Страхов Анатолий Александрович : другие произведения.

Психичка

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    Что же в действительности произошло в романе Джулиана Барнса "Предчувствие конца".
  
Психичка
  
Контрроман
  
  Любе Страховой
  
  There was always at least one of them, playing the puzzled yet reasonable amateur; unfooled by received opinion, he - or she - knew that historians were full of bluff, and that complicated matters were best understood using zestful intuition untainted by any actual knowledge or research.
  Julian Barnes
  "A History of the World in 10½ Chapters"
  
  And that, in her view, fruitcakes ought to be shut up in tins with the Queen's head on them.
  Julian Barnes
  "The Sense of an Ending"
  
  
  
Часть первая
  
Вокруг да около
  
  Как там выразилась Психичка? "Кровавые деньги"? Ну-ну, с неё станется.
  Меня такие всегда раздражали. Бесили. Любят людей виноватить. Примут обиженный вид, ничего не объясняют и только бросают презрительно: "Сам подумай". Вот иной и думает, до такого додумается... А на деле оказывается какой-нибудь пустяк. Да потом ещё и удивляются: "Ну как на такое можно обижаться?" А спрашивать надо: "Ну почему я, дурень, клюнул на такое?" Кстати, чаще дурень, а не дура, потому что, по моим наблюдениям, мужчины к такому трюку прибегают редко. Мужчины вообще прямолинейны. Живут в прямолинейном пространстве, а женщины - в искривлённом, причём искривляют его сами, под себя (хотя в научные дебри лучше не лезть). Лабиринт с минотавром (вернее, с минотаврочкой, которая годами превращается в минотавриху).
  Я никогда не прибегала к таким уловкам с Тони. Зачем?..
  И ещё: каждый мужчина уверен, что он сам себе Ариадна, что у него в каждом кармане по клубку. Но редко кто привязывает ниточку у входа: забывают из-за самонадеянности. Потом их этими же нитками прочно связывают, а последний клубок превращают в кляп.
  
  Пятьсот фунтов, которые мамаша Психички оставила Тони, иначе как подарком судьбы не назовешь. Маленький подарочек, глупо отказываться.
  А про реакцию Психички и говорить смешно. "Кровавые деньги"! Чья там кровь? Адриана? Тони связался с Психичкой, написал то злосчастное письмо, но разве из-за этого Адриан перерезал себе вены сорок лет назад? Психичка хочет во всём обвинить Тони, как же! Способна ли она признать свою вину?
  
  А Тони всё-таки решил (или решился?) поехать на Нормандские острова, как я и предлагала. И правильно: лучше потратить фордовское наследство, чем положить его в банк. Большие проценты всё равно с них не получишь, да и зачем они, эти проценты? Мы всю жизнь копим, копим, копим. Когда же мы будем тратить, хоть немного тратить на своё удовольствие? Последнее время Тони подвизался волонтёром в больничной библиотеке. Вот и попался ему один больной книгочей, а тому книгочею попался рассказ какого-то писателя про миллионера, который всю жизнь только и делал, что зарабатывал деньги. Нажил капиталец, поехал путешествовать - и умер. Не смог насладился плодами трудов своих. А мы - насладимся, так что я довольна. И Тони молодец: потратил наследство с умом, хоть и с моей подсказки.
  
  Спрашиваю у Тони фамилию автора того рассказа. Отвечает:
  - Вроде бы, Чехов...
  - А название рассказа?
  - Не помню точно, что-то типа "Миллионер из Сан-Диего"...
  - Может, не из Сан-Диего, а из Нью-Йорка?
  - Нет, точно не из Нью-Йорка.
  - Почему?
  - Название города было испанское, хотя город находится в США.
  - Лос-Анжелес?
  - Нет, начиналось с Сан-.
  - Сан-Франциско?
  - Ну да, скорее всего Сан-Франциско.
  - Значит, "Миллионер из Сан-Франциско"?
  - Значит, "Миллионер из Сан-Франциско".
  Интересно устроена человеческая память. Мы что-то помним, мы уверены, что всё было именно так, но вдруг какая-то незначительная деталь порождает цепную реакцию, и мы вспоминаем, что прошлое было совсем другим. Одно дело - помнить, другое - вспоминать.
  Пожалуй, стоит разыскать этот рассказ Чехова.
  
  Тони выбрал Джерси. Я не стала спорить, хоть и была возможность повредничать, заявив: "Гернси". Уверена, что Психичка так бы и поступила, а выбери Тони Гернси - захотела бы на Джерси. Но я - не она. Я скромно довольствуюсь тем, что есть, пусть он почувствует себя лидером. К тому же едем-то мы всё-таки на его деньги.
  
  Оказывается, не Чехов, а Бунин. И не миллионер, а господин. Спасибо тебе, Google.
  Современность всё чаще вызывает во мне странное чувство. Цифровые носители, карты памяти, диски приводят к тому, что наше время будет как-то очень подробно запомнено. Запечатлено настолько детально, что... возникают головокружение и тошнота, как будто долго катаешься на быстрой карусели. И само запоминание - насильно, нас заставляют помнить. Мне это непривычно, возможно, потому что я жила во времена, когда забывать что-то было сравнительно легко. А теперь мы словно лишены такой привилегии. Или сами себя лишаем.
  Говорят, в момент смерти человек видит всю свою жизнь. Значит, в мозге происходит процесс, включающий всю память сразу. Мы стремимся к подобному: современной молодежи уже доступно за час просмотреть свою жизнь в фото- и видеоформате. Что же будет дальше? Возможно не только управлять воспоминаниями, но и концентрировать их. И впору подумать о передозировке воспоминаний.
  
  Мысли всё время ходят вокруг да около. Отдых на Нормандских островах. Отель, коктейль, багатель. Неужели мы будем бесцельно проводить время, как ящерицы на горячих камнях? Гулять, загорать, просиживать час за часом в барах и кафе, бесцельно и бессмысленно. Тони, возможно, счёл бы это вполне приемлемым.
  Но - довольно. Пора уже извлечь из подсознания то, что там давно вызревает. Мне хочется разобраться с Психичкой, прямо-таки не терпится (что для Тони, я уверена, будет полной неожиданностью). Нет, я не собираясь причинять ей моральный или - что вовсе немыслимо - физический вред, она и сама себе здорово навредила. Она даже и не узнает о том, что я с ней расправилась. Если только Тони ей потом не расскажет... И ни к чему ей знать об этом. А я буду довольна, если Тони посмотрит на некоторые события иначе, хотя бы попытается...
  
  Паром. Тони выбрал паром. Хотя я воспользовалась бы самолётом. Но Тони видит в самолётах что-то фастфудовское: они не позволяют в полной мере насладиться путешествием, вкусить его. Да и мне самой с некоторых пор нравится растягивать удовольствия во времени (вынуждена признаться, что время при этом тоже растягивается). Длительность позволяет ощутить то, чего мы не замечаем, проглатывая наслаждение наспех. Кстати, именно от спешки потом и наступает несварение (читай: пресыщение).
  Поэтому я поддерживаю выбор Тони: паром.
  
  Я пересекала Английский канал несколько раз и никогда не предпочитала морской путь воздушному или подземному. Я, как и все, боялась отстать от времени, боялась, что не смогу его нагнать. Сейчас же я удивляюсь тому, что раньше мне не пришла в голову простая мысль: не нужно повторять траекторию времени, можно срезать дистанцию и оказаться впереди. Звучит самонадеянно, правда? Но когда у тебя есть довольно большой багаж воспоминаний, то появляется соблазн предаться иллюзии вроде моей: мы обманем время, сократим, нагоним, опередим. Но время лишь ждёт где-то в стороне, пока нам кажется, будто мы подчинили его себе или полностью от него освободились. Ждёт где-то в стороне, чтобы незаметно подхватить нас, как выброшенную на берег щепку смывает очередная волна. Ну вот, договорилась до того, что я - щепка.
  Я пересекала Английский канал несколько раз, но на пароме поплыву впервые. Надеюсь, море будет спокойным, и я смогу провести несколько приятных часов на палубе.
  Тони острит: "Наше путешествие нельзя назвать свадебным, но пусть оно не будет и похоронным". Похоронное путешествие - надо же до такого додуматься! Впрочем, есть в его шутке и доля бестактности, только он этого не замечает. Ну да ладно.
  
  Стоит ли описывать плавание, если оно не имеет никакой символической связи с... С чем, собственно?
  Само плавание уже часть действия, даже если во время него не происходит ничего. Можно выразиться и так: внешне спокойное, бездонное, как наша память, море может внезапно опрокинуть корабль или разбить его о скалы, а люди потонут в пучине собственного прошлого. Претенциозно? Да. И плавание - не приливная волна в Минстеруорте, которую как-то наблюдал Тони (сперва утверждал, что один, но потом вспомнил - вспомнил! - немаловажную деталь: с ним была Психичка). О, сей образ можно смаковать бесконечно: время вздыбилось и пошло назад, против течения, поднимая всё со дна памяти и обливая легкомысленных зевак. Не шутите с прошлым, иначе оно само сыграет с вами злую шутку. Держитесь подальше от тех мест, от которых стоит держаться подальше. Банально? Да вас просто ни разу не накрывала приливная волна.
  Пусть море будет спокойным, пока мы плывём. Я не хочу заглядывать за борт, даже будучи уверенной, что не увижу ничего опасного.
  
  Мы на Джерси. И первое, что я ощутила, ступив на землю, было чувство утраты. Да, мы уже утратили небольшую часть нашего путешествия, она закончилась. Очень странно осознавать подобное в самом начале пути, ведь впереди ещё так много времени. Видимо, что-то происходит во мне, если начинаю замечать столь незначительное, сожалею об его утрате. Вот что владело Тони, двигало его помыслами, когда он, спустя сорок лет, случайно возобновил отношения с Психичкой. Утрата! Горечь прошлого, невыносимая горечь прошлого. Забытые воспоминания, которые неожиданно возникают в нашей памяти напоминаниями. Счастливы те, кому дано избежать...
  Джерси. Отель. Номер с видом на море (спасибо, Тони, что не поскупился). Пейзаж - одно из самых дорогих наслаждений. Вид с балкона... Если в раю не предусмотрено нечто подобное, то и не стоит туда отправляться.
  Мне настолько чудесно, что совершенно не хочется думать о Психичке. Пусть и дальше мучается от своих неврозов, не стану мешать!..
  Но понимаю, что к вечеру эйфория схлынет, захочется ещё какого-нибудь разнообразия. Знаю, чего захочется. Психичка под критическим соусом - как раз то, что необходимо во время нашего отдыха. Представляю, как взбесится Тони...
  
  И я оказалась права: Тони даже подпрыгнул (в его-то годы).
  - Мэгги! Почему ты вообще вспомнила о ней?!
  - Выглядит странным, да?
  - Обсуждать Веронику? Здесь? Ты уговорила меня потратить деньги Сары Форд на поездку...
  - Уговорила?..
  - Идея отдохнуть на Нормандских островах - твоя.
  - Ты бы предпочёл Багамы? О, тогда не следовало вырывать инициативу из твоих рук!
  - Перестань, Мэгги.
  - И не подумаю. Раз уж мы здесь, то почему бы не заняться твоей Психичкой всерьёз. Получить пятьсот фунтов от её мамаши, махнуть на курорт и разобрать твою подругу по косточкам - разве не замечательно, Тони?
  - Не замечательно - цинично.
  - Женщины циничней мужчин, просто умело это скрывают. Но вернёмся к твоей...
  - Веронике.
  - Психичке. Называй её Вероникой, а я буду - Психичкой. Разница не так уже важна, ведь мы друг друга понимаем.
  - Зачем тебе это, Мэгги?
  - Ну, а чем ты хочешь заниматься здесь? Рассказать о своей новой интрижке, которая случилась прямо накануне отъезда?
  - У меня с Вероникой ничего не было.
  - Не обязательно с ней. Может, с другой...
  - У меня не было никаких интрижек прямо накануне отъезда.
  - Тогда и рассказывать не о чем.
  
  Через полчаса, когда Тони поостыл, но был ещё тёпленький, я продолжила:
  - Знаешь, ради чего я это делаю?
  - ?..
  - Ради твоего блага. Ради тебя, Тони.
  - Восхитительно! Поездка начинает казаться мне западнёй.
  - Ошибаешься. У тебя в голове, в сознании, в подсознании, в душе... в общем, где-то в тебе сидит заноза, очень-очень болезненная, она беспокоит тебя.
  - Ничуть не беспокоит.
  - Значит, ты уже к ней привык.
  - И тебе не терпится...
  - Не терпится.
  - Мэгги!
  - Тони.
  - Но это всё-таки моя заноза! Почему нельзя оставить её во мне? Может, мне это доставляет удовольствие?..
  - Заноза доставляет удовольствие? Ты неподражаем, Тони. Только что ты сказал, что она тебя не беспокоит.
  - Не вижу никакого противоречия. То, что доставляет мне удовольствие, не вызывает у меня раздражения, значит, не беспокоит. Не убеждай меня в противоположном.
  - Я и не убеждаю.
  - Ты внушаешь.
  - Это не одно и то же?
  - Это не одно и то же. Спросишь, в чём разница?
  - Доставлю тебе такое удовольствие.
  - Разница в том, насколько глубоко ты хочешь проникнуть в моё сознание.
  - В сознание или под кожу? Ты же знаешь, как я готовлю жареную курицу: отделяю кожу на грудке и бёдрах и заталкиваю туда зелень, специи...
  - !
  - Но ведь получается вкусно!
  - Сегодня ты решила приготовить старого петуха?
  - Не утрируй - и я не стану конкретизировать. Займёмся лучше...
  - !
  - ... ужином, Тони. Закажи нам "цыплёнка в полутрауре".
  - !
  
  Реакция Тони меня не удивила: я ожидала чего-то подобного. Мужчины так трепетно относятся к своим болячкам и занозам, что не позволяют женщинам обрабатывать их. Уж лучше боль и нагноение, чем ватный тампон или пинцет в ласковых руках, которые всё сделают настолько нежно и умело, что ничего и почувствуешь. Фобия, комплексы - и ничего более!
  А ведь в глубине души (или в подсознании, смотря через какой оптический прибор наблюдать) сами мужчины этого ой как хотят... Секс с медсестрой - устойчивый маскулинный эротический штамп. Пусть не отнекиваются.
  
  Настоящая дуэль! Великолепно! Незабываемый вечер!
  Вилкой и ножом Тони вымещал на цыплёнке всё, что кипело в его душе. Мне даже стало жаль бедняжку (хотя я так и не решила, кто же из них бедняжка и кого мне всё-таки жаль). Но дуэль-то была не с цыплёнком, а со мной.
  Тони затаился. Настороженно ожидая внезапного разящего выпада, он следил за моими словами, взвешивал их, просматривал каждое на свет. Сам же атаковал только тушку на тарелке.
  Наконец я спросила открыто:
  - Ну?
  - ...
  Что ж, я могу потерпеть и до завтра. Он ведь всё равно не вытерпит и затронет больную тему за завтраком.
  
  Как-нибудь попробую приготовить "цыплёнка в полутрауре". Трюфели вместо зелени и специй. Но рецепт следует уточнить.
  Интересно, приснится ли Тони Психичка? Очень надеюсь, что сон будет целительным, а не изнурительным. В последнем случае сама же и окажусь виноватой.
  
  Итак, сон сделал своё дело (вчера вечером я ни секунды не сомневалась в его целительной силе). Наутро Тони сам продолжил вчерашнюю беседу, продолжил в нужной мне тональности. "Послушай", "Мэгги", "вчера", "эта тема", "ты сама знаешь"... Ну что ты запинаешься, Тони! Мямлишь и запинаешься. Скажи прямо: "Мэгги, я готов, продолжим экзекуцию. Доставай свои тампоны, пинцеты и что там у тебя ещё припасено в дамской сумочке. И валяй, без наркоза, я же мужчина!"
  Ох, Тони, Тони... Какой ты милый и предсказуемый.
  А закат вчера был очень красивый, и я вдруг почувствовала себя героиней фильма, которая... которая... Но это тоже вполне предсказуемо.
  
  Зато наше прошлое порой оказывается непредсказуемым для нас самих. И не стоит этому удивляться. Та версия прошлого, которую мы считаем своим прошлым, не более чем версия, а любая версия - карточный домик. Избегай прошлого, если не хочешь, чтобы оно тебя опрокинуло или задавило.
  
  Вкратце.
  Три юноши (Тони, Колин и Алекс) учатся в элитной школе. В классе появляется новичок (Адриан Финн), любитель поумничать. Он становится четвёртым в компании. (Кстати, Колина и Алекса вообще вычеркнула бы из этой истории как величины, которыми вполне можно пренебречь.)
  После окончания школы у Тони появляется подруга по имени Вероника Мэри Элизабет Форд (проще - Психичка). Девушка с причудами, таинственная. С мозгами Тони она проделывает следующее: пудрит, промывает, канифолит. Совершает это в произвольной последовательности, иногда даже совмещая. Так как мужчинам не дано уловить еле видимые различия между этими действиями, они обозначают их словом "динамить": Психичка динамит Тони, который знакомит её со своими друзьями (причём Колином и Алексом снова можно пренебречь). Психичке импонирует Адриан. Проходит время, Тони расстаётся с ней, а потом Адриан письменно испрашивает разрешение Тони для того, чтобы встречаться с Психичкой. Да, испрашивает, по-другому и не скажешь. Тони даёт своё согласие. А после пишет им оскорбительное письмо, желает парочке всяких мерзостей, выражая надежду (хоть сразу же и отнекиваясь), что Провидение покарает их ребёнка за наиподлейшее предательство (я, честно говоря, так и не уловила, в чём же заключалось предательство, но Тони тогда всё виделось именно так). Через некоторое время Адриан совершает самоубийство.
  Продолжение истории - через сорок лет. От матери Психички, Сары Форд, которую Тони видел лишь однажды в юности (Психичка возила его к своим на смотрины), он получает наследство: пятьсот фунтов и дневник Адриана. Вернее, получает только пятьсот фунтов, потому что дневник Адриана находится у Психички, которая не спешит или вообще не хочет с ним расставаться. И у Тони возникает умопомрачительное желание завладеть дневником.
  Немногим женщинам удаётся с годами сохранить не только свою привлекательность, но и умение пудрить, промывать и канифолить мозги. Большинство же теряют эти бесценные навыки, поэтому всё, на что они способны по части мужских мозгов, - нещадно конопатить оные.
  Нетрудно догадаться, что Психичка относится к большинству, а не к меньшинству. А так как Тони с годами не сильно-то поумнел в этой области, то Психичка, как и в молодости, снова опережает его на несколько ходов. Тони смиренно сносит все издевательства, включая чтение копии своего бранного письма, которое хранили все эти годы.
  Развязка наступает неожиданно: Психичка решает добить Тони и показывает ему слабоумного, который оказывается сыном Адриана. Проклятие материализовалось? Тони думает именно так. Он сожалеет, мучается, кается (что делал бы на его месте всякий и, возможно, всякая).
  Финал? Как бы не так. Случайно - и не от Психички - Тони всё-таки узнаёт, что мать слабоумного - Сара Форд. И вот тут действительно наступает финал. Для Тони, но не для меня. Я хочу, чтобы занавес подняли ещё раз.
  
  Выявить главных действующих лиц несложно: Адриан, Психичка и её мамаша. Тони? Нет, всё-таки он, как ни странно, персонаж второстепенный (о, как бы он возмутился). А расчудесной троицей следует заняться. Но чуть позже: сейчас мы отправляемся ужинать.
  
  Я была уверена, я была абсолютно уверена, что Тони заговорит о Психичке за завтраком. Я просчиталась: он заговорил об этом позже, во время прогулки. Начал разговор не в лоб, а издалека, как будто продвигался наощупь. Я медлила. Наконец он сказал твёрдо:
  - Мэгги, я не понимаю, что нужно конкретно тебе. И почему ты считаешь, будто непременно поможешь мне?
  - Тогда зачем ты сам в это ввязался?
  - Это касается меня.
  - Выдумки. Ты не имеешь никакого отношения ни к роману Вероники и Адриана, ни к сыну Адриана.
  - Вероники? Ты назвала её Вероникой?
  Я опешила. Как такое могло произойти?! Следи за собой, Маргарет, следи за собой.
  - Один-ноль в твою пользу, Тони.
  - Неважно. Ответь лучше, почему ты считаешь, что непременно следует в это...
  - ...встрять?
  - ...влез... ввязаться... Ввязаться. Только не говори, что из-за меня.
  - И поэтому тоже.
  - А ещё почему?
  - Ты никогда не задумывался, почему люди так любят читать мемуары, особенно известных личностей? И это притом, что историки описали бы то же самое правдивей, а романисты - красочней. Людям нравится проживать чужие жизни, особенно когда собственные уже не могут дать им удовлетворения.
  - Твоя жизнь перестала удовлетворять тебя, Маргарет?
  - Видимо, да, хоть я и не признаюсь себе в этом, - сказала я без тени лукавства на лице. Без тени лукавства, таившегося у меня в душе.
  - Зато призналась мне.
  - Получается, что так. Забавно. Но ведь и тебе хочется пережить тот отрезок своей жизни снова. Только ты стремишься туда без меня, вот в чём дело.
  - И каким представляется тебе твоё присутствие в моём... проживании прошлого заново?
  - Пока не знаю. Многое зависит и от тебя. У памяти есть коварное свойство, которое мало кто осознаёт. Она воспроизводит не столько прошлое, сколько наше восприятие прошлого, при этом лишает нас возможности воспринять прошлое по-иному. Произошло событие, ты его как-то воспринял. Что ты запомнил: событие или твоё восприятие события? Думаю, что второе. И когда ты вспоминаешь событие, тебе сложно его переосмыслить, перевоспринять. Мы же редко анализируем воспоминания, ещё реже перестраиваем их. Когда в твоей жизни происходило всё то, что наконец произошло, что-то было от тебя скрыто, чего-то ты не заметил или не понял. Способен ли ты докопаться до упущенных подробностей сейчас? Вряд ли. А мы будет интересно то, на что ты не обратил внимания. И не обращаешь до сих пор.
  - Умно, ничего не скажешь.
  - Я буду твоей марсианкой, Тони.
  - Кем?
  - Некоторые психологи так называют роль человека, который спрашивает об очевидном. Представь, что на Землю прилетел марсианин. Наш мир будет непонятным для него, он станет спрашивать про очевидное, про то, о чём мы сами давно не задумываемся. Задавая такие "марсианские" вопросы, можно по-новому взглянуть на вещи, по-новому понять их. Вернее, правильно понять.
  - И что же в моей истории ты хочешь понять по-новому?
  - Многое. И не я, а ты будешь понимать это.
  - Например?..
  - Ну, допустим твоё посещение Фордов. Утром Вероника сказала своим, что ты любишь поваляться в постели, что было неправдой. Зачем она так поступила? Зачем она соврала?
  - Н-не знаю...
  - Вот тебе марсианский вопрос, на который ты не можешь ответить.
  - А у тебя есть ответ? Мне очень любопытно.
  - Последние слова я расцениваю как пропуск в твоё прошлое. Ты только что выдал мне его.
  - Скрепим договор поцелуем?
  - Да у тебя снова кровь заиграла в жилах при мысли... О ком же ты думаешь, Тони? Я теряюсь в догадках.
  - Отгадай с двух попыток.
  - Боюсь, не смогу. Но пропуск я получила и назад не верну.
  - Пусть так, но объясни поступок Вероники. Пожалуйста, объясни.
  - Вместе объясним его, Тони. Ты как-то рассказывал мне, что один немецкий писатель раздул коротенькую библейскую притчу до многотомного романа. Кстати, как он называется?
  - "Иосиф и его братья" Манна, да?
  - Возможно. А который из Маннов его написал? Их ведь было несколько.
  - Томас.
  - Да?
  - Сомневаешься? Я знаю: Томас Манн.
  И это после чеховского миллионера! Ай да Тони!
  - И написано очень... правдоподобно. По крайне мере, для нашего времени то, как он описал - скажу высокопарно - седую древность, выглядит вполне реалистично.
  - Но откуда он взял подробности на несколько томов? Досочинил?
  - Да. И додумал.
  - Вот! Додумал. А почему бы так же реалистично не додумать твою седую древность? Принимай назад свою высокопарность.
  - ?
  - ...
  
  В сущности, я проделала то же, что и Психичка, когда Тони снова возник на её горизонте, желая получить своё наследство. Всё, что у него было, - её электронный адрес (целая детективно-бюрократическая история: Тони запросил у нотариуса контактные данные Братца Джека и получил, через нотариуса и с согласия Братца Джека, электронный адрес, после чего уже Братец Джек, без согласия Психички, сообщил её электронный адрес Тони, вся процедура заняла почти месяц). Психичка вполне могла проигнорировать его письмо, добавить адрес Тони в чёрный список, даже завести себе другой ящик. Она же ответила, но так, что у Тони возникло ощущение: ему сделали одолжение. О! "Кровавые деньги?" - хорош ответ. Я бы после этого прекратила дискуссию. Да нет, я бы её просто не начинала. А Тони? А Тони - продолжил. Стал заваливать её сообщениями, веря, что чего-то добивается, продвигается вперёд, шаг за шагом расчищая себе сложный путь. Но путь-то был давно расчищен самой Психичкой, которая только наблюдала за Тони и решала, как быстро ему двигаться. А он ничего не понимал.
  Но разве получится ему объяснить, что он был всего лишь марионеткой! Впрочем, сегодня всё повторилось: отныне он будет думать, что инициативу всё-таки проявил он. Пусть думает, меня вполне устраивает моя выигрышная позиция.
  
  Тони оказался хитрей, чем я предполагала. Он уступает ведущую роль мне, а сам становится зрителем (вернее, слушателем). Он готов выслушать и обсудить всё, что я намерена ему сказать о Психичке. Чтобы отвадить его от такого приёма, пришлось завести разговор об их половой жизни (точнее было бы назвать их отношения половой безжизненностью).
  - Вспоминай: вы встречаетесь на первом курсе, ты приезжаешь в дом её родителей на выходные, у вас вообще близкие отношения, но подлинной близости между вами нет. На втором курсе вы кое-как добираетесь до петтинга.
  - Никогда бы не назвал это петтингом.
  - Не отвлекайся. А потом ты с ней порвал.
  - Или начал осуществлять.
  - Или начал осуществлять. А потом она затащила тебе в постель. И сама надела тебе презерватив. И ведь умело надела, Тони.
  - !
  - Почему?
  - Что именно?
  - Да всё! Она ловко натягивает презерватив. Откуда такая сноровка? Долго тренировалась на огурцах?
  - Маргарет!
  - Ну ответь, Тони. Выскажи своё мнение.
  - Не знаю. Вероятно...
  - Вероятно?..
  - Не на огурцах.
  - Отлично. Поздравляю с мужественным логическим выводом. Кстати, а ты разве не смог определить, девственница ли она? Ну, вспомни свои ощущения...
  - Честно говоря... прозвучит глупо... Я не обратил внимания.
  - Ладно, подумай вот о чём: ты никак не можешь приодеться перед актом, но почему Пси... Вероника помогает тебе, а не высмеивает? Ведь она любит демонстрировать своё превосходство над тобой, ставить тебя в глупое положение. Вспомни её вопрос: "Этот подойдёт?" Девушка пригласила в гости своего молодого человека и задаёт такие вопросы домашним в его же присутствии.
  - Меня это жутко взбесило.
  - Тогда скажи, почему она помогла тебе с презервативом?
  - Ей хотелось... Просто хотелось.
  - Допустим. А после всего она посоветовала придерживать, когда будешь вынимать.
  - Опять ты за своё!
  - Нет, это она тогда опять принялась за своё. И что ты думаешь в связи с этим?
  - Думаю... Думаю, что подобное - как раз в её стиле.
  - Первое? Второе? Первое и второе вместе?
  - Второе, конечно.
  - А как быть с первым?
  - Ты меня запутала.
  - Попробуй выпутаться.
  - Хорошо. Ей захотелось со мной переспать. Правдоподобно?
  - Если касательно того вечера - да, а в остальном - нет.
  - Слишком противоречиво даже для неё.
  - А зачем... вернее, почему юная особа, ловко управляющаяся с презервативами, так долго тебя динамила? Почему сама затащила тебя в постель, когда ты уже намеревался бросить её?
  - Может, она выпила. Я ведь её тогда случайно встретил в пабе.
  - Пока вы учились в Бристоле, ты часто встречал её в пабах?
  - Нет. Я сам сильно удивился: она не любила пабы.
  - И была пьяна?
  - Нет, что ты!
  - Паб, спонтанный секс. А как ты сам объяснишь её поступки?
  - Ну... допустим... у неё был трудный период. Она хотела развеяться.
  - Возможно.
  - Но подробностей-то мы всё равно не узнаем.
  - Зато у нас появилось более-менее ясное объяснение её поступка.
  - И что нам это даёт?
  - Пока немного. Но мы ведь только начали.
  
  Тони нужно прийти в себя, а мне - хорошенько поразмыслить.
  Итак, записная интеллектуалка, презирающая Чайковского и Дворжака, а "Битлз" и Пресли не воспринимающая вообще ("Тебе нравятся такие вещи?"), любящая выставлять Тони невообразимым тупицей (и проявляющая интерес к заумному Адриану), оказывается в пабе, хотя пабы не любит. Одна? Вероятно, одна, раз уговорила Тони проводить её домой. Был ли это единственный случай, когда она оказалась в пабе? Вероятно, нет, если Тони встретил её там случайно. Маловероятно, что при первом же посещении она столкнулась там с Тони. Можно допустить ли, что она искала там встречи с Тони? Вряд ли. Если бы искала встречи, пошла бы к Тони. Бристоль - крупный город. Целенаправленно бывать в пабах только для того, чтобы однажды встретиться-таки с нужным тебе человеком, - несусветная романтическая глупость. Не в её стиле. К тому же Тони в то время интересовался другой (хотя Психичка могла этого и не знать). Но виделись они тогда редко, если виделись вообще.
  Тони воображает, будто она всё-таки его любила и пыталась удержать, затащив в постель. Наивное предположение. Захотела бы переспать - действовала бы наверняка, без шатания по пабам.
  Получается, что секс с Тони она не планировала, как и встречу с ним в пабе. Всё получилось случайно.
  Движемся дальше: почему она ходила в пабы? Переживала разрыв с Тони? Он-то, может, в такое объяснение и поверил бы, заяви она ему, что из-за него сорвалась. Но сегодня - с моей помощью - он был умней: "Трудный период". Трудный период, не связанный с Тони. Адриан? Нет, там, скорее всего, ничего ещё не было, а если что-то и было, то никак не "трудный период". Остаются учёба и семья. Первое - вряд ли, но я уточню у Тони.
  
  - Скажи, а у Вероники были проблемы с учёбой?
  - С учёбой?
  - Да, в Бристоле.
  - Нет, не припомню.
  - Может, когда ты пытался с ней расстаться, а у вас приключился...
  - Нет же. Зачем тебе это?
  - Я так и думала.
  - Зачем?
  - Пытаюсь понять, зачем Вероника ходила в пабы.
  - Ходила? Я встретил её там лишь один раз.
  - Из чего следует, что она там была только один раз, да?
  - ...
  - И ещё, ваш петтинг... Ты удовлетворял её своим запястьем, а как она удовлетворяла тебя?
  - Маргарет!
  - Давай, Тони, не стесняйся. Уж передо мной-то тебе стесняться нечего.
  - Никак!
  - Никак не удовлетворяла? Браво! Что за бессердечная натура: даже не предпринимала никаких попыток предотвратить возможный взрыв в твоих штанах. А почему? Есть идея?
  - Жду подсказки.
  - А сам?
  - Ты сейчас напоминаешь Веронику. Она тоже любила всякие штучки-дрючки с подвыподвертом.
  - Лучше комплимента ты просто не мог выдумать.
  - Разве он не заслужен?
  - Ладно, подсказка. Не кажется ли тебе, что всё хорошо продуманное динамо Вероника крутила для того, чтобы распалять тебя?
  - Для чего?
  - Для чего-то. Для какой-то своей цели.
  - Мы вплотную подходим к теории всемирного заговора?
  - Пока что мы спотыкаемся о неровности твоей памяти. Но хорошо, что неровности есть: они позволяют многое замечать.
  
  Вечером мы гуляли вдоль берега. Долго шли, перебрасываясь пустыми фразами. Наконец я сказала:
  - Знаю, чего ты ждёшь. Но я не хочу больше думать об этом сегодня.
  - Тебя не поймёшь. Ты то провоцируешь, то даёшь задний ход.
  - Становлюсь таинственной?
  - Ну, отчасти.
  - Главное, чтобы рассуждения оставались прозрачными.
  Мы помолчали. Есть люди, которые тяготятся молчанием в присутствии других, даже если оно вполне естественно. По-моему, это свидетельствует о личной неуверенности, даже если внешне человек прекрасно владеет собой. Я-то не испытываю никакого дискомфорта.
  
  - Тони, а Вероника тяготилась молчанием?
  - ?
  - Когда вы бывали вместе, особенно в компаниях, и наступало молчание, Вероника тяготилась этим?
  - Не могу сказать. Никогда не задумывался об этом.
  - Задумайся сейчас.
  Задумался. Через пару минут ответил: "Не знаю..."
  Казалось бы, такая простая черта характера...
  
