Сладкая смерть, через эйфорию от наркотической передозировки, Конту была недоступна. Потому он выбрал самую легкую - соскользнуть в небытие из глубокого, сродного коме сна. Благо дремать было дело привычным, в былые времена приходилось уходить в спячку иногда на десятки, а то и больше, лет. Пока люди в своих постоянных нуждах, все более пустяшных, алчных или разрушительных, не будили, зачастую весьма бесцеремонно врываясь в расположенные в пещерах, позже в храмах, убежища-покои. Со временем они забыли, кем Конт и его преемники на самом деле были, зачем нужны. А потом племена переселились в полисы, последние стали государствами, наиболее удачливые - империями, подопечные из слабых беззащитных существ превратились в самых страшных хищников планеты. Не нуждающихся в защитниках от клыков саблезубых кошек, пещерных медведей и гиен, или так и не ставшими действительно разумными каннибалов, Сами истребили всех, кто мог бросить вызов новым 'царям природы'. Вплоть до едва появившихся на свет детенышей. В этом было отличие от Защитников, убивавших зверей, только прямо угрожавших жизни, и не посягавших на право жить прайдам и видам даже самых опасных зверей. Люди перестали нуждаться в помощи, напротив, сами стали главной угрозой природе.
Утратив смысл существования, ковен Конта решил исчезнуть с поля зрения, раствориться в стремительно плодящемся человечестве. Порой пытаясь исправлять вызывающие наибольшее отторжения деяния людей. Но к лучшему ни суть, ни поступки недолго живущих двуногих это никак не меняло. Напротив, Защитников стали числить посланцами зла, они превратились в легенды, в коих выставлялись врагами. Которых следовало истребить. Или, по крайней мере, использовать в своих целях. Уничтожая несогласных на такое.
Потому Конт, вслед за многими, решил безвозвратно уйти по своей воле. Забыться в последнем сне, высыхая до стадии мумии, а затем окружающего известняка. Людям, избравшим в качестве врагов самих себя, он, таким, какой есть, не был нужен. Да и они ему, такие, какими стали, тоже.
Пещерка на известковом выступе в глубине обширного непроходимого болота, к северу от его последней попытки исправить людей, хотя бы в масштабе небольшого подвластного княжества. Столь же неудачная, как и все предыдущие.
Окончательный и бесповоротный вывод - если ни на что не можешь повлиять, и смысл твоего существования - беречь людей, сохранить их род от исчезновения давно пропал, тогда... Надо прекращать все это. Наиболее спокойным и незаметным путем.
Попрощался с багровыми, оранжевыми, малиновыми, всеми - с красноватым отливом - звездами на коричневом фоне ночного неба. Вход задвинул огромным камнем. Лег в дубовую, заботливо вытесанную домовину. И стал погружаться в тягучее, без сновидений, ничто.
Если бы не это... Если бы прошло достаточно времени, чтобы упокоить Конта окончательно. Если бы косматая семья не прорыла ход в древнее убежище. Если бы медвежонок не ткнулся носом в высохший до стадии камня костяк. Если бы не поранил нос. Если бы с него не соскользнули красные капли на мгновенно впитавшие влагу останки, тогда ... Тогда медвежье семейство пережило эту ночь, и все последующие, до поры погибнуть накатывающей холодной зимой от оружия охотников.
Стилеты пальцев сработали сами по себе, как угольная пыль от вспышки молнии. Вонзились в горло звереныша, мгновенно выкачав из него кровь и жизнь. И только после этого стало пробуждаться сознание, 'накрыв' в переходе от пустоты сном-воспоминанием об оставшейся в далеком прошлом схватке с пещерным медведем.
Это, по сути, стало отчаянной попыткой зацепиться за небытие, остаться в нем. Дремой затормозить воскрешение, развернуть процесс, вновь утонуть в ничто и нигде...
... Он был тогда молод. Очень-очень молод. В племени еще были живы внуки его внуков. Конт (или тогда его звали иначе? Память слоилась сотнями важных событий, тысячами значимых общений, миллионами встреченных лиц) ушел в кому-сон задолго до их рождения. Но узнал своих потомков сразу же. Впрочем, здесь почти все, за исключением вновь принятых чужаков, были родней.
