Фесс
Здесь, на земле

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    -- Всё ждёшь его? - с нежностью и участием спросил инспектор. - Надеешься, как и раньше... -- Нет, Коннор, -- ответила она; ей стоило большого труда не повиснуть на шее у молодого человека и не разрыдаться. - Не надеюсь... Но жду. Ведь всякое может быть...

  
  Здесь, на земле
  
  1
  
  Девушка стояла на утёсе и глядела, как в мутных волнах мелькает спина тюленя. Вскоре к нему присоединился ещё один, потом ещё и ещё. Тюлени рявкали, как собаки, приветствуя друг друга (этого она, конечно, не могла слышать, но воображение помогало). Наконец появился особо крупный - вожак, чей мех отсюда, с утёса, казался не то седым (выцветшим), не то грязно-пегим. Стая устремилась за ним, и вскоре исчезла в волнах. Девушка всё не отводила взгляд.
  Послышались шаги. Она заранее знала, кто это, и не стала оборачиваться. На плечи ей опустилась тёплая медвежья полость.
  -- Всё ждёшь его? - с нежностью и участием спросил инспектор. - Надеешься, как и раньше...
  -- Нет, Коннор, -- ответила она; ей стоило большого труда не повиснуть на шее у молодого человека и не разрыдаться. - Не надеюсь... Но жду. Правда, жду. Ведь всякое может быть...
  -- Мэри, -- Коннор сам обнял девушку, и она не стала противиться, -- знаешь, что я вчера в трактире слышал об этих наших... друзьях из моря? Мне рассказывали, у них там король, Меллир. А у короля - супер-гвардия. С ружьями, со штыками, с кремнёвыми замками. И носят шапки с помпончиками, будто заправские матросы.
  Мэри смешно наморщила нос:
  -- Кто это тебе рассказывал?
  -- Старина Джей.
  -- Джек Блэк?
  -- Ага, он самый.
  -- Ну, ему можно верить... Он у нас знаток во всём, что касается сэлки. Когда говорят, что сам Джей в молодости жил на дне морском, у меня нет оснований сомневаться.
  -- Даже, -- хмыкнул юноша, -- при всех тех глупостях, что он несёт? Ну какие ружья - а тем более кремнёвые замки - под водой? Что до шапочек, ты сама сегодня видела эту стаю. Войско Меллира... Скажи, разве заметила что-то подобное?
  -- Нет, конечно.
  -- Ну вот...
  -- Глаза могли обмануть меня, дорогой. Однако... что у Джея кожа дублёная, старость и морщины её не берут, и сам он чёрен, как будто много лет под водой просидел...
  -- ...может объясняться, например, его любовью к виски. Ну брось, Мэри, брось, мой bonnie bairn*! (*"Дорогое дитя". - гэльск.) Тюлени эти, конечно же, неразумны. Я знаю; я учил в средней школе основы зоологии. Твой брат стал одним из них, я знаю, -- но твоего брата уже не вернуть. Он - животное.
  -- И это говорит сотрудник Чародейского совета...
  -- На дворе, как-никак, девятнадцатый век. Даже искренне верующие люди - а я, смею молвить, таковым был всегда...
  ("Ну вот", -- она улыбнулась украдкой, смахивая слезу. -- "Теперь пойдёт заливать, мол, Бог - это на деле природа, и даже чудеса подвластны её законам. Всё как обычно". Такие разговоры, на самом деле, утешали её; за них-то она Коннора и любила). Инспектор тоже заметил, что Мэри плачет; крепче обнял её, и она зарылась носом в его колючий плащ.
  -- Правду сказать, -- вздохнул он, -- я бы сам хотел, чтоб было так, как ты веришь. И чтобы - ружья, пушки на колёсах, золотой трон под водой. И чтоб тюлени оказались разумными. Ведь тогда твой Дэви действительно мог бы вернуться. Ты была бы счастлива, а больше мне ничего не надо!
  -- Я и так счастлива, -- она, уже не стесняясь, захлюпала носом. - Потому что у меня есть ты. И потому, что мы - сэлки - не оставлены на произвол судьбы, как думал бедный Дэв, а внесены в реестр Большого совета, наряду с эльфами, феями, не говоря обо всех про...
  -- Поедешь со мной в Эдинбург? - шепнул инспектор.
  -- Да, милый. Да! Только ещё парочку недель - чисто для вида - поупираюсь. Брата пододжу... а потом махну на всё рукой. Прилюдно. И пусть народ в деревне знает, что я выбрала тихое, спокойное семейное счастье.
  -- Здесь, на земле, в отличие от Дэви.
  -- Да, именно так.
  Вокруг стелился густой туман, но они не чувствовали ни сырости, ни холода. В волнах снова мелькнула спина какого-то сэлки (впрочем, возможно, это был просто тюлень? Как бы там ни было, Мэри и её спутник уже не смотрели...)
  
