Задача алхимии не в изготовлении золота и серебра, не в этом есть суть, а в создании того, что является силой и добродетелью медицины.
Парацельс
Сегодня утром вызвал меня завкадрами и говорит:
- Готовьтесь, г-н Привалов, грядет сокращение штатов. С вашего отдела две ставки снимаются. Не хочу вас торопить, но в текущем квартале этот вопрос надо решить.
Я опешил. За последние годы мой вычислительный центр разросся, укоренился в институте и превратился в целый самостоятельный отдел. Слухи о предстоящей утруске-усушке ходили давно, но я все надеялся, что моих программистов это не коснется.
- Кербер Псоевич! - возопил я. - Как же так! У меня и без того каждый кадр на счету - по программисту на отдел. Все по уши работой завалены. Как же я их сокращу?
- Ничего не знаю, - завкадрами отгородился от меня универсальным охранительным жестом, защищающим и от сглаза, и от порчи, и от убеждения в чужой правоте, - у меня приказ директора. Вот, можете ознакомиться.
И он протянул мне ксерокопию с замысловатым росчерком нашего нового директора. Я пробежал листок глазами: "В связи с оптимизацией структуры учреждения... в целях повышения кадрового потенциала... консолидация отделов и вспомогательных структурных подразделений..." Я потряс головой и взмолился:
- Ну, Кербер Псоевич! Ну, объясните вы мне человеческим языком! Ничего ж не понятно!
Завкадрами сжалился надо мной и пояснил, четко артикулируя звуки, будто говорил с глухонемым:
- Речь идет, Александр Иванович, о расформировании двух отделов. Соответственно и у вас должно стать на две ставки меньше.
- То есть, как двух отделов? Это кого же сокращают?
- Не сокращают, г-н Привалов. Оптимизируют. Консолидируют. И повышают. По идее Андрея Александровича, отдел Смысла Жизни следует объединить с отделом Недоступных проблем, а отдел Вечной Молодости с отделом Универсальных Превращений.
Я представил Романа Ойру-Ойру и Володю Почкина в подчинении у Кристобаля Хозевича, а Жиана Жиакомо во главе ветхозаветных старцев из отдела Вечной Молодости, и мне стало нехорошо. Каждый из них был блистательным ученым и выдающимся магом, но вместе они были... не оптимизируемы. Витька Корнеев сам по себе так же оптимален, как и Жиакомо, и Хунта, и не нуждается ни в какой консолидации. Ни с кем.
Выходя из Отдела кадров, я столкнулся с Эдиком Амперяном.
- Слышал?
- Слышал. Роман в трансе, Витька рвет и мечет. В 14.00 собрание в большом конференц-зале по этому поводу. Говорят, директор будет.
- Наконец-то, - вырвалось у меня. - Хоть поглядим на него.
- Как знать, как знать, - сказал Эдик и загадочно умолк.
Дело в том, что нового директора ни я, ни Эдик до сих пор не видели вживую. Разумеется, при посредстве зеркал Агриппы и прочих средств магической связи мы общались с ним пару раз, но одно дело узреть человека в зазеркальном n-мерном магопространстве, а другое - лично.
В конференц-зале против обыкновения было полно народа. После Януса Полуэктовича Невструева мы повидали многих директоров, но, пожалуй, ни один из них не был такой таинственной фигурой, как Андрей Александрович Ненадо. О нем ходило много слухов, но доподлинно было известно, что он является магистром вычислительной магии и имеет послужной список, уходящий в глубь екатерининской эпохи. Подозреваю, что среди присутствующих не было ни одного дубля. Председательское место еще пустовало.
Пока я присматривался, к кому бы подсесть, ко мне приблизился Магнус Федорович Редькин, озабоченно потирая подбородок.
- А как бы вы, Александр Иванович, алгоритмизировали такое определение Басё? - заговорил он, будто продолжая только что прерванный разговор, -
Двадцать дней счастья
Я пережил, когда вдруг
Вишни зацвели.
Я вспомнил, что Редькин в последнее время увлекся витиеватыми восточными дефинициями.
- Ну, если заложить счастье как функцию от цветения сакуры и пойти индуктивным путем... - начал соображать я, но тут на мое счастье к нам подошел Эдик и со словами: "Как говорили классики: "Проще надо быть! Проще! Счастье в простом!" - взял меня под руку и увлек прочь от каверзных проблем Редькина.
