Серафима с наслаждением потянулась под легким лоскутным одеялом. Часы-ходики на стене напротив показывали четверть пятого утра.
"Еще пять минут полежу и встану", - подумала Серафима.
Начиналось лето, а значит, нужно было выпускать на пастбище корову Милку да начинать дела в саду и огороде. Со двора уже доносилось звяканье ведра и покашливание. Это муж Серафимы, Павел Петрович, приступил к работам по хозяйству.
Серафима Ивановна Поляева всю жизнь прожила в родной деревне Озеровка. И замуж здесь вышла, и детей родила, и в колхозе "Красный богатырь", что в соседнем селе Семеново, отработала, и на пенсию с почетом вышла.
Деревню свою Серафима любила. Да и как было не любить? Защищенная с одной стороны сосновым бором, деревня славилась пятью небольшими озерцами, красоте которых и была обязана названием. С другой стороны раскинулись луга, поля и пастбища, обвитые широкой и полноводной речкой Голубянкой. Отходящие от нее полноводные "рукавочки" забегали в саму деревню и блестели меж кустов. Над ними - небольшие деревянные мосточки, на которых от вечера и до самой зорьки ворковала молодежь.
Хозяйство у Серафимы Ивановны справное. Дом ладный, уютный, двор добротный, корова с теленком, лошадь, куры, сад, огород и надел в поле для сенокоса. Муж попался хороший, детьми и внуками Бог тоже не обидел. И подруга задушевная имелась. С детства бок о бок жили и работали. И сейчас Мария Кузьминична Силантьева с супругом Михаилом Ивановичем по-прежнему жили по соседству и дружили с Поляевыми как и в молодые годы. Люди в деревне в большинстве своем были хорошими. С соседями по улице Серафима ладила. Имелись, правда, две-три занозистые бабенки, что по праву слыли паршивыми овцами, ну так где ж таких нет. Так, Евдокия Сомова с конца улицы смолоду на Серафиму зуб имела. То ли завидовала, что Серафима пригожее нее была, то ли еще чему. А Нюра Силина да Любовь Пажина за компанию с ней всем в деревне косточки перемывали.
А так жизнь свою Серафима любила и жаловаться ей было не на что.
* * *
- Сима, - вошел в избу Павел Петрович, - я сегодня в лес наведаюсь, а ты уж из дому не отлучайся, пенсию должны разносить.
- Что ли, ягоды уже есть? - полюбопытствовала Серафима.
- Не знаю. Посмотрю, что там к чему, - ответил Павел Петрович.
- Осторожнее в лесу-то! - напутствует Серафима. - На змею не наступи.
После ухода мужа Серафима Ивановна прибрала в доме и вышла в сад. На задах росли огромные ветлы, в ветвях которых по вечерам подолгу задерживалось солнце, и его закатные оранжевые лучи делали всю усадьбу невероятно красивой. Неподалеку, в кустах акации, примостилась банька, а рядом с ней под рябиной - столик и лавочки.
Очень уж любила Серафима Ивановна родные места. Вставала на зорьке не только в силу деревенского уклада жизни, а чтоб всласть налюбоваться, как рассвет разливался над далекой Крутой горой, как туман вуалью стелился над речкой, как лес темнел вдали и роса маленькими хрусталиками сияла на паутине, висящей над крыльцом...
Серафима дождалась почтальонки, получила пенсию и местную газету и принялась за приготовление обеда.
- Серафима! - раздался голос, и в дверном проеме появилась подруга и соседка Мария Кузьминична.
- Ты газету-то читаешь? - спросила Мария Кузьминична.
- Нет еще, не досуг все, - ответила Серафима. - А что? Случилось что?
- Ты погляди-ка! - с этими словами Мария схватила с холодильника газету и протянула подруге.
На развороте, набранный большими буквами, выделялся заголовок: "Драгоценные тайны деревни Озеровка".
- И про что тут? - присела рядом на табуретку Серафима, беря очки.
- Вот, слушай! - начала Мария. - Все читать не буду, сами вечером прочтете, так расскажу. В райцентре, ведь знаешь, барская усадьба есть?
- Ну, знаю, - кивнула Серафима.
- Так вот, заинтересовались этой усадьбой из-за границы. Вроде как весь мир знает крупные, столичные музеи, а, дескать, маленькие достопримечательности известны только местным жителям. А сколько, говорят, интересного в них есть...
- Ну? - нетерпеливо спросила Серафима.
- Ну и вот. А теперь про саму усадьбу слушай. Принялись там однажды траншею рыть, бульдозером-то подцепили и железный сундук выкопали. А там... Посуда серебряная и золотая, да на такую сумму, что сказать страшно. Бульдозеристу сразу премию. И еще - потомок тутошнего барина, вроде, выискался. Вот он-то как раз за границей живет, и захотелось ему навестить места, где предки обретались, и усадьбой заняться, - продолжила Мария.