Разбудили его из-за семейки пещерных медведей, огромных, весом от полутонны, тварей. Пришедших поохотится на оказавшихся безопасными для них двуногих, удачно для себя истребив за пару дней половину мужчин долины - почти всех охотников. Глава рода пытался лично затрофеить шкуру огромного самца и тем оставить память о себе как о великом вожде и добытчике. Но напрасно положил призванных в помощь лучших воинов. Сам погиб, защищая от разъяренного сопротивлением и одуревшего от бойни хищника убегающих женщин и детей. Те успели по узкой тропке забраться на гору, к заветной пещере. В которой уже ворочался ее обитатель, пробуждаемый близкой болью, отчаянием, смертью родных людей. И пробивающимся через трещины и щели притягательным, одуревающим ароматом крови.
Камень-загородку тогда он вывернул-обрушил сам.
Обвел бельмами отшатнувшихся людей, вместо спасения от смерти столкнувшихся с физически ощутимой волной ненасытного голода, еще большим ужасом, чем понятный в своей ярости зверь-людоед. Взгляд в ложбину. Косматое чудовище рвет тела воинов, целиком заглатывая оторванные руки, голени, перемалывая костяки.
- Не для себя это делаю, и не ради своей семьи. - Спохватилась, стала вспоминать мантру-заклинание ставшего сверхсуществом предка старая шаманка. - Но для того, чтобы спасти все племя...
Сбилась, потому как заклинаемый исчез. Вот тут стоял - и уже его нет. Крикнула в отчаянии в никуда, - Нет у нас иной надежды, чем ты!
Ее внучка с огромными, чуть ли не в пол-лица, глазами ткнула пальцем вниз.
Там кипела схватка. Впрочем, схваткой это вряд ли стоило называть. Забой скота.
Медведь не обратил внимания на мелькнувший тенью перед ним худенький безоружный силуэт. А через мгновение харкнул красной слюной из пасти и кровавым выплеском из разорванного горла. Прохрипел - рева уже не получилось, повернул башку, стремясь уследить за мелькающим на грани восприятия призраком. А тот, хватанув в движении багровой влаги, на лету вылакав не успевшие упасть наземь брызги и куски гортани, взлетел на возвышающуюся выше его роста холку. Словно в зыбучий песок, в шкуру воткнулись превратившиеся в стилеты пальцы, пробивая мускулы, круша ребра, ломая позвоночник. Хищник, ставший горой мяса, жертвой, обрушился на тела тех, кто был жертвой и едой для него. А вампир, скатившись с туши, словно с горки, приник к хлещущему из горла кровавому фонтану, не собираясь упускать ни капли живительной влаги.
Остатки племени осмелились спуститься к месту побоища только после того, как отшельник насытился и ушел по следу самца за его семьей. Медведицу и пестуна тоже пришлось убить, иначе потерявшему добытчиков роду не хватило бы еды до нескорой весны.
Отправляясь спать в убежише-пещеру, Защитник, после насыщения выглядевший погрузневшим в нездоровую полноту юношей, обнял свою правнучку-старушку и наказал. - Не идите на поводу у мужчин. Будет хоть тень опасности, не позволяйте им геройствовать, зовите... Иначе может сложиться так, что уже некому будет меня будить. Да и если племя погибнет, мне возвращаться в этот мир незачем...
... Может быть, Конту удалось бы через сон-воспоминание вернуться в соскользающую в смерть кому. Но в столь неудачно определенную берлогой пещеру вернулась медведица. Почуяла смерть детеныша, взревела, однозначно определив обидчика, бросилась на карикатурно напоминающий человека скелет. Ударила лапой, отшвырнула бы, но когти вампира впились в шкуру, он повис, словно рыба-прилипала на акуле, высасывая через клыки-кровососы жизнь ... Иссушив, через секунды встал над трупом бледным обнаженным юношей. Встряхнулся. Прислушался к себе. Грань была преодолена: он окончательно проснулся. Для новой попытки анабиоза следовало восстановить силы до той критической отметки, когда изобилие пищи неминуемо погрузит в дрему, иначе неутоленный голод будет гнать его в бесконечном поиске еды. Потому перешагнул мохнатую шкуру к не вовремя прорытому медведицей лазу.
Звезды встретили багровыми, малиновыми, иными оттенками того же колера с отсвечивающего коричневым небосклона. Красным разной насыщенности были деревья, трава, камни, земля с яркими всполохами мелких зверей и птиц. Других цветов Конт не видел очень давно. С тех пор, когда перестал быть человеком.
