|
В озябшей стекляшке он взял сто коньяку, ломтик сыра и пластмассовый стаканчик с мутным сладким кипятком. Обжигался, курил, посадил мокрое пятно на страницу купленной по случаю книжки. Транзит. Скука.
Рейс отложили на три часа. Карпов пересчитал рубли. Отмерив две улицы от аэропорта, поймал машину - дешевле.
Дом на Ботаническом он помнил (двухэтажный, крепкий, подоконники шириной в четыре ладони). В конце сороковых строили здесь пленные японцы - быстро, слаженно, без перекуров; синхронно, словно танцуя.
Пятнадцать лет назад в доме жил друг. Карпов надеялся, что застанет его, через сорок минут пробок и светофоров.
--
Грамотная пара форточников, мечтал Ромка, - когда один невысокий и лёгкий, а второй длинный и сильный. Добраться до окна, пусть даже на первом этаже, тоже как-то надо.
Окно слепло в сумерках. Ботанический вымирал.
Ромка примерился взглядом: ребро цокольного этажа, газовая труба.
Завтра в десять откроется ювелирный на углу, и он купит в нём серёжки для Нади. Будет на что купить.
--
Отца накануне выдернули во Фрунзе: оставил ключи. Квартира казалась нежилой, жить после развода он так и не научился. Никита наврал матери, и теперь располагал целой ночью - терпкой, звенящей.
Надя стеснялась.
Не зажигая света: в полумраке легче прикасаться. Горячий шёпот и шорох одежды.
Охали пружины дивана, форточка неслышно дышала сквозняком.
--
Шины взъерошили гравий обочины. Карпов расплатился (с сомнением, но тут же забыл: Ботанический шелестел воспоминаниями, звал, сожалея. Деревья были большими, заборы ныли ссадинами; пивнушка именовалась Деканатом, здесь пережидали пары и забывали зачётки).
Подъезд он нашёл вчерашним: голая лампочка, нищета почтовых ящиков, тусклые шляпки гвоздей на дерматине двери.
Позвонил.
--
Ромка замер, чувствуя дрожь стекла, и сам стал стеклом, готовым брызнуть из-под пальцев, раня и калеча.
Надя ахнула, отстраняясь; и стыдной оказалась жажда, и растерянным мальчишкой оказался мужчина - влажный и жаркий, уверенный и знающий.
Карпов утопил кнопку звонка, ещё.
Ещё.
--
Путаясь в рукавах, озлобленный нечаянной виной, метнулся Никита к двери, не отец ли вернулся, жгло горлом, не поддавалась задвижка, содрал ладонь, мутная диафрагма лестничной площадки, чужой, качнулись стены, узнал Карпов взгляд медь волос упрямые скулы, слова не шли, прозревал, пятнадцать лет, она писала: замужем, сын, другу завидовал, жалел - вышло ведь как, сын, не уедь он тогда, сложилось бы, стены качнулись сильнее, задохнулся сердцем, боль отдалась в левом плече, осел на пол, помня последнее как прожитое.
Слишком долго будет ехать "скорая". Место девять "б" в самолёте останется пустым. Если Карпов не снимет руки со звонка. Не застал, бывает. Два часа до самолёта, дешёвое чтиво, коньяк в стекляшке, транзит, скука.
Хлопнет дверь подъезда, Ромка выждет ещё несколько липких холодных минут и мучительно решит - пора, собьёт дыхание, ввинчиваясь в форточку, в полумраке кухни повернётся неловко, разлетится бутылочное стекло, хрустнут шаги, ударит свет, глаза в глаза, оттолкнув, рванёт не в ту дверь и увидит Надю, тонкие плечи волосы одеяло, всхлипнет полузадушенно, сбитый с ног хлёстким ударом - перекатится, нашарит осколок и выбросит руку к ненавистному чужому горлу.
--
Туман полз по Ботаническому, тлела над коньком крыши горбушка луны и, захлёбываясь, кричал дверной звонок.
|