- Поселиться, что ли, здесь надумал? - перебила Серафима.
- Да нет, - заглянув в газету, ответила Мария. - Пожить только какое-то время, деньги выделить на благоустройство, то да се.
- Вон как вышло-то, Маша, - вздохнув, покачала головой Серафима. - Думали ли мы, когда при советской власти жили, что опять богачи появятся и потомки беляков свое возвращать примутся?! А мы как возились в земле, так и продолжаем.
- Да ты, что ли, жалуешься? - глянула поверх очков Мария на подругу. - Ты вон и дом какой имеешь, и баню, и хозяйство. Чисто кулаки вы с Павлом! Да и мы с Михаилом, чего греха таить, тоже неплохо живем.
- Да я не жалуюсь, - вздохнула Серафима. - Грех жаловаться-то. Только хозяйство ведь не с облаков упало. Всю жизнь мы с тобой к небу задницами торчали: то в полях колхозных, то в своих огородах, то покос, то уборка. А сейчас - вон дороговизна какая кругом. Мы-то прожили свое, пенсию заработали, сейчас нам многого и не нужно. А вот внуков кормить, учить надо? Надо! А деньги за работу какие нынче платят? Гроши! У меня внук в одиннадцатом классе, на следую- щий год в институт собирается, а дочь уже сейчас плачет: где деньги брать? Раньше в колхозе всю жизнь отработал - почетный человек. А сейчас не только крестьянин, учитель да врач чуть ли не в последних людях ходят! Это где видано такое?! Вот и думай: куда детей учиться отдавать? Охо-хо-хо!
- Да уж! - согласилась Мария. - Колхозы развалились, предприятий почти нет у нас в районе. А какой район был раньше!
Старушки повспоминали свою молодость, повздыхали.
- Ладно, Сима! - Мария поднялась с табурета, растирая поясницу. - Пойду я, картошку еще перебрать собиралась. А с усадьбой, может, и выйдет что путное. Может, туристов набежит и нам польза какая будет?
- Авось! - улыбнулась Серафима. - Про эту усадьбу барскую мне еще мать что-то говорила, только вот не упомню что - мала была. У меня еще где-то старинные фотографии есть да какие-то документы. От матери достались, все наказывала беречь.
- А ты? - спросила Мария.
- А я что? Сберегла. Да я их и не девала никуда. Лежат себе за образами. Вот буду перебирать, покажу тебе фотографии. А может статься, и для музея сгодятся.
Подруги попрощались, и Серафима Ивановна поспешила в огород, полоть грядки. А вскоре наступил вечер... Издалека послышалось мычание коров - возвращалось домой стадо. Впереди шли два колхозных быка-трехлетки, нраву такого свирепого, что пастух Иван Макарыч бежал впереди них каждый раз как антилопа, сопровождая свой бег затейливым матом, но работу все же не оставлял.
Серафима Ивановна собрала к ужину, подоила корову и, дождавшись мужа, принялась за полив. Уж очень любила Серафима Ивановна лето: светлые ночи, волнующие вечера с ароматами трав и цветов из сада, с кипящим самоваром прямо во дворе. Любила и время полива, когда, почитай, вся деревня высыпала на огороды и округа оглашалась знакомыми с детства звуками: звякали ведра, бряцали колодезные цепи, коровы и телята мычали в хлевах.
Ужинать сели, когда уже летние сумерки окутали сад. Павел Петрович рассказывал, что в лесу видел, высказывал предположения о том, скоро ли поспеют ягоды да грибы. Вскоре он, устроившись в кресле у торшера, читал вслух сенсационную статью, пока жена мыла посуду.
- Ты гляди, а! - прервался он, выражая свое удивление. - Вот так барин! Закопал ценности, а! Этак, глядишь, нас и во "Времени" покажут.
- А что же? - ответила Серафима. - Раз такое событие...
Управившись с делами и оставив мужа смотреть в зале вечерние новости по телевизору, Серафима Ивановна, помня утренний разговор с подругой, неспешно подошла к образам, перекрестилась и вытащила из-за иконы сверток старых бумаг, перевязанных бечевкой.
Расположившись у открытого в ночной сад окна и включив настольную лампу, Серафима Ивановна принялась развязывать тугой узел...
Бережно перебирает Серафима старые пожелтевшие фотографии, документы, письма. Вот на снимке в чинной позе запечатлены отец с матерью. Это их снял приезжий фотограф. Целое событие тогда было для деревенских жителей. А вот фотографии той самой барской усадьбы. Двухэтажный белый дом с колоннами у парадного подъезда, аллея, лестница с вазонами. Особо бережно пересматривала Серафима документы родителей. Вот записи о рождении отца, самой Серафимы Ивановны, а вот - матери. А это что? К пожелтевшему и почти истлевшему листу с данными о рождении заржавевшей скрепочкой был прикреплен еще один лист бумаги. Серафима Ивановна взяла лупу и углубилась в его изучение. А через минуту крестилась и причитала одно: "Батюшки святы!.." На ветхом от времени листе бумаги крупным и четким почерком было написано, что помещик Белецкий Михаил Евграфович в силу отсутствия законнорожденныхдетей объявляет своей наследницей девицу Акулину Белоярову, прижитую им с крестьянкой его же села Агафьей Белояровой. А посему, после его смерти, дом и имущество отписаны будут брату Алексею Евграфовичу, а вот драгоценные вещи и украшения (список которых Серафима Ивановна обнаружила в следующей бумаге) должна получить в наследство Акулина Белоярова - бабка со стороны матери Серафимы...
