Ещё раз о мужской природе, или Похождения одного ловеласа...
О скандальном романе Евгения Стучкова "Исповедь холостяка".
"Гибрид а-ля Лимонов + Миллер", "исповедь перестроечного проходимца", "эротика, граничащая с порно"... Такие отзывы оставили читатели романа на сайте самиздата (zhurnal.lib.ru). Именно там мы и наткнулись на эту откровенную исповедь. Сначала заинтересовало название. Потом то, что автор -- новосибирец. И, наконец, -- сознательное неприятие им всех и всяческих канонов и табу, которые по обыкновению ограничивают фантазию даже самого темпераментного писателя.
Что это -- новая "мужская проза"? Или автор, впервые заступив на непривычную для себя территорию ("Исповедь холостяка" -- первый роман Евгения Стучкова), просто не знает "охранительных законов"? И должны ли вообще быть такие законы? И кто определяет те рамки, за которые не должна выходить литература? Все эти вопросы мы и адресовали Евгению Стучкову при личной встрече. Человеком он оказался незаурядным, с жизненной философией, возможно, и спорной, но не безынтересной. И в его парадигме, как это ни парадоксально, сегодня живет достаточно большое число мужчин. Разве только не все они готовы говорить о своих пристрастиях публично и не все они пишут романы...
Секс, секс, секс...
"Жизнь меряется не только в годах, месяцах и днях. Она измеряется в женщинах, -- читаем в исповеди. -- То есть это произошло тогда, когда я жил с N. Или тогда, когда я расстался с N..."
Роман разбит на три неравные части. Несколько страниц -- предисловие, несколько -- послесловие, все остальные почти 900 КБ -- о похождениях 30-летнего холостяка с многочисленными, подробно выписанными интимными сценами...
Как признается литератор, он вовсе не собирался писать эротику. Его интересовали именно откровения о тех метаморфозах, которые происходят в человеке под влиянием внешних обстоятельств. Но все его воспоминания так или иначе оказывались, "как бутерброд маслом, намазаны толстым слоем инстинкта половых отношений":
-- Кроме секса, у меня нет более ярких воспоминаний. Что еще ярче запоминается, кроме женщины в постели...
А еще женщины -- в сауне, в гостиничном номере, в подвале, в курилке, в архиве... На двадцатом "интиме" мы буквально сбились со счету: худенькие сменялись "пышками", медсестры -- бухгалтершами, девственницы -- девушками по вызову... "Я хотел их всех. Я хотел быть со всеми".
"Секс правит миром", -- вслед за Фрейдом заявляет новый донжуан. Секс -- основа основ и первопричина всего сущего:
-- Поверьте мне, так создалась вселенная. Остальные теории не верны. Испытайте именно это, и вам откроется истина. Большой взрыв -- это большой оргазм, а звезды -- это последствие этого. Брызги. Все зависит от размеров индивидуумов.
Блуждая по лабиринтам мужского и женского либидо, автор вспоминает и заложенный в мужской природе инстинкт первобытного охотника. И жажду новых впечатлений. И пресловутую статистику, согласно которой после тридцати мужчины у нас остаются в явном меньшинстве... Как тут не станешь полигамным! Но все это, как говорится, причины вневременные. Есть и те, что обусловлены вполне конкретным временем. А именно лихими 90-ми -- именно о них и идет речь в романе. Страна тогда буквально съехала с тормозов и дорвалась до секса, как голодный до пайки...
-- Какой был всплеск отношений!
Феерический калейдоскоп лиц и чувств. Вспышка новых неизведанных отношений. Бесчисленные щупальца объятий. Жадные ищущие рты. Податливая плоть... "У нас в стране секса нет". И вдруг он появился, растекаясь по всем уголкам нашей необъятной Родины. "Маленькая Вера" в принципе так, чернуха мелкого разлива. А какая буря эмоций! Артистку, сыгравшую главную героиню, можно сравнить с Жанной д'Арк. Открылись шлюзы. Раскрепощение. Женщины кинулись наверстывать упущенное. Роли стали меняться. Они вышли из-за широких мужских спин. Проявили себя во всей красе. Расцвели. И, уважать себя заставив, перестали держаться за нас. Вот она, сексуальная революция...
Энциклопедия жизни 90-х...
Наверное, мы бы не дотянули до конца этого сугубо мужского, густо приправленного эротикой романа. Чтение явно на любителя. Если бы не одно но... По сути, "Исповедь холостяка" -- это не один, а два романа, объединенных одним заголовком. Помимо "похождений настоящего мужчины" в исповеди весьма занимательно представлена панорама жизни периода нашего дикого капитализма. Именно эта часть и представляется наиболее интересной. Жизнь лихих 90-х описана, как говорится, из самых ее глубин, с доскональным знанием предмета. Первые кооперативы и первые нувориши; малиновые пиджаки и пьянки в ресторанах; кладбища, растущие по всей стране, как грибы; видеосалоны с эротикой и первые секс-шопы; зарождение барахолки на Гусинке и появление первых элитных бутиков в городском центре, клубы знакомств и расцвет народных целителей...
Автор верно замечает, что подавляющее большинство книг и фильмов о том времени -- это книги и фильмы "про бандитов или ментов":
-- При этом у нас практически нет произведений об обычных людях. О тех, кто никого не убивал и ни в кого не стрелял, а просто пытался выживать. У нас мало пишут и говорят о челноках. Хотя во время перестройки, когда правительство фактически бросило людей на произвол судьбы, они буквально спасли страну. И я хотел рассказать как раз о таком "маленьком" человеке, занять эту пустующую нишу...