Ночь
Под звездным небом царило лето, причем гораздо более теплое, чем в пору ухода. Климат значительно смягчился, на месте непроходимой топи вырос лес. Дубы с изрезанной трещинами корой, овальные, словно древние щиты воинов, листья грабов, причудливые - кленов и ясеня.
- Века. - Оценил прошедшие эоны. - А может, тысячелетия.
За это время наверняка сменились племена, языки, обычаи. Разве что, суть людей вряд ли улучшилась.
'Нужна одежда'. Не как спасение от холода. Конт и стужу, при которой птицы замерзали на лету, не ощущал. Куртка, штаны, шляпа прикрывали от дневного света. Попадания прямых солнечных лучей на кожу вампир опасался. Косвенно, отражением, или в тенечке, еще ладно. Особенно, когда сыт. Ну и как приличие-маскировка при общении с людьми, вряд ли кто будет нормально общаться с обнаженным незнакомцем. А люди здесь были. Их присутствие ощущалось на расстоянии, причем не столько отголосками с далекого хутора, доносимых ветром запахами жилья и пота, раздражения и усталости. Сколько пропитавшей пространство болью и смертью, которые отшельник чуял за многие версты, как акулы в океане - пролитую кровь. Люди нисколько не изменились. Снова убивали друг друга. Стоило ли просыпаться, чтобы снова видеть все это? Проклятье медведям! Впрочем, уже заплатившим жизнями за свою неудачливость...
Недалеко отсюда тоже умирали. Двое. Один уже затих, сердце содрогнулось в последний раз, остановилось. Второй крайне близок к этому. Может, у них найдется уже явно ненужная им, но подходящая возвращенцу одежда?
Следовало поторопиться, пока первые лучи солнца не залили горизонт невыносимым ультрафиолетом. Если кожу не прикрыть, день придется терять, пережидая его в пещере. А повезет прибарахлиться, эти часы можно будет с пользой потратить на разведку вновь обретенного мира. В первую очередь, для поиска еды. Затем - новое убежище, чтобы спокойно, без треволнений и боли, все же покончить с изрядно надоевшим существованием.
Ничего большего Конту не требовалось...
... Не повезло.
Двое раздетых догола и уже мертвых мужчин в истоке глинистого оврага, слегка присыпанных землей, закиданные не успевшими засохнуть ветками. У обоих руки перехвачены сзади обрывками пеньковой веревки. На шеях лиловые полосы от удавок. Убиты без пролития крови, что Конт оценил. Такой обычай 'достойной смерти', обязательно без повреждения кожи, был в чести у степных народов. И введен в традицию во 'времена оно' вампирами, оберегавшими кочевые племена. Потому как запах крови подопечных взрывал эмоции Защитников, кратно ускоряя мышление, реакции и неуязвимость. Это полезно в условиях боя, но было излишним при казнях. А вот вкус человеческой крови, напротив, очень быстро лишал разума и превращал в маньяка-убийцу. Потому те, кому выпадала такая незавидная доля, избирали быстрый, пусть и мучительный суицид - сгореть в пламени, от солнечных лучей. Или, если повезет с помощниками, от осинового кола в грудину. Кто не успевал умереть и сходил с ума, становился объектом клановой охоты. Друг друга вампиры чувствовали за сотни километров. Отступников - за тысячи.
Ни тех, ни благодарение судьбы, других Конт сейчас, не ощущал. Но следование традициям, то, как казненные приняли смерть, принял как добрый знак. Однако проблема с одеждой осталась. Компенсацией - однозначно определилось направление, где ее можно решить.
Хутор в полуверсте. Откуда задушенных и приконвоировали.
Хороший дом с деревянной крышей. Постройки, огород с наполовину неизвестными растениями, сад, где груши, яблони и вишня перемешивались с подступающим подлеском. Добрая усадьба, отличающаяся от времен, что помнились, богатыми стеклянными, впору князю, окнами да обилием железных изделий во дворе - от лопат до плуга. Три обитателя внутри. Одна - снаружи, в запертой клети, по тусклому отсвету ее сути - рабыня или пленница. Очень приличный хлев, коровы, лошади, бычок, в пристройках - птичник, рядом свинарник. Животных более чем достаточно до грани, когда насыщение неминуемо потянет в сон. Так что первая проблема - с едой, решена.