  2
  
  Море было как большой неровный лист стали, покоящийся в свете солнца. Там, где неведомый молот оставил выбоины, лучи гасли, не спеша прикоснуться к холодной и тёмной поверхности, словно не желали греть и озарять плотное вещество, от которого веяло недобрым. Но там, где серая поверхность, напротив, бугрилась и лезла вверх, солнце играло вовсю, даже делая море слегка голубоватым. Врата Меллира, готовые принять многих жителей деревеньки -- если те, конечно, признают свою двойственную природу, -- были столь же холодны, суровы (и столь же не располагали к себе), как врата какого-нибудь дома призрения.
  В море виднелась ярко освещённая фигура; если приглядеться, было видно - это тюлень, Солнце играло на волнах, вздымаемых им, создавало вокруг веретенообразного тела жёлтый ореол - и он качался в этом ореоле, плывя вперёд.
  Потом достиг пёстрой кромки скал. Выбрался на жёлто-коричневый песок. Смешно вскидывая ласты, пополз по камням.
  Вскоре это уже был не тюлень - чем выше и дальше он карабкался, тем больше удлинялись руки и ноги, тем более массивной и широкой становилась грудь.
  Нанконец, он - сэлки, морской оборотень? кто-то другой?! -- стоял на вершине громадного утёса, обнажённый, мускулистый и стройный. Вдруг - дёрнулся от холода, чихнул... замер на мгновение, весь снова подобрался и резко, не разбегаясь, бултыхнулся со скалы в воду.
  Море приняло его.
  "Здравствуй, Пепел..." -- сказал голос, которого не было, но тюлень слышал: голос моря (и его повелителей) передавался на струны сердца.
  
  3
  
  На той неделе, пока Коннор отсутствовал, всеми силами утешая и вытягивая из чёрной бездны отчаянья свою милую, случилось много неприятных вещей. Совет был к такому не готов.
  Начать с того, что мадам Джорджия Фейнсуорт, известная и заслуженная, невзирая на молодость, деятельница магических искусств, умудрилась потерять кристалл, который был средоточием её силы (как для большинства других фей и волшебников - палочки). Произошло это в одном очень, о-очень странном мире, куда девушку занесло по нелепой случайности. Законы физики нарушались там на каждом шагу; плавающие по воздуху острова, бреши в небосводе и прочие изменения реальности могли бы кого угодно из колеи выбить, даже такую дипломированную спецработницу Светлого совета, каковой была Джорджия. Впрочем, совет не стал делать скидку на обстоятельства: старый Пенн всё равно пробурчал: "Cherchez la femme!" -- и отказался материально возмещать колдунье стоимость утраченного камня. На него давили, просили быть с лучшей агентессой хотя бы чуточку вежливее - но врождённая нелюбовь шефа к эмансипе взяла верх.
  Мадам Фейнсуорт не сразу стало об этом известно - она пропадала в очередном мирке, будучи туда послана кем-то из начальства; мирке, где слово "свобода" -- лишь украшение популистских лозунгов. В интервью с репортёром "Эдинбург-Ньюс" она впоследствии честно признавалась: "Там, у них, проводятся региональные выборы. Сами знаете, мы о таком можем только мечтать..." Но на вопрос "И что же?" молодая женщина брезгливо поморщилась: "В бюллетене - один кандидат. По буквам: о д и н. А они ещё это оправдывают!.. Дескать, поставил галочку - значит выразил мнение, вот это-то и важно!.." Корреспондент откровенно непонимающе уставился на неё, она же продолжала: "Сколько ни спрашиваю своих друзей, нравится ли им жизнь у Красных, всё в ответ что-то нечленораздельное, обрывки фраз да полуулыбки. Мол, сама понимаешь. А я не понимаю! Я не по..."
  И так, бравируя хорошим воспитанием, типичным для феи, покинула она тот странный мир. Но и здесь, в её родном мире, в эльфийском уголке Шотландских гор, дела были не особо лучше: приличные платья с кринолином например, продавались всегда "из-под прилавка", а у Джорджии не было ни опыта общения с продавцами, ни особой нотки в голосе, без слов заставлявшей их понять, какая вещь нужна... При всём её боевом опыте, храбрая девушка оказалась совершенно беспомощна. И всё-таки она продолжала свой путь.
  ...А потом до членов Светлого совета дошла новость, что один из их патронов - Мелнир -- сдаёт свою волшебную палочку обратно в хранилище ("Мелнир?" -- "Да, да. Не путать с Меллиром, тот правит в море, а маг из Эйра вполне себе обретается на земле!"), поэтому, как ни крути, эдинбургский филиал совета теряет поддержку Высших (реакция Лондона пока ещё не была известна, но её было легко предугадать). На шотландцев всем плевать, это дело привычное - просто члены советы не ждали, что им так скоро придётся пуститься в свободное плавание, и вообще отныне вместо палочек будут гораздо более солидные - по крайней мере, в смысле оформления - посохи... Сказать, что работники совета были потрясены, значит сильно преуменьшить.
  -- Посохи - это не палочки! - объяснял напыщенный и лоснящийся инструктор из лондонского управления. - Посох - это, братцы мои, более серьёзная штука: непрямое, можно сказать даже, незримое продолжение руки чародея, и -- зримое воплощенье Силы! Есть посохи, способные чуять мысли хозяина. Есть посохи, улавливаюшие энерготоки духа...
  -- Ну так а почему ж, чёрт подери, не палочки? - спросила девушка-секретарша. (Гвенни. Полное её имя было Гвиневера Бодкин, но она - по очевидным причинам - предпочитала о таком не говорить. Плюс о том, что её шеф Пенн -- старый, толстый и противный -- он же на деле просто Пендрагон, хоть это и звучит смешно).
  -- Не знаю, -- честно отвечал инструктор. - Просто теперь надо говорить "посохи", да и всё.
  Пенн и Гвен молча развели руками...
  
