Аннотация: Странная гроза, исчезновение, зловещие пришельцы ... и тайна, которая не даёт спокойно жить ...
поддержи писателя
За разноцветными стеклышками высоких окон Лосиного замка бушевала майская гроза. Молнии рубили лес и огромные валуны вокруг замка, раскаты грома оглушали, ливень стегал всё и вся плетьми холодной воды, сбивая цвет с плодовых деревьев в замковом саду.
В господской спальне, на широкой кровати метался, сминая простыни, человек. Его мучили тяжкие сны. Он видел то высокие, жаркие, гудящие языки пламени, которые гнались за ним по лестнице, то огромных, уродливых птиц, кидающихся на голову с затянутого серыми тучами неба. И огонь, и крылатые чудища хотели его убить. Спящий крутился, как на раскалённой сковородке, и мычал, желая кричать. Очень скоро отчаянный вопль всё же прорвался из его груди, и человек проснулся.
Он сел, тяжко дыша, ладонью вытер пот с лица, отшвырнул попавшую под руку подушку, словно надоедливого кота, и осмотрелся, прислушался.
Гроза всё бушевала, за окном то и дело вспыхивал свет от молний. Они били рядом - в стены и двор замка.
- Что за ночь? Ужасная ночь, - пробормотал мужчина, ежась и натягивая на голые плечи простыню. - Варди! Принеси воды!
Ему никто не ответил. Даже шороха слабого не было.
Нахмурившись, мужчина встал с постели и прошёлся по комнате к занавеси, отделяющей комнату от закутка, в котором на узкой кровати обычно спал мальчик-паж.
Отдёрнув полог, хозяин Лосиного замка - барон Томас Армер - насупился еще сильнее: кровать пажа Варди была пуста. Проведя по ней рукой, мужчина убедился, что она ещё и холодна. То есть, мальчик уже давно ушёл.
Хмыкнув и подумав о том, что юный шалопай вполне мог ускользнуть из покоев на свидание с какой-нибудь смазливой служанкой, мужчина взялся за кувшин с водой и, наконец, напился. Затем подошёл к окну, чтоб ближе познакомиться со стихией, которая сейчас штурмовала его замок и пыталась развалить вековые гранитные стены.
- Не упомню я в наших краях такой грозы, - пробормотал хозяин Лосиного замка, сминая в руках полотенце, взятое с кресла. - И не упомню, чтоб Варди ночью куда-то удирал...
Опять хмурясь, он решил всё же выяснить прямо сейчас, куда соизволил исчезнуть паж. Зажёг свечу, завернулся в покрывало, чтоб не зябнуть от ветров, вечно гулявших по коридорам замка и убивших немало здешних обитателей, слабых здоровьем, и вышел из спальни.
Темнота, влажный холод, пустота, - так встретил Западный коридор. Осторожно ступая босыми ногами по каменным плитам, Томас медленно пошёл вперед, защищая рукой огонёк свечи от ветра и осматривая те укромные места за гобеленами и узкими колоннами, где мог бы притаиться Варди и его избранница.
Никого не встретив, вышел на небольшой, чуть скрипучий балкон, нависавший над гостиной. Внизу горел камин, у огня на низкой скамейке сидел, сильно сутулясь, вечный тутошний житель - лысый старик Колир. Он починял свой старый башмак, потягивал пиво из глиняной кружки и бурчал какую-то песенку. Кружку он ставил на пол, башмак безжалостно пронзал ржавым шилом, а босые, чёрные от грязи, ноги совал почти в самое пламя.
Томас позвал старика. Тот подхватился со скамьи, отложив обувку в сторону и, широко улыбаясь беззубым ртом, подбежал, сильно хромая на левую ногу, под балкончик.
- Тута я, ваша милость, - поклонился Колир.
- Варди не видел? - спросил барон.
- Варди? Нет, ваша милость, - замотал головой старик. - Последний раз вчера его видал. Он с вами, как обычно, в спальню ушел...
- Так-так, - пробормотал Томас, спускаясь по лестнице в залу. - Где ж он может быть?
За мальчишку он по-настоящему волновался...
Пару лет назад Томас похоронил жену и кроху-дочь. Промозглая осень и холодные коридоры Лосиного замка убили их, как убивает внезапный град посевы на полях. Сперва от кашля и лихорадки угасла ясноглазая, так любившая солнце и тепло, Сильва, потом - малышка Камилла. Томас сам чуть не сошёл в могилу от горя. Он почти ничего не ел и не пил, не мог спать, бродил по замку и окрестностям, как привидение, мог часами лежать в траве, в берёзовой роще над рекой Гремушкой, где любили гулять Сильва и Камилла. Утыкался лицом в тропку, что была протоптана ногами супруги и дочери, и еле слышно стонал. Томас зарос, как дикарь, истрепался, как нищий бродяга. Никто из прислуги не трогал его, не говорил с ним. Все шептались о том, что безумие забрало себе молодого барона. А с безумцем никто не желал связываться. Все лишь ждали, когда он как-нибудь исчезнет из жизни.
