Удачно размещённое на сайте знакомств объявление (чуть меньше 30 сантиметров, навскидку сообщил Потолоков, со школьных времён привыкший всё мерить стандартами 30-сантиметровой линейки) привнесло в жизнь Семёна интригу и интимную составляющую.
   Одна девушка недвусмысленно хотела от Семёна Петровича денег, в благодарность обещая седьмое небо и тридцать три удовольствия. Остальные дамы желали обеспеченного и ответственного мужчину и интересовались, есть ли у Семёна Петровича, помимо 30 см, движимое и недвижимое имущество. В ответ ничего не обещали, но почему-то заинтересовали Семёна.
   Семён, не мудрствуя лукаво, просто продублировал им письмо, написанное американскому другу.
   Некоторые дамы, включая девушку, недвусмысленно желающую денег, ответить Семёну не возжелали. Но одна ответила. И, что ни на шутку взволновало Семёна Петровича, предложила встретиться.
   И всё бы ничего, но машинизация всё-таки пришла в бюро, где работал Потолоков.
  
   ***
  
   Огребенко как неуспешно машинизировавшегося отправили досрочно на пенсию, а его место, к всеобщему удивлению, занял Семён Петрович, на компьютерном тестировании щеголявший такими словами, как "хард", "оперативка" и даже "винт".
   Новая должность, куча свободного времени и личный компьютер с подключением к Сети позволили Потолокову исполнить свою давнюю мечту: он пишет и получает много писем.
   "Дорогой друг! Зовут меня Потолоковым Семёном Петровичем, а проживаю я в славном районном центре..."
   Такие письма с предложениями о дружбе пришли уже многим. А вы ещё не получили письма от Семёна Петровича?.. Тогда он пишет вам!
  
   2007
  
   Плевок в душу
  
   -- Чего куришь? "Мальборо"? Угости. Огня дай ещё. А пьёшь чего? Коктейль? Чего за коктейль, дай посмотрю. Фу, что за бурда? Как ты её пьёшь? Нормально? Хрен его знает. Брат, угости пивом, сушняк у меня. Нет, я такое не пью, возьми тёмного. Чего говоришь? Нет, ты чего. Нормально всё: сейчас ты мне помог, завтра -- я тебе. Чего грустишь-то? Чего рожа кислая? С бабой проблемы, небось? Да брось, я же вижу, что с бабой. Ладно, с тёлкой. Нет? С девушкой, значит. Что? Девушка твоя рога ставит? Нет? Чего ты мямлишь, "бе" да "ме". Возьми лучше пива. Девушка, ещё пива и к нему чего-нибудь сообрази. Слышь, брат, я вижу: ты -- нормальный пацан! А я на мели. Подкинь мелочи, а? Да не жмись, чего ты. О, благодарствую, брат. Это... Тут такое дело, короче. С подругой я сегодня, так что, может, дашь ещё? Ты чего? Боишься, что ли? Не боишься? А чего тогда? Смотри! Слышь, это... А хули этим компотом давиться: может, водочки? А чего так? Ну, как хочешь. Я выпью... Девка-то твоя не дура: на хрен ей такой язвенник сдался? Вот и гуляет. Что?! Ты что такое сказал, гнида?! С тобой же душевно общаются, как с человеком! На! Сучара! Ты у меня сейчас кровью умываться будешь! П....ц, в душу мне плюнул!
  
   2006
  
   Помнить, но забыть
  

Знаете ли вы, что с момента рождения в мозгу человека уже существуют 14 миллиардов клеток, и число это до самой смерти не увеличивается. Напротив, после 25 лет оно сокращается на 100 тысяч ежедневно. За минуту, потраченную вами на чтение страницы, умирают около 70 клеток. После 40 лет деградация мозга резко ускоряется, а после 50 -- нейроны (нервные клетки) усыхают, и объём мозга сокращается?

  
   -- Помнишь, как борщ варить? -- озабоченно спрашивает жена, поглядывая на часы. -- Ты же знаешь, Ярик любит борщ.
   -- Конечно, помню! А ты знаешь, что в капусте много белка, которому не хватает лишь нескольких аминокислот, чтобы стать равноценным животным белкам? А витамина C там почти столько же, сколько в лимоне! А...
   -- Да-да, конечно. Не забудь взять сменную обувь Ярику в садик. Тридцать первого не забудь встретить: рейс S739. А завтра вечером подъедут ставить окна, помнишь? Будь дома!
   -- Помню... Только знаешь, не лежит у меня душа к пластиковым окнам. Ты же знаешь, они плохо проводят воздух и создают своего рода парниковый эффект...
   -- Милый, мы закрыли эту тему! Всё, я опаздываю уже. Счастливо!
   -- Счастливого... -- начинаю я, но Светка целует меня и убегает.
   Садится в такси и мчится в аэропорт.
  
   ***
  
   Вечером после работы забираю Ярика из садика, везу его к матери. Сам звоню Генке, лучшему другу.
   -- Да! -- Генка уже навеселе. На заднем плане -- какой-то шум и веселые голоса.
   -- Ген, здорово! Что делаешь, какие планы?
   -- Э-э-э... Вообще-то у меня день рождения сегодня. Празднуем вот, в "Третьем тайме" сидим. Подъезжай.
   Что за хрень! Как я мог забыть! Чёрт...
   -- Да ну! Блин, аська что-то ничего не сообщила... -- оправдываюсь я. -- Извини, друг, поздравляю с днюхой! Счастья, здоро...
   -- Андрюха, хорош! -- перебивает Генка. -- Приедешь -- поздравишь. Давай: ноги в руки -- и бегом. На подарки не отвлекайся, не суть важно.
   -- Понял. Еду.
   -- Ага, давай. А в аське я не зареген, брат. Всё, жду.
   По дороге вижу "Как убивали "Спартак"", беру Гене в подарок и спускаюсь в метро.
  
   ***
  
   -- А вот и Андрюха! -- оживляются за столом. -- Давай штрафную!
   Наливают водки. Генка выходит из-за стола, обнимает. Меня усаживают, но под крики: "Андрюха, тост!" -- встаю снова.
   Поднимаю рюмку:
   -- Гена, дружище! Сегодня тебе исполнилось... исполнилось... -- не могу вспомнить, сколько же Генке. Он на полгода младше, а мне 23, но я родился зимой, а он летом, а сейчас лето, значит...
   "Двадцать три", -- подсказывает кто-то.
   Красный от смущения, подтверждаю:
   -- Сегодня тебе исполнилось 23 года! А это значит...
   Кое-как -- под дружеские подколы -- заканчиваю тост.
   Протягиваю книгу:
   -- А это тебе как болельщику "Спартака" -- в подарок.
   -- Спасибо, брат! Всегда мечтал почитать, как же и кто же всё-таки довел мясных до такого, -- смеётся Генка. -- ЦСКА всегда будет первым!
  
   ***
  
   На следующий день по дороге из садика я пообещал Ярику сварить настоящий украинский борщ.
   Борщ у меня ни черта не получился. Вроде всё делал правильно: закинул мясо, капусту, картошку, поставил вариться. Нашинковал помидоры, зелень. Растопил сало. Всё свалил в кастрюлю, посолил и стал ждать.
   Мясо что-то никак не хотело вариться.
   -- Пап, когда сварится? -- канючил Ярик.
   -- Скоро, сынок. Посмотри пока телевизор.
   -- Я хочу кушать!
   Через пару часов, когда Ярик наотрез отказался есть настоящий украинский борщ, я повел его в "Ростикс".
  
   ***
  
   -- Квартира Ворониных?
   -- Да, я слушаю.
   -- Я -- это кто?
   -- Я, Андрюша Воронин.
   -- Слушай меня, Андрюша Воронин. Если тебя и сегодня не будет дома, когда приедут монтажники с окнами, окна будешь сам забирать и сам ставить. Понял?
   -- Выбирайте тон...
   -- Благодарю за понимание. Спасибо, что выбрали нашу компанию!
  
   ***
  
   -- Там ещё Чернятински играл за них, помните? Когда Онопко удалили? Как сейчас помню, девяносто третий год, Кубок Кубков, первый матч мы выиграли, на выезде ведем 1-0! Радченко на 10-й минуте! А потом судья, мудак португальский с говорящей фамилией Жорже Короаду, украл у нас победу! При счете 1-2, который нас вполне устраивал, удалил ни за что Онопко! И назначил пенальти!
   -- Андрюх, как ты всё запоминаешь? -- удивляется Михалыч. -- Я тоже смотрел этот матч, но даже счёта не помнил.
   -- Я тако-ой, -- гордо тяну я.
  
   ***
  
   -- Папа, а когда мама приедет?
   Я вскакиваю с кресла перед телевизором (исторические хроники с Николаем Сванидзе, год 1931, академик Капица) и тут раздается звук открываемой двери. В квартиру входит Светка.
   -- Привет, Свет! Приехала? А я это... Запамятовал...
   -- Даже встретить не мог, -- Света уклоняется от поцелуя. -- Что ты за человек такой? А это что такое?!
   Я вижу, что она превращается в фурию. Я вижу, что ей не хватает воздуха, чтобы выразить негодование. Я вижу, что она смотрит на окна. Я понимаю, что случилось что-то страшное.
   -- Ну, ты и урод, Воронин.
  
   ***
  
   На фиг ненужные "интересные факты", на фиг спортивную статистику, на фиг имена героев сериалов и ведущих телепрограмм. На фиг реки Чувашии и канадские озера. На фиг день рождения Вольфганга Амадея Моцарта, впрочем, и Вольфганга Амадея тоже на фиг.
   На фиг Эдсона Арантиса ду Насименту, да здравствует просто Пеле. На фиг суточную норму витамина C для лиц, занятых лёгким трудом или трудом средней тяжести объёмом 1,4 мг.
   На фиг К2, вторую вершину мира, мне достаточно Эвереста. Джомолунгму тоже на фиг.
   Бенедикта Шестнадцатого тоже на фиг, Папа Римский -- он всё равно всегда только один.
   На фиг Стрельцов (с 23 ноября по 21 декабря).
   На фиг.
   Самое главное -- помнить, но ещё важнее -- забыть. Мне не нужно помнить то, что мне никогда не пригодится в жизни.
   Научное название пупка -- умбиликус. Стёрто.
   День рождения Генки -- 23 июля 1985 года. Запомнено.
   Общий вес бактерий, живущих в организме человека, составляет 2 килограмма. Стёрто.
   22 февраля 2002 года мы познакомились со Светой. Запомнено.
   Обычная беременность у зайцев длится 50 дней. Стёрто.
   Ярослав начал ходить в 10 месяцев. Запомнено.
   Самая толстая кошка в мире весит 21 кг. Стёрто.
   Первое слово Ярослава -- "Дай". Запомнено.
   Гус Хиддинк родился в Варссевельде. Стёрто.
   Я люблю жену и сына. Запомнено. Изменению не подлежит.
  
   2008
  
   С Новым годом!
  
   ***
  
   1995 год.
   Кока-кола. 10-й класс. Дома с родителями.
   -- С Новым годом!
  
   ***
  
   1996 год.
   Водка с разбавленным напитком "Юпи". 11-й класс. Дома у друга.
   -- Ну, с Новым годом всех! Счастья, здоровья и чистого неба над головой! Вздрогнем!
  
   ***
  
   1997 год.
   Разбавленный спирт "Роял". 1-й курс. Общага.
   -- Пацаны! Девчонки! Миха, бра-а-ат! Витёк! Маришка! Олечка! Дай поцелую! Шамиль... А чего ты тут делаешь, Шамиль? Твои-то вроде воюют с нашими, а? Ха-ха, шучу, не напрягайся, татарин! А чего? Борзеет татарин. Ха-ха, спокойно, брат Шама, всё нормально! Короче, пацаны, девчонки, хочу выпить за вас! В общем, за вас, за нас, за облгаз!
  
   ***
  
   1998 год.
   Пиво. 2-й курс. Общага.
   -- Ну, чего, ребята, с Новым годом! Пусть следующий год будет не хуже предыдущего, да? Всем удачно сдать сессию, а Ольке... Оль, ты слушаешь? Короче, Ольке желаю поскорее восстановиться! С Новым годом!
  