Да и промежуточная - с одеждой, тоже. Тайник нашелся между раскидистых елочек, в полутора десятках саженей за внахлест, жерди на опорах, ограды. Пахнущий одеждой казненных, почему сразу и был обнаружен. 'Глухие', почти без пуговиц, коричневатые рубахи. Шаровары на подвязках того цвета. Смешного вида матерчатые шапки. Сапоги. Причем подходящего размера. Плюсом, кусок ткани - обмотать голову с лицом как спасение от солнечных лучей, и, о чудо, даже перчатки! Много разных бумаг, часть похожа на маленькие, в один разворот, книжки, другая - на вычурно разрисованные векселя.
Было и оружие. Изящные пистоли. Смешные своей худобой и малым калибром пищали. Округлости небольших, как детские игрушки, бомб. Десятки медных однотипных цилиндриков, в которых угадывались пули. Всем этим Конт интересоваться не стал. Он сам по себе был оружием.
Тело прикрыто, солнца можно не боятся, даже если придется гулять или сражаться под открытым небом. Потому Конт решил переждать светлое время в усадьбе. Понятно, не в тайнике, куда хозяева в любой момент могли наведаться. А рядом, понаблюдать за ними, изучая язык и обычаи, зарывшись в горы сена на чердаке. Да и еда под боком мычит, что никогда не лишнее.
А потом останется только найти убежище. Где-нибудь подальше от людей и медведей.
День
Семейная пара и взрослый сын с утра занялись не поменявшимися за прошедшие века хлопотами по хозяйству. Покормить-выпоить скотину, подоить коров, собрать яйца из-под всполошенных каждодневным грабежом кур. Разговаривали на сильно изуродованном, но смутно знакомом языке. Узница оставалась под замком, ей даже пить не дали.
К полудню началось интересное - прибыли гости. На чем-то фырчащем и воняющем земляным маслом. Четверо на двух железных самобеглых механизмах. Вот им узницу и выдали. Вывели, сдали с рук на руки. Посадили внутрь, в стальную коробку.
А дальше, после того, как пленница перешла от одних к другим, она мстительно выкрикнула в сторону новых владельцев ее тела фразу о тайнике, где хуторские прячут оружие и деньги.
- Нет ничего такого, пан герр офицер! Врет комиссарша! - Испугался хозяин. - За нее вот денежки ваша власть обещала, это да. А другие у нас в лесу откуда?
- Деньги, советские, четверть миллиона! - Перебила его женщина. - И мой наган, 'светка' еще и ППШ ребят убитых!
- Еще Светка? - Уточнил старший кондотьер. - Тут еще одна пленная? Тоже командир?
- Где?! - Надвинулся 'пан герр офицер' на хозяина.
- Нету! Клянусь господом Богом, врет она! Ничего такого нету!
- Там. - Видимо, указала направление пленница. - Они туда все таскали, и деньги там, много денег.
- Искать! - Двое солдат ринулись исполнять приказ.
Если бы тайник остался в нетронутом виде, возможно, его бы не обнаружили. Но Конт не заморачивался восстановлением маскировки. Прикрыл лаз наспех, как получилось.
Доски, едва прикрытые слоем дерна, отлетели, открыв провал входа, к которому обратилось всеобщее внимание. Хозяин горестно выдохнул. Прошипел в нос. - Кончать надо было эту стерву. Ой, дурак позарился... Выслужиться решил...
Неожиданно для всех в дело вступил забытый всеми младший селянин, все это время державшийся на периферии событий, в сторонке и сзади гостей.
Три быстрых шага к стоящему спиной офицеру.. Клинок у его горла. Вторая рука удерживает шиворот мундира.
- Всем стоять! Или я его кончу!!
Суматошный лай посаженного на цепь перед приездом гостей пса, под утро позорно продрыхнувшего приход тихого и ничем не пахнущего вампира.
- Сынок, ты что, не надо... - Просипел посеревший лицом хозяин.
Поздно, к истекшей минуте нет возврата.
Кондотьер, уводя горло, ударил затылком в нос нападавшего, сразу обваливаясь на него и перехватывая руку с ножом.
Выстрел
Хрип старика.
Недолгая возня борьбы, топот ног, выстрел.
Еще выстрел.
Затихающий предсмертный визг кобеля.
И еще один выстрел, заткнувший вопль упавший на колени, схватившейся за выбившиеся из-под платка волосы селянки.