Он, в самом деле, желал исчезнуть, умереть. Он не помнил, кто он есть, и не желал вспоминать. Титул барона, военные подвиги, мечи и скакуны, - всё было забыто, задёрнулось мрачной тоской.
Его друзья по ратным делам приезжали, пытались вернуть его к жизни, но, видя, в каком Томас состоянии, касаясь того безысходного горя, которое его пожирало, бросали всякую надежду и спешили уехать.
Он всё реже возвращался ночевать в замок. Всё дольше оставался в роще, в траве, думая о том, что скоро сам превратиться в траву и перестанет чувствовать боль.
А потом кто-то тронул его за плечо, даже потряс и спросил обеспокоенным, но приятным детским голосом: 'Вам плохо? Вам помочь?'
Через этот голос и через прикосновение - вот удивительно - в тело Томаса вдруг вернулась теплота и жизнь. Он почувствовал, что трава мокрая, холодная, противная, что его кусают за живот и руки какие-то букашки.
Барон приподнялся и сел, убрал с лица волосы и увидел рядом с собой глазастого мальчишку, похожего на бельчонка. Он улыбался - сияли его крупные, белые зубы - и это было так красиво, так хорошо, что Томас не смог не улыбнуться в ответ.
- Я спою для вас - и ваше горе пройдёт, - сказал парнишка и провёл тонкими пальцами по струнам небольшой чёрной гитары, украшенной серебристой росписью.
Это было что-то необъяснимое, какое-то волшебство.
Мальчик пел и играл, а из глаз Томаса текли слёзы - и вместе с ними таяла, убегала боль.
Он думал о том, что как это поразительно: незнакомый паренёк без какого-либо страха подошёл к оборванному человеку, что валялся, как мертвец, в траве, и стал петь для него о море, о корабле, что торопиться по лазурной глади к берегу, где ждёт моряка прекрасная дева в нежном платье...
Мальчик допел и протянул Томасу платок, чтоб тот вытер лицо.
- Ты кто? - спросил барон, всё не веря, что то, что сейчас происходит, реально.
- Меня зовут Варди. Брожу по свету, пою песни людям, - улыбаясь, отвечал парнишка. - Вам легче?
- Да... откуда ты знаешь, что у меня горе?
- Я многое вижу, я - особенный мальчишка, - говорил Варди. - Я шёл через рощу и увидел, как тёмная туча пожирает кого-то. Она пожирала вас. Я не захотел, чтоб вы ей достались. У вас молодые, красивые, сильные руки. Они еще много хорошего могут сделать на этом свете. А сейчас я вижу, что у вас и глаза очень хорошего человека... Каким бы огромным ни было горе, время всё залечит, поверьте. Когда-то горе и меня хотело убить, но смотрите: я жив, здоров и брожу по миру...
- Спасибо, - вздохнул Томас.
Он смотрел в глаза мальчишки и видел, как они похожи на глаза его покойной дочери: такие же голубые, большие, полные простодушной доброты.
'Не отпущу это чудо никуда', - тут же решил Томас.
- Ты куда идёшь? У тебя есть дом?
- Нет, - Варди всё улыбался. - Я ж сказал: я бродяга. Пара монет в кошельке, кусок хлеба в сумке да гитара - вот всё, что у меня есть.
- А у меня есть замок, - сказал барон, махнув рукой в сторону мрачной Лосиной крепости. - Живи там, если хочешь. И сколько захочешь.
Тут мальчик чуть нахмурился:
- И кем я буду в вашем замке, ваша милость?
- Моим пажом... Нет! Моим другом! Никто тебя не обидит. И я тебя не обижу. Клянусь! Слово барона Армера!
- Другом? Это хорошо, - Варди вновь улыбнулся - и вновь его лицо засияло. - Я буду вашим другом, барон Армер.
Он помог Томасу встать, потому что тот сильно ослаб и с трудом владел телом, и они вместе побрели по тропке к Лосиному замку...
Очень скоро молодой барон вернулся к прежней жизни, и в его замок, на его земли потихоньку стали возвращаться покой и порядок. Нет, Томас, конечно, не забыл о своей погибшей семье, о могилах, на которые плакучие ивы роняли листья-слёзы, но уже не стало в нём того пожирающего душу и тело отчаяния. Он был готов продолжать жить и всё ещё ждал и принимал от жизни простые радости. Варди почти всегда был рядом, исправно нёс службу пажа и, конечно, пел для своего нового господина и друга, для всех, кто жил в Лосином замке. Красивого, изящного мальчишку, обладающего приятным голосом, все любили. Никто не видел, чтоб он злился или огорчался. Наоборот, он умел возвращать хорошее настроение и надежду тем, кто печалился.
Для своего хрупкого сложения Варди был на удивление силён и ловок. Он без особых усилий носил и тяжёлые седла, и оружие Томаса, его руке подчинялся и самый норовистый жеребец. Когда надо было, мальчик таскал вёдра с водой, приносил дрова. А голоса и жеста Варди слушались все собаки в округе.