   ***
  
   1999 год.
   Шампанское. 3-й курс. Дома у друга.
   -- А-а-а, ребята, как я вас всех люблю! Парни, хорош ржать! Витёк? Сам ты голубой! Да всё-всё, спокойно, шучу. Понял, да, ты тоже. Шамиль, да ты-то успокойся, куда ты лезешь, татарин? А-а-а, налейте брату Муслиму, пока пророк не видит. У всех? О'кей. В общем, ребята, хочу сказать, что я вас всех люблю, как братьев и сестёр, но вот Ольку люблю больше всех. Не в обиду! Люблю -- и всё. Оль, солнышко моё! Вот вы говорите: "Бабло то, бабло это" -- а я вот впервые в жизни влюбился! Витёк, ну чего ты, то ещё в школе было, не считается. Короче, ребята, я желаю всем вам большой-большой любви, такой, чтобы на всю жизнь, как у нас с Олькой! Будьте счастливы и с Новым годом!
  
   ***
  
   2000 год.
   Виски с колой. 4-й курс. Ночной клуб.
   -- Кхм... Вот ждали мы, ждали "линолеум" этот, и вот он наступил!.. А толку? Вот смотрите. Я как раньше Шеву любил, а? Вот Миха не даст соврать, вся стена плакатами обклеена! А он что сделал? Он, сука, нас Евро лишил! И теперь я Шеву не люблю. И Филю -- тем более. Да нет, Мариш, не Киркорова -- Филимонова. Шева... Филя... Серёг, да хорош ботанить про следующий год миллениума, я в курсе. Один хрен. Вспомните прошлый Новый год у Влада, царство ему небесное, когда отмечали, считали же, что год до конца света? Ну... Короче! Я пьян, и мне пофиг, когда новое "тыща"... "тыщелетие" наступит! Факт в том, что вы мне все глубоко противны! Ха-ха-ха, Витёк, как смешно. Короче... Короче, идите в жопу. И с Новым годом!
  
   ***
  
   2001 год.
   Мартини с водкой. 5-й курс. Общага.
   -- Наташ, с Новым годом!.. Будь счастлива и... А давай в жопу? А? Миллениум всё-таки новый...
  
   ***
  
   2002 год.
   Вино. Дома с родителями.
   -- С Новым годом, мама, папа, бабуля, тёть Юля, дядя Юра, дядя Паша, Андрей Валентинович, тёть Ира, тётя Люда... Желаю всем крепкого здоровья и долгих лет жизни!
  
   ***
  
   2003 год.
   Водка. Ресторан.
   -- Коллеги! Я безумно счастлив встречать Новый год в таком хорошем коллективе, как наш! Я не так долго работаю в нашей компании, но успел убедиться в том, насколько строг, но справедлив наш уважаемый Анатолий Степанович; как требовательна, но добра наша Маргарита Витальевна, как оперативны наши экспедиторы и какое отличное чувство юмора у наших торговых. Ребята из техподдержки, вы -- красавцы! Я не могу передать всю радость, которая охватывает меня при мысли о том, в каком... Анатолий Степанович, вы простите меня за этот маленький сленг?.. О том, в каком суперском коллективе я работаю! Я желаю всем нам, чтобы наша компания росла и развивалась, а следующий Новый год мы встречали коллективом вдвое большим, чем сейчас! С Новым годом!
  
   ***
  
   2004 год.
   Водка. Дома у друзей.
   -- Сначала хочу поблагодарить хозяев этого дастархана -- Шамиля и Алию! Алия, я Шамиля вот с такого возраста знаю, мировой парень, да? В общем, береги его, корми хорошо, а за ним не заржавеет, да, Шама? Вот. Знаете, у меня был непростой год, работал как вол, трудился на благо семьи. Буквально на днях я перешёл работать в другую компанию. Зарплата, знаете какая? Ха-ха, Витёк, тебе в твоём СТО такое и не снилось! Короче, цифры оглашать не буду, но... Звонят. Шама, откроешь?.. Привет, Оль. Я тут это... Как бы тост говорю... Короче, желаю всем много-много денег! Ведь бабло побеждает зло, а? С Новым годом!
  
   ***
  
   2005 год.
   Текила. Дома. В чате.
   -- Я не знаю, как там у вас в Калининграде, а у меня Новый год уже две минуты как наступил! Всех с Новым годом!!! )))))))))))))))))))))))))) :beer: :drink: :yahoo: :dance:
  
   ***
  
   2006 год.
   Шампанское. Дома.
   -- Дорогие папа, мама, ещё папа, ещё мама! Леночка, любимая! На самом деле, это первый Новый год, который мы с Леночкой встречаем вместе. Я благодарю Бога за то, что в моей жизни появилась Лена! Но этот тост я хочу сказать не за нас, а за вас, наши дорогие родители! Долгих лет жизни вам, здоровья покрепче, ну, а мы с Ленкой постараемся вас не расстраивать! Что? Внука? Папа, да хоть сегодня сделаем, хотите? Ты чего, Лен, не пихайся, шучу... Кхм. С Новым годом!
  
   ***
  
   2007 год.
   Минеральная вода. Дома.
   -- Ребята! Макс, Наташка, Шама, Алиюша, Женя, Ира, Витёк, старый хрыч, ты когда женишься? Никогда? Ну, это ты зря, брат, серьёзно, ты знаешь, какое это счастье, когда рядом такая женщина, как моя Ленка? Ну-ну, Ленок, не смущайся... Или как Наташка, да, Макс? Чего? Кхм... Ну, как Алия уж точно! Женись, брат, а то насильно женим! Да, что-то я сбился. Так вот, ребята, большое спасибо, что приняли наше приглашение и пришли к нам в гости! Витёк, ну, я же в завязке, потому и минералка... Короче, спасибо, всего вам, други, наилучшего, "сбычи мечт", так сказать, и с Новым годом!
  
   ***
  
   2008 год.
   Водка. Бар.
   -- ...Нет, и ты прикинь, сучка тупо забрала ребёнка и свалила к родителям! В Новый год! Я фигею, ничего святого у женщины! Чего? Да не из-за чего! На корпоративе выпил маленько, такой скандал устроила. О, Вовка. Ну, давай послушаем... Налей. Ну, что, брат, не знаю, как тебя зовут, но с Новым годом!
  
   ***
  
   2009 год.
   (Технический спирт. Теплотрасса).
   -- ...с Новым годом!
  
   2008
  
   Саня
  
   Быстрым шагом он подошёл, с лёгкой улыбкой, красиво так сквозь всех нас проскочил. Правой рукой -- небрежная пощёчина, другой цепляет Рустама за ворот:
   -- Узнаёшь меня? Узнаёшь? Пойдём, поговорим.
   Зло так говорит, но улыбка с лица не сходит. Рустам кивает, его щеки моментально наливаются красным. Только что он смеялся и что-то рассказывал. Уже не смеётся, покорно идет за ним.
   Мы переглядываемся, и неспешно идём за ними. На расстоянии.
   По-хорошему, не стоит нам вмешиваться. Посмотрим, что к чему там у них. Может, без кулаков разойдутся.
   -- Пацаны, не бить только. Если что -- просто разнимаем и хватит, -- говорит брат.
   Брат знает, о чём говорит. Никто нас не поддержит, если узнают, что мы вшестером били одного.
   Но когда тот парнишка бьёт Руса, да так, что Рус начинает вопить: "Пацаны! Пацаны!" -- Серый не выдерживает. Он резко ускоряется и с размаху опускает банку с пивом тому на голову. Банка всмятку, пиво фонтаном вверх. Чужак резко разворачивается, бьёт Серёгу в живот. Серёга загибается. Чужак встаёт в стойку и улыбается нам. С виска у него тонкой струйкой льётся пиво. За его спиной Серый отползает в сторону, медленно встаёт и снова загибается. Рус водит рукой по асфальту, ищет разбитые очки.
   -- Налетайте, черти, -- весело говорит чужак.
   -- Твою мать, -- горестно тянет брат. -- И хули я весь в белом?
   -- Здоровый, б...., -- уважительно оценивает его чужак.
   -- Урой его, Дрон! -- вопит Серый.
   Брат медленно обходит противника, загораживая ему путь к отступлению. Потом в два прыжка оказывается около него и замахивается. Но тот, шустрый малый, ныряет ему под руку, цепляет её в захвате и выкручивает. Брат, хоть и весь в белом, но уже изрядно поддатый, а потому просто валится в грязь.
   Тут уже наша очередь, втроём набегаем. А он, сука, продолжает лыбиться, типа "подходите, мужики, на раздачу". В общем, кое-как завалили мы его, пинали, пинали, отошли в сторонку, курить.
   Курим. Возбуждённо обсуждаем, пытаемся отдышаться. Он поднимается, в грязи весь, только глаза сверкают и зубы в улыбке. Зубы выплюнул, кровью отплевался, огорчённо на костюм свой спортивный посмотрел -- промок насквозь, в глине измазался, хрен его отмоешь теперь так просто. Подошёл. "Сигарету дайте, -- говорит, -- а то мои промокли".
   И сигарету дали, и огня. Курим уже вместе. Познакомились. Чужак Саней представился. Не Сашей, не Александром и даже не Шуриком, хоть и шустрый. Саня.
   -- Из-за чего сцепились-то? -- спрашиваю я, вроде как к Русу обращаюсь, но и на Санин ответ тоже рассчитываю.
   Рус мнётся что-то, Саня этот ухмыляется.
   -- Да так, мелочь, забыли, -- говорит Саня. -- Ладно, пацаны, побрёл я.
   И сваливает. А Рус выдаёт гениальную фразу:
   -- Прямо как в душу плюнул...
  
   2006
  
   Ставки сделаны
  
   ...Ты сидишь в кресле и монотонно раскачиваешься. Твоя правая ладонь обхватывает сжатую в кулак левую, вместе они прижаты ко рту. Указательный палец левой руки мешает дышать носом, и ты дышишь ртом, с усилием втягивая воздух через кулак. Так, как зимой на морозе. Так, как ты когда-то дышал на катке, со своей девушкой. Тогда ты отдал ей свои перчатки, а сам грел руки дыханием, заодно обогревая вдыхаемый воздух.
   Ты наклоняешься и вдыхаешь, выпрямляешься и выдыхаешь. И никак не можешь решиться.
   Умирать всегда страшно. Таблеток ты дома не держишь, пистолета у тебя нет, а потому у тебя всего два варианта суицида: повеситься или прыгнуть из окна. Ты раскачиваешься и не можешь определиться. Наконец представление собственного распростёртого тела на тротуаре с небольшой лужицей крови под головой и неестественно вывернутой шеей, а также гипотетически собравшаяся поглазеть толпа зевак заставляет тебя вычеркнуть и этот, предпоследний вариант. Остаётся одно -- повеситься.
   Но как? У тебя дома нет верёвки, а даже если бы и была, куда бы ты её привязал? Люстра? Не смеши меня, с твоими потолками, тебе, чтобы повеситься, придётся подогнуть ноги. А повесишься? Представь, ты никому не нужен, и твоё самоубийство обнаружится, только когда твоё тело раздуется и начнёт гнить, когда сладковато-тошнотворный запах гниения обеспокоит соседей. Твоя заклятая соседка вызовет милицию, а потом будет истошно вопить, увидев твой труп. Ты хочешь этого? Нет.
   Ах, у тебя ещё идея? Утопиться? Что ж, тоже вариант. Помнишь, в детстве в деревне ты видел утопленника, неделю тусовавшегося с раками? Хочешь выглядеть также? Нет? И заметь, опять повторится история с соседкой. Только на этот раз вместо соседки снова будут праздные зеваки. Тебе оно надо?
   Перерезать вены? Валяй. Набираешь тёплой воды в ванну... Не хочешь себя резать? Какой ты привередливый самоубийца.
   Хм... Тебе в голову пришла идея убить себя током? Конечно, какой разговор. Убивай. Набираешь в ванну воды, ложишься (чтобы не упасть, когда тебя шарахнет электричеством) и кидаешь в ванну включенный тостер... Нет тостера? Фен? Фен ты тоже отдал за долги. Электробритву? Ах, да, у тебя станок. Нет, боюсь, телевизор в ванну не влезет.
   Лучше закури. Закури и ещё раз всё обдумай. Умереть никогда не поздно.
   И я закурил.
  