Что-то про рабов, или славян, от ругающихся гостей. Недолгие сборы с перетаскиванием добычи из тайника, все это на фоне истеричного, захлебывающегося смеха пленницы. Взрыкнули моторы. Удалились за поворот, затихли вдалеке. И Конт нежданно-негаданно стал полноценным и единственным хозяином поместья.
Вечер
Подвела его уверенность в том, что уехавшие больше не появятся. Зачем? Пленницу забрали, тайник разграбили, зачем им еще сюда, в глубину леса, возвращаться? По крайней мере, в те же сутки... А на следующие Конт наметил отсюда выдвинуться. Подальше от людей и медведей, лучше всего за студеное море на севере, где, как рассказывали, случается, солнца не видно по полгода. Что не склонного к загару затворника вполне устраивало.
А до этого, укутав голову холстиной, пробежался по двору. Морщась, оттащил трупы в тенек, к завалинке, подивившись пробивной силе малых калибром пуль. Аккуратные отверстия, в отличие от ран современного ему порохового оружия, оставлявшего в телах разверстые кратеры. 'Допил' еще не свернувшуюся кровь из дернувшегося последней конвульсией пса. Не самая лучшая пища, но зачем добру зря пропадать? Покосился на одежку покойников. Сравнил со своей. Здраво решил переодеться. Во-первых, выше качеством. Во-вторых, в любом случае лучше передвигаться не в военной форме. Тем более, принадлежащей одной из сражающихся армий. Тем более, скорее всего, вдобавок еще и проигрывающей.
Хозяин поместья, судя по виду, весил на добрый пуд больше отшельника. Его нервный сын, на полтора-два. Но вампир выбрал старика - на пожилых везде и всюду обращали меньше внимания, а превратишься в молодого, так и в кнехты могут попробовать забрить. Недостаток массы Конт добрал, приговорив к смерти здоровенного хряка. Все равно осенью на мясо забьют, если даже каким чудом до той поры дотянет.
Отрезал с головы старика прядь волос, втянул себе под кожу. От переизбытка пищи, тем более, после многовековой голодовки, стало клонить в сон. Мимикрировать вампир отправился в хлев на сеновал. Выпустил, чтобы не мешались, на волю взбаламученных перестрелкой, запахами пороха и смерти животных. Содрал со своего набравшего вес и объем тела расползавшуюся под разбухшей костью и мышцами, словно ивовая корзина под грудой булыжников, форму. Окровавленной одежкой побрезговал, решил, выспавшись и обратившись, не спеша походить по усадьбе, порыться в сундуках, подобрать что выстиранное и покрепче.
Вновь его дремой 'перекинуло' в далекие, прежние времена. На сей раз в тот последний вечер, когда он еще был человеком. И еще различал цвета, иные, чем оттенки красного...
... Зеленые шатры елей, желтые стволы огромных сосен, теряющиеся в черном - не коричневом! - небе в льдистых уколах звезд. Отсвечивающий голубым лунным светом белый снег. Раскрашенные синими полосами трупы каннибалов, похожих на людей, но таковыми не являющимися, что шли убивать его детей. Отравленный шип в ноге, означающий, что молодому охотнику осталось жить часы, если не минуты.
Сводящий с ума, завораживающий шепот. Приказ, которому невозможно противиться.
- Пей, и ты не умрешь. Станешь вместо меня хранителем племени. До той поры, пока сам не выберешь время уйти на звездные дороги предков. Где встретишься со всеми, кого ты любил. И кто любил тебя.
В полуоткрытый рот льется одновременно соленое и сладкое, пресное и пряное, горячее и ледяное, будоражащее и успокаивающее, перекручивающее судорогой, пронзающее тело миллионом игл ... что меняет жизнь бесповоротно и навсегда ...
... На этот раз ландскнехты приехали на телеге, а не на грохочущих повозках. Видимо, потому Конт - за блеянием, мычанием, кудахтаньем местной живности их вовремя не распознал.
Насторожились, увидев, что в усадьбе уже кто-то хозяйствует. И далее по двору страхующей друг друга парой перемещались сторожко, 'на мягких лапах', с изготовленным к бою оружием. Не повезло, что оба сразу зашагнули в полуоткрытые двери хлева, где в дальнем уголке, в тенечке, развалился во сне залетный мародер.
