За думою дума роєм вилiтає,

Одна давить серце, друга роздирає,

А третяя тихо, тихесенько плаче

У самому серцi, може, й Бог не бачить.

Кому ж її покажу я,

I хто тую мову

Привiтає, угадає

Великеє слово?

Всi оглухли - похилились

В кайданах... байдуже...

Ти смiєшся, а я плачу,

Великий мiй друже.

А що вродить з того плачу?

Богилова,* брате...

Не заревуть в Українi

Вольнiї гармати.

Не зарiже батько сина,**

Своєї дитини,

За честь, славу, за братерство,

За волю Вкраїни.

Не зарiже - викохає

Та й продасть в рiзницю

Москалевi. Це б то, бачиш,

Лепта удовицi

Престоловi- отечеству

Та нiмотi плата.

Нехай, брате. А ми будем

Смiяться та плакать.

С.-Петербург
1844. 30. XII

За думою дума роем вылетат,
Одна сердце давит, другая терзает,
А третья тихонько в самом сердце плачет
И, может, и Богу ничего не значит.

Кому ж ее покажу я,
И кто в речи новой
Приветствует, угадает
Великое слово?
Все оглохли - поклонились
В оковах... безлики...
Ты смеешься, а я плачу,
Побратим великий.
А что вырастет из плача?
Болиголов* клятый ...
Не заревут в Украине
Вольные арматы.
Не зарежет отец сына**
В страшную годину
За честь, славу и за братство,
Волю Украины.
Не зарежет - а взлелеет
И продаст с респектом
Москалю врозь. Это, видишь,
Вдовицына лепта
Престольному отечеству
И немчуре плата.
Что ж, пускай, брат. А мы будем
Смеяться и плакать.

С.-Петербург
1844. 30. XII