В прошлой жизни Л. был чертом. Не крупным, занимающим какую-то высокую должность в царстве ада, а мелким обыкновенным чертом, почти чертенком, - и работа у него была самая обыкновенная - костровой. Л. подбрасывал дрова под котлы, следил за огнем, чтобы тот не гас, но и не превышал положенного адской канцелярией уровня. Вот такая работа была у Л. Надо сказать, что выполнял он ее добросовестно, аккуратно, несмотря на объективные трудности, никогда не позволял себе расхолаживаться. Трудностей же хватало. Во-первых, в цехе, где Л. работал, стоял такой жар, что не всякий выдержит - духота необыкновенная. Во-вторых, сам труд невообразимо тяжелый - потаскай попробуй часов по двадцать в сутки дрова, поработай вилами, ворочая угли да тлеющие поленья. Ну и в -третьих, психологически тяжелая работа; в котлах - то грешники сидят, кто в кипятке варится, кто прямо так на раскаленном дне мучается - крик стоит адский. Поначалу Л. было как-то не по себе из-за этого крика, угнетал он его. Все пять котлов, за которыми он смотрел, были раскалены не только от жара, но и от стонов и воплей грешников. Л. не видел самих грешников - этого ему не полагалось по должности, - но их вопль долгое время приводил его в ужас. Ведь в котлах вполне могли быть и те, кого он знал при жизни, - получается, что теперь он жарит их, сам того не ведая, подбрасывая в огонь дрова. Может, кто-то знал его маленьким, кто-то учил буквам, кто-то работал с ним в поле, жил в одной деревне, кто-то выпивал вместе с ним, а теперь... Теперь он черт с должностью и службу свою должен выполнять четко, без раздумий. Так он и делал. Все меньше и меньше обращая внимание на крики, он, в конце концов, привык к ним и через несколько лет совсем перестал замечать их - они стали всего лишь незначительным фоном, как скрип колес у старой телеги. Когда едешь на ней и думаешь о скрипе, то можно сойти с ума, а если не думаешь - то порой и не слышишь его. Так и здесь, Л. перестал слышать крики грешников, сосредоточившись только на огне, - он стал профессиональным чертом.
Л. в жизни не сделал ничего примечательного. Он, как все, учился, как все, пошел на работу, как все, завел семью. Весь год он работал инженером на заводе, координировал работу цеха по плавке стали, занимаясь в свободное время семьей, разгадыванием кроссвордов и чтением дешевых детективов. Летом же отстраивал дачку, доставшуюся ему от деда, ходил на рыбалку и пил холодное пиво. Семья у Л. тоже была довольно обыкновенная - жена, на два года постарше Л., и двое детей - мальчик и девочка. Во время отпуска Л. забирал семью на дачу и жил там, наслаждаясь свежим воздухом и потихоньку отстраивая второй этаж домика.
Сжечь мусор он хотел давно. Разбросанные вокруг дома доски мешали спокойно ходить, гниль, которую Л. вытащил из дедова дома еще несколько лет назад - тоже в основном доски, трухлявые, истыканные гнутыми ржавыми гвоздями, мелкий хлам - все это он давным - давно намеревался сжечь. Намерение долго не воплощалось в реальность - то руки не доходили, то желания не было, и вот, наконец-то, Л. решил посвятить полдня на сжигание мусора. Помогла и жена.
- Сжег бы ты мусор, - укоризненно сказала она, - смотреть на все это надоело. Машка вчера опять ушибла коленку о ту балку, а я сегодня утром чуть не наступила на гвоздь! сожги ты мусор, сколько можно терпеть!
Л. согласился с женой и после обеда начал заниматься сбором мусора. Его оказалось не так уж и мало, скорее очень много. Доскам не было числа. Он складывал их в кучу, но она быстро выросла, тогда он стал складывать во вторую, третью кучу. На четвертой остановился - основной мусор был собран. Взяв топорик, он более часа орудовал им, разрубая крупные доски. Над некоторыми стоило попотеть, но, в конце концов, большинство стало вполне пригодно для сжигания.
На участке Л. стояла высокая железная бочка. Он ей ни разу не пользовался, но прекрасно знал, что она как раз для сжигания мусора. Дно бочки слегка отходило, но в целом она была весьма удобная. В ней Л. и решил сжечь мусор.
Он набросал на дно бумаги - дедову подшивку газеты "Правда", - выложил пирамидкой несколько сухих досточек, внутрь пирамидки положил сухих веток и все это поджег.
Огонь нехотя начал лизать бумагу, почти не касаясь специально для него приготовленных сучьев. Он вспыхивал на миг, уничтожал газету, молниеносно перекидывался на следующую и в миг исчезал, словно уходя через дно бочки в землю.