   ***
  
   Я был студентом в одном высшем учебном заведении. Вдали от дома, от родителей, в столичном городе, в общежитии. Длинными зимними ночами мы играли в карты -- обычные карточные игры, которые знает каждый школьник. Играли на щелбаны. А что? Студенты.
   Я предложил поиграть на деньги. Конечно, на копейки. Относительно большие деньги у нас появлялись, когда их присылали родители. А такое случалось нечасто.
   Играть стало интереснее. Мы начали внимательнее следить за выполнением правил. И если раньше сдающий мог ошибиться с раздачей, а потом спокойно пересдать, то сейчас всё стало иначе. На кону стояли наши деньги. Так начала формироваться система штрафов за ошибки игроков. Ошибся с раздачей -- удваиваешь свою ставку.
   Спорить всем быстро расхотелось. Проштрафился -- отмечайся. И не колышет.
   Одному парню из какого-то Мухосранска родители насобирали денег на оплату обучения, влезли в долги. Эти деньги он проиграл за ночь. Потом на коленях умолял вернуть, грозил пожаловаться декану... Был послан в известном направлении. Занял у кого-то денег на билет и уехал домой.
   Тогда я уяснил два главных правила игрока: не играть на необходимые либо чужие деньги и не отыгрываться. Уяснить-то уяснил... Но редко следовал этим, в общем-то, нехитрым правилам. Азарт, чего уж.
   Азарт. Учёные обнаружили у мышей ген, вызывающий эйфорию от наркотиков, алкоголя и... азарта. Уж чёрт его знает, в чём проявлялся азарт мышек, но то, что тяга к Игре сравнима с тягой к наркотикам и алкоголю, -- это бесспорно.
   Потом кто-то открыл для нас игровые автоматы. И мы начали ходить туда. Их тогда много втыкали по станциям метро. Как-то я сорвал там джекпот и получил десять тысяч долларов.
  
   ***
  
   Представь, что ты -- студент-второкурсник. Ста долларов тебе хватает на то, чтобы сносно прожить два месяца. И тут ты выигрываешь сумму, стократно превышающую твою двухмесячную норму. Ты сидишь, непонимающе смотришь в автомат, а к тебе уже бегут другие игроки. Они хлопают тебя по плечу, поздравляют, восторгаются, а ты боишься вымолвить слово, боясь проснуться. Но это не сон, менеджер куда-то звонит, приезжает ещё один менеджер, а может быть, хозяин, жмёт тебе руку и тоже поздравляет.
   На радостях ты раздаёшь всем по пятьдесят баксов, а персоналу даришь тысячу. Тебе кажется, что оставшиеся восемь с половиной тысяч -- это почти то же самое, что и десять.
   Ты думаешь, что пять тысяч надо положить на счёт. Тысячу или даже две -- отправить домой родителям, потому что им тяжело. На оставшиеся деньги можно приодеться и жить -- не тужить до конца семестра.
   По пути домой ты с друзьями заходишь в супермаркет. Вы покупаете ранее неизвестные вам на вкус виски и текилу, набиваете пять корзин всякими деликатесами и идёте в общагу праздновать. Триста долларов, оставленные тобою в кассе, кажутся пустяком.
   В этот вечер все тосты поднимаются за тебя и твою удачу. Девчонки недвусмысленно предлагают "сходить куда-нибудь вместе".
   В четыре утра ты, икая, предлагаешь всем рвануть в ночной клуб. Тебе сегодня крупно повезло, ты счастлив и хочешь осчастливить остальных. Остальные -- это ещё человек тридцать. Вы берёте с десяток такси и едете в самый дорогой клуб в городе. Ты развязно проходишь мимо секьюрити к кассе и заказываешь тридцать билетов. Названная кассиршей сумма немного тебя смущает, ты трезвеешь, но не хочется терять лицо.
   Веселье угасает. Многие теряются, кто-то растворяется на танцполе, а ты заговариваешь с барменом на тему о самом крутом коктейле этого заведения. Бармен готовит тебе коктейль, а ты, не моргнув глазом, расстаёшься с сорока долларами. Вика и Яна, самые красивые девушки твоей группы, заказывают себе то же самое. Не моргнув глазом, ты всё оплачиваешь. Ты пьёшь коктейль, не понимая в чём же его крутость, но факт его дороговизны придаёт твоим вкусовым рецепторам дар распознавать мельчайшие оттенки дорогих компонентов...
   Утром ты не идёшь в институт. Тебе стыдно. От небывалой суммы выигрыша осталась только половина. Ты твёрдо решаешь максимально рационально использовать оставшиеся деньги, умываешься, чистишь зубы, одеваешься и собираешься идти в банк.
   На выходе тебя ловит Женька, твой сосед по комнате, и предлагает сходить в казино. "Скинемся по сто баксов, -- говорит Женька, -- и сыграем на один карман". В казино ты никогда не был, ты решаешь, что сто долларов -- невелика сумма. Вы идёте в казино.
  
   ***
  
   Да, вы тогда слили все твои деньги. Вернее, ты сам их слил, потому что Женька, проиграв свои, далее был только в роли наблюдателя. Вы пятнадцатый час сидели за столом, ваши глаза покраснели, а головы были готовы расколоться. И безумно хотелось отыграться.
   На сукне возвышалась кучка фишек, где-то около ста долларов. И это были твои последние деньги. В кармане пальто оставалась мелочь, которой не хватило бы даже на пачку пельменей.
   Последние сто долларов задерживают вас за столом ещё часа на три. Игроки называют это "качелями". Это когда ты то выигрываешь, то проигрываешь, но в среднем не выходишь за пределы первоначальной суммы. Качели.
   Здравый смысл подсказывает тебе, что и сто баксов -- неплохая сумма. Пару дней назад, выиграв её, ты бы безумно радовался. Разум говорит, что самое время -- уйти, хотя бы для того, чтобы не приходилось до конца месяца ездить в метро зайцем, а на ужин есть не только китайскую лапшу. Пачка пельменей уже кажется тебе роскошью.
   А ещё твой разум вспоминает о родителях, которые перебиваются от зарплаты до зарплаты, влезают в долги, но стабильно присылают тебе деньги на жизнь и учёбу. Взять эти сто долларов и уйти -- это облегчить жизнь родителям на пару месяцев.
   Но реальный стольник меркнет по сравнению с той сияющей пачкой зелени, которая оттягивала тебе карман ещё вчера. Тебе кажется, что ещё не всё потеряно, вот сейчас придет заветный Роял Флеш, и ты снова будешь на коне.
   На улице светает, но ты этого не знаешь: плотные чёрные шторы закрывают окна. К восемнадцатому часу в казино ты делаешь последнюю ставку. Без удивления находишь, что тебе ничего не пришло, кидаешь карты и с трудом встаёшь из-за стола. Твоя задница -- словно прилипла к стулу, а кости хрустят при каждом движении.
   Всё, что ты об этом думаешь: "Отвратительно!". Горе, апатия, нежелание жить и что-то делать.
   Вы с Женькой молча одеваетесь и бредёте в общежитие. Метро закрыто, денег на такси нет. В момент заморозившиеся джинсы делают вашу прогулку затруднительной. Вы идёте, не распрямляя ног, так, чтобы не касаться ими одеревеневших штанов. Со стороны это выглядит довольно забавно.
   Ты с тоской вспоминаешь, что хотел приодеться. Но это уже неважно. Впору думать о том, как прожить остаток месяца. До того момента, когда родители пришлют тебе деньги...
  
   ***
  
   Это был тяжёлый период, но я выстоял. Я чувствовал, как кое-кто за моей спиной крутит пальцем у виска: все были в курсе моего фиаско.
   С Женькой всё было тяжелее. Мой выигрыш на автоматах как-то затронул его психику. Он стал играть постоянно. Во всё. Он покупал лотереи, играл на автоматах, ходил в казино, делал ставки в тотализаторе. Потом он стал воровать деньги у товарищей, ровно до тех пор, пока это не раскрылось. На следующий день Женьку нашли с пробитой головой.
   А я перестал играть. Знакомый психолог, когда я рассказывал ему эту историю, говорил что-то о "повышенной социальной ответственности". Думаю, он имел в виду, что у меня тогда в борьбе совести с азартом победила совесть. Мысль о полунищенской жизни моих родителей стали надёжной преградой для азарта.
   После Нового года я поехал домой на каникулы. Моя сестрёнка Оля пошла в тот год в первый класс, и моё сердце обливалось кровью при виде того, куда она кладёт свои учебники и тетрадки. Это был мой старый рюкзак. Я всегда был аккуратным, рюкзак выглядел довольно сносно, но вы представьте себе худенькие плечи первоклашки и широченные лямки здоровенного рюкзака одиннадцатиклассника! Да, она ходила в первый класс с моим рюкзаком, потому что в семье было туго с деньгами. Отец вкалывал на двух работах, мать -- на трёх, но денег не хватало. В то время зарплату задерживали. И хорошо, если всего на год.
   Поэтому, получив свой первый заработок (бизнес-план для соседа, решившего заняться своим делом), я втайне от родителей пошёл с Олей на рынок. Её глаза сверкали от восторга, когда мы купили ей детский девичий кислотных цветов рюкзак, новые тетради, пенал, карандаши, фломастеры и еще кучу тех прибамбасов, которые осчастливят любого первоклашку. Да, все было китайское, но не надо брезгливо морщиться: в то время китайское барахло было внове.
   На остатки денег я повёл её в цирк, в кино и в кафе-мороженое. Сестрёнке уже двадцать пять, но она до сих пор с нежностью вспоминает этот день.
   И каждый раз, когда мне хотелось поиграть на деньги, неважно, во что -- на автоматах или в карты, -- я вспоминал ту маленькую девочку с большим рюкзаком на спине.
   Я не играл десять лет.
  
   ***
  
   Институт я закончил с красным дипломом. Потом аспирантура и триумфальное возвращение домой кандидатом экономических наук.
   С поиском работы проблем не возникло. Денег в семье стало столько, что мы не успевали их тратить. Евроремонт, большой японский телевизор, сменивший советский "Электрон", обстановка.
   Потом Наташка, моя любовь и страсть. Женитьба. Быстрое продвижение по карьерной лестнице. Рождение сына. Поездки в Европу и на Карибы. А потом... Пресыщение жизнью.
   Я снова начал играть. Так, по мелочи поначалу.
   Я забил тревогу, когда вместо работы стал заниматься поиском в Сети выигрышных систем в рулетке.
   Систем было навалом. Но любая система требовала денег для проверки, а играть по маленькой ставке для меня было всё равно, что после шестнадцатилетнего односолодового переходить на разбавленный спирт.
   Была ещё одна проблема, но в то время я о ней не догадывался. А, возможно, догадывался, но не хотел верить. Впрочем, все мы любим верить в сказки. В том числе и в ту сказку, по которой выигрышная система игры в казино есть. Кто знает, может, и есть, но не про мою честь.
   Первое время спускал я свободные деньги. Иногда выигрывал, но воли уйти -- не хватало. И следом за выигрышем проигрывал все наличные деньги. Это были приличные суммы, и Наташке я ничего не рассказывал.
   Она сама всё узнала. Я влез в долги. Я продал машину, заложил квартиру и всё равно не смог рассчитаться.
   Пользуясь своей репутацией, я взял большой кредит в банке. Моей зарплаты должно было хватать на семейные нужды и погашение первого кредита. Нового кредита хватало на погашение долгов и кредита по квартире. И даже оставались деньги на новую машину.
   Из банка я шёл с чётким намерением завязать с игрой и привести жизнь в норму. Та, "доказиношная" жизнь уже не казалась мне скучной и серой. Напротив, она стала для меня эталоном счастья. И из банка я шёл с чётким намерением стать счастливым.
  
