Зашли они на последней городской платформе, с виду обычные парень с девчонкой: обнимашки, любовь-морковь, все дела.
Девчонка лет восемнадцати: стройная, светловолосая, в джинсах и спортивной куртке. Парень высокий, широкоплечий, лица толком не разглядеть.
Вроде как ничего особенного, одет только парнишка странно.
"Как сын скупщика краденого", сказала бы Ирка.
Светлые узконосые туфли "цветы асфальта", непрактичные светло-бежевые брюки, которые в электричке смотрелись, как смокинг на оленеводе. Теплая куртка не по погоде, да и тесновата она ему. И воротник высоко застегнут, несмотря на разлитую по вагону духоту. А все, что выше носа, прикрывал козырек бейсболки - нависал, как забрало.
Они двинулись по вагону, и тут я замер.
Вранье, что мертвяки двигаются, как в голливудских фильмах про зомби, все эти дерганья, роботоподобные шаги и прочая киношная туфта. Но что-то странное у них в походке есть - обычный человек внимания не обратит, а вот я за время работы в хосписе насмотрелся.
А лица, опять-таки, не видно. И это правильно, не надо пассажирам на парнягу смотреть - зрелище на любителя.
"У тебя лицо синее-синее, в обрамлении черных волос", переиначил народ фольклорный стишок, когда посмертная мутация явила человечеству сказки про зомби, так сказать, в диалектически новом качестве.
Внутри зашевелился долгожданный азарт охотника. Неужели свезло, и на моей улице перевернулся грузовик с конфетами? Впрочем, не говори "гоп", одернул я себя, попыхтеть с ними придется: и с ним, и с девчонкой этой. Девочка, судя по всему, толковая, и с нервами у неё все в порядке - не каждая бы в людное место с мертвяком сунулась.
Они сели наискосок через проход - парня она определила к окну, и тот вжался в лавку, сгорбился.
Электричка с привычным шипением сдвинула створки дверей, тронулась - за мутноватым стеклом поплыл урбанистический пейзаж, исписанный дурным граффити: бесконечный забор из бетонных блоков, склады, гаражи - у станции и название подходящее было - Бугач, тяжелое, словно лязгающее железом.
Я прикинул расклад.
День будний, народу немного, никаких веселых компаний, увешанных звенящими рюкзаками - сплошь дачники с суровыми лицами. Электричка ближняя, ни до городов, ни даже до поселков не идет.
Значит, на даче решила она с мертвяком схорониться.
Стало быть пропасти до места, поработать, так сказать, мышкой-наружкой, вспомнить бесславное ментовское прошлое. Потом Марату сообщение кинуть, хотя нет, не потом, прямо сейчас. Хорошо бы эта сладкая парочка пораньше вышла, пока люди кругом - без массовки тащиться за ними, как филеру-недоучке, рискованно, - девочка неглупа, срисует. Вон как спокойно сидит, улыбаться пытается. И правильно, кстати, что они сели не на центральном вокзале, там патрулей как грязи.
Помяни черта, он тут как тут.
Лязгнула дверь тамбура, вошли двое патрульных, парнишки в мешковатой форме, новички или курсанты. Много их сейчас кинули на отлов посмертных мутантов, как мертвяков именуют официально.
- Спокойно, граждане, проверка на мутацию, проездных документов показывать не надо, - загундосил старший, помахивая муляжом тепловизора, - именно что муляжом. С тепляками у доблестной милиции было плохо, я это знал, а вот доноры, что "держали" мертвяков ("вели", "тащили", по-разному это называют), как правило, не в курсе.
На это и был расчет, задумка правильная, психологически точная - на испуг взять. Пассажиры засуетились, заерзали, мифов и слухов про мертвяков насочиняли в достатке. Головы отрывают, кровь из горла хлещут, мозгами закусывают. Даже, что чеснок не переносят - видимо, с вампирами попутали.
Девчонка при виде патрульных вздрогнула, приобняла парня за плечи. Какой бы она спокойной ни была, на грани девочка. Дернется же сейчас, дернется, и либо спеленают ее друга-зомбака за милую душу, либо он их шумно уработает, - оба варианта мне мимо.
Нет, ребята, это мои клиенты.