- Паша! - позвала Серафима Ивановна мужа. - Паша!
Павел Петрович, испуганный непривычной интонацией жены, возник на пороге. Серафима молча протянула ему документы...
- Ну, барыня ты моя, - усмехнулся Павел Петрович после прочтения, - небось в холопах меня держать теперь не станешь?
- Иди ты! - отмахнулась Серафима. - Делать-то теперь что?
- А чего делать? - развел руками муж. - Ничего. При случае в газете интервью дашь. Утрешь носы Дуське да Нюрке!
- Да ну тебя! - тоже улыбнулась Сима. - Никому пока не скажу. Разве что Марье...
- Э-э, милая, коли две бабы чего знают - считай, целый свет в курсе! - пошутил Павел Петрович.
- А как же этот, заграничный-то? Он мне ведь кем-то приходится? - озадачилась вдруг Серафима.
- А вот приедет - узнаешь. А это что за рисунок? - тут же спросил Павел Петрович жену, доставая из свертка бумаг лист с рисунками, похожий на карту. На листе были аккуратно нанесены пунктирные линии, цифры, извилистой лентой изображалась речка Голубянка с мостиком, а на одном из ее берегов был нарисован... лев.
- Это чего ж такое тут? - проговорила Серафима, разглядывая лист.
- А это, Сима, карта с указанием места, где твой прадед-барин заначку для тебя припрятал, - шутливо заметил Павел Петрович.
- Каку-таку заначку? - оторопело воззрилась на него жена.
- Драгоценную! - ответил Павел Петрович. - Часть которой бульдозерист нашел.
- А мамыньки! - осела Серафима. - Так что же получается, Паша? В документах-то писано, что наследница всему моя бабка, а теперь, стало быть, я?! Теперь понимаю, отчего мне мать наказывала пуще глазу эти бумаги беречь. А мамыньки!
- Мамыньки, папыньки! - незлобиво передразнил жену Павел Петрович. - Не лезь в это дело, Сима! Даже если это все твое, мыслимо ли, чтобы все гладко сошло, раз ценности такие здесь замешаны? Или своей смертью тебе помирать скучно? Желаешь, чтоб прибили? - к концу этой тирады Павел Петрович даже разволновался.
- Так ведь обидно же, Паша! - попыталась оправдаться Серафима. - Чай внук у нас! Сам знаешь, каково сейчас с деньгами!
- Жизнь, Сима, дороже! - наставительно изрек Павел Петрович. - Это тебе не прибавка к пенсии. Тут и костей не найдут, коли ввяжемся в это дело. И давай закончим на этом!
Но Серафима Ивановна не могла так сразу успокоиться. Долго еще она смотрела в темный сад за окном и все шептала свое "а мамыньки!"
* * *
Наутро, выйдя на крыльцо, Серафима увидела у калитки Марии Силантьевой председателя сельсовета Ивана Дмитрие- вича Логинова. Рядом топтался незнакомый темноволосый парень. На их стук на крыльцо вышла Мария, и Серафима Ивановна стала свидетельницей разговора своей подруги с председателем. Логинов просил пристанища на месяц-другой для молодого человека. Тот приехал из Москвы на практику от какого-то архитектурного института.
Марья с четверть часа выспрашивала у молодого человека: кто он да откуда, интересовалась что да как, а потом, махнув рукой, уступила просьбам председателя.
- На терраске тебя, сынок, устрою. Лето жаркое, а там просторно, прохладно и хорошо.
- Ой, спасибо! - засиял парень. - А то мы с Иваном Дмитриевичем полдеревни обошли, а все без толку. К каким бабушкам ни зайдем, никто не берет. Говорят, дети-внуки на лето приедут, то да се. А я и платить за постой буду, и в огороде помогу!
- Да ладно уж! - рассмеялась Мария Кузьминична, перебив парня. - Нас с дедом не стеснишь! Звать-то тебя как?
- Саша.
- Ну, спасибо, Кузьминична! - сказал председатель. - Слава Богу, парня пристроили. Побегу я на работу.
Вещей у молодого человека оказалось немного. Он живенько взбежал по ступенькам, и Мария повела его в терраску. А Серафима Ивановна приступила к своим поведневным занятиям.
* * *
В пятницу к обеду Серафима пришла к подруге. Посидели за чаем, поговорили о делах, о том, что посадили в огороде, что взошло. Разговор зашел о постояльце Марьи Кузьминичны.