   ***
  
   Да, я не удержался и снова зашёл в стены игорного дома. Мне казалось, что, играя по максимальной ставке, я отобьюсь. Я не отбился. Я разом проиграл самую колоссальную сумму в своей игровой карьере.
   Уже не помню, какая добрая душа бесплатно довезла меня до дома в семь утра. Наташка обеспокоено встретила меня: в казино я не отвечал на её вызовы. Называется, не хотел расстраивать.
   Я сказал, что кредит получил, всё зашибись, а ночь я провёл с партнёрами в ресторане. И лёг спать. А когда проснулся, то не нашёл ни жены, ни сына. Телефонный звонок тёще всё разъяснил: мне следовало забыть Наташку и Мишку.
   Днем позже мне позвонили и вежливо попросили вернуть долг: "Во избежание неприятных инцидентов, которые не нужны ни нам, ни вам, Алексей Владимирович..." Пообещал вернуть частями. С процентами.
   Ещё через неделю меня уволили. Без объяснения причин.
   Итак, на мне два кредита, заложенная квартира и отсутствие работы. Ушедшая жена и сын, стыдящийся отца. Не самый лучший итог в тридцать пять лет.
   Вам знакома эта ситуация? Если нет, просто представьте её, поставьте себя на моё место. Лично я заметался, оккупировал телефон и стал обзванивать тех, кого я считал своими друзьями.
   Когда я трижды перелистал свой блокнот, когда после пяти часов бесполезных разговоров, просьб и мольб моё ухо стало нечувствительным, я сел в кресло и стал раскачиваться.
   Раскачиваться и размышлять...
  
   ***
  
   Внутренний голос сказал мне: "Надо закурить".
   И я закурил. Потом включил компьютер и написал всё это.
   Вы ждете хеппи-энда?
   У этой истории хеппи-энда не может быть по определению. Я уже проиграл свою жизнь. Разменял её на фишки и проиграл.
   Просто насладитесь тем, что вы находитесь по ту сторону монитора. Вдохните полной грудью. И засуньте свой азарт глубоко в задницу.
  
   2004
  
   Старик и пёс
  
   Зима в этом году тёплая. Старик и не помнил, когда раньше было такое, чтобы поздней осенью стояла плюсовая температура, а дети во дворе играли не в снежки, а классики. В ноябре-то. Всех признаков зимы -- короткий день да длинная ночь. А так всё, как летом. Вон мужики в беседке у гаражей в шахматы играют; Олька, Маруськина дочка (а не внучка ли?), с мячиком бегает; молодёжь пиво пьёт у подъезда.
   Старик окидывает взглядом двор. Метрах в двадцати от него что-то усердно вынюхивает Гиссар, стариковский пёс. Чуть дальше виднеется старый забор. Забор настолько ветхий, что даже совсем мелкие ребятишки с лёгкостью могут оторвать доску для каких-то своих новых, непонятных старику игр. Обычно после подобного местный председатель, размахивая клюкой, гоняется за ними, грозясь вступить в половые отношения не только с виновниками, но и с их родителями.
   Гиссар вальяжно подходит к дереву и задирает ногу. Деревья во дворе высокие, выше дома вымахали. Спасибо им, летом даже в полуденное знойное солнце дома прохладно. Старик помнит, как они всем двором сажали эти деревья. Анька с Машенькой были маленькими, а Ваньки даже в планах не было. Им с женой чуть за тридцать, и жизнь-то вся ещё впереди, чего они, молодые не особо и понимали. Думали, что всё, молодость прошла, а с нею и жизнь закончилась. Впереди только дети, работа, "Столичная" с оливье по праздникам, мандарины с "Советским" шампанским в Новый год. Да, ещё они коммунизм строили, а впереди планировалось светлое будущее. Вот оно будущее, самое настоящее будущее. Беспросветное.
   Обнюхав сделанное, Гиссар бежит к песочнице. В песочных россыпях копошится детвора. Присматривает за ней свора никчёмных старух, обсуждающих представительниц первой древнейшей, коими, на их взгляд, являются все соседи женского пола. Старик вздыхает. Сплетни и пустопорожние разговоры он считает занятием злобным, от безделья и не от хорошей жизни. Но вступать в споры с бабками не решается: не хватало ещё, чтобы и ему на старости лет начали косточки перемывать. Одного раза хватило. "Курицы вы, и мозги ваши куриные", -- как-то не сдержался старик. С тех пор весь двор знал, что в войну Александр Никитич Прохоров служил в гестапо. И даже вынесенные во двор советские ордена и медали не всех убедили. "Нет дыма без огня", -- твёрдо верили в народную поговорку одни. "Сергеевна-то зря говорить не будет", -- шептались с уверенностью в непогрешимости Фаины Сергеевны другие.
   -- Здравствуйте, Сан Никитич, -- здоровается Алевтина, проходя мимо с корзиной выстиранного белья.
   -- Здравствуй, здравствуй, -- отвечает старик. -- Всё модничаешь?
   -- А то ж! -- восклицает Алевтина. -- Да только кто на меня смотрит?
   "Посмотрят, Алевтина, обязательно посмотрят", -- думает Прохоров. И, правда. "О, пошла, шалава! -- зашептались курицы. -- Ишь ты, вырядилась!".
   Алевтина и в сорок лет имеет неисправимую привычку тщательно готовиться к каждому выходу в свет. Пятиминутный выход во двор для развешивания белья тоже считается. Никитич помнит время, когда Алевтина с его Анькой местных пацанов с ума сводили. Анька сейчас в Канаде, присылает на Рождество открытки. А Алевтина -- вот она, три раза замужем, в поисках четвёртого. Дома -- сын-балбес, великовозрастный Эдик: работы нет, да не надо, зачем, и так хорошо живётся. Перебивается Эдик какими-то смутными заработками, а чаще размышляет: где, как, да за чей счёт.
   Старику уже под восемьдесят. Гиссара, туркменского алабая, старику подарили бывшие сослуживцы на семидесятилетний юбилей. Никто не думал, как такую собаку будет содержать старик, живущий на пенсию. Просто кому-то из милицейского начальства это показалось удачной идеей. Но пёс не привередничал: ел то, что покупал старик на выкроенное из пенсии, да и в столовой, находящейся неподалёку, подкидывали, что оставалось.
   Из-за густых, подёрнутых сединой бровей, взгляд Никитича всегда хмурый и насупившийся. Спина прямая, несгибаемая: такая, какую должно иметь офицеру милиции. Да не в той, что сейчас, где боровы жирные верховодят, а той, где за честь, за совесть, где "вор должен сидеть в тюрьме", а "человек человеку брат".
   Пёс похож на хозяина. Такой же взгляд исподлобья, та же молчаливость. От Гиссара не добиться бесполезного лая. Зачем тратить время на лай, если можно просто вцепиться, вырвать кусок мяса и куснуть ещё? Алабаи не боятся никого. Предки Гиссара, случалось, вступали в неравную схватку с медведем или барсом. Одним словом -- волкодавы. Но волкодавами кличут не потому, что могут в одиночку справиться с волком или другим хищником. Отсутствие страха перед дикими волками, барсами, медведями -- вот, что делает собаку волкодавом.
   Подобным волкодавом в годы службы был и Прохоров. Не робел ни перед ворами кавказскими, ни перед руководством партийным, тем более не гнулись коленки при виде заточки иль ствола, направленного в лицо.
   Так и жил. Чужого не брал, подонков не боялся, не врал, не подличал, по совести жил, по совести и умирать собирается.
  
   ***
  
   -- Гиссар, ко мне!
   Пёс подбежал к старику, язык наружу: "Что, хозяин?".
   -- Пойдём, пройдёмся! Рядом.
   Старик гладит пса, тяжело поднимается: ноги не те. Гиссар прижимается к ноге, позволяя Александру Никитичу опереться о загривок. Неторопливо шагая, оба движутся со двора в сторону аллеи, "подышать". Гиссар сосредоточен: не торопится, не забегает вперёд, не отстаёт -- страхует.
   Бывало, во время таких прогулок старик падал, а пёс подкладывался под него, чтобы смягчить падение. Каждые пять--семь минут Никитич останавливается отдышаться. Пёс садится рядом, смотрит в глаза, спрашивая: "Ну, что, старичок, совсем форму растерял?". "На себя посмотри, язык до асфальта!" -- отвечает Прохоров, и они идут дальше.
   Так, разговаривая, отдыхая, доходят до аллеи, отсиживаются на лавочке и направляются назад к дому. По дороге старику становится совсем плохо, и путь занимает больше часа. На лестнице Гиссар беспокоится, волнуется, торопит старика: "Дома что-то не так, поторопись, старый ты пень!". Собирая последние силы, Александр Никитич слушается пса и, не обращая внимания на сердце, которое стучит "стоп-стоп-стоп", начинает подниматься быстрее.
   Дверь не заперта. Свет, который старик всегда выключает, сберегая электроэнергию, включён. Гиссар, убедившись, что хозяин зашёл, рывком кидается в спальную комнату. Старик слышит чей-то вскрик, возню, сдавленное рычание Гиссара. Громкий крик: "Ах, сука, тварь, отпусти!". Прохоров спешит в спальню. Ящики открыты, бельё из шкафов выброшено на пол, кое-где раскиданы ордена, медали. В углу на полу скрючившийся мужской силуэт, над которым, рыча, нависает Гиссар.
   -- Фу! -- кричит старик.
   Подрагивая от возбуждения, Гиссар нехотя отпускает вора и садится рядом. Прохоров прищуривается и узнаёт в незваном госте соседского Эдика, сына Алевтины.
   -- Эдька? Ты какого рожна влез сюда? Чего надобно? -- тут старик замечает напиханные по карманам ордена с медалями и вскипает. -- Ах, ты, подлец, твою мать, ты чего надумал? Кровью полученные ордена воровать? Мы ж за тебя, за будущее твоё, кровь проливали, гадёныш! Да я тебя за такое...
   -- Пошёл на х.., дед! -- орёт опомнившийся от первого шока Эдик, встаёт, пихает старика и убегает.
  
   ***
  
   -- Слыхали, слыхали? Прохоров-то копыта отбросил.
   -- Да ты что? Это после того случая, что ли?
   -- Ну да, когда он на Алевтинкиного Эдика пса своего натравил. Она ж это так не оставила, заявление в милицию написала.
   -- И чего?
   -- Приняли. Штраф деду влепили, и пса усыпили.
   -- Эту страхолюдину-то? Ну, слава Богу, есть справедливость на свете! А то у нас тут дети малые по двору шастают, и псина прохоровская туда же! Я ему сколько раз говорила, что заявление на него напишем, потому что собаку свою без поводка выгуливает! А он всё посмеивался, старый хрыч. Вот и досмеялся!
   -- Не говори. А то, что сам упокоился, с сердцем у него что-то было -- так давно пора, засиделся Никитич на этом свете.
   -- И то верно. Да так ему и надо, гестаповцу этому. Заслужил.
   -- Конечно, заслужил. Боженька, он ведь всё видит...
   Фаина Сергеевна перекрестилась.
  
   2010
  
   Счастье
  
   Ваське Мельникову привалило счастье. Нашел Васька бумажник. А там документы на имя какого-то Абдул-Махмуд Гайсум-оглы, тысяча двести долларов и две тысячи шестьсот сорок два рубля.
   Да и сам бумажник -- новый, хрустящий, из настоящей кожи.
   Васька его издалека заприметил, благо зрение у него было, как у орла. "У меня зрение, как у орла", -- говорил он друзьям Пантелею, Кецарику и Вовке. Стараясь ступать не заинтересованно, но в то же время быстро, Васька подошёл к дверям казино. На чистом-чистом асфальте около входа в казино красовался бумажник. Васька вытащил руки из карманов, наступил на бумажник, огляделся и, ловко его подняв, сунул за пазуху.
   Еще раз оглянувшись, Васька, насвистывая весёлую мелодию, ускоренным шагом пошел вдоль по улице. Наконец не сдержался и побежал. Забежал в один проходной двор и, путая следы, промчался так полгорода.
   Отдышался только у своего дома. Сел на камень за гаражами и долго нюхал бумажник. Пахло от него кожей, деньгами, каким-то безумно вкусным одеколоном и немного жопой. "Видимо, -- подумал Вася, -- бывший владелец таскал бумажник в заднем кармане". Потом, смутившись от мысли, что он как извращенец полчаса обнюхивал чью-то жопу, Вася счёл первоначальную версию в корне неправильной. "Это ж я сам себе задницу чесал! -- обрадовался он. -- Вот от рук дух и идёт!".
   Дрожа от нетерпения, открыл бумажник и тщательно пересчитал деньги. Денег было много. Годовая зарплата Васи. "Охренеть! -- всё, что смог сформулировать Вася. -- Это же сколько ящиков водки можно купить! Да не самопальной, а настоящей!".
   Вася выложил двести рублей в карман штанов, подаренных соседом, ещё тысячу двести отложил в нагрудный карман, остальное оставил в бумажнике. Тысячу двести он был должен соседу, который всю жизнь, сколько его Вася знал, был чмырём и лохом. Но в последнее время соседа словно подменили, в голосе его появилась властность и отчётливые угрозы. "Не иначе как на работе поднялся", -- думал Вася, оправдывая поведение соседа.
   А на двести Вася собирался гульнуть. Надо было только зайти за дружками: один Вася пить не любил. "Что я, алкоголик какой, один пить?" -- недоумённо вопрошал Вася жену свою Катерину. Катерина неизменно отвечала в том духе, что чёрт тебя знает, Вася, ты и один не прочь к горлышку приложиться. Васю такие несправедливые обвинения и подозрения оскорбляли до глубины души.
   Следуя плану, Вася поднялся с нагретого камня и пошёл к Пантелею.
  