  А потом вернулся Коннор. С молодой невестой, отдохнувший, загоревший и поднаторевший, преисполненный сил и азарта. Горящий желанием трудиться. И - девочка-секретарша только успела зажмуриться от неожиданности - рявкнул на толстого:
  -- Чем это вы тут, мой дражайший шеф, всю неделю занимались?!
  Старик хотел было перечислить, чем именно... однако, призадумавшись как следует, махнул рукой и - обычно присутствие юного инспектора действовало на него отрезвляюще - чуть ли не покоянно возопил:
  -- Слышали?.. Он ведь прав... Работать, cидхи недоделанные! Работать!
  
  4
  
  -- Мак-Кирнан! - прохрипел Рыжий. (На самом деле он был, конечно, серый с подпалинами - смешно представить, что здесь, под водой, солнце могло бы до такой степени обжечь его, чтобы шерсть и вправду порыжела. Но Дэв Мак-Кирнан - он же, на языке морских оборотней, Пепел -- давно знал: в мире, который стал ему новым домом, никто и ничего не понимает в прямом смысле. Сказано "Рыжий", значит, Рыжий, а вникать в подробности означает портить себе жизнь).
  -- Я, сударь, -- Пепел обречённо согнулся в три погибели, понимая: сейчас он будет покусан, причём больно.
  -- Да не бойся! -- сержант стукнул его твёрдой упругой ластой по загривку. - Вижу, ты по земле тоскуешь. Гар-р-р!.. В море тебе, вроде бы, и вправду хорошо, все нормы ты сдаёшь на высший балл, в искуствах ближнего боя нет тебе равных...
  -- Рад стараться, сударь.
  -- Оставь этот формальный тон, дружок. - Старший офицер, всё так же хрипло, засмеялся. По воде от его кашля пошла зелёная рябь. - А что, рядовой... пр-рисядем, что ли, на пару минут, тем более, вот как раз удобный коралл... не ожидал боевые искусства, вроде баритсу, на дне морском встретить?
  -- Так точно, в смысле - никак нет. Не ожидал.
  -- Да-а, тут у нас всё своё! И без ружей с пушками, как у вас в деревне шептались. Не удивляйся, нам всё известно!.. Но зачем, клянусь всеми Лирами и Меллирами, ружья, пушки плюс прочая демонская утварь, работающая не пойми на чём, если можно просто наброситься, обхватить ластами и - не выжидая, сразу - впиться в загривок?! Ладно, это я к слову. Вижу, брат - невзирая на твой горячий интерес к подводным, кхе-кхе, дракам - что в войске тебе хорошо, да всё равно чего-то не хватает! Хиреешь ты день ото дня. Обратно к людям, наверное, хочешь?
  -- Как это, сержант?! Да чтобы я... Да чтобы после всего, испытанного здесь... с вами, со всеми моими братьями по оружию...
  -- Не горячись. Просто подумай: может, я всё-таки пр-рав? - (Дэви ошарашенно умолк). - Так ли досконально ты себя знаешь, как тебе кажется?- и вновь зелёно-сизая рябь от смеха, и вновь вода возле них дрожит...
  -- Ох, сударь, не надо. Вы просто бередите мне открытые раны!
  -- Не можешь, значит, забыть сестру? - старик понимающе кивнул. - Зов крови есть зов крови, что ж тут скажешь. В наш просвещённый век, брат, именно семья - опора культуры и циви... циви... Ну, ты понял. Опора всего!.. Кто я такой, чтобы не давать тебе воссоединиться с семьёй?
  -- А... его величество?
  -- Меллир? А что Меллир - я попрошу, он и подмахнёт не глядя; король у нас, сам знаешь, давно впал в детство. Чтоб не сказать куда хуже, -- он отвернулся и что-то пробормотал себе под нос; молодой сэлки не слышал точно, однако ему показалось, что старик снова рычит, и в этом рыке угадывалось "склер-р-ротик". Дэв не стал докапываться, верно ли он услышал --- если "намёк" и предназначался для него, то говорить о таком вслух явно не стоило. Тем временем Рыжий вёл дальше:
  -- Я вижу, Дэви, тебе не терпится отлучиться на сушу. Так что мы с капитаном Чёрным решили не ждать милостей от природы, а взять дело в свои... кхе, кхе... ласты. Вот камбала, изловленная нами два дня назад. - (Дэви потянулся, чтоб откусить свою долю, но заработал вместо этого здоровский шлепок по рылу). - На её чешуе мы и выцарапаем прошение для тебя.
  Пепел вновь изобразил учтивый поклон. Его отпустят!.. Пусть ненадолго - но он опять увидит Мэри. Родную Мэри! Пройтись вместе с нею ("да, да, -- человеческими ногами!") по древним холмам, поросшим иссиня-лиловыми цветами вьюнка; разделить на двоих ещё один закат... Вспомнить, как когда-то в детстве они были неразлучны. Представить, что эти времена вернулись и никто больше не препятствует их наивной, доброй, крепкой дружбе... Как прекрасно, рыба-удильщик меня заешь!
  -- Благодарю вас, м-р сержант!..
  