Я пристроился среди сотрудников отдела Линейного Счастья. Это был стратегический выбор. Своим подчиненным после известия о неминуемом сокращении я не мог смотреть в глаза в принципе. С Витькой, как и с магистрами из отдела Недоступных Проблем, общаться сегодня было затруднительно. А вот Фёдор Симеонович Киврин, как обычно, излучал добродушие и оптимизм, что благотворно действовало и на сотрудников его отдела, и на меня. Поэтому я подсел к Киврину, Эдик устроился рядом со мной.
В президиуме началось движение. К кафедре направился Кербер Псоевич Дёмин. Прокашлявшись, он поприветствовал собравшихся и сообщил, что директор, находясь в командировке, решил обратиться к нам при посредстве новейших магических технологий. По залу пронесся ропот разочарования, тут же затихший, как только посреди возвышения для президиума раскрылся виртуальный портал. Из него вышел столь же бесплотный сухощавый мужчина с ежиком седых волос. Он сдержанно улыбнулся, зазвучал его мягкий тенорок:
- Добрый день, уважаемые коллеги! Так получилось, что сегодня мы должны начать с не слишком оптимистичной темы. Наверное, вы уже слышали, что нас ждут серьезные перемены. Мне не хотелось бы, чтобы вы воспринимали их как реформы ради реформ. Изменились приоритеты нашей деятельности. Недостатком прежней системы организации НИИЧАВО была попытка формировать мага-творца, а сейчас задача заключается в том, чтобы взрастить квалифицированного мага-работника, способного удовлетворить запросы квалифицированного потребителя.
Мы с Эдиком переглянулись.
- Мне показалось, или тут повеяло Выбегаллой? - шепнул он мне на ухо.
- Я, как человек новый в НИИЧАВО, - продолжал Ненадо, - только вживаюсь в местные проблемы. Но все же я успел понять, что основные сложности связаны с финансовой сферой. Просьба отделов "дайте больше денег" совершенно справедлива, но мы не можем ждать, когда на нас прольется золотой дождь. Сколько ни говори "халва", а во рту слаще не станет. Маг - это ключевой человек в НИИЧАВО, поэтому будем искать нестандартное решение проблем. Наша задача сделать институт самоокупаемым, более того, сделать магическое производство рентабельным. Эта инициатива исходит не от меня лично, и даже не от министерства, - само общество, живущее по законам рыночной конкуренции, ставит перед нами такую задачу.
К сожалению, современная магическая наука не может заниматься только фундаментальными проблемами - нужно думать и о сегодняшнем дне, о том, как выжить в стихии рынка. Поэтому каждый отдел должен не требовать денег, а сам приносить доход. Приказ министерства за номером (он назвал номер) от 1 апреля сего года с учетом нашего необычного профиля устанавливает следующий обязательный размер дохода от научной деятельности в расчете на штатных сотрудников: 18 кг золота в год должен заработать для института магистр, 9 кг - бакалавр. В качестве основного средства достижения этой высокой планки мне видится ребис, красная тинктура, магистериум, в просторечии именуемый lapis philosophorum, на разработку которого должны быть брошены все силы института. Особо должен быть проработан вопрос о коммерциализации работы музея "Изнакурнож", библиотеки и других структурных подразделений, не имеющих остепененных сотрудников.
Уже переглядывались и шептались не только мы с Эдиком. Гул в зале нарастал. Даже невозмутимый обычно Киврин восклицал: "В-вот, эт' новость! Эт' надо ж т-т-такое п-п-придумать!"
- И последнее, о грядущей реструктуризации, - сказал директор, и все замерли. - Вы уже знакомы с приказом об объединении ряда отделов. Это неизбежно повлечет за собой сокращение ставок. Решение о том, кто расстанется с институтом, буду принимать не я, и даже не главы отделов. Решение - за рядовым бухгалтером НИИЧАВО, который к концу текущего квартала подведет баланс. Сотрудники, не приносящие доход, подпадут под сокращение первыми. Помните, коллеги, органы, мешающие организму, должны быть отсечены. Иначе жить такому организму останется недолго.