Мобильные телефоны уже перестали быть дикой роскошью, но это в "цивилизованном мире", кабаках и борделях, а здесь, "в душном наследии совка", как выражались те же "цивилизованные люди", оставались чем-то вроде карманного телепорта. А у меня "труба" была, Марат, когда неделю назад вновь пересеклись наши пути-дороги, одолжил, мол, у тебя глаз на мертвяков наметанный, маякуй, если что.
И как в воду глядел.
Я изобразил входящий звонок, выдернул из кармана "нокию", увидел себя глазами патруля и пассажиров - неприметный мужик лет сорока с плохо замаскированным выражением снобизма на лице (как же, с мобилой!). Встал, двинулся навстречу патрульным, бодро спрашивая у несуществующего абонента, чего тому надобно, приостановился напротив парочки, как бы невольно заслоняя ее от ментов, внимание на себя переключая.
И сработало - те протиснулись мимо, дальше по узкому проходу, помахивая лже-тепляками. По всему, никого конкретно они не искали, так, дежурное мероприятие - на охотников, типа маратовских парней, они не тянули.
Дошел до тамбура, поулыбался в трубу, фальшивый разговор сворачивая.
Остановился, переводя дыхание.
И отбил эсэмэс Марату: "электричка западная, есть клев". Пусть готовится, тут, может быть, каждая минута на счету.
И, возвращаясь на место, поймал быстрый, оценивающий взгляд девчонки.
***
"Рельсы-рельсы, шпалы-шпалы", стучало в голове.
Они вышли на Снежнице, ближе к конечной, когда вагон почти опустел. Я спрыгнул вслед за ними на щебень пустой платформы. Ситуация с патрульными сценарий поломала, срисовала меня девчонка.
Значит, план "Б", знакомиться будем.
Парочка подошла к расписанию электричек, девочка оглянулась, посмотрела на меня, прищурилась, что-то прикидывая.
И народу на платформе никого.
Я неспешно вытащил сигарету, прикурил, выстраивая в голове предстоящий разговор.
Так же неспешно подошел к беглецам.
- Привет, - я сначала посмотрел на девчонку, и уже потом на мертвяка; можно рассмотреть его теперь во всей красе.
Если не считать серо-голубоватого цвета кожи, парень как парень. В хосписе они другие: глаза мертвые, рот приоткрыт, благотворно донор влияет, ничего не скажешь.
Широкоплечий, крепкий, пожалуй, лет двадцать с небольшим ему было, когда зажмурился. Такого и живого хрен скрутишь. Сколько, интересно, Марат отстегнет за такой экземпляр?
Девчонка помолчала, явно не зная, как реагировать, а вот мертвяк как раз отреагировал - бровями чуть дернул, нахмурился настороженно.
- А мы что, знакомы? - спросил чуть хриплым голосом.
Ну точно, человек человеком.
Есть миф, что мертвяки могут общаться только с донорами. Это не так - донор для мертвяков типа зарядного устройства, батарейка, ну и смысл жизни, если можно так о мертвяках - они мир вроде как через донора воспринимают.
- Подруга твоя с моей дочкой дружат, - нагло сымпровизировал я, перевел взгляд на девчонку, добавил небрежно:
- Отойдем?
- Даша, ты его знаешь? - спросил мертвяк.
Наступил момент истины.
Девчонка лихорадочно соображала, как быть: обострить ситуацию, сказав своему мертвому другу, например, что я человек нехороший, счастью их мешающий. Либо для начала поговорить с подозрительным мужичком.
- Да, Никит, - сказала она наконец. - Посиди, мы скоро.
Я выдохнул.
Мертвяк с донором, ясен перец, спорить не стал - присел на заплеванную лавку, брезгливо стряхнув пыль. Ну да, штанишки у него не дачные, видимо, планы на день поменялись как-то вдруг.
Мы с девахой отошли чуть в сторону.
- Никита и Даша, значит, - сказал я. - "Мы с Тамарой ходим парой, мы с Тамарой понятые".
- Чего?
- Да забей. А меня Валентин зовут. Давно гуляете?
- Вы из милиции, что ли? - с вызовом спросила девушка. - Или так - неравнодушный гражданин?
А хорошо держится. Взгляд отчаянный, героический взгляд, такой девчонке предложи пару амбразур на выбор, еще и третью попросит. Ломать, запугивать таких - дохлый номер, да и чем ее запугаешь, если она донор?
Высокими ценами за место на кладбище?