  Хвалиться подругой перед друзьями - что может быть глупей! И Тони эту глупость совершил. С одной стороны - Тони и Психичка, с другой - Алекс, Колин и Адриан. Вот такая компания. Разумеется, ничего хорошего не вышло. Разумеется, Психичка давала поводы для ревности, а Тони ревновал. Разумеется, тот день и стал отправной точкой для будущих отношений Психички и Адриана. Тони сам вырыл себе яму.
  Думаю, вряд ли Психичка тогда же и решила переключиться на Адриана. Ведь после у неё и Тони были "интимные" отношения, один раз - даже по-настоящему. Она просто внесла Адриана в свой список. Хотя...
  С чего бы это ей захотелось сфотографироваться с друзьями Тони, но без самого Тони? Спровоцировать очередной приступ ревности? А зачем перестроила парней? Выставила рядом с собой Адриана и Колина, Алекса убрала за Колина... Недавно, рассматривая снимок, Тони - наконец-то! - отметил, что Психичка чуть повернулась к Адриану и не смотрела в объектив. Не всё ли равно, как вокруг тебя стоят парни, если в объектив ты и так не смотришь? Оказывается, не всё равно.
  Парням (я видела снимок) до неё не было никакого дела. Даже Адриану. Ей до них как будто тоже. Значит, всё делалось для Тони. А почему повернулась к Адриану? Тут можно допустить довольно точный расчёт: к кому Тони будет ревновать её сильней всего? Конечно, к Адриану, потому что тот учится в Кембридже, где и её брат Джек, "Братец Джек". Сработало? А то!
  Адриан, кстати, о Джеке отзывался без особого почтения даже в присутствии Психички. Не стремился ей понравиться.
  Каков же вывод? Отметим очевидное: она распаляла Тони. Опять распаляла...
  
  Только что звонила Сьюзи. Она в порядке, муж и дети тоже. Я рада, что у моей дочери всё хорошо.
  Подумалось: а если ей в будущем предстоит нечто подобное, что было у меня? Уход от Тони, директор ресторана, поздние увлечения Тони... Зачём всё это было, к чему всё это привело? Ведь вышло, что мы всё равно рядом, пусть и не вместе. Так стоило ли делать то, о чём ныне сожалеешь?
  Легко быть мудрой после, но как быть мудрой до? Пожалуй, если ты не хочешь, чтобы какой-то поступок совершили твои родители или дети, не стоит совершать его самой. Простое правило, но мы либо осознаём его слишком поздно, либо следуем ему слишком редко.
  
  Впечатления от поздних событий стирают впечатления от событий ранних, так что последние трудно восстановить. Тони судит о фотографии, пережив разрыв с Психичкой и её последующие отношения с Адрианом. Снимок стал частью этих отношений, хотя и не связан с ними. Или связан, но не настолько прочно, как видится сейчас.
  Как можно избежать этого? Обзавестись альтернативной памятью: вести дневник. Но Тони дневник не вёл. А вот Адриан...
  Адриан вёл дневник, тот самый, который Сара Форд завещала Тони! Если бы заполучить это наследство, многое можно было бы прояснить, я уверена. Поэтому-то Психичка и забрала дневник у матери, поэтому и не отдаёт его Тони. У неё - власть над прошлым. Она говорит, что сожгла его! А как же копия одной страницы, которую она прислала Тони? Пепел ксерокопировала? Или заблаговременно запаслась нужными копиями перед сожжением? Или обзавелась полным дубликатом и сожгла оригинал?
  Сожгла - и рассталась с властью над прошлым? Да кто поверит в такое!
  
  - Тони, тот снимок, что ты сделал на Трафальгарской площади, помнишь? Вероника и твои друзья, она сама попросила.
  - Помню. И?..
  - А зачем ты напечатал его для себя? Сделал бы для Вероники, для друзей, если бы кто захотел. Но для себя - зачем?
  - Ну, напечатал... А что?
  - Наверняка же были и другие снимки той прогулки.
  - Конечно.
  - Тогда зачем тебе понадобился этот? Напечатал бы для себя другие.
  - Я просто напечатал его вместе с остальными, вот и всё.
  - А потом?
  - Что именно?
  - Почему ты не выбросил его потом?
  - Почему мне следовало выбросить его потом?
  - Он тебе не нравится. И никогда не нравился. Поэтому.
  - Допустим, мне стало жалко его выбрасывать.
  - Допускаю. А сейчас? Что он значит для тебя сейчас?
  Пауза. Долгая пауза.
  - Многое значит.
  - Реликвия?
  - Если хочешь, называй так.
  - А если я попрошу тебя выбросить его?
  - Тебе важно, чтобы я его выбросил?
  - Мне интересно, что ты ответишь?
  - Я не хочу его выбрасывать, Маргарет. И я тем более не хочу, чтобы ты меня об этом просила.
  '-' Понимаю. Но раз ты так дорожишь одной фотографией, то как же должна дорожить Вероника дневником Адриана!
  - Она сожгла его.
  - Сожгла?
  - Сказала, что сожгла...
  - Ты поверил?
  - Ну, у меня нет причин не верить.
  - А та фотография? Как по-твоему, у Вероники она сохранилась? Или она сожгла её вместе с дневником? Кстати, как можно получить копию страницы сожжённого дневника?
  - И как?
  - Подозреваю, что никак. И вот что выходит: когда она делала копию страницы...
  - Дневник был цел. Нетрудно догадаться.
  - Труднее объяснить, почему понадобилось сделать копию одной страницы для тебя, а потом сжечь дневник. Сможешь?
  - Нет. Некоторые поступки Вероники кажутся мне алогичными.
  - Просто там действует другая логика.
  - Какая? Сделать копию страницы и сжечь дневник?
  - А что мешает сделать копию всех страниц, всего дневника?
  - Маргарет! Как я раньше не догадался! А почему бы мне не запросить у Вероники копию дневника Адриана, если она не хочет расстаться с оригиналом?
  - Она сожгла оригинал.
  - Маргарет!
  - Она не сожгла оригинал. Но и копию тебе она не даст.
  - ?..
  - Она узурпировала прошлое. Она завладела дневником и никогда с ним не расстанется, даже никогда никому его не покажет. А перед смертью сожжёт. Есть ли у неё ещё что-либо столь же ценное, как дневник?
  - Откуда я знаю... Может быть, сын Адриана?..
  - Уверена, что если б ей пришлось выбирать между дневником и сыном Адриана, она выбрала бы дневник. Не надейся добраться до него, Тони.
  - Она не фетишистка, Мэгги. Не сгущай краски.
  - Но ведь ты же дорожишь фотографией.
  
  Как возникают символы? Очень часто символичной становится какая-нибудь случайность, которой при других обстоятельствах мы не придали бы значения. Обстоятельства и создают символы.
  Три школьника носят часы на внутренней стороне запястья, в знак своего единства. Конечно, это было манерничаньем, пусть даже они считали, что время таким образом становилось для них чем-то личным, тайным. Со временем они перестанут придавать этому значение, потеряв интерес к юношеским забавам.
  Например, это может произойти так: юноша встречает девушку, наблюдательную девушку, которая обращает внимание на подобные странности. Уже в день знакомства она хочешь узнать причину, по которой юноша так необычно носит часы. Он же вместо ответа сдвигает их на внешнюю сторону. И с тех пор так и носит - я никогда не видела, чтобы Тони хоть раз повторил это школьное чудачество. Нечто схожее могло произойти с Алексом и Колином, другими участниками неформального часового братства.
  Ничего особенного, ничего символичного. Но потом... Тони снимал часы, закатывал левый рукав и прижимал тыльную сторону ладони к полу, а Психичка (та самая наблюдательная девушка) мастурбировала о его запястье. Это происходило регулярно. Когда я спросила Тони, почему он не предоставлял ей правую руку (не пришлось бы снимать часы), он был удивлён не меньше меня.
  Но подлинную символичность запястье обрело после самоубийства Адриана, никогда так часы не носившего. Он перерезал себе запястья и умер от потери крови.
  
  Как-то мы сидели вдвоём в кафе, и я спросила Тони: "А если бы всё ещё незамужняя Вероника Форд сейчас подсела к нам за столик, чтобы стал делать давно разведённый Энтони Уэбстер? Стал бы снимать часы и закатывать рукав?" Как он покраснел!
  Странный способ мастурбации. Не слишком удобный. Чем же можно объяснить предпочтение Психички?..
  Прежде всего тем, что она знала тайный смысл ношения часов на внутренней стороне запястья. И знала не от Тони, который вместо ответа на её вопрос переместил часы. А раз секрет был известен Алексу, Колину и - наверняка! - Адриану, нетрудно догадаться, кто более других подходит на роль осведомителя Психички. Когда же она получила эти сведения? Конечно, можно выдвинуть прочную версию: во время совместной прогулки впятером. А Тони либо забыл, либо не услышал, либо просто тогда отлучился на минутку. Правдоподобно? Да.
  К чёрту правдоподобие. Психичка узнала обо всём в Кембридже, куда приехала, чтобы навестить Братца Джека (читай: встретиться с Адрианом). И только позже Тони было дозволено запустить пальцы под её нижнее бельё.
  Вот так подробность! Снимайте часы, Энтони Уэбстер. Закатывайте рукав.
  
  Поведала свою догадку Тони. Он рассмеялся.
  - Допустим, именно так всё и было. Вероника узнала тайну часов на запястье. И что она сделала? Изобрела новый способ самоудовлетворения.
  - Не слишком удобный, к слову.
  - Может, ей было вполне удобно, а?
  - Через пару реплик ты предложишь мне попробовать самой.
  - Почему бы и нет?
  - Почему бы и да? Я - не она.
  Насмешка Тони заставила меня задуматься. Предположим, способ действительно был важен для Психички. Нечто вроде самовнушения. Её возбуждало осознание того, что ей известен смысл часов на запястье. Важно было не только тереться, но и знать, обо что трёшься. Довольно неестественно, хотя куда уж естественней: если недостаточно физического возбуждения, требуется ещё и психическое. Может, "интимные отношения" Тони с ней стали возможны только потому, что у него отыскалась столь привлекательная часть тела, как запястье левой руки? И как быть с предположением? Поведать об этом Тони - опять рассмеётся.
  
  - Потанцуем?
  - ?
  - Сегодня вечером. Сходим в какой-нибудь ночной клуб.
  - Хочешь влиться в молодёжную тусовку?
  - Нет. Хочу потанцевать.
  Тони слегка озадачило моё предложение.
  - Что на тебя нашло, Мэгги?
  - Помнишь танец Вероники?
  - Да.
  - Ты говорил, что он был единственным в её жизни.
  - Ну, точно скажет только сама Вероника. Но я бы сильно удивился, если б она танцевала, танцевала вообще. Вот я и думаю, что тот раз был единственным в её жизни...
  - И танцевала она с тобой. Есть чем гордиться, верно?
  - Не со мной, а при мне.
  - Не скромничай.
  - Я не скромничаю, а уточняю.
  - Ты скромно уточняешь. Но меня интересует сам случай.
  - Ты и в этом решила покопаться?
  - Обязательно. Скажи, а что ты делал единственный раз в своей жизни?
  Тони крепко задумался, а у меня тем временем мелькнула мысль, что Психичка вообще-то не танцевала, а попробовала танцевать. Вернее, она попробовала танец, как пробуют еду или напиток. Попробовала танец на вкус (только вместо вкуса нужно подобрать какое-то другое слово). Попробовала танец на движения? На ритм?
  - Не знаю, Мэгги.
  - Что не знаешь?
  - Что я сделал единственный раз в жизни...
  - А-а-а... Но тогда ты сам должен понимать, насколько важен танец Вероники.
  - Факт танца? То, что делала Вероника, больше походило на беспорядочные телодвижения. В них не было не то что красоты, но даже и... целостности.
  - Тогда уж попытка танца. Смотри, у нас начинают получаться совместные рассуждения. А на что это походило?
  - На вакхическую пляску.
  - Безумной менады?
  - Но Вероника тогда не обезумела. Она даже не имитировала безумие, а... наблюдала за собой с этом состоянии.
  - Пробовала безумие на вкус?
  - Да, точное сравнение. Как вино, пробовала на вкус вакхическую пляску.
  - Браво, Тони! Потанцуем?
  
  Местный ночной клуб оказался вполне типичным: помещение для тех, кто желает биться в танцевальной истерике. Контингент - молодняк, мы и не ждали другого. Нас, видимо, приняли за чьих-то родителей и проигнорировали. Тони поплёлся к ди-джею и уломал того зарядить рок-н-ролл. Когда из динамиков выпрыгнул Пресли, молодняк опешил, а мы уверенно заняли центр танцпола и самозабвенно занялись дёргоскачкокручевыпячиванием. На нас пялились, тыкали пальцами, некоторые заржали. Но нам всё было нипочем, мы не стеснялись никого и ничего.
  Вдруг на втором куплете рядом с нами возникла пара, за ней ещё. Пошла цепная реакция. Мне заехали по ноге, я чуть не грохнулась, но музыкальный грохот не позволял остановиться или хотя бы сбросить темп. За Пресли из динамиков посыпались "Холлис", и мне ещё раз двинули по ноге, по той же. Пространство превратилось в единую вибрирующую мембрану, а я - в человекомассу, пульсирующую слитно с мембраной. Ещё можно сказать так: я очутилась внутри сердца, сердца танцора или спортсмена, которое, набрав ритм, натренированно сжималось и разжималось, сжималось и разжималось. Вспышки светомузыки - словно удары со всех сторон.
  Вдруг - резкая боль в боку, дыханье сбилось. Тони подхватил меня под руку, мы заковыляли на улицу. Ему тоже нужно было отдышаться.
  Молодняк ещё куражился, пара песен пролетела с конским топотом. А потом "Time is on my side" заскрипела, словно проржавевший механизм, которым давно не пользовались. Тони, покачиваясь, самозабвенно подпевал Джаггеру. Да, почти полчаса время действительно было на нашей стороне.
  На улицу вышел ражий детина. Увидев нас, выразил восхищение в словах и звуках, смысл коих был: "Клёво рухлядь отжигает!" Мы ответили, что решили вспомнить молодость, а заодно и приобщить молодое поколение к своей музыке. Он довольно лыбился.
  Потом я и Тони шатались по улицам, словно по лабиринту, из которого не было необходимости выбираться. Я ощущала себя раскрепощённой, хотя нога побаливала. Тони тоже было легко. Мы знали, как ненадолго получить то, что нами, казалось бы, безвозвратно утрачено. И мы это получили. Да, опыт нередко позволяет восполнить прежнюю глубину переживаний. Пока ещё нам это по силам...
  Мы гуляли так долго, что Тони проголодался.
  - Купим что-нибудь, - предложил он, направляясь к магазинчику, ещё работавшему несмотря на позднее время.
  Мы шагнули в ярко освещённое помещение, и после уличной темноты у меня было такое чувство, словно я вышла голой на всеобщее обозрение.
  - Вот это, пожалуйста, - Тони указал на жестяную коробку с изображением профиля королевы.
  - Тони, но ведь это же кексы.
  Он неодобрительно посмотрел на меня.
  - Это кексы с изюмом? - спросила я у продавца.
  - Да, с изюмом, - ответил тот.
  - Тони, ты хочешь купить кексы? Кексы с изюмом? Ты серьёзно?
  - У нас есть ещё кексы с цукатами, точно такая же упаковка, только другого цвета, - сориентировался продавец.
  - Тони, ты хочешь купить кексы с изюмом или кексы с цукатами? Тебе предстоит сделать сложный выбор.
  Последовал ответный выпад:
  - А какие предпочтёшь ты, Мэгги?
  - Думаю, надо взять обе коробки. Тогда уж точно не промахнёмся!
  - Отличная идея, Мэгги!
  - Но учти: я их есть не буду. С некоторых пор у меня развилась стойкая антипатия к кексам, с изюмом или с цукатами.
  - Какая жалость, Мэгги! Я надеюсь, ты всё-таки попробуешь, ради меня.
  - Не надейся. И особенно ради тебя. Бери шоколад, две плитки, ещё бутылочку воды. А кексы с изюмом и цукатами пусть лежат в плотно закрытых жестяных коробках с профилем королевы.
  Тони театрально внял моим наставлениям. Расплатившись, мы направились к двери, провожаемые недоумённым взглядом продавца.
  
  Философствование за утренним кофе.
  Есть вальс, мазурка, менуэт. Есть классические танцы с чётко определённой последовательностью фигур. Танцы расчерченные, разлинованные, геометрически выверенные. Их учат, как теоремы, как нотную или азбучную грамоту. В них есть порядок, который и создаёт красоту. Каллиграфические танцы.
  А есть... дёргоскачкокручевыпячивание. Хаотический танец, беспорядочный, примитивный. Зачёркивания, помарки, кляксы. Нет фигур - есть бесформенность и некое бесформенное однообразие.
  Умник вроде Адриана сказал бы: Аполлон и Дионис. С философской точки зрения самоочевидно, что в танце, как и во всём остальном, есть аполлоническое и дионисийское начала, рациональное и чувственное. Рациональное открывает нам выси светлые, небесные. Чувственное разверзает перед нами глуби тёмные, земные. Светлое стремится отгородиться от тёмного, тёмное алчет поглотить светлое или растерзать его в клочья. Саломея возжелала голову Иоанна Крестителя как награду за свой упоительный танец. Но прежде вакханки растерзали Орфея. Чем он им не угодил? Есть много версий, ясных и понятных. Но, если вдуматься, характер его гибели - потусторонний, а не посюсторонний. Вакханки убили певца потому же, почему Саломея потребовала голову пророка. Это глухая, зарытая в нашем хтоническом подсознании ненависть тёмного к светлому. Так городская шпана ненавидит мальчика со скрипкой: им хочется поглумиться над юным скрипачом и попрыгать на скрипичном футляре.
  Всё, хватит умничать. Я - посетительница музея, которая, глядя на картину, изображающую голову Орфея, думает, что это голова Иоанна Крестителя, и удивляется, почему она лежит на цитре, а не на блюде.
  
  Не всё ли равно, под какую музыку дрыгаться? Современная молодёжь не слушает то, что слушали мы, и не танцует под это. Отличается ли их дрыготня от нашей? Не сильно. Всё, что сделали мы с Тони, это неявно предложили им подёргаться чуть иначе и под чуть иную музыку: попробуйте на вкус кое-что другое. Они проглотили не поперхнувшись. И не распробовав. И остались довольны.
  Вывод? Главное здесь - не музыка, не телодвижения, а атмосфера. Тёмное помещение, замкнутое пространство, где всё видится размытым, нечётким. Люди сами становятся нечёткими, пучки света выхватывают из пространства фигуры, в голове всё ходит ходуном. Красота? Её нет, её заменяет экспрессия. Энергия хлещет из вас, как кровь из перерезанной вены. Остановиться возможно только тогда, когда вся кровь иссякнет, то есть энергия закончится. Такие танцы '- не для созерцания, а для участия в них. Массовое действо с лёгкой формой деиндивидуализации.
  А почему бы и нет?
  
  Вот Психичка и попробовала разок деиндивидуализироваться (другие так пробуют лёгкие наркотики). Конечно, о полном отключении от собственного "я" речи нет. Это скорее напоминает попытку врача испробовать действие неизвестного препарата на себе: ощущать и анализировать свои ощущения.
  Всё происходило не в ночном клубе и не на вечеринке, а дома у Тони. Попросила его поставить несколько "сорокапяток" (из тех, что сама никогда не слушала), Тони начал танцевать - дёргоскачкокручевыпячиваться. Она же стала летать по комнате со сбившейся причёской. Немного порезвившись и оказавшись в его объятьях (натолкнулась на него и чуть не упала), заявила: "Ты продолжай, если хочешь. А с меня хватит". Тони праздновал победу, как он сам мне заявил: "Хоть маленькую, но победу".
  И? Будут какие-то выводы? Глубокий анализ скрытых побуждений, двигавших её поступком? "С философской точки зрения самоочевидно..."
  - Знаешь, Тони, мы её жалко.
  - Кого? Веронику? Тебе?
  - Представь, что ты в юности не танцевал. Ни разу. Не наяривал, как мы вчера. Чтобы ты о себе сказал?
  - Ха-ха!
  - Нет, не смейся, а представь.
  - Зачем? Мне проще представить себя Ньютоном.
  - А Веронику?..
  - ...Она вполне могла бы танцевать, если бы захотела...
  - Уверен, что она именно не хотела?
  - А что ещё?
  - Что-то, что могло ей мешать, например. Или стеснять.
  - Вряд ли. Скорее, брезговала.
  - Неожиданный ответ. Считала себя патрицианкой?
  - Скорее, других плебеями. Большинство других. У меня с годами сложилось чувство, что она меня презирала. За мои книги, пластинки, интересы.
  - Презирала настолько, что даже познакомила со своей семьёй, а потом отдалась тебе?
  - Сбой. Иногда случается.
  - Два сбоя.
  - Какой ты делаешь вывод?
  - А ты?
  - Я запутался.
  - А я не хочу делать выводы. Мне жаль человека, который в молодости не дрыгался. Она занималась классическими танцами?
  - Никогда бы не подумал про неё такое. Не могу вообразить.
  - Я тоже.
  А ей бы стоило иногда, оставаясь одной, прыгать по комнате под глупенькие песенки. Уж лучше так выпускать пар, чем копить всё в себе.
  
  Моя жалость - не шаг в сторону капитуляции. Следующий бой я дам под Минстеруортом. И не ей, а Тони.
  Сколько раз он ездил туда смотреть севернскую приливную волну? Уверенно можно сказать только одно: не менее двух. Почему? Потому что, когда однажды он приехал полюбоваться на чудо природы, волны не было, волна обманула прогнозы и ожидания. И он увидел её лишь со второй попытки, когда природа оказалась более благосклонной к людскому любопытству. На этом достоверность заканчивается.
  Были ли ещё поездки, успешные или нет? Ездил он один или вместе с компанией? Была ли с ним Вероника? Кто оказался проворней: волна или он? Что происходило, когда толпа наблюдателей побежала (сперва от волны, потом за ней вдогонку)? Оказался ли он в результате один или вместе с Вероникой? Может быть, он вообще дважды видел волну (один и с Вероникой и друзьями), а воспоминания наложились друг на друга? Если ответить утвердительно на последний вопрос, то всё очень просто объясняется, но будет ли ответ истинным?..
  Адриан выдал бы следующее: "Нечто произошло". Так он заявил учителю в школе. "О любом историческом событии уверенно можно сказать только одно: нечто произошло". А что можно уверенно сказать об этом заявлении? Пожалуй, только одно: неудовлетворительно.
  Вот ещё один неожиданный вопрос: а чего мы ожидаем от памяти? Документальности? Не следует ли оставить её такой, какая она есть, и не требовать от неё того, чего она не способна нам дать? Проще говоря, не насиловать её. Пусть живёт по своим собственным законам.
  Кстати, наша память более схожа с рекой, чем время. Следует говорить не о реке времени, а о реке памяти. Воспоминания - это её русло. Невозможно двигаться против течения собственных воспоминаний. Если только с моря забвения не двинется навстречу приливная волна.
  Что, собственно, и сделала Сара Форд: словно некое морское божество, она спровоцировала такую волну. Наука объясняет приливные волны действием Луны, но разве по силам той же науке объяснить, почему через сорок лет размеренно текущий поток жизни одного человека вздыбится и потечёт обратно. А приливная волна - не такое уж и милое зрелище. Она не только способна окатить праздных наблюдателей с головы до ног, но и унести их. Человеческие жертвы - обычное следствие этого природного аттракциона, поэтому меня никогда не тянуло ни в Минстеруорт, ни в другие дивные места. В газетах публикуют прогнозы приливных волн, чтобы привлечь глупых туристов, желающих рискнуть жизнью ради незабываемого зрелища. Почему бы в газетах не публиковать прогнозы извержений вулкана? Наверняка нашлись бы желающие поглазеть и на такое, даже вблизи.
  Я отвлеклась, следует снова вернуться к Саре Форд, мамаше Психички. Она, конечно, неплохо придумала. Правда, окажись на месте Тони кто-нибудь посмекалистей (или попроще), ничего бы и не вышло. Получил бы завещанные деньги - и всего хорошего. Что и говорить, Тони оказался подходящим материалом для миссис Форд. Неожиданно возникшая приливная волна памяти легко смыла его, вроде бы твёрдо стоявшего на земле. Барахтаясь, он поддался иллюзии: прошлое тоже может потечь вспять. И вознамерился восстановить свои отношения с Психичкой, как бы этого ни отрицал в разговорах со мной. Исправить (или подправить) былое. Милая парочка: всё ещё незамужняя Вероника Форд и давно разведённый Энтони Уэбстер. Откатиться вместе с волной до определённого поворота, приблизительно обозначенного в прошлом, чтобы оттуда...
  Он не учёл, что отбрасывающая в прошлое сила сродни временному помешательству, внезапному страстному порыву, который исчезает так же резко, как и возникает. Он не учёл, что другого русла всё равно нет. Как бы ни была сильна приливная волна, она схлынет, и река вновь потечёт вдоль привычных берегов.
  
  Наши продолжительные ежедневные прогулки начинают входить в привычку. К праздности вообще привыкаешь легко и быстро.
  А сегодня нас застиг дождь, пришлось пережидать в кафе, напоминавшем вагон поезда: столики и диванчики - вроде купе, длинный ряд. Улица проплывала за окном, словно бесконечный перрон. Мы отъезжали, хотя стояли на месте.
  Сколько раз мы вдвоём сидели в кафе? Я не смогу сказать даже приблизительно. Сто? Но это лишь первое пришедшее на ум число. Если исключить наш отдых, то какие случаи я помню отчётливо? Пожалуй, последние, в Лондоне, когда Тони обсуждал со мной Психичку. А ранняя пора, когда он ухаживал за мной, когда мы только что поженились? Что-то проступает, но смутно, смутно...
  Нечто произошло. Нечто происходило неоднократно. Мы сидели в кафе. В разных. Пьём кофе. Я ем салат из помидоров и рукколы, а Тони...
  Стоп! Почему салат из помидоров и рукколы? Почему не какой-нибудь другой? Не греческий, например, который мне нравится больше (сегодня я заказала именно его)? Почему сейчас в моей памяти всплыло именно это блюдо? Ответ где-то рядом, кажется, что-то было не так давно, несколько страниц назад, просто отлистать, найти нужное место - и всё сразу станет ясным. Но где оно, нужное место? Строки, строки, сплошной текст. Всё сливается, невозможно найти... Не читать же с начала!
  
  - Помнишь, ты как-то сказал приблизительно следующее: "Таинственная женщина - это либо ловушка для мужчины, либо тайна для неё самой".
  - Возможно. По-моему, второе - хуже всего.
  - И к какому типу ты бы отнёс Веронику?
  - Ко второму.
  - А я бы - к первому.
  - Вот как? Почему?
  - Она же стала ловушкой для Адриана.
  - Ловушкой для Адриана стала её мать.
  - Ну, познакомила-то их Вероника.
  - На что ты намекаешь?
  - Уже не намекаю, а говорю открыто: Вероника - ловушка. В том числе и для тебя.
  - Для меня? Почему ты так решила?
  - А что тебе известно об отношениях Адриана и Вероники? Например, как они познакомились?
  - Откуда мне знать об этом?
  - Предположи...
  - Вероника ездила к Братцу Джеку в Кембридж, там и встретила Адриана. Раз они оба учились там, нет ничего странного.
  - Да, поездка к Братцу Джеку - отличный повод снова встретиться с Адрианом.
  - Ты ничего не путаешь? По-моему, было наоборот: сперва Братец Джек, а потом уже Адриан.
  - Хронологически - да. А вот что касается...
  - Чего?
  - Замысла. Зачем ей ездить к Джеку? Он хоть раз приезжал к ней в Бристоль?
  - Зачем ему приезжать в Бристоль?
  - Затем же, зачем она, как ты считаешь, поехала в Кембридж.
  - Я бы сильно удивился, доведись мне встретить Братца Джека в Бристоле.
  - Но тебя ничуть не удивляет, что Адриан в Бристоле встретил Веронику.
  - Считаешь её коварной злодейкой? Прямо какой-то криминальный роман получается, Мэгги.
  - Забыл, что произошло с Адрианом?
  - По-твоему, Вероника к этому причастна?
  - По-твоему, нет?
  - Ну, отчасти...
  - Хочешь взять остальную вину на себя? Брось, Тони.
  - Но ведь я написал то письмо!
  - Написал. Отправил. Они его прочитали. Что с того?
  - Если бы не написал письма...
  - ...Адриан не познакомился бы с матерью Вероники? Или между ними ничего бы не произошло, Адриан и Вероника поженились бы и наплодили кучу здоровых детей?
  '- !!!
  - Да, любопытно наблюдать за твоей реакцией. Что, всё ещё ревнуешь Веронику к Адриану? А если бы всё ещё незамужняя мисс Вероника Форд случайно зашла в это кафе и села к нам за столик, как бы отреагировал давно разведённый Энтони Уэбстер? Был бы заинтригован?
  - Однажды ты уже спрашивала меня об этом. И не продолжай, прошу тебя. С меня довольно. Не за этим же мы сюда приехали!
  - Успокойся, Тони. Лучше расскажи мне... ну, о книгах Вероники.
  - Она увлекалась поэзией.
  - Высоколобой или попроще? Кого читала?
  - Оден, Элиот. Кстати, интересовалась Оруэллом и Кёстлером.
  - Была левой?
  - Никогда не задумывался об её политических убеждениях. Вообще не думаю, что они у неё имелись.
  - Имелись, судя по тому, что читала... А что насчёт любимой книги?
  - "Я захватываю замок".
  - Доди Смит?!
  - Что тебя удивляет?
  - А тебя разве ничего не удивляет? А если б её любимой книгой была "Сто один далматинец", тебе бы и тогда ничего не показалось странным? Давай по порядку. У неё была любимая книга. Откуда тебе это известно? Конечно, от Вероники.
  - Ты поразительно догадлива.
  - Не стану отрицать. А каким образом достались тебе столь ценные сведения?
  - Я её пытал, но уже не помню точно, как именно.
  - Вероятно, так же, как при попытке получения своей доли наследства, дневника Адриана. Ты заваливал её электронными письмами. Угадала?
  - Тогда не было электронной почты.
  - Значит, ты пользовался обычной и разорился на марках и конвертах.
  - Но тогда бы я ничего не добился.
  - Но ты добился. Поэтому расскажи, как это произошло?
  - Не помню. Скорее всего, я спросил, она ответила.
  - Придётся довольствоваться этой версией, хотя вариант с пыткой выглядит более убедительным. И ты не удивился?
  - Чему?
  - Любимой книге.
  - Нет. Кто-то любит "Алису", кто-то "Остров сокровищ", кто-то "Ветер в ивах"...
  - Кто-то "Сто одного далматинца". А какую больше всего любишь ты?
  - У меня нет любимой.
  - А если бы была?
  - Если бы была, тогда бы я знал, какая моя любимая. Но её нет, поэтому я не знаю.
  - А ты можешь представить, что "Я захватываю замок" - твоя любимая?
  - Если честно, я её не читал.
  - О-о-о! Ты не читал её любимую книгу, даже когда встречался с ней? Тони, ты превосходишь все мои ожидания!
  - Уверен, ты тоже много чего не читала.
  - Но ты же не прятал от меня свои любимые пластинки, как прятал от неё? Ну-ка, вспомни, что ты там своевременно убрал из своей коллекции от глаз своей разборчивой подруги?
  - Всего-то парочку, но она раскритиковала и остальные.
  - А ты даже не прочитал "Я захватываю замок" даже для того, чтобы обсудить в ней роман и доставить ей удовольствие.
  - Ты хочешь пристыдить меня? Иди показать, что был не очень чуток к ней?
  - Ты был не любопытен и не проницателен.
  - Зато искренен. Мне не интересны книги Смит, поэтому я их не читаю. И не читал.
  - Стоило осилить хотя бы одну.
  - Ради чего?
  - Ради того, чтобы ответить на вопрос: почему именно эта книга была любимой?
  - И что тут такого?
  - Смотри. Она увлекается высоколобой поэзией, критикует твои музыкальные вкусы, но её любимый роман - явно не интеллектуальный. Это же подростковая книга. Я прочитала её, когда была уже взрослой, и она мне показалась жутко скучной и нудной.
  - Зачем же тогда читала?
  - Напомню, что в детстве наша дочь страсть как обожала "Сто одного далматинца". Я посчитала, что у Смит ей может понравиться ещё что-нибудь.
  - Я помню про "Далматинцев", но не про "Замок".
  - Да ты и "Далматинцев"-то не прочёл. А "Замок" не дошёл до Сьюзи: я забраковала.
  - Вот так новость.
  - Вот так новость, что для тебя это новость. Вернёмся к Веронике. Тебе следовало прочитать роман, чтобы её понять.
  - Хочешь сказать, что там есть ключ к её характеру?
  - Может быть, ключ. Может быть, целая связка.
  '- Идём в книжный магазин?
  - Там её может и не быть. Зато я знаю, где она точно есть: в нашем номере. Я взяла её в поездку.
  - Выходит, тебе была известна её любимая книга? Откуда же?
  - Вряд ли от неё самой. Скорее всего, от тебя.
  -' А что ещё ты привезла? Надеюсь, Вероники в твоём чемодане нет.
  - Вероники в моём чемодане нет. Её доставят завтра по почте.
  - О-о-о!..
  