  Скорчившись в своём импровизированном логове среди камней, Пепел долго разглядывал сокровища, которые тут, на дне морском, хранил годами. Вставную челюсть, нанёсшую не одну рану более сильным и опытным бойцам (даже великого Лира удалось цапнуть, хотя и шутки ради!.. Тот не обиделся, впрочем). Стальные, изрядно проржавевшие лезвия, служившие подбоем к его ластам. Гогглы, от которых толку при подводном плаваньи было ноль, и всё же он их тщательно берёг - как память о своей когдатошней наивности и о том, с чего начинал. Большая, как у пирата, янтарная трубка (он ещё временами пытался её раскурить). Ну а самое главное среди его личных сокровищ было - письмо в бутылке. Он и сам не знал, какой Лир или Меллир заставил его спуститься в бухту к тем скалам, в тщетной надежде на весточку от сестры обшарить всё пространство - и в итоге найти, НАЙТИ!.. Нет, в письме (давно уж размокшем и нечитаемом) были только благоглупости вроде "Скучаю. Очень жду. Кошка мисс Розалины опять родила", -- но Пепел и тогда ревел, читая всё это (насколько позволял свет, пробивавшийся сквозь толщу моря), и сейчас, помня жалкое письмецо наизусть, содрогался всем телом, сопел, издавал душераздирающие хрипы... Тоска по Мэри не покидала его.
  Рядом, среди кораллов, шумели драгуны из личного Лирова полка. Он не обращал на них внимания. Тюлени всегда буянят; ведь крепкий, хор-рощий виски (да и ром, и глинтвейн!) ценится даже у подводных оборотней, -- но сейчас Пепел без всего этого был в стельку пьян. Лишь к утру его отпустило. Тогда он пришёл к своему сержанту - и бросил всего три слова. Три кратких, веских слова:
  "ВЫ ПРАВЫ, СЭР..."
  
  Он вышел из моря в синем сумраке. Худой, с непомерно большими конечностями ("Лаптеног!" -- шептались рыбаки и рыбачки, случайно увидевшие его). Стучался в трактиры - но ни Глен Лемингтон, ни толстая Пегги не открыли, даром что, конечно, узнали пришельца. Солёная вода оседала на его тёмной коже, серой куртке и штанах. Кудри, когда-то буйные, липли к голове. Красавец Дэви, в прошлом покорявший большинство местных барышень, теперь выглядел мрачным и страшным. "Оборотень вернулся", -- шептались в домах. Никто не сказал ему идти прочь - но молчание, которым приняли Сына моря, тоже было весьма красноречивым.
  На пятый вечер одиноких блужданий по селу какая-то старушка пожалела его. Отвела к своему супругу, дремавшему в холодке под скалой, и тот, на время оторвавшись от бутыли джина, постарался припомнить: "А-а, Мак-Кирнан... Это, значит, тот, у кого сестра замуж за советника по магии вышла..." -- "Где она?!" -- Дэви чуть не сорвался на крик. -- "Где моя сестра, сэр?" И дед, уже прикладывавшийся к вожделенному сосуду, снова на миг посмотрел в глаза оборотня. Увидел там нечто, не оставлявшее его (как надеялся наш герой) равнодушным -- и вспомнил: мисс Мак-Кирнан уехала в столицу.
  
  5
  
  "Эдинбург".
  Дэви шёл вдоль железнодорожного полотна.
  Чего он добивается - и сам не знал. Просто хотел видеть сестру. Не более, но и не менее.
  "Придётся ехать безбилетником. Ну да что я теряю..."
  Земля оказалась неласковой. Чтоб не сказать вовсе - грубой, мерзкой.
  Но всё-таки, всё-таки... Здесь, на земле, у него была Мэри.
  
  6
  
  Жизнь в столице и её окрестностях шла своим чередом. Газеты пестрели новыми статьями о выходках мадам Джорджии, дагерротипами, изображавшими её в кокетливом платье с кринолином, лёгкой шляпке и с... не слишком-то спрятанными под юбкою от любопытных взоров мужскими шароварами, быстро переходяшими в запылённые дорожные сапоги а ля Пржевальский, где-то по колено. Эта деталь нисколько не вязалась с образом храброй искательницы приключениий - скорей уж суфражистки, и совсем не стоило удивляться, что на обложке в следующем номере "Ньюс" миссис Фейнсуорт вообще появилась... в мужской косоворотке, с банданой, завязанной на манер пирата. Читатели дружно обозвали её "мужеженщиной".
  Вскоре новый слух потряс эдинбургцев (или -- "эдинбуржцев"?!) Мадам Джорджия, оказывается, нарушив все существуюшие и несуществуюшие приличия, взяла себе в кавалеры на пляже мускулистого крепыша, обладавшего -- (не поверите!) -- челюстями, как у акулы.
  -- А что такого, -- говорила она, -- это Каракалла. Из спецгвардии Пальмовых островов, отряд "Миссия навылет"! Он меня лично удовлетворяет полностью. Можно было бы сказать, со всех сторон...
  Эпатировать людей было для мадам Джорджии занятием привычным. С другой же стороны, два морских оборотня в одном городе, да ещё и в одно время... нет, что-то здесь явно слишком!
  Корреспондент "Эдинбург-Ньюс" намекнул, что морское чудище при случае не побрезгует напасть на свою подругу. "Ну так что ж", -- лихо парировала бессовестная вдова. -- "Чем оригинальнее кавалер, тем пикантней! Возможно, именно это мне и понравится в итоге: быть съеденной". На подобный "аргумент" у репортёра слов не нашлось. "Вам по душе считать себя Андромедой", -- хмыкнул он, -- "ну вот и считайте. Только, я уверен, принц Персей вовремя не подоспеет!"
  