   ***
  
   Вася, Пантелей, Кецарик и Вовка проходили мимо Васькиного подъезда, когда Васька замедлил шаг. "Я сейчас, мужики", -- буркнул Вася и зашёл в подъезд. Васька решил отдать долг соседу Сергею, тому самому бывшему лоху. "Мало ли, -- думал Вася. -- Пропью ещё. А Серёга, в принципе, парень неплохой, в гору пошёл, лучше рассчитаться с ним, пока деньги есть".
   Поднявшись, Вася долго переминался с ноги на ногу. Но потом решился и позвонил в дверь соседа.
   -- Сергей, здравствуй, -- как можно более официально сказал Вася.
   -- Здорово, Вася, -- сказал Сергей.
   -- Серёг, ты извини, что так поздно, -- промямлил Василий, -- но ведь лучше поздно, чем никогда, да?
   С этими словами Василий протянул Сергею уже приготовленные деньги.
   -- Ну, Вась, я удивлён, -- сказал Сергей. -- А что случилось-то? Да заходи, не стой на пороге.
   Вася зашёл, Сергей прикрыл за ним дверь. Вася думал, стоит ли сообщать о находке Сергею, и решил, что не стоит. Надо было срочно придумать версию о появлении денег.
   -- Понимаешь, Серёг, за ум я взялся. На работу устроился новую, а там с этим делом, -- щёлкнул Василий себя по горлу, -- строго. А платят хорошо.
   -- Молодец, Вась. Так ты вообще завязал с выпивкой? -- поинтересовался Сергей.
   Вася вздохнул и как можно более твёрдо сказал:
   -- Вообще. Хватит. Я же сколько пропил за этот год. Примерно так посчитал и ужаснулся, -- горячо заговорил Вася. -- Я же детям компьютер мог купить на эти деньги! Серёжка с Петькой давно просят.
   Идея купить компьютер осенила Васю только сейчас.
   -- Компьютер -- вещь хорошая, -- одобрил Сергей.
   -- Нужная это вещь, Серёга! Сейчас без компьютера -- никуда! -- развил идею Василий. -- Так что, раздам долги и детям в кредит компьютер куплю. Сейчас такое время, за десять минут кредит делают! А научатся мои на компьютере работать -- считай, уже в жизни устроены!
   -- Вась, я на самом деле рад за тебя, за Катеринку, за Петьку с Серёжкой. Ты уж будь мужиком, слово-то держи теперь!
   -- Что ты, Серёга! Всё! Ни-ни! -- убеждённо сказал Вася. -- Ну, бывай, сосед. В расчёте?
   -- В расчёте.
   Сергей захлопнул дверь. Василий, озадаченный собственным враньём, потоптался на площадке. Потом, словно осенённый идеей, рванул вниз по лестнице.
   Кецарик, Пантелей и Вовка нетерпеливо ждали Васю. "Трубы горят у мужиков", -- сочувственно посмотрел на дружков Василий.
   -- Мужики. Я не могу пойти с вами. Меня дома ждут.
   Мужики помрачнели лицами. Спонсором сегодняшней пьянки должен был быть Василий. Вася поскрёб затылок и протянул им двести рублей, отложенных на гулянку.
   -- Держите. Отдадите потом, когда сможете.
   И, весело насвистывая, побежал домой. Дверь ему открыли сыновья: Серёжка с Петькой.
   -- Папка! -- хором радостно воскликнули дети.
   Катерина, увидев трезвого мужа, облегчённо вздохнула и заулыбалась.
   "Вот оно -- счастье!" -- подумал Вася.
  
   2004
  
   Счастья -- всем!

Счастье для всех, даром, и пусть никто не уйдёт обиженный!

Аркадий и Борис Стругацкие. Пикник на обочине

  
   -- Кем хочешь стать?
   -- Президентом!
   -- Ого! А что бы ты сделал, стань президентом?
   -- Я бы сделал всех жителей страны счастливыми!
   -- А как это -- счастливыми?
   -- Богатыми! Чтобы у всех было много-много денег! И чтобы никто никого не обижал! И никто не болел чтобы!
   -- Всем-всем? И плохим людям тоже?
   -- Э-э-э... Нет, только хорошим!
   -- А вот идёт девушка красивая. Она хорошая?
   -- Конечно, хорошая! Она же красивая!
   -- А я вот слышал, что она курит, водку пьёт, маму свою не любит, кричит на неё... Всё равно хорошая?
   -- ...Тогда, наверное, нет, нехорошая. Курить и пить водку -- это плохо, -- произносит, подумав.
   -- А на маму кричать?
   -- Я не специально! -- расстраивается, прячет глаза.
   -- Да не о тебе речь.
   -- Тогда -- плохо. Маму обижать нельзя.
   -- Значит, девушка -- плохая? И счастливой ты её делать не будешь?
   -- Нет, не буду. Только хороших людей.
   -- А как ты узнаешь: кто хороший, а кто плохой?
   -- Мне мои помощники расскажут про каждого-каждого! Кто хороший, а кто плохой. Плохих я посажу в тюрьму, чтобы они не мешали хорошим. А хорошим раздам по миллиону долларов! И по два телевизора, компьютеры раздам, машины крутые.
   -- А вдруг помощники ошибутся, и ты посадишь в тюрьму хорошего человека, а плохой останется на свободе?
   -- А я прикажу везде поставить видеокамеры! Чтобы знать, кто плохой, а кто хороший!
   -- А вдруг некоторые дома плохие: водку пьют, например. А на улице хорошие: на улице водку не пьют. Как ты узнаешь, что они плохие?
   -- Так у них дома тоже будут камеры!
   -- И в туалете?
   -- Не-е-е-т, -- смеётся. -- В туалете нельзя.
   -- Так кто-то тогда только в туалете и будет водку пить, курить, ругаться... А ты и не знаешь!
   -- А себе можно не ставить?
   -- Конечно, ты же президент: как прикажешь, так и будет!
   -- А, тогда и в туалете надо! -- глаза загораются. -- Везде-везде камеры, даже в душе!
   -- Со звуком?
   -- Зачем?
   -- А вдруг они будут ругать тебя, а как ты услышишь? Ну, говорят там себе чего-то...
   -- Точно, про звук я и не подумал.
   -- Ну, хорошо. Злых и плохих ты посадил в тюрьму, хорошим раздал кучу денег. Люди начнут обижаться на тебя, говорить, что ты плохой президент!
   -- Как это?
   -- Так они на эти деньги ничего купить не смогут ведь!
   -- Почему это?
   -- Ну, смотри. Вот у тебя какая мечта? Чтобы ты хотел себе купить?
   -- Велосипед.
   -- Представь, что велосипед захотели все жители. А что? Денег -- валом, можно не только велосипед купить, можно и трактор!..
   -- Так это же хорошо! Пусть каждый купит себе, что хочет.
   -- Не перебивай! Так вот, у каждого много денег, и каждый хочет себе велосипед. Тут все кидаются в магазины -- за великами. Все пятьдесят миллионов человек, или сколько там у тебя останется на свободе. А в магазинах только десять тысяч великов. Всем хватит?
   -- А пятьдесят миллионов -- это сколько?
   -- Это пять тысяч раз по десять тысяч.
   -- Ни фига себе, -- присвистывает. -- Тогда точно не всем хватит.
   -- А кому хватит?
   -- Ну, только тем, кто первые придут.
   -- Или кто согласится заплатить в 10--20 раз больше, правильно?
   -- Это как?
   -- Допустим, твой велик стоит двести долларов. Ты его хочешь продать. К тебе приходит десять человек, и все хотят твой велик купить. Кому ты продашь?
   -- Ну, кто первый пришёл, тому и продам.
   -- Так они вместе пришли. И дядя Серёжа предлагает тебе не двести долларов, а тысячу! Кому продашь велик?
   -- Конечно, дяде Серёже!
   -- А баба Нина говорит, что купит твой велик за пять тысяч долларов!
   -- Бабе Нине! Пять тысяч! Ого!
   -- И в итоге ты продаёшь свой велосипед китайского производства за десять тысяч долларов Мишке. Мишка счастлив?
   -- Конечно!
   -- А дядя Серёжа с бабой Ниной?
   -- Ммм... Ну, они грустные будут.
   -- Да, грустные и будут обижаться.
   -- Ну, ничего! Я же президент! Я прикажу сделать пятьдесят миллионов велосипедов!
   -- А кто их будет делать?
   -- Как кто? Рабочие на заводах!
   -- А зачем им работать? У них же денег много, машины, телевизоры ты им раздал. Они лучше на компьютере поиграют, правильно?
   Задумывается.
   -- ...А если не раздавать им так много денег? Пусть лучше работают, велосипеды делают.
   -- Пусть работают. Но работать им будет грустно. Уж точно не так весело, как играть на компьютере.
   -- А я им прикажу всем веселиться! И чтобы все улыбались! А кто не будет радоваться, мои помощники увидят по видеокамерам, я прикажу их посадить в тюрьму! А кто не будет выполнять мои приказы, тоже в тюрьму! А камеры будут везде, чтобы никто не спрятался! А потом мои учёные изобретут машинку, чтобы мысли читать, и каждому в голову мы вживим чип, чтобы он не мог скрыть своих злых мыслей про меня! А если будут такие мысли -- в тюрьму! И останутся только добрые, весёлые и счастливые люди, которые меня любят! И им я и раздам деньги! А чтобы они всё равно работали, прикажу солдатам следить за ними! А кто не будет работать...
  
   2011
  
   Такой же, как ты
  
   15 апреля 2015 г.
  
   Утро было будничным, но к обеду всё изменилось как для меня, так и для всего юридического отдела компании "Акме Технолоджис".
   -- Ну, что, ребята: кажется, мы влипли, -- заявил Ник, войдя в комнату. -- Президент обязал участвовать все отделы, и от корпоративной олимпиады нам не отвертеться.
   Мы взвыли. В углу в приступе кашля зашёлся Олсон, самый возрастной сотрудник отдела. Ник оглядел наши хмурые физиономии и ухмыльнулся.
   -- Я как начальник этого никчёмного отдела, о бесполезности которого уже слагают легенды, -- продекламировал он, -- взял на себя ответственность заявить нашу команду на чемпионат по футболу.
   Вой усилился. Из угла Олсона донесся предсмертный хрип.
   -- Напоминаю вам, олухи, что олимпиада начнётся через месяц. Согласно приказу о сокращении кадров, команда, занявшая последнее место, будет уволена в полном составе.
   Вой прекратился, и мы впали в задумчивость.
   Довольный произведённым эффектом, Ник продолжил:
   -- Таким образом, начиная с сегодняшнего дня, вплоть до начала соревнований, три раза в день у нас будут тренировки.
   -- А как же работа? -- спросил Йенсен, маленький тщедушный датчанин. -- У нас проекты горят!
   -- Работу никто не отменяет. Тренироваться будем во внерабочее время утром, в обед и вечером.
   -- Почему футбол? -- спросил Мун. -- Насколько я знаю, в нашем отделе футболом никто серьёзно не занимался.
   -- А вы чем-то занимались серьезно, Эдди? -- удивился Ник. -- Посмотрите на себя! Вы же сборище инвалидов! Мистер Олсон самостоятельно не может даже запустить текстовый редактор! Как же, это ведь так сложно -- не промахнуться и кликнуть мышкой в нужном месте экрана! Йенсен, не так давно сообщивший о горящих проектах, знает только один вид спорта, и он также связан с горением! Не прячьте бутылку, Йенсен, она нам ещё пригодится. Остальные ничем не лучше. Про девчат я вообще промолчу. Так что футбол -- наша единственная надежда. Стой себе, а если мячиком рядом, будь добр, ударь ножкой, авось будет гол. Вопросы?
   Вопросов не было. Лишь отчаянно сверкавшие очки Олсона безрезультатно пытались что-то донести до Ника азбукой Морзе.
   -- Тогда вечером жду всех в спортзале!
  