  
Часть вторая
  
Я захватываю Джеймса Мортмейна
  
  Если ты, моё золотко, вдруг станешь знаменитой, если на тебя, как лавина, обрушится слава, то останется только посочувствовать тебе. Поверь мне, ведь я много повидала в жизни. А раз я искренне и от души люблю тебя, то и сочувствовать тебе буду искренне и от души. Конечно, в мире найдётся много завистников, которые будут радоваться твоим проблемам. Но ты же знаешь, что я не из таких, ты же знаешь. Я не стану притворяться и лицемерить, поэтому говорю тебе открыто: мне будет жаль тебя, моя дорогая. Ведь борьба со славой, делающая людей несчастными, куда трудней, чем борьба Иакова.
  Твой отец - именно такой несчастный человек. Он не вынес бремени славы. Мечтал ли он о ней, когда работал над своей первой книгой? Думал ли он, что его имя, имя Джеймс Мортмейн, прогремит на весь мир? Может быть, и не думал, а был упоён той смесью поэзии и философии, которую все находили на страницах его книги. И она, его книга "Борьба Иакова", получилась замечательной. Настолько замечательной, что понравилась читателям. На него, Джеймса Мортмейна, обратили внимание. Им, Джеймсом Мортмейном, заинтересовались, особенно в Америке. Его, Джеймса Мортмейна, приглашали читать лекции. И он, Джеймс Мортмейн, совершил лекционный тур. Лекции принесли ему, Джеймсу Мортмейну, уйму денег. Популярность его была настолько сильна, что он, Джеймс Мортмейн, совершил второй лекционный тур. А потом вдруг забросил перо и бумагу. Твоя мать считала, что виной тому был тот глупый несчастный случай, из-за которого он угодил в тюрьму на три месяца. Она ошибалась, золотко.
  Она казалась тебе женщиной тихой и неприметной, поэтому на фоне прочих воспоминаний детства ты помнишь её очень смутно. Твоё впечатление подлинно, она была именно такой. Ей не нужна была слава мужа, она даже немного тяготилась ей. Семейное счастье, гладкое и опрятное, как скатерть на утреннем столе, - вот чего ей хотелось в жизни. Пить со всей семьёй чай в саду погожим деньком, отрезать каждому по куску от румяного пирога. И так - всю жизнь, всю свою жизнь, пока не умерла "по естественным причинам". Но тут в ровный распорядок дней вмешивается слава, она хватает нож, чтобы самой отрезать себе кусок пирога, и неожиданно начинает кричать на мать, размахивать ножом. Это ужасно, это так ужасно!
  Всё произошло так некстати. Появился сосед, твой отец ударил его, началось судебное разбирательство. Но почему, почему твой отец раскричался? Почему вознамерился отрезать свой кусок пирога самостоятельно? Почему не уступил это почётное семейное право твоей матери? Из-за чего рассердился на неё?
  О, тяжёлое испытание славой! С того самого часа, как она озарила Джеймса Мортмейна слепящими лучами, он сделался другим. Он пережил период упоительного ослепления. Оно и стало его бременем. Он хотел, чтобы вновь и вновь озаряло его людское внимание, озаряло непрерывно. Он поддался божественному соблазну, даже не думая о том, что с ним нужно бороться. Газеты и журналы восхваляли его талант. На лекциях аудитория жадно внимала каждому его слову. Поклонники. Масса поклонников. И поклонниц... О, прости меня, моё золотко, я сболтнула лишнее...
  Твой отец выступал, говорил, говорил подолгу, много раз... Выступления, выступления, часы в лекционных залах, вчера, сегодня, снова сегодня, завтра, два раза послезавтра. А всё остальное: гостиницы, переезды, вагоны, - всё остальное было подобно длинным коридорам между залами. Из аудитории в аудиторию, от аудитории к аудитории. Началась однообразная жизнь гастролёра, ещё не замечающего однообразия собственных выступлений.
  Но как долго собирался он читать лекции о своей книге? Даже одного лекционного тура было достаточно. Он же совершил второй. На что он надеялся? Что будет ещё третий? Публика насытилась им и потеряла к нему интерес. Ему пришлось освободить место для других. Этого-то он и не смог вынести. Вернулся к вам в уютный домик у моря, где ждало его банальное семейное счастье, жена с детьми, чай в саду, пирог. И однажды он вспылил, раскричался, стал размахивать ножом. Как же всё выглядело со стороны, если сосед перемахнул через изгородь, чтобы усмирить буяна? И попал под горячую руку: Джеймс Мортмейн ударил его.
  А на суде отец упражнялся в остроумии. На суде! Как же в то время не хватало ему внимания публики, если он возжелал блистать умом даже в подобной ситуации. Он доказывал судье, как изнурительно было бы убивать женщину серебряным ножом для торта. Но ведь эта женщина - его жена! Да, она превратилась в одну из мишеней для острот. Зал суда заменял ему лекционный зал, а скамья обвиняемых - кафедру на подиуме. Что ж, он получил свою порцию зрительского интереса и три месяца тюрьмы за то, что ударил соседа.
  А когда он вышел на свободу, выяснилось, что его характер изменился. Я уверена, что перелом произошёл не во время тюремного заключения, а значительно раньше. Ему недоставало славы, оттого он страдал. Пребывание в тюрьме являлось для него лишь одной из форм бесславия. Жить в кругу семьи или в камере - не велика разница для человека, однажды оглушённого фанфарами в собственную честь. Тебе и твоей сестре кружат голову великие писательницы былого. О, берегись, золотко! Быть знаменитой опасней, чем ты думаешь. Остерегайся, остерегайся! Помни о судьбе отца.
  Три месяца тюрьмы ничему не научили его. И не излечили, хотя разве тюрьма - место исцеления?! Он решил двигаться дальше по своему пути, решил превратиться в творца-изгоя, в отвергнутого гения, раз претендовать на роль непризнанного гения он уже не мог. Ложный пафос, лживая поза! Сколько талантливых себялюбцев поддавались соблазну изгнанничества, бездарно губя свои способности! Если бы и возможно было их сосчитать, мы бы сбились со счёта. Потому что на свете немало людей талантливых, но немного людей, свой талант воплотивших. Если дано тебе писать книги - пиши книги, а если дано толковать сны - толкуй сны, ибо однажды может случиться так, что ты растолкуешь сон фараона. А если вместо труда будешь предаваться безделью, то и не вини в загубленном таланте объективные обстоятельства.
  Да, три месяца тюрьмы ничему не научили твоего отца. Вернувшись к вам, он стал замкнутым. Но мало того, что он замкнулся в себе, - он и вас решил замкнуть в каком-нибудь замке. И вот он, подыскивая старые развалины, начал возить всю семью на собственной машине по окрестностям Кингз-Крипта, графство Саффолк. Вероятно, поездки были не только весёлыми, но и утомительными, а ваша мама порядком измаялась. И вот однажды отец увидел вдалеке одиноко торчащую башню. Туда, туда и устремились все его помыслы. И когда вы проезжали мимо дорожного знака с надписью: "К замку и башне Вильмотт. Тупик", разве обратил он внимание на последнее слово? Он стремился к замку и башне Вильмотт, а двигался в тупик. В тупик! А когда вы выехали на равнину, вашим взорам предстала не одинокая башня на холме, а внушительная крепость в низине. Что должно было случиться - случилось. Твоего взрослого отца охватила такая же детская восторженность, какая охватила тебя с сестрой Роуз. Она охватила бы и братика Томаса, будь он постарше. Лишь только мама пыталась остановить вас, но потом занялась захныкавшим Томасом.
  Вы же стремглав понеслись к замку по равнине. Задумывалась ли ты когда-нибудь, что в тот момент ваша тихая мать почуяла недоброе и попыталась сдержать вас, одержимых? Но разве могли её уговоры разрушить притягательность замка! В вас словно бесы вселились, когда вы неслись к манящей пропасти, вернее, крепости. Словно очарованные, бродили вы по ней, то восторгаясь древними останками, то возмущаясь - особенно отец - прежними жильцами, много чего попортившими.
  И вдруг снизу до вас долетел отчаянный зов матери. Видно, ей и впрямь было не по себе, если она, оставив машину и взяв с собой спавшего Томаса, пришла к замку и кричала, сидя на пороге парадной двери. Не замечая ни страха матери, ни спавшего Томаса, обезумевший отец вскричал: "Я куплю его! Пусть даже придётся продать последнюю рубашку!" - "Если таков мой крест, Господь даст мне сил его нести", - был ответ матери. Тогда вы не прислушались к её словам, а отец и вовсе расхохотался в ответ. А позже? Задумывался ли кто-нибудь из вас над этим позже? Что хотела она сказать вам? От чего предостеречь? Разве возможно сейчас понять хоть что-нибудь, если даже её образ почти стёрся из твоего сознания? Фотографии - и те плохо помогают тебе.
  Впрочем, по дороге назад её страхи улетучились, она стала смеяться вместе со всеми. Отцом полновластно завладела идея поселиться с вами в замке. А так как хозяин отказался продать его, отец арендовал развалины на сорок лет. Ах, золотко, золотко...
  Не стану пересказывать, насколько некомфортно было вам жить в замке. Холод, протекающая крыша, нет отопления и электричества. Поначалу отец потратил много денег, желая привести всё в порядок. В гостиной содрали восемь слоёв обоев, чтобы появилась изначальная деревянная отделка. Накупили антикварной мебели. Да, твой отец возжелал уединиться по-дворянски, старинный интерьер был важнее удобств цивилизации. Думал ли он, каково будет вам в холодных сырых стенах без электричества, зато со свечками? Его обуял бес затворничества. Он ехал в замок, чтобы творить, чтобы писать новую книгу, чтобы мир вновь заговорил о Джеймсе Мортмейне. А вместо этого он поселился - где! - в караульне над воротами, заявив, что лучшей комнаты для работы не сыскать. Он пал жертвой лени, праздности и уныния. Не зря, золотко, средневековые богословы считали смертным грехом эти личины единого порока. Джеймс Мортмейн не прикасался к перу - он читал детективы и разгадывал кроссворды. Успех, читатели, лекции - всё забылось, стоило твоему отцу замуроваться в караульне, лишь изредка покидая свой склеп, чтобы поесть и взять очередной детективный романчик.
  Твоя мать умерла "по естественным причинам". Следует ли отнести к таковым тоску и безысходность? Или зимний холод в нетопленых комнатах, где подхватить ангину или воспаление лёгких было проще простого? Ах, она старалась терпеть, не поддавалась унынию, "несла свой крест". Но силы человеческие не безграничны: она умерла, несчастная. В доме, куда твой отец притащил вас для собственного уединения, она нашла своё - уединение женщины, отдавшей всё своему мужу, эгоистичному и инфантильному. Ей, сильной женщине, выпало несчастье стать женой слабого мужчины, который не смог оценить и понять её, не позаботился о ней.
  Каковы были её последние дни? Что помнишь ты о них, милая? Была зима... И больше - ничего.
  Понимаешь ли ты теперь, что она принесла себя в жертву своему мужу, твоему отцу, автору книги "Борьба Иакова"? Разве она не вела все эти годы неприметную, но тяжёлую борьбу? А ведь быт - поле самых ожесточённых сражений. Твоя мать несла потерю за потерей, но никто не замечал этого. Вы - потому что тогда были ещё детьми, муж - потому что так и остался ребёнком. "По естественным причинам"... От кого ты такое услышала? И почему поверила, почему не усомнилась? Почему смирилась с тем, что образ матери почти стёрся из твоего сознания? Сейчас уже слишком поздно оживлять позабытое. Вот и остались смутные очертания, согнутая фигурка на ступенях дома, затылок над спинкой автомобильного кресла, коричневый твидовый костюм, мягкая фетровая шляпа... Лицо - лишь на фотографии.
  А отец, принял ли он, божок в караулке, подобную жертву? Да, принял. Изменился ли он хотя бы ради памяти о ней? Нет, нисколечко. Он продолжал играть в свои игры. Раз как-то среди ночи потребовал циркуль, чтобы что-то чертить на миллиметровке. Циркуль находился в сумке сына, который уже спал. Но ведь твоему отцу циркуль был нужен немедленно. Немедленно! Даже если придётся разбудить Томаса. И ты принесла ему циркуль, к счастью, не разбудив брата. И Джеймс Мортмейн забавлялся до трёх ночи с клеточками и циркулем. Что же ты сказала по поводу всего этого? "Убила бы!" - вот что ты сказала, золотко.
  Подумай вот о чём. Издав книгу и обретя известность, твой отец словно получил благословение свыше. Но и благословенные не избавлены от борьбы и трудов. Твой отец должен был бороться, как боролся Иаков. Он сам, его и ваша жизнь, литературная деятельность - вот что было сферой его борьбы, вот где следовало ему преодолевать препятствия. Но вместо этого он опустил руки. Увы, он был не Иаковым, а Джеймсом. И если боровшийся Иаков остался хромым, то у отказавшегося от борьбы Джеймса Мортмейна омертвела рука. О, конечно, не в буквальном, а в переносном смысле: он более не мог написать ни строчки своей рукой. А ведь он, Джеймс Мёртвая Рука, даже не владел замком Вильмотт, лишь арендовал его на много лет.
  Провидение слепо, а судьба - другое название бездействия человека. Если бы отец стал действовать, бороться, то смог бы что-то изменить. Но ничего не менялось, не менялось по его вине. Как и любой неудачник, он стал семейным деспотом. Он терзал вас, вымещал на вас горечь и обиды, сердился по пустякам, придирался к тому, на что не следовало бы обращать внимания, приучал вас не входить в караульню, пока сам не позовёт. И вы сносили его ежедневную мелкую тиранию.
  Как же сносили ты и твоя старшая сестричка Роуз тяготы затворнической жизни, как спасались от них? Вы мечтали! Вас влекли романы Джейн Остин, Шарлотты Бронте. И скажешь ли определённо, чего вам хотелось больше: стать героинями романов или оказаться на месте их авторов? Ну-ну, не скромничай, уж я-то знаю, я-то знаю... Но - берегись! Пустые мечты порой опасны. Лёгкие пути в воздушные замки или воображаемые старинные усадьбы с молодыми богатыми женихами приводят в пропасть. По такому пути твой отец вёл машину, направляясь "к замку и башне Вильмотт". И к чему всё это привело? О, беги прочь из мира фантазий, из мира романов. Они исцеляют. Они исцеляют от жизни. А что есть исцеление от жизни? Я не хочу произносить это слово, но ты и сама обо всём догадываешься.
  Школа - вот единственное, что хоть как-то спасало вас от заточения в замке. Уроки, которые иным подросткам кажутся нудными, пролетали незаметно, а уж если после занятий удавалось сходить в кино (не красней, но мне известно, каким путём твоя одноклассница, дочь директора кинотеатра, тайком проводила тебя в зал), день и вовсе проходил замечательно. Правда, школа находилась в городе, ездить туда приходилось на поезде, а до станции - на велосипеде. Такой ценой доставались тебе знания, золотко. Такой ценой доставались они и Роуз. Такой ценой достаются они сейчас Томасу.
  Замок! А ведь ты незаметно для себя свыклась с ним. И вместо того, чтобы покинуть его, чтобы самой вступить в борьбу, ты... завела тетрадку, чтобы писать роман, благо свободного времени у тебя теперь предостаточно, а ум занять нечем. Не отбросил ли твой отец свою злосчастную тень и на тебя, моя милая? Не посещают ли тебя по ночам духи чахоточных литераторш? Гони их прочь, как бы упоительно-сладостны ни были их речи. Конечно, ты можешь возразить, что кое-что ты всё-таки создала, а если подвергнуть это литературной правке, то почему бы и не опубликовать?.. Да, но ведь и твой отец написал "Борьбу Иакова", а это, уж не обижайся, посолидней нескольких тетрадей, в которые ты заносила свои наблюдения. Представь, что однажды ты издашь их, что из них составится твой первый роман. Будет ли он замечен читателями и критиками? Переиздадут ли его, переведут ли на другие языки? Наконец, сколько денег ты получишь? Вот что станет волновать тебя. А как насчёт следующего романа? О, это будет казаться само собой разумеющимся, ведь раз написала один роман - напишешь и ещё. Так, вероятно, думал и твой отец, а что же получилось? Успех так вскружил ему голову, что он перестал бороться, пав жертвой собственного бездействия и утянув вас за собой. И вот мамы уже нет, ты, сестра и брат обитаете в неуютных развалинах, мебель, купленная по случаю вашего заселения, давно распродана. А что же сделал отец?
  Он женился во второй раз. Женился на молодой натурщице, которая по возрасту больше подходит на роль старшей сестры, а не мачехи. А зовут её Топаз! Какое вычурное имя она себе придумала! (Я уверена, что придумала, уверена, что родители окрестили её иначе, но ведь она же натурщица, ей не хочется выглядеть какой-нибудь простушкой Мэри.) Она поразительно красива, ей двадцать девять лет, хотя выглядит сильно моложе. А в галерее Тейт висят два её портрета. (Впрочем, название галереи значительно известней имён художников и названий их картин.) И вот на ней-то и женился ваш отец. Странный мезальянс.
  Что надеялись они найти друг в друге? Я не могу увидеть на свет чужую душу (люди и сами не всегда могут заглянуть в свою), но лишь одна причина объясняет мне всё: они поженились от безысходности. Не удивляйся моим словам. Что чувствовал твой отец, когда после смерти матери стали таять её сбережения? Он мог прятаться от вас, но от собственных мыслей не скроешься не только в караульне, но и в детективном романе. Его женитьба на Топаз не была браком по расчёту, тут скорее заподозришь антирасчёт.
  Где они встретились? На вечере у тётушки Миллисенты. Да уж, удружила она вам: сперва познакомила отца с Топаз, а потом завещала своё имущество хостелу натурщиц, оставив тебе и Роуз свой гардероб. Ах, она была подлинной ценительницей искусства, незабвенная тётушка Миллисента! Увидев в галерее только что выставленный портрет Топаз, она пожелала видеть натурщицу. Топаз явилась на приём, где был и твой отец, уже вдовец. Они и проболтали вдвоём весь вечер, хотя тётушка метала гневные взгляды в их сторону. А потом отец женился на Топаз, и этим раз и навсегда погубил себя в глазах богатой старушенции, которая не упомянула его в завещании. Вот так: натурщицам - всё, тебе и Роуз - гардероб, отцу - ничего. И я что-то не слышала, будто она хоть что-нибудь оставила Томасу. Или я ошибаюсь?
  Ты спросишь меня: "А где же здесь безысходность? Мистер Мортмейн если не влюбился в Топаз, то был ослеплён ей". Именно так, а его ослепление - оборотная сторона его же безысходности. Если бы ваша жизнь сложилась иначе, если бы он написал вторую книгу, столь же блестящую, как первая, разве стал бы известный писатель обращать внимание на натурщицу? Её известность была ещё более мимолётна, чем его слава. Сегодня некий художник написал с неё портрет, сегодня проявляют интерес и к ней, и к картине. А завтра? Картина, возможно, привлечёт чьё-то внимание и завтра, а натурщица... Сколько их, неприкаянных, влачит своё существование в хостеле, словно наложницы в гареме. К тем и к другим со временем теряют интерес, теряют навсегда. Появляются новые, молодые, а подзабытые сперва становятся позабытыми, а потом и вовсе сходят со сцены. Поэтому мой тебе совет: избегай эфемерных, декоративных профессий, какими бы правдоподобными и прочными они ни казались. Однажды может случиться такое: ты просыпаешься - а декораций нет. Исчезли! И как же жить без них? Куда податься? Чем заняться? Пустота. Ты шаришь вокруг - пустота. Ты бредёшь куда-нибудь - пустота. Ты ищешь привычный мир, но кругом - пустота.
  А может быть и хуже: ты вдруг увидишь свои привычные, любимые декорации, увидишь на недосягаемой вышине, куда тебе уже никогда не забраться. И в этих декорациях порхает другая, юная, прекрасная, а ты, ты... Ты беззвучно рыдаешь от пронзившего тебя отчаяния, от душащей тебя ненависти, от щекочущей тебя зависти.
  Так-то...
  И вот Джеймс Мортмейн стал третьим мужем Топаз. О первых двух мужьях она почти не рассказывает, чему не следует удивляться. Вероятно, то были тоже ослеплённые, но не окончательно ослепшие мужчины, а прозрение оборачивалось разводом. Вероятно. Потому что не станем же мы выискивать их на просторах Британии или даже Лондона. Да и зачем? Узнать пару подробностей, которые ничего не добавят к образу твоей мачехи? Но мы и так видим достаточно, видим регулярно. Одни её прогулки чего стоят, но об этом чуть позже.
  Что ж, почуявшая подкрадывавшуюся безысходность натурщица вышла замуж за вдовца. Значительно старше её. С тремя детьми. Проживающего в полуразрушенном замке в глуши. Обедневшего. Отчаявшегося. Смирившегося. И вскоре он стал к ней равнодушен.
  Как же страшилась Топаз грядущего, если легко променяла полубогемную жизнь Лондона на зелёную тоску замка Вильмотт, где она вместе с тобой и Роуз перекрашивала в зелёный цвет одежду, простыни и кухонные тряпки. Ну и леди Зелёные рукава, скажем мы в насмешку. Но зря мы смеёмся над ней. К чему её причуды? То ли действительно зов души, то ли игра на публику, то ли игра для себя. Нет - и то, и другое, и третье.
  Впрочем, и с ней Джеймс Мортмейн неплохо устроился, ведь она тоже считает его гением, как и твоя мама. Он занят кроссвордами - ну и что! Гениев торопить нельзя, нужно потерпеть. Сперва потерпеть, а потом терпеть, терпеть, терпеть. А в доме нет денег, так что приходится жить за счёт Стивена, сына горничной, который был к тебе - хи-хи - неравнодушен. И пусть он дарил тебе чужие стихи, подписанные своим именем, - его деньгами вы расплачивались с лавочниками. Да и не только стихи он тебе дарил, но и молочный шоколад с орехами.
  Как-то Роуз предложила Топаз отправиться в Лондон на заработки, та отказалась, заявив, что жизнь в столице безумно дорога, поэтому накопить приличную сумму не получится. Да и с чего бы у мачехи возникло желание работать? Куда легче предаваться праздности, особенно имея перед глазами великолепный образчик. Лень - один из самых заразных недугов.
  И Топаз не нашла ничего лучше, как стать местным привидением. Причём произошло это не из-за склонности к ужасам и мистике, а из-за любви к нудизму. В чёрном непромокаемом плаще, в зюйдвестке и резиновых сапогах выходит она поздним вечером из дома, чтобы слиться со стихиями. Сбрасывает плащ, зюйдвестку (сапог иногда не снимает) - и так ходит голышом по ночам. Раньше хаживала и днём, но случилось недоразумение с соседями-фермерами, поэтому в светлое время суток она больше со стихиями не сливается. А её, нагую, во тьме вполне можно принять за привидение.
  И то сказать, какая же молва идёт о вас по округе? Несостоявшийся писатель, которого впору подозревать в алкоголизме, и мачеха-нудистка. Знаешь, мне в голову закрадываются нехорошие мысли: а не шныряют ли по ночам около замка тайные поклонники Топаз, не прячутся ли среди кустов соглядатаи?.. И неужели во время её блужданий ни разу не исчезал из дома Томас? А Стивен? Или ты что-то скрываешь от меня, а?.. Вот ты и отвела взгляд.
  А отец? В нём ни разу не закипела ревность? Не взыграло чувство оскорблённого достоинства? Ах, "закипела", "взыграло"! Да в нём вообще никакое чувство не шевельнулось. Воистину, он равнодушен к ней.
  И что же ждало вас в будущем? На что вы могли надеяться? Не знаю, почему твой отец не спился, но тому, что этого не произошло, остаётся только удивляться. Топаз, конечно, продолжала бы чудачить, пока однажды не махнула бы на вас рукой и не укатила прочь. Подросший Томас тоже уехал бы. Конечно, иногда он наведывался бы к вам в гости на выходные: сперва часто, потом реже (встретил девушку), потом совсем редко (пора ухаживания в самом разгаре), наконец - хоть и долгожданные, но всё же оглушительные фанфары: свадьба Томаса, вы приглашены, вы рады, вы счастливы за него и несчастны за себя. А Томасу до вас уже мало дела: женатый, он и вовсе перестанет приезжать к вам.
  И остались бы вы втроём: отец и две дочери. А общество, а развлечения, а женихи? Ах, это осталось бы далеко-далеко, в Кингз-Крипте. Да-да, ближайший городок с каждым днём становился бы всё более и более недосягаемым. Жизнь проходит мимо - что может быть ужасней для молодой женщины! Одна из вас взбунтовалась бы первой. Думаю, что Роуз. Двинула бы за Топаз и Томасом, на прощание громко хлопнув дверью. А на вторую (получается, что на тебя) навалилось бы всё худшее в отцовском характере: инфантильная неврастения, изощрённый бытовой деспотизм, безысходная злость. Навалились бы - и придавили окончательно. И погубили бы навек. Ах, как тяжело думать о жертвах родительской тирании...
  Поэтому не стоит удивляться, что однажды в здешних краях появились два принца. Два брата Коттоны, наследники замка и имения Скоутни-Холл поблизости. Прямиком из Америки, где они поживают. Оба неженатые. Приехали для того, чтобы встретиться с вами, одинокими молодыми леди на выданье. Ведь Стивен - не в счёт, правда? А братья приехали, чтобы в корне изменить всё. Юные американцы и юные англичанки. Энергия и традиция. Ах, не стоит удивляться, что они нагрянули в ваши края, потому что ты сама их выдумала. Ведь только в сказке принц женится на Золушке. А у нас золушек сразу две, значит, необходимы два принца. А раз золушки - сёстры, то принцы должны быть братьями. А чтобы сохранилась хоть какая-то интрига, началась игра в "зеркало". Роуз помолвлена с одним, но бросает его ради другого, так что первый достаётся тебе, а для Стивена тоже нашлась утешительница.
   Разумеется, вас всех пригласили на бал. Бал (вечерний приём) Коттоны дали прямо в Скоутни-Холле. Не обошлось и без доброй феи с вашей стороны: её роль исполнила Топаз, скромно отступившая на задний план, чтобы Роуз могла в тот вечер покорять и пленять. И я уж не знаю, то ли Роуз была настолько обворожительной, то ли прикинувшийся простачком Томас удачно объявил о том, что покойный мистер Коттон всегда присылал вам окорок на Рождество (а перед прошлым Рождеством он умер), но очередной окорок вам вручили. Что оказалось весьма кстати, учитывая ваш скудный рацион.
  Поговорим же о том, для кого этот визит действительно имел большое значение: о писателе Джеймсе Мортмейне, которому миссис Коттон устроила форменный разнос. Конечно, Коттонам было известно его имя. В день знакомства в замке один из братьев, Саймон, даже побеседовал с ним о "Борьбе Иакова", которую изучал в колледже несколько лет назад. О, какого неожиданного читателя послало провидение твоему отцу! Из Америки, которую он исколесил с лекциями много лет назад, приезжает юноша, отлично знающий и понимающий его книгу. Что же должно произойти в душе автора? Произойти-то должно многое, но не происходит ничего. "Так когда ожидать новый шедевр - продолжение "Борьбы Иакова"?" - вопрошает Саймон. И Джеймс Мортмейн коротко, без злости, без горечи, роняет: "Никогда".
  Конечно, нечто подобное вы слышали не раз и уже давно привыкли. Но Саймон Коттон - человек посторонний, и его несколько озадачило признание автора "Борьбы Иакова". А что же сам автор? Попытался ли он сделать хоть какое-то усилие над собой, пусть даже солгать? Да-да, солгать, ведь неправда выглядела бы не столь ужасающей, как безразличное признание собственного поражения. Но вместо лжи прозвучала правда: "Никогда". Без злости и горечи прозвучала.
  Поэтому то, что произошло позже в Скоутни-Холле, чем-то походило на запоздалое возмездие. Скажу прямо: ни снобизм, ни апломб миссис Коттон мне не нравятся. Но иногда даже снобы выступают положительными героями, так что пусть не человек выбирает роль, а роль определяет человека. Итак, миссис Коттон заполучила в качестве гостя автора, чья слава сильно пожухла и увяла. И вот обходительная хозяйка дома задаёт ему невообразимо бестактный вопрос: когда он в последний раз публиковался? А чем ещё можно "расположить" к себе некогда известного человека, как не напоминанием о том, что его популярность осталась в прошлом, а сам он теперь - обыкновенный неудачник?! Особую пикантность ситуации придавало то, что гость находился явно ниже хозяйки на общественной лестнице и был вынужден сносить подобное обхождение от персоны, за всю свою жизнь не написавшей ни одной стоящей книги, не ездившей с лекциями по Америке, вообще ничем не примечательной. Да, в её власти было пригласить или не пригласить Джеймса Мортмейна на званый вечер, но уйти с вечера было не во власти Джеймса Мортмейна. И он ответил бесцветным голосом: "Двенадцать лет назад".
  Двенадцать лет кроссвордов и детективных романов. Двенадцать лет прозябания и бездействия. Двенадцать лет расслабленности и расхлябанности. Знаешь, мне ничуть не жаль его, вынужденного терпеть напористую, толстокожую миссис Коттон, которая вроде бы отнеслась к его словам с пониманием, ибо изрекла: "Вы решили набраться сил. Немногим писателям хватает мудрости так поступить". О, она просто не знала, на что он растратил эти годы! Впрочем, своим быстрым умом она легко уловила суть и резко добавила: "Но ведь это очень долго, не считаете?" Вопрос был подобен удару, от которого нельзя защититься, даже зная, что его нанесут. Получив его, твой отец пальцами крепко сжал край стола. Дома он обычно отшвыривал стул и выходил вон, если вы его нервировали. Или выгонял вас, если дело происходило в караульне. Дома он был всесильным тиранчиком, а здесь, в Скоутни-Холле, с ним сошёлся тиран покрупнее и посильнее. Приходилось сдерживать себя, поэтому он лишь прошелестел, промямлил: "Я бросил писать, миссис Коттон. Давайте поговорим о чём-нибудь занимательном".
  Что ж, нет ничего удивительного в том, что люди, склонные мучить других, по отношению к себе непременно требуют снисхождения и жалости. Непременно! "Я бросил писать двенадцать лет назад. С тех пор я лишь обманываю надежды близких мне людей, если они ещё вообще на что-то надеются. Они считают меня гением, но гений - тот, кто сумел реализовать свои задатки, ведь если из числа людей талантливых вычесть число людей, свой талант погубивших, то и получим в остатке гениев. Я же написал лишь одну книгу, пусть и хорошую, а этого всё-таки недостаточно, ведь "Борьба Иакова" - не творение всей моей жизни, а удачный дебют, за которым не последовал провал (уж лучше бы пришлось пережить провал) - за которым вообще ничего не последовало. Мне горько осознавать это, горько и стыдно. Я - всего лишь слабый, не справившийся со своим драгоценным бременем - литературным даром. Мне некого винить, я сам всё погубил, хоть со стороны может показаться, что ещё не всё погублено. Порой мне бывает невыносимо тоскливо, вам не представить, как тяжко мне в такие часы, но я не способен пересилить себя, уже не способен. Поэтому не надо больше продолжать разговор на эту тему. Давайте побеседуем о чём-нибудь другом, миссис Коттон. О чём-нибудь занимательном". - "А это весьма занимательно. Начинающий талантливый автор, которого фортуна одарила своей незабываемой улыбкой, вдруг надолго замолкает. О, если молчание необходимо ему для того, чтобы осмыслить головокружительный успех, то его мудрость вызывает лишь восхищение. Когда голова кружится - ничего путного не создашь. Необходима пауза. Но пауза длиной в двенадцать лет - ведь это очень долго, не считаете? Поэтому нужно искать какую-то иную причину. Первое, что приходит на ум, - проблемы с алкоголем. Но это явно не ваш случай, сразу было бы заметно. Значит, какая-то причина психологического свойства. А их, поверьте, не так уж и много. Наиболее частые: звёздная болезнь и зарытый в землю талант. Вам подходят оба варианта, но поставить точный диагноз я пока не могу. Так что мне представляется очень любопытным докопаться до сути. А раз я ещё и нахожусь в привилегированном положении, то и вести себя деликатно по отношению к вам не намерена. Предупреждаю, мистер Мортмейн, меня так просто не осадить". - "Чёрт! Вы не имеете права обсуждать со мной эту тему за собственным столом. Я пришёл в гости, а не к психоаналитику или следователю". - "А мне доставляет удовольствие быть и психоаналитиком, и следователем. С гениями я всегда использую тактику сокрушительных ударов..."
  Тут я позволю себе вставить пару едких замечаний. Разумеется, гении прямо-таки стаями увиваются вокруг миссис Коттон. Дня не походит, чтобы к ней на чай не заглянул очередной гений, а то и по два-три сразу. И каждому дорого её, да-да, её, исключительно её мнение. А так как свои мнения она высказывает в форме сокрушительных ударов, то гениям проходится их сносить. А куда им, гениям, деваться, раз удары наносит им сама миссис Коттон! И ведь им всё мало: сокрушат гения разок, так он, оправившись, спешит за следующим ударом. И другого гения за собой тянет: "Вы ещё не отведали сокрушительного удара миссис Коттон? Тогда немедленно явитесь к ней на приём, коллега". А миссис Коттон - и с левой, и с правой. Как только руки не устают! Ой, я забыла, что удары-то - словесные.
  Ты же, золотко, сама верно подметила, что миссис Коттон, коллекционирующая знаменитостей, - это Топаз наизнанку, желающая исполнять роль музы. Как мачеха позже ревновала Мортмейна к миссис Коттон! Даже собиралась в Лондон, чтобы наблюдать, не встречаются ли они там. Соперницы, непримиримые соперницы.
  "...С гениями я всегда использую тактику сокрушительных ударов. И лучше публично, иначе гений сбежит". Замечу, что есть разница между "сбежать" и "избегать". Такой нахрапистой леди, как миссис Коттон, вряд ли дано её уловить, но она есть. И ей не следует пренебрегать. Если случилось так, что некие знаменитости, познакомившись с миссис Коттон, сочли её бесцеремонной и вульгарной и отказались от дальнейшего общения с ней, нет никаких оснований утверждать, что они от неё сбежали. Публика здесь ни при чём, как справедливо парировал твой отец, тоже выразивший желание "сбежать". Впрочем, заявления хозяйки развеселили его, так что он даже нанёс ответный выпад: "Признайтесь, вы одна такая или со времени моего отъезда клуб американок стал ещё грознее?" - "Я не из тех, кого вы причисляете к "клубу". Думаю, наша святая обязанность - вылечить вас от привычки делать выводы об Америке на основании двух коротких лекционных туров".
  Ну вот, наконец-то прозвучали ключевые слова: "наша святая обязанность". О, неожиданная оговорка-саморазоблачение. "Наша святая обязанность"! Оказалось, что миссис Коттон - ханжа и святоша, заполучившая к себе в гости знаменитость, бесславно сошедшую со сцены много лет назад. Другой из братьев, Нейл, проболтался тебе в тот вечер, что она даже запросила у своего адвоката подробное описание дела о "нападении" мистера Мортмейна на свою жену. О, я вся негодую при мысли о том, какая же нечестивая гробокопательница заявляла о святой обязанности! Да-да, романтичные кладоискатели легко становятся гробокопателями, а почитатели гениев - собирателями грязных сплетен о гениях. Стоит только удивляться, что в разговоре с твоим отцом не был упомянут десертный нож. Например, так: "С гениями я всегда использую тактику сокрушительных ударов ножом для торта". Или: "Наша святая обязанность - вылечить вас от привычки кидаться на женщин с ножами". А ведь он вполне снёс бы и такую словесную оплеуху...
  Чем закончился разговор - неизвестно, да и неважно. Но воздадим должное миссис Коттон, ибо хирургическое вмешательство часто оказывается более действенным, чем заговор и прикладывание трав к больному месту. Вместо убаюкивающего сюсюканья, каким окружали гения обе его супруги, он получил хорошую взбучку. И следует подумать, а не являлось ли одной из причин его многолетнего бездействия непомерно раздутое, но тщательно скрываемое самомнение. Ведь даже не написав ни строчки за двенадцать лет, Джеймс Мортмейн оставался автором известной книги. Разве осознание этого не было его тайной отдушиной все эти годы? В его скромном, чуть ли не самоуничижительном заявлении "Я бросил писать" возможно отыскать и скрытый подтекст: "Я - автор "Борьбы Иакова". Пусть я не написал более ничего стоящего, пусть я забросил писание и опустился так низко, что и смотреть противно. Но я остаюсь автором "Борьбы Иакова", я пребуду им всегда, во веки веков. Моё авторство - право мёртвой руки. Знайте, знайте все: никто и ничто в мире никогда не отменит сей факт!" - "Чёрта с два, мистер Мортмейн. Вы - баловень удачи, чью благосклонность вы нисколечко не заслужили. Однажды вам повезло, отчего вы очень высоко задрали голову и ещё выше задрали нос. Но таких, как вы, очень много. Так что для потомков вы пребудете не автором "Борьбы Иакова", а автором "Борьбы Иакова", который больше ничего так и не написал".
  Когда назавтра Топаз приступила к отцу с расспросами о вчерашнем вечере, он отделывался лишь общими фразами: "Как можно передать подробности такого разговора? Миссис Коттон высокоинтеллектуальная женщина. Умеет не только говорить, но и слушать". Да, высокоинтеллектуальная женщина задела его за живое: он стал наведываться в Скоутни-Холл, благо ему позволили свободно пользоваться тамошней библиотекой. (Сметливая Топаз заметила, что его там наверняка ещё и кормили.) Правда, занимался он не серьёзными текстами, а американскими журналами.
  А вскоре случилось невероятное: он поехал в Лондон. Ну да, собрался и поехал. "Зачем?" - "Дела!" Происки миссис Коттон, не иначе. До этого три дня подряд торчал в Скоутни - и в Лондон. Но уж лучше так, чем апатичное смирение. Хотя Топаз и считала иначе. Даже когда отец, вернувшись, заявил, что ходил в Британский музей, она не изменила своего мнения: "Люди за тем и ходят в музеи - на тайные свидания. Я сама с ним встречалась в зале с мумиями". Лучше бы она с встречалась с ним в деревенской гостинице "Козёл и циркуль", потому что на ночь глядя отцу понадобились именно они: козёл и циркуль. Первого поблизости не оказалось, а второй лежал в комнате уже уснувшего Томаса. Но ведь твоему отцу - вынь да положь. Вот и пришлось тебе сперва тихо вынуть циркуль из сумки брата, а потом выложить его перед твоим отцом. И он до утра чертил циркулем по миллиметровке. "Убила бы!" - заявила ты. Я бы тоже убила. Если уж заинтересовала его связь между популярным названием английских трактиров и фразой "Бог объемлет нас", а также масонскими символами, то к чему же привело его вдохновение? К игре с циркулем. Но я, кажется, уже рассказывала про этот случай.
  А потом всё вернулось в своё русло: в русло детективного чтения. Ещё одна поездка в Лондон, но уже не в Британский музей, а... Он не сказал, что тогда осмотрел, но и мы не станем домысливать. И странный интерес к древнему железнодорожному справочнику, с которым он как-то прогулялся в обнимку... Или вот ещё: взял расписанную тарелку и снова поехал в Лондон. Вернулся с кучей книг (телефонный справочник, "Язык цветов", "Китайский для начинающих", "Почтовый голубь"). Если кто-нибудь когда-нибудь вздумает утверждать, что всё это было необходимо Джеймсу Мортмейну для работы над своей будущей книгой, то эти рассуждения заранее видятся мне презанятными. И если я не смогу услышать их из первых уст, то прошу тебя всё запомнить и подробно мне пересказать.
  И вот в твоей голове поселилась тревожная мысль: отец сходит с ума. Сперва это была даже не мысль, а клише, фраза, которая от частого употребления стала настолько гладкой, что не вызывает никакого желания вдуматься в её смысл. Но фраза звучала всё настойчивей и настойчивей, и подспудно возникло чувство опасности. Слова обрели значение, которое пришлось осмысливать, а за смыслом проступило нечто реальное: отец действительно теряет рассудок. Осознаешь - и охватывает ужас.
  Но давай поразмыслим: а к чему могло привести его затворничество в караульне? Чем бы вообще это кончилось? По трезвому размышлению, моя милая, получаются два варианта, оба неутешительные. Алкоголизм или сумасшествие. Раз он не пил, оставалось второе. Да-да, чудачества исподволь превращаются в странности, от которых рукой подать до... Навязчивых идей, например. Или чего-то другого, столь же неприятного окружающим. Рассудок срывается с прочных позиций и неумолимо движется вниз, иногда как лавина, но чаще как оползень. Какой-нибудь романтик сказал бы, что первое прекрасно, ибо стремительно и завораживающе, а второе отвратительно, ибо нудно и обыденно. Романтику вообще свойственно играть роль стороннего наблюдателя, любующегося катастрофой с удобной безопасной позиции. Ах, если стихия слишком неповоротлива, люди успевают спастись от неё. Разве интересно смотреть на то, как люди спасаются? Нисколько не интересно. Но каково взирать на то, как люди гибнут!.. Так пусть же бедствия будут молниеносными и сокрушительными - романтичными. Нудное, вялотекущее сумасшествие... Разве сравнится оно с мгновенно поражающей человека потерей рассудка! Разве сравнится фееричный праздник с буднями! Так пусть же и Джеймса Мортмейна поразит внезапное безумие. Исступление! Доведите его до исступления, если он не может дойти до него сам. Мы, зрители, жаждем безумного исступления! Пусть другие страдают на потеху нам. Пусть Джеймс Мортмейн начнёт бесноваться, бросать вещи, выпрыгнет из окна, кинется в ров у замка, устроит пожар, застрелится или заколется старинным кинжалом. А ещё лучше - кого-нибудь убьёт. А ещё лучше - убьёт кого-нибудь из родственников. А ещё лучше - убьёт всех родственников. А ещё...
  К чёрту романтиков! Однажды утром ты вдруг осознала приземлённую истину: если он вновь начнёт писать, то в доме появятся деньги. И вот ты решила провести сеанс психоанализа сама с собой.
  Вопрос. Ты боишься отца?
  Ответ. Да.
  Вопрос. Почему? Разве он поднимал на тебя руку?
  Ответ. Никогда. Его единственное оружие - молчание. Порой легкий сарказм.
  Вопрос. Так почему ты боишься отца?
  Ответ. Так было всегда, поэтому мне кажется это естественным.
  Вопрос. Ты боишься его, потому что он может чего-то тебя лишить?
  Ответ. Нет, он не может ничего лишить. Ни меня, ни Роуз, ни Томаса.
  Вопрос. Ты боишься его, потому что он может заставить тебя страдать?
  Ответ. Нет. Впрочем, мы и так страдаем от неустроенности.
  Вопрос. Ты боишься его, потому что он может заставить тебя почувствовать вину? Ты в чём-то виновата перед ним?
  Ответ. Нет. Скорее уж он виноват перед нами.
  Такие вопросы можно задавать до бесконечности - ответы всё равно будут отрицательными. Лучше напрямую перейти к сути дела.
  Вопрос. Так что за непреодолимый барьер воздвиг вокруг себя отец?
  Ответ. ...
  Тогда ты пришла к нему в караульню и увидела "обои": бесконечные ряды страниц, прикреплённые гвоздиками к краям полок. Это были комиксы, которые он натащил из Скоутни. Чем же он занимался? На твои расспросы он вспылил: "Моя работа тебя не касается!" Работа! Но ты была мужественна и настойчива, ты захотела взглянуть на бумаги на его столе. Он отшвырнул тебя, ты ударилась локтем о дверь, взвыла от боли. Конечно, содеянное подействовало на него, он стал ощупывать твои кости.
  - Из себя я не выходил с тех пор, как... - вот фраза, с которой и начался совершенно другой разговор.
  - С тех пор, как кинулся на маму с ножом? Разумеется, я знаю, ты не собирался её убивать, вышло недоразумение, но... ты ведь очень на неё разозлился.
  На тебя-то он разозлился потому, что ты сунулась в его бумаги. А из-за чего он вспылил тогда? Что-то было не так с пирогом или с ножом по вине твоей мамы?
  - Слушай, может, беда в том, что ты перестал давать волю гневу? И подавляя темперамент, подавил талант?
  Но в чём тогда причина спонтанных вспышек гнева?
  - Я, подавляя темперамент, подавил и талант? Очень оригинально. Но бессмысленно.
  - Уж не хуже, чем теория, будто твоё вдохновение иссякло из-за трёх месяцев в тюрьме!
  - Ну как тюрьма за такой жалкий срок могла повлиять на мое вдохновение? Я частенько размышлял, что неплохо бы туда вернуться. По крайней мере, надзиратели никогда не собирались в кружок, чтобы меня препарировать. Пусть пребывает в мире моя славная маленькая камера!
  Да уж, надзирателям до него не было никакого дела. Но если глава семьи дни напролёт бездельничает в караульне, то как тут не собраться в кружок, как тут на заняться препарированием!..
  - А у тебя есть соображения, по какой причине ты бросил писать?
  Да, хотелось бы узнать его мнение. Хотелось бы услышать не только соображения, но и объяснения. Но ты допустила ошибку: не сделала паузу, не остановилась, вопрос не материализовался, а растворился, исчез в последующей речи:
  - Саймон, конечно, думает...
  Отец воспользовался твоим промахом и набросился на Саймона.
  - Ах, Саймон думает. Ну, что же он думает? Вечер нашего знакомства? Отлично помню. Меня это тогда весьма впечатлило. Правда, затем я пришёл к выводу, что Саймон нёс ахинею. Из вежливости, разумеется, по доброте душевной. Но в тот вечер ему удалось меня одурачить. Возможно, это меня и подтолкнуло...
  Ах, всё-таки впечатлило! Джеймса Мортмейна, впустую растратившего капитал своей славы, впечатлило восторженное отношение Саймона! Конечно, юноша, читавший "Борьбу Иакова" несколько лет назад, но хорошо помнящий текст, нёс ахинею. Или ахинея - мнение Джеймса Мортмейна о Саймоне?.. Но ты ухватилась за последнюю фразу.
  - Ты хочешь сказать, что нашёл свою творческую дорогу?! То есть все эти странности с кроссвордами, сказками, почтовыми голубями и что там ещё... всё это имеет смысл?
  - Разумеется, имеет!
  - Замечательно! Хотя вообразить не могу...
  - Тебе и не нужно. Просто занимайся своими делами.
  "И не мешай мне продолжать моё ничегонеделание. Ты и так уже зашла слишком далеко. Если бы не ушиб, я выставил бы тебя за дверь и разговора бы не было. А теперь получается, что я должен давать тебе объяснения. Ступай, ступай отсюда!" - добавлю я от себя за него.
  - Когда ты допишешь книгу?
  - Допишу? Я её даже не начал! Пока собираю материал. Хотя, конечно, это может продолжаться бесконечно.
  Как и любое безделье. Как и записывание всякой белиберды, которая не только забредает в голову, но и бродит в голове. Поначалу кажется гениальной мыслью, а потом оказывается болотным огоньком. Вот и в тот момент ему пришла в голову очередная гениальная... Белиберда пришла ему в голову, белиберда. И он бросился записывать её, напрочь забыв о твоём присутсвии.
  Через некоторое время разговор возобновился. Пустые фразы, пустые фразы... "Ты беспокоилась? О чём? О моём рассудке? Бедняжка, неужели ты действительно считала, будто у меня мозги едут набекрень? Пожалуй, я вёл себя слегка эксцентрично, но после выхода книги - если она когда-нибудь выйдет - большинство назовёт моё поведение... недосказанностью. Почему я не делаю решительный шаг? Просто от меня ускользает основополагающая идея. Я потерял уверенность в себе. Клянусь, лень здесь ни при чем! Я никогда не ленился".
  Ах, сколько мишеней для насмешек. "После выхода книги", "недосказанность", "никогда не ленился". Но не стоит прибегать к сарказму, если и так всё очевидно.
  - А ты садись за стол и пиши. Прямо с сегодняшней ночи.
  - Нет, я еще не готов!
  Ты ушла и поговорила с Томасом. И было неясно, то ли он действительно переживает, что отец сходит с ума, то ли его веселит поведение отца. Тогда и посетила тебя идея вышибить клин клином: посадить отца в "тюрьму". Хоть ты и считала, что действуешь как заправский психоаналитик, но твой план больше напоминал не копание в чужом подсознании, а порку капризного ребёнка - твоего отца. Конечно, порку не физическую, а психологическую, даже психическую. И произошло чудо - тебе явился образ матери, чтобы одобрить твой план.
  Существует ли потусторонний мир? Если да, то твоя мама, много лет нянчившаяся с инфантильным мужем, о многом поразмыслила на том свете. И пришла к выводу, что надо было не нянчиться, а пороть. А раз уж ей не суждено осуществить экзекуцию, то пусть это сделаешь ты. Впрочем, возможно, что никакого потустороннего мира нет, а видение возникло в результате сложного взаимодействия воображения и подсознания. Сама выбирай, какое предположение тебе ближе. Важно другое: ты приняла решение устроить отцу "тюремное заключение". И Томас, выслушав твою идею, согласился участвовать. А так как в замке в то время находились только вы трое, то осуществление задуманного зависело лишь от вас.
  Камерой должна была стать башня Вильмотт, куда вы перетащили кресло, стол и кровать - и никаких излишеств более. Заманили туда отца, заставив спуститься в низ башни, и вытащили лестницу. Разумеется, ребёнок канючил, скандалил, даже ревел и неистовствовал, запустив в вас тарелкой и вилкой. Но вы были непреклонны: "Еду будем спускать в корзине. Обед в час. Ужин в семь". Так-то, мистер Автор "Борьбы Иакова".
  "Тюрьма" помогла. Не сразу, но она подвигла безвольного Джеймса Мортмейна к действию. И то сказать: ты несколько месяцев вела дневник, а твой отец за это время не написал ни строчки. И пусть приехавшая через несколько дней Топаз набросилась на вас, как на извергов. Пусть сами вы сомневались в успешности своего предприятия, боялись, что вправду свели отца с ума. Брошенный в башне Вильмотт собственными детьми, подвергшийся карикатурному унижению, изнеженный Джеймс Мортмейн пересилил себя: начал писать новую книгу. Что можно сказать по этому поводу? Талантливым людям иногда полезна порка, золотко.
  А всё, что произошло у тебя и Роуз с Саймоном и Нейлом, сильно напоминает историю Золушки. Двух золушек. Если хочешь, верь в сказку, но я, мисс Блоссом, умудрённая опытом женщина, одноногий портновский манекен, я сказкам не доверяю.
  