Конта выдернул из дремы только грохот выстрела. Пулю он успел увидеть, и даже почти отклонился, но кусок плоти из плеча она все же выбила. И уже напарник стрелка нажимал на спусковой крючок карабина, а тот передергивал затвор, посылая в казенник новый патрон. Со вторым свинцовым кругляшом вампир разминулся на полдороге, наклонившись под неспешно летящий металл. Раньше, чем тот впился в деревянную стену, свернул шею одному нападавшему, сломал позвоночник другому. После этого вынырнул из ускорения. Еще двое мертвых к его личному счету. Да, они сами напали, и потому сравняли себя с подлежащими уничтожению зверьми. Но ... слишком много ему в последнее время пришлось убить людей. В разы больше, чем сберечь от нападений хищников. А вот спасать одних людей от других, он не собирался. Если иначе не могут, пускай сами разбираются. Без присутствия Конта в их жизни и в таком мире.
...
Однако!
...
Не может быть!
Но все же!!
Произошло изменение, которое вампир осознал, только отойдя от горячки боя.
Он стоял в проеме ворот.
Под лучами солнца. Клонящегося к закату, но тем не менее, нестерпимо яркого.
Обнаженный.
И не горел!!
Незащищенная кожа зашлась почти нестерпимым зудом. Но не пузырилась язвами, не расходилась черными горелыми струпьями под безжалостным ультрафиолетом. И зрение работало иначе. Глаза да, неприятно щипало. Но он мог смотреть, пусть не на само светило, но вполне терпимо видеть его периферией взгляда.
Сбывалась древняя легенда.
Предсказанное не обязательное, но возможное событие оказалось не мифом, а правдой.
Что же там было?
Напутствие-завещание тому, кто останется один: последний из клана соберет всю ранее рассыпанную по ковену мощь и потому освободится от всех ограничений.
Огня. Осины. Солнечного света.
Сводящего вампиров с ума проклятия человеческой крови.
Вновь увидит цвета. И еще много чего.
Но самое главное, умереть сможет только по своему выбору и желанию.
Абсолютная неуязвимость и мощь. До тех пор, пока не появятся новые вампиры. Ну, хотя бы еще один. Мечта всех кровососов-отступников. Благодарение богам, так и нереализованная.
И вот теперь все это досталось Конту.
Стремящемуся только к одной цели - наиболее спокойно и незаметно умереть.
Ночь
В путь, он же поиск последнего пристанища, последний хранитель отправился после заката. Не потому, что беспокоил свет. Скорее из-за нежелания даже случайно пересекаться с людьми. От встреч уклоняться, конечно, не собирался. Не дело льву уступать дорогу, скажем, суркам. Но общаться, и даже видеть тех, для кого ковен пожертвовал свое существованием ... Века и тысячелетия служения, защиты человечества ради того, чтобы они главным своим занятием сделали убийство друг друга?
Пусть дальше живут сами. Как хотят, как знают. Пробраться ночными тропами, не встречая людей, до ледяной пустыни, где их вообще нет, по той простой причине, что там жить невозможно. Только этого желал Конт.
Однако и тут не повезло.
Разгромленный обоз он обходить не стал. Сначала собирался проскочить незаметной, смазанной тенью мимо погибших и пока живых, но уже соскользнувших в кому переломанных тел.
Все же сначала остановился рядом с издыхающим, с перебитым крестцом, жеребенком. Прекратил мучения, подарил легкую смерть. Впившись клыками в набухшие артерии и выпив сладкую молодую кровь.
А потом его окликнули.
Находящаяся на последнем вздохе женщина, прижатая к земле, раздавленная перевернутой телегой. Очнувшаяся как раз в тот миг, когда вампир отнимал рот от горла животного.
Хрипло выдохнула. - Помоги!
НЕЛЬЗЯ.
Запрет встряхнул электрическим разрядом тело.
Нельзя не откликнуться на прямой призыв о помощи того, кто в этом нуждается. Если действительно можешь помочь.У этой женщины не было шансов выжить, однако Защитник не мог, не подойти к ней.
- Ты кто? - выплеснула кровавую слюну смуглая, похожая на жителей далекого средиземноморья брюнетка.
- Никто. - Подумав секунду, не стал объясняться вампир. - Меня уже почти нет.
Заторопилась, правильно понимая не слова, а начавшееся движение. - не мне, ему... И я буду за тебя молить всех богов и всех демонов, где бы...