- Неравнодушный, это ты в точку, - согласился я. - Вот и от патруля вас прикрыл, проявил, так сказать, гражданскую позицию.
Даша прищурилась, посмотрела уже по-другому. Да, просекла она мой финт, здесь я не ошибся.
- Ясно. Спецом мобилой махали. Ну и зачем?
Я немного помолчал, как бы размышляя; девчонку нужно было вести осторожно, как золотую рыбку на крючке, если сорвется, не видать мне бабла.
- Не знаю, - я изобразил грустную улыбку. - Захотелось. Так когда Никита твой с того света вернулся?
- Сегодня утром, - все-таки решилась она после паузы. - В общагу ко мне приехал, засиделся, а ночью... Симптомы как по учебнику. Девчонки говорят, вызывай эм-бригаду, я говорю, сама его отвезу, хоть попрощаюсь по-человечески. Хотя, конечно...
- Хотя сразу решила в бега, - сказал я.
Всего-то этим утром, отлично. Какое-то время есть, пока держится девочка, пока никаких признаков, что сандалии заворачивает.
Щечки розовые, взгляд ясный, голосочек звонкий.
- Ну да.
- Ну и смысл? - спросил я как бы равнодушно. - Долго же ты с ним не протанцуешь, так? Или загнешься, или, если найдут раньше, присядешь по сто пятой. Недонесение о факте посмертной мутации, похищение тела.
- Да если есть хоть шанс из тысячи... - начала Даша и поморщилась, может, сама поняла, как пафосно звучит.
И добавила уже другим тоном - деловито, обстоятельно:
- Я буду с ним до конца. Я люблю его, вам не понять.
"Любовь двигает горы, она колоссальная баба", вспомнил я тупую шутку из "Русского радио". Фанатичные "держатели" случаи не редкие, чего уж там. Дети "держат" родителей, родители - детей, а уж влюбленные, так и вообще сплошь и рядом. Обычная смерть штука злая, но честная: был человек, нет человека, и хоть заплачься, хоть закричись. А вот посмертная мутация, непонятно как передающаяся - все случаи штучные, никакой массовости - вот к такому людей жизнь не готовила. Симптомы не спутаешь - перепады температуры в пять градусов за минуту, характерный нервный тик. А потом начавший остывать покойник совершает, так сказать, лютый камбэк.
Хлопает глазами, озирается, встает, если не остановить. Обычно эм-бригада увозит таких в специальные хосписы, предбанники морга - без контакта с донором-держателем посмертные мутанты, как их называют официально, за считанные часы возвращаются к праотцам.
Но если кому из близких втемяшится мысль, что сыночек Васенька или, там, братан Коля, вполне себе живой человек, пусть и с особенностями - ну, температура плавает, кровь как повидло, регенерация сумасшедшая, силёнок прибавилось, - так вот, если начинают "держать": контакт телесный, вербальный, визуальный, вот тогда и начинается грусть. Донор, он же "держатель", долго не протянет - мертвяк, хрен знает как, вампирит жизненную энергию почище пылесоса. Так что если парочку не разлучить, живет донор от нескольких часов до полусуток, в редких случаях больше.
И девчушка эта всё знает. Надеется на чудо или просто на эмоциях башенку снесло - вопрос второй, но она свой выбор сделала, она и правда согласна за ним в могилку, Джульетта хренова.
Ну и ладненько. Мне этот расклад прямо в масть.
- Не понять, - согласился я. - На даче залечь собрались?
- Ну да, у тётки моей, - сказала Даша, явно приободрившись - поняла, что паковать их я не собираюсь.
Ага, упакуешь таких, Никита этот вон как зыркает. Насчет отрывания голов, это вряд ли, но в одиночку против подзаряженного донором мертвяка, это как с нунчаками на бронепоезд.
- Джульетта, ну ты чего? - вздохнул я. - Вас же найдут там. Соседки твои общежитские уже стуканули наверняка.
Даша молчала, и я, почесав висок, сделал последний ход.
- Ладно. Как говорится, любишь кататься, люби и катайся. Короче, у меня на Рябинино домишко. Там и заляжете.
- А вам это зачем? - спохватилась Даша. - Вы журналист, да?
- А вот оскорблять меня не надо.
- А кто?
- Чего ж ты подозрительная-то такая, - усмехнулся я. - В эм-хосписе я работаю. Санитаром.
***
К месту добрались, когда уже стемнело.