  
Часть третья
  
Sleep the sleep of the wicked
  
  Тони так ничего и не понял. Залпом и не поморщившись проглотив "Я захватываю замок", он резюмировал, что Кассандра не похожа на Психичку:
  - Ничуть.
  - Почему же ты считаешь, что они непременно должны быть похожи?
  - А с кем ещё будет сравнивать себя Вероника? Не с мисс Блоссом же.
  - Конечно, раз весь роман - дневник Кассандры, то с ней себя и сравнивала Вероника. А раз она не похожа на главную героиню, то и книга ей вряд ли понравилась, логично?
  - Логично.
  - ?
  - Постой, совсем не логично. Это любимая книга Вероники.
  - Ты запутался в логике, Тони.
  - Да, я уже и сам это заметил...
  - Попробуем с другого конца. А ты не думаешь, что у Вероники могла быть своя мисс Блоссом?
  - Свой манекен, с которым она разговаривала? И за которого сама себе отвечала?
  - Не обязательно манекен. Какой-нибудь другой предмет.
  - Ну-у, мне ни о чём подобном не известно.
  - Я бы сильно удивилась, если б ты хоть что-то подобное знал. Но давай представим, что у Вероники была своя мисс Блоссом. Например, фарфоровая фигурка. Или нефритовая, не важно. И вот она ведёт с Вероникой диалог:
  - Ах, дорогая, в последнее время ты слишком часто заходишь в пабы. Это не к добру, поверь мне.
  - Я всё отлично знаю, но паб - хорошее место, где я легко забываю о проблемах. К тому же там можно кого-нибудь встретить.
  - Но ведь тебе хочется побыть в одиночестве.
  - Хорошо, в пабах я могу посидеть и в одиночестве.
  - Среди пьяной и полупьяной молодёжи?
  - Они не доставляют мне особого беспокойства. И мой отец, когда напивается, не сильно отличается от них.
  - Если ты видишь сходство, то тем более непонятно, зачем ты туда ходишь?
  - Затем и хожу, чтобы стало ещё противней.
  - Или затем, чтобы при виде нетрезвого отца вспоминать пьяных подростков и чувствовать к нему отвращение?
  - И для этого тоже.
  - Но ты же любишь его.
  - Люблю, когда не пьяный.
  - Ах, золотко, ты же знаешь, ему так трудно...
  - Знаю. Ну так и что?
  - Может, стоило бы пожалеть его?
  - Лучше спроси, стоит ли жалеть в такой ситуации?
  - А твоя мать. Ведь она подливает масла в огонь.
  - Лучше пусть она подливает масло, чем он сам себе спиртное. Давно бы нашёл в себе силы, чтобы покончить со всем.
  - Может, ему так легче?
  - Вряд ли. А уж кому точно не легче, так это нам.
  - Знаю. Но, может быть, тебе всё-таки не стоит ходить в пабы?.. Представь, что ты встретишь там Тони...
  - Ну, встречу. И что?..
  - Хочешь увидеть его в таком же состоянии?..
  - Если он бывает в таком состоянии, что ж, я на него полюбуюсь. Получу удовольствие, поверь мне.
  - Ты ведёшь себя безрассудно.
  - Потому что слишком страдаю от постоянной рассудительности. Мне хочется найти выход в безвыходном положении. Давай-ка подумаем вот над чем: как мы определяем, что наше положение безвыходное? Рассудок взвешивает все "да" и "нет", "за" и "против", "если" и "то"... Взвешивает - и выносит вердикт: "Положение безвыходное. Подпись: Рассудок". Значит, выход из такого положения непременно будет безрассудным. Вот я его и ищу. Например, встретить в пабе пьяного Тони и отдаться ему. Что может быть гнусней, а?
  - Остановись, Маргарет. Так ты договоришься...
  - Кстати, Тони, а ты в тот вечер много выпил?
  - В какой?
  - В тот самый, когда Вероника стала твоей. Ты же был с ней в пабе.
  - Вряд ли больше, чем обычно. Даже если бы и захотел принять лишнего, то не стал бы. При ней точно не стал бы.
  - Возможно, этим ты её сильно разочаровал...
  - Маргарет!..
  - Так ты всё ещё ничего не понимаешь, Тони?
  
  Бесспорно, Тони прав: Психичка нисколько не похожа на Кассандру. И у Тони нет ничего общего с американскими принцами Коттонами, хоть он одно время и путешествовал по Америке. Но есть факт: "Я захватываю замок" - любимая книга мисс Форд. И сей факт необходимо объяснить.
  Итак, составим протокол исследования семьи Мортмейн, чтобы установить общее между ними и семьёй Форд.
  
  Семья Мортмейн:
  Мистер Джеймс Мортмейн
  Покойная миссис Мортмейн
  Мисс Роуз Мортмейн (их старший ребёнок)
  Мисс Кассандра Мортмейн (их средний ребёнок)
  Томас Мортмейн (их младший ребёнок)
  Топаз - здравствующая миссис Мортмейн
  
  Семья Форд:
  Мистер Форд
  Миссис Форд - Сара
  Мисс Форд - Вероника
  Джон Форд - Братец Джек
  
  Сразу вычёркиваем Братца Джека, без пяти минут выпускника Кембриджа, и Томаса Мортмейна, провинциального школьника. Между ними нет ничего общего, это очевидно. Также вычёркиваем обеих мисс Мортмейн: Психичка не похожа ни на одну из них. Её, кстати, тоже вычёркиваем: среди оставшихся Мортмейнов ей пары уже не найти. Можно вычеркнуть и покойную миссис Мортмейн: хотя об этой тихоне мало что известно, но с миссис Форд её сравнить трудновато. И остаются две пары: мистер Мортмейн и мистер Форд, Топаз и Сара Форд.
  Показываю Тони бумажку со своими "вычислениями". Он долго изучает её, наконец произносит:
  - И каков же твой вердикт?
  - Мой вердикт мог бы оскорбить тебя, поэтому лучше оставлю его при себе. Ты не возражаешь?
  
  Что-то (Тони сам уже не помнит, что именно) выдавало в Саре Форд художественную натуру. То ли яркие палантины, то ли артистическая рассеянность, то ли мурлыканье оперных арий... Что ж, вторая миссис Мортмейн, прозябающая в замке Вильмотт натурщица, и миссис Форд, томящаяся в Чизлхёрсте домохозяйка, вполне могли бы найти общий язык на этой почве. Но не думаю, что последняя стала бы разгуливать голой по ночам, сливаясь со стихиями. Поэтому отождествлять этих женщин я бы всё-таки не стала.
  Гораздо интересней другое: миниатюрная Вероника (ладно уж, Вероника, а не Психичка) мало походила на свою мать, женщину довольно высокую. А мистер Форди и вовсе был громилой. Уже этого достаточно, чтобы задуматься: родители Вероники и супруги Форд - одни и те же люди? Выражусь яснее: вполне вероятно, кто-то из супругов Форд не является отцом Вероники. А раз брат Вероники старше её, похож на отца (такой же здоровяк), то причастность мистера Форда к появлению Джека на свет можно считать вполне правдоподобной. Тогда остаются две версии: либо Сара Форд - мачеха Джека и Вероники, либо мистер Форд - не отец Вероники. В пользу первой версии говорит то, что Братец Джек называл миссис Форд "Мать": "Как считает Мать? А что об этом думает Мать?" Почему бы не представить, что мачеха Сара (ну точь-в-точь Топаз) очень заботилась о детях своего мужа от первого брака, хотела стать им новой матерью или хотя бы как-то восполнить утрату. И с годами насмешливый пасынок нашёл для повседневной речи такое обращение к мачехе, которое, будто бы наделяя её должным статусом, на самом деле напрочь лишает её этого статуса. "Мать". Какой сын станет так обращаться к родной матери! А к мачехе - запросто. "А что обо всём об этом думает Мать, которая мне не мать?" Миссис же Форд сносила это, как детскую шалость, не называя его в отместку "Сын": "Вот что я думаю обо всём об этом, Сын, который мне не сын".
  Но тогда отчего бы не возразить: "Если Сара Форд - мачеха, то почему Тони ничего не было известно об этом?" Приглашая его на выходные к своим, Вероника вполне могла бы ввести Тони в курс дела. Что ж, придётся отбросить первую версию и заняться второй, которая, собственно, больше не подтверждается ничем, кроме несходства внешности Вероники и Фордов-родителей. Если так, то вполне естественным было бы неестественное положение Вероники в семье: юридический отец и единоутробный брат если б и не отвергли её, то и не сильно полюбили бы. Но Тони сам признавался, что нутром чувствовал какой-то заговор между Вероникой, отцом и братом, но не видел никаких признаков заговора между Вероникой и Сарой Форд, которая всё-таки была её матерью (согласно второй версии). Допустим, чутьё не обмануло Тони: заговор действительно был, пусть и негласный. Но против кого?
  Против Тони? Предположить такое просто смешно. Чего ради Фордам устраивать заговор против Тони? Чтобы высмеять его? Ну, если друга девушки её родственники выставляют у себя дома полным дурнем, то кем тогда являются они сами?
  Против миссис Форд? Это уже любопытней. Но возникает всё тот же вопрос: что же за люди Форды? Какова же должна быть причина, чтобы отец, сын и дочь устраивали заговор против матери? Такое если и возможно, то уж никак не на почве взаимной приязни между заговорщиками. Тут попахивает совместной неприязнью в жертве заговора. И даже не попахивает, а пованивает: на какие ещё мысли может навести следующий обмен репликами?..
  Тони: "Мне очень понравилась твоя мама".
  Мистер Форд: "Похоже, у тебя есть повод для ревности, Врон. А если вдуматься, и у меня тоже".
  Впрочем, возможна ещё третья жертва заговора.
  
  Итак, Топаз и Сара Форд не слишком схожи. Остаётся последняя пара: мистер Мортмейн и мистер Форд. Но если о Джеймсе Мортмейне мы знаем предостаточно благодаря словоохотливости его дочери, то в случае с мистером Фордом всё совершенно иначе: мы даже не знаем его имени. Я долго мучила Тони, желая узнать имя отца Вероники. Но в ответ получала лишь:
  - Не знаю.
  - Или не помнишь?
  - Или не помню... Пожалуй, всё-таки не знаю.
  - Как же ты обращался к нему?
  - А как я мог обращаться к отцу своей девушки, который по возрасту и мне в отцы годится? Мистер Форд, конечно.
  - Не хочешь спросить об этом Веронику? Или Братца Джека?
  - О, этот вполне может ответить и так: "Точно не помню, ведь прошло столько времени. Кажется, Гордон. Или Уильям. Или Джордж. Пока".
  - А как насчет Вероники?
  - Да зачем тебе его имя? Допустим, его звали Джордж. Что тебе это даёт? И что изменится, если его звали Пол?
  - Пожалуй, ничего. Я лишь хочу показать, как мало ты знаешь о нём.
  - И?.. Он умер много лет назад. Не забывай также, что мне было неприятно его общество: он обращался со мной, как с дебилом.
  - С Адрианом он обращался так же?..
  - Ну, учитывая то, что произошло между Адрианом и Сарой Форд, я не удивлюсь, если Адриану сильно досталось.
  - А не могло ли рукоприкладство мистера Форда подтолкнуть Адриана?..
  - К самоубийству? Нет, не думаю. Адриана могли подтолкнуть к этому строгие логические рассуждения. А кулаки мистера Форда?.. Честно сказать, я не знаю, как бы отреагировал Адриан на подобное...
  - Но признайся, Тони, ведь за время, прошедшее с того дня, как ты узнал тайну рождения сына Адриана, ты не задумывался над тем, что самого Адриана мог здорово отдубасить муж-рогоносец. Ты не взглянул на случившееся иначе.
  - Случившееся, Мэгги, оказалось настолько невероятным, что невероятной была бы сама мысль взглянуть на него иначе.
  - Понимаю. Но вернёмся к именам. Вероника Мэри Элизабет Форд - это имя тебе известно.
  - Мне потребовалось два месяца, чтобы выведать эту информацию.
  - О, какое упорство. Потратить два месяца на то, чтобы узнать полное имя своей подруги. Ты прибег к подкупу должностных лиц, выкрал документы из дюжины сейфов?
  - Ха-ха! Из дюжины! Не преувеличивай - и полдюжины не набралось. Всего лишь два-три.
  - Всё равно неплохо.
  - Ну и к чему ты ведёшь?
  - За два месяца парень вполне может преодолеть дистанцию от знакомства до постели. Она же оберегала своё полное имя, как иные - девственность. Ну, не красней, Тони. Я лишь хочу сказать, что ты потратил бы значительно меньше времени на то, чтобы в своё время узнать имя её отца, пусть и не полное. Но ты проявил поразительное безразличие. И как это объяснить теперь?
  - Зачем вообще это нужно объяснять? Зачем вообще что-либо нужно объяснять?
  - А зачем ты охотишься за дневником Адриана?
  - !
  - Кстати, не применить ли тебе какой-нибудь запрещённый приёмчик? Как насчёт кражи со взломом?
  - Это ты уже предлагала. Вынашиваешь план? Примешь участие?
  - Уверена, ты справишься без меня.
  
  Почему любимой книгой Вероники была "Я захватываю замок"? Я нахожу лишь одно объяснение: Джеймс Мортмейн чем-то походил на её отца.
  Вот что она сообщила Тони о судьбе своих родителей. Отец умер более тридцати пяти лет назад. Получается, что после поездки Тони на смотрины в Чизлхёрст мистер Форд пожил ещё лет семь-восемь, не так уж и много. Он спивался и нажил рак пищевода. Тони вспомнилось, что отец Вероники после ужина взялся накачивать его бренди, а робкие попытки отказа сметал вопросом: "Кто ты такой: мужчина или мышонок?"
  Чего же сам мистер Форд добился в жизни? Чем мог похвастать этот обеспеченный здоровяк? Каковы были его заслуги? В прошлом, возможно, что-то имелось, но в зрелом возрасте, когда его стал подтачивать алкоголизм, отец Вероники уже ни к чему не стремился. Вот что роднило его с мистером Мортмейном.
  Овдовевшая мать Вероники продала дом в Чизлхёрсте и переехала в Лондон. Убивала время, посещая курсы изобразительного искусства, в деньгах не нуждалась. Прожила долгую жизнь и дотянула до старческого слабоумия. Хотя последний год её жизни не был лёгким ни для неё самой, ни для окружающих, можно сказать, что умерла она "по естественным причинам".
  
  Интересно, имеется ли в галерее Тейт портрет Сары Форд?
  