'Удивительный юноша', - так говорили о новом жителе Лосиного замка. А то, что Варди музыкой и песнями вернул Томаса из мрака тоски и безумия, позволило людям считать, что парнишка послан небом для того, чтоб в землях барона наступили мир и благоденствие...
И вот теперь Томас не мог найти своего необычного пажа.
И Колир отложил башмак, забыл про работу, видя, как потемнело от тревоги лицо господина.
- Где ж он может быть? - опять забормотал Томас, плотнее кутаясь в покрывало.
- Ваша милость, парень-то наш растёт потиху. Он красивый, глазастый. Вот, может быть, и пошёл к какой-нибудь барышне за пирожками, - засмеялся старик. - Та ему днём подмигнула - вот он ночью к ней и попрыгал...
- Я тоже так думал ... но мне что-то неспокойно, Колир, - без улыбки ответил молодой человек.
- Э, ваша милость, шли бы вы спать. Утром явится наш шалопай, да с довольной рожей...
В этот момент раздался оглушающий грохот грома, и вся зала осветилась так, что Томас на миг ослеп.
Колир с криком 'Небеса! Спасите!' нырнул под широкий стол, проявив при этом совершенно не стариковскую прыть.
Это молния ударила аккурат перед окнами залы.
Томас почувствовал, что сердце будто чьи-то безжалостные пальцы сжали. Он бросился к выходу, выскочил под ливень, на крыльцо. Свеча в его руках тут же погасла, но он без труда увидел двор и всё, что было там, благодаря горящему клёну, что рос у крепостной стены.
Две высокие, чёрные, неподвижные тени стояли под погибающим деревом. На них сыпались дождь и горящие ветки. Странно - вода не справлялась с пламенем.
Томас пожалел, что в руке у него сейчас нет меча. Но всё же ступил вперед, не обращая внимания на то, что босые ноги в ледяной воде, и выкрикнул:
- Вы кто?! Как сюда проникли?!
Обе тени двинулись ему навстречу.
Волна холода и каких-то незнакомых, повергающих в липкий страх запахов, хлынула на Томаса. Но молодой человек не отступил, а гордо выпрямился и повторил свои вопросы:
- Кто?! Как прошли?!
За его спиной уже стояли парни из дружины, вооружённые луками и стрелами, а от ворот бежали, звеня кольчугами, стражники. Блестели их копья и мечи. Один из парней сунул в руку молодого барона рапиру. Томас крепко сжал рукоять, почувствовал себя ещё уверенней и сделал ещё один шаг навстречу непрошеным гостям.
Те остановились. Один, наконец, заговорил, и голос его был хриплым и скрипучим, как у древнего старика:
- Нам надо Варди. Отдайте и живите спокойно дальше.
- Зачем вам Варди? - спросил Томас, стараясь не обращать внимания на страх, что наполнял грудь и голову.
- Вам то знать не надо. Отдайте Варди - и живите спокойно, - отвечал незнакомец.
- Никто вам никого не отдаст! - выкрикнул Томас. - Я хозяин замка и здешних мест! Я своих людей не выдаю!
- Своих людей, - незнакомец со зловещим смехом передразнил молодого человека и резко поднял тощую, длинную руку - в ней что-то блеснуло синим огнём, и барона тут же что-то сильно ударило в грудь, швырнуло назад, на дружинников.
Томас ещё успел услышать воинственные крики своих людей, звон оружия и треньканье тетивы, но вскоре всё померкло и звуки пропали, будто кто-то накрыл его сразу несколькими плотными одеялами.
* * *
Невидимая тяжесть убралась с его тела и мыслей, темнота схлынула. Томас вздохнул свободно и легко, будто вынырнул из воды, и открыл глаза, повернул на бок голову.
Остроносая горничная Бирби сидела в кресле, рядом с его кроватью, быстро вязала что-то сине-зелёное и мурлыкала под нос песенку.
Увидав, что молодой человек пришёл в себя, она отбросила спицы и нитки, радостно захлопала в ладоши и затараторила:
- Как же я рада! Как все мы рады! Ох, ваша милость, как же мы боялись, что вы так вот и помрёте, не приходя в себя! Ах, ведь больше недели так вот лежите, как мертвяк!
Томас скривился, садясь на постели - тупая боль заворочалась в груди. Он прижал к ней руку - обнаружил тугую повязку.
- Лекарь сказал: у вас ребра поломаны, - сообщила Бирби. - Эти колдуны вас так ударили. Но лекарь сказал: всё заживёт. Только лежать надо и меньше двигаться...
- Не части, - Томас опять скривился - теперь уже от не особо приятного голоса болтуньи-служанки. - Я что же? Неделю?..
- Неделю, неделю, - закивала Бирби, поднося ему кружку с водой. - Ох, как мы плакали, как мы горевали...
- А что тогда случилось? Как мои парни? Прогнали чужаков?
- Парней наших побили, - Бирби всхлипнула. - Огнём их пожгло каким-то синим. Только трое уцелело. Остальные - кто сразу помер, кто - потом, от ожогов. Ой, страшно было... Я думала: колдуны всех-всех в замке пожгут, поубивают. А колдуны потом сразу и ушли. Вот и ладно. А парней-то ка-ак жа-алко...
