Бест разузнал для Биг-Буро историю создания портрета Лючии без труда. Автор, бай-мазик оказался изгнанником. На рынках его уже подзабыли, в Архи-Саду помнили.
В практическом плане бесполезная, эта история, тем не менее, вызвала огромный интерес, как феномен и повод к дальнейшим размышлениям.
Визуальное искусство эпохи высших дроидов в сравнении с предыдущими эпохами ушло в несокращаемый отрыв.
Тела, состоящие из воды и огоньков дроидов, попадали в небывалый резонанс с музыками и прочими красотами.
Тонкая дискретность изображённого, не исключая воспроизведённые на модуляторе копии, много превосходила возможности органов чувств и восприятия разбросанным человеческим умом. Неизбежные ценители-критики попросту выпендривались.
Заказчик, требующий написать портрет возлюбленной с переходом румянца по щеке в миллион тонов, знал, чего хочет. Ошеломительного эффекта, достигаемого при созерцании с точного расстояния, когда сам воздух меняется вблизи артефакта, это серьёзно.
Для одного фанатичного мазика гонка "за количеством пикселей" стала делом всей жизни, собственно его и звали Фанатик.
Прежде он был заурядный коллекционер. Понемножку стал учиться, однажды получил заказ... Увидел заказчицу и услышал, как ножик для бумаги проходит между последними страницами его судьбы.
В тот день он копировал старый холст, учился. Мазик любил, обожал этот старый шедевр. Через всю жизнь пронёс его, путеводной звездой прошёл вслед за ним самые страшные моменты.
При виде заказчицы, он выронил кисть, прошептал: "джоконда...", отвернул незаконченное к стене и больше к нему не возвращался.
- Лючия, - усмехнувшись, возразил гермафродит.
Её улыбка... Его раскованная самоуверенность... Их двуединство: кротость в уголках повелевающих губ...
В портрете Фанатик прожил год, не выходя. Год труда, вышедшего за все разумные пределы. Упоительного труда и отчаянного счастья.
Вообще-то заказчиками была пара других энке, а не Лючия. Работой его они были довольны уже через неделю. Но мазик не отпускал модель, модель не стремилась рвать знакомство. Заказчики смеялись: развлекайся, поимеем нечто, достойное дроидов!
Изгнанник рисовал не красками, а пальцами на сенсорном мониторе. Монитор рядом - палитра... Модулятор на Техно Рынке распечатает готовую схему.
Мазок за мазком прозрачные как вода, уносящая к морю аромат горных цветов... Мазик утончал и уточнял изысканное, простое, нежное лицо, но более всего - улыбку. Губы держали в полной естественности безмятежный покой, самоуверенность и бесстрастное снисхождение к зрителю.
Не хотел расставаться. Ни с картиной, ни с моделью.
С Лючией пришлось, в один непрекрасный день она пропустила сеанс. Искал... Говорят, пропала.
Бай-мазик имел уже обговорённое время до конца сезона, "на техническую доработку". Распечатать, лаками покрыть во много слоёв, фон поправить... Составить схему для модулятора, формирующего защитное стекло, чтоб не в ущерб изображению.
Побыть не с ней, так хоть - с ней, наедине. Но кисть из руки не выпускал и вдруг его мысль, его чувство художника пошло будто вспять. Мазику показалось, что портрет станет гораздо точней, реалистичней, если убавить: оттенков, цветов... А затем и деталей, и сложности форм.
Изгнанники все немножко повёрнутые, ищут не там, где потеряли. Да и что толку, Собственный Мир нигде не найти.
В это время он уже не покидал мастерской. Забывал спать и пить. Друг приносил ему чистой воды из миров. Дождевую, наполненную со связными Впечатлениями, Фанатик отказывался пригубить. Он не хотел отвлекаться.
Да, он сошёл с ума. Вернувшиеся заказчики увидели в багете монитора один пиксель телесного цвета в окружении восьми травянисто-зелёных...
А дальше началось самое интересное.
Заказчики были мрачны, к этому времени они уже потеряли её - Лючию.
Они покинули мазика в шоке и раздражении. Жалкому безумцу грозило возмездие со стороны богатых, влиятельных энке, но нашёлся ценитель, спасший его.
Одновременно с ними в его мастерскую заглянул гость... Полупрозрачный, хрустальный.
Он замер в оцепенении возле "портрета" и прошептал:
- Энке... Как и я...
Он - увидел.
Энке расспросили прозорливца, не мазик ли он сам. Узнав, что, да, рисует немножко, они вручили ему картину-схему, сказав:
- Послушай, неведомый собрат, ясновидящий энке, ты получишь вдвойне, если воспроизведёшь то, что якобы тебе привиделось.
И он воспроизвёл! Лицо.
Агава не обманул, каллы нигде не цвели, на изначальном портрете их действительно не было.
Качели, лёгкое платье и цветы метаморфозы под ногами Анджели дорисовал. Но лицо, лик с подчёркнутыми скулами, снисходительной, всеобщей улыбкой на губах гермафродита, несомненно - тот самый лик.
Выслушав эту историю, Буро пробормотал:
- Невменяемый рисовальщик сотворил монаду визуального - единственный пиксель, как указующий перст. Он сохранил информацию во всей полноте... Если можно так заколдовать, оказалось возможным и расколдовать картину. А саму модель?.. Кто расколдует? Кто увидит её в метаморфозе?
Беззвучно добавил: "Кто увидит, не знаю, а кто попытался бы, это я..."
Кто-то подобный ей самой в безупречной цельности, увидит лицо монады. Целомудренный кто-то, такой, чтобы в него, как в точку без объёма, молнией метаморфозы невозможно было попасть.