   ***
  
   16 апреля 2015 г.
  
   В курилке Грег из отдела медиапланирования сообщил, что вибрации от наших вчерашних стонов достигли лаборатории и сорвали важнейший эксперимент. Завлаб Натансон вне себя и грозится написать жалобу генеральному.
   Плевать нам на его жалобы. Олимпиада -- вот что нас беспокоит.
   Первый же тренировочный матч выявил полное отсутствие взаимопонимания в команде. Меня поставили на ворота. Наши викинги -- Йенсен и мистер Олсон -- по тактике, разработанной Ником, искали счастья у чужих ворот. Мистер Олсон, неожиданный элемент на поле, как выразился Ник, робкими перемещениями по вратарской площадке противника должен был вводить в заблуждение защитников вражеской команды и открывать свободное пространство для прорывов Йенсена.
   Прорывы Йенсена -- это, конечно, громко сказано. Но всё же мы надеялись, что кавалерийские наскоки нашего бомбардира, пусть и без мяча, смутят соперника и дадут шанс второй атакующей волне.
   Вторая атакующая волна состояла из Ника и Эдди Муна. Это значило, что при неудачной атаке у меня появлялись большие проблемы: контратака и выход противника один на один с вратарём, то есть со мной. Рассчитывать на скорое возвращение наших викингов из тылов вражеской команды было наивно. Толстый Ник подвижностью и высокими скоростными данными не отличался. Надеяться оставалось только на ловкого и шустрого Муна и наших девчонок, которых отрядили в защиту.
   Самой юной защитницей оказалась сорокапятилетняя миссис Ортега. Поэтому, кроме возведения оборонительных редутов, её задачей стала помощь нашей полузащите в созидании.
   Остальные старушки должны были действовать по ситуации и ждать от меня более конкретных указаний в течение матча.
   На деле всё вышло иначе. Ловкий и шустрый кореец Эдди Мун, действительно, носился по полю, как метеор. Но бегал он бестолково и совсем не по делу. Йенсен с Олсоном за всю тренировку мяча коснулись лишь раз, когда вратарь противника выбивал его в поле и случайно угодил Йенсену в затылок. После тренировки Ник безрезультатно пытался выяснить у датчанина, почему он играл, стоя спиной к воротам соперника.
   Комплекция Ника не позволяла ему носиться по полю всё время. Ко второй минуте первого тайма он выдохся и предпочёл стоять на месте. "Пусть уж лучше мяч сам найдёт меня, чем я буду бегать за ним по всему полю", -- объяснил он нам.
   Миссис Ортега забила невероятный по красоте гол из-за пределов штрафной площадки. К несчастью, это был гол в свои ворота. От старушек пользы не было вовсе: мяча они боялись и отобрать его могли по чистой случайности. В этом матче случай был не нашей стороне.
   Проиграв тренировочный матч со счетом 0-39, мы мысленно стали готовиться к статусу безработных.
  
   ***
  
   15 мая 2015 г.
  
   Месяц прошел незаметно, и завтра - открытие олимпиады.
   Тренировки дали свои плоды. Ежедневные кроссы, работа с мячом и тренировочные матчи повысили нашу выносливость, технику и видение поля. Йенсен научился попадать по мячу, а каждый третий его удар стал достигать цели. Мистер Олсон изобрёл собственную систему запутывания вражеских защитников, а миссис Ортега поняла разницу между своими и чужими воротами.
   Мы даже стали забивать голы, а когда Ник изменил тактику, наши проигрыши стали более достойными. Разница в один или два мяча -- это, согласитесь, не тридцать девять.
   Наша новая тактика не отличалась новизной в мире футбола. Вся команда, за исключением Муна, защищала ворота, находясь на своей половине поля. Если же нам удавалось отобрать мяч, мы поскорее выбивали его вперёд, в расчёте на то, что кореец сможет его подобрать и на скорости убежать от защитников. Иногда это срабатывало, и Мун убегал. Но выходы один на один он реализовывал бездарно, и голы забивал редко.
   Так что следующим этапом тренировок стала отработка Муном голевых ситуаций. Возможно, мы натренировали бы Муна до статуса футбольной звезды, но тут настало время чемпионата.
   Каждому участнику требовалось пройти медосмотр и различные тестирования на скорость, технику, выносливость, умение пробить по воротам, прыгучесть и прочие технико-тактические характеристики.
   Когда с тестами было покончено, данные по каждому игроку внесли в базу данных. А нас отправили на жеребьёвку, где мы узнали, что первый матч играем со сборной Совета директоров. Это нас немного порадовало. Гораздо меньше повезло Грегу с его отделом медиапланирования. Им выпало играть с командой отдела безопасности.
   Завтра -- матч. Страшно.
  
   ***
  
   16 мая 2015 г.
  
   Мы выиграли и вышли в полуфинал! Не знаю, разгонят ли Совет директоров, но теперь это их проблемы!
   Единственный гол забил Мун с пенальти, назначенного за снос Йенсена в штрафной площадке противника. От радости мы затрясли мышками и клавиатурами, а миссис Ортега пустилась в пляс прямо на столе. Остаток времени сборная Совета безрезультатно пыталась забить хоть один гол, а когда матч закончился, капитан директоров Марковски в гневе разбил монитор. Ха-ха! Теперь уж нас точно не уволят!
   Всё, побежал праздновать это событие с коллегами. Оптимист Йенсен приберёг для этого бутылочку. Кто знает, может, мы поймали кураж и теперь станем чемпионами корпорации по игре "FIFA Soccer' 2015"?
  
   ***
  
   ""Такой же, как ты!", -- под таким лозунгом прошла презентация новой игры компании Electronic Arts из серии FIFA Soccer. Теперь можно играть, управляя не виртуальным клоном реального футболиста, а своей копией. Перед игрой специальные тесты считают ваши физические и футбольные данные и создадут футболиста: такого же, как вы, с такими же именем, внешностью и параметрами. Тренируясь в реальной жизни, вы повышаете свои характеристики и в игровой жизни. И если вас взяли в мадридский "Реал" в игре, будьте уверены, "Реалу" вы пригодитесь и в реальной жизни!.."
  
   Game Land, N 11, 2014 г.
  
   2005
  
   Треугольник
  
   Треугольник был моим одноклассником. Кто и когда его так прозвал -- за давностью лет я не помню. По мере познавания новых геометрических фигур наш класс совершенствовал его прозвища. Так, после Треугольника, Кеша побывал сначала Параллелепипедом, а потом Параллелограммом. Какое-то особое чувство удовлетворения мы испытывали, называя Треугольника новым в своём лексиконе словом, причём длина этих прозвищ никого не смущала. Все упорно и старательно выговаривали каждый слог и каждую букву. Но вскоре это всем надоело, и Кеша вновь стал Треугольником.
   Треугольник на это не обижался, он даже гордился тем, что у него такие замечательные прозвища. Или делал вид, что гордился?
   Семья у Кеши была нормальная, но совсем не богатая. Папа -- учитель музыки и мама -- учитель музыки. Плюс малолетняя сестрёнка Дашка, тогда под столом тусовавшаяся.
   В то советское время мы особо не обращали внимания на то, как кто одевается. У всех стандартная форма, все ходят, как клоны, в пионерских галстуках. Но в зимнее время начинались отличия: у кого свитерок югославский или шарф индийский мохеровый -- это, понятное дело, дети мажоров. В старших классах многие начали щеголять в дутых китайских пуховиках. Но в массе -- обычный прикид советского школьника. Школа у нас была обычная, без понтов.
   Однако все девять классов Треугольник одевался хуже всех. Плюс ко всему фигура его была довольно нелепа. Треугольник был высоким, тощим и очень сутулым, с вечно взъерошенными волосами. В старших классах впечатление дополнил невероятных размеров кадык размером с кулак.
   Учился Треугольник неважно, и лишь на уроках пения он преображался: голоса у него не было, но слух был отменный. Ни для кого не стало сюрпризом поступление Кеши в музыкальную школу.
   Издевались над ним страшно. Классов пять подряд он носил зимой одну и ту же ушанку рыжей леопардовой расцветки, за что одно время успешно звался нами Леопольд. Почему Леопольд, а не Леопард, хрен его знает. Скорее всего, все были под впечатлением от мультфильма про кота Леопольда. Треугольник и был таким Леопольдом: ни с кем не ссорился, призывал всех дружить и вечно получал по шее. Дети-подростки -- жестокий народ.
   Одним из наших развлечений было выкрасть из Кешиного ранца времён Первой мировой его леопардовую ушанку и играть в "пятнашки", которые мы называли "сифа". Кеша никогда не плакал, по крайней мере, этого никто не видел. Он бегал от одного к другому и говорил: "Йебята! Отдайте шапку!". Мы перекидывали ушанку через Треугольника, и всё начиналось сначала. С каким-то исступлением Кеша продолжал гоняться между партами за своей ушанкой, падал, вставал и снова бегал, бегал с прокушенными до крови губами. Нелепый такой, нескладный. Нас всё это смешило.
   На уроках по всяким точным наукам Треугольник реально тупил, а потому был ненавидим учителями. Наша классная, однажды доведенная тупостью Кеши до состояния берсеркера, жестоко избила Треугольника указкой по голове, да так, что указка поломалась. Треугольник воспринял это как должное наказание за свою тупость. И вроде бы даже родителям ничего не рассказал. По крайней мере, для классной её срыв прошел безнаказанно. Вся фигня была в том, что Треугольник на самом деле сидел за уроками часов по шесть в день, с маниакальным упорством решал задачи, но, как правило, неверно.
   Однажды Треугольник нашёл на улице облезлого щенка со слипшейся шерстью. Щенок был незамедлительно отнесён домой и спрятан в коробке под кроватью. Наивный Кеша хранил свою тайну ровно два дня, пока на запах говна не сбежалась вся семья. Тайна раскрылась. Коробка была извлечена на свет. Щенка обнаружили. А тот, оглядев осоловелыми глазами окружающих, принялся усердно себя вылизывать. Треугольник занял твёрдую позицию: "Или щенок остаётся, или я пейестаю ходить в музыкальную школу". Щенка оставили и назвали Йосей.
   Копна волос у Кеши была великолепная. В её зарослях какой-нибудь некрупный воробей заблудился бы и сдох с голоду. Как-то на перемене Треугольник, активно почёсывая голову, сообщил окружающим, что "кажется, у Йоськи вши завелись". А потом, обиженно хлопая глазами, долго не мог понять, чего все так ржут. Когда вошедшей классной объяснили причину массового веселья, она крикнула: "Да что такое, опять этот Маркин! Еще педикулёза мне не хватало!". За воротник вывела Треугольника к доске, прочитала лекцию о гигиене и подчистую отрезала ножницами Кешины волосы.
   Маркин -- это фамилия у Кеши такая.
  