- Ну, как у тебя парень-то? - полюбопытствовала Серафима, откусывая конфету.
- Да ничего, хороший, - охотно поведала Мария. - Уважительный такой, разговорчивый. Худого уж не скажу. Да и помощник хороший!
- Ну и слава Богу! - заявила Серафима и, отставив чашку, торжественно начала: - Маша, я поговорить пришла...
- Ба-а! - хохотнула Марья. - А то мы с тобой доселе горох толкли, а не говорили.
- Да нет! - досадливо махнула рукой Серафима. - Серьезный разговор у меня к тебе. Никто меня боле не поймет, ты ведь сызмальства меня знаешь, одна ты у меня подруга.
- Батюшки! - схватилась за грудь Мария. - Ты уж так говоришь, будто от своего Пашки на сторону свернуть хочешь. Так ведь года не те!
- Вот, читай сама! - произнесла Серафима и вытащила из кармана фартука аккуратно свернутые листы бумаги.
Марья Кузьминична после прочтения несколько минут думала и наконец высказалась:
- Ну, Сима, ну уж это чудо прямо!
- Я вот что, Маша, решила, - начала Серафима Ивановна. - Ты меня только правильно пойми. Не от жадности это я, а от здравого смысла. Примусь я искать сокровища. Сама посуди, ну ладно б коль в музей все попало, а то ведь растащат по заграницам, если найдут. У них и яхты, и дома-то в пять этажей, а наши дети все блага только по телевизору видеть должны, что ли?!
Марья Кузьминична помолчала с минуту, а потом заговорила:
- Ну, ежели по большому счету, по справедливости, то я с тобой согласна. А ты почему мне это все рассказала?
- Коль не сдюжу, - торжественно объявила Серафима, - то есть, вдруг что со мной случится, то знай, что к чему...
- Ну уж ты сразу за упокой! - отмахнулась Мария. - Конечно, такого свет отродясь не видывал, чтоб две старые пипетки пошли клады рыть, но уж я тебя не отправлю одну-то. А мужик твой что?
- В том-то и дело, что и слышать ничего не хочет! - обиженно поджала губы Серафима. - Хотя это он так обо мне заботится, боится. Но к нему подступаться больше не буду. Да и ты своему Михаилу не говори, он сразу Павлу передаст и не выйдет ничего. Я уж на Божью милость положусь. А ты, Маша, Христа ради никому ни слова!
- Да что уж я, по-твоему, балаболка какая-то? - укоризненно взглянула Мария на соседку. И подруги углубились в изучение карты и списка драгоценностей. В наследство Серафимы Поляевой входили: жемчужный гарнитур, диадема из топазов и бриллиантов, изумрудные серьги и браслет, бриллиантовые кольца и колье, рубиновый гарнитур, пепельница из золота с голубой эмалью, миниатюрный золотой поднос и подстаканники, а также чайные ложечки с сапфирами на ручках.
- А батюшки! - причитала Мария во время чтения. - А батюшки! Сима! Да это ж уму непостижимо! А красота-то какая, наверно!
- А чего это такое, гарнитур-то? - тихо спросила Серафима. - Мебель, что ли, из жемчуга?
- Да что ты! - отмахнулась Мария. - Поди-ка, серьги да еще чего-нибудь.
- А-а, - протянула Серафима. - А вот диадема - что такое?
- Ну, этого-то я не знаю. Найти бы да жизней не лишиться, а уж что к чему - разберемся.
Потом стали рассматривать карту.
- Маша, а откуда же у нас в деревне львы? - недоумевала Серафима.
- А я почем знаю? - ответила подруга.
Долго еще обсуждали предстоящее дело, решали, что в первую очередь предпринять. Опомнились, когда кукушка в часах прокуковала четыре раза. Тут Серафима Ивановна спо- хватилась и побежала готовить ужин. Теперь она старалась ничем не выдать своих планов супругу.
А после дойки, полива огорода и ужина на веранде Серафима Поляева и Мария Силантьева чинно уселись на лавочку возле дома Марии и приступили к обсуждению предстоящего великого дела.
- Ну, Марья, - зашептала Серафима, когда молодая соседка Валя Киреева с сынишкой прошли мимо, - когда пойдем?
- А чего долго ждать? Давай послезавтра в ночь и отправимся. А то, не ровен час, этот заграничный нагрянет, будет какое-нибудь строительство вести да и обнаружит твои сокровища.
- Ох, Маша, - вздохнула Серафима, - оно и боязно, и надо! А как представлю, что мы с тобой ночью раскопки ведем, дух захватывает! А ну как увидит кто да спросит, чего тут делаете, землеройки старые?
- Тьфу ты! - рассердилась Мария, которая всегда была побойчее подруги. - Все бы тебе перед всеми ответ держать. Вдруг спросят да чего скажут... Их ли дело?!