  Фабричные трубы дымили; дым их смешивался с мокрым туманом, и хмурое небо Эдинбурга от этого, как ни странно, обретало своеобразную привлекательность. "Вот это и есть подлинная романтика", -- говорили горожане, -- "а вовсе не эльфы и гоблины".
  "Да уж", -- с готовностью кивали другие. -- "Спасибо Светлому совету, что нашёл управу на Детей гор и лесов!"
  Тем не менее, что-то мистическое в здешнем пейзаже чувствовалось. Хотя бы вот эта непонятная стена дождя, надвинувшаяся на город со стороны деревушки Крэгмортон. Железнодорожники на станции бурчали, совершая свой регулярный обход: "Странный парень сел сегодня утром на поезд. Его, правда, тут же и ссадили - доверия-то не вызывал. Но туча... эта чёртова туча... Такое ощущение, будто она ползёт за ним".
  Кто-то вспомнил, что видел в городе чайку. И это было так же удивительно - что глупой птице делать на столь большом расстоянии от моря?..
  Если бы у эдинбуржцев была чуть более развита фантазия, наверное, они бы заговорили о Сынах волн, о мести Меллира из Крэгмортона, пославшего в город своего агента, и даже - не приведи Господь! -- о возможном вторжении сэлки... Впрочем, к счастью для нашего героя, жители столицы были добропорядочными мещанами и не позволяли себе никаких пустых вымыслов.
  Миссис Окли тем более не думала обо всём этом -- миссис Окли сегодня суетилась, как никогда. С самого раннего часа день шёл неправильно - взять хотя бы глупую молодую нянюшку, Полину, которая уже минимум десять минут не могла надеть крошке Тому ползунки. Ребекка была расторопней, но и у неё многое выходило плохо: поставить котёл на огонь она была способна, проследить за водой тоже, а вот налить ванну для Джона-Дэвида и проследить, когда температура станет приемлемой, было уже выше её сил - гувернантка до сих пор ("представляете, до сих пор!..") не закончила с этим. "Приходится всё делать самой, просто потому что... если не я - так кто?" Полагаться на Коннора она не могла; муж очередной раз перенапрягся на работе в своём Светлом совете, и второй день лежал с жуткой головной болью. Старый Берти Бамбл, а также Горф Паркер и настырный Гандольфи, разумеется, всей душой ждали этого момента --- когда им выпадет, в конце концов, подсидеть соперника.
  "Ничего, ничего, милочка", -- бодро усмехался её ненаглядный, -- "впервые, что ли?" Но чем больше он делал вид, что весел и беззаботен, тем меньше она верила. Одно дело - поцелуи в лоб, дабы не разревелся вконец, как ребёнок; другое - кризис (чтоб не сказать вовсе "криз"!), в который мистер Окли сам себя загнал...
  В общем, на душе у Мэри было, как всегда, противно; она (опять же, как всегда) прогоняла это ощущение непрестанным трудом. Шутка ли - целый дом содержать! Вот потому-то, когда пришёл этот человек, ей было совсем не до того.
  А он вообще поначалу ни слова не сказал. Просто замер перед крыльцом, уставившись на неё, и лыбился, как дурной. Окли уж хотела захлопнуть дверь - авось сам уберётся. Но что-то, похожее на жалость ("Что-о-о?!" -- грубо одёрнула она себя) вдруг всколыхнулось в её сердце.
  -- Мэри, -- сказал странный гость. (Она не ответила). - Мэри...
  -- Кто вы, сударь? Я вас не знаю. Мы... мы разве встречались раньше?
  Гость проронил слезу, которая тут же затерялась в его лохматой сизой бороде. Покачнулся, слово бы собираясь рухнуть перед ней на колени - однако Мэри сделала предупреждающий жест, и странный человек всё понял правильно, то есть, остался стоять.
  -- Ты всё забыла, -- вздыхая промолвил он. - Ну да, да, конечно... И наши прогулки по морскому побережью, и то, как мы чаячьи яйца собирали...
  -- Сударь, -- сказала Мэри Окли. - Не компрометируйте меня. Не ровен час, муж заметит - как, и главное, чем я тогда оправдаюсь?
  Сын моря, так же грустно, усмехнулся:
  -- Ты всё неправильно поняла...
  -- Дорогая, кто там? - донёсся из коридора голос мистера Окли. Он вышел на крыльцо -- в рубашке, небрежно накинутом поверх неё халате и шлёпанцах; увидел гостя, и сдавленно охнул.
  -- Дэви... Я так и знал, что ты придёшь. Рано или поздно, ты должен был...
  -- Это твой - как бы поучтивее? - партнёр из паба? - Мэри смотрела отнюдь не любезно (и то, честно сказать, преуменьшение). - Коннор, я не готова принимать в нашем доме всяких проходимцев только потому, что ты с ними...
  -- Да нет. Нет, конечно. Это хороший, честный парень, -- мистер Окли подхватил пришельца под локоть. - Пойдём, Дэви. Нечего тут, действительно, на крыльце стоять, мёрзнуть. Нет, ну как же здорово, что ты вернулся!.. - (Дэви мрачно смотрел на него, а ещё мрачнее - на сестру, которая в этот момент и казалась и, по сути, была ему чужой). Окли потянул Сына моря в коридор. - Идё-ём, не стой как столб! Прошу в кабинет; там поговорим, всё обсудим...
  