- А Варди? Где он? Нашёлся?
- Мальчика нашего нету, - горничная опять всхлипнула, стала вытирать лицо необъятным клетчатым платком. - Исчез, пропал, как и не было его... вот же горе...
Томас в отчаянии упал обратно в подушки:
- Я ничего не понимаю...
- И не надо вам, ваша милость, пока ничего понимать, - отозвалась Бирби и принялась поправлять господину одеяло. - Вам лежать надо да выздоравливать.
Скрипнула дверь - в покои явился рыжебородый и лысый лекарь Вертус, зацепился за дверной косяк своей большой сумкой.
- А-а, - радостно протянул лекарь, видя, что Томас пришёл в себя. - Радостный нынче день! Будем пить вино!
Томас опять сел, а потом и встал, не обращая внимание на боль и слабость.
- Ваша милость! Этого я вам не разрешал! - запротестовал Вертус.
- Тише! - приказал барон. - Я сам собой распоряжаюсь. Что тут вообще произошло? Бирби мне столько всего наболтала, но я почти ничего не понял.
Бирби обиделась на эти слова и, отвернувшись в угол, опять взялась за сине-зелёное вязание.
- Вы всё-таки прилягте, ваша милость, - попросил лекарь. - Я ваши рёбра ощупаю и всё-всё расскажу...
Томас послушался. Больше протестовать он не мог, потому что и грудь болела всё сильней и голова кружилась.
Лекарь рассказал почти то же самое, что и болтушка Бирби. Разве что добавил, что колдуны, обрушив на барона и его дружину шары голубого огня, ушли, пройдя сквозь крепостную стену, в сторону Каерульской дубравы.
- А кто из воинов жив остался? - вздыхая, спросил Томас.
- Молодой Пирс, лучник Бреле и мечник Ферен. Бедняге Ферену пришлось левую кисть отрезать - там совсем всё плохо было...
- И что же? Всё? Остальные погибли? - ужаснулся молодой человек.
- Да, мой господин, - Вертус скорбно вздохнул. - Мы всю неделю парней хороним. Плач и стон в замке...
Томас, тяжко вздохнув, закрыл лицо руками. Каждый из дружины был ему дорог и ни про кого не мог он сказать плохого слова. Разве что мечник Ферен был слишком ворчлив, но все всегда делали скидку на его преклонный возраст и вечно ноющие раны.
- Наш замок, наши земли - они теперь без защитников, - сказал, сокрушённо качая головой, лекарь. - Что теперь будет?
Томас вновь решительно сел, откинул одеяло:
- Я должен отомстить мерзавцам! Найти их и отомстить!
- Ваша милость! Да разве это возможно? - возразил Вертус. - Это же не простые люди - колдуны какие-то! Разве ваш меч, пусть и самый лучший, справится с их противной волшбой? Да и где их искать? Наверно, в облака превратились и улетели...
- И Варди искать надо, - не обращая внимания на слова лекаря, говорил Томас. - Парень им зачем? Явно не для хорошего. Варди что-то узнал, потому и сбежал из замка. Я так думаю...
- Сбежал - и ладно. Эти колдуны за ним, стало быть, отправились. Так что нам теперь спокойно можно дальше жить, - вкрадчиво зашептал Вертус. - Надо бы теперь новую дружину набирать, вновь парней обучать, чтоб была и замка и земель защита...
Томас поднялся с постели, грозно хмурясь, и заговорил тем голосом, который в Лосином замке называли 'злой голос':
- Не смей указывать мне, что делать! Я, конечно, слаб, но вполне могу соображать и принимать решения. Варди - тоже из моей дружины, он мой оруженосец. Не забыл ещё? И, если он в беде, я намерен ему помочь! А сейчас мне нужен хороший обед. Бирби!
Служанка подобрала юбку и сорвалась с места, торопясь выбежать из комнаты и полететь на кухню с распоряжением стряпать для господина.
Вертус смиренно поклонился:
- Ваша милость, вы только не забудьте, что все в замке, от мала до велика, рады тому, что вы вернулись к жизни. Так не обидьте своих верных слуг, позвольте им отобедать вместе с вами...
* * *
Бруш отдал сумку с добычей сыну, сел на завалинку, вытянул гудящие ноги и наконец-то расслабился. Он целый день таскался по лесу, да еще и не по удобным тропкам, а по бурелому и заболоченным полянам. Это вымотало бы кого угодно.
Он был доволен собой. Жизнь его в последнее время складывалась удачно: бил зверя почти каждый день столько, что хватало и для пропитания и для продажи или обмена; пригожая и ласковая жена носила второго, не жаловалась на здоровье и, как обычно, занималась огородом и домом - всё было досмотрено, не к чему было придраться; сын рос и крепчал, помогал матери и всё просился на охоту, обещал бить зверя столько, чтоб появились деньги на подёнщиков для хозяйства. В крепком дому Бруша царил порядок и достаток, и охотник ни разу ещё не пожалел, что ушёл в своё время из родного посёлка, чтоб жить обособлено в лесу. К людям он приходил лишь для того, чтоб торговать тем, что ему давал лес - мясом и шкурами убитых зверей.