Сам он в те годы тоже был тем самым "маленьким" выживающим человеком. Который в рядах бессчетной армии челноков мотался с клетчатыми сумками за товаром в Китай. Торговал кассетами, книгами, журналами (в том числе и полупорнографическим "самопалом"), сигаретами, вещами, парфюмерией... Как и все, испытал на себе прелести дефолта...
-- Долги, кредиторы... Приходилось метаться, взбивая пену... В школе в младших классах мы изучали сказку Л. Толстого про двух лягушек. Они попали в крынку с молоком. Одна сложила лапки и утонула. Вторая стала биться и, взбив масло, выскочила из крынки. Какую глупость нам вбивают в головы. Наша жизнь -- не крынка с молоком. Не болото. Наша жизнь -- река. Она течет. Не торопясь. Аккуратно и ласково. И когда мы машем ластами, мы не плывем по ней, мы мечемся. Бьемся от берега к берегу, поднимая грязь со дна. Совершаем немыслимые рывки. А надо просто жить. И жизнь сама поможет тебе. Выплыть. Сейчас, с высоты прошедшего времени, я благодарен жизни за науку...
Если жесткие правила игры дикого рынка научили его жизненной мудрости, стойкости и сделали почти эпикурейцем, то "лав стори" привела законченного ловеласа в лоно семьи, к одной-единственной. "Пять лет у меня одна женщина. Я не вижу больше других. Мне постоянно хочется прикасаться к ней. Я не представляю рядом с собой иной".
-- Я не случайно пишу в книге, что благодарен всем своим женщинам и женам за то, что они были, -- говорит Евгений Стучков, который не скрывает, что его роман автобиографичен. -- Именно благодаря им я нашел себя и свою семью. Но для того, чтобы я осмысленно пришел к этому, у меня должен был быть тот этап, который описан в "Исповеди холостяка".
В предисловии к роману герой -- сумасшедший папаша, ожидающий появления на свет своей дочки, сдувающий пылинки с любимой супруги и донимающий ее телефонными звонками: поела ли по расписанию и приняла ли витамины... А заканчиваются записки сакраментальными словами: "Как хорошо, когда жена солит огурцы". Такой вот хеппи-энд!
"Как хорошо, когда жена солит огурцы!"
Свою исповедь Евгений Стучков написал уже после сорока: "Это был какой-то захватывающий порыв", -- говорит он о тех полутора годах, когда писалось его произведение. Он тогда даже специально купил телефон с функциями компьютера: набирал текст в общественном транспорте, в перерывах на работе, где только выпадала свободная минута.
Новосибирской литературной тусовки он не знает. Ни в каких писательских союзах и литературных объединениях не состоит. И мнением братьев-литераторов о себе не интересуется. Разве могут быть объективными конкуренты? Гораздо важнее для него, признается, внимание тех трех тысяч читателей, которые прочитали его роман на сайтах. Конечно, есть желание издать все это отдельной книгой. У кого из пишущих такого желания нет! Но он отдает себе отчет в том, что именно скандальная откровенность его прозы может быть серьезным тому препятствием. Хотя...
-- Начиная с Франсуа Рабле, в книгах всегда было описание пиров и обедов, у Рабле есть даже описание естественных оправлений. Если принято говорить о спальнях, домах, машинах, то почему мы должны избегать разговоров об интиме -- это тоже очень важная и необходимая часть нашей жизни. И я в этом не такой уж и новатор. Достаточно вспомнить книги Александра Бушкова -- у него сцены секса описаны очень даже неплохо, и его книги весьма успешно издаются. Или книжный сериал про Бешеного (романы Виктора Доценко о Савелии Говоркове по прозвищу Бешеный. -- Прим. "ВН"). Я по сравнению с ними белый и пушистый...
А как же, интересуемся, традиция русской литературы, которая в своих истоках целомудренна, и причина тому во многом в нашем вероисповедании...
-- Люди меняются, меняется стиль жизни, меняется отношение, в том числе и к интимным вещам. И сегодня нельзя писать об отношениях полов в стиле сонетов Шекспира...
Интересно, что свою откровенную исповедь бывший ловелас, донжуан и холостяк посвятил своей нынешней жене, матери своего ребенка. Читала ли она его сочинение?
-- Читала, но выборочно. Она так же, как и вы, предпочитает "второй" роман и пропускает то, что вы называете "откровенными сценами". Каждому, как говорится, свое.
При личной "моногамии" от полигамной философии для других литератор не отказался. И по-прежнему весьма солидарен с г-ном Жириновским в его лоббировании закона о многоженстве.
-- У нас на Руси в языческие времена князья имели по нескольку жен. Я против того, чтобы всех грести под одну гребенку, загонять в одни рамки. Кому-то, как мне, хорошо в браке с одной женщиной. А если человек не нашел свою единственную? Если он хочет иметь несколько жен, может их содержать, и жена не против? Я за многоженство, я за многомужество и я за традиционные браки...
Религиозен ли он? В свое время, говорит, пытался наладить отношения с церковью, однако ни одна из религий не дала ему ответа на те вопросы, которыми он задавался:
-- Я верю в существование высшего разума. И я не противник никаких религий. Каждый верит в свою партию, в свою жену, в своего ребенка... Единственное, с чем я не могу согласиться, это с тем, что религии не исповедуют жизни как радости. Я же пришел в этот мир не страдать, а радоваться. Я каждый день, просыпаясь утром, обязательно захожу в комнату, где спит моя дочка, которой сегодня год и два месяца. И я наполняюсь радостью на весь день. Это, если хотите, и есть сегодня моя личная религия...
В планах Евгения еще несколько произведений. Вошел, как видите, во вкус. Тема, говорит, будет все та же -- жизнь человека от рождения до смерти:
-- Больше пока ничего не скажу, я человек суеверный. Но совершенно точно, что это опять будет скандал...
![[]](/img/s/stuchkow_e_j/st1/st1-1.jpg)