Зигфрид Золльштербен был трусом, это вам каждый скажет. Хотя нет, уже и не каждый. Из первого призыва нас в роте всего трое осталось: Юрген, Дитмар и я. Только Юргена расспрашивать бесполезно. У него теперь один разговор - о том, что лягушатников нужно давить как вшей. Оно, конечно, правильно, но как-то уже приелось. Вот Дитмар - этот мог бы рассказать, если бы вопрос расслышал. Совсем у него с ушами беда. С тех пор как взрывом накрыло - ничего не слышит, бедолага. А врачи говорят, что никакой контузии нет. Да только как же нет, когда и дураку понятно, что есть. А дураки-то у нас надолго не задерживаются. Кроме, разве что, Юргена. А Дитмар - нет, он мужик толковый. Даром что глухой, а накрытия теперь нутром чует. Можно ни о чем не беспокоиться - знай на него посматривай. Как он, значит, скрючится на дне окопа - так что из-под каски одни сапоги торчат - стало быть, и тебе пора. А как иначе? Не хочешь, чтобы тебя в землю закопали - научись сам закапываться. А кто не научился... В общем, да, всего трое нас и осталось. Зиги четвертым был бы.
Честно говоря, недолюбливали мы его. Во-первых, за то, что трус. С таким-то именем - и трус. Правда, и про фамилию забывать не стоит. Приятного мало, когда постоянно слышишь, что именно ты должен умереть. Но всему же есть границы. Понятно, что страшно - всем страшно. Но от него прямо-таки разило страхом. Нет, не в этом смысле. Мы тут в окопах ко всяким запахам притерпелись, и к этим тоже. Но вот что-то из него исходило, что ни глазами, ни ушами, ни носом не уловишь, а разве что опять-таки нутром. А зачем нам его страх ловить - нам и своего хватает. Причем ведь ни разу даже близко к нему не рвануло, а его все равно заранее трясло. Может, от этого везения он еще сильней и боялся.
А еще он приврать любил. И ладно бы врал складно, а то все как-то не по делу. Говорил, к примеру, что, мол, у себя в Гейдельберге поля изучал. Уж не знаю, что там можно изучать, да только видно же - ни в каких полях он сроду не был. С такими вот дамским пальчиками - ага, рассказывай. Меня-то не проведешь, я, до того как в город перебрался, побатрачил немало. И агрономов - целых двух видел. У обоих на руках здоровенные мозоли были. А этот наверняка и слова-то такого не знал.
И ведь после войны, небось, тоже бы всем заливал, что в атаку ходил. Как же, ходил он! Если только до ветра или под себя. Хотя это я уже напрасно - страх из него по-другому выпирал. Но то, что он все два месяца в командирском блиндаже в обнимку со своим телефоном просидел - это правда. За что ему от нас и доставалось. А разве не правильно? Положим, мы тоже из окопов особо не высовываемся, но все-таки разница есть и немалая. Я бы с радостью поменялся с ним местами, но как-то не предлагали.
Хотя, надо признать, в своем деле он разбирался. Можно сказать, любил эти проводочки, рычажки и батарейки. Целыми днями с ними возился, что-то подкручивал и припаивал. Вот я и решил, что здесь что-то нечисто. Сколько можно вокруг этой коробки крутиться? Она либо работает, либо нет. Если не работает - почини, а если в порядке - расслабься и отдыхай. А не умеешь отдыхать - так хоть почитай. Я же знал, что у него рюкзак под завязку книгами забит. А он все крутит-паяет.
Одним словом, подозрительно. Нет, не то чтобы я его за шпиона принял. Ну какой из него шпион? Ладно, допустим, он только с виду такой хилый, долговязый и неуклюжий. И стекляшки эти нацепил для отвода глаз. Но трус-то он самый натуральный, тут ошибиться никак нельзя. Но если даже он такой артист - как тогда свои шпионские сведения передает? Признаться честно, я даже за ним одно время следил, пока не догадался, что здесь что-то другое. А как догадался, просто отвел в сторонку, взял за грудки и потребовал: рассказывай!
Он сначала мялся, лопотал что-то про специальную подготовку и понятную форму, но получил пару раз по почкам и сразу все выложил. Ну хорошо, не сразу, а когда оклемался. Только вот слов человеческих он, гаденыш, для своего рассказа подобрать не сумел. Даже когда я предложил еще раз проверить его почки. И ведь видно было по глазам, что боится он меня больше, чем господина гауптмана, и честно пытается объяснить проще. Но, видать, не научили их там, в Гейдельберге, с приличными людьми разговаривать. Так дальше и нес свою ахинею. Про электричество и магниты, про какой-то резон генерала, или генерал резона - я не очень-то понял, да и какой нормальный человек это понять может? И, конечно же, опять про поля. Или про магниты в полях. Вроде как в этих полях он нашел себе невидимый щит, за которым от снарядов прячется. А сам щит потом прячет в телефонной коробке.