Лес всё темнел, пах хвойной прохладой и, казалось, медленно наступал на хутор Бруша, где-то на западе ворчала приближающаяся гроза, а охотник всё сидел и смотрел на нежные цветы вьюнка, привольно раскинувшегося по частоколу. Розовые трубочки медленно закрывались ко сну.
Где-то заржала лошадь - Бруш встрепенулся, схватился за лук и колчан со стрелами, которые положил было рядом, на плащ.
- Пап! Там всадники! - крикнул сын, забравшись по лесенке на высокие ворота и осмотрев тропу, что вела из леса к хутору.
- Кто? Что? - спросил Бруш.
- Двое. У них красивые лошади. У одного из них цепь блестит на шее, красиво, - рассказывал мальчик. - У них мечи и луки!
Бруш присоединился к сыну, чтоб посмотреть на пришельцев. А те увидали, что замечены, остановились. Тот, у кого цепь блестела, поднял вверх руку и громко заговорил:
- Добрый вечер добрым людям! Я - Томас Армер из Лосиного замка, это - мой оруженосец Пирс. Прошу: пустите нас переночевать. Мы заплутали в этой пуще, и нам не хотелось бы ночь под кустами встречать.
Бруш прищурился, рассматривая всадников. Это были молодые, стройные парни в добротных кожаных одеждах и сапогах. У обоих на поясах покачивались мечи, за спинами виднелись круглые щиты, при сёдлах торчали луки и полные стрел колчаны. У того, кто назвался Томасом, имелось и копьё. Охотник ещё обратил внимание, что поднятая рука говорившего бела и изящна. 'Это знатный господин', - подумал охотник, но пока не собирался впускать пришельцев за ограду.
- Что там? - шёпотом спросила жена, на цыпочках подходя к лестнице.
Бруш лишь махнул ей рукой.
- Если они заплутали, так надо помочь людям, - сказала жена, поддерживая свой круглый живот. - Пусти их.
Охотник повернулся к ней:
- Это уж я решу. Иди в дом.
Она вздохнула и послушно удалилась в избу. Бруш подумал, что супруга ему досталась очень хорошая.
- Что ж, хозяин? - продолжил говорить тот, кто назвался Томасом, и вновь поднял руку. - Что нам ответишь?
- Откуда я знаю, что вы с миром к нам? - отозвался Бруш. - Я от людей не много добра за свою жизнь видел!
- У меня только моё честное слово есть! Слово барона Армера! - сказал Томас. - Да золотая монета - вот! - достал из кошеля, что висел на поясе, блестящий кружок.
Бруша тоже привлекло золото. На такую монету можно было бы хорошего коняжку приобрести, и повозку к нему, и ещё бы на какие цацки для сына и жены мелочь осталась.
- Ладно, - тряхнул лохматой головой охотник и потянул на себя верёвку, что поднимала ворота. - Пущу вас. Ночью под кустом, в самом деле, неуютно.
Всадники заехали во дворик, спешились и тут же принялись рассёдлывать лошадей. Было видно, что и люди, и животные здорово устали.
Бруш, закрыв ворота, спустился с лестницы, пошёл знакомиться ближе.
Чуть растерялся, когда встретился взглядом с тем, кто назвал себя бароном. Глаза гостя были большими, голубыми, пронзительными и, хотя парень приветливо улыбался охотнику, полными какой-то тоски. Словно он только что узнал и болезни или смерти близкого человека.
- Очень рад, что пустили нас. Очень благодарен, - сказал гость и протянул охотнику монету.
- Это. И тебе я благодарен, - кивнул Бруш, взяв золотой. - Ну, ты ж барон, а у нас тут всё по-простому. Домик маленький. Так что, не взыщи, спать тебя и товарище твоего туда отправлю, - и показал на небольшой сарайчик.
- Это нам подходит, - сказал барон.
- А к ужину - то прошу в дом. Еда у нас тоже всё простецкая. Не побрезгуете?
- Ужин - это замечательно, - улыбался Томас - блестели его ровные белые зубы.
Его голос и улыбка нравились Брушу и гасили опасения. Да и сын охотника уже вовсю дружески балагурил с оруженосцем барона: спрашивал про лошадей, про то, как устроены седла. Пирс охотно рассказывал и даже дал мальчишке подержать свой меч.
'Вроде парни хорошие. Лица открытые, добрые, - думал Бруш, ведя гостей в дом. - И малый с ними сразу сошёлся - тоже добрый знак...'
В сенях их встретила жена. Бруш опять заулыбался, заметив, что она принарядилась в яркую кофту и нацепила бусы и браслеты из сердолика. 'Соскучилась по гостям-то', - подумал охотник.
- У меня уже всё на столе, - улыбалась хозяйка. - Куропатки, репа, морковь и, конечно, квас.
Томас вежливо поклонился и сказал:
- Королевское угощение!