Электрички, как выяснилось, ходили по только им известному расписанию, так что ждали часа полтора, потом пилили до места в таком же пустом вагоне, потом брели по безлюдному дачному посёлку - садовое товарищество создавали еще при Союзе, и переживало оно не лучшие времена - место так себе, без электричества, автобус не ходит, да и от города далековато.
Я держался все это время чуть в стороне, глядя на воркующих голубков, как овчарка на овец.
Участок зарос дико - больше года тут не был. Да еще висячий замок заржавел, пришлось искать подручный инструмент и уже в темноте взламывать дверь.
Я косился на Дашу, та держалась бодрячком, во всяком случае признаков, что "Джульетта" готова врезать дуба в ближайшие часы, не наблюдалось. Никита тоже себя нормально вел, ну, черт поймет, что считать нормой, я же только с хосписными мертвяками дело имел, а в хосписе они шустро загибаются. А как они ведут себя с донорами, только со слов бывалых коллег знал, которые застали еще те времена.
Поначалу же бардак был, и хосписов никаких не было - в обычные больнички мертвяков везли, родные часто сопровождали их до конца, пока люди не вкурили, что конец тут обоюдный.
Интересно, подумал я, что у этого Никиты сейчас в голове?
Говорили, что при жизни ты хоть диссертацию защити по этой теме, да только после мутации у тебя эту часть знания-понимания вырубает начисто - защитная реакция психики. Мол, чего пристали, живой я и даже не заразный, и не болит ничего, кроме души за родину.
Впрочем, мало ли что говорят.
Так или иначе, Никита был ситуации адекватен, от Даши ни на шаг, как ниточка за иголочкой, лишних вопросов не задавал, да и вообще никаких.
Когда мы наконец ввалились в дом, отправил я голубков в комнату, сам наскоро навел некое подобие порядка: нашел газету за прошлый двухтысячный год, камин растопил, керосинку зажег, вытащил из запыленного шкафа посуду, даже консервы какие-то остались.
Хорошенький сценарий.
Заброшенный дом и веселая троица: бывший опер, а ныне начинающий ловец мертвяков, Джульетта-суицидница и мутант-переросток.
"Вот умеешь ты, муж, подбирать себе компанию", - сказала бы Ирка.
Я достал мобилу.
Пора завершать эту пьесу, Марат уже извелся наверняка. Через часик приедут ребятки, упакуют Ромео с Джульеттой, отвезут куда надо. Главное, чтобы Даша эта раньше срока не загнулась - мертвяк без донора, как свадьба без невесты.
Ну а потом...
Думать, что будет потом, не хотелось, да и не знал я особых подробностей, но картина по-любому неаппетитная - про цены на органы наслышан.
"За выдержанных мертвяков пиндосы реально отстегивают", говорил Марат, щерясь во все зубы. "Но на поток тему не поставишь, донор, сука, это же не работа, а состояние души. Так что смотри по сторонам, хоть одну парочку найдешь, на тачку, считай, заработал".
Когда-то мы с Маратом вместе учились на юрфаке и даже приятельствовали - уже тогда понятно было, что Маратик сука продуманная, далеко пойдет. Он еще до всей этой херни знал, с какой стороны у бутерброда масло, охранное агентство основал, кого надо крышевал, кого надо боялся, а на волне посмертной мутации и вовсе озолотился.
Дернулся телефон, я посмотрел на экране сообщение от Марата - сплошь знаки вопросительные.
Засуетился, сукин сын.
А ребятки всё одно покойники. Дам я им еще часок, не убудет.
Даша вышла из комнаты - бледная, но взгляд твердый, не плывет.
- Как там Никитушка твой? - спросил я.
- Норм. Только поспать ему надо, - Даша присела на стул, потерла виски.
Это тебе поспать надо, подумал я. Мертвякам сон особо не нужен, хотя, чтобы донора не огорчать, могут и заснуть, во всяком случае, так говорят. Для донора и споют и спляшут, и литр водки жахнут, даже если при жизни был мусульманином-язвенником.
- Ладно, - сказал я. - Жрать есть немного, там тушенки банка, лапша, сухари. Сразу говорю: если обнесете мою халупу, из-под земли достану.
Даша улыбнулась - принужденно, вежливо.
- Завтра навещу, если будет кого, - добавил я.