  "Пятнадцатый день, как я здесь. Шум моря больше не стоит в ушах. Память о прошлой жизни понемножку выветривается из меня... Коннор был прав: то, что я пришёл назад, на землю - к добру".
  Дэви шёл по набережной в старом матросском бушлате, выцветших от соли штанах и непомерно большой, даже для него, бело-синей шапке с помпоном.
  "...А Светлый совет - ещё и не самое плохое место. Работа ведь не обременяет; даром что нудная. Пиши себе циферки в таблице, щёлкай на счётах - и больше не надо ничего. Кусок хлеба, как-никак, с этого имеешь. Ох... Неужели правда, что я когда-то жил на дне морском, воевал с другими племенами диких злых тюленей, и был даже Меллиром за доблесть приставлен к награде? Нет, наверно. Это просто юношеская фантазия, какие у нас у всех в своё время имелись..."
  Он прислонился к парапету и посмотрел на своё лицо в воде. Ты вырос, сказало ему отражение. Но жизнь всё равно продолжается. То, что юность кончилась - не хорошо и не плохо... это самое обычное дело.
  Он улыбнулся самому себе.
  "Давай в том же духе, парень".
  
  7
  
  Ностальгия по эпохе палочек (несмотря что "посохи магии", на первый взгляд, куда более удобны) всё ещё продолжала распространяться в народе. Кто поглупей - просто ворчали на большой размер посохов: "Грабли это! Палки от мётел!.. Но -- никак не магический инструмент". Кто поумней - говорили: "Палочка - та, действительно, продолжение руки чародея и воплощение его сил. А посох - не пойми что. Добавление к колдуну? Замена ему?.. Получается, вся магия уже заране в посохе-то и сидит. Зачем тогда человек?" В общем (поддакивали и те, и другие), "ох уж этот ваш техпрогресс!"
  Были, конечно, и те, кто утверждал: "Нравится вам, или не нравится, но время волшебных палочек кончилось. C"est la vie, это жизнь. Она не спросит, а сделает по-своему". Таких людей не слушали... и всё-таки они были.
  Мадам Джорджии Фейнсуорт было не до того. Она до сих пор тешилась в объятиях своего нового спутника, папуасского божка, и надеялась месяца через три отчалить с ним на Пальмовые острова. "Эдинбург-Ньюс" пребывал в великой скорби, остальные же газеты и журналы реагировали слегка насмешливо.
  