Л. заботливо следил, чтобы огонь не погас, подкладывал газеты, запихивая их под сухие ветки. Л. терпеливо ждал, когда пламя примется деревом и станет самостоятельным. Он не торопился - спешка не была характерной для него чертой.
Вскоре сразу в нескольких местах сучья затрещали - огонь окреп и стал набирать силу. Теперь ему помощь была не нужна, он сам пробивал себе дорогу, разрастаясь и заполняя всю бочку целиком. Вот уже языки пламени лизали несколько крупных досок, устремляясь вверх, и Л. пришлось отойти чуть поодаль: стоять вплотную к бочке стало уже невозможно.
Л. вилами управлял огнем, не давая ему сильно разгореться, пока не будет сожжено то, что внизу. Он внимательно следил за пламенем, направляя его по возможности внутрь бочки. Л. настолько быстро привык к новой работе, казавшейся ему монотонной, что стал получать от нее удовольствие, которого не испытывал уже давно. Он подбрасывал в костер новые доски и так мастерски работал вилами, что они быстро воспламенялись и вскоре превращались в труху - горящие изнутри угли, цепляющиеся друг за друга и легко разбиваемые вилами на мелкие части.
Л. радовался, как ребенок, он буквально отплясывал с вилами в руках перед бочкой - настолько ловко получалась у него работа. Жена и дети, занимавшиеся своими делами, бросили все и, завороженные, стали наблюдать за отцом.
- Ты орудуешь вилами, как черт у котлов, - пошутила жена. - Где ты так научился?
- Я в прошлой жизни был чертом! - весело парировал Л. - Смотри, как я костер жгу! Как настоящий черт! Здорово, правда?
- Правда! - радостно крикнули дети и запрыгали от удовольствия. - Папа - черт! Папа - черт!
Они даже зааплодировали от переполнявшей их радости.
- Ну, хватит! - пресекла их мать. _ Нечего глупости говорить, идите лучше ягоды дальше собирать. Живо!
Похихикав еще немножко, они скрылись за домом, весело напевая какую-то песенку про чертят.
Осталась только жена. Она смотрела на мужа с той же нежностью в глазах, что и десять лет назад, когда они только поженились.
- Как черт! - усмехнулся Л., продолжая жечь мусор.
Ему было на удивление хорошо. Тяжелая работа, гарь и дым не мешали ему, напротив, наполняли его силами, как свежий воздух соснового леса. С каждой минутой работы, с каждым движением он не иссякал, не уставал, а наоборот - наполнялся неведомой, мистической по своей природе силой.
И тут где-то в уголке его памяти неожиданно, словно случайная искорка, вспыхнула картина его прошлой жизни. Перед глазами предстали огромные котлы, бесчисленные дрова и черные мохнатые лапы, сжимающие длинные двузубые вилы с заостренными пиками. В миг картина погасла, как искра, остался только осадок - серый пепел с островка памяти.
Л. не заметил, как солнце скрылось. Подул сильный порывистый ветер. Языки пламени, ровные и спокойные, стали гнуться и рваться. Не успевая взмыть вверх, они с силой вырывались ветром и исчезали в пространстве, искривленном сплетением бушующих стихий: ветра и огня. С огнем стало труднее справляться. Л. еще энергичнее стал орудовать вилами, еще тщательнее ворошить мусор в раскаленной бочке.
Прогремели первые раскаты грома. Сверкнула змеей молния, но дождь пока не начинался.
- Гремит, - встревожилась жена, - как бы дождь не пошел.
- Дождь - еще не так страшно, - ответил Л. - Ливень - гораздо хуже! Придется тогда заканчивать с костром.
- Ты же и трети мусора не сжег!
- Да, я только начал, но что поделаешь. Будем надеяться, что дождь обойдет нас стороной, как вчера.
- Будем надеяться.
Угрожающе извиваясь, словно желая укусить, сверкала молния. Остроугольными зигзагами она прорезала небо и нещадно полосовала глаза яркой вспышкой, выделяющейся на бледновато - водянистом сероватом фоне. Гремел гром. Хотя раскаты его доносились откуда-то с запада, он неумолимо предвещал дождь.
И дождь пошел. На радость Л. это все-таки был не ливень. Ливень был, верно, на западе, всего в нескольких километрах. Пошел обычный летний дождь, редкий, с крупными каплями.
Л. вздохнул с облегчением: дождь не помешает его работе. Кроме того, ослаб ветер. Набрав полную грудь воздуха, он подбросил в огонь очередную порцию досок. Огонь, временно ослабевший, вновь вспыхнул с прежней силой.