- А вы куда? - она посмотрела недоуменно. - Электрички же не ходят уже.
- Доберусь, не парься, - я развернулся к ней спиной, сделал вид, что сигареты ищу - курево кончилось еще на станции, но я продолжал шарить по карманам, не хотелось смотреть на влюбленную идиотку.
Схватить бы ее в охапку, утащить в баню, запереть там. Дохлый номер, конечно, Никита по стенке размажет. Да черт с ними, с дураками, гребись оно конём. Всё, уходить пора. Марата надо встретить у ворот, у въезда в посёлок. Магазин еще работает, взять водки, "засосать ноль восемь, меж берез и сосен". Даша эта дура, а дураков жалеть смысла нет, жизнь их всё одно проучит, не любит жизнь дураков. Меня вот тоже не любила, но побила и отпустила, мол, "поумнеешь, приходи".
- Я знаю, о чём вы думаете, - сказала Даша. - Сумасбродка, самоубийца, да? Но я же сволочь последняя буду, я жить не смогу, если не попытаюсь его спасти. Если поверю всей этой фигне - никакой статистики же открытой нет, одни слухи, мол, донор - ненавижу это слово - обречен. Вдруг это не так?
- Можно еще пальцы в розетку сунуть, - посоветовал я. - Вдруг электричество подобрело. И вообще, Джульетта, отвянь, это не мои похороны.
И чего именно сегодня попёрся на дачу? Да и вообще продать её надо было сразу, как Ирки не стало.
- Не уходите, Валентин. Мне... Ну, страшно немного.
- Да ну? С чего бы это?
- Не юродствуйте, вам не идет. Да, может у меня и не получится. Но смотрите: я уже двенадцать часов с ним, я уже могу оставлять его одного на какое-то время, у него уже в голове не только я. Вот сейчас, перед тем как заснуть, он вспомнил про свою работу, даже пошутил, что его не возьмут обратно, медкомиссию не пройдет. Валентин, ну неужели вы бы не пытались вернуть любимую, если был бы хоть шанс, неужели...
- Моя жена мутировала год назад, - сказал я. - Симптомы как по учебнику, как ты сказала. Хочешь узнать, что я сделал?
- Да. Нет, но вы же...
- Я вызвал бригаду. И ее увезли в хоспис. Просто, не так ли?
Даша молчала.
Конечно, девочке другую историю хотелось услышать. Что я героически умер ради любимой, например. Бросать надо эту привычку говорить с покойниками, сказал я себе.
Даже если они еще живы.
Даша подошла к камину, посмотрела на огонь, перевела взгляд на меня.
- Теперь понятно, - сказала она тихо.
- Чего тебе понятно, Джульетта?! Чего ты вообще можешь понять?!
- Понятно, почему вы нам помогаете, святой Валентин.
- Кто?
- Святой Валентин. Покровитель влюбленных.
Вот же дура.
Нет, не в баню, подумал я. В лес, на соседский участок, куда угодно - пусть догоняет, мертвяк, посмотрим, кто кого.
Но вместо этого просто стоял, смотрел, хоспис вспоминал - мертвяков, лежавших на серых матрасах; их привязывали к койкам, поначалу и рот затыкали, но потом перестали - привыкли к постоянному стонущему зову, никто из них не молчал, звали. У каждого же кто-то есть, даже если при жизни он так не считает.
-Ты попутала, девочка, - сказал я. - Харон я. Проводник в царство мертвых. Знаешь про такого?
Сзади скрипнула дверь, я оглянулся.
Никита выглядел студентом, опоздавшим на лекцию.
- Валентин, извините... Но Даша права. Вы нам очень нужны.
***
Всю ночь наша странная троица просидела у камина.
Два голубка и их, сука, покровитель.
"Слепой" Валентин, мысленно усмехнулся я, когда скреб по сусекам - нашел какую-то настойку: вязкую, горько-сладкую.
Пили из разнокалиберных чашек, чокаясь ручками, Даша говорила, что это было принято у древних римлян, и что у нас этакий спонтанный симпозиум, объясняла этимологию слова, Никита, поначалу молчаливый, все чаще вставлял в её монологи что-то своё, чем дальше, тем уместнее, просил объяснить этимологию слова "симпозиум", потом этимологию слова "этимология", оба смеялись, разговор тёк сам собой.