  Столица безумствовала, читая сводки новостей - и Министерству магии это было более чем выгодно: члены совета знали, что уж на них-то не обратят внимание...
  ..."Так, что тут у нас?" -- Дэви лёгким кивком ответил на приветствие секретарши, и с головой погрузился в чтение бумаг. -- "Тролль Джек Ферридейл, стороживший маяк на берегу, уверяет, что туда вселилась взбалмошная, горластая компания - Господи, Меллир пресвятой, слова-то какие! - ...с рожками и гобоями... так-так... Объявляет, что неспособен более терпеть, а потому ищет новое место для своего воплощенья... Понятно! Это в досье к "Неразрешённым делам". А вот ещё, заметка из Тарна... не то из Нарна. Миниатюрная страна в шкафу - чего только на свете не бывает! - мрак и вечный мороз, зима без Рождества, суровые бородачи-гномы, легкомысленные духи лесов, плюс - случайно попавшая в миниатюрную страну человеческая девчонка... Сие - в папку "Несчастные случаи", в раздел "Потерявшиеся дети"". Попутно у него мелькнула мысль, не годится ли история с этой страной для досье "Неучтённые (пока) иномировые порталы", и не нагорит ли ему от старого Пенна, если он вложит газетную вырезку не туда. Но, рассудив здраво, Дэви решил, что самый простой выход из положения - он же и самый верный, а проявлять инициативу плюс собственное мнение там, где не просят, отнюдь не стоило, и с чистым сердцем подколол этот материал к прочим - о детях-сиротах, потеряшках и подобрашках, в том числе волшебного происхождения, но не только. "Буде какие-то проблемы - Пенн и Гвенни не маленькие. Сами, сами, всё сами".
  "А на дне морском", -- спросил вредный внутренний голос, -- "ты тоже боялся активным быть? Или наоборот, первым в драку лез?!"
  "Заткнись", -- сказал ему Дэв. -- "Я же сейчас не на дне морском, верно?"
  Зашёл Гандольфи. Поздоровался, пару минут тряс всем руки, интересовался, как дела и трепался за жизнь. Налёг на угощение - обильно промасленные булочки и горький эль ("Еловый, с дымком. А-ах, люблю"). Все покорно терпели, пока он доест, и начнётся разговор по делу, но маг усиленно тянул время ("Ничего не поделаешь", -- шепнула Гвенни на ухо кому-то из делопроизводителей, -- "такова рутина, таково Министерство!" У делопроизводителя заиграли пластины крыльев - очевидно, в знак согласия. И загорелись палевым - он всё равно нервничал...)
  Наконец Транди - то есть Митрандейр, конечно! -- начал речь. Скорей всего, он подготовил её дома, и ему (как большинству, здесь присутствовавшим), хотелось до конца всё высказать, сверить часы, убедиться, что назначенное время прошло, да и откланяться, как говорят, с чистой совестью. Но бородач никогда бы себя не выдал; он говорил, как выпускник Императорских риторических курсов, самозабвенно и упоённо.
  -- Вы должны понять, друзья мои, -- обречённо, даже сокрушённо, вздыхал старый жирдяй, --- хоть и посохи нам не по нраву, а всё же на дворе - последняя четверть девятнадцатого века. Невозможно, как раньше, использовать волшебные палочки! Просвещённая Европа засмеёт. Германия... Саксония... Бранденбург... Рутзенхейм, Кварценхейм и Миттельмарх...
  ("Сам не понимает, что несёт", -- вновь шепнула секретарша, на сей раз почему-то подойдя вплотную к Дэви. Тот кивнул - не слушая ни её, ни лысого пухляша. Так заведено было в этом учреждении, и Мак-Кирнана сие устраивало больше, чем можно представить).
  -- Учитывя всё, сказанное выше, -- продолжал колдун, -- мы понимаем, что перед нами стоит крайне важная задача - сохранить традиционную, присущую лишь магам импозантность, не менее традиционно связуемую у народа с консервативностью и приверженностью старым обычаям, но при этом - быть открытыми для новаторства...
  Дэви перекладывал документы из папки в папку. Пристрачивал "девочек-потеряшек" к "эльфийским подменышам", а их, в свою очередь, к "народу леса" и "детям озера". Больше его ничего не волновало, даже преимущества посохов над палочками (если, конечно, таковые были). Что бы там ни говорил толстяк. Работа в шотландском филиале Светлого совета шла как всегда, не говоря уж, что на тосты к чаю - про эль, кхе-кхе, лучше не надо, - Дэви, в отличие от некоторых, не рассчитывал.
  Здесь, на земле, был ненужный труд. И витийство Транди в нагрузку. А также необходимость сводить концы с концами, жизнь в нахлебниках у Окли... и - улыбка мадам домохозяйки. Она снова была ему как сестра (слово "как" в данном случае очень важно - но тут уж абсолютно та же ситуация, что с булочками и пивом: не можешь позволить себе большего, значит, и не ропщи!) Его несказанно грела мысль, что сперва-то он потерял Мэри, - из-за юношеской наивности и глупости, - а вот теперь обрёл снова, но не потому, что сам стал лучше или хоть как-то изменился, а просто... "Просто -- такова жизнь. Всё по кругу".
  Насыщенные, во многом - злые, весёлые и залихватские тысяча восемьсот девяностые стирались из памяти. Сами собою, не вызывая ни боли, ни тоски. Наступили спокойные тысяча девятисотые; кто-то звал их "сытыми", что было неправдой: для Мак-Кирнана они оказались очень даже скудными в смысле пропитания. Зато душа болела меньше; такова была реальность, и не осталось ничего иного, как смириться с ней.
  Он дослушал речь колдуна, сложил бумаги в папку, для виду ещё какое-то время утрясал их, чтоб лежали плотнее, потом допивал чай - медленно, словно смакуя, хотя что там смаковать? Потом вновь потянулся к папке... но тут Гвен легонько и незаметно для всей конторы шлёпнула его по пальцам. "Не балуйся!" Он расплылся в улыбке, поняв это как официальное дозволение бросить работу к чертям (на сегодня, по крайней мере) и отправился домой. Тёплая ванна, стакан недорогого виски с Коннором - что ещё надо для счастья?
  Навстречу ему попался очередной Иллюминат. Мощный доспех по самую макушку, визор шлема наглухо заварен (по крайней мере, так казалось!), эмблема Ордена на блестящем нагруднике -- тёсаный камень и молот. У Просвещённого был грубый, совсем не пугающий вид, скорее жалкий. Рядом с ним шла девушка, почти девочка - в одной только хлипкой рубахе, встрёпанная и несчастная; очевидно, выпущена из Уайт-Фрайарс по протекции. На не вполне пристойный вид этой... хм-м... мисс было не принято обращать внимание; он и не обращал. Скоро, под надёжным крылом Просвещённого, она станет другой. "Заполонили они, конечно, весь Эдинбург... но если так рассудить - что, папуасский божок лучше?!" Он поймал трепетный, слёзный взгляд девчушки. "Ничего, моя дорогая. Ничего. Скоро ты будешь, как равная, беседовать с созвездиями, коротать время в лучших кафе и надоедать всем не в меру утончёнными стихами". Сдержал усмешку (девочка бы не поняла!) и спокойно пошёл дальше.
  
  В той жизни, в той стране --
  Мы снова там.
  Мы сами -- боги лестничных площадок.
  Как у богов, безмерен наш достаток:
  Пух тополей и голубиный гам.
  Мы боги. Мы друзья. Мы так щедры,
  Что, кажется, вовеки будем живы.
  Нам не страшны приливы и отливы
  Людской игры. Мы, боги, вне игры...*
  
  (*стихи Евг. Сухарева)
  