Бруш решил, что барон не просто хороший парень, а отличный парень.
Скоро они сидели за столом, уписывали за обе щеки тушёное с овощами мясо, распаренное в печи, такое нежное, что его можно было бы и младенцам отведывать. Кое-что на стол явилось и от Томаса - мешочки с лесными орехами и мелкими сушёными грушами. Это называлось десертом. Сын Бруша уже не спускал с них глаз и торопливо приканчивал свою порцию куропатки, чтоб быстрее познакомиться с лакомством.
- Мы уже третий день по этому лесу плутаем, - рассказывал Томас. - Я путевод потерял; и по солнцу не посмотришь, где находишься - всё тучами затянуло.
- Да, гроза будет. Уже неделю тут у нас тучи ходят. Да всё тёмные такие, - сказал Бруш. - В такую погоду в лесу заплутать немудрено.
- Может, покажешь нам дорогу?
- А куда вам надо?
- Эх, если бы знать, - вздохнул Томас.
- Как же вы едете, если не знаете, куда? - удивился охотник.
- Дело вот какое, значит, - сказал молодой человек. - Был у меня паж, оруженосец славный. А потом взял и пропал, словно по волшебству. Вот теперь я его ищу. Еду просто наудачу. Может, тебе попадался мой парнишка? Голубоглазый, тонкий, на бельчонка похож, а волосы у него тёмно-рыжие, волнистые. Он раньше бродячим музыкантом был. У него гитара с собой, чёрная такая, с серебром; он красиво песни поёт...
Тут Бруш в лице изменился. Будто услышал что-то невероятное.
- А как звать твоего пажа? - спросил осипшим голосом.
- Варди, - ответил Томас и схватил охотника за руку (увидел, как тот побелел). - Ты ж знаешь что-то. Так?
- Знаю... знавал одного Варди, - кивнул Бруш. - Только давно это было...
* * *
- Я рано осиротел. Лет семь мне было, - Бруш налил себе душистого кваса в кружку и пустился рассказывать. - Отец мой зимой на реке Крутинке под лёд провалился, а мать в ту же зиму заболела и не справилась с хворью, умерла. Я и мой младший брат одни в доме остались. Сельчане тогда пришли, всё, что в доме было, по своим хатам растащили, да и саму нашу избу тоже - по бревну потиху расхитили. Одна семья меня к себе взяла жить, другая - братца моего. Несладко жилось у чужих. Про это и вспоминать не хочу... Брат мой, кроха несчастная, через год умер. Говорили, что свалился с вишни. А другие говорили, что забили его до смерти в той семье. А как оно на самом деле - кто ж точно скажет? - Бруш хмурился, вспоминая детство. - Меня тоже колотили, куском хлеба всё попрекали, хотя работал я от зари до зари, и в поле, и в огороде, и в саду. Но не жаловался. Может, если бы набил тогда морду хозяину своему, так и получше жил бы. Может, уважали бы меня больше. Но не набил; жил тихо, голову всё ниже-ниже опускал. Потом уж совсем меня в дом пускать перестали, запретили за стол садиться, приказали в свинарнике спать. Мне уже шестнадцать было. И так мне как-то ночью тошно стало, что взял я верёвку и пошёл в лес - вешаться удумал, - Бруш на этих словах принялся шею себе потирать. - Сидел тогда под ивой на камен и плакал, как девчонка. Уж и ночь кончилась, и солнце взошло. И жить мне хотелось, и понимал я, что нет мне хорошей жизни... а потом - вдруг музыка. Как волшебство какое-то. Это Варди вдоль реки шёл, наигрывал что-то на своей гитаре, мне улыбался. Вот как ты его описал - тёмно-рыжий, голубоглазый, на девушку похожий, а лицом - на бельчонка - вот таким и был. Он сел со мной рядом, поговорил со мной. Я ему - вот же диво - совсем незнакомому парню, как на духу, всё-всё про себя рассказал. А он мне: 'Не живи больше там, где тебе плохо. Иди в другие места, деревни, города, ищи там счастья и покоя'. И рассказал, что встретил в лесу охотника Фригура. Детей у старика-то нет, мол, и ищет он себе учеников. 'Иди к Фригуру, Бруш. Может быть, охота - твоё дело', - так мне Варди сказал. Полегчало мне тогда - словно скала огромная с плеч свалилась. Это ж теперь я выбирать мог: оставаться в свинарнике или в ученики к охотнику пойти.
- К охотнику - получше, чем в свинарник, - отозвался Пирс.
- Так и сталось, - кивнул Бруш. - У Фригура нас трое было. Один через год ушёл - не по нраву охотиться ему было. Двое остались - я и Гайрус. Фригур нам, помирая, этот хутор оставил. Повелел жить мирно, людей и лес не обижать. Так мы и жили, пока невест себе не нашли, - Бруш положил руку на колено своей супруге. - Невеста Гайруса не захотела в лесу жить, переманила парня в свою деревню. Он там сейчас всё больше с овцами и в саду работает. Ну, вроде не жалуется. А я, стало быть, в охотниках остался со своей Руной. Руне тоже жизнь в пуще по нраву. Хоть и скучает иногда по деревне. Скучаешь, матушка? - легонько толкнул жену в бок.