Казалось, что я с этой долбанутой парочкой знаком сто лет, хоть и твердил себе, что веду себя как придурок, тестировщик нового вида извращения, что надо встать и уйти, но никуда не уходил. Потом выяснилось, что у нас с Никитой общий тренер был по рукопашке, что Никита тоже служил в морской пехоте и тоже любит "Наутилус", он даже изобразил подобие "Доктора моего тела", потом Никита и Даша наперебой рассказывали историю их знакомства - как они списались в интернете, их версии здорово отличались, я говорил, что так знакомятся только задроты, Никита смеялся, я слушал, как хрустели, трещали дрова в камине, поблескивая угольками, кочерга казалась то холодной, то горячей.
Потом я провалился в сон, и во сне нас было четверо - Ирка о чем-то шепталась с Никитой, подмигивала, "мол, не ревнуй, это наши разговоры, мертвячьи", и я усмехался - чести много, ревновать, а Даша тоже была мертва, "чудес не бывает", сказал я ей, "ты дура, Джульетта", и со мной никто не спорил, все кивали, успокаивая, как ребенка, а Даша была похожа то на дочку, свалившую с первой женой в Америку, то на Ирку, ту ироничную девчонку из девяносто пятого, от взгляда которой я тогда умер и снова воскрес.
"Человек человеку волк, а зомби зомби зомби", стучала в голове идиотская присказка.
А потом я нашел себя на крыльце.
Держался за перила с облупившейся краской, качался, как клен из песни. Вытащил телефон, посмотрел на количество непрочитанных сообщений, нажал кнопку выключения.
Вот зачем изобрели мобильные телефоны - это же страшно подумать, как жить станем, когда у всех такие будут.
Кому захотел, позвонил, кому захотел написал.
Дичь.
Никита вышел следом.
- Уснула, - сказал он глухо.
- Курить есть? - спросил я на автомате; так, чтобы не молчать, но он кивнул, обыденно вытащил пачку "Парламента".
- Ты, блин, где раньше был, я полдня без курева!?
- Ну прости, не догадался. Бери всю пачку, мне не нужны уже.
Я затянулся долгожданной сигаретой.
Небо светлело, но звезды еще можно было рассмотреть, со звездами тоже непонятки, подумал я, какая живая, какая мертвая, поди разбери.
Да и какая разница?
- Ладно, боец, прогиб засчитан, - сказал я. - Слушай боевую задачу - собрать ранетку вон с того тополя. Полчаса, время пошло.
Ранетка и правда была - даже в сумраке было видно.
- Думаешь, я ничего не понимаю? - спросил Никита после паузы. - Думаешь, я мертвяк тупой?
Это был третий Никита - не тот заторможенный зомби на станции, не смущенный влюбленный еще пять минут назад.
Обычный парень.
- А тебе не похер, что я думаю?
- Не похер. Ты человек, Валентин. Ты поймешь.
Он взял у меня сигарету, затянулся.
- Я же пытался от нее сбежать, - сказал он. - Первый раз в электричке, еще когда заходили, ну, когда ты нас вычислил. Думал, перед тем как двери закроются, рвану обратно, выскочу и всё. Одна секунда, думал, ну смогу же? Не смог. Просто ноги встали. Потом, когда ваш разговор подслушал на станции - у меня же слух теперь какой-то нереальный. Когда сюда ехали, подошел к двери, думаю, ну сейчас. Почти получилось. Но не готов ещё был.
- А теперь, типа, готов? - спросил я.
- Типа того.
Полку суицидников прибыло, подумал я.
Интересный сегодня день. Насыщенный.
Может и мне в этот клуб самоубийц заяву написать? Впрочем, если Марат узнает, как я тут ночку коротаю, это будет лишним.
Я посмотрел на Никиту. Наверное, он ждал, что я, как мудрый наставник, по-мужски обниму его на прощание, скупую слезу уроню.
Не дождешься, мертвяк.
- Ты за ней последи, лады? - Никита натянул бейсболку пониже, как тогда, в электричке.
И пошел - но не к калитке, а к лесу, через соседский участок, цепляясь за траву - светлые штаны ниже колен сразу намокли от росы.
- Как же вы меня достали, парочка влюбленных идиотов, - сказал я негромко, но Никита услышал, обернулся; и верно, слух как у собаки.
- Работа у тебя такая, святой Валентин, - он помахал мне рукой. - Бывай.