- Да ладно, не кипятись! - примиряюще зашептала Серафима. - Самой, что ли, не боязно?
- Эх, кабы-то в молодости об наследстве таком прознать! - вздохнула Серафима.
- Ну и чего? - протянула Мария. - Ну, вырыла бы ты сокровища в тридцатые-то годы, и куда бы ты с ними? В ГПУ иль в ЧК?
- И то верно, - согласилась Серафима.
- Давай-ка лучше к карте приступим, - оживилась Мария. - Как наши перед телевизорами устроятся, у тебя на терраске мы карту-то и изучим.
- Маш, а может, квартиранта твоего в помощь возьмем, а? - вдруг предложила Серафима. - Ну куда мы с тобой, две старые коряги, одни пойдем?!
- Нет, - отрезала Марья. - Парень он хороший, ничего не скажу, но в таком деле малознакомых людей быть не должно. Ты вон от мужа хоронишься, а чужому доверить хочешь.
Серафима вздохнула, но подругу послушалась.
А как из сада потянуло вечерней свежестью, старушки, оставив мужей перед телевизорами, заперлись на веранде Серафимы Ивановны.
Марья Кузьминична включила настольную лампу и разложила карту на столе. Обе вооружились очками и лупой.
- Ой, Маша, - зашептала Серафима, - непонятное всё тут.
- А тебе бы прямо так и написать: "иди туда" да "копай здесь" - и стрелочкой еще указать, - съехидничала Мария.
- Ну, вот что это за лев? - ткнула Серафима пальцем в карту.
- Погоди, - махнула рукой Мария. - Дойдем и до льва. А сейчас по порядку. Вот, значит, барский дом, вот Голубянка, мост, от моста 50 шагов прямо - и как раз лев. Вот до льва все понятно, а что за лев - ума не приложу!
- Может, у барина какой зверинец был, любимый лев взял да и помер? - осенило Серафиму. - Вот он и закопал сокровища на его могиле.
- Вряд ли, - возразила Мария. - А хотя... кто знает?.. Одно слово - барин. Поди с причудами был.
- Вроде бы и разобрались, - прошептала Серафима.
- Вроде бы, - тоже шепотом ответила Мария. - Давай, Сима, примемся. А там уж как Бог даст.
- Так когда же пойдем-то? - побледнев от волнения, спросила Серафима.
- Завтра Мишка с твоим Павлом в ночь на рыбалку идут, вот и мы с тобой на свою "рыбалку" двинемся. А за день все необходимое соберем.
На следующий день Серафима старалась не попадаться на глаза мужу, чтобы он не заметил ее волнения. Пока Павел Петрович копал червей, Серафима вынула из чуланчика лопатку с небольшим черенком, приготовила мешок, фонарик и сунула за пазуху карту.
За обедом она осторожно выспрашивала у мужа, куда именно они с Михал Иванычем идут на рыбалку, далеко ли это место от дома, строго наказывала не забыть взять мазь от комаров.
- А то загрызет вас там комарье, вы до зорьки-то и вернетесь, - объяснила она свой наказ.
- А ты раньше и не интересовалась рыбалкой, Сима, - улыбнулся Павел Петрович. - Чего тебя так любопытство взяло?
- Да... так... - бормотнула Серафима и отвернулась к буфету, потому как щеки ее зарозовели.
- Кхе, - хохотнул Павел Петрович. - Были б помоложе, так я бы, грешным делом, тебя заподозрил, что дружка какого поджидаешь, пока муж рыбку удит!
- Да ну тебя! - совсем зарделась Серафима.
Наконец настал вечер. Над столиком в саду затанцевала мошкара, и солнце скрылось за ветлами. Серафима подоила корову, собрала мужу еды на рыбалку, чувствуя, что с приближением заветного часа еле справляется с волнением. Изредка Серафима бросала взгляд через изгородь, где возилась в огороде Мария, и удивлялась умению подруги владеть собой.
В девять часов вечера Павел Петрович, взяв удочки, направился к соседу, а Серафима, дрожа от нервного возбуждения, уселась перед телевизором смотреть программу "Время"...
Без четверти двенадцать Серафима Ивановна услышала слабый стук в окно и сразу же увидела лицо Марии.
- Готова? - тихо спросила та. Серафима кивнула и направилась к двери...
Деревня спала, только кое-где светились окошки.
- Пойдем огородами, - прошептала Марья. - А то наткнемся на молодежь. Ночь вон какая теплая, парочки везде бродят.
Серафима ничего не говорила, только кивала.
- Да ты чего молчишь-то? - ткнула ее в бок Марья.
- Боюсь я, - наконец произнесла Серафима.
- Бояться потом будем, как найдем, - буркнула подруга.
Старушки вышли за околицу и зашагали по полевой дороге. Небо сплошь усыпано звездами, в траве пели сверчки, в воздухе стоял аромат трав, и Серафима понемногу начала успокаиваться, любуясь красотой летней ночи.