На этом у меня все. Надеюсь, мое выступление станет хорошим стимулом для плодотворного развития магической науки в нужном направлении. До свидания!
И он исчез во вновь разверзшемся портале.
Зал бурлил. Никто не спешил расходиться.
- Это неслыханно!
- Возмутительно!
- За кого нас тут держат!
Впрочем, выпадов личного характера не было. За почти пятьдесят лет работы в НИИЧАВО я навидался всякого. Был у нас директор, который хотел вывести институт из Соловца, следуя требованиям техники безопасности, был и горячий сторонник "хождения в народ" под лозунгом "Даешь конверсию!" Но чтобы вот так замахиваться на два ведущих отдела...
Понемногу горячие головы выдохлись, прокричались. Я заметил, что магистры-недоступники собрались в кружок и о чем-то шепчутся. Вокруг Жиакомо и Корнеева тоже стали собираться превращенцы. Собрание стихийно продолжалось. Сначала я не понимал суть споров - до меня доносились только отдельные реплики:
- Только внутренняя!
- Это абсурд! Внешняя - гораздо ближе западному магическому сообществу.
- Это ваше сообщество топчется на месте! Тысячу лет варит ртуть с серой! В то время как Бо Ян...
- Бо Ян - обычный шарлатан!
Ко мне подлетел Витька Корнеев и сходу потащил меня к выходу из зала:
- Саша, будь другом, рассчитай-ка одну простенькую трансмутацию.
- А что же Антон? Он же за вами закреплен.
- Антон говорит, раз отдел объединяют, его ставку все равно под нож.
- Ну, давай, что ли.
Я заглянул в листок, испещренный химическими формулами и какими-то странными значками, и нахмурился. Нормальных химических реакций, которые я мог прочесть от и до, здесь было не так много. Я различил среди символов ртуть, серу, олово, какие-то соли. На выходе размашисто красовалось лихо начертанное витькиной рукой "Au" рядом со знаком гексаграммы. Однако все это перемежалось треугольниками, простыми, перевернутыми и зачеркнутыми, кружками с рожками, крестиками и точками внутри, пентаклями и прочей алхимический абракадаброй.
- Что с тобой, Саша, у тебя зуб разболелся? - с фальшивым участием спросил Витька.
- Угу, зайди недельки через две, - огрызнулся я. - Или ты думаешь, я Фламеля на сон грядущий почитываю? Кто мне расшифровывать будет?
- Темный ты все же человек, Саша, - с чувством сказал Корнеев. - У Фламеля, между прочим, только гравюры, читать там нечего. Полвека в институте, а на элементарную формулу трансмутации смотрит, как одно животное на новые ворота.
- Сам ты животное, - обиделся я. - И, вообще, в мои должностные обязанности не входит общение с хамами и грубиянами.
- Ладно, ладно, не кипятись. Ты иди пока, а я сейчас смотаюсь в отдел за первоисточником.
Витька растворился в воздухе и через минуту вернулся, держа в руках ветхий том, заложенный в нескольких местах, с изображением льва, глотающего солнце, на обложке.
- Тэкс-тэкс. Ага, вот оно. "Чтобы приготовить эликсир мудрецов или Философский камень, возьми, сын мой, философской ртути и накаливай, пока она не превратится в зеленого льва. После этого прокаливай сильнее, и она превратится в красного льва. Дигерируй этого красного льва на песчаной бане с кислым виноградным спиртом..."
- Постой! У тебя вроде понятнее было...
Мы стояли на пороге Вычислительного центра, и я начинал понимать, что денек сегодня будет не из легких. Здесь меня поджидали, кроме моих программеров, делегации чуть ли не ото всех отделов.
К концу недели я уже не только досконально знал разногласия адептов внешней и внутренней алхимии, но и мог отразить в расчетах отличия рецептуры Джабира от "Книги Тайн" Ар-Рази. Тогда-то у нас и появился Степан Иванович Эмменс. Новая креатура директора в должности его зама, он занимался, главным образом, тем, что курировал всю работу по поискам философского камня.