   ***
  
   В шестом классе Треугольника назначили мне в подшефные. Была такая традиция в те времена -- звенья. У нас было спортивное звено, трудовое, тимуровское и ещё что-то, уже не помню. Каждую четверть звеньевые отчитывались перед классной за поведение своего звена и успеваемость. Чтобы не получить по башке от классной, звеньевые назначали неуспевающим шефов: то есть отстающего по какому-либо предмету ученика должен был подтянуть отличник. Математика мне давалась легко, и потому Треугольник достался мне. Тогда-то я и узнал Треугольника лучше.
   Жили они по-спартански. Зато в зале стоял роскошный рояль, на котором Кеша с гордостью мне что-то играл. Классикой я тогда не увлекался, а потому стоял себе со скучным видом, ничуть не восхищённый умением Кеши перебирать клавиши. Кеша огорчённо прекращал играть и предлагал порисовать.
   Иногда мы рисовали, иногда лепили из пластилина всяких зверей. Потом между зверями происходил жестокий бой, во время которого они теряли конечности, их грудные клетки безжалостно сминались, а головы расплющивались. Пуская от восторга слюни, Кеша провожал меня до двери, говорил: "Классно мы поигйались!" -- и прощался.
   Как-то я рассказал пацанам, что Треугольнику мама разрешает к себе друзей приводить. Тут же в друзья к Треугольнику записалось ещё человек пять. Польщённый Треугольник без вопросов согласился на "поиграть у него дома сегодня".
   Все пришли со своим пластилином. Пластилин был жесткий: чтобы что-то вылепить, его требовалось хорошо размять руками. Кому-то пришла идея греть пластилин на батарее отопления. Идея имела успех. Потом я забыл свой кусок пластилина на батарее, а когда опомнился -- было уже поздно. Кроваво-красными струями пластилин растекся по всей высоте батареи. "Здорово!", -- сказал кто-то восхищённо. Треугольник, возбуждённый вниманием к себе, заорал: "Йебята! А давайте все батайеи покйасим!". Все сразу похватали весь пластилин и разложили на каждой батарее в квартире. Через полчаса все радиаторы Кешиной квартиры пестрили всеми цветами радуги.
   Была осень, темнело рано, но возвращаться домой никому не хотелось. Мы опустошили Кешин холодильник и выпили литров десять чаю с печеньками. Треугольник как радушный хозяин разрешал нам всё. Мы выкинули с балкона все яйца -- ведь они так прикольно взрывались. Йосю выкрасили гуашью так, что, увидев его сейчас, я бы решил, что у меня белая горячка. Потом всей толпою играли на рояле, грохоча кулаками по клавишам. Апофеозом стало пускание корабликов по полу затопленной ванной.
   На следующий день Треугольник в школу не пришёл. Позже я узнал, что впервые в жизни его наказали. Ну, это ещё мягко сказано. Замордованные жизнью родители Треугольника пришли в отчаяние от того, что мы натворили. В состоянии аффекта они избили Кешу так, что он не мог ходить.
  
   ***
  
   Последний раз я видел Треугольника год назад. Одет он был всё так же плохо, зато сигареты смолил по-чёрному. Увидев у меня в руке пиво, предложил его угостить. Я угостил. Кеша залпом в пять крупных глотков залил в себя пиво и немного о себе рассказал. Он окончил музыкальное училище, стал баянистом. Одно время промышлял в кабаках игрой на рояле. Йоська до сих пор жив, правда, облез сильно.
   Мы говорили минут десять, я очень спешил. Отмазавшись стандартным: "Ну, встретимся ещё, пивка попьём" -- я удалился. Сейчас даже не помню, куда спешил. Зато навсегда запомнил то выражение всемирной скорби на лице Треугольника. Скорби, но не обиды. Треугольник никогда ни на кого не обижался.
   А в сегодняшней местной газете прочёл новость. Новость с заголовком "Ценой своей жизни". Ценой своей жизни Кеша спас десятилетнюю девочку, потом кинулся за её старшим братом, но утонул сам -- в октябре вода обманчива. В статье фотография улыбающегося Кеши. Я это фото сразу узнал: увеличенный портрет Иннокентия, вырезанный из групповой классной фотографии. Видимо, позже Кеша не фотографировался.
   Если бы я мог вернуться в то школьное время! Но ничего не изменишь.
   Кеша, Треугольник, Параллелепипед, Параллелограмм... Иннокентий Матвеевич Маркин, прости.
  
   2004
  
   Хоббит
  
   В лесу близ деревни Ореховки завелись хоббиты. Хоббитов в полуросликах опознал Гринька, сын кузнеца Степана, на лето ездивший в город. В городе Гринька посмотрел американский художественный фильм о хоббитах и теперь являлся признанным авторитетом в этом немаловажном вопросе.
   Людей хоббиты боялись и прятались в норки, где и проживали. Ростом хоббиты были с полметра. Поначалу принимали их за леших, но когда тракторист Ванька Остолопов узрел пару хоббитов, сидевших на пригорке и куривших трубки, сомнений в том, что не лешие это, а хоббиты, ни у кого не осталось.
   Окончательно вопрос разрешился, когда в капкан Сидора попался один из полуросликов. Сидор рассказывал, что у капкана суетились ещё с десяток хоббитов, но все дали стрекача, когда заметили его. В деревню Сидор принес скулившего хоббита, предварительно перевязав его волосатые ноги и засунув в мешок.
   Посмотреть на чудо собралась вся округа. Гринька придирчиво осмотрел пойманного хоббита и авторитетно заявил:
   -- Хоббит! Он и есть. У тех, что в кино, правда, глаза были пошире, и ростом они были повыше.
   -- В кино, -- презрительно сплюнул Сидор. -- В кино тебе что хочешь покажут!
   -- Ещё они разговаривать умеют, -- вспомнил Гринька.
   Жители плотнее обступили хоббита и стали по-всякому пытаться разговорить его. Хоббит на все их вопросы отвечал писком и пытался вжаться в землю. Никакой одежды на нём не было, но лицо действительно было человечьим. Глаза жалостливо смотрели на людей, требуя пощады.
   -- Ещё они кольца носят! Золотые! -- снова вспомнил Гринька.
   Произвели тщательный досмотр. Колец, ожерелий, браслетов и прочих изделий ювелирной промышленности у хоббита не нашли. Старик Прокофьич даже не побрезговал заглянуть хоббиту промеж ягодиц, но и там колец не было.
   Испуганный хоббит пукнул. Все засмеялись и решили больше "животинку" не мучить.
   -- Телевидение надо вызывать! Это же сенсация! -- воскликнул Сидор. -- Может, медаль мне дадут за важное научное открытие!
  
   Все кивками и поощрительными возгласами дали понять, что целиком и полностью Сидора поддерживают. Каждый был горд за свою деревню и втайне надеялся, что его покажут по телевизору. Телефона в деревне не было, а потому вызывать учёных в город направился Гринька.
   На ночь хоббита Сидор взял домой.
  
   ***
  
   Утром Сидор не узнал свой дом. Кругом царили чистота и порядок. Посуда блестела, стёкла в окнах стали невидимы, настолько чисты. Вся одежда выстирана, выглажена и аккуратными стопочками сложена по полкам. Половички выбиты, скатерть, которую Сидор давно собирался сменить, избавилась от всех пятен и манила поскорее сесть за стол.
   Вот только хоббита нигде не было.
   Зато на столе, на белой скатерти Сидор нашел ранее не примеченную бумажку. Корявым почерком на ней было написано: "Уважаемый Сидор Михайлыч! Я -- не хоббит, а домовой. У нас слёт домовых близ вашей деревни. Спасибо за гостеприимство, но мне пора домой в Москву. С глубочайшим уважением, домовой Кузьма".
  
   2004
  
   Шарашкина контора
  
   Шарашкина контора -- то место, где я работаю. Причём директором. Директор в нашей конторе имеет такие привилегии, как право подписи и собственный кабинет площадью три на два метра.
   Раньше у меня была секретарша, которая умела отвечать на звонки, наливать кофе и заваривать "Доширак" (в лучшие времена -- "Биг Ланч"). Несмотря на обилие талантов, Марину никто не брал на работу, и к нам она пришла от отчаяния. Видимо, её природные скромность и хромота отпугивали работодателей. Или секретарша, по их мнению, должна была выглядеть иначе. Печатать Марина не умела, зато "косынку" раскладывала с закрытыми глазами. Но пришло время, когда её компьютер ушёл за долги по аренде, и Марина на работе стала откровенно скучать. Этот ли факт, или что-то иное тут сказалось, но тёплым июльским вечерком, получив январскую зарплату, Марина исчезла в неизвестном направлении и больше не появлялась.
   Впрочем, я не сильно расстроился. Честно говоря, мы с ребятами даже слегка отпраздновали это событие. (Две "Столичной", банка шпрот и батон с майонезом.) Ведь тяжело общаться с девушкой, которая, глядя на тебя, одним глазом почему-то всегда косит куда-то вверх. Из-за этой её особенности все клиенты, разговаривавшие с Мариной, видимо от непривычки постоянно оглядывались, думая, что кто-то стоит позади. Да и кофе она вечно расплёскивала.
   Другое дело -- Катя. Одна из трёх наших агентов. Агентов чего? Агентов по недвижимости, разве я не говорил, что у нас агентство недвижимости? Стерва она, конечно, та ещё, но общаться с ней всегда интересно. Свой пацан в женском обличье. Хорошая девчонка, в общем. Был бы я помоложе, я бы... Эх!
   Но и без меня ей хватает мужского внимания. Даже вечно молодой после работы и по утрам усатый Лукич, наш водитель, на неё заглядывается. А чего уж говорить о молодых парнях?
   Кстати, молодых парней у нас трое.
   Бородатый Юра в прошлой жизни, наверное, был бардом. И где-то в сибирской тайге, меланхолично перебирая струны у костра, пел: "И ночами снятся мне недаром, холодок оставленной скамьи, тронутые ласковым загаром руки обнажённые твои..." По крайней мере, ходил он всегда в девственно грязном свитере и носил бороду. Несмотря на бардовское прошлое, Юра был нашим фотографом. Он фотографировал объекты недвижимости, и никто в этом городе не мог так же удачно найти ракурс, чтобы убогая двушка превратилась в отличное жилье (двухкомнатная квартира после ремонта, все удобства, в центре).
   А Петя и Федя -- даже не родственники, хотя выглядят близнецами. Из-за этого все их вечно путают, как например Лукич. Скажем, Федя бежит за водкой, а Лукич, любитель оперативно догнаться, пристаёт к Пете с вопросом, почему тот ещё тут, а не там.
   Если вас интересует внешность этих ребят, то произнесите вслух по-английски полное Петино имя, и вы будете примерно в шаге от истины. Никакими любителями мужского общества Петя с Федей, конечно, не были, но выглядели именно так.
  