- Эх, досада, что ночь светлая! - сокрушалась Марья.
- А на что ж тебе темень-то? - спросила Серафима. - Я бы в темноте-то забоялась пуще.
- А вдруг кто купается или на рыбалке сидит, как наши, - пояснила подруга. - А тут мы с лопатами.
- Ну, скажем, что червей копаем, - рассмеялась Серафима.
- Ты чего-то осмелела, я гляжу! - съехидничала Марья.
- Так ночь-то какая! - вздохнула Серафима мечтательно. - Кабы годков сорок скинуть да с Пашкой бы в такую ночку по полевой дорожке вон в ту рощицу соловья послушать!
- А ба! - протянула Марья насмешливо. - Вон ей чего? А то, может, как чё найдем, так тебя в заграницы потянет? Подтяжки себе сделаешь, перманент?
- Каки еще подтяжки? - пробурчала Серафима. - Я штанов-то не ношу.
- Да при чем тут штаны? - прыснула Мария Кузьминична. - На лицо подтяжки-то. Натянут тебе щеки, как чулки, за уши застегнут, вот и скинешь сорок годков. Тогда не только с Пашкой по рощам лазить будешь!
- Да ну тебя, охальница! Не ты ли сама с Мишкой по молодости вечно с сеновалов сваливалась?
- Ладно, ладно, - сдалась Мария. - Вон мост уже, гаси фонарь. Остановись-ка, Сима. Поглядим, нет ли кого.
Старушки затихли в высокой траве, напряженно всматриваясь в темноту ночи и прислушиваясь.
- Чего тужимся-то? - укоризненно зашептала Серафима. - Коль и есть кто, так ни шиша не увидим, глаза уж не те. Сидим тут как правдашны.
- Тихо! - цыкнула Марья. - Не стрекочи, айда.
Старушки-подружки вышли из укрытия и осторожно подошли к мосту. От реки потянуло прохладой, запахло тиной, раздались всплески - лягушки плюхнулись в воду.
Подруги зашли под мост, и Мария включила фонарь.
- Так, Сима, держи карту, - зашептала она. - Вот, смотри теперь: под опорой моста на глубине пяти локтей и зарыто.
- А то ли место? - засомневалась Серафима.
- Смотри сама, - Мария ткнула пальцем в карту. - Вот мост, усадьба на том берегу, а все знаки на этом. Всё сходится. Давай, с Богом! А то пока прочешемся, рассвет настанет. Копать-то вон сколько.
Старушки перекрестились и взялись за лопаты...
Когда стали различимы лица друг друга, было выкопано совсем немного и никаких сокровищ не обнаружено.
- Тихо ты! - цыкнула подруга. - Домой давай скорее, светает уже. Небось, мужики-то наши до дому двинулись.
Наскоро покидали в мешок лопаты и скорым шагом, насколько позволяли силы после такой ночи, направились в деревню. Крались огородами, иногда и сгибаясь в три погибели, когда проходили мимо домов и дворов соседей.
А над землей вставал рассвет. Нежно-розовые облака пронизали искорки лучей пробуждающегося солнца. К берегу реки прибились густые клубы тумана. А солнечные лучи, выбившись наконец из облаков, насквозь прошили кроны деревьев и ласково согрели землю, покрытую травяным ковром.
- Сима! - окликнула понуро идущую сзади подругу Марья Кузьминична. - Айда скорее. Иначе не знаю, как будем мужикам все объяснять.
- А я не жалею, Маша, что такую работу проделали, - вдруг сказала Серафима. - Не зря. Хоть вспомнила, что ночи такие на свете есть, соловья послушала, звездами налюбовалась. А то как стемнеет, мы с тобой будто куры спим. Я теперь, пожалуй, гулять по вечерам стану.
Еще стадо не отправилось на луга, а искательницы клада уже были дома.
Выходя во двор к умывальнику, Серафима в сенях столкнулась с мужем.
- С добрым утром! - весело провозгласил тот, глядя на застывшую в дверях супругу.
- Ой, напугал! - нашлась Серафима. - Ну, как с уловом?
- А то как же! - подбоченился Павел Петрович. - Целое ведро на крыльце. Так что у нас сегодня, Сима, рыбный день. И Михаилу повезло.
Целый день Серафима ходила как вареная муха, натыкалась то на стулья, то на дверные косяки. Бессонная ночь да раскопки дали о себе знать. Наконец ее состояние заметил муж.
- Что-то ты, Сима, сама не своя сегодня, - сказал он за обедом.
- Спала плохо. Давление, наверно. А может, к дождю, - перебрала все причины Серафима Ивановна.
- Так полежи на терраске, - посоветовал Павел Петрович. - А вечером давай-ка вместе с Силантьевыми уху организуем.
После отдыха Серафима занялась подготовкой к совместному ужину. Саша, постоялец Марии, разжигал костер и устанавливал котелок для ухи. Мария и Серафима чистили рыбу прямо у дома. Вдруг с улицы донеслись крики, перемежаемые матом.