Эмменс прогремел на весь мир еще в конце XIX века как основатель некоего синдиката "Аргентаурум". В те далекие времена он был никакой не Степан Иванович, а мистер Стефен Джон Эмменс. Однако, будучи выведен на чистую воду Дмитрием Ивановичем Менделеевым, вынужден был признать, что полученный им металл не совсем золото или даже совсем не золото, и счел за лучшее скрыться из поля зрения мировой магической и научной общественности. Но алхимические штудии свои не оставил. Ходили слухи, что он занимался вопросами получения золота как побочного продукта в ядерном реакторе и даже имел отношение к строительству Большого адронного коллайдера в Швейцарии. Как приглашенный специалист по Великому деланию он должен был консультировать директора, руководить творческим поиском, словом, стимулировать.
А поиск между тем шел полным ходом. Мои ребята и так без дела не сидели, а тут и вовсе завязли в расчетах. Впору было не сокращать, а расширять штат. Я и сам тряхнул стариной, чему весьма способствовало витькино рвение, и за неделю написал несколько программ по мотивам работ Раймонда Луллия, Роджера Бэкона и Альберта Великого.
Разбирая один особо заковыристый трактат, подсунутый Витькой, я все никак не мог взять в толк, что за "киммерийские тени" такие, и как они связаны с появлением дракона, пожирающего собственный хвост. Отправившись в отдел Универсальных Превращений за разъяснениями, я застал Корнеева за его обычными аквавитальными экспериментами. Ни тиглей, ни реторт - короче говоря, ничего из того, что я ему целую неделю рассчитывал. Я исполнился праведным гневом. Витька все сразу просек, попытался по своему обычаю прикинуться собственным дублем, но этот прием на меня уже лет сорок не действовал. Расколол я его в миг.
- Ну, чего ты ко мне привязался? - лениво отбрехивался Корнеев. - Надо, вот и занимаюсь. Вся эта алхимия уже в печенках сидит.
- Нет, ты мне скажи, чего ради я на тебя неделю пахал, если ты палец о палец не ударил?
- Тьфу ты! Пристал, как банный лист! Да, кому он нужен, этот твой пятый элемент!
- Как кому? Его пол-института вторую неделю пытается выделить. Не говоря уже об остальном человечестве...
- Да, никто не пытается, - вяло перебил он меня. - Так, только видимость создают. Так и быть, раскрою тебе глаза, но если проболтаешься... - Витька начал выделывать руками пассы, и я поспешил пообещать, что буду нем, как рыба. - Будешь, будешь, не сомневайся. В общем, Жиакомо его еще лет тридцать назад получил. И, как умный человек, никому не сказал, потому что знал: только дай потребителю философский камень, и такое начнется... - Витька картинно закатил глаза. - Ну, мы-то, конечно, со временем узнали.
- Так, зачем вся эта мышиная возня? - сжав кулаки, я начал надвигаться на него. - У меня там ребята зашиваются, а у вас, значит, все уже открыто?
- Ну, ты, как ребенок, Саша, ей-богу. Слышал, что Ненадо сказал? Расформируют ведь. Доказывай потом, какой ты гениальный.
Тут в лабораторию заглянул Роман:
- Привет, алхимикам! А, Саша, ты уже в курсе, как я погляжу. Извини, ничего не мог тебе сказать - сам хожу под silentium'ом.
- Как там Хунта? - спросил Витька. - Все настаивает на полном признании?
- Что ты, Хунту не знаешь? Неколебим, как скала. В одном он прав - что-то надо решать. Без конца имитировать поиски того, что давно найдено, мы не можем.
- Может, ему взамен алкагест толкнуть? Хотя тоже, еще та проблемка...
- Алко-что? - попытался я встрянуть в разговор посвященных.
- Да не алко, - алкагест, сиречь универсальный растворитель. Тоже долго искали, пока не доказали, что его нельзя выделить, так как он, по определению, любую посуду растворит. Но Роман его синтезировал-таки - удерживая магополями в инкуб-пространстве. Учись, Саша, пока меня не сократили, - произнеся это, Корнеев постучал по столу, трижды сплюнул через левое плечо и пробормотал заклинание, предотвращающее материализацию слов.
- А между тем, если нас в ближайшее время и впрямь не сократят, мы, пожалуй, скоро передеремся, - задумчиво произнес Роман. - Институт раскололся на сторонников и противников признания. Но ведь нельзя сейчас, не готово еще человечество...