Л. продолжал жечь мусор под дождем. Свежесть дождя предало его движениям дополнительную легкость. Только теперь он почувствовал, как непросто было ему находиться возле раскаленной бочки и вдыхать редкий дым горения. Вдруг снова искорка - вспышка сознания - и перед ним знакомая изнутри картина, настолько привычная и обыденная, что дача, дети, трава, дождь, небо кажутся причудливой игрой воображения. Перед ним снова котлы, погруженные в могучее адское пламя, исходящее откуда-то снизу, из земли, бесчисленные дрова, разложенные по периметру красной от жары комнаты. И Л. отчетливо увидел, как его черные мохнатые лапы - скорее обезьяньи, чем человеческие, - длинными двузубыми вилами подбрасывают дрова в страшную кипящую топку.
Дождь быстро прекратился. На серо - голубом небе стали проступать пятна, искрящиеся розоватым отблеском заходящего вечернего солнца. Утих шум проезжающих по щебенчатой дороге машин дачников. Слегка склонились к земле погрустневшие цветы. В воздухе появились первые комары.
Жена покормила детей ужином и велела готовиться ко сну.
- Тебе еще много? - спросила она его.
- Да, - ответил Л. - Я сжег только чуть больше половины. Еще две кучи досок лежит, к ним я даже не притрагивался.
- Завтра дожжешь.
- Я тоже это понял. Придется завтра продолжить работу черта, вместо того, чтобы заниматься теплицей.
Жена улыбнулась.
- Ничего. Теплица подождет. Главное - убрать с дачи весь этот хлам.
- Может, проще вывезти его?
- Ты сам говорил, что проще сжечь.
- Да, сжечь проще, - Л. согласился с женой, заканчивая работу.
Он дожег горевший мусор, разбил тлеющие доски, превратив их в угли, и убрал вилы.
- Не буду тушить угли, - сказал он жене, - и завтра с утра продолжу. Внутри бочки настолько все раскалено, что вспыхнет в один миг, не надо будет заново разводить огонь.
- Ты успеешь все сделать за завтрашний день?
- Успею. Прямо с раннего утра возьму в руки вилы.
За ужином, когда дети уже спали, Л. впервые почувствовал усталость. От энергичной работы вилами болели руки, от дыма слезились глаза и, что самое тяжелое, он с трудом набирал воздух в легкие. Стоило Л. вздохнуть полной грудью, как он сразу же ощущал тупую боль в легких. Дыхание было затруднено - такого с Л. еще не было.
Он высказал свои опасения жене, и та посоветовала ему заканчивать с такой вредной работой.
- Можно здорово забить легкие, - сказала она. - Потом будешь мучиться с ними всю жизнь.
- Я завтра закончу и больше жечь ничего не буду, - согласился Л. - Работа, действительно, вредная.
Они пили чай на веранде и легли спать заполночь. Перед сном Л. пошутил.
- Знаешь, когда я жег мусор, то мне пару раз казалось, будто я - черт, у меня мохнатые лапы и я жгу грешников в огромных котлах.
Жена с укоризной посмотрела на Л.
- Какой ты у меня еще мальчишка, - сказала она ему.
Ночью поднялся сильный ветер. Трава стелилась по земле, гнулись деревья, тряслись стекла в рамах. Бочка, и без того кривая, с выгнутым днищем, стала клониться от резких порывов ветра. Шальной ветер, проникающий в любую щель, стал забираться и в бочку, ворочая живые угли. Некоторых он выбросил из бочки на землю, давая им новые силы для жизни, а остальных стал смещать к одной стенке бочки, наклоняя ее все сильнее и сильнее.
Вновь прогремело где-то на западе. Пару раз сверкнула молния, но дождь - ливень - опять обошел стороной. Если бы он был, то не так было бы страшно попадание углей на доски, на мусор, в сухую траву. Не так были бы страшны первые, еще совсем робкие языки пламени, только начавшие лизать мусор и землю.
Но дождя не было. Дул только сильный ветер.
Вскоре огонь охватил все вокруг.
Л., уставший от тяжелой работы, спал крепко. Во сне отдыхали его перенапряженные руки. Только тяжело было дышать. То ли от духоты, то ли от накопившейся за вечер гари.
Л. проснулся под утро. Хотя, нет - ему все еще снилось, как он орудует вилами, подбрасывая дрова в адское пламя. Ему, без сомнения, снилось, как он своими мохнатыми черными лапами сжимает длинные двузубые вилы и раскаливает пять огромных котлов, уходящих высоко вверх, так, что не видно, что в них находиться. Ему снилось, что вновь, несмотря на жару, гарь и огонь, ему легко дышать, а в мышцах нет усталости. Ему снились бесчисленные поленья, предназначенные для топки, и адский вой горящих заживо десятков душ, от которого он успел поотвыкнуть. Это был сон. Привычный вечный сон.