- Что это? - оторопел Саша.
- Да быки Макарыча по деревне гонят, - спокойно поведала Мария.
Вскоре в вечерних сумерках, разбрызгивая искорки, горел костер, а в котелке булькала наваристая уха. Мария нажарила целую сковородку рыбы, и ужин получился на славу. Плавно лилась беседа, а наливочка к ухе сделала ее совсем доверительной. Старики расспрашивали квартиранта о столичной жизни, вспоминали свою молодость, советовали парню жениться на деревенской.
- Да я уж и так присматриваюсь, - хохотнул тот. - Вот Светлана Сурайкина чем не невеста!
- Так Светка только школу кончила! - встряла Мария.
- Так и мне не шестьдесят, - улыбнулся Саша.
А когда мужчины оккупировали крыльцо, дымя кто сигаретами, кто папиросами, подруги уселись в саду под рябиной.
- Что же это мы с тобой так промазали, а? - задумчиво проговорила Мария. - Ведь на карте все указано верно.
- А может, кто раньше нас вырыл? - предположила Серафима. - Кто мост ставил?
- Все одно бы прошли слухи. Такого не утаишь. А хотя... кто знает.
- Ладно, чего уж, - вздохнула Серафима. - Хорошо хоть не прознал никто, а то бы вся деревня на смех подняла.
* * *
На следующий день Мария зашла к Серафиме, и подруги отправились в сельский магазин.
Подойдя к дверям, Серафима и Мария стали свидетельницами такого разговора. Клавдия Пурякова, собрав всех вокруг себя, почти кричала:
- Захожу я, значит, в дом-то, а батюшки! Всё у меня из шкафов выкинуто, вся посуда с полок на полу. Я в село, в милицию. Мильцанер приехал, осмотрел, а дело не завел. Говорит, если не найду, кто это сделал, так будет этот... как его... какой-то "висяк".
- Во, во! - подхватила продавщица Надежда. - Висяков они боятся! А если б убили? На то они и поставлены, чтобы находить воров да убийцев, а не висяки развешивать! А то трех алкашей под замок запрут и галочки ставят!
Долго еще деревенские дамы высказывали свои претензии к милиции, пока разговор случайно не коснулся статьи в газете.
- Ну, бабы! - заявила со смехом Настасья Климова. - Теперь жди со всех концов гостей. И с газеты приедут, и с телевидения. Айдате-ка все в парикмахерскую марафет наводить.
- Лучше пойдемте клады искать, - предложила Нюра Силина, давнишняя неприятельница Серафимы. - Раньше ведь искали? Искали! Вон, бульдозерист-то вырыл. Авось и нам обломится что-нибудь!
Серафима Ивановна, слушая эту трескотню, похолодела. А Мария незаметно для других ткнула ее в бок.
- Когда это искали? Что-то не упомню, - недоверчиво протянула продавщица.
- Тебя тогда и в зародышах-то не было! - хохотнула Нюра.
- А ты была? - прищурилась Надежда.
- А мне еще мать про то рассказывала, - объяснила Нюра. - Все в районе старого моста больше рыли.
Серафима и Мария перестали дышать.
- Так и сейчас можно покопать! - рассмеялась Клавдия Пурякова.
- Э, нет, - покачала головой Нюра. - Сейчас, где старый мост был, никто и не знает!
- Какой старый? - протянула Клавдия. - Отродясь только один мост у нас!
- Щас! - вскрикнула Нюра. - Этот - новый. Прежде он деревянным был, потом его переделали. А был еще один, самый первый! Так он вообще при барине строился. Про него разве что Семен Авдеич знает. Вроде, его дед мост тот строил.
Наконец грузчики занесли на склад весь привезенный товар, и продавщица начала торговлю. Это и отвлекло женщин от такого важного для Серафимы и Марии разговора.
Домой подруги почти что бежали, несмотря на груз покупок.
- Вот тебе и мост! А мы где рыли? Дуры старые! А Нюрка-то, Нюрка! И откуда она, гадюка недоенная, все знает? - шипела по дороге Мария.
- Ой, Маша, - волновалась Серафима. - Ой, кабы не принялись они все за это дело!
- Вряд ли. Почесали языки, да и будет с них, - успокоила ее Мария. - Ну, а нам все же надо пошустрей быть. Айда-ка вечером к Авдеичу.
- Ага! Сразу прознают. Только у магазина поговорили - и, пожалуйте, прибежали Авдеича допрашивать. Тем более, неподалеку от него Любка Пыжина живет. Тотчас Нюрке передаст, что мы к Авдеичу приходили.
- Погоди, - Мария остановилась у своей калитки. - Я Мишку пошлю договориться с Авдеичем, чтобы медку продал. А между делом он ввернет, что будто поспорили мы с тобой о мосте. Пусть, дескать, рассудит.