Потянулись недели. Институт гудел, как пчелиный улей. Директор не вылезал из командировок. Связь с ним держали, в основном, через Эмменса. Конец квартала был уж близок. Своим программистам я сказал, что можно особо не усердствовать при выполнении заданий по алхимическому профилю.
Как-то раз зашел я в кадры запросить у Дёмина личные дела моих сотрудников - хочешь-не хочешь, а решение надо было принимать. Кербер Псоевич, видимо, куда-то отлучился - в отделе никого не было. Я уже хотел выйти, но тут мне на глаза попалась лежащая на столе у завкадрами папка. Тоненькая такая папочка, ничем не примечательная. В таких личные дела обычно хранятся. "Оцифровать бы всю эту документацию", - подумал я. Но завкадрами у нас консерватор - он и на бумагу-то с глиняных табличек с трудом переходил. Подошел глянуть - вдруг личное дело кого-то из моих. На папке калиграфическим почерком Дёмина было написано: "Андрей Александрович Ненадо".
После недолгих нравственных метаний я решил, что ребята бы мне не простили, если бы я упустил такую возможность. Атмосфера тайны вокруг личности директора породила массу слухов, догадок и предположений. Разумеется, ни в чье другое личное дело я и не подумал бы влезать.
Я осторожно открыл папку. Что за черт! Первым шел типовой лист описи. "Заявление" - прочерк, "паспортные данные" - прочерк, "автобиография", "документ об образовании", "трудовой договор" - везде прочерки. У меня захватило дух. В самом конце перечня от руки двадцатым, что ли, пунктом было приписано - "Эксплуатационная документация - л.д. 1-32". Я перелистнул страницу.
Лист дела один действительно представлял собой титульный лист пользовательской документации ПО. Уж я-то за свою жизнь их повидал. Я скользнул взглядом по титулу: "Министерство образования и науки... НП "Голем"... Эксплуатационная документация... Бета-версия программного продукта "Топ-менеджер". Ниже, как полагается, шли фамилии разработчиков и год. Лихорадочно листая дальше, я наткнулся на аннотацию:
"Программный продукт является эксплуатируемой в тестовом режиме бета-версией программы "Топ-менеджер". Программа предназначена для осуществления общего администрирования в учреждениях любого профиля. Учитывая тестовый характер эксплуатации, необходимы пошаговый контроль и сопровождение со стороны разработчиков".
Дальше шло подробное описание применения и функций программы, системных требований, руководство системного программиста, руководство по ТО и прочее.
Я тихо закрыл папку и вышел из Отдела кадров.
Весть быстро облетела институт. Я долго размышлял над тем, нарочно ли Кербер Псоевич, славившийся своей аккуратностью, оставил папку на столе или всему виной случай, но так и не пришел к однозначному выводу. Очевидно, он был единственным человеком в НИИЧАВО, который был в курсе с самого начала.
- Я сразу заподозрил неладное, - утверждал потом Витька. - Как только увидел его, так и понял.
- Меня одно сбило с толку - уж очень у него фамилия человеческая, - ответил Эдик. - Видать, разработчики постарались.
- Погоди, - нахмурился Корнеев, - что ты там говорил про необходимость контроля?
- Пошаговый контроль и сопровождение со стороны разработчиков, - ответил я.
- Это что же получается, ребята, Эмменс - и есть это сопровождение? Надо же, как легенду проработали. Ну, Сашка, ты сегодня - герой дня! Когда, говоришь, тестовый режим заканчивается?
На очередном собрании в конце квартала было решено, что эликсиру философов пока рано покидать эти стены. В результате выявить кандидатуры для сокращения не удалось - никто из сотрудников института не заработал для него ни единой унции золота. Министерство, видимо, посчитало, что пилотный проект "Топ-менеджер" себя не зарекомендовал, и мы вновь остались без директора. Как и без одного из его замов. Приказ Минобрнауки, конечно, продолжает действовать... Ну, что ж, не он первый, не он последний.
Уверен, что тайна философского камня не выйдет за пределы НИИЧАВО, пока наши магистры не сочтут, что человечество готово ее принять. На любого, кто попытается ее разгласить, наложено проклятие Кассандры. И, поскольку творил его Витька Корнеев, я уверен на все сто. Потому что Витька, хоть и грубиян, но все же прекрасный работник.