И правда уходит, подумал я. Не удивляться, не думать не хотелось, отупение какое-то нахлынуло.
Святой Валентин, ага. И он туда же.
Есть же праздник такой - день Святого Валентина.
А слепого Валентина - есть?
Я спустился с крыльца, зачерпнул воды из дождевой бочки, умыл лицо.
Никите хорошо. Шурует сейчас по утреннему лесу, а мне еще Дашку успокаивать, будет сейчас тут бегать, как потерпевшая, руки заламывать.
Так, стоп.
Подошел к забору, и остановился, прислушался - ага, так и есть.
Машина катится - двигатель приглушили.
Даже, пожалуй, две.
***
"Крузер" уже втиснулся в закуток между участками, а серебристый минивен, толстый, как бегемот, стоял чуть поодаль - от него к даче шли четверо парней, похожие друг на друга, как солдатики из одного набора.
У одного из них в руках был помповик.
Я открыл калитку, вышел.
Марат, бодрый как диктор утренних новостей, преувеличенно широко улыбнулся.
- Здорово, Вэл! Как там наши голубки? Не окочурились еще?
Ну, а удивляться чего? Место дачки моей узнать несложно.
- Отбой, Марат, пустышка, - сказал я, нарочито широко зевая. - Я тут с подругой отдыхаю.
Нащупал гвоздь - вытащил из забора перед тем, как к незваным гостям выйти. Шансик мизерный, не шансик, а пародия. Но девочка Даша за меньший головушку сунула в пасть судьбе-злодейке, да и Никита, мертвяк хренов, на конкурсе слабоумия и отваги не последний в списке номинантов.
Негоже от молодежи отставать.
Рыжий парень, тот, что шел впереди, обернулся, вопросительно посмотрел на Марата.
- У мертвяка отбил? - с деланным восхищением спросил Марат. - Ну ты молоток.
И пояснил, уже без улыбки:
- Вашу троицу славную на станции срисовали, так что лысого не причесывай.
- Да ну? - сказал я, но больше я ничего сказать не успел - рыжий шагнул, резко пробил в живот, я согнулся, и, не удержавшись, упал на усыпанную листьями землю.
- Эх ты, дурилка, - Марат явно наслаждался. - Полюбуйтесь, парни, это тот самый Валя-Вэл, человек-половина. Талант особый у мужика - все что ни делает, бросает на полпути. Прикиньте, когда у него жена мутировала, он её сдал, как положено, а потом, видите ли, передумал. Полетел в хоспис, заложников взял, буянил, пока его к хладному трупу не допустили. Соловей-разбойник, бюджетная версия. Чудом условным сроком отделался.
Я встал, отряхивая землю, получил еще, снова упал.
Время тянуть смысла нет.
А может и есть. В смыслах я, как выяснилось, не очень хорошо разбираюсь.
- Хорош, парни, пошли работать, - скомандовал Марат. - Напоминаю для тупых - мертвяк может пошустрить. Работаем чисто, в голову не стрелять. Сетку не забыли?
Меня подняли, повели к родным пенатам.
Рассвело окончательно - я первый раз посмотрел на пейзаж при свете дня.
Ранетка и правда наросла, мелкая, правда. Крыльцо совсем покосилось, надо бы починить.
И баню.
И дверь.
И мусора соседи накидали через забор, кони педальные.
А Никита бейсболку забыл - на ручке висит.
Хотя нет, он же в ней уходил.
Трое, один за другим зашли в дом, рыжий остался рядом, придерживая меня за рукав куртки - шатался я натурально.
Марат вытащил пистолет, опереточно вздохнул.
- Я ж тебе работу дал. Мечта, а не работа. Катайся по городу, мертвяков ищи с донорами. Что, не знал, как мертвяков потрошат? Знал. Вот как с тобой, с мудаком, дела вести?
И чего его вечно на театральность тянет? И волосы гелем намазаны, как у мафиози из кино. Всегда был пижоном.
- Шеф, тут только девчонка, то ли спит, то ли остывает, - услышал я голос из дома. - Мертвяка нет.
- Быть не может, ищите, - Марат нервно дернул щекой. - Девчонку сюда.
Посмотрел на меня, поднял пистолет.
- Шутки кончились, половинчатый ты наш. Где мертвяк?
"Жили они несчастливо, но, слава богу, и недолго", вспомнилась еще одна Иркина поговорка.