- Не скажу, чтоб очень, - засмеялась Руна. - Наша ж доля такая: где мужу хорошо, там и нам хорошо...
Бруш продолжил рассказывать про Варди:
- Вот так я с ним и познакомился. До сих пор - как его вспоминаю - так чётко его лицо вижу, будто только что с ним расстался. Ещё подумал тогда, что это добрые небеса его ко мне послали, чтоб я в петлю не полез... Может, оно так и есть? Ведь ты теперь говоришь, что год назад с Варди встретился, и был Варди всё тем же парнишкой. А как такое может быть? Ведь я Варди встретил лет двадцать назад. Разве можно мальчишкой быть всю жизнь?
Томас молчал, озадаченно хмуря брови. А Пирс выдохнул:
- Удивительное дело. Похоже, столкнулись мы с вами с какими-то волшебными делами. Стало быть, и сам Варди, и те, кто за ним в замок наш приходили, - все колдуны. Может, они его ищут затем, чтоб выпытать у него секрет вечной молодости?
Томас на эти слова рукой махнул:
- Ну, ты мастер! Сразу целую сказку сочинил!
- А разве ж не сказку нам сейчас охотник Бруш рассказал? - пожал плечами оруженосец.
Мужчины помолчали, растеряно глядя то друг на друга, то на стол, на котором из трапезы уже мало что осталось. Руна поняла всё по-своему и скоренько выставила перед гостями ещё пару мисок - с белым хлебом и грибной подливой.
- Спасибо, хозяйка, мы уже не голодны, - улыбнулся Томас.
- Так, может, не того Варди ты встретил, господин барон? - спросил охотник. - Моему уж под сорок лет быть должно.
Томас потёр кончик носа указательным пальцем.
- Но очень уж всё сходится, Бруш. И по внешности он и по гитаре. И появился он в твоей жизни тогда, когда тоской страшной тебя накрыло. Почти так же и со мной было. Я ведь тоже смерть к себе звал...
Теперь охотник слушал рассказ молодого барона. Так же внимательно, не перебивая. Его супруга, присевшая рядом на лавку, таила дыхание и потихоньку вытирала слёзы, что набегали ей на глаза.
Когда Томас закончил, все опять умолкли на какое-то время, чтоб уже его историю обдумать.
- Волшебные дела, очень волшебные, - сказал, наконец, Пирс. - И я так думаю, ваша милость, раз уж тут колдуны замешаны да сам Варди колдун, то нам бы надо домой заворачивать. В этих колдовских делах мы ведь совсем ничего не смыслим. Так и искать Варди - дело бесполезное. Он, может быть, наколдовал себе крылья и улетел подальше от опасного места.
Теперь уже Томас не торопился обзывать Пирса сказочником. Он думал, потирая лоб ладонью.
Тут голос подала, посмотрев в окно, жена охотника:
- Гости дорогие, ночь уже вон как сгустилась. Пора бы на покой. Утром, со свежей головой, и думать легче будет. А я вам сейчас покрывала дам...
Тут за окном сверкнуло и свирепо ударил гром.
Перепугано ахнули и Руна, и сын Бруша. Мальчишка вообще под стол рванулся, как белка в дупло.
- Вот вам и гроза, - хмыкнул Бруш, подходя к окну и выглядывая наружу. - Не, в сарай вас спать не пущу. Как-нибудь тут, в доме, все устроимся...
* * *
Стонали деревья от бешеных порывов ветра, окно то и дело озарялось вспышками молний, оглушающий гром не давал уснуть, а старый дом, в котором притихли на своих постелях, скрутившись в калачики, пятеро человек, содрогался от пола до крыши от неистовств бури.
- Мне страшно... ой, страшно, - тихо скулил на печке мальчик, прижимаясь к матери; она укутывала его в свою шаль, крепко обнимала и шептала успокаивающие слова; у самой же от страха лицо было таким белым, что светилось в темноте.
Томас лежал на лавке у порога, ногами к окну. Всё тело молодого человека было напряжено так, что он испытывал боль в мышцах. Пирс скрючился на бараньих шкурах под лавкой господина. Прижимал к груди обережный шарик из белого дерева и шептал молитвы Богу-Отцу.
Томас же не двигался. Он теперь находился в странном состоянии, похожем на дурман: перед глазами всё плыли смутные картины из прошлого, то и дело освещаемые молниями грозы; в ушах почему-то звучала гитара Варди. Он ведь умел так играть, что слушая его мелодии и закрыв глаза, можно было представить то тихое, спокойное озеро, то жестокую, снежную бурю, то шумный, радужный водопад, то тягучий, осенний дождь. И теперь Томас слышал грозовую мелодию, от которой сердце частило удары, а кровь переполняла грудь и резко, сильно ударяла в голову, так, как молния ударяет в крону дерева. Молодой человек весь дрожал, охваченный странным возбуждением. Хотелось не лежать, а подхватиться и бежать из дома в лес, без дороги, и кричать и звать того, кто терзал пальцами струны...