   ***
  
   В тот день у Юры пропал фотоаппарат. Как и при каких обстоятельствах -- непонятно. Посторонних, как любит выражаться наш участковый, в тот день в офисе не было. Понятно, все отлучались в туалет или покурить, но в конторе кто-то постоянно был. Впрочем, всё это выяснилось потом.
   А на тот момент всё обстояло так, что все уже взволнованно поглядывали на часы и считали минуты до конца рабочего дня, у всех уже висело окно "выключить компьютер", а курсор висел над кнопкой "выключение". Юра собрал свой ноутбук и понял, что его фотоаппарата, стоившего каких-то безумных для него денег, нет. Где-то я слышал выражение "плач волчицы". В тот момент я понял, что примерно это означает.
   Юра словно собрал всю свою бардовскую скорбь и излил её на окружающих. Однако случилось это не сразу, сначала он, как говорит наш участковый, опросил присутствующих. Присутствующие во главе с Юрой обыскали все тридцать квадратных метров конторы, но фотоаппарат не обнаружили. После чего присутствующие ничего нового не сообщили, кроме того, что нет Лукича.
   -- Лукич! А где он? -- обрадовавшись, спросил Юра. Лукич стал воплощением его тайных надежд.
   -- А ведь в обед Лукич один оставался в офисе... -- задумчиво сказал то ли Петя, то ли Федя.
   -- Точно! -- подтвердил я. -- Вы уехали на объекты, я спускался вниз за свежими газетами, а за старшего тут оставался Лукич.
   После ухода Марины мы старались всегда кого-то оставлять в офисе, чтобы было кому отвечать на телефонные звонки.
   После "плача волчицы" Юра стал какой-то хладнокровный и целеустремленный.
   -- Значит, Лукич, -- пробормотал он и набрал номер Лукича на мобильном. Лукич был недоступен.
   -- Всё ясно, -- сказал Юра.
   -- Вызовем милицию, или подождём Лукича? -- спросил я.
   При слове "милиция" все насторожились, и я понял, что пора, как говорит наш участковый, брать вожжи в свои руки. Но только я так решил, как ко мне подошла Катя и попросила поговорить с глазу на глаз.
   Я откашлялся и сказал:
   -- Ребята, будьте здесь, а мне надо поговорить с Катериной.
   Мы зашли ко мне в каморку, заперлись. Я сел за стол, Катя осталась стоять.
   -- Валентин Николаевич, -- не стала тянуть резину она. -- Фотоаппарат взяла я. Вы все вышли покурить, а я его взяла. Хотела пофотографироваться для сайта знакомств. Потом захватила его с собой на встречу и где-то в дороге потеряла. Не надо милицию. Я Юре с зарплаты буду частями отдавать и верну всё до копейки.
   -- Э-э-э... -- то, что она сказала, стало для меня сюрпризом. -- Хорошо, а что ты предлагаешь Юре сказать? Советую всё, как есть. Юра человек разумный, думаю, поймёт, что ты не воровала, а взяла попользоваться. Просто... Э-э-э... Форс-мажор случился, и ты его вернуть не можешь. Так? А почему ты не попросила его просто, чтобы он сам тебя пощёлкал?
   -- Валентин Николаевич, вы не в курсе, наверное. Мы с ним раньше были вместе, и, честно говоря, я не хочу лишний раз оставаться с ним наедине. Если вам нетрудно, объясните ему всё сами, пожалуйста.
   Я кивнул, и Катя вышла. Ничего себе, третий год вместе работаем, а я и не в курсе, что у меня тут служебный роман был. А Юра-то, Юра! Вот даёт! Наверное, Катя любит бардовские песни, все эти "быть может, ни к чему мне вам шептать признанья, быть может, ни к чему мне вас благодарить, быть может, это сон, и нет ему названья, но в этот вечер я рождён, чтоб вас боготворить..."
   "В этот вечер я рождён", ага.
   Пока я обдумывал нравы молодёжи, в каморку влетел отчего-то мокрый Федя с круглыми от ужаса глазами.
   -- Валентин Николаевич! Я должен признаться! Это -- я!
   -- Отдышись, Федь. Чего это с тобой? Что -- "ты"?
   -- Это я... Украл... Фотоаппарат Юркин. Я... -- Федя дышал шумно, и слова из него вылетали перед вдохами. -- Вы на Катьку не думайте, она специально на себя наговаривает.
   -- А ты-то откуда знаешь, что она наговаривает? Мы вообще-то о другом беседовали.
   -- Нет-нет, я знаю, догадался. Она от вас вылетела и бегом на улицу. Еле догнал её, там ещё дождь начался, она мне ничего не сказала, но я понял! Она всё врёт, она меня покрывает.
   -- В смысле покрывает?
   -- В том смысле, что если Юрка узнает, что это я фотоаппарат взял, то кто-то из нас кого-то убьёт.
   -- А зачем ей тебя покрывать?
   -- Как зачем? Так любим мы друг друга, понимаете? А она знает, что я фотографией увлекаюсь, а своего фотика нет. Вот она и поняла, что это моя вина.
   -- Постой... Постой, Федь. То есть ты, как говорит наш участковый, утверждаешь, что украл фотоаппарат, а Катя, поскольку любит тебя и не хочет, чтобы ты подрался с Юрой, взяла вину на себя?
   -- Да! Правда, я не знаю, любит или нет, но надеюсь, что любит. Она иногда так смотрит на меня... Ну, вы понимаете? А вчера обещала, что сходит со мной в кино.
   -- Хм... Хорошо, милый мой, тогда объясни: зачем тебе понадобился фотоаппарат, где он сейчас территориально находится?
   -- Ну... Я это... Я его взял и спрятал за батареей в мужском туалете, думал после работы унести. А потом кинулся за ним, когда вы про милицию сказали, а его уже нет. Кто-то забрал.
   -- Забрал, говоришь? Хорошо, допустим. И что ты предлагаешь делать?
   -- Давайте вы скажете Юре, что фирма возместит ему стоимость фотоаппарата. Только не говорите, что это я его взял. А я отработаю эти деньги. Я уже посчитал: как раз выходит моя зарплата за три месяца.
   -- Ты жить-то как будешь, первокурсник?
   Федя покраснел и замялся:
   -- Выживу. Стипендия есть, родители помогают, всё нормально будет.
   -- Ох, и достали вы меня своими подпольными играми. Ладно, договорились. Будем считать, что фотоаппарат украл кто-то из посетителей, и Юра сам к этому придёт. Убыток фотографу возместит фирма. Доволен?
   -- Доволен, Валентин Николаевич! Спасибо большое!
   Федя кинулся ко мне, пожал руку и счастливый ушёл домой или в общагу. Где он там живёт?
   Я подивился запутанности межличностных отношений в моей конторе, разобрал бумаги и стал собираться домой. Выйдя из каморки, увидел, как Петя с Юрой жмут друг другу руки, а у Юрки очень довольное лицо, как будто он спел только что сорок песен, а довольные слушатели просят спеть ещё сто сорок.
   -- Что такое? -- спросил я. -- Нашёлся фотоаппарат, что ли?
   -- Нет, Валентин Николаевич! -- бодро ответил несостоявшийся бард. -- То есть, да. Ну, как-то так. Это его Петька взял, оказывается. Взял сфоткать какой-то объект и потерял. Сказал, что с зарплаты возместит, так что всё нормально!
   Юра собрался, упаковал ноутбук и пошёл, насвистывая что-то типа "из суеты мегаполиса сердце и шины несут, по деревушкам и по лесу мой неизменный маршрут".
   -- Петя! -- строго сказал я. -- Я точно знаю, что фотоаппарат брал не ты.
   Петя смутился. Но, вздохнув, собрался и выпалил:
   -- Влентинниклаич, не знаю, что вам наговорил Федька, но фотоаппарат взял и потерял я. В общем, тут такое дело... Понимаете, я неравнодушен к Федьке и...
   Я начал кое-что понимать. Что у меня не офис, а латиноамериканский сериал. И что Петя, полное имя которого по-английски звучит нецензурно, именно этим словом и является.
   -- Стоп. Избавь меня от подробностей. С Юрой договорился?
   -- Да-да, конечно, мы решили, что я...
   -- Что ты будешь отдавать ему деньги за фотоаппарат с зарплаты. Я понял. Иди.
   И Петя ушёл.
   Я зашёл к себе, открыл сейф, вытащил початую бутылку коньяка и затвердевшую половинку плитки шоколада. Налил, выпил. "Ну и дела, -- думал я. -- Немудрено, что дела слабо идут, когда тут такие страсти кипят".
  
   ***
  
   Когда бутылка опустела, голова стала лёгкой, а на душе сделалось хорошо и спокойно, пришёл мой партнер. Он снял старую кожаную кепку, вытер платком лоб и присел.
   -- Ну, как дела? -- спросил он.
   -- Нормально, Лукич. А ты знал, что Катька до тебя с Юрой-фотографом встречалась?
   -- Ну, так... -- ухмыльнулся Лукич. -- Он меня на ней и застал как-то. А я чего? Я - ничего. Сука не захочет, старый конь борозды не испортит, как говорится... Хорошая девка, огонь!
   -- Понятно, -- сказал я.
   Потом, помолчав, вытащил из стола фотоаппарат и протянул Лукичу:
   -- Держи. Сдашь в ломбард, как раз на аренду хватит.
  
   2007
  
   Это радует
  
   Вы когда-нибудь видели дворника с голливудской внешностью? Впервые такого дворника я увидел сегодня ранним утром, когда курил на балконе. Раньше двор подметал какой-то плюгавенький мужичок в телогрейке и ушанке. Новый дворник, одетый точно так же, отличался тем, что его лицо озаряла белоснежная улыбка.
   Двигался дворник легко, метла весело взлетала, замирала на долю секунды и резко, приглаживая асфальт, уносилась в сторону.
   После хорошей попойки со старыми друзьями я проспал сутки и проснулся только в шесть утра следующего дня. Голова ясная, но в теле какая-то заторможенность. Я докурил сигарету и собрался на работу.
   В квартире -- чисто и прибрано. Озадаченно почесал затылок: когда это я успел порядок навести? Но удивляться было некогда. Я решил реабилитировать себя за пропущенный день и явиться на работу раньше всех.
   Вышел на улицу -- безлюдно. Редкие прохожие, монотонно спешащие по каким-то своим делам, а транспорта на редкость мало. Я остановил такси.
   Лицо таксиста показалось знакомым. Где-то я его видел, но вот где? Память давала сбои, и я решил не грузиться. По встречной ехали странные машины. Концептуально удивляющие дизайном и какие-то ретро-автомобили. А это... это же тачка из какого-то фантастического фильма! Офигеть! Похоже, наши местные воротилы устали от банальностей и решили потешить свое самолюбие.
   Вывески тоже удивляли. Никогда не думал, что у нас в городе так много иностранных компаний. Надписи на русском языке чередовались с английскими, арабскими, китайскими, французскими... Много было вывесок с иероглифами. Да, похоже, мне надо чаще ходить на работу. Город совсем изменился.
   Таксист довез меня до дверей офиса. В офисе тоже обнаружились изменения. Туда-сюда сновали улыбающиеся девушки, а одна из них, даю голову на отсечение, прямо двойник голливудской актрисы. Или сама актриса? Как же её зовут?
   Память ни к чёрту стала.
  
   ***
  
   -- Как вы знаете, земляне не терпят одиночества, -- сообщил докладчик. -- Мы учли опыт прошлых ошибок и в этот раз поступили по-другому. Воссоздали окружающую среду объекта.
   Это стало возможно благодаря захваченному носителю информации и данным, полученным из его личной памяти. Наши робоморфы полностью имитируют особей данного вида, давая объекту иллюзию того, что он не одинок.
   В его организм введены ферменты, специально разработанные нашими учеными, которые останавливают процесс старения клеток и тысячекратно увеличивают их регенерацию. Многократно усиленный иммунитет объекта с лёгкостью справляется с любыми вредоносными вирусами и бактериями. Такие меры приняты, чтобы избежать случайной смерти столь ценного экспоната.
   Объект пребывает в уверенности, что находится в естественной среде обитания!
   Журналисты в восторге защёлкали клювами. Их охватила гордость: на их планете теперь самый полный заповедник, населённый всеми разумными особями галактики.
  
   ***
  
   -- И тут я понял: что-то не так! Схватил первую попавшуюся тачку и рванул за город. Еду-еду, а город не заканчивается нифига. Как в игрушке компьютерной, когда части пейзажа зациклены.
   -- Вот заливает, -- усмехнулся Панкрат. -- Ну, рассказывай дальше.
   -- Да ну тебя. Сбил меня с мысли. В общем, вышел я из машины и пошёл дальше пешком. Дошёл до горизонта и упёрся в невидимую стенку, ну, как в фильме одном, помнишь?
   -- Ага, продолжай.
   -- Ну, я и пошёл вдоль этой стенки. Шёл, ведя рукой по стенке, часа два шёл, и, наконец, нащупал проход.
   -- Задний? -- заржал Панкрат.
   -- Сам ты задний, -- обиделся я. -- Служебный. Закрыл глаза и вывалился в реальный мир. Огляделся: кругом тысячи воробьёв! И все в панике куда-то разбегаются! Ты видел когда-нибудь бегающего воробья? Поймал парочку, поднес к лицу, чтобы лучше рассмотреть, и... отключился. Проснулся уже дома.
   -- Ну, ты сказочник! Не бывает бегающих воробьёв! -- категорично заявил Панкрат. -- Пропал на месяц куда-то, теперь отмазки выдумывает. Короче, я устал ждать. Чтобы ты поторопился, мы отрубим тебе палец. Пусть это будет напоминанием о том, что играть в карты на деньги -- чревато, а не отдавать долги -- чревато вдвойне.
   Поигрывая небольшим топориком, в комнату зашел лысый амбал по прозвищу Конь. Я был связан и не мог пошевелиться. Конь освободил мою руку, приложил средний палец к кромке стола и взмахнул топориком.
  
   ***
  
   Это было последнее шоу, которое увидели Панкрат и его братва: у меня за считанные секунды отрос новый палец на месте прежнего. Они даже не успели удивиться, как умерли.
   С тех пор я успел повоевать во всех горячих точках, лично ликвидировал пару десятков воров в законе, не говоря уже о более мелком криминале, стал главарем наркокартеля в Колумбии, перебил всех конкурентов и поехал в США.
   Поработал каскадёром в Голливуде. Соблазнил ту самую голливудскую актрису. Вы её должны знать, она во многих фильмах снималась. Имя у нее еще такое, мужское -- Камерон.
   Встретил старого знакомого: дворника с лицом актера со странным именем Бред. Или Бреда с лицом дворника? Ну, вы поняли.
   Жизнь моя полна событий. Сейчас задумываюсь насчёт президентства в какой-нибудь банановой республике. Попрактикуюсь и двину на Родину.
   К тому же, кажется, я стал бессмертным. И это радует.
  
   2004
  
  
  
  
  
  
  
  
  

26

  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"