И уже вечером, после дойки, спрятавшись за стогом сена у раскидистой ветлы, кладоискательницы разрабатывали новый план.
- Ходил Мишка-то! - блестя глазами, шептала Мария Кузьминична. - И мед к осени будет, и сведения есть.
- Ну? - почти простонала Серафима.
- Старый мост от нового ровно в двадцати метрах. Там еще дуб растет, которым ты все любуешься. Авдеич это место до сих пор помнит, потому что его отец еще мальчонкой там рыбачил и все боялся, что при строительстве моста дуб повредят. Ну, а дед-то Авдеичев в том строительстве не последний человек был, и чтоб сына не обидеть, от дуба-то на небольшое расстояние отступил. А Авдеич почему помнит, потому что отец ему все показывал. Вот так-то!
- Ну, и когда отправимся снова, Маша? - проговорила Серафима.
- Ждать некогда, - ответила та. - Надо б уж завтра, что ли.
- Так мужики же дома! - напомнила Серафима.
- Ну что ж с того, - развела руками Мария. - Все равно, коль найдем чего, они узнают. Как заснут, мы и отправимся.
* * *
В эту ночь Серафима Ивановна уже не так волновалась, как в первую. После ужина она быстро собрала все необходимое и стала ждать, когда же уснет муж. По телевизору сегодня ничего особливо интересного не значилось, и Павел Петрович на самом деле отправился на отдых сразу после программы "Время".
Снова дождались полуночи, и так же тихо Мария Кузьминична постучала в окно подруги. Серафима неслышно приоткрыла дверь в спальню и прислушалась к дыханию мужа. Павел Петрович мирно спал.
Серафима и Марья вышли через садовую калитку и огородами направились за околицу.
Снова идут подруги по полевой дороге, устланной теплой и мягкой пылью. Небо усыпано звездной россыпью, вдали, в речных зарослях, запел соловей, а почти под ногами стрекотали сверчки, пронизывая воздух своими трелями.
- Ой, Маша, - вполголоса проговорила Серафима, - если и в этот раз ничего, я уж и не знаю, что со мной будет.
- Не гундось под руку! - прошептала Марья. - Чувствую, нам сегодня повезет! Откель вот только Нюрка знает столько об нашем деле? Не дай Бог, сама клад искать зачнет.
Подошли к мосту. Спрятавшись в кустах, переждали какое-то время - нет ли кого у реки, потом принялись отсчитывать нужное расстояние.
- Ну, Сима, с Богом! - перекрестилась Мария Кузьминична. - Давай-ка за лопаты. Время дорого!
После парочки причитаний Серафимы Ивановны работа закипела. Копалось не так уж трудно, но пока никаких признаков сокровища не было.
Яма углублялась, и подруги заволновались.
- Да неужто... - начала Мария и вдруг осеклась. - Сима! - прошептала она дрожащим голосом. - Свети сюда!
Серафима сунула фонарь в яму, и подруги разглядели беловатую глыбу, присыпанную землей. Старушки быстрее заработали лопатами, и вскоре луч фонаря высветил гипсовые завитушки и наконец... морду льва!
- Мамыньки! Лев! - всплеснула руками Серафима. Лопата выпала из ее рук и пришлась прямо льву по затылку. Он треснул, и на лица старушек брызнул свет... мириад звезд...
- Да я-то Сима! - буркнула всегда робкая подруга, не- ожиданно взявшая себя в руки. - Давай это все в мешок и будем копать дальше. Это еще не все.
Слова ее подтвердились спустя несколько минут. Во всех четырех лапах льва находились спрятанные драгоценности. Туловище тоже не было пустым. Наскоро запихав сокровища в мешок, старушки погасили фонарь, взяли лопаты и направились в деревню.
- Эх, льва жалко! - сокрушается Серафима. - Кабы можно было б его сохранить, в саду бы поставила.
- Во, во! - пробурчала на ходу Мария. - Предсказывала я, что барские замашки-то у тебя в организьме бродют, так и вышло. А то еще склероз шарахнет, так и по-французскому забормочешь!
- Ну тебя, Маша! - незлобно отмахнулась Серафима. - Ты вот скажи лучше, куда мы все это денем?
- А к тебе в подпол. Прямо в мешке. Ты закопай пока, а потом, спустя какое-то время, мужу расскажешь. Поворчит да и обвыкнет. Теперь уж никуда не денется!
- А ты уж, Маша, - совсем тихо произнесла Серафима, - что глянется, то и возьми.
- Да это ты чего, а? - остановилась на полном ходу Мария. - Из ума выжила?
- Как это выжила? - тоже остановилась Серафима, подбоченившись. - Что же это, я тебя не одарю ничем, что ли?
- Одаришь, говоришь? А я-то, грешным делом, подумала, что это ты боишься, чтоб не проболталась я, подкупить хочешь.
- Эх, ты! - укорила Серафима. - Ну что у тебя за мысли, как такое в голову пришло!