Смолкла. Сердце содрогнулось последним ударом. Но руки продолжали удерживать полы куртки.
- Хорошо. - выдохнул Конт. Иначе ответить он не мог.
Только после этого пальцы разжались, отпустив не вовремя попавшегося пленника.
... Он опоздал. Хотя полуторасуточный путь беглеца до топкого, оставшегося от прежних времен болота преодолел за дюжину минут.
Мальчишка, скорее подросток лет шестнадцати, был уже несколько часов мертв. Вмятина в затылке, от осколка или камня. Парень, находясь в полусознании, бежал от опасности сколько мог. На бегу и умер. Не пролив ни капли крови.
Последний, нечаянно взятый долг закрылся само по себе, освободив отшельника от всех обязательств перед людьми.
Все.
Теперь, только бы больше с ними не встречаться.
Беглец от мира и судьбы запрокинул лицо к ночному небу. Черная, иногда вспыхивающая фиолетовыми, оранжевыми, рыжими бликами бездна. Может быть, где-то там тоже есть жизнь. Хотелось верить, что она лучше, справедливее, добрее, чем тот рок, что достался обоим родным племенам Конта. И человечеству, и хранителям. Хотя, может быть, ТАМ все обстоит гораздо хуже. И когда-нибудь оттуда. из безбрежных далей придет такой враг, что люди пожалеют об отринутых ими Защитниках. Если вообще до той поры сохранится память о некогда спасших от уничтожения людской род.
Пора в путь.
...
Да что это такое!
Еще один ребенок. Почти утонувший в бочажине, потому сразу незамеченный. Только бледное лицо блином еле возвышается над зеленой тиной. Вдобавок скрытое со всех сторон бурыми кочками с вялой, не отошедшей с прошлого года травой.
Лет пять, пацаненку. Видимо, старший нес его на руках, сколько хватило сил. И выпустил, уже умирая.
Мальчонка еще жив. Но ненадолго. Если не захлебнется грязной водой, то сгорит в сжигающем тело простудном жаре. Конт легко выдернул невесомое тело из трясины.
Замер. И что теперь?
Отставить, бросить ребенка он не мог. Вынести к людям, передать в подходящую семью? Попробуй найди подобную, в пору, когда своих детей сберечь и то не всем удается. Да и ребенок таким огнем горит, что никакой лекарь спасти не сможет, будь он хоть княжеский сын.
- Ну, я тебе точно не мамочка. - уточнил отшельник. - Но что же мне с тобой делать? Помрешь ведь. И все ведь я вроде уже решил! ... Но, ты ж совсем ребенок.
Глянул на бледное личико.
- Видимо, это судьба. Последний выбор мне. Передать право выбора дальше. Или не передавать.
Решился. - Ладно, живи!
Разжал хрупкие еще 'молочные' зубы когтями правой руки, стилетом левой взрезал на ней запястье. Черно-багровые, тягучие, словно плотный кисель, капли упали на тонкие бледные губы.
- Пей, пока не передумал. Может, потом ты меня проклянешь. Но сейчас я вырву тебя у смерти. А что потом ... выберешь сам.
- Я даю тебе шанс. - опрокинулся на сырой торф ликом в безбрежное небо Конт. Мысли лениво, как булыжники перемещались в вялом, обессиленном, как всегда бывало, после инициации, теле. - И шанс продолжиться Хранителям. И шанс людям. Если когда-нибудь из подземелий, глубин океанов или безбрежных космических далей явится безжалостный, непосильный для человечества враг. Тогда ты станешь скрытым козырем в этой войне. Или, если нужно будет, создашь целые колоды таких козырей.
Уже не последний вампир соскальзывал в недолгую дрему. Снова в те времена, когда он еще был человеком. Мальчишечье, но уже не совсем тело, уютно, подальще от влажной гнили, устроилось на груди Конта. Возможно, скрывавшего от себя понимание того, что он просто пожалел ребенка. Но и в том, о чем думал, тоже присутствовала правда:
- А может быть, ты сможешь помочь людям исправить сделанные ошибки. Пока есть жизнь - есть надежда на лучшее. Только смерть, уничтожение полностью этого лишает и обессмысливает все, что было раньше. Живи, пацан, Я научу тебя всему, что умею. Расскажу все, что знаю. Живи! И сделай этот мир лучше, чем тот, что я тебе передаю...