- Ваша милость, - шепнул Пирс барону. - Это ж, помните грозу, что наш замок накрыла? Ну, когда пришли эти нелюди за Варди? Это ж почти такая же страшная была гроза. Словно не гроза это, а великаны беснуются. Того и гляди - обрушат на нас и лес, и небо...
- Это гроза, обычная летняя гроза, - с неохотой пробормотал Томас (ему не нравилось, что надо было отрываться от мыслей и музыки, которые сейчас владели его мыслями, и отвечать оруженосцу). - И не говори чепухи. Там малый на печке и без тебя уже в осиновый лист готов превратиться.
- Эх, ваша милость, - вздохнул Пирс. - Я бы сейчас тоже, с преогромным удовольствием, в лист какой оборотился, чтоб меня ветром унесло куда подальше от этой бури...
В этот миг за окном так полыхнуло, так грохнуло, что, казалось, на избу обрушилось само солнце. На печке перепугано завизжали мать и сын, Бруш выскочил из своего угла и, цапнув рогатину, что стояла у выхода, кинулся из дома - посмотреть, что и как сталось во дворе.
Томас и Пирс, похватав мечи, ринулись за охотником.
И опять сердце барона словно стиснул кто-то жесткими пальцами. Заныло в груди, а голова - как в огонь попала. Потому что у огромной сосны, которая повалилась на частокол и сарай и теперь горела, неподвижно стояли две высокие тени.
- Это кто?! - завопил Бруш, стараясь голосом перекрыть шум леса, растревоженного бурей. - Чего надо?! - и стукнул рогатиной о землю.
- Стой! Молчи! - хрипло крикнул Томас, схватив охотника за локоть и дёрнув к себе. - Это они! Те самые колдуны, которые...
- Томас! - прошипел один из пришельцев. - Говори! Где он?
Барон, не имея сил ничего сказать, сделал шаг назад и тут же упёрся спиной в дверь дома. Сердце молодого человека так колотилось и отдавалось в голове, что он даже гром перестал слышать.
- Томас! - громче и требовательней позвал колдун; он быстро пошёл вперед, протягивая руку к барону.
- А ну! Назад! - рявкнул Бруш, кидаясь наперерез и замахиваясь рогатиной на непрошенного гостя.
Второй колдун тут же вскинул свою руку - и охотник, получив неким едва заметным голубоватым шаром в грудь, с громким криком боли отлетел к поленнице, ударился в неё и тут же исчез под посыпавшимися дровами.
- Тоо-маас! - хрипел первый колдун, приближаясь к окаменевшему от ужаса барону. - Говори!
Теперь вперёд выступил Пирс. Его руки тряслись, но в одной всё же был клинок, в другой - болтался на шнурке сияющий оберег.
- П-прочь п-пошли! - заикаясь, крикнул оруженосец. - Прочь! - поднял вверх оберег и замахнулся рапирой.
Колдун присел, зашипел, как рассерженный кот, и вскинул руки так, словно швырнул что-то в парня. Это что-то - алые лучи-молнии - понеслись в грудь оруженосцу, но через секунду с громким хлопком ударились в некую невидимую преграду и искрами осыпались на землю, тут же исчезли под дождём.
- Ага! - радостно завопил Пирс и со всей силы рубанул клинком по пришельцу.
Тот ловко увернулся и гигантскими скачками, напоминая гигантского нетопыря, которому подбили крыло, понёсся к частоколу. Его товарищ последовал за ним и через пару мгновений оба скрылись в темноте.
Томас без сил сполз на порог дома. У него перед глазами всё плыло, а грудь болела так, будто никогда не заживала.
- Ваша милость! - это Пирс кинулся к господину. - Как вы? Они вас не достали? Вы не ранены?
- Я в порядке... иди к Брушу, - приказал Томас, упираясь клинком в пол и поднимаясь. - Они его ударили.
Молодые люди побежали к поленнице, раскидали дрова, осторожно вытащили потерявшего сознание охотника. Голова его была окровавлена, рубаха - тоже. Дождь быстро привёл его в чувство и, громко застонав, морщась от боли, Бруш открыл глаза.
- Жив! Жив! - радостно вскрикнул Томас.
- А моя Руна? Мой сынок? - спросил, едва ворочая разбитыми губами, охотник.
Словно в ответ ему с порога дома донёсся громкий плач - это выбежала хозяйка. Она увидала, в каком состоянии теперь её супруг.
- C ними всё хорошо, - сказал Пирс. - А тебя сейчас в дом отнесём.
Руна уже была рядом. Оттолкнула Пирса, обхватила мужа за плечи, насколько смогла, в голос зарыдала, завыла:
- Да как же мы теперь?! Да за что ж такое горе?!
Бруш застонал - жена своими сильными объятиями делала ему больно.
- Пустите его, успокойтесь, не надо кричать, - запросил Томас. - Мы его в дом отнесём - надо посмотреть, насколько тяжело его ранили... .......................................................................
прода