Глупость, скажете? Ну так не могу я понятней рассказать то, чего сам не понял. Я, может, тоже подумал, что глупость, да только снаряды-то действительно в него не попадали. Все позиции нам перерыли, а командирский блиндаж стоял нетронутый, как заговоренный. Может, эти магниты в полях - как раз такой заговор и есть? Хотя это звучит еще глупее.
Запутался я совсем, чего уж скрывать. Умника нашего отпустил с богом, благословив на прощание пенделем. А сам задумался. Только ничего дельного так и не придумал. Посоветоваться бы с кем, но вот именно - с кем? С господином гауптманом? Нет, не настолько я еще отупел на этой войне. С Юргеном? Так у него в голове одна мысль осталась - давить лягушатников. С Дитмаром? С ним, пожалуй, стоило бы, не будь он глух как тетерев. А такое на пальцах не покажешь. Вот, разве что, саму коробку ему показать? Даже если и так, то нужно сначала самому посмотреть. А то Дитмар - он мне, конечно, друг, но язык у него подвешен лучше, чем уши. Выставит дураком перед всей ротой, и тогда хоть сам под пули лезь. Нет, как ни крути, а проверить надо.
Не знаю, может быть, я так бы ничего для себя и не решил, но тут подвернулся удобный случай. Господина гауптмана как раз в штаб дивизии вызвали, а Зигфрид наряд по кухне получил. Глупо было не воспользоваться. Пробрался я в блиндаж и не долго думая развинтил ножом его заветную коробку. Бог мой, какой там у него был кавардак! Я ведь, в конце-то концов, не совсем дремучая деревенщина, телефонный аппарат и до войны видел. И вот что я вам скажу: не могло быть внутри у обычного телефона столько всякой всячины. Шестеренки, катушки, переключатели. Трубки и пирамидки какие-то. А остальное - я и назвать-то их толком не смогу.
Нет, бесполезно объяснять, это видеть надо. Я и смотрел - внимательно, все по порядку. А потом еще и зарисовал, как оно друг с дружкой соединяется. Вдруг больше случая не представится, так я хоть картинку Дитмару покажу. А покуда рисовал, понял, что какой-то резон здесь точно есть. Может, и не тот, про который мне очкарик наплел, но не просто же так, от нечего делать, он все это напаял? Может, он все-таки шпион? Поди разберись. Видать, придется еще раз с Зиги по душам поговорить. Но сначала нужно коробку в порядок привести - господин гауптман мог вернуться в любую минуту.
Через полчаса он действительно вернулся и устроил нам веселую жизнь. Как начал орать - даже Дитмар услышал. Мол, лягушатники наступление замышляют, а мы тут сидим и не чешемся. Блиндажи не укрепляем, оружие не чистим, проволоку не перетягиваем. Не рота, а стадо скотов. Мы, понятное дело, слушаем и молчим. Не в первый раз лягушатники что-то замышляют, да только кишка у них тонка наступать. Постреляют и успокоятся. Хотя, конечно, пару дней несладко придется. А кому-то больше и не придется. Ничего. Никогда. Но если об этом постоянно думать - лучше и не жить вовсе.
Наконец господин гауптман проорался и ушел к себе в блиндаж. Мы было решили, что на сегодня концерт закончен, но тут он снова заголосил. Теперь уже отдельно для нашего очкарика. Почему, дескать, телефон неисправен, что за собачье свинство такое? Бедный Зиги не знает, что и ответить. А я вот начал догадываться. Видать, где-то я за что-то зацепился, когда начинку аппарата рассматривал. Но не признаваться же теперь?
Потом господин гауптман, похоже, решил сам найти поломку и приказал Зигфриду немедленно развинтить коробку. А когда увидел все то богатство, что в нее понапихано, завопил в три раза громче. Теперь его, наверное, и лягушатники слышали. Чего он только очкарику ни наобещал! Начал с трибунала, а закончил таким, что на моей памяти в нашей роте ни с кем еще не проделывали. Но сначала велел все лишнее выбросить в яму с дерьмом, куда потом обещал отправить и Зиги, если через полчаса телефон не заработает.
Как знать, сдержал бы он свое обещание или нет? Теперь уже и не спросишь. Потому что вечером лягушатники все же начали наступление. Вернее, артподготовку. И знатно нас отутюжили. Ни до, ни после такого не припомