Вместо эпиграфа:
'Мы живем как во время землетрясения, когда на глазах разваливается то, что казалось незыблемым, и общая картина разрушения меняется каждый миг, хотя складывается из тех же кирпичей. Пока я готовил рукопись для сдачи в журнал, В. Баранников перестал быть министром безопасности. Пока я вычитывал верстку, он оказался в Лефортове. Некоторые люди советуют мне воспользоваться ситуацией, продолжить расследование и добиться встречи с моими отравителями. Но я этого делать не стану. Мне с ними частным образом говорить не о чем, а если с ними пожелает поговорить прокурор, то вот ему этот текст как повод для разговора. Меня интересуют не столько конкретные негодяи, сколько решение проблемы в целом. Тут мы приблизились к вопросу о том, как быть со всеми людьми, которые в недавнем прошлом управляли государством, служили в КГБ штатно или нештатно, судили невинных, писали клеветнические статьи, подписывали шельмующие письма, разбивали семьи, упекали людей в лагеря или в психушки, убивали ядом или булыжником. Как быть с ними со всеми? Судить? Простить? Забыть? На конференции "КГБ вчера, сегодня, завтра" обсуждался вопрос о люстрации, то есть об ограничении допуска бывших партийных функционеров, штатных работников КГБ и тайных осведомителей на важные государственные посты. Разумеется, самыми строгими критиками идеи люстрации стали как раз бывшие партийные воротилы и кагебисты. Они поголовно считают, что люстрация антидемократична, негуманна, и аморальна. Слушая приводимые доводы (и со многими соглашаясь), я подумал, что, наверное, наиболее решительными противниками смертной казни являются убийцы, ожидающие исполнения приговора...'...
Сегодня, как обычно блуждая в Интернете в поисках чего-нибудь интересного, открыл книгу... Владимир Войнович. Дело No 34840.
![[]](/img/s/sudenko_n_n/otrava/v_voinovich.jpg)
В ней писатель делится воспоминаниями, с которыми, на мой взгляд, стоит познакомится как можно более широкому кругу граждан России. Особенно тем, кто так охотно и с подозрительным энтузиазмом поддерживает занятие высших постов в государстве бывшими чекистами. Хотя, по их собственному признанию, бывших у них не бывает... Ознакомиться с этой замечательной в своем роде книгой, дабы понять, из какой 'школы смерти' пришли во власть нынешние политики, министры и депутаты в штатском...
(С сокращениями. Ссылка на полный текст указана в конце текста. Написанное мною отмечено курсивом).
...'...Должен сказать, что никаких иллюзий насчет террористической сути советского режима я давно не питал...
Отвлекаясь в сторону, скажу то, что зомбированием писателей советская власть занималась и до изобретения всех чудес радиохимии. Если "Тихий Дон" написан действительно Михаилом Шолоховым, то ничтожный старик, который умер под этим именем, был зомбирован, возможно (а, впрочем, химия -- наука немолодая), такими сравнительно простыми средствами, как водка, страх, лесть, деньги и привилегии, -- все в безумных количествах. И не только Шолохов. Горький по возвращении из-за границы неуклонно и катастрофически глупел и был, как говорят, отравлен, может, быть, потому, что глупость его перешла запланированные пределы. Есть и другие писатели, с течением времени утратившие талант и поглупевшие столь противоестественно, что невольно возникает мысль (сумасшедшая?), а не направлялось ли это поглупение опытными в подобных делах специалистами? Возможно, попытка ускоренного зомбирования была предпринята по отношению и ко мне. Через сигареты ли, начиненные наркотиком? Вероятнее всего, да, но что же тогда случилось со мной, когда я потянулся к выпавшему из рукава микрофону? Мне один западный врач тоже высказывал подозрение на ЛСД и говорил, что определенная доза этого наркотика может нанести повреждение психике даже при одноразовом приеме, но насколько он прав, не знаю, да и применение ЛСД это не факт, а всего лишь предположение. Может, на меня воздействовали еще каким-нибудь способом. Я вот, например, не знаю, что скрывалось в описанном мною номере 480 там в углу за занавесками. Люди? Специальное оборудование? Или и то, и то? Выше сказано, что прямые симптомы отравления я ощущал примерно шесть дней. Говорить о других последствиях очень рискованно, но я не имею права упускать никаких подробностей, подозрений и соображений. Так вот другие последствия, как я предполагаю, но точно утверждать не могу, продолжались гораздо дольше, может быть, даже несколько лет. Перед тем, как меня отравили, я активно и, как мне казалось, успешно работал над "Чонкиным", но после происшествия в "Метрополе" и в течение долгого времени моя работа шла значительно хуже, я терял нить сюжета, одни и те же сцены переписывал без конца, ни на одном варианте не мог остановиться и вообще топтался на месте гораздо дольше, чем раньше. О чем, очевидно, наблюдавшие за мной гебисты были осведомлены, поскольку мои рукописи, как я понял потом, хранились в очень доступном для них месте. Творческий процесс дело таинственное, подъемы и спады в нем случаются и без участия секретной полиции, поэтому я не настаиваю на том, что упадок, наступивший в моей работе, был прямым результатом воздействия на меня какими-то средствами в гостинице "Метрополь", но, раз уж начал, выскажу все подозрения, какими бы странными они ни казались. Подчеркиваю: подозрения, а не утверждения. В 1980 году, соглашаясь покинуть СССР, я поставил властям условие, что моя кооперативная квартира будет передана родителям моей жены, а до того и до моего отъезда в ней будет восстановлена телефонная связь. Переговоры мои велись через упомянутого выше Юрия Идашкина, а кто стоял за ним, я не знаю, может быть, тот же Андропов. Условия мои были приняты с легкостью, которая только поначалу показалась мне удивительной. Условия были приняты, но на рассвете 21 августа мать моей жены Анна Михайловна умерла в больнице от сердечной недостаточности. Двумя часами позже весть была сообщена ее мужу, Данилу Михайловичу, и он на выходе из подъезда тоже умер (не с посторонней ли помощью?). Вечером того же дня со мной случился приступ неизвестно чего. Сердце? Мозг? Нервы? Самые квалифицированные врачи так и не нашли ни источника, ни причины...
В попытке найти инстанцию, которая мне поможет добраться до моего досье, я обратился к моему старому, другу адвокату Борису Андреевичу Золотухину, который в Верховном Совете России занимал очень важную должность (какую именно, я все забываю). А через его споспешест1во вышел на Сергея Михайловича Шахрая, в то время помимо выполнения прочих обязанностей контролировавшего КГБ или по теперешнему МБ (Министерство безопасности), причем контроль, как выяснилось, был мнимый. Договорившись предварительно с Шахраем, я явился к нему на прием, но впереди себя послал 21 февраля 1992 года письмо, в котором просил оказать на КГБ-МБ воздействие, чтобы они рассказали, какая именно операция, кем и по чьему указанию проводилась со мной в гостинице "Метрополь" 11 мая 1975 года, и выдали мне все мое досье...
-- Письмо ваше я прочел, -- сказал он мне. -- И очень хотел бы вам помочь. Но дело в том, что я сам еще не видел ни разу ни одного досье. Буду рад взглянуть хотя бы на ваше. Но, чтобы добыть его, моего влияния мало. Тут нужен сам президент. Напишите короткое письмо Борису Николаевичу, а я ему передам. И если последует его резолюция, то уж ему отказать будет трудно. Тогда вы будете первым человеком, увидевшим свое досье. Признаться, слова Шахрая меня удивили. Что ж это за контроль над КГБ, если человек, уполномоченный на это дело президентом страны, не может своей властью добыть одного досье...
-- Что вы говорите? Это же было так давно! Где мы этих людей найдем? Да они же наверняка представлялись не своими фамилиями (как будто я думал, что своими). А сколько им было лет? Ого! Да они, если даже и живы, давно уж на пенсии. Не только Петров, но и Захаров. У нас работа, вредная, у нас рано на пенсию уходят. В пятьдесят пять лет. (Вот как им вредно было с нами работать. Им пенсию за нас дают рано, а нам за них нет.) Ну, где, где их искать?...
Вторая бумага тоже была интересной. Оказывается, новое дело (4 тома) было заведено во время моего первого приезда из-за границы. Я приехал в марте 89-го, пробыл здесь два месяца, и к концу моего пребывания они открыли новое дело, тем самым показав, "как они понимали перестройку и какой демократии собирались служить. А я-то думал: надо же какая свобода! Что хочешь, то говори! Я тогда так расслабился, что в одном журнале спросил, а где тут у вас можно две страницы моей статьи скопировать? Они сначала оторопели -- эвон у иностранца какие привычки, копию ему надо сделать! -- а потом засуетились: сейчас, сейчас, у Верченко подпишем, у Кобенко завизируем и -- сколько вам копий? одну? две? Я думал -- свобода. По клубам выступал, по улицам ходил, язык за зубами не держал, и, оказывается совершенно напрасно, труженики невидимого фронта уже клепали на меня новое дело...
Но заглянем в конец письма. "С учетом того, что Войнович скатился... мы имеем в виду вызвать Войновича в КГБ при СМ СССР и провести с ним беседу предупредительного характера". Если бы имелась в виду только беседа (пусть даже с угрозами), председатель КГБ и член Политбюро вряд ли должен был об этом кому-то докладывать. Тут важна заключительная строка: "Дальнейшие меры относительно ВОЙНОВИЧА будут приняты в зависимости от его реагирования на беседу в КГБ". Вот это оно и есть! Андропов предупреждает ЦК, что меры против меня будут приняты. Чтобы потом не было лишних недоумений. Решать вопрос о вызове в КГБ мог бы кто-нибудь и намного ниже Андропова. А применить против меня специальные меры террористического характера он сам никогда не решился бы. Об этом надо поставить в известность более высокое начальство и разделить с ним ответственность. Доставшаяся мне копия сделана с экземпляра No 2. Думаю, что номером два для Андропова был Михаил Андреевич Суслов, а первый экземпляр был послан человеку номер один, то есть лично нашему дорогому товарищу Леониду Ильичу Брежневу..
Начались речи. Не помню, кто что говорил. Я до того ни разу ни на чьих похоронах не выступал и в этот раз не собирался. Но присутствие кагебешников и их разнузданность подтолкнули меня. Я подошел к краю могилы и сказал примерно вот что: -- Когда-то Константин Богатырев был приговорен к смерти за покушение на Сталина, на которого он не покушался. Потом он был помилован, и смертную казнь ему заменили двадцатью пятью годами лагерей. Срок этот полностью Богатыреву отсиживать не пришлось, после смерти Сталина его освободили и реабилитировали. Но он, не очень доверяя судьбе, с тех пор постоянно ждал -- и это распространенный среди бывших лагерников синдром, -- что его в любой день могут арестовать и отправить в лагерь для отбытия неистекшего срока. Совсем недавно мы, его друзья, в его квартире отмечали окончание этого срока. Мы еще не знали, что тот, первый приговор к смертной казни, кто-то восстановит, и что он так скоро будет приведен в исполнение. Совершилось преступление, участники которого и тот судья, который выносил свой приговор, и те палачи, которые двадцать пять лет спустя его исполнили. Я думаю, что убийцы сейчас здесь, между нами. И я хочу им сказать, что, убивая ни в чем не повинного чистого человека, они к высшей мере наказания приговорили прежде всего сами себя. Они в себе убили все человеческое и перестали быть людьми...
Случай этот показал наглядно, что убийство внутри страны было для КГБ очень удобным радикальным, дешевым и наиболее безопасным способом устранения политического противника или неугодного лица. Для того, чтобы посадить человека в лагерь или в психушку, его надо арестовывать, вести следствие, ломать комедию суда, писать статьи в газетах, отвечать на неприятные вопросы, отменять международные встречи или демонстративно покидать их с оскорбленным выражением на лице. А тут одна литая бутылка, один хороший удар, и -- следов много (и это хорошо), но доказательств нет и не может быть никаких. Поэтому "мокрые дела" КГБ за границей время от времени раскрывались (чаще, наверное, все-таки нет), а внутри страны никогда. Ни разу!...
Во многих детективных фильмах я видел, как попавшие в руки ФБР советские шпионы легко проходят проверку детектором лжи. Я в это охотно верю. Не только шпионы, а все советские люди поголовно прошли большую школу лжи, которой их обучали родители, детсадовские воспитатели, учителя, газеты, книги, радио, телевидение, парторги и лекторы из общества "Знание". А уж в школах КГБ-МБ, я думаю, курсант получает столь высокое образование, что смутить детектор лжи может только случайно проговоренной правдой. Такая, примерно, мысль пришла мне в голову, когда я общался с теперешними кагеэмбистами. Лгут в глаза, не краснеют, не стесняются и не смущаются, когда ловишь за руку...
Я дал Министерству безопасности достаточно времени, чтобы оценить логичность моих требований и сделать из этого нужные выводы. И один вывод они, видимо, сделали: что каждое их "доказательство" ставит их во все более глупое положение, и лучше не говорить ничего, чем говорить что-нибудь. А тайна, которую я пытался у них выведать, настолько им дорога, что ради сокрытия ее они готовы выглядеть лгунами, мошенниками...
Пытаясь добыть нужную мне информацию на Лубянке, я и других источников не чурался, и от одного из них (он просил меня его не называть) узнал (через восемнадцать лет!) реальные фамилии моих отравителей. Того, кто когда-то назвался мне Петровым, в миру зовут Смолин Пас Прокофьевич (наверно, папаша был футбольный болельщик). На день моего отравления Пас Прокофьевич был начальником отдела, но не простого, а (если мой источник не ошибается) исследовательского. "При чем тут исследовательский отдел? -- спросил я. -- Разве мое отравление имеет какое-нибудь отношение к исследовательской работе?" "А как же! -- возразил источник.-- Конечно, имеет. Это же был, как-никак, научный эксперимент". Вскоре после моего отравления и, возможно, в связи с ним исследователь Смолин был от "научной" работы отстранен и переведен (наказание с повышением) начальником управления в Саратов (а не в Караганду), там, и правда, дослужился до генерала, вышел на пенсию и, должно быть, вернулся в Москву. А так называемый Захаров Геннадий Иванович в свое время особо не фантазировал, произвел свой псевдоним из фамилии Зареев, а имя и отчество оставил свои. Чем занимается Зареев сейчас, не знаю, но несколько лет назад он исправлял должность, которая в полном виде называлась "заместитель начальника Управления по экспорту и импорту прав на произведения художественной литературы и искусства ВААП". Это я узнал из газеты "Советская Россия" от 13 сентября 1987 года, где этот поборник прав призывал западных издателей сотрудничать с ВААП "на честной, справедливой и гуманной основе". Наш рассказ подходит к концу, и пора украсить его последними небольшими открытиями. В конце мая этого года в Москве проходила международная конференция "КГБ вчера, сегодня, завтра", самая удивительная из всех, на которых автору пришлось побывать. Участвовали бывшие диссиденты, журналисты, публицисты, члены правительства и работники КГБ-МБ, бывшие и теперешние. Бывшие свою прежнюю службу критиковали, но часто не с той стороны, с которой мне бы хотелось. Одного, экс-директора научно-исследовательского института КГБ СССР (наука там была поставлена сильно), руководство КГБ огорчало тем, что мало внимания уделяло научным исследованиям (а я думаю, хорошо, что мало, а то бы они нас всех перетравили). Другой говорил что-то о бюрократизме и карьеризме. Нынешние работники ГБ-МБ свою службу я свои старые кадры оправдывали, говоря, что каждое государство нуждается в защите своей безопасности, а этим успешно могут заниматься только хорошо обученные и опытные профессионалы, то есть они же сами. Теоретически я с ними согласен, но конкретно в профессионалах из КГБ сомневаюсь. Они, в основном, обучены и натасканы стряпать выдуманные ими же дела (часто на основе измышлений стукачей-любителей), они умеют заставлять людей клепать друг на друга и на самих себя, вымогать ложные показания, признания и покаяния, проламывать в подъездах головы слабых интеллектуалов и подсовывать отраву растяпе, которого можно отвлечь простейшим способом: смотри, вон птичка летит! А в то, что такие специалисты способны раскрывать реальные замыслы, бороться с реальными шпионами, террористами, диверсантами, я, правду сказать, не верю. Не говоря уже о том соображении (моральном и практическом), а можно ли доверять судьбу государства, еще не вставшего на ноги, людям, воспитанным на лжи, подлогах, коварстве и убийствах из-за угла? На конференции "КГБ вчера, сегодня, завтра" я рассказал о своих поисках и находках. Я добросовестно перечислил все предъявленные мне доказательства моего неотравления и сказки про отдельную папочку, про то, что не осталось никаких следов и что Смолина нельзя найти, а Зареев не скажет. Доводы моих оппонентов компетентной публике в зале конференции показались столь неуклюжими, что, кажется, каждый из них она встречала громким хохотом. И не успел я сойти с трибуны, ко мне один за другим стали подходить кагебисты-эмбисты и -- один громко, другой шепотом, третий с оттаскиванием меня в сторону женского туалета -- стали выкладывать кто что знал. Они подтвердили, что в 1975 году мною занимались Смолин (тогда еще полковник) и Зареев (капитан). Причем Смолин на это опасное (для кого?) задание сам напросился (хотел, небось, уже тогда выбиться в генералы), а за ними, вероятно, еще стоял некто Цуркан (по описанию одного из информаторов, "черный такой, похожий на цыгана, но вообще-то по национальности молдаванин"), специалист, как я понял, по травле людей химией. Когда меня в гостиничном номере травили, он, возможно, прятался там же за описанной мной занавеской или находился в другом номере, куда и выскакивал к нему Зареев за консультацией по ходу эксперимента. Там же в кулуарах конференции я узнал, что яды и способы их применения против людей разрабатывались (ются) лабораторией No 12, которая находится где-то на 3-й Мещанской улице. По окончании конференции был банкет, возлияния и братания всех со всеми. Ко мне подходили славные наши чекисты и просили поставить подпись, нет, не под протоколом допроса, а на моей книге, или на чужой, или на бумажной салфетке. Все они (кажется, даже без исключений) оказались читателями и почитателями моих книг и особенно "Чонкина", за которого в недавнее время по долгу службы могли бы и пришибить. Я смотрел: на них с любопытством. Вроде люди как люди, и все-таки не совсем. Что бы они сейчас ни говорили, а в свое время (и некоторые по многу лет) занимались они тем, на что большинство людей не способно было никогда, ни при каких обстоятельствах. Что их туда привело? Слепая вера в идеологию (которую они путали с идеалами)? романтика шпионской жизни? цинизм? карьерные соображения? Может быть, то и это, но многих, я думаю, вели туда просто преступные наклонности и возможность удовлетворять их без риска наказания. И покинули они свою контору тоже по причинам разного свойства. Кто (наверное, немногие) устыдившись этой службы (а как их отличить от других?), кто разочаровавшись, что она не дала им того, чего они от нее ожидали, а большинство, должно быть, по инстинкту крысы с тонущего корабля. Как бы то ни было, теперь все были вместе, пили, закусывали, переходили от столика к столику. В конце банкета я оказался за одним столом с бывшим генералом КГБ Олегом Калугиным, которого не преминул спросить, что он думает по поводу моего рассказа. -- Ну что ж, -- сказал Калугин, -- по-моему, вы все точно определили. Против вас, вероятно, было употреблено средство из тех, которые проходят по разряду "brain-darnage" (повреждение мозга). Такие средства применялись и неоднократно. Например, с ирландцем Шоном Берком. Он сначала нам помог с Джорджем Блейком. С тем самым английским контрразведчиком, который стал работать на нас, был разоблачен и посажен. Шон Берк помог Блейку бежать из тюрьмы в Советский Союз, и сам убежал вместе с ним. Но через некоторое время затосковал по родине и стал проситься обратно. Его долго уговаривали, чтобы он этого не делал, но он настаивал на своем. Тогда ему сделали brain-damage и отпустили. Пока он доехал до Англии, уже ничего не помнил. Только пил и в пьяном виде молол какую-то чушь, из которой никто ничего не мог понять. И вскоре умер. А еще есть такое средство, что если им намазать, скажем, ручку автомобиля, человек дотронется до ручки и тут же умрет от инфаркта. Сначала такое именно средство хотели применить против болгарина Георгия Маркова, но потом побоялись, а вдруг кто-нибудь другой подойдет и дотронется. Мы оба были навеселе, и я спросил, а если другой дотронется и умрет, разве жалко? -- Нет, конечно, -- засмеялся Олег Данилович, -- но каждый лишний случай употребления этого вещества увеличивает риск разоблачения. Поэтому подумали и додумались до стреляющего зонтика. Я решил извлечь из нашей встречи максимальную пользу и спросил Калугина, что он думает по поводу убийства Богатырева. -- Не знаю, -- сказал он, -- не думаю, что его убили намеренно. Может быть, хотели как следует проучить, но перестарались. Может быть. Хотя я помню рассказ об утолщенной кости, о предположении врача, что убийцы как раз недостарались, и об активном стремлении гебистов записать убийство на себя. Другой бывший гебист, просивший его не называть, сказал, что он удивлен, как точно я после отравления оценил свое состояние и насчет сигарет тоже не ошибся. Он же предположил, что средство, примененное против меня, не оказалось столь эффективным именно потому, что вводилось в организм через табачный дым, а не с едой или питьем. Но мои отравители работу со мной не считали оконченной, приглашал же меня "исследователь" Смолин встретиться еще через две недели. Однако, после сделанных мною разоблачений, получить санкцию на продолжение операции им уже, наверное, было непросто. Тут уж было бы все шито белыми нитками, а под таким шитьем "и Андропов, ни те, кому направлялись экземпляры его письма номер два и номер один, прямо подписаться, наверное, не хотели. Выше я рассказал о признаниях, хотя и компетентных, но не вполне официальных, а официальное вывел из хронологического ряда и приведу теперь. Откровенно говоря, выступая на конференции, я думал, что и на этот раз мое заявление будет пропущено действующими кагеэмбистами мимо ушей, но вышедший в конце третьего дня на трибуну их представитель Юрий Короткий сказал легко и лирически слова, которые следует занести на скрижали, выбить на гранитном цоколе лубянской цитадели, ну, а мы, в пределах наших возможностей, просто выделим их жирным шрифтом: -- Да, -- признал Короткий, -- Войновича отравили, но ведь и все наше общество было отравлено. Я знаю одну очень глупую женщину, которая, не понимая связи явлений, пересчитывает в дни получки тысячные купюры и огорченно вздыхает: -- Эх, кабы эту зарплату да лет десять тому назад при тогдашних-то ценах. Вот и нам бы это признание, да лет восемнадцать тому назад. А, впрочем, и сейчас оно полностью своей ценности не утратило. Насчет общества Юрий Короткий прав. Семьдесят лет в мозги общества средства типа brain-damage вводились с пищей, водой и воздухом и в виде пропаганды проникали через глаза и уши. Что касается нашей конкретной истории, то за общее и запоздалое подтверждение ее Министерству безопасности спасибо, но желательно все же получить и прямой отчет с конкретными (а не вычисленными эмпирически) ответами на наши вопросы и указать поточнее, кто был инициатором описанной операции, какова была ее истинная цель, какое средство применено (химическая формула), кто разрабатывал и где (точно, а не приблизительно), против кого еще (не считая меня и Шона Берка) применялась подобная химия, в каких масштабах и дозах? Какие гарантии того, что в будущем травить нас не будут? Меня лично также интересует, а почему это министерство, которому я лично ни на грош не доверяю, само решает, какие тайны и как крепко хранить, почему оно не подчиняется президенту, почему уничтожаются архивы, кто на каком уровне решает их уничтожать и нельзя ли это остановить? Любопытно было бы узнать, почему заместитель министра (насчет министра не знаю), хотя и пришел из МВД, врет не хуже профессионального чекиста и зачем врет? Почему он не боится не исполнить указание президента страны? Значит ли это, что указание дано не всерьез или там не всерьез принимают самого президента? Любой ответ на этот вопрос приведет нас к выводу, что органы госбезопасности остаются зловещей силой, которая в нужный момент опять может быть направлена против нас. Я не знаю, чем принципиально отличается нынешнее МБ от бывшего КГБ (по-моему, только составом букв и ограниченностью -- надежной ли? -- возможностей), но рассказанная мною история уличает это министерство по крайней мере в сокрытии преступлений и укрывательстве преступников. А это само по себе преступление.
Послесловие
Мы живем как во время землетрясения, когда на глазах разваливается то, что казалось незыблемым, и общая картина разрушения меняется каждый миг, хотя складывается из тех же кирпичей. Пока я готовил рукопись для сдачи в журнал, В. Баранников перестал быть министром безопасности. Пока я вычитывал верстку, он оказался в Лефортове. Некоторые люди советуют мне воспользоваться ситуацией, продолжить расследование и добиться встречи с моими отравителями. Но я этого делать не стану. Мне с ними частным образом говорить не о чем, а если с ними пожелает поговорить прокурор, то вот ему этот текст как повод для разговора. Меня интересуют не столько конкретные негодяи, сколько решение проблемы в целом. Тут мы приблизились к вопросу о том, как быть со всеми людьми, которые в недавнем прошлом управляли государством, служили в КГБ штатно или нештатно, судили невинных, писали клеветнические статьи, подписывали шельмующие письма, разбивали семьи, упекали людей в лагеря или в психушки, убивали ядом или булыжником. Как быть с ними со всеми? Судить? Простить? Забыть? На конференции "КГБ вчера, сегодня, завтра" обсуждался вопрос о люстрации, то есть об ограничении допуска бывших партийных функционеров, штатных работников КГБ и тайных осведомителей на важные государственные посты. Разумеется, самыми строгими критиками идеи люстрации стали как раз бывшие партийные воротилы и кагебисты. Они поголовно считают, что люстрация антидемократична, негуманна, и аморальна. Слушая приводимые доводы (и со многими соглашаясь), я подумал, что, наверное, наиболее решительными противниками смертной казни являются убийцы, ожидающие исполнения приговора. Противники люстрации говорили об опасности того, что люстрация очень легко может превратиться в охоту за ведьмами, и это вполне вероятно -- они сами эту охоту возглавят и будут ловить не себя. На конференции много раз звучало слово "милосердие", употребляемое чаще всего всуе и не к месту и при полном непонимании его значения. Милосердие можно проявить к любому человеку и даже к преступнику и даже к самому страшному преступнику, когда ему грозит суровое наказание. Но, господа любители афоризмов, запишите себе в блокнотик: прежде, чем проявлять к преступнику милосердие, его надо поймать. А он, хотя всем известен, но гуляет непойманный, охотно рассуждая об общей вине, которую он всегда готов разложить на всех поровну. В защиту нынешних кагеэмбистов много раз приводился аргумент, что они есть просто некая, чуть ли не нейтральная, сила, которая раньше была направлена на защиту тоталитарного строя, а теперь с тем же успехом может защищать демократию. Ну, что ж... Говорят, в Индии дрессированные кобры, обвившись вокруг стоек кроватей, надежно охраняют покой спящих младенцев'.
Москва -- Мюнхен, 1993.
Владимир Войнович
ПОЛНЫЙ ТЕКСТ КНИГИ:
И хочется повторить вот это абзац: '...Во многих детективных фильмах я видел, как попавшие в руки ФБР советские шпионы легко проходят проверку детектором лжи. Я в это охотно верю. Не только шпионы, а все советские люди поголовно прошли большую школу лжи, которой их обучали родители, детсадовские воспитатели, учителя, газеты, книги, радио, телевидение, парторги и лекторы из общества "Знание". А уж в школах КГБ-МБ, я думаю, курсант получает столь высокое образование, что смутить детектор лжи может только случайно проговоренной правдой. Такая, примерно, мысль пришла мне в голову, когда я общался с теперешними кагеэмбистами. Лгут в глаза, не краснеют, не стесняются и не смущаются, когда ловишь за руку...'...
Вы не забыли, что сразу после рязанских "учений" чекисты впали в штопор, онемели? И лишь через два дня объявили об "учениях". Начали неуклюже оправдываться... Услышали мы и сказки про мешки с сахаром, и про муляж вместо детонатора, и прочие басенки...
![[]](/img/s/sudenko_n_n/otrava/titazh_konfiskovan_gostaina.jpg)
Об этом очень хорошо написано в книге Александра Литвиненко и Юрия Фельштинского 'ФСБ взрывает Россию'.
Однако большой обьем этого исследования может отпугнуть даже и не очень пугливых читателей. Поэтому вскоре я предложу для моих читателей самые интересные выдержки из этой книги. Так что до скорой встречи на этих же страницах!...
Для тех, кто имеет возможность прочесть весь текст книги, указываю ссылки сайтов, где размещены полные ее тексты:
http://www.terror99.ru/index.htm
http://www.compromat.ru/main/fsb/kniga.htm
http://www.somnenie.narod.ru/bl/knigaLF/titul.html
http://lib.ru/HISTORY/FELSHTINSKY/litvinenko.txt
'...В.Ющенко обратился в больницу на следующий день после того, как пообедал с главой украинской службы безопасности Игорем Смешко...'... Не 'спецы' ли с Лубянки оказали бескорыстную помощь своим украинским коллегам?..
Анну Политковскую 'нейтрализовали'?... Чтобы не смогла сообщить читателям правду о запланированной бойне в Беслане?...
'...начиная с большевистского переворота в 1917 году и установления советской власти, работа в Кремлевских лабораториях над новейшими технологиями отравления не прекращалась никогда, она продолжается и в настоящее время...'...
Адрес фотоснимка писателя:
Адрес картинки 'Тираж конфискован по причине гостайны':
![[]](/img/s/sudenko_n_n/otrava/pakostlivy_kak_koshki....jpg) А что делали в Рязани эти люди "с горячими сердцами, холодными головами, чистыми руками" и быстрыми ногами?...
ФИЛЬМ "НЕДОВЕРИЕ"
Если хлеб и соль тебе чекист подносит...
|