  Совершенно необязательно полагать, что похожий на мистера Мортмейна мистер Форд был писателем или вообще творческой личностью. Ведь постигшая мистера Мортмейна трагедия не является исключительной привилегией творцов. Любой человек, не сумевший реализовать себя в жизни, проходит через такие муки в той или иной степени. У Джеймса Мортмейна это проявлялось в затворничестве и депрессии, у мистера Форда вылилось в пьянство и шутовство.
  Так кем был отец Вероники? Чем занимался? Вполне обеспеченный бездельник - или выпускник Кембриджа, как и его сын? Я могу сказать только одно: ни ему самому, ни его супруге (художественной натуре) обеспеченное существование, чем-то смахивавшее на прозябание, не приносило удовлетворения. Возможно, он хотел стать известным, потом знаменитым. Возможно, уже предпринял какие-то шаги в этом направлении. Возможно, даже чего-то добился. Но в какой-то момент его постигла участь Джеймса Мортмейна: у него не хватило сил продолжать своё поступательное движение, он расслабился, сперва чуть-чуть, потом сильнее, а вскоре и вовсе размяк. Пристрастился к алкоголю, что, вероятно, оказалось роковым шагом, не позволившим ему впоследствии пережить - подобно Мортмейну - возрождение.
  Его жена, также не удовлетворённая жизнью, постепенно дозрела до супружеской измены, самого глупого способа разнообразить свою неудавшуюся семейную жизнь. Пусть Вероника появилась не в результате измены, пусть супруги Форд -' её родители, на которых она нисколечко не похожа. Пусть. Но была ли связь с Адрианом её первым опытом адюльтера?..
  Очевидно, мистера Форда беременность супруги подкосила окончательно. Возможно, он буйствовал, возможно, нет: с медицинской точки зрения буйное пьянство не очень отличается от тихого. Но дальше-то что? К тому же Адриан совершил самоубийство, а миссис Форд предстояли роды.
  Задумывалась ли она о выкидыше? Заходила ли вообще об этом речь в семейном кругу? Можно представить себе остроты Братца Джека! "Собирается ли Мать делать аборт? Или Мать пополнит нашу семью ублюдком?" Понимаю, рассуждать так - слишком цинично, но разве можно представить, что Джек реагировал как-то иначе? Спрятаться за маской насмешки и холодности - проще простого. В конце концов, он к тому времени уже наверняка закончил Кембридж, ему ли нести ответственность за материны проделки? Не он же привёл в дом Адриана. Так что его совесть чиста, а то, что Мать накуролесила... Но я опять сбиваюсь на ёрничанье.
  Вероника? Ну, с ней ещё предстоит разобраться, а вот кто точно была непоколебима, так это Сара Форд. Если бы она захотела прервать беременность, она бы это осуществила. Более того, она забеременела, потому что хотела забеременеть. А что, кто-то допустит, что сорокалетняя мать двоих взрослых детей, живущая с мужем, ни черта не разбирается в контрацепции?! Да-да, она захотела родить ребёнка от Адриана. А муж? А Джек? А - особенно - Вероника? Да, с Сарой Форд тоже всё непросто. Одно ясно: она действовала уверенно, и самоубийство Адриана только укрепило её уверенность. Что говорила она в оправдание своему мужу, сочла ли она необходимым вообще как-то оправдываться перед ним? Кстати, бил ли он её или Адриана?..
  Мой ответ на последний вопрос: нет. Ни разу не ударил ни жену, ни её любовника. Скорее всего, приналёг на спиртное от досады и унижения. Хотелось бы спросить у него: "Вы, мистер Форд, вы сами - мужчина или мышонок? Ну-ка, скажите нам, чью фамилию носит третий ребёнок миссис Форд? Фамилию его отца, Адриана Финна, или вашу, мистер Форд? Вы протестовали, пытались сопротивляться, требовали, чтобы ребёнка сразу после рождения отдали в приют? Может, вы потребовали развода? Да-да, развода! Сделали ли вы хоть что-нибудь, чтобы ребёнок Адриана не родился Фордом, вы, мужчина-или-мышонок? Стоит напомнить, какими словами вы сопроводили появление Тони в вашем доме: "Парень приехал на месяц!" А вот что произнесли при отъезде: "Я надеюсь, ты пересчитала ложки, дорогая?" Каково? Хозяин дома издевается над стесняющимся юношей, ухаживающим за его дочерью. Достойно, ничего не скажешь".
  Следует сорвать маску насмешника, за которой так умело прятался мистер Форд, чтобы увидеть его подлинное лицо - лицо слабого человека. Гостя в их доме, Тони всё-таки был беззащитен, и выбор мистером Фордом такого противника говорит лишь о том, что сам он сильным противником не был. Проводив только что приехавшего юношу в отведённую ему комнату, он указал на маленькую раковину со словами: "Помочись сюда ночью, если захочешь". Удивительно, как только не добавил: "Сперму сбрасывай тоже сюда, чтобы постельное бельё не запачкалось".
  А вот если бы Тони в этот момент взорвался... Бросил ему в лицо: "Хам", уехал от них, порвал с Вероникой. И всё - из-за насмешек её отца. Что бы тогда почувствовала заносчивая Вероника? Кем бы оказался в глазах родных мистер Форд? А?..
  Но Тони не вспылил. Потом однажды Вероника бросила ему: "Ты трусоват, верно, Тони?" - "Думаю, я скорее... миролюбивый".
  Трусоватый, миролюбивый. Выбирайте любой вариант.. Или - не уверенный в себе. Только за показным нахальством мистера Форда скрывалась та же неуверенность, иначе он не стал бы выставлять Тони полным дебилом. Ведь, принижая Тони, мистер Форд ничуть не возвышался сам. Так вести себя - только отваживать женихов собственной дочери. После того, как возможный тесть предложил вам отлить ночью в раковину, вряд ли вам захочется, чтобы этот человек действительно стал вашим тестем.
  И я уверена, что с Адрианом он вёл себя так же. Может, придумал что-то пооригинальней: "Этот парень к нам навсегда. Предыдущий гость мочился в раковину, так что до сих пор пованивает. А перед отъездом неплохо бы перетрясти твой чемоданчик и поверить, нет ли двойного дна".
  Стоит ли удивляться, что рядом с таким папашей мать Вероники смотрелась куда привлекательней? Он, между прочим, сам подготавливал почву для возможной симпатии к ней со стороны юных гостей. Не стоит удивляться словам Тони, произнесённым, когда Вероника и мистер Форд отвозили его на поезд:
  - Мне очень понравилась твоя мама.
  - Похоже, у тебя есть конкурент, Врон, - тут мистер Форд театрально вздохнул. - А если подумать, и у меня тоже. Стреляемся на рассвете, приятель?
  Интересно, как он выяснял отношения с Адрианом? Там-то было уже не до шутовства. Впрочем, Адриан довольно быстро ретировался в другой мир, так что вполне может быть, что мистер Форд уже не встретился с ним после того, как обо всём узнал. А вот с беременной женой ему приходилось встречаться ежедневно. Вероника ведь не сказала, что её родители разошлись. Напротив - миссис Форд овдовела. Выходит, её муж в течение девяти месяцев наблюдал её растущий живот. Затем - роды, появление в доме младенца, материнская забота миссис Форд о сыне, пелёнки, детский плач. И - позор, позор, позор. Как тут не запить...
  Впрочем, запой мистера Форда не был чем-то неожиданным. Когда Тони случайно встретил Веронику в пабе, а потом случайно оказался в её постели, у Вероники, вероятно, был трудный период. И не из-за Тони или учёбы, а из-за проблем в семье. Трудности у Братца Джека? О, только не у него, блестящего студента, заканчивающего Кембридж и готового к успешной карьере. У миссис Форд? Но она не больше подходит на роль источника трудностей, а так как Вероника в то время ещё не закрутила с Адрианом, то и основания для подозрений минимальны. Остаётся отец Вероники, а наиболее вероятная причина - пьянство. Что ж, всё неплохо объясняется: дочь, любящая отца, тяжело переживает очередной его срыв, поэтому в порыве самоистязания начинает посещать пабы. Психические мазохизм и флагелляция: раз плохо - пусть станет ещё хуже, невыносимо хуже. А случайная встреча с Тони неожиданно для него заканчивается просьбой проводить, поцелуями на улице (для этого она сама остановилась на полпути к своему дому), приглашением зайти к ней. Включенный им свет она тут же выключает, сама снимает трусики, протягивает ему презерватив, сама надевает его замешкавшемуся Тони. Да, это был секс от безысходности, секс как способ забыться. И ничего более, хотя Тони и вообразил, что случившееся как-то связано с ним и является этапом их отношений (он-то считал, что на тот момент сам прервал эти отношения). Если бы он не встретился с ней в тот вечер, в иной обстановке она бы никогда ему не отдалась. Не найди он её в пабе, на его месте в тот вечер мог бы оказаться другой. И кто-нибудь третий оказался на его месте на следующий день, равно как и за день до Тони в постели Вероники кто-то побывал. Тони следовало задуматься не о том, как мастерски Вероника натягивает "дюрексы" и где она этому научилась, а о том, откуда у неё вообще в тот вечер взялся "дюрекс". Тони-то она до тех пор успешно динамила, причём довольно долго.
  Но вернёмся к мистеру Форду. Как повёл он себя, когда выяснилось, что сын Сары и Адриана - слабоумный? Тайно обрадовался? Или обрадовался явно? Какая разница! Судя по рассказу Вероники о том, как жила её мать после смерти мужа, Адриан-младший жил не с ней. Обеспеченная женщина не пожелала мучиться и отдала ребёнка в приют для умственно отсталых. Конечно, куда приятней проводить время на курсах изобразительного искусства, чем ухаживать за сыном-дурачком. Ещё в те годы миссис Форд начала курить. Отчего? От нечего делать. Да, безделье нередко становится причиной пагубных привычек.
  Простил ли её мистер Форд? Вряд ли. Вероятно, в своём поведении он стал ещё развязней. А что оставалось ему делать? Как и у Джеймса Мортмейна, у него не было сил на бунт, прежде всего - на бунт против себя. Чем острей и безысходней становилась его боль, тем безудержней он шутил, может быть, и над собственной женой. Страдал, веселился - и не прощал. Пил - и не прощал. Умер - и не простил.
  Да, из всей семьи Мортмейн только у Джеймса Мортмейна есть очевидный двойник в семье Форд. Веронику, любившую своего отца, привлёк в книге не девичий щебет о перелётных заморских принцах. На страницах романа развернулось отражение трагедии её папы, настолько неказистое и никчёмное, что посторонний наблюдатель им бы пренебрёг: стоит ли сочувствовать лодырю-писаке, бездельничающему день-деньской в караульне да глотающему без устали детективы! Но Вероника узнала в Джеймсе Мортмейне отца, который, возможно, не писал книг и не сидел в тюрьме, но так же не мог пересилить себя, как и автор "Борьбы Иакова", отчего и угасал, тихо и незаметно. Описанием гибели её отца - вот чем был для Вероники роман Доди Смит. Вот почему она, читавшая Элиота и Одена, отдала предпочтение книге, явно не интеллектуальной на первый взгляд. "Я захватываю замок" - и больше ничего. Вот почему я уверена, что у неё была своя мисс Блоссом, о которой никто не знал. Или Вероника была сама себе мисс Блоссом.
  
  Иногда возникают странные ассоциации. Сегодня, шатаясь по городу, мы набрели на тот магазин, где Тони хотел купить кексы. Переглянувшись, мы улыбнулись друг другу. И тут из магазина вышла старушка. Собственно, нас это нисколько не касалось, но я, кивнув в её сторону, спросила:
  - А если бы ты встретил миссис Форд два-три года назад?
  - Я бы её не узнал, - нашёлся Тони.
  - А если бы ты знал, что встретил миссис Форд? Или намеренно встретился с ней?..
  - Позволь спросить, при каких обстоятельствах мы могли бы встретиться?
  - Ну, после того, как она оставила тебе небольшое наследство, возможны самые разнообразные варианты. Например, она решила бы перед смертью передать тебе дневник Адриана.
  - Вероника воспротивилась бы этому.
  - Она бы не стала извещать дочь о своих намерениях. Итак, представь: Сара Форд приглашает тебя в гости.
  - Получилась бы странная встреча.
  - И о чём бы ты повёл с ней беседу? Ну, кроме воспоминаний о выходных в Чизлхёрсте...
  - То была наша единственная встреча. Какую ещё тему для разговора мы могли бы найти?
  - А если бы она стала обсуждать Веронику?
  - Опять?! Знаешь, тогда Веронике было около двадцати, сейчас ей около шестидесяти. Обсуждать шестидесятилетнюю женщину с её почти девяностолетней матерью...
  - А ведь она бы заговорила именно о дочери, о ваших порванных отношениях...
  - Или об Адриане.
  - Не-ет. Учти, что сам ты обо всём узнал после её смерти. Так что с тобой она стала бы говорить о тебе.
  - А как же дневник?
  - Дневник?
  - Дневник Адриана, который она мне, по твоему мнению, собиралась бы отдать.
  - Ну, про дневник-то ты тоже ничего не знал. Могла бы отдать, могла и передумать в самый последний момент.
  - Нет, я уверен, что она не захотела бы встречаться со мной. Так или иначе, ей пришлось бы заговорить о том, о чём она говорить не хотела.
  - Полностью с тобой согласна. Но...
  - Что?..
  - Представила, что ты явился бы к ней сам.
  - С какой радости?!
  - Не знаю. Придумать правдоподобную причину значительно трудней, чем представить, как ты...
  - Брось, Маргарет.
  - Например, в игру вступает Братец Джек...
  - О! Если не считать покойного папашу, из остальных Фордов меньше всего мне хотелось бы встретиться с Братцем Джеком.
  - В чём же он превзошёл Веронику?
  - Буквально во всём.
  - А поконкретней?..
  - Тут конкретизировать совершенно ни к чему. Джек - исключительный случай, который хочется исключить абсолютно из всего. Джек - такой тип, который отталкивает не отдельными чертами характера, а всей своей натурой. Надо признать, что в этом плане он был цельной личностью.
  
  Братец Джек любил подмигивать.
  Вот Тони и Форды пьют чай, Вероника играет шевелюрой Тони, поворачивается к брату и спрашивает: "Он подойдёт, не так ли?" - и Джек подмигивает Тони. Вот за обедом Тони хвалит баранину - и Джек подмигивает отцу.
  Он и позже любил подмигивать, но иначе.
  Когда Тони уведомили, что завещанный ему миссис Форд дневник Адриана находится у мисс Форд, предоставить ему адрес мисс Форд без её официального согласия отказались. Тогда Тони попросил предоставить ему контактные данные мистера Джона Форда - Братца Джека. И что бы вы думали? Через две недели ему сообщили адрес электронной почты мистера Джона Форда. Да, Братец Джек и на этот раз решил подмигивать в сторонке: не желая давать почтовый адрес (опасаясь, как бы Тони не взбрело в голову навестить его), пройдоха Джек быстренько создал временный почтовый аккаунт - специально для Тони. И раз контактные данные предоставили с официального согласия мистера Форда, было очевидно, что с Тони готовы вступить в переписку (которую прервут, как только сочтут нужным). Так как иного выбора у Тони не было, он написал Братцу Джеку, попросив того оказать влияние на сестру.
  Ответ пришёл дней через десять. Отлично понимая, что Тони вынужден ждать, Джек просто наслаждался тем, что в его власти было вынуждать Тони ждать. Наплёл ему о том, что находится в Сингапуре (Тони без труда почувствовал фальшь). Во всём сказывалась его гаденькая натура: зная, что именно Тони ждал от него, Братец Джек нёс ахинею про погоду. Тони был вынужден читать это, а Джек, когда набирал текст, самодовольно наслаждался осознанием того, что вся эпистола будет прочитана. "Прибыл мой рикша - надо бежать. Удачи. Джон Форд". Ах, да, между околесицей про Сингапур и "прибытием рикши" было несколько строк о том, что он на свою сестру никакого влияния не имеет, да и не имел никогда, так что его посредничество возымеет обратный эффект, а то бы он, конечно, с радостью поспособствовал разрешению этой щекотливой ситуации, но вот появился рикша - надо бежать, удачи, Джон Форд. И подмигнул.
  Что оставалось Тони? Немногое. Точнее, попросить у Джека контактные данные Вероники. Что он и сделал.
  На этот раз ждать пришлось почти две недели: Братец Джек набивал себе цену. Но - совершенно неожиданно он сообщил Тони электронный адрес Вероники. Разумеется, не какой-нибудь временный, а самый что ни на есть постоянный, с которого она ведёт всю электронную переписку. Впрочем, следует ли считать его поступок неожиданным? Ведь он сделал это, не желая упустить случая от души напакостить своей сестре. Когда потом Тони спросил Веронику при встрече про брата, она лишь ответила: "Джек и есть Джек". Как был пакостником, так им и остался. Неожиданным может показаться лишь то, что Джек сообщил нужные сведения сразу, как только Тони его попросил. Но и это несложно объяснить: если бы второе письмо оказалось таким же пустым, как первое, Тони мог бы попросту потерять всякий интерес и больше не писать. Что бы тогда пришлось делать Джеку? Писать самому? А ведь устроить подлость сестре так хотелось!..
  Разумеется, Джек просил не сообщать Веронике о том, что её электронный адрес Тони получил от него. Как будто Вероника сама не догадалась бы обо всём! Потом Джеком был упомянут Сиднейский мост, появился рикша, удачи, Джон Ф. Что ж, Братец Джек вполне усвоил манеру своего папаши обращаться с Тони как с недоумком. Два раза упомянуть рикшу - как откровенно Джон Форд пытался продемонстрировать Тони своё превосходство: ты насколько туп, что и не заслуживаешь иного, можно даже написать, что рикша возит меня по Сиднею, - ты и это проглотишь, а ночью, если захочется, помочись прямо в комнатную раковину. Снова подмигнул.
  Что ж, если Братец Джек, которому сейчас под семьдесят, так и не избавился от юношеских закидонов, его можно только пожалеть, совершенно не испытывая к нему никакой жалости. Проявить формальное сочувствие, если угодно. Видимо, что-то действительно не сложилось в его жизни. Раздосадованный его поведением, Тони стал представлять Джека пусть и не полным неудачником, но человеком, не удовлетворившим свои амбиции. Подозреваю, что Тони оказался недалёк от истины: ткнул пальцем в небо - и попал в яблочко.
  Впрочем, даже в этом плане Джек ничего особенного из себя не представлял. Будучи одним из Фордов, он, наряду с отцом и сестрой, обладал и общим семейным пороком: стремлением кого-то унижать. У мистера Форда сарказм принял форму не подшучивания над собой, а издевательства над другими. Вероника регулярно выказывала своё превосходство над Тони. А он, бросая взгляд в прошлое, оправдывал Веронику тем, что не отвечал её высоким требованиям, поэтому она позже предпочла Адриана. Презрение же её Тони воспринимал как должное, так и не додумавшись, что девушка не станет доводить до любовных ласок отношения с юношей, которого презирает. Я не пытаюсь обелить Тони потому, что однажды сама выбрала его и немало прожила с ним. Я лишь пытаюсь смотреть на ситуацию трезво: отношение Фордов к Тони - сложности Фордов, а не Тони. Если уж Джек называл маму не иначе как "Мать", что звучало по меньшей мере пренебрежительно, то стоит ли чему-то удивляться...
  
  - Скажи, Тони, а ты задумывался, что в отношении Фордов к тебе проявлялся какой-то... фамильный комплекс?
  - Комплекс?
  - Ну... ты ведь считаешь, что по своему статусу Форды превосходили Уэбстеров, так?..
  - Да, хотя мне как Уэбстеру не слишком приятно осознавать это.
  - Понимаю. Но постоянное стремление Фордов принизить тебя... Очень обидное.
  - Обратная сторона аристократизма, да?
  - Скорее, аристократизм в кривом зеркале.
  - Если люди стоят на разных ступенях социальной лестницы, то с философской точки зрения это самоочевидно... Или ты не согласна?..
  - Согласна с тем, что более высокое положение даёт очевидные преимущества. А вот использовать их или нет - зависит от человека. Представь королеву, которая тиранит служанку.
  - Очень даже легко, ибо таковых было немало.
  - Но это говорит лишь о том, что у королевы - проблемы, комплексы.
  - И ей следует обратиться к психоаналитику?
  - Раньше эту функцию исполняли духовники. Или вот: завести кошку и мучить её.
  - Живодёрство.
  - Да, но виноват-то человек, а не домашний питомец.
  - Считаешь, что у Фордов не было повода так обходиться со мной?
  - Да, считаю. А ты?
  - Я - лицо заинтересованное.
  - И отлично. Выскажись как лицо заинтересованное.
  - Заинтересованное лицо Энтони Уэбстер считает недопустимым как поведение Фордов по отношению к себе, так и само отношение Фордов к себе.
  - А чем заинтересованное лицо Энтони Уэбстер может объяснить это поведение?
  - Отсутствием у Фордов как семейного психоаналитика, так и семейного духовника.
  - Браво, Тони. А теперь выступи в роли психоаналитика Фордов.
  - Почему не духовника?
  - Не обижайся, но ты недостаточно благочестив для этой роли.
  - Проще говоря, мне не следовало слишком часто распускать свой язык с тобой. Так я сохранил бы внешнее благочестие.
  - И это тоже. Итак, приступай.
  - Так... Так... Но я слишком многого не знаю. Допустим, у них были причины относиться ко мне пренебрежительно, хотя я об этом ничего не подозреваю.
  - ?
  - Ну, я был похож на кого-то, кто был им неприятен. Или, знаешь, я представлял собой некий собирательный образ... того, кто занимает более низкое положение в обществе. И на этот образ они спроецировали свои негативные эмоции.
  - Неплохо. Продолжай.
  - Рассмотрим первую версию: я напоминаю им какую-то неприятную личность. Я - друг Вероники. Получается, что она встречалась со мной, хотя я напоминал ей... Нет, ничего не получается.
  - Значит, дело было не в тебе.
  - Ладно, вторая версия: собирательный образ. Ну, тут я точно ни при чём.
  - Но ты - друг Вероники.
  - Логично. Получается, что она встречается с... как бы позаковыристей выразиться... с воплощением собирательного образа.
  - И всё опять разбивается о тот же самый факт.
  - Поищем другие версии?
  - Для меня достаточно. Какой сделаешь вывод?
  - Вывод: дело не во мне. Если уж Вероника встречалась со мной, то между нами существовало определённое равенство. А значит, между мной и её семьёй оно тоже было.
  - Браво!
  - И в этом кроется причина отношения отца и брата Вероники ко мне.
  - Но не самой Вероники. Думаю, Адриана принимали так же.
  - Он как-то сказал: "Я ненавижу английскую манеру несерьёзно относиться к тому, чтобы быть серьёзным. Я действительно ненавижу это". Это было сказано по поводу Братца Джека, хотя тогда они не были знакомы. Сказано в тот день, когда сам Адриан только познакомился с Вероникой. Учась в Кембридже, он был наслышан о Братце Джеке. Вот и выдал это после того, как мы проводили Веронику на поезд. Адриан упомянул... упомянул, что читал статью о Джеке в одном журнале.
  - О Джеке? Может, статью Джека?
  - Нет, о Джеке и его окружении. Правда, странно?
  - Да уж.
  - Все они, по его мнению, и были несерьёзными.
  - Тем более странно, что Адриан сошёлся с Вероникой. И я знаю, о чём ты сейчас подумал.
  - Да о том же, о чём и ты. Дневник Адриана...
  - ...который ты не получишь никогда.
  - Ну, можно попытаться найти статью о Джеке, хотя искать придётся очень долго.
  - Она того не стоит. Как и сам Джек. Как и всё его окружение.
  
  Я немного слукавила: прочитать статью про Братца Джека было бы действительно любопытно, но найти её будет неимоверно трудно, в этом Тони прав. Но и сказанного Адрианом вполне достаточно для того, чтобы угадать её общий характер.
  Что должен совершить студент последнего курса, чтобы о нём написали статью? Или что-то очень хорошее - и тогда статья будет хвалебной, или что-то очень нехорошее - и тогда статья будет в лучшем случае критической. А если статья ещё и о его окружении? Не хочу судить предвзято, но вряд ли компания Братца Джека отметилась чем-то таким, за что удостоилась похвал. Скорее, их подвергли критике, возможно, порицали за содеянное. "Мне знаком этот сорт людей, - сказал о них Адриан ещё в присутствии Вероники, - я знаю людей этого сорта". И не стал развивать тему: видимо, дальнейшее обсуждение друзей её брата не сулило ничего хорошего.
  
  Можно долго и пространно размышлять о том, что ирония - защита слабых людей, что остряк напоминает суетливого дикобраза, который хочет, чтобы каждый на него сел. Поразмышлять об этом, потом спроецировать свои суждения на Фордов - и умело высмеять их самих. Важно другое: закованная в броню иронии Вероника лишь раз в жизни свободно танцевала. А что таилось за грубыми издёвками спивавшегося мистера Форда, что он тщательно скрывал от других? Наконец, женат ли Братец Джек, есть ли у него дети?
  
  Не зная миссис Форд, я не могу судить о том, почему свойственная остальным членам семьи склонность к иронии у неё отсутствовала напрочь. Возможно, таков был её характер. В глубине души насмешник чем-то неудовлетворён, дисгармония является для него вечным раздражителем. Наоборот, гармоничным личностям ироничность не свойственна. Была ли мать Вероники именно такой, гармоничной натурой? Я этого не исключаю, как не исключаю и того, что её поведение было хорошо продумано как в стратегическом, так и в тактическом плане. Выйдя замуж за патологического остряка, она мудро рассудила, что лучший способ противостоять ему - не иметь его главного недостатка. А так как подраставшие дети перенимали манеру отца, видевшуюся им более перспективной и действенной для завоевания жизненных позиций, положение Сары Форд становилось всё выгодней и выгодней. Когда Вероника привозила погостить сначала Тони, а потом Адриана, Сара Форд добивалась успеха, почву для которого подготавливали её муж, сын и дочь. По большому счёту, ей и делать ничего не нужно было для того, чтобы понравиться молодым гостям, - за неё старались остальные.
  
  По отношению к Тони Сара Форд совершила четыре странных поступка.
  Собственно, они познакомились, когда Тони в роли потенциального жениха дочери миссис Форд приехал погостить к родителям Вероники. Миссис Форд выступала в роли матери предполагаемой невесты. Встречать ехавшего поездом Тони Вероника отправилась вместе с отцом, так что по пути со станции юноша получил изрядную порцию острот папаши-громилы. Вдобавок мистер Форд вёл свой "хамбер-супер-снайп", постоянно вздыхая и раздражаясь от глупостей других водителей. Вероника - тоже хороша! - сидела на переднем сиденье, словно недвусмысленно давая понять, чью сторону она примет на время визита Тони. Кем представлялась Тони мать Вероники в минуты, когда машина подкатывала к дому Фордов в Чизлхёрсте? Фурией? Мегерой? Горгоной?
  Она оказалась довольно высокой женщиной с округлым лицом, её волосы были схвачены лентой. Возраст - слегка за сорок. Бегло расспросив гостя про учёбу, она удалилась на кухню. В тот день более ничем особенным она себя не проявила, если только поучаствовала в устроенной за ужином проверке социально-интеллектуального уровня Тони, да и то не слишком активно, уступив лидерство остальным, включая Веронику.
  Наутро, когда Тони спустился к завтраку, оказалось, что дома была только миссис Форд. Вероника убедила остальных, что Тони любит поваляться в постели, поэтому они ушли на прогулку, дома осталась лишь Сара Форд. Пожалуй, для Тони это было наилучшее общество, хотя он по-прежнему чувствовал себя неуверенно, не имея опыта общения с матерями подружек. Миссис Форд готовила завтрак, изучая Тони, так что бекон обжарила поспешно, а один яичный желток растёкся по сковороде. В конце концов Тони спросил: "Как долго вы здесь живёте?" Она сделала паузу, налила себе чаю, вылила ещё одно яйцо на сковороду, прислонилась к кухонному шкафу и произнесла: "Не позволяй Веронике слишком многое". Вот первый странный поступок.
  Когда опешивший Тони пришёл в себя, то лишь спросил чуть чопорно: "Что вы имеете в виду, миссис Форд?" Она посмотрела на него, улыбнулась без намёка на покровительство, слегка покачала головой и сказала: "Мы живём здесь десять лет".
  Спустя десятилетия Тони отчётливо помнил растёкшийся желток, который она небрежно смахнула в мусорное ведро, после чего почти бросила горячую сковороду в мокрую раковину, так что вода зашипела и поднялся пар. А миссис Форд рассмеялась, и её смех тоже врезался в память Тони.
  Вернулись с прогулки остальные, но вместо продолжения смотрин посыпались вежливые расспросы о том, как Тони провёл ночь. Вероника стала более открыто проявлять нежность, а за чаем положила кисть на руку Тони, потом поиграла его волосами. И вдруг повернулась к брату со словами: "Он подойдёт, не так ли?" А Джек подмигнул Тони.
  "Не позволяй Веронике слишком многое", - звучала ли эта фраза в ушах Тони в тот момент? Вряд ли, потому что он был ошарашен таким поворотом дела. После обеда хозяин принялся накачивать гостя бренди, как метлой отметая отказы вопросом: "Ты мужчина или мышонок?" А когда настала пора идти спать, Вероника объявила: "Провожу Тони в его комнату". Тут же встрял Джек: "А что об этом думает Мать?" Но миссис Форд лишь улыбнулась. Вероника же, поднявшись с Тони в мансарду, прижала его в двери, страстно поцеловала и прошептала на ухо: "Спи сном грешника".
  Увела ли Вероника отца и брата из дома ещё и в воскресенье утром? Ну, это было бы слишком. Воскресенье выдалось обычным: подмигиванья Джека, насмешки мистера Форда при отъезде ("Я надеюсь, ты пересчитала ложки, дорогая?"), Вероника вновь уселась на переднее сиденье. Джек проститься не пожелал, так что Сара Форд стоялая на крыльце одна. Когда машина тронулась, Тони помахал на прощанье, и она ответила, но необычным "горизонтальным" жестом: поводила рукой на уровне талии. Вот второй странный поступок.
  Потом последовала череда событий, с Сарой Форд никак не связанных: Тони познакомил Веронику со своими друзьями; проник в её трусы (рукой), как бы шагнув на новую ступень в отношениях с ней, но так на этой ступени и оставшись; прокатился с Вероникой в Минстеруорт, чтобы полюбоваться севернской приливной волной; расстался с Вероникой; приударил за другой; случайно столкнулся с Вероникой в пабе, случайно оказался в её постели, окончательно порвал с ней при следующей встрече, а через некоторое время... получил письмо из Чизлхёрста. От миссис Форд, решившей неожиданно выйти на сцену. Она выразила как сожаление в связи с разрывом отношений между Тони и её дочерью, так и уверенность, что он найдёт себе более подходящую подругу. Вот третий странный поступок. Увы, Тони этого письма не сохранил.
  А приблизительно через полгода Тони получил письмо Адриана: один друг извещал другого о том, что встречается с его девушкой, и желал заручиться его согласием. Мне ясна реакция Тони: почему с ней, почему именно тогда, почему вообще нужно об этом спрашивать? Адриан, кстати, попытался объяснить свой поступок, ссылаясь на какие-то там нравственные принципы, но если отбросить казуистическую ахинею, истинная причина была такова: идея написать письмо отчасти принадлежала Веронике. Простофиля Адриан, видимо, не понял, что идея написать письмо принадлежала Веронике не отчасти, а полностью. Она просто умело подсунула ему свою мысль, чтобы он как будто невзначай обнаружил её в своей голове (так тайком подкладывают что-нибудь в чужой карман).
  Тони ответил сперва открыткой (что-то развязно-фамильярное, типа "возражений не имею, дружище"), а после - письмом, очень грубым и оскорбительным, полным грязных намёков. После чего отношения с Адрианом и Вероникой были прерваны: с Адрианом - навсегда, с Вероникой - на сорок лет. Тони уехал в США, где колесил из штата в штат, пока его экстренно не вызвали в Англию, где он узнал о самоубийстве Адриана. Колин и Алекс, не покидавшие страну, мало что знали о случившемся, о причинах же - вовсе ничего, так что не смогли толком рассказать о смерти друга. Тогда Тони был уверен, что Адриан покончил с собой из-за Вероники, хотя друзья и говорили, что незадолго до смерти тот признался, что влюбился, и был счастлив.
  Далее следует сорокалетний перерыв - и Тони получает в наследство от госпожи Форд пятьсот фунтов и два документа. Первый - письмо самой госпожи Форд Энтони Уэбстеру, эсквайру, второй - дневник Адриана Финна (который оказался в распоряжении дочери покойной, мисс Форд, не желавшей с ним расставаться). Вот четвёртый странный поступок. И как же объяснит их сам Тони?
  
  - Ты когда-нибудь задумывался о странностях своей памяти?
  - Не думаю, что моя память в этом отношении сильно отличается от чьей-нибудь ещё. От твоей, например.
  - Пожалуй. Но вот растёкшийся на сковороде желток, который Сара Форд потом смахнула в ведро, пар из раковины, когда там оказалась горячая сковорода...
  - И смех. Смех миссис Форд. Пожалуй, из-за него происшествие так сильно врезалось в мою память.
  - А мне кажется, что причина - в её неожиданном совете не потакать Веронике. Это сильно подействовало на тебя, поэтому ты так ярко запомнил остальное.
  - Я в тот момент не знал, что и думать. Знаешь, отношения между Вероникой, отцом и братом чем-то напоминали заговор, в который Сара Форд не вмешивалась, предпочитая ничего не замечать. Но её слова можно было воспринять как предложение составить контрзаговор. Когда мать твоей девушки заявляет тебе такое, возникает ощущение... Знаешь, я бы не хотел получить такого союзника против Вероники.
  - ?
  - Это неправильно.
  - ?
  - Есть правильные вещи, правильные поступки.
  - Привычные, да?
  - Да, правильные, потому что привычные. Мать должна быть на стороне дочери, а не на стороне её парня. Иначе получается, что у матери есть какой-то своей интерес.
  - Например, отбить у дочери молодого человека.
  - Мне тоже пришла в голову эта мысль, хотя ни тогда, ни после я бы такого даже вообразить не смог. И я знаю, Мэгги, чьё имя ты назовешь сейчас. Но не стоит...
  - Не хочешь тревожить его тень?
  - Не могу представить себя на его месте.
  - Да уж, ничего приятного. А то, что она постоянно посматривала на тебя, пока готовила завтрак?..
  - Хочешь представить её коварной соблазнительницей?
  - Считаешь, что после коварным соблазнителем был Адриан?
  - Нет, представить Адриана в подобном амплуа я никак не могу.
  - Значит, если Адриан никак не подходит на роль активного участника, остаётся только Сара Форд.
  - Или это случилось само собой.
  - Как у тебя с Вероникой после паба? Смотри-ка, Тони, ты опять покраснел.
  - Тебе доставляет удовольствие вгонять меня в краску.
  - А тебе пора бы научиться справляться с собой. А почему Сара Форд тогда рассмеялась?
  - Отличный переход.
  - Спасибо, что оценил. Надо же как-то помочь тебе справиться со смущением.
  - Меня ничуть ни смущают твои подковырки. В конце концов, подробности моей прошлой жизни ты знаешь от меня, я сам тебе всё рассказал.
  - Тогда почему краснеешь?
  - Отвечу на твой предыдущий вопрос: я не знаю, что так развеселило миссис Форд. Точнее, её развеселило кухонное происшествие: растёкшийся желток, зашипевшая сковорода. Вот моя версия.
  - Иными словами, оказавшись в присутствии гостя не слишком умелой кухаркой, она посмеялась сама над собой.
  - Считаешь такое предположение глупым?
  - Наоборот. Считаю его верным. А чем кормила вас миссис Форд в те выходные?
  - Помню жареную баранину, из которой торчали пучки розмарина, так что походило на рождественскую ёлку.
  - Было вкусно?
  - Да. Вообще у меня сложилось впечатление, что мать Вероники проводила на кухне немало времени.
  - И у неё растёкся желток, бекон был плохо поджарен.
  - К чему ты клонишь?
  - Уже не клоню, а говорю прямо. На что отвлекалась Сара Форд, когда готовила тебе завтрак? Она посматривала на тебя, Тони.
  