  Набережная встретила его почти неслышным гулом воды. Глубокие тени лежали на каменных парапетах; сухие, скупые очертания древнего моста, как всегда, почти примиряли Дэви с жизнью тут. Миссис Окли шла навстречу, катя перед собою детскую коляску. Улыбка снова заиграла на её лице - робкая, не до конца открытая. Словно она всё ещё не верила...
  -- Мэри, -- тихо сказал он, без особого напора и как бы вообще не надеясь. - А помнишь - луг, сухая трава, чахлый вьюнок... И мы с тобой.
  -- Не помню, Дэви, -- в голосе миссис Окли чувствовалась неподдельная грусть. - Но всё, что ты рассказываешь - прекрасно. Я бы ещё слушала да слушала.
  ("Что ж, и это немало, по чести говоря").
  Он шёл по набережной, слушая шум волн.
  ("Раньше - что было? Так... смешно вспомнить даже: холодное сизое море, и я с товарищами-однополчанами в его просторах. Казалось, вот она, взаправдашняя жизнь; больше ничего не надо. А теперь - она повернулась другим боком. И море не покинуло меня, хотя мы дружим не так, как раньше. И сестра - любит... хоть сама того не знает. Но я благодарен им: морю, сестре. За то, что они... Ну, просто за то, что они - ТАКИЕ").
  Быть Пеплом было прекрасно и неповторимо (но именно "было"!) Быть просто человеком, занесённым, однако же, в реестр Светлого совета, обещало какое-то тепло в душе, относительный уют, знание, что ты не брошен и о тебе заботятся.
  А междоусобные интриги волшебников... Где, скажите, этого сейчас нет?!
  Дэви брёл дальше -- и чувствовал: ему хорошо.
  
  
  9
  
  Солнце припекало. Каракалла прошёл по берегу, шлёпая ластами о мокрую гальку. Его спина, горбатая, серо-синяя и утыканная острыми плавниками, поблёскивала в ярком свете. Руками (ну, или, во всяком случае, они заменяли ему руки) гвинейский божок держал полотенце, на котором покоились две-три промасленные булочки, жареная печень какой-то большой рыбы и тёрпкий сок гибрида из дыни с тыквой, выведенного недавно в Королевской оранжерее Лондона. Он подошёл к мадам Фейнсуорт, которая нежилась в тенёчке чуть поодаль от пляжа, пригретого солнцем, и положил ей угощение на колени. Та пригубила из калебаса; потом пустила колечко дыма. Потом взглянула на своего кавалера - молча, давая ему право самому догадаться об ответе. Вид у храброй вдовы сейчас был, прямо скажем, шикарный. Кокетливая блузка, открывавшая больше, чем было ожидаемо; пёстрые, в турецком стиле, шальвары; по-мужски нахально заломленный котелок, шарф по типу шейного платка ("галстух!"), -- всё (не говоря про трубку в зубах!) выглядело импозантно, стильно и независимо. Впрочем, она блюла некоторые приличия: босые ноги целомудренно были зарыты в плед.
  -- Значит, решила, -- скорее утвердительно сказал король акул.
  -- Да. Как бы это тебя ни смущало, мой дорогой.
  -- Зря. Я мог подарить тебе целый мир...
  -- Ещё скажи "вселенную"! - перебила она с издёвкой.
  -- Нечего смеяться; это и в самом деле так.
  -- Ми-илый... Ты не хуже меня знаешь, что со мной твои, гм, шуточки прокатывают только потому, что я - магичка. Иначе бы уж сто раз взъелась на тебя и за лишний, и за ложный пафос. Не говори так, пожалуйста.
  (Акулье рыло скривилась в очень, о-очень печальной гримасе).
  -- Не говори "вселенная" вместо "мир", -- пояснила она. - Это не подходит всем вежливым и чопорным нормам нашего столетия.
  Он по-прежнему смотрел печально:
  -- А ты не говори, что я должен быть "чопорным"... Или ещё каким-то там, как нормы велят! Знаешь, что по этому поводу говорят эдинбургцы?
  -- Эдинбуржцы! - поправила Джорджия.
  -- Да всё равно. В общем, неважно, как ты себя ведёшь при людях - важно, какой ты на деле.
  -- Ну, говоря по совести, так всё и есть. Я - другая, не как ты.
  Каракалла поправил смешные очки:
  -- Раньше я от тебя не слыхал подобного. Объяснись!
  -- Я хочу жить здесь, на земле, дружок. А не в твоём бескрайнем и пустом океане.
  -- "Здесь, на зе..."! - он всплеснул плавниками. -- Но эта земля к тебе неласкова, сама знаешь! В столице тебя презирают - как раз-таки за вольный нрав; начальство на тебя плюёт. И мужчину ты вряд ли найдёшь, с таким-то характером. Хочешь остаться старой девой до конца дней своих?
  -- Пусть, -- еле слышно произнесла мадам. - Пусть так... Всё равно это мой дом.
  -- Ну, как знаешь. Я тебе не судья.
  
  Она стояла на песке и беслёзными глазами провожала силуэт гигантского монстра. Неуклюжего, жутковатого, но всё равно отчасти -- её.
  
  Каракалла уходил к Пальмовым островам.
  
  10
  
  Дэви Мак-Кирнан стал видеть сны. В этих снах тоже было море - но куда более спокойное, чем в разрозненных и смутных воспоминаниях о Меллире, о юности, которой больше нет, и о битвах с другими племенами сэлки. Оно было серым, холодным, пустым - почти нигде ни намёка на жизнь, разве что стаи рыбок, скользящие мимо, да водоросли, тесно облепившие камень и коралл. И эта пустота, против ожидания, не пугала. Дэви знал: теперь, в странных снах, море принадлежит только ему одному. "Это не о прежней свободе сны. О новой; о единстве с природой, да не таком... Куда глубже, серьёзнее. Надо жить здесь, на земле - вот что я понял из своего, кхе-кхе, приключения. Но дверь в вечность тоже стоит держать открытой".

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"