  Уводя брата и отца на утреннюю прогулку, Вероника знала, что делала. Это для Тони миссис Форд была загадкой, а уж Вероника знала её как облупленную. Знала о её слабости к молодым людям. Знала, до чего это может довести. Ведь если бы её мать не была такой, то не случилось того, что привело к самоубийству Адриана.
  И вот Сара Форд, оставшись вдвоём с Тони, готовит завтрак и посматривает на гостя. Разумеется, она - вполне искушённая женщина, так что её тактика - наблюдать и оценивать - верна. Тони держится неуверенно, к тому же у него на нервной почве разыгрался жуткий запор: смешно, хотя и не очень. В общем, молодой человек держит глухую оборону. А мать Вероники настолько увлечена его присутствием, что завтрак готовит кое-как: бекон плохо прожарен, один желток растёкся. (На следующий день она восстановит статус-кво, приготовив роскошную баранину с розмарином.) Но ей хочется как-то расшевелить Тони. Какие же варианты у неё есть? Начать с ним заигрывать? О, подобный шаг может так потрясти юношу, что он, чего доброго, выпрыгнет в окно и даст дёру. Она находит более удачное решение: предлагает себя в качестве союзницы против собственной дочери. А так как остальные Форды донимали Тони мелкой травлей, она вполне могла рассчитывать на положительный результат. "Не позволяй Веронике слишком многое", - Тони оказался застигнут врасплох этими словами, они его отпугнули, хотя миссис Форд рассчитывала на прямо противоположное. Впрочем, она не совершила ничего опрометчивого, так что по-прежнему пребывала в полной безопасности. Тони не клюнул - ничего страшного. Чтобы отвоевать его расположение, она положила ему добавку яичницы, хотя он и не просил. А потом, выбросив растёкшийся желток, рассмеялась тому, что, увлёкшись молодым гостем и постоянно посматривая в его сторону, так неумело приготовила завтрак.
  
  - Тот жест Сары Форд, Тони... Тебе когда-нибудь ещё, прежде или после, кто-нибудь делал такой жест?
  - Нет. Он довольно необычный - и непонятный.
  - Что он, по-твоему, значил?
  - Ну, всё что угодно. Больше всего это похоже на... на... когда тебя незаметно стукнули под столом - вот на что. Ты сидишь в компании и заводишь речь о том, о чём говорить не следует. И вот твой сосед незаметно наступает тебе на ногу или бьёт под столом, легонько, но чтоб ты понял. Тебе указывают, что ты бестактен или опрометчив. Мне кажется, мать Вероники сделала мне такой знак.
  - Интересное сравнение. И очень меткое, как мне кажется.
  - Только для этого нет оснований, если хорошенько вдуматься. Я, сидя в машине, помахал ей рукой. Ничего бестактного, ничего опрометчивого.
  - Возможно, она просто сделала незаметный жест. И ничего более.
  - Сделала незаметный жест - и ничего более?!
  - Над этим стоит задуматься, правда?
  
  Если вас легонько хлопнули по колену, это мало что значит. Если вас легонько хлопнули по колену за столом, это значит очень многое.
  Сам по себе жест миссис Форд ничего нам не скажет: его смысл заключался в его цели. За время пребывания Тони в доме Фордов мать Вероники не смогла установить с ним "заговорщические" отношения. Но ведь за этим приездом ожидались следующие. Тони не стал сразу вступать в союз с ней. Что ж, это может произойти и позже. А пока полезно дать ему понять, что его не отвергли, и как только он выкажет желание, обещанный союз будет заключён, непременно будет. Сара Форд "подмигнула" Тони, но не буквально, не так, как делал её сын. Она сделала жест, смысл которого заключался в том, что жест был тайным. Она дала Тони возможность повторить этот жест при их следующей встрече, "вернуть" ей жест, что было бы согласием вступить в тайный альянс за спиной Вероники. К счастью, Тони этого тогда не понял.
  
  - Представь, что наша ещё не замужняя Сьюзи приехала на выходные со своим приятелем, каким-нибудь обычным парнем. Он погостил у нас, а через несколько месяцев Сьюзи с ним порвала. Или он с ней. Стал бы ты писать ему дружеское письмо, желая как-то поддержать?
  - Не думаю, что в данной ситуации ему понадобилась бы моя поддержка.
  - Как и тебе при разрыве с Вероникой, да?
  - Да. И я бы не стал писать подобного письма.
  - Я бы тоже. А миссис Форд написала.
  - И сильно удивила меня этим.
  - Зачем посылать дружеский привет юноше, с которым её дочь недавно рассталась?
  - Чтобы занять вакантное место? Ты ведь намекаешь на это?
  - ...
  - Но в её письме не было никакого намёка на флирт.
  - Она не настолько глупа, чтобы так рисковать. Ты мог бы переслать это письмо Веронике...
  - Вряд ли я бы так поступил.
  - Ну, не скромничай. Ты же написал ту злосчастную эпистолу, которую Вероника вернула тебе спустя сорок лет. Поэтому не утверждай, что, будь у тебя письмо миссис Форд, полное тонких намёков, ты не отомстил бы Веронике.
  
  Бесспорно, то давнее письмо, которое Тони не сохранил, было в его руках опасным оружием против Вероники. В его содержании не было подтекста и намёков - оно само было сплошным подтекстом и намёком. Очевидно, что Сара Форд пыталась продлить отношения с Тони. Получи Вероника письмо, которое её мать отправила Тони, она бы именно так всё и поняла. Ответить ей было бы нечем.
  Есть и другой момент, который Тони упустил из виду. Откуда Сара Форд узнала его адрес? Не от Адриана же, с которым Вероника тогда ещё не сблизилась. И не от Вероники: обращаться с таким вопросом к дочери миссис Форд не стала бы. Она узнала адрес либо благодаря тому приглашению приехать в гости, которое отправили Тони (если его не пригласили по телефону), либо порывшись в записной книжке Вероники. Оба варианта выглядят настолько виртуозными, что не хочется делать выбор в пользу одного за счёт другого.
  
  После того, как много лет назад я и Тони расстались; после того, как позже я рассталась и со своим вторым мужем; так вот, после всего этого между мной и Тони - отличные дружеские отношения. Не знаю, хочу ли я большего, хотим ли мы оба большего, но раз никто не предпринимает решительных действий, остаётся признать, что каждый доволен нынешним положением. Наши откровенные беседы не кажутся мне чем-то странным, из ряда вон выходящим. Понимаю, что, став для Тони собеседницей, я в чём-то проиграла, что-то упустила, но жизнь учит довольствоваться тем, что имеешь. Если нет денег отправиться на Гавайи, можно съездить на Нормандские острова. И если Тони важны разговоры, особенно о его прошлом, что ж, попробую отыскать нечто занимательное в беседах о бристольской поре его жизни и её теперешних последствиях.
  Кстати, у каждого мужчины есть рейтинг женского интеллекта, и в личном рейтинге Тони Вероника занимает более высокое место, нежели я. Конечно, Тони никогда в этом не сознается, но мне-то известно наверняка. Я нередко говаривала, что женщины бывают двух типов: простые и таинственные. Меня Тони отнёс к первому, Веронику - ко второму. Однажды он сказал: "Я не хочу, чтобы ты была таинственной женщиной. Думаю, я бы это возненавидел. Таинственная женщина - либо фасад, игра, ловушка для мужчин, либо тайна для неё самой, что хуже всего". Так вот, во-первых, мужчина, даже понимая природу женской таинственности, подсознательно тянется именно к такому типу женщин. А во-вторых, таинственные женщины так или иначе кажутся мужчинам более умными, нежели простые: в неясном мы склонны усматривать признак недоступного нам ума, а не ловко скрываемую глупость (хотя и попадаются такие исключения, как Вероника). Мужчинам свойственно путать ум и умствование, особенно пустое умствование. Ясный, прозрачный ум выглядит недостаточно таинственным, в то время как непонятное, загадочное оставляет огромный простор для фантазии. Пытаясь справиться с таинственным, мужчины не могут справиться с простым. Всё же они уверены, будто убедили весь мир в том, что именно им, а не женщинам присуще критическое мышление. Ха! Им просто не приходит в головы элементарная мысль: они убедили не весь мир, а только полмира, то есть самих себя.
  Мы часто видим видимость, которая для нас если не понятней, то привычней. Тони считает Веронику умной потому, что она постоянно выказывала своё интеллектуальное превосходство перед ним. Это мнимое достоинство заставляло его терпеть унижения, которые создавали образ мнимого достоинства, которое заставляло... Змея, кусающая свой хвост.
  Я же никогда не прибегала к уловкам такого сорта - не создавала видимость, фасад, ловушку. И я никогда не питала симпатии ни к таинственным женщинам, ни к увлечённым ими мужчинам. Никогда, за исключением Тони.
  
  Девушка В знакомится с юношей А1, у них завязываются отношения. Вполне обычные молодые люди, вполне обычные отношения, так что однажды В приглашает А1 в гости к своим родителям. И тут оказывается, что её мать С не совсем обычная: она кладёт глаз на А1, оказывает ему знаки внимания, внешне невинные, но многообещающие. А1 на них никак не реагирует, потому что не только чувствует себя не в своей тарелке, но ещё и страдает запором, как нельзя кстати случившимся на нервной почве. Впрочем, он и не понимает, куда клонит С, так что её поведение лишь сбивает его с толку. Поэтому все попытки С остаются тщетными. Погостив, А1 уезжает, а через какое-то время расстаётся с В. С посылает ему трогательное письмо, сожалея об их разрыве, но и оно не действует на А1. Через некоторое время В знакомится с юношей А2, приятелем А1, снова всё идёт по тому же сценарию, только вот А2 оказался более восприимчивым к знакам внимания С. В итоге С отбила А2 у В, забеременела, А2 совершил самоубийство, а С родила ребёнка Р, который оказался слабоумным. Когда через сорок лет С устраивает так, чтобы А1 и В оказались втянутыми в новую историю, А1 так и не может постичь причины прежних поступков С. "Ты так ничего и не понял, - постоянно слышит он от В, - и никогда не поймёшь".
  Итак, несчастье В заключалось в том, что у неё была слишком бойкая мамаша С, которая, пусть и со второй попытки, но смогла отбить у неё парня. Такова версия В, от которой она никогда не откажется. Всё же есть один небольшой нюанс, маленькое пятнышко в безупречном поведении В, которое, если вдуматься...
  Но всему своё время.
  
  Мы сидим у моря, и я смотрю на профиль Тони в лучах заходящего солнца. Пустеет пляж, откуда-то доносится вечерняя музыка. Я ложусь на ещё тёплый песок, продолжая смотреть на Тони как женщина на мужчину. Почему он? На этот вопрос можно ответить другим вопросом: почему бы не он? Конечно, подсознательно мне хочется отбросить второго мужа. Да и сознательно тоже...
  У Тони есть замечательная черта: будучи на первый взгляд недалёким, он прожил жизнь так, что никогда не страдал от последствий своих поступков. Не спился, как мистер Форд, не превратился в патологического остряка, как Братец Джек, не перерезал себе вены, как Адриан.
  По поводу сына Адриана Тони как-то процитировал одного поэта: "Желаю тебе быть обычной". Выяснилось, что это строка из стихотворения Ларкина по случаю рождения Салли Эмис, которая потом преждевременно умерла от алкоголизма. Да, важно родиться обычным, без физиологических отклонений. Но также важно не нажить себе никаких отклонений.
  Тони не взлетал высоко - и не срывался вниз. Был середняком, что не так уж и плохо. Ведь когда линия жизни приближается к полюсам, человек удаляется от своего естественного состояния. Он был таким же обычным, как только что закончившийся день, как незаметно наступивший вечер. Я говорю вечеру: "Да". Я говорю то же самое Тони.
  Почему он? - Почему бы не он?
  
  Возвращаюсь к маленькому пятнышку в безупречном поведении В.
  Представим, что создана гармоничная вселенная, в которую не укладывается всего одна песчинка. Как быть? Отбросить песчинку ради гармоничной вселенной? Или пересоздать вселенную заново ради одной песчинки? О, я ничуть не сомневаюсь, что найдутся такие, кто объявят подобные рассуждения праздными. Но как быть с маленьким пятнышком, незначительным поступком конкретного человека? Закрыть глаза, не придавать значения? Или уцепиться за этот поступок, за этот проступок, который, возможно, раскрывает иную, истинную натуру человека? Пусть каждый решает по-своему, а я готова перейти к подлинной истории Вероники Форд, Психички.
  
  Умная, расчётливая, злопамятная, мстительная. Невысокая, не красавица, но симпатичная. Она учится в Бристоле, но молодёжные интересы того времени оставляют её равнодушной. Кроме того, у неё есть свой собственный, несколько необычный интерес, касающийся молодых людей. С этой целью она знакомится с Тони Уэбстером, обыкновенным юношей, который тоже учится в Бристоле. У них начинают складываться отношения, которые Тони, естественно, воспринимает как обычную связь с девушкой. Поведение Вероники в некотором смысле можно назвать странным. Конечно, разумная девушка не стала бы торопить события, но Вероника даже как будто пытается замедлить их ход. Она подвергает критической оценке вкусы Тони, особенно его грампластинки (книгам повезло больше). Она регулярно даёт почувствовать Тони своё интеллектуальное превосходство над ним. Словом, старается незаметно воздвигать барьеры на пути к себе.
  И вот на каникулах Тони получает приглашение приехать на выходные к её родителям. Для Вероники его приезд очень важен, ибо должен послужить достижению задуманного ею: сблизить Тони с её матерью. Семья Вероники такова: отец постоянно острит "на грани фола", так что его манеры наверняка оттолкнут гостя; брат, по-своему копирующий иронию отца, также не вызовет у Тони симпатий; от матери же Вероника ожидает проявление чисто женского интереса к молодому человеку. Верно оценив расстановку сил, Вероника решает следующее: так как поддержку Тони будет ожидать прежде всего с её стороны (ведь она - связующее звено между ним и Фордами), наилучшая тактика для неё - дистанцироваться от Тони. Тогда, лишившись ожидаемой опоры, Тони обратит своё внимание на того, кто проявит наибольшую готовность ему помочь - на её мать. Толкнув таким образом Тони, словно бильярдный шар, в нужном направлении, Веронике останется лишь ожидать осуществления задуманного ею. Поэтому, едва она с отцом встретила Тони с поезда, Вероника села на переднее сиденье машины, оставив друга одного на заднем: сам Тони был вправе ожидать, что его подруга сядет рядом с ним. Дома в первый день она ведёт себя довольно сдержанно, даже не провожает Тони в его комнату перед сном.
  Впрочем, кое-чего не смогла предугадать даже предусмотрительная Вероника: парень перенервничал, у него запор, что сильно сказалось на его желании продлить своё пребывание в гостях или завязать более тесные отношения с кем-либо из Фордов. Но об этом Веронике, конечно, известно не было, так что наутро она продолжила действовать по заранее намеченному плану: убедив всех, что Тони любит, проснувшись, подолгу валяться в кровати, она увела отца и брата на прогулку. Когда Тони, не склонный нежится по утрам в тёплой постельке, спустился к завтраку, то обнаружил внизу лишь миссис Форд. Итак, Вероника добилась намеченного: юноша и её мать остались наедине.
  Впоследствии Тони пришёл к выводу, что между Вероникой, отцом и братом существовал какой-то заговор. Он, конечно же, спроецировал этот заговор на себя, потому что находился в не слишком приятной ситуации. Всё же он был лишь приятелем Вероники, которого её родные видели впервые. Чего ради устраивать заговор против и без того стеснительного паренька? Зато Сара Форд - более вероятная жертва заговора. Но можно пойти дальше, предположив, что жертва - двойная: Сара Форд и Тони. Пусть Тони оказался там случайно (когда вариант с ним провалился, Вероника заменила его на Адриана), его присутствие было необходимо для главной мишени козней Вероники - её матери. Вероника всё разыграла как по нотам, дальше оставалось лишь ждать, когда миссис Форд угодит в приготовленную собственной дочерью ловушку.
  И мать "оправдала" ожидания дочери. Готовя завтрак, она поглядывала на Тони, но так как он не реагировал на её взгляды, пришлось перейти к более решительным действиям: предложить ему союз против Вероники. Тони опешил. Трудно сказать, что спасло его от неверного шага: растерянность, запор или растерянность и запор одновременно. Да это и не так важно. Тони принял тон официального непонимания намерений госпожи Форд, чем сделал дальнейшие сближение невозможным.
  Когда остальные Форды вернулись с прогулки, посыпались вежливые вопросы: хорошо ли гость провёл ночь, удобная ли комната? Особенно показательно, что Вероника сменила манеру поведения, во-первых, боясь переусердствовать, сильно отдалившись от Тони, во-вторых, опасаясь расспросов Тони по поводу своей лжи относительно его утренних привычек, в-третьих, думая и о возможных последующих приездах Тони, которые, по её замыслу, должны были состояться. И ещё: Вероника не знала, произошло ли что-нибудь между матерью и Тони тем утром, а если произошло, то что конкретно. Поэтому вечером, рассчитывая подстегнуть обоих, она объявила: "Провожу Тони в его комнату". Братец Джек попытался обратить внимание матери на эти слова, та лишь улыбнулась. И Вероника поднялась с Тони с мансарду, где, страстно поцеловав, пожелала ему спать сном грешника. Такой сексуальный заряд пересилил бы любой невроз, так что, запершись в комнате, Тони в одиночку предался разрядке.
  Показательно, что в то время между ним и Вероникой ещё не было никакой сексуальной близости. И если девушка, чьё нижнее белье так же недоступно для юноши, как государственная тайна, вдруг в доме своих родителей награждает его поцелуем и, шепча в ухо, призывает к эротическим фантазиям, следует задаться вопросом: какую цель она преследует? Если поведение Вероники рассматривать как намёк на соитие, то есть пара нестыковок. Прежде всего, почему это нужно устраивать именно в доме своих родителей, если задуманное легче было осуществить в Бристоле? Ну и она либо должна была сообщить Тони, как к ней проникнуть, либо сказать ему, чтобы он сам ждал её. Ничего этого Вероника не сделала, потому что не собиралась проводить с Тони греховную ночь. Ей хотелось лишь того, чтобы распалённый Тони видел греховные сны.
  Устраивать утреннюю прогулку в воскресенье Вероника не стала, и до отъезда Тони ничего важного не произошло. Зато во время отъезда миссис Форд сделала Тони тайный жест. Неизвестно, заметила ли это Вероника. Я склонна думать, что заметила, потому что в день знакомства с Тони она обратила внимание на то, как необычно он носит часы. И очень даже вероятно, что она тонко наблюдала за поведением матери и увидела странный "горизонтальный" жест, смысл которого Тони, вообще-то, до конца не понял.
  Итак, каковы были результаты, достигнутые Вероникой на тот момент? Поведение матери, вполне предсказуемое, полностью оправдало ожидание дочери. Что же касается Тони, то здесь всё закончилось полным провалом: в целом семья Фордов произвела на него неприятное впечатление, намерения повторить поездку не было.
  Не желая упускать Тони, который приглянулся её матери, она решает сдать первую линию сексуальной обороны: пальцам Тони позволено проникнуть к ней в трусы. Вскоре был найден довольно необычный способ мастурбации: Вероника тёрлась о запястье Тони. Однако ответных ласк он не получал, отчего распалялся ещё больше. Когда эйфория от мнимой победы рассеялась, Тони вполне резонно задал себе вопрос: "Чего я в итоге добился?" Вероника по-прежнему уверенно держала круговую оборону.
  Как-то она спросила Тони:
  - Кстати, ты думаешь о том, к чему ведут наши отношения?
  - Они должны к чему-то вести? - попытался уклониться от прямого ответа Тони.
  - Разве любые отношения не ведут к чему-нибудь?
  - Не знаю. У меня недостаточно опыта.
  - Послушай, я не хочу застоя.
  - Считаешь, что у нас застой? Разве кроме застоя и движения к чему-то ничего нет?
  - Например?
  - Например, приятно проводить время, наслаждаться сегодняшним днём.
  - Думаешь, мы подходим друг другу?
  Через пару фраз она заявила, что Тони трусоват. Зачем же она затеяла этот разговор?
  Развитие их отношений явно шло вразрез с её планами. Тони не только не стремился поближе сойтись с её семьёй, но и отказался от наступления даже на интимном фронте. Его всё устраивало, её - нет. Она стремилась расшевелить, раззадорить, подстегнуть Тони, но у неё ничего не выходило.
  А через некоторое время Тони и вовсе решает с ней порвать и находит себе другую. В это время у Вероники случается депрессия, вызванная, вероятно, семейными проблемами (не иначе как очередным запоем её отца). Стремясь как-то забыться, она начинает посещать пабы, где однажды случайно встречается с Тони. Затащив его в постель, она добивается совершенно неожиданного эффекта: после секса Тони окончательно решает порвать с ней. При следующей встрече Вероника обзывает его самовлюблённым ублюдком, чуть ли не обвиняет в изнасиловании, но пронять Тони ей не удаётся.
  Назавтра Тони относит подаренный Вероникой молочник в благотворительный магазин, надеясь, что она увидит его. Вместо этого на витрине его взору предстаёт маленькая цветная литография, которую он подарил Веронике. Мстительная, она не стала дожидаться следующего дня: снесла подарок Тони в тот же день, как они поссорились.
  Веронике было обидно осознавать неудачу. Ещё обидней ей стало бы, узнай она, что миссис Форд написала Тони примирительное письмо. Жаль, что Тони не сохранил его, иначе сорок лет спустя Психичка получила бы сокрушительный контрудар.
  Упустив Тони, Вероника решает найти ему замену. Казалось бы, познакомиться с новым парнем в Бристоле не так и сложно. Но, желая побольней задеть Тони, она сходится с его другом Адрианом: ранее Тони сам познакомил её со своими школьными приятелями. Адриан, как и её брат, учится в Кембридже. Там-то и появляется Вероника в поисках встречи: без содействия Братца Джека не обошлось. Следует обратить внимание на расстояние между Бристолем и Кембриджем: это вам не в Минстеруорт прокатиться. Но для мстительности расстояние не помеха: Вероника встречается с Адрианом в Кембридже (очевидно, дело не ограничилось одной поездкой). Пыл Вероники не охладило даже то, что мнение Адриана о её брате было не слишком лестным.
  Закрутив роман с Адрианом, Вероника решает убить сразу двух зайцев: использовать его как замену Тони для своей матери и досадить самому Тони. Она подбрасывает Адриану идею известить Тони о том, что они встречаются. Собственно, таков и был смысл письма Адриана Тони. А чтобы, с одной стороны, это не слишком бросалось в глаза Адриану, а с другой, заставить Тони не только получить письмо, но и написать ответ, она придумывает следующее: Адриану следует испросить у Тони согласие на то, чтобы встречаться с его бывшей подругой. Адриан всё принял за чистую монету, Тони легко распознал фальшь и ответил шутовским согласием.
  Если бы этим всё кончилось, если бы у Тони хватило рассудительности вычеркнуть Адриана и Веронику из своей жизни, то ему не пришлось бы мучиться спустя сорок лет. Но Тони совершил глупость: спустя некоторое время он написал пресловутое хамское письмо.
  
  Дорогой Адриан,
  вернее, дорогие Адриан и Вероника
  (привет, Сука, и милости прошу прочитать письмо).
  
  Что ж, вы определённо заслужили друг друга, и я желаю вам много радости. Я надеюсь, вы спутаетесь настолько сильно, что будете постоянно наносить ущерб друг другу. Я надеюсь, вы пожалеете о дне, когда я вас познакомил. И я надеюсь, что, когда вы расстанетесь, вам останется только горечь, которая отравит ваши последующие отношения с другими. Часть меня надеется, что у вас будет ребёнок, потому что я крепко верю в месть времени - и даже детям и их детям. Но месть должна пасть на заслуживших её. Поэтому я не желаю вам этого. Было бы несправедливо причинять страдание невинному плоду потому, что он - порождение ваших чресл. Так что продолжай натягивать "дюрекс" на его хилый хрен, Вероника. Или, возможно, ты ещё не позволила ему зайти так далеко?
  Ладно, хватит любезностей. Я хочу сказать кое-что каждому из вас.
  Адриану. Конечно, ты уже знаешь, что она - динамщица, хотя я уверен, ты внушил себе, что она вступила в Борьбу со Своими Принципами, в которой ты как философ смог бы использовать свои серые клетки, чтобы помочь ей победить. Если она ещё не позволила тебе Полную Близость, советую порвать с ней, и тогда она сама будет около тебя кружить в мокрых трусах с пачкой резинок, готовая отдаться. Но динамо также и метафора: она из тех, кто манипулирует тобой, держась от тебя на расстоянии. Точный диагноз, который может меняться в зависимости от дня недели, поставит психиатр, я только отмечу её неспособность представить чувства или эмоции другого. Даже её собственная мать предостерегала меня. На твоём месте я бы порасспросил её мамашу о давнем ущербе. Конечно, тебе придётся делать это за спиной Вероники, потому что она стремится держать парней под своим контролем. О, она ещё, как ты знаешь, и сноб, она связалась с тобой, потому что ты скоро сможешь писать "бакалавр, Кембридж" после своего имени. Помнишь, как сильно ты презирал Братца Джека и его шикарных дружков? Ты уже готов к ним переметнуться? Но не забывай: дай ей время, и она будет смотреть на тебя свысока, как сейчас смотрит на меня.
  Веронике: интересное совместное письмо. Твоя злоба смешалась с его самодовольством. Действительно, брак талантов. Как и твоё чувство социального превосходства по отношению к его чувству превосходства интеллектуального. Но не думай, что сможешь перехитрить Адриана, как перехитрила (на время) меня. Я вижу твою тактику: изолировать его, отрезать от старых друзей, сделать зависимым от тебя и т.д., и т.п. Это может сработать на короткое время. А на длительный срок? Вопрос лишь в том, забеременеешь ли ты раньше, чем он поймёт, что ты зануда. И даже если тебе удастся пригвоздить его, посмотри вперёд, на жизнь, полную логических поправок, на педантизм за завтраком и сдерживаемую зевоту в ответ на твоё важничанье и любезничанье. Я не могу что-либо сделать тебе сейчас, а время может. Время покажет. Так всегда бывает.
  Поздравляю, и да прольётся кислотный дождь на ваши соединённые и помазанные головы.
  
                            Тони.
  
  Да уж... Письмецо не только гнусное, но и глупое. Самым мудрым в данной ситуации было бы вообще не отвечать на письмо Адриана: пусть бы тот почувствовал себя настолько непорядочным, что с ним даже общаться побрезговали.
  Отправить Адриану нарочито шутовской ответ - тоже неплохой вариант, если очень хочется задеть противника, показав своё безразличие к происходящему.
  Но такое!..
  И всё же, и всё же... Следует сказать несколько слов в защиту Тони. Совершенно очевидно, что Вероника его провоцировала, причём довольно расчётливо; совершенно очевидно, что отношения с Адрианом начались не по случайному стечению обстоятельств; совершенно очевидно, что письмо Адриана не могло не задеть Тони, так что два друга оказались стравленными. Адриану тоже следовало бы быть поумней: если уж не хватило ума не связываться с Вероникой, мог бы не усложнять отношения с Тони.
  Есть ещё один вариант. Допустим, на излияния Адриана Тони ответил бы, что считает его поступок бесчестным, порочащим их чистую дружбу. Так как Адриан принимал на себя обязательства пересмотреть свои решения и поступки в случае такого отношения Тони, он оказался бы в щекотливом положении, вырази Тони свой протест. Ему пришлось бы или порвать с Вероникой, или порвать со своими моральными принципами, или настолько углубиться в казуистику, чтобы, не порвав ни с Вероникой, ни с моральными принципами, доказать своё право поступить именно так. С философской точки зрения самоочевидно... И т.д., и т.п.
  
  
Часть четвёртая
  
Grau, teurer Freund, ist alle Theorie
  
  Дорогой Тони, я думаю, будет правильно, если ты получишь прилагаемое. Адриан всегда тепло говорил о тебе, и ты, возможно, сочтешь это интересной, хотя и печальной вестью из далёкого прошлого. Я также завещаю тебе немного денег. Ты можешь счесть это странным, и, откровенно говоря, я сама не вполне понимаю свои побуждения. В любом случае я сожалею о том, как моя семья обошлась с тобой в те годы, и желаю тебе всего хорошего, пусть даже из могилы. Твоя Сара Форд. P. S. Может прозвучать странно, но я думаю, что последние месяцы его жизни были счастливыми.
  
  - До сих пор не знаю, как это воспринимать. Как я должен это воспринимать? Мы сами вырабатываем отношение к событиям, к вещам, к поступкам. Так вот, с момента получения мной извещения о наследстве прошло достаточно времени, а я так и не смог определить, как мне следует относиться к случившемуся. Получить наследство от человека, чьё имя тебе почти неизвестно или было тобой позабыто. Сумма наследства: больше, чем ничего, но меньше, чем кое-что. Наконец, дневник Адриана, который она могла бы передать мне сама. Кстати, я узнал, когда было составлено завещание: за пять лет до смерти госпожи Форд.
  - Пять лет госпожа Форд ждала заочной встречи. Каково?
  - Может быть, и все сорок, мы точно не знаем.
  - Может быть, очень даже может быть... Кстати, ты ведь и сам мог умереть раньше неё. Как думаешь, наводила ли она о тебе справки?
  - Жив ли я?
  - Да, нечто в этом роде. От тебя же потребовали подтверждения, что ты - это ты.
  - Я всего лишь выслал фотокопию паспорта. И подтвердил свой адрес.
  - Теперь представь: некая дама составляет завещание, в котором упоминает Тони Уэбстера, однажды виденного ею тридцать пять лет назад и навеки пропавшего с горизонта. Где адвокаты будут искать тебя, Тони? В Англии? В США? В Австралии? На том свете?
  - Считаешь, что она разыскала меня?
  - Именно. Иначе её затея могла бы и не осуществиться.
  - Ну, я не силён в юриспруденции. Не исключено, что в подобном случае можно поднять какие-нибудь архивы.
  - Допустим, в Англии есть десять мужчин, носящих имя Энтони Уэбстер.
  - А возраст?
  - Допустим, кто-то из них - одного возраста с тобой.
  - Не многовато ли допущений?
  - Адвокат как раз и должен их учитывать. Формулировка "Я завещаю пятьсот фунтов Энтони Уэбстеру, эсквайру, с которым виделась тридцать пять лет назад" выглядит странной. Не станет же она полагаться на твой бристольский адрес, по которому однажды отправила тебе письмо!
  - А можно ли ознакомиться с текстом завещания?
  - Ну, если ты попытаешься его оспорить, то, возможно, и ознакомишься. Но, чтобы затеять это, нужны какие-либо основания, по-моему. У тебя они есть? Считаешь, что тебе должны были оставить не пятьсот фунтов, а тысячу?
  - Считаю, что мне вообще ничего не должны были оставлять.
  - Госпожа Форд решила иначе.
  - Выходит, она хорошо подготовилась: разузнала, где я живу, чем занимаюсь...
  - Да уж, планировать и осуществлять многоходовые комбинации она могла не хуже своей дочери.
  
  Размышляя о мисс Форд и миссис Форд, о мистере Форде-старшем и мистере Форде-младшем, о самом Тони, мы упускаем из виду Адриана. Точнее, он постоянно ускользает от нашего внимания. И дело не в угрызениях совести, которые спустя много лет испытывает Тони. Просто дневник Адриана как бы подменяет самого Адриана, отчего создаётся иллюзия, будто откроется вся правда об Адриане, стоит лишь достать его дневник. А раз дневник недоступен, то следует пока оставить Адриана за скобками рассуждений. А если дневник так навсегда и останется у Вероники (в чём я нисколечко не сомневаюсь), то Адриану так и придётся торчать за скобками. Но ведь сам Тони относит начало этой история не к периоду знакомства с Вероникой, а ко дню прихода Адриана в класс, где уже учились Тони, Колин и Алекс.
  
  Отличительной особенностью Адриана-школьника была тяга к умничанью. Тони вспоминал, как на уроке истории Адриану задали вопрос о правлении Генриха Восьмого. Ответив, что он, к сожалению, не готов, новичок пустился рассуждать: "Существует мнение, согласно которому всё, что можно достоверно сказать о любом историческом событии: нечто произошло". Выскажи такое один из героев-денди Уайльда, было бы и уместно, и красиво, и остроумно. Но когда подобные сентенции выдаёт не готовый к уроку школьник... Реакция учителя была вполне предсказуемой: "Будь так, я бы остался без работы, да?" После урока Тони подошёл к Адриану выразить своё восхищение и услышал в ответ: "Я несколько разочарован тем, что он не стал это обсуждать".
  В другой раз анализировали начало Первой мировой войны и то, какую роль в принципе сыграл Принцип (Тони забыл фамилию убийцы эрцгерцога, но я решила блеснуть интернет-эрудицией). Адриан выдал приблизительно следующее: "Разве приписывание ответственности - не разновидность отговорок? Мы хотим обвинить одну личность, чтобы остальные были оправданы. Или мы обвиняем исторический процесс, чтобы реабилитировать личности. Или - всё есть анархический хаос со всеми вытекающими последствиями. По-моему, есть - была - цепочка ответственности личностей, все звенья были необходимы, но она не настолько длинна, чтобы каждый мог просто обвинить любого другого. Конечно, моё желание приписать ответственность является, возможно, в большей степени отражением склада моего ума, чем справедливым анализом произошедшего. Это одна из центральных проблем истории. Вопрос противостояния субъективной и объективной интерпретации, тот факт, что нам нужно знать историю конкретного историка, чтобы понять версию, которую нам предлагают".
  Если угодно, сентенцию Адриана можно отнести и к попытке Тони восстановить в памяти былые дела, и к моему "достраиванию" прошлого, и к желанию Вероники возложить на Тони вину за случившееся сорок лет назад.
  
  Отвлечённо рассуждая о реальных вещах, Адриан сам был отвлечённой величиной, слабо связанной с реальностью. Он рассуждал об Эросе и Танатосе, но для него это были лишь философские категории, а не настоящие любовь и смерть. Начитавшись Камю, он полагал, что самоубийство - единственная подлинно философская проблема, словно суицид - результат алгебраического выражения.
  
  2+4-5=жизнь
  3-2+4-5=самоубийство
  
  Обитая в мире абстракций, Адриан не задавался вопросом, почему же он до сих пор живёт. Иными словами, если кто-то говорит, что самоубийство - единственная подлинно философская проблема, то ему следует прямо сейчас в спокойной обстановке подумать минут пять-десять и решить, стоит ли совершать самоубийство. Если с философской точки зрения самоочевидно, что стоит, то нужно сразу же всё осуществить без лишних эмоций. А пока такой горе-философ лишь разглагольствует, не желая лишать себя жизни в результате логических рассуждений, самоубийство является не философской проблемой, а человеческим актом, например, реакцией на вполне конкретные события, не случись которых - не было бы и причин для суицида.
  
  Если уж хочется подумать о чём-нибудь абстрактном, то вот интересная задача: чем задаётся порядок в ретроспекции - человеком или временем? Иными словами, когда мы бросаем взгляд в прошлое и видим людей, предметы, события, выстроенные определённым образом, то что определяет порядок построения?
  Немного конкретней: некий юноша по фамилии Робсон, учившийся в одной школе с Тони и Адрианом, совершил самоубийство. Распространился слух, который казался достоверней умолчаний школьной администрации, и слух были такой: Робсон обрюхатил свою подругу, поэтому и повесился, оставив предсмертную записку ("Прости, Мама"). Школьники отреагировали по-разному. Например, Тони (да и многих других) задело то, что парень так далеко продвинулся: не только встречался с девчонкой, но и вступил с ней в связь. Адриан же спроецировал на случай Робсона свои отвлечённые понятия: "Эрос и Танатос. Танатос вновь побеждает". Прямо не жизнь с "Прости, Мама", а психоаналитическое казино: Эрос - красное, Танатос - чёрное. Делайте ваши ставки, господа! Но отвлечёмся от отвлечённого.
  Можно ли рассматривать Робсона как предшественника Адриана? У обоих - суицид, у обоих - из-за беременности "партнёрш". Да, в ретроспективе они стоят на одной линии, Робсон чуть подальше Адриана. Но если в воображении поместить себя в точку, находящуюся между ними, так что Робсон останется в ретроспективе, а Адриан окажется в перспективе, то к чему может привести подобная мысленная манипуляция?
  Лично меня она приводит в изумление: почему Адриан вообще находится на одной линии с Робсоном? Почему ему не дано сделать шаг в сторону? Как будто он способен двигаться лишь по этой линии... Как будто он не человек, а шахматная фигура...
  Я не увлекаюсь живописью, поэтому редко посещаю галереи и выставки. Но в одном музее я видела картину, изображавшую шахматную доску с начальной расстановкой фигур. Точнее, чёрные стояли как положено, ожидая первого хода белых, а те были сдвинуты на одну клетку вправо, так что ладья и крайняя пешка вообще находились вне поля. Создавалось впечатление, что белые строем покидали доску. "Странное начало партии" - вот название полотна.
  Так вот, зная ходы другого - Робсона, Адриан повторял их, хотя результат был известен. Прямо не жизнь, а логический гипноз, шахматная зачарованность. Логос в плену у Эроса и Танатоса. Выхолощенные учёные истины, совершенно непригодные в реальном мире. Ряд сравнений можно продолжать до бесконечности, ведь он закольцован.
  Кстати, Тони никогда не подчинялся строгим правилам полностью, в его жизни бывали поступки алогичные и спонтанные. Снимая использованный презерватив, ловко натянутый Вероникой, он окончательно решает бросить её. Да, им не движут ни долг, ни страсть, так что Вероника, рассчитывавшая хоть что-то выжать из случайно состоявшейся близости, сильно просчиталась. Тони был человеком, а Вероника для своего замысла нуждалась в шахматной фигуре типа Адриана, которая совершала бы нужные, заранее известные ходы, чтобы потом её убрали с поля - то есть предоставили жить собственной жизнью. Вряд ли Вероника, кстати, не знавшая про Робсона, задумывалась о том, что в жизни шахматная фигура может убрать себя с поля сама.
  
  Кембридж. Сорок лет назад. Приезд Вероники с целью встретиться с Адрианом.
  Без помощи Братца Джека тут не обошлось, да и другого благовидного предлога у Вероники не было. Посвятила ли она его в задуманное? Даже если и нет, Джек сам о многом догадался бы.
  Итак, встреча с Адрианом, разыгранная как случайность ("Привет! Вот неожиданность!") с правдоподобным объяснением ("У меня здесь учится брат, я же тебе рассказывала, помнишь?"), с готовностью посидеть в каком-нибудь кафе ("Жду Джека, он пока занят, у меня есть пара свободных часиков..."), с намёками на непорядочность Тони ("Понимаю, что он твой друг, но, знаешь ли..."), с настолько хорошо подделанным интересом к самому Адриану, что возникало ощущение неподдельности ("А как дела у тебя? Чем сейчас занимаешься? Расскажи, мне правда интересно..."), с прогулкой под руку (впрочем, в первый приезд до этого могло и не дойти). Многое ещё можно додумать, правдоподобно и неправдоподобно.
  А что чувствовал Адриан? В день, когда Тони познакомил Веронику со своими друзьями, Адриан не только не проявил к ней особого интереса (интерес-то проявила она к нему), но и холодно отозвался о её брате. Показалось ли ему странными появление Вероники в Кембридже и встреча с ним? А последующие встречи? Перед Вероникой стояли две преграды: она - подруга Тони; она - сестра Джека. Вторую, довольно лёгкую, она преодолела своим обаянием. А первую? Конечно, она сообщила Адриану, что Тони её бросил: из трёх вариантов ("расстались", "я его бросила", "он меня бросил") этот был самый выигрышный и, как ни странно, правдивый. Соблазняла ли она Адриана ролью утешителя? Что чувствовал Адриан, когда встретился с ней в Кембридже повторно, когда она откровенно "зачастила" к брату?
  А могло быть и такое: она сама "объяснила" Адриану, что между ними возникли личные отношения. Тогда письмо Адриана Тони - не только попытка Вероники досадить последнему, но и внушённая Адриану мысль о том, что происходящее необходимо "сформулировать". Действительно, приезды Вероники в Кембридж, даже если и не вызывавшие у Адриана подозрений, вполне могли восприниматься им как встречи, ни к чему его лично не обязывавшие. Так что письмо было необходимо, чтобы Адриан признал происходящее ("Между нами что-то есть, или ты считаешь иначе?") не только перед Тони, но и перед самим собой. Впрочем, есть способ и попроще: внезапно остановиться на безлюдной улице и начать целоваться со своим спутником (с Тони она однажды так и поступила). Как бы ни поступила тогда Вероника, она преодолела обе преграды: Адриан объявил urbi et orbi, что они встречаются.
  Объявил - и получил два ответа Тони: шутливый и грубый. Показал ли он их Веронике? Думаю, только первый, и то потому, что считал необходимым отчитаться перед ней: Тони ничего не имеет против. А вот второй ответ - вряд ли... Или не сразу...
  Адриан чувствовал себя... не то чтобы виноватым перед Тони... Ну, скажем, Адриан считал, что его поступок в чём-то неправильный. Поэтому и написал письмо, по своей сути довольно глупое: не возражает ли Тони, что теперь с его бывшей подругой встречается он, Адриан? То есть сам наделил Тони правом возразить. А получив грубый ответ, Адриан вынужден был признать, что Тони, пусть и по-хамски, воспользовался тем самым правом, которое признавал за ним он, Адриан.
  Конечно, ему противно было читать и низкие инсинуации в свой адрес (написанные для Вероники), и подробности прежних сексуальных отношений Вероники и Тони, и грязные намёки на связь Вероники с ним, Адрианом. Тем более что никакой половой близости между ними не было, я уверена. Она так же распаляла Адриана, как ранее Тони. Пассаж про страдание невинного плода, скорее всего, не был принят близко к сердцу, как и совет посудачить с матерью Вероники: повод обратить внимание на эти слова возник значительно позднее. А так как Адриан не дожил до рождения сына, то и узнать о страданиях ему не довелось.
  Удалось ли Тони своим письмом добиться того, что в чувствах Адриана к Веронике появилась трещина, которая впоследствии привела к его сближению с Сарой Форд? Если трещина и возникла благодаря Тони, то в том, как Адриан воспринял мать Вероники, никакой вины Тони нет: ему и в голову не могло прийти, что на мать подруги можно смотреть как на женщину!
  Что ещё? Пожалуй, довольно. Брошенное на ветер проклятье сбылось, но не потому, что обладало какой-то колдовской мощью. Тони может быть обвинён в грубости, в низости, но никак не в том, что произошло между Адрианом и Сарой Форд (ибо случившееся случилось бы и без совета Тони повнимательней присмотреться к "мамаше"), и уж тем более он не виноват в слабоумии сына Адриана.
  
  Чизлхёрст. Сорок лет назад (чуть позднее кембриджских встреч). Посещение Адрианом семьи Вероники.
  Можно предположить, что Братец Джек не представлял ничего значительного в глазах Адриана. Или был дополнительным раздражителем для гостя. Думаю, это не столь существенно.
  А как воспринял Адриан манеры мистера Форда? Острей, чем Тони?
  На переднее или на заднее сиденье села Вероника, когда вместе с отцом встречала Адриана?
  Объявила ли она родственникам, что Адриан такой же соня, как и Тони, чтобы увести из дома на утреннюю прогулку отца и брата? Или она придумала что-то новое?
  Наконец, случилось ли у Адриана что-нибудь на нервной почве?
  Утвердительные или отрицательные ответы на заданные вопросы ни на что не повлияют. И не потому, что случившееся уже случилось, а произошедшее уже произошло. Всё намного проще и неожиданней. Имелся один вроде бы незначительный пунктик, лично касавшийся Адриана, о котором Вероника вполне могла ничего не знать. Но именно этот пунктик и стал роковым.
  
  - В школьные годы мы задавали Адриану вопросы, которых задавать не следует. Почему его мать бросила отца? Изменяла ли она ему? Мы были глупые.
  - А как реагировал Адриан?
  '- Когда отмалчивался, когда отделывался общими фразами или утверждал, что ничего не знает. Думаю, он не врал.
  - Или врал частично?..
  - Знаешь, Мэгги, ложь была ему не свойственна. Думаю, он отмалчивался в тех случаях, когда что-то знал, но не хотел говорить. Как-то он сказал, что никогда не бывал у матери дома - она сама приезжала к ним в Лондон. Мог бы и не говорить об этом.
  - Почему вас так интересовала его семья?
  - У нас были вполне обычные семьи, а мать Адриана много лет назад ушла из семьи, так что его с сестрой воспитывал отец. Мы находили случай необычным, это нас и привлекало. Понимаю, что мы были всего лишь сплетниками, но в юности сплетничать не менее увлекательно, чем в старости. Нужно обладать немалыми душевными силами, чтобы осознать собственную нечистоплотность. Тогда эти силы у нас, конечно же, отсутствовали. Да и сейчас мы с тобой...
  - ...сплетничаем на славу!
  
  Эдипов комплекс - вот почему Адриан сблизился с Сарой Форд. Спокойная, доброжелательная, она не только выгодно отличалась от других членов семьи, но и воплощала для него материнство. Он потянулся к тому, чего был лишён в детстве. Но она смотрела на него иначе.
  Адриан, легко подгонявший жизнь под психоаналитическую схему "Эрос-Танатос", сам оказался подогнан жизнью под другую схему. Осознавал ли он это? Или чувственность полностью отключила его разум? Второе представляется более вероятным, потому что связь с миссис Форд привела ещё и к отказу от моральных принципов. Беспомощные, комичные объяснения Адриана перед Тони ("...я встречаюсь с твоей девушкой, но готов пересмотреть свои поступки и решения...") сильно отдают надуманным самоморализаторством. А вот чувства к Саре Форд... Для Адриана тут был целый ряд моральных преступлений. Первое - против Вероники. Влюбиться в мать собственной девушки - каково? Далее - против мистера Форда, законного супруга. Наконец, против сына Сары Форд, изучавшего в Кембридже теорию этики, как и сам Адриан. И все три слились в одно.
  Так что же стало с теорией этики, над которой Адриан Финн так прилежно корпел в те годы? Конфликт между чувством и долгом, моральное и аморальное... Иррациональное вторглось в мир рационального. Юноша, блуждавший в лабиринте научных теорий, из которого нет выхода, постепенно учившийся ориентироваться в нём, запоминавший все его проходы и закоулки, чтобы со временем без труда перемещаться из одного тупика в другой, вдруг обнаруживает, что стены исчезли - не рухнули, а именно исчезли. И ураган чувств подхватил его, как безжизненного мотылька, и понёс в иные пространства. Эрос на бумаге и Эрос в крови - какое не выразимое словами различие! Und grün des Lebens goldner Baum.
  Месяца за три до самоубийства радостный, счастливый Адриан встретился с Колином и Алексом. Объявил им, что влюбился (не уточнив, в кого). Получается, что правильный, трезво относившийся к жизни юноша, не терпевший иронии по поводу серьёзных вещей, наслаждался своей запретной страстью, ничуть не думая о моральной (точнее, аморальной) стороне дела. Ещё получается, что чувства к Саре Форд не были сиюминутной вспышкой, а жили в нём долго, достаточно долго для того, чтобы он смог проанализировать происходившее. Однако привычка смотреть на вещи отвлечённо приводит к тому, что человек оказывается неспособным смотреть на те же вещи вовлечённо. Адриан мог проанализировать поступок Робсона хоть с философской, хоть с какой другой точки зрения. Но вышло так, что разобраться в собственных поступках было для него непосильной задачей. С житейской точки зрения это самоочевидно.
  
  Собственно, Веронике после приезда Адриана в Чизлхёрст можно было вообще ничего не предпринимать, лишь попеременно исполняя роли жертвы и стороннего наблюдателя. Интересно другое: а что чувствовал по отношению к ней Адриан, приезжая в Чизлхёрст? (Я уверена, что одной поездкой дело не ограничилось.) Да и любил ли он Веронику или только убеждал себя в этом прежде? Его дневник наверняка содержит нужные сведения. Но он - у Вероники...
  
  Как и в случае с Тони, активным игроком была Сара Форд, а не юный гость. А что, кто-то станет утверждать, что Адриан с его натурой книжного девственника двинулся на штурм замужней женщины, матери своей подруги? Нет, первый ход снова сделала миссис Форд.
  Разнообразия приёмов не требовалось. "Не позволяй Веронике слишком многое", - такое можно было сказать и Адриану, даром что Тони предупреждал его. А может быть и так, что полученное предостережение нивелировало эффект неожиданности, который испытал на себе Тони, и Адриан, которому Тони написал о каком-то давнем ущербе Вероники, пожелал что-нибудь разузнать. Следующий предположительный шаг миссис Форд - узнать адрес Адриана и написать ему дружеское письмо, о котором, впрочем, адресату не полагалось сообщать Веронике. Вероятно, Адриан ответил, завязалась переписка. Не исключено, что госпожа Форд так же, как и дочь, навестила Джека в Кембридже и случайно (да-да, совершенно случайно!) повстречалась с Адрианом. После чего их встречи стали столь же регулярными, сколь и тайными. Наверное, именно тогда Адриан и заявил своим друзьям, что влюблён.
  Понимал ли он, к чему всё движется и чем может кончиться? Теория этики оказалась бессильной, но как быть с рассудком, со здравым смыслом?.. С точки зрения здравого смысла очевидно, что вопрос - риторический.
  Когда задуманное Вероникой свершилось, Сара Форд отлично осознавала все последствия: беременность и т.д. Она знала, на что шла. Всё же дело касалось не только её, но и мистера Форда. На что она рассчитывала? К чему готовилась? К огласке? К скандалу? К разрыву? Или объявила бы мужу, что он отец ребёнка? Последнее предположение не кажется совершенно невероятным. Думаю, что именно так она бы и поступила, если бы не суицид Адриана.
  
  5.4 Вопрос аккумуляции. Если жизнь '- пари, какую форму принимает ставка? На ипподроме аккумулятор - это ставка, которая нарастает при успехе одной лошади, чтобы увеличить долю выигрыша следующей лошади.
  5.5. Итак: а) в какой степени человеческие отношения могут быть выражены математической или логической формулой? И б) если так, то какие знаки могут находиться между целыми числами? Несомненно, плюс и минус; иногда умножение и, пожалуй, деление. Но эти знаки ограничены. Таким образом, полностью неудавшиеся отношения могут быть выражены в терминах потери/минуса и деления/вычитания, показывающих в итоге ноль; тогда как вполне успешные отношения могут быть представлены сложением и умножением. Но как быть с большинством случаев? Не требуются ли для их выражения обозначения, которые логически невероятны и математически неразрешимы?
  5.6 Таким образом, как можно выразить аккумуляцию, содержащую целые величины Р, А1, А2, С, В?
  Р = С - B +* А1
  или
  А2 + В + А1 * С = Р?
  5.7 Или это неверный способ постановки вопроса и выражения аккумуляции? Является ли применение логики к человеческим условиям само по себе саморазрушением? Что происходит с цепочкой аргументов, когда звенья сделаны из металлов различной ломкости?
  5.8 Или "звенья" - ложная метафора?
  5.9 Но допустим, что это не так, и если звено разрывается, где лежит ответственность за такой разрыв? На соседних звеньях или на всей цепочке? Но что мы подразумеваем под "всей цепочкой"? Как далеко простираются границы ответственности?
  6.0 Или мы можем попытаться выразить ответственность более узко и более точно распределить её. И не использовать уравнения и целые величины, а вместо этого выражать суть в традиционной описательной форме. Так, например, если Тони...
  
  Ксерокопия фрагмента дневника Адриана, сделанная Вероникой для Тони, - вот всё, что нам досталось от Адриана Финна. Точнее, не досталось, а доступно. Проанализируем.
  Раз в тексте фигурирует Р (ребёнок), получается, что Адриан знал о беременности Сары и своём надвигавшемся отцовстве. И вот в таком положении, когда замужняя женщина, чей сын - старше него самого, затащила его в постель и забеременела, он пишет не стихи, не романтичные сумбурные излияния, не послания "К Ней". Он фиксирует логические рассуждения: "5.4, 5.5, 5.6". И задаётся вопросом: "В какой степени человеческие отношения могут быть выражены математической или логической формулой?" Действительно, какой формулой можно выразить то, что у юноши секс не с девушкой, а с её матерью? Сложением/умножением? А будет ли меняться сумма от перестановки слагаемых? И как быть со скобками, если вдруг захочется кого-то за них вынести?
  Что получится, если заменить людей на целые величины? А1 - Адриан, А2 - Антоний-Тони (хотя индексы следовало бы поменять местами - Адриан был вторым). Будет ли какая-то разница оттого, с кем сложить С - с А1 или с А2? А если, например, А1 сложить не с С, а с В, то какой Р получится в результате? Иными словами (вернее, знаками), если
  А1 + С = Р,
  А1 + В = Р,
  то почему неверно
  А1 + С = А1 + В?
  Или так: если
  А1 + С = Р1,
  А1 + В = Р2,
  то как выразить отношение между Р1 и Р2? Р1 < Р2?
  Могло бы случиться и такое:
  А1 + С = Р11 в момент t1,
  А1 + С = Р12 в момент t2,
  а в итоге
  Р11<> Р12.
  Можно ли выразить знаком то, что один ребёнок родился слабоумным, а другой мог родиться вполне здоровым? Имеет ли смысл прятаться за математические величины, если проще и ясней выражать суть в традиционной описательной форме?
  А ведь Адриан пытался спрятаться. Привыкший к абстракциям, он оказался бессилен перед реальностью. И он бежал, бежал в мир знакомой логики, удобных формул, потому что так было привычней. Адриана можно сравнить с улиткой, которая вдруг полностью вылезла из своей раковины, а теперь пытается залезть обратно. Возможно, ей это удастся, так что податливое тело со временем заполнит все завитки раковины. Но ведь улитка не потащит в раковину ещё и внешний мир, а Адриан (пусть сравнение и покажется не очень удачным) пытался сделать именно это. Его отношения с Сарой Форд должны были уместиться в его логико-математической схеме-"раковине", приняв её форму. Получается нелепость, но сам-то он этого не замечал. Обороняться от внешнего мира научными терминами - со стороны выглядит комично, но что ещё мог Адриан, что ещё ему оставалось?
  
  Абстракции абстракциями, но в выражениях Адриана присутствует второй А - Тони. Что же явилось отправной точкой для подобных рассуждений? Вероятнее всего, пресловутое письмо, содержащийся в нём намёк на возможность "порасспросить" миссис Форд тайком от Вероники. Пройдя путь от "расспросов" до беременности, Адриан понял, что и Тони в своё время сманивали туда же. Не имело значения, почему Тони поступил разумней своего друга, потому что рано или поздно после Тони мог появиться тот, кто двинулся бы в сторону опасности. Только это не аккумуляция в чистом виде, здесь присутствует игра случая.
  А как Адриан рассуждает о суициде! Именно - рассуждает. Это не "Прости, Мама" Робсона, невыносимо-щемящее. Это - разрыв звена в цепочке и поиск зоны ответственности. Нечеловеческие мысли.
  
  Каково было отношение Адриана к Саре в те дни, когда он рассуждал об аккумуляции и разрыве звена? Полагаю, чувственная эйфория схлынула, раз в голове зазвучала трезвая логика. Он перерезал себе вены не в любовном угаре, но и не от тяжести двойной измены (своей - Веронике + Сары - мужу), не говоря уже о том, что его нисколько не трогали отношения матери и дочери: тоже измена, пусть и не любовная. И не оттого, что единственная подлинно философская проблема - проблема суицида - решилась в пользу самоубийства. Ребёнок - вот подлинная причина его поступка.
  
  Мистер Хант, школьный учитель Тони и Адриана, как-то предложил ученикам определить, что такое История. Адриан процитировал Лагранжа: "История - это уверенность, которая рождается на том этапе, когда несовершенства памяти накладываются на нехватку документальных свидетельств". Развивая эту мысль, он обратился к самоубийству Робсона:
  - Мы знаем, что он мёртв, знаем, что у него была подруга, знаем, что она беременна - или была беременна. Что ещё мы имеем? Единственный документ: предсмертную записку "Прости, Мама" - по крайней мере, согласно Брауну. Эта записка ещё существует? Или уничтожена? Имелись ли у Робсона другие мотивы или причины, наряду с очевидными? Каково было его умонастроение? Можно ли наверняка утверждать, что ребёнок - от него? Мы не сможем узнать, хотя всё произошло недавно. Тогда как можно будет написать историю Робсона через пятьдесят лет, когда его родители умрут, подруга затеряется где-нибудь и вообще не захочет о нём вспоминать?
  Мистер Хант ответил так:
  - Давайте примем в качестве аргумента то, что бедный Робсон будет представлять собой исторический интерес. Историки всегда сталкиваются с нехваткой прямых доказательств. Это их работа. Не забывайте, что в данном случае должны были провести расследование, поэтому осталось заключение коронера. Робсон мог вести дневник, писать письма, делать телефонные звонки, содержание которых запомнили. Его родителям приходилось отвечать на соболезнования, которые они получали. А через пятьдесят лет, учитывая нынешнюю продолжительность жизни, многие его одноклассники будут ещё способны давать интервью. Дело может быть не столь безнадежным, как вы представляете.
  - Но ничто не заменит показаний самого Робсона, сэр.
  - С одной стороны, не заменит. Но с другой, историкам необходимо относиться к показаниям участников событий с определённой долей скепсиса. Часто особо подозрительными являются заявления, сделанные с прицелом на будущее.
  - Вам виднее, сэр.
  - И поступки человека часто выдают его психическое состояние. Тиран редко посылает записку с требованием уничтожить врага.
  
  О, Адриан учёл замечания учителя. Адриан вёл дневник, хранил письма, даже написал обстоятельное послание коронеру с изложением своих доводов: жизнь - непрошеный подарок; у мыслящего человека есть философские обязательства исследовать и природу жизни, и её условия; и если человек решает отказаться от непрошеного подарка, его моральный и человеческий долг - действовать согласно принятому решению. В конце письма почти стояло ч.т.д. Доводы Адриана были преданы гласности согласно его воле.
  И вот что получается: философские построения Адриана - сплошная ложь, на крупицы правды. Оказавшись в очень сложном положении (не стану утверждать, что оно было безвыходным), Адриан решил спрятаться за единственной подлинно философской проблемой, как трус за камнем. Тони сказал мне, что, узнав про сына Адриана, стал думать о самом Адриане как о двойнике Робсона. Да, обоих к самоубийству подтолкнула не запретная связь с женщиной, которой они ничуть не устыдились, а её последствие: постыдное отцовство. Оба бежали от позора, но Робсон всё-таки оказался честнее: его "Прости, Мама" было искренней, чем лживые мудрствования Адриана. Кому-то покажется странным, но коротенькая записка в два слова оказалась содержательней хорошо продуманного, разделённого на пункты и подпункты дневника, который так хочет заполучить Тони. Мистер Хант оказался прав: особо подозрительными являются заявления, сделанные с прицелом на будущее.
  
  Думаю, смерть Адриана стала неожиданностью и для Вероники, и для её матери. Последняя назвала второго сына именем его отца, чем окончательно разоблачила себя перед мужем. Считали ли мать и дочь, что виноваты в смерти юноши? Да, безусловно. Вероника даже спустя сорок лет хотела взвалить вину ещё и на Тони. А миссис Форд сделала приписку в письме: "Может прозвучать странно, но я думаю, что последние месяцы его жизни были счастливыми". Добавлю: настолько счастливыми, что он в конце концов перерезал себе вены.
  И вот какая мысль не даёт мне покоя: вина Адриана в том, что его сын родился слабоумным. Конечно, с медицинской точки зрения самоочевидно, что причиной был возраст матери ребёнка, забеременевшей на пятом десятке. Но разве нельзя допустить, что потрясение от смерти Адриана сказалось как на самочувствии беременной женщины, так и на развитии плода? Иными словами, в слабоумии Адриана-младшего, Адриана Форда, виноват не Энтони Уэбстер, письмо которого никак не могло повлиять на развитие эмбриона во чреве госпожи Форд. В слабоумии Адриана Форда может быть повинен его отец, Адриан Финн. Понимаю, что это лишь досужие домыслы, но в эгоцентричной логике Адриана есть просчёт: становясь родителем, преподнося непрошеный дар жизни своему ребёнку, волен ли человек считать, что право распоряжаться собственной жизнью всё ещё принадлежит ему и только ему?
  
  - Во что превращается наш отдых! Вместо того чтобы валяться на пляже, купаться, бывать в кафе и ресторанах, не думая ни о чём серьёзном, мы делаем то же самое, анализируя поступки сорокалетней давности и то, к чему они привели теперь. Получается, что, сидя в кафе и загорая, мы только думаем, думаем и думаем.
  - Но ты же сама этого хотела, Мэгги!
  - Увы, да.
  - И теперь раскаиваешься в своей опрометчивости?
  - Ещё не знаю.
  - Так в чём же дело?
  - Да ни в чём! Я хотела добраться до Психички, а оказалось, что Психичка добралась до меня.
  - Не думай больше о ней. Наплюй, как сама мне советовала. Или посмотри на всё иначе: что осталось бы нам после обычного отдыха? Удовлетворение, воспоминания, фотографии, несколько сувениров, магниты на холодильниках.
  - А теперь мы живём двойной, более интенсивной жизнью, так?
  - Да, нечто подобное.
  - Мне начинает казаться, что вторая, ментальная жизнь вытесняет первую, ментально-телесную. И меня это тревожит.
  - Каким языком ты заговорила!
  - Под стать Адриану, да? А что ты думаешь обо всём об этом?
  - Ну, я всегда был несколько... недальновиден.
  - И твоя недальновидность сослужила тебе хорошую службу, Тони.
  - Пожалуй, соглашусь с тобой. Знаешь, твоя версия пока что не объясняет, для чего Вероника вела игру против своей матери? Какую цель она преследовала? Какая радость ей оттого, что Сара Форд отдалась Адриану или могла бы отдаться мне?
  - Вероника Мэри Элизабет Форд преследовала вполне определённую цель, Тони.
  - ?
  - Наши попытки объяснить прошлое сильно смахивают на детективное расследование...
  - Наши?!
  - Ты официально заявляешь о своей полной непричастности?
  - Я официально заявляю, что никогда бы не стал приписывать Веронике столь коварный, вероломный умысел. По-моему, случилось много случайностей.
  - Случилось много случайностей - здорово сказано, Тони. А утренняя прогулка Вероники с отцом и братом?
  - Ты делаешь из мухи слона.
  - Хорошо, тогда объясни её поступок.
  - ...
  - ?
  - ...
  - ?
  - Настоящая причина могла быть совсем незначительной. Например, она решила дать мне возможность выспаться, отдохнуть.
  - Тебя этой возможности никто не лишал. Но зачем уводить из дома отца и брата?
  - Тогда ответь, какую цель преследовала Вероника?
  - О, это будет самой последней изюминкой моего кекса. Потерпи немного. Пока что следует заняться последним героем.
  - ?
  - Дневником Адриана.
  
  
Часть пятая
  
Не верьте книгам
  
  Дневник Адриана - чем не действующее лицо!
  Сомнительным выглядит уже его появление на свет: стремление попавшего в трудное положение юноши логически обосновать свой уход из жизни. Стремление, плохо скрывающее подлинную причину: само трудное положение, не будь которого, не возникло бы и позыва к суициду.
  Какова дальнейшая судьба документа? Точно известно лишь то, что пять лет назад он был у госпожи Форд, которая считала его своей собственностью и завещала Тони - опять же, как свою собственность. А как дневник оказался у госпожи Форд? Можно выдвинуть две версии: она получила его или от Адриана, или через Веронику, получившую дневник от Адриана. Вторую легко отбросить: завладей Вероника дневником, она бы и была его собственницей. И не только не передала бы его своей матери, но сообщать ей о нём не стала бы. Получается, что Адриан оставил дневник Саре Форд. Но есть один нюанс: получив дневник (что само по себе выглядело бы для неё подозрительным), она могла, бегло просмотрев его, понять намерения Адриана и попытаться им противодействовать. Чтобы избежать этой помехи, дневник следовало "передать" так, чтобы в руки Сары Форд он попал уже после самоубийства. Проще говоря, отправить по почте в день самоубийства. Да, хороший подарочек беременной женщине...
  Ну а зачем вообще понадобился дневник? Разве недостаточно было письма коронеру и публичного оглашения тех принципов, которыми якобы руководствовался Адриан? Недостаточно, точно также как, получив ответ на вопрос "Для чего написан дневник?", недостаточно полагать, что вопросы более не требуются. И если мы по рассеянности или по невнимательности упустим вопрос "Для кого написан дневник?", то нам не будет ясна вся картина случившегося.
  Для кого же?..
  Для кого?..
  
  Записи в дневниках принято помечать датами. Некоторые этого не делают, видимо, считая важным содержание, а не отметки на шкале времени.
  Зато дневник Адриана чётко структурирован, поэтому даже имеющийся у Тони фрагмент позволяет сориентироваться в прошлом и выудить дополнительные сведения.
  Дневник разбит на пункты и подпункты, разные по объёму. За "5.9" идёт "6.0", поэтому положим, что каждый пункт содержит в себе около десятка подпунктов. А так как в пятом пункте речь идёт о ребёнке, то очевидно, что Адриан начал вести дневник или незадолго до того, как узнал о беременности, или уже зная о ней.
  Раньше Адриан дневника не вёл. Значит, его к этому подтолкнуло некое событие. Точнее, или связь с Сарой Форд, или известие о её беременности. Колин и Алекс, видевшие Адриана незадолго до смерти, свидетельствуют, что он был весел. В таком состоянии юноша скорее начнёт строчить любовные вирши, чем заниматься философским самоанализом. Вестью же о беременности можно очень сильно огорошить молодого человека, после чего ему волей-неволей придётся призадуматься.
  Наконец, если предположить, что дневник был начат под впечатлением от секса с Сарой Форд, то получается подозрительно небольшой (всего четыре пункта) объём текста, в который должны уместиться не только душевные излияния после упоительных встреч, но и душевные излияния после ошеломляющей вести.
  Обдумав, делаем вывод: к писанию дневника, как и к суициду, Адриана подтолкнуло известие о беременности.
  
  Для кого же Адриан писал дневник?
  Для своего ребёнка.
  
  Почему же не для Сары Форд?
  А зачем нужен философский трактат женщине, с которой он занимался сексом? (Кстати, как он называл её наедине?)
  Нет, сей документ, написанный с прицелом на будущее, должен был прочесть его ребёнок. Прочесть, чтобы получить какое-то объяснение уходу своего отца из жизни. Наверняка Адриан, отправляя дневник, сопроводил его прощальным письмом, где и указал, для кого он написан. И миссис Форд получила воистину инфернальную бандероль!..
  Но вот дьявольская ирония жизни: Адриан Форд, слабоумный от рождения, так и не прочёл послание Адриана Финна к нему.
  А миссис Форд хранила у себя дневник, никому его не показывая, пока наконец, много лет спустя, им не завладела Вероника.
  
  - Тони, есть ли у тебя право домогаться дневника? Дневника, написанного Адрианом для своего ещё не родившегося ребёнка. А?..
  
  Гораздо меньше ясности в том, как письмо Тони Адриану оказалось у Вероники. Состоялось ли совместное чтение письма Адрианом и Вероникой, как по-ребячески задумал Тони? Конечно, нет, хотя и можно предположить, что Адриан показал письмо Веронике, а та забрала его себе. Ведь оно было адресовано им обоим - выходит, оба имели на него равные права. Это довольно просто всё объясняет. И всё же я не думаю, что Адриан показал его Веронике (или показал в ближайшее после получения время), потому что, каким бы оскорбительным оно ни было, причина его появления - поступок Адриана, который сам Тони мог считать не вполне порядочным. Последнее могло быть существенно для Адриана, погрязшего в теории этики.
  Ещё менее вероятно то, что письмо было передано Адрианом миссис Форд (например, отправлено вместе с дневником). И не потому, что неэтично было показывать ей то, что о ней (о ней с Адрианом) написал Тони. Госпожа Форд, завещавшая Тони дневник и собственное послание, вообще вряд ли знала про давнее письмо Тони. Владей она ещё и этим письмом, ей пришлось бы каким-либо образом передать (или завещать) его Веронике. Нет, то, что она в своё время получила от Адриана ещё и письмо, кажется мне совершенно невероятным.
  И остаётся последний вариант: Вероника получила письмо от Адриана, но не вскоре после того, как его доставили самому Адриану, а позднее.
  
  Сосредоточившись на отношениях Адриана и Сары Форд, мы забываем об отношениях Адриана и Вероники. Точнее, мы ничего о них не знаем, а ведь они как-то развивались. Сару Форд эта сторона вопроса не волновала. Вероника добилась желаемого, но, скорее всего, многое утаивала. А у Адриана были две возможности: действовать последовательно и действовать параллельно. Последнее явно претило его щепетильной натуре: продолжать ухаживать за дочерью, вступив в связь с её матерью. Значит, он должен был объясниться с Вероникой, как ранее - с Тони. Нечто подобное: "Я уже встречаюсь с твоей матерью, и до тебя рано или поздно дойдут слухи, так что будет лучше, если ты узнаешь обо всём от меня. Хотя эта весть тебя удивит, я очень надеюсь, что ты сможешь всё понять и принять, иначе мне придётся во имя Этики пересмотреть свои поступки и решения. Твоя мама тоже согласилась, что написать такое письмо просто необходимо; более того, это была отчасти её идея. Понимаю, что это ставит меня в нелепое положение, а тот факт, что нечто подобное уже обсуждалось с Тони, делает ситуацию ещё нелепей. Но все мы - звенья одной цепочки, поэтому нам надо каким-то образом распределить ответственность за случившееся. Также мы (я и твоя мама) очень просим тебя ничего не сообщать ни отцу, ни брату".
  Ладно, шутки в сторону. Разрыв с Вероникой был неизбежен, так что перед Адрианом возникла вполне определённая трудность: не допустить, чтобы Вероника догадалась о его связи с Сарой Форд. Письмо Тони было отличным поводом к формальному разрыву, так что Адриан, изворачиваясь (какие уж тут моральные принципы, если мать твоей подруги - твоя любовница!), вполне мог пустить его в ход, показав Веронике. "Раз Тони принял это так близко к сердцу, мне следует пересмотреть мои решения и поступки. Прости, Вероника, но я вынужден с тобой расстаться", - отговорка Адриана могла быть приблизительно такой. После чего он удовлетворил просьбу Вероники отдать письмо ей.
  Получается, что мать и дочь много лет хранили доставшееся им, хранили втайне друг от друга.
  
  Если мистер Форд целеустремлённо спивался, если Братец Джек благоразумно дистанцировался от семейного позора и его последствий, то как все эти годы жили мать и дочь? Что чувствовали? Что испытывали друг к другу? Догадывалась ли миссис Форд о том, какую роль в трагедии сыграла мисс Форд? Иными словами, завещав дневник Тони, рассчитывала ли Сара Форд отомстить Веронике?
  Что Саре Форд оставалось сделать с дневником, если единственный читатель, для которого он предназначен (и который является его подлинным владельцем), не может его прочесть? Например, уничтожить - и это самое верное решение. Или, если собственная рука не поднималась, поручить это своему душеприказчику. Сара Форд поступила иначе: завещала дневник совершенно постороннему человеку. Да-да, Тони, однажды приезжавший в Чизлхёрст на выходные, а потом получивший от неё дружеское письмо по случаю разрыва с её дочерью, - постороннее лицо. Я отметаю любое предположение о том, что несостоявшийся роман с ним оставил в душе сентиментальной леди неизгладимые впечатления, так как чуть позже у неё очень даже состоялся роман с его другом. Госпоже Форд хотелось хорошенько взбаламутить чужие жизни (допустим, из мелкого тщеславия) и, вполне вероятно, досадить собственной дочери (например, за долгие годы явных и скрытых упрёков). Сделать так, чтобы дневник Адриана оказался у Тони, она могла ещё при жизни, но это неизбежно привело бы к встрече с самим Тони (даже получив дневник по почте, Тони вполне мог добиться личной встречи). А она не желала предстать перед немолодым мужчиной в гротескной роли его несостоявшейся соблазнительницы (и более удачливой соблазнительницы Адриана, связь с которым привела к появлению неполноценного ребёнка). Поэтому миссис Форд решила последовать примеру Адриана: дневник должен был попасть к Тони после её смерти. А так как кончать жизнь самоубийством она не собиралась, то прибегла к завещанию. Подготовив всё пять лет назад, она завела механизм, который автоматически запускался сразу после её смерти. И если бы завещанные документы она передала на хранение нотариусу или положила в банковскую ячейку, Вероника никогда бы до них не добралась. Но этого госпожа Форд не сделала (или хотела, чтобы дочь добралась-таки до дневника?), а потом возникли ожидаемые в её годы осложнения: она стала сдавать, постепенно впадая в старческий маразм. Тогда, заботясь о сохранности ценных вещей, Вероника навела ревизию и обнаружила завещанные Тони документы: адресованное ему письмо, скреплённое скотчем - дабы не затерялось среди других бумаг - с дневником Адриана.
  Справившись с выбросом сверхдозы адреналина, сообразительная Вероника оценила ситуацию: её мать несколько десятилетий тайно хранила то, чем была вправе владеть, являясь матерью Адриана Форда. И она же решила передать дневник - кому! - Тони Уэбстеру! Я не берусь судить, что поразило Веронику больше: сама находка или затея матери. И Вероника решила вмешаться.
  Из трёх возможных вариантов - отдать Тони всё, не отдавать Тони ничего, отдать Тони лишь письмо (последний вариант - отдать Тони лишь дневник - можно отбросить) - самым разумным был бы второй: не отдавать Тони ничего, оставив его с носом и с пятьюстами фунтами. Но завещание матери было в некотором роде вызовом ей, Веронике, - и она приняла вызов. Да-да, разрезая ленту скотча, скреплявшую письмо и дневник, Психичка уже наметила свой план: расквитаться с Тони за гнусную эпистолу, написанную им много лет назад. Конечно, письмо матери тоже могло содержать какие-то важные сведения, которые от Тони следовало бы утаивать до поры до времени или утаить совсем. Но Вероника рискнула - и Тони получил ещё одно милое - пусть и посмертное - послание Сары Форд. Та пыталась казаться незатейливой: "Ты можешь счесть это странным, и, откровенно говоря, я сама не вполне понимаю свои побуждения". Как трогательно и как лживо! Уж кто-то, а она отлично понимала свои побуждения.
  
  Теперь Веронике оставалось лишь одно: ждать. И не умереть раньше своей крепкой мамаши.
  О, сколько раз за эти годы постаревшая незамужняя женщина предавалась мечтам о грядущей мести, невыразимо сладостной, которая должна была стать искуплением за долгие годы мук, терзаний, угрызений совести! Как точно она просчитывала все ходы Тони и свои ответные ходы, словно наперёд проигрывая шахматную партию! Может быть, она даже вспомнила о существовании мисс Блоссом и возобновила беседы с ней, коротая долгие одинокие вечера. О! О-о-о!!!
  
  Наконец Сара Форд умерла, чем привела в движение свою душеприказчицу, Элинор Мэрриотт, давно заведённую марионетку, которая передала Энтони Уэбстеру положенные документы и - "Я также завещаю тебе немного денег" - незначительный капиталец, маскирующий подлинные намерения покойной. А так как второго документа в наличии не оказалось, миссис Мэрриотт занялась его изъятием.
  Откуда же она знала, где находится недостающий документ? Да от Вероники, конечно же. Если уж мисс Форд так не хотела, чтобы мистер Уэбстер сполна получил причитающуюся ему долю наследства её матери, могла бы просто заявить: "Я не знаю, где находится дневник Адриана Финна. Возможно, моя мать, в последнее время убиравшая чай в холодильник, сама разрезала скотч и выбросила дневник, не понимая, что выбрасывает". Вместо этого она совершенно четко заявила: "Дневник у меня, госпожа Мэрриотт. И я не собираюсь его отдавать, так и передайте мистеру Уэбстеру. А ты, Тони, приступай к делу, я уже несколько лет жду, когда ты начнёшь действовать по продуманному мной плану. Все капканы расставлены, и ни одного тебе не миновать".
  
  Да, у Вероники было право вмешаться и не допустить, чтобы Тони прочёл то, что предназначалось ребёнку Адриана. Уничтожь она дневник, даже прочтя его, - и она поступила бы справедливо. Но она решила, что у неё также есть право и на заслуженную личную месть, отчего её право на справедливость стало уязвимо.
  
  Облегчать Тони жизнь она, конечно же, не собиралась, благо её положение благоприятствовало подобной линии поведения. Она не сомневалась, что Тони попытается связаться с ней, и не сообщала ему свои контактные данные. А надумай Тони идти напролом и обратиться в детективное агентство, дело и вовсе кончилось бы для него плачевно.
  Итак, прямой путь к Веронике оказался закрыт, и Тони не оставалось ничего другого, как двинуться окольным: мимо хижины Братца Джека. С той стороны Вероника его и поджидала, убивая тем самым сразу двух зайцев: начать прямое общение с Тони и сохранить видимость того, что сама она к общению с ним ничуть не стремится.
  Братец Джек полностью оправдал её ожидания: когда Тони запросил у миссис Мэрриотт его контактные данные, мистер Джон Форд их предоставил. Тони связался с ним, тот поломался для вида, а потом сообщил ему по секрету адрес электронной почты Вероники ("...только она не должна знать, что он получен от меня").
  Мелкие пакостники обладают отменным нюхом, так что Братец Джек сразу учуял: Мать решила покуролесить напоследок. И он устранил незначительное препятствие, возникшее перед Тони, а после с благопристойным видом отошёл в сторонку, предвкушая, как через некоторое время раздастся грохот от столкновения былых любовников.
  Я была несколько разочарована, когда Тони сообщил мне, что отомстил Джеку, начав своё письмо Веронике так: "Твой брат любезно сообщил мне твой электронный адрес..." Зачем нужно было уподобляться Джеку? Как будто Вероника не догадывалась, кто сообщил Тони её адрес! Как будто сама она ждала чего-то иного!
  
  "Кровавые деньги?" - вот дословный ответ Вероники.
  Она очень хорошо продумала своё первое письмо Тони. Во-первых, отвечала ему, как госпожа просителю, ибо именно так распределила роли. Во-вторых, давала понять, что её ответ - не вступление в переписку. В-третьих, невежливый ответ подчёркивал её право на грубость, с которым Тони был вынужден смириться. В-четвёртых, смысл ответа был туманным и неясным, отчего должны были возникнуть новые вопросы.
  А в чём, собственно, Вероника могла обвинить Тони? В том, что сорок лет назад он пожелал им всяческих мерзостей, намекнул, что будет рад, если их ребёнок родится увечным? Да, Тони поступил подло, но разве его пожелания обладали магической силой? Разве неполноценность Адриана Форда - вина Тони, который в приступе гнева и злобы кидался словами, не задумываясь об их смысле?
  В чём ещё? В том, что Тони указал Адриану на готовность миссис Форд вести дела за спиной дочери? (Как будто сам Адриан не попал бы под обволакивающее обаяние миссис Форд!) Или Тони разрушил романтичный образ Вероники в глазах Адриана, тем самым заставив его обратить свой взор на другую?
  Допустим, последнее верно: Тони добился своего, и Адриан, прочитав письмо, взглянул на Веронику иначе. Допустим, Адриан считал Веронику девственницей, так что выставленные напоказ интимные отношения Тони и Вероники больно его задели. Допустим. И что дальше? Адриан не расстался с Вероникой, не бросил её ради другой девушки. Напротив, Адриан поехал в Чизлхёрст, где увлёкся немолодой замужней женщиной. В этом тоже Тони виноват?
  "Кровавые деньги". Да, не случись смерть Адриана, Тони не получил бы их. Но и смерть Адриана не случилась бы, не прикати ранее Вероника в Кембридж.
  
  Итак, переписка началась. Тони с нудной методичностью отправлял Веронике электронные послания, которые или оставались без ответа, или вызывали краткие раздражённые отклики Вероники. Тони наивно полагал, что игру ведёт он, Веронике же приходилось мириться с тем, что хоть Тони и играет в целом по её правилам, но не так напористо, как она ожидала. Всячески изображая человека, в чью частную жизнь беспардонно вторгается тот, кто не имеет на это никакого права, она до поры до времени сносила вялость Тони, не вызывая у него никаких подозрений. Ведь если бы она не хотела общаться с Тони, могла бы просто не отвечать на его письма (как до этого не предоставила ему своих контактных данных, которые он запросил через миссис Мэрриотт). Но она отвечала, пусть и не на все.
  Наконец она решила подстегнуть Тони к более активным действиям: переслала через миссис Мэрриотт ксерокопию фрагмента дневника. Тони посчитал это своей маленькой победой.
  
  Было бы любопытно взглянуть на происходившее глазами миссис Мэрриотт, привыкшей к дележу денег, недвижимости, прав собственности. Немолодая женщина лишила немолодого мужчину законной доли наследства в виде дневника. После чего началась волокита с контактными данными. Наконец мисс Форд швырнула кость мистеру Уэбстеру: предоставила ксерокопию фрагмента.
  Здесь миссис Мэрриотт откровенно подыграла мисс Форд. Почему последняя должна была передавать ксерокопию через неё? Мистеру Уэбстеру был завещан дневник, а не ксерокопия дневника, и уж тем более не ксерокопия фрагмента дневника. Формально миссис Мэрриотт обязана была отказать мисс Форд, предложив ей самой связаться с мистером Уэбстером для передачи ему ксерокопии. А чтобы связаться с мистером Уэбстером, мисс Форд пришлось бы запрашивать у миссис Мэрриотт контактные данные мистера Уэбстера. Так какого чёрта миссис Мэрриотт нарушила адвокатский кодекс чести!
  
  Зная о ребёнке Адриана и Сары Форд, легко расшифровать Адриановы формулы. Ничего не зная о том, что у Адриана есть ребёнок, расшифровать их крайне затруднительно. Вообрази Тони такое - сам бы ужаснулся.
  Мысли Адриана тоже туманны, а самая понятная ("Так, например, если Тони...") обрывается без намёка на смысл окончания. Вероника продолжала дразнить, щекотать любопытство Тони, но тот лишь заваливал её электронными посланиями. Наконец терпение Вероники лопнуло: она назначила Тони встречу. Назначила сама, раз уж Тони не хотел переходить к более решительным действиям. И явилась на встречу раньше Тони.
  - Ты просил встретиться.
  - Я просил?
  - Хочешь сказать, не просил?
  (Конечно, ни о какой встрече Тони не просил, в чём лишний удостоверился позже, дома, когда пересмотрел отправленные письма.)
  Он ничего не ответил, она тоже замолчала. Каждый ждал: он - уйдёт она или нет; она - когда он заговорит о дневнике. Она не ушла, он заговорил.
  - Ты собираешься отдать мне дневник Адриана?
  - Я не могу.
  - Почему?
  - Я его сожгла.
  (Предусмотрительно сделала ксерокопию - и сожгла. Очень правдоподобно!)
  - По какой причине?
  - Людям не следует читать дневники других.
  - Твоей матери пришлось его прочесть. Да и тебе тоже, чтобы выбрать, какую страницу мне послать.
  (На это ей ответить было нечего. Она ничего и не ответила.)
  - Кстати, как заканчивается то предложение? "Так, например, если Тони..."
  (Ошибка Тони. Следовало спросить: "А можно ли читать фрагменты чужих дневников? И зачем ты прислала мне фрагмент дневника?")
  - Людям не следует читать дневники других. Но ты можешь прочесть вот это, если хочешь.
  Она достала конверт, передала Тони и ушла.
  
  - И как ты объясняешь поступки Вероники? Она не отправила конверт по почте или через миссис Мэрриотт, а передала его тебе. Она заявила, что о встрече просил ты, хотя назначила её сама.
  - Не хотела оставлять никаких улик против себя. Особенно это касалось заявления о "сожжённом дневнике".
  - Сильно отдаёт криминалистикой.
  - У тебя есть другая теория?
  - Ну, она хотела посмотреть на тебя.
  - Эта мысль и мне приходила в голову, но...
  - ?
  - Показалась несерьёзной. Веронику при встрече явно что-то тяготило, она была напряжена, нервничала, хотя внешне это никак не проявлялось.
  - Стремилась поскорей уйти?..
  - Да.
  - Со встречи, которую сама же и назначила?
  - Да. Получается, что так.
  
  Что вообще чувствует шестидесятилетняя мисс? Горечь? Обиду? Тоску? Или всё это заглушает бешенство от осознания своего бессилия?
  У Тони жизнь сложилась куда удачней, чем у Вероники. Понимаю, что в моих словах легко уловить двусмысленность, но возможно ли их опровергнуть?
  Назначая Тони встречу, Вероника хотела лишь одного: увидеть его. Всё остальное она могла сделать, воспользовавшись услугами миссис Мэрриотт или средствами связи, не сильно опасаясь последствий. Получил бы Тони сообщение, что дневник сожжён, - и что бы предпринял? Стал бы добиваться обыска в её доме? Ха-ха-ха!
  
  Тони всегда ставил себя ниже Адриана. Сорок лет назад так, пожалуй, и было: бристольский середнячок не мог тягаться с блестящим студентом Кембриджа. Но жизнь рассудила иначе.
  Как Вероника относится к Адриану и Тони сейчас, спустя сорок лет после тех трагичных событий? Кто оказался лучше: А1, от которого А2 получил мерзкое письмо с подробностями интимной жизни Вероники, или А2, ставший отцом брата Вероники? Прозвучит парадоксально, но Тони с его хамством в открытую ("привет, Сука, и милости прошу прочитать письмо") оказался честнее Адриана, запутавшегося в хламиде рыцарственной этики.
  Но горечь, обида, тоска, бешенство, помноженные на возраст, создают иную картину мира. Отомстить Адриану нельзя, отомстить Тони - возможно. Вероника готовилась нанести удар.
  
  В конверте была ксерокопия - ну не оригиналу же там находиться! - письма Тони Адриану. Возможно, окончательное решение отдать конверт Тони было принято ей уже во время встречи, принято после того, как она увидела, что Тони не сильно озабочен прошлым, а желание получить дневник основано лишь на любопытстве, несколько праздном. И ещё: письмо Адриану (и Веронике) было его последними словами, обращёнными к ней много лет назад. Тони забыл, как расстался с ней, и она ему напомнила.
  
  Удар оказался не настолько сильным, как рассчитывала Вероника: Тони же не знал о сыне Адриана и Сары Форд. На письмо с извинениями Вероника ответила: "Ты просто не понимаешь, не так ли? Но ты никогда не понимал".
  О, как бесило её отсутствие у Тони проницательности! С каким исступлением выстукивала она "не понимаешь", "не понимал", "не поймёшь"! Выстукивала и в тот раз, и позже. А Тони искренне не понимал - и вдребезги разбивался весь план Вероники взвалить вину за случившееся на него.
  Впрочем, был и положительный для Вероники момент: через некоторое время Тони сам предложил встретиться снова.
  И они встретились, посидели в кафе, Тони кое-что рассказал о себе, Вероника не рассказала ничего. На этот раз она не собиралась атаковать, лишь разведывала обстановку. А поняв, что Тони ей заинтересовался, стала ждать дальше. Когда же он предложил "на том же месте, в тот же час", Вероника сменила тактику. В своих разысканиях Тони не только не продвинулся в нужном направлении, но и вообще не собирался куда-либо продвигаться. И Вероника решила нанести второй удар: показать Тони сына Адриана.
  Встретившись с Тони где-то в северной части Лондона, Вероника посадила его в свою машину и привезла на улицу, по которой в это время совершала ежедневную прогулку группа умственно отсталых в сопровождении социального работника. Они прошли мимо автомобиля. Тони снова оказался на высоте: никого не опознал в этой группе.
  Вероника вышла из себя. Рванув с места, она описала круг по улицам, так что они снова оказались на пути следования процессии. Она вышла из машины, приказав Тони сидеть, подошла к группе, её сразу признали. Через некоторое время Вероника вернулась к Тони, который по-прежнему ничего не понимал. Один сумасшедший крикнул ей вслед: "Пока, Мэри!"
  Тронулись. Тони не нашел ничего лучше, чем задавать пустые вопросы, ответов на которые не получал: Вероника закипала за рулём, хоть и не подавала виду. И вот Тони спросил: "Почему тот дебил назвал тебя Мэри?"
  Она резко затормозила, бросила короткое "Вон!", не взглянув на Тони. Мэри назвал её сын Адриана, которого Тони не опознал: тот носил сильные очки.
  Этот раунд Вероника проиграла.
  
  Искренняя недогадливость Тони вызвала у неё новый приступ бессильного бешенства. Но она сочла чем-то недостойным себя объяснять что-либо Тони после того, как показала ему своего второго брата. К тому же Тони знал место, где гуляла группа, так что дальше вполне мог действовать сам. И он начал действовать: написал письмо Джеку с просьбой объяснить, зачем Вероника показала ему сумасшедших? Я не знаю, приступ чего - смеха или ярости - вызвало это письмо у мистера Джона Форда, но я уверена, что приступ был.
  
  Не получив никакого ответа от Братца Джека, Тони стал приезжать на ту улицу, бывал в магазинах и пабах. Наконец он встретился с сумасшедшими, попытался наладить контакт, сперва в магазине, потом в пабе - оба раза они воспринимали это как опасное вторжение. И в пабе Адриан Форд неожиданно снял перед ним очки.
  Несмотря на пережитое Тони потрясение, финальная стадия ещё не была достигнута. Тони узнал, что у Адриана родился слабоумный сын. А раз Адриан встречался с Вероникой, то разве могла Тони прийти в голову мысль, что Вероника - не мать слабоумного? "Часть меня надеется, что у вас будет ребёнок, потому что я крепко верю в месть времени - и даже детям и их детям", - вот что написал он им обоим, и то, что он теперь знал, не допускало в его сознании иной трактовки.
  Он отправил Веронике письмо с извинениями, по которому она легко догадалась, что он посещал тот район без неё. "Я недоумеваю, почему твоя мать оставила его именно мне, но это не имеет значения", - совершенно искренне написал Тони о дневнике. Нет, как раз для Вероники это имело огромное значение! В этом заключалась вторая часть вины Тони, ещё неведомая ему. "Ты всё ещё не понимаешь. Ты никогда не понимал и никогда не поймёшь. Так что прекрати попытки", - ответила она.
  Прекрати попытки! Нет, она желала ещё больше подстегнуть, раззадорить его любопытство: "Есть ещё что-то, чего ты всё ещё не понял. Давай, продолжай, скрипи мозгами, и путь твоё любопытство погубит тебя".
  И Тони продолжал. Захаживал в магазин, в паб, где однажды снова встретился с той группой. На этот раз он не подходил к ним, напротив, к нему подошёл социальный работник: присутствие Тони нервировало Адриана Форда. Тони пообещал уйти, разговорился с парнем и наконец выяснил, что Мэри, то есть Вероника, не мать, а сестра того несчастного.
  
  Теперь Тони знал всё. Всё, что хотела в той или иной форме сообщить ему Вероника, чтобы заставить его почувствовать вину за случившееся, вину, которую сам Тони сильно преувеличивает. Вероника же играет роль жертвы, её позиция неуязвима. Но всё же есть одна деталь, один странный поступок, запомнившийся Тони, застрявший в его памяти: он гостит у Фордов, утром спускается в гостиную и узнаёт, что Вероника увела отца и брата на прогулку, сказав (солгав), что Тони любит поваляться в постели. Зачем же она это сделала? Зачем?..
  
  - Жаль, что госпожа Форд оставила тебе лишь пятьсот фунтов, а не тысячу. Наш отдых был бы вдвое длиннее.
  - И обнаружилось бы вдвое больше подробностей, да?..
  - Уволь! Если только поговорить о символической роли мостов в твоей истории. Но тут ты справишься и без меня, если это тебе интересно. У нас остался последний день, поэтому выброси свою Психичку их головы.
  - Готов последовать твоему примеру.
  - Так следуй!
  - А как же причина, по которой Вероника затеяла дьявольскую игру? Ты обещала мне открыть её.
  - Знала, что ты не удержишься.
  - Куда уж там! Ты распаляешь любопытство не хуже Вероники.
  - Правда? Ну, слушай. Помнишь, ты писал Адриану об ущербе, который Вероника понесла много лет назад?
  - Да, но я не знаю, какой это мог быть ущерб. И тогда не знал. Может быть, сальности захмелевшего отца. Может быть, приставания брата. Может быть, какой-то случайно подслушанный разговор, из которого она поняла...
  - Что?
  - ?..
  - Например, почему она не похожа на своих родителей. Да, она узнала, что мистер Форд - не её отец. Поначалу эта версия показалась мне слишком смелой, но я всё больше и больше склоняюсь к ней. Итак, Вероника - плод адюльтера миссис Форд. Так как у Фордов уже был один ребёнок, Джек, мистер Форд предпочёл сохранить семью, а не разводиться. Думаю, он был по-своему талантливый человек, которого измена жены сильно подкосила: он начал налегать на спиртное. Вероника искренне любила отца, в этом я уверена. И вот она случайно узнала, что появилась на свет в результате гнусного поступка своей матери, узнала - и отвергла в душе родную мать, ещё больше сблизившись с... "отцом", мистером Фордом.
  - Пока всё гладко. Но зачем понадобился Адриан?
  - Потому что у неё ничего не получилось с тобой. Не зря я так много думала о книге Смит: там скрыта разгадка замысла Вероники. Мистер Мортмейн был одарённым литератором, написавшим блестящую книгу, успеха которой не смог пережить. Да ещё тюрьма, куда он угодил по глупости, якобы наложила свой отпечаток. Его дочь Кассандра обсуждала этот случай с одним из Коттонов и пришла к выводу, что отцу нужно ещё раз пройти через заключение, чтобы избавиться от воспоминаний и пережить духовное возрождение. Конечно, в книге упоминался психоанализ, методами которого и руководствовалась Кассандра. Она посвятила в свой план брата Томаса, и они вдвоём заперли отца в башне, требуя, чтобы он начал писать книгу. Мортмейн, кстати, чуть не спятил, но чудо свершилось: он взялся за новую книгу.
  Вероника увидела в мистере Мортмейне своего отца, а в поступке Кассандры - возможность исцелить отца так же, как это удалось Кассандре. Она поверила книге. Она решила, что отец должен пройти через ещё одну измену жены как через очищающее страдание, после которого он преобразится. Думаю, она доверилась своему брату, как Кассандра Томасу. Кстати, Джек ведь тоже питал к своей матери неприязнь, называл её "Мать", обращаясь к ней в третьем лице.
  И вот Вероника знакомится с тобой, привозит тебя к своим родителям, оставляет наедине с матерью. Когда она уводила отца из дома, Джек, зная обо всём, мог и подыграть ей. А потом она, взъерошив твои волосы, при всех спрашивает Джека: "Он подойдёт, не так ли?" Ты ведь понял это так: "Он подойдёт мне, Веронике". А подлинный смысл был: "Он подойдёт нашей матери".
  Но - возблагодари свою непроницательность и свой запор - ты не подошёл. Вероника планировала привести тебя в гости ещё раз, но ты с ней порвал. Ты даже не отреагировал на письмо миссис Форд. И твоя подруга переключилась на умника Адриана, который и остался в дураках. Ведь только в книгах игры в психоанализ заканчиваются так, как хочет автор, а жизнь более схожа с хаосом, чем с наукой. Адриан, изучавший теорию этики и рассуждавший про Эрос и Танатос, оказался бессилен перед своими гормонами.
  Итог ты знаешь: беременность Сары Форд (думаю, Вероника рассчитывала на адюльтер с "дюрексом"), самоубийство Адриана (которому, по замыслу Вероники, после порции любовных страданий следовало утешиться с другой), рождение слабоумного ребёнка. И окончательно спившийся отец. А Джек предпочёл умыть руки, сделав вид, что он тут ни при чём. "Джек и есть Джек", - так сказала про него Вероника.
  Если бы Вероника Мэри Элизабет Форд была ни в чём не виновата, она пережила бы и измену матери, и смерть отца, и самоубийство Адриана. Она нашла бы себе другого парня, вышла бы замуж, родила бы детей. Но её вина не позволила ей начать всё с начала. И Вероника превратилась в Мэри.
  Ты ведь так и не понял, почему младший брат называет её Мэри. И не только он, но и социальный работник тоже. Учитывая умственное развитие Адриана Форда, он вряд ли смог бы понять, почему его сестра Вероника в один прекрасный день стала Мэри, и привыкнуть к этому. Она всегда была для него Мэри, потому что перестала быть Вероникой сорок лет назад.
  
  
Часть шестая
  
Мнение Тони
  
  По-моему, у Маргарет сильно разыгралось воображение. Такой сюжет мог бы закрутить мастеровитый писатель, но представить подобное в жизни...
  С другой стороны, Маргарет задавала разумные вопросы, на которые приходилось искать более-менее разумные ответы. Но когда всё сложилось в единую картину, сама картина оказалось настолько же неправдоподобной, насколько и логически безупречной. Краеугольный камень рассуждений Маргарет - утренний обман Вероники, факт, который невозможно отрицать. Что ж, можно найти ему иное объяснение. Конечно, я согласен с тем, как Маргарет охарактеризовала натуру Сары Форд, и допускаю, что у Вероники были основания подозревать мать в неверности отцу или считать её способной на измену. Тогда поступок Вероники можно трактовать как мою проверку: она хотела выяснить, как я отреагирую на заигрывания её матери.
  Может показаться, что я выгораживаю свою бывшую подругу из симпатии к ней. Да, такая Вероника мне привычней, чем коварный образ, созданный фантазией и логикой Маргарет. И я оставляю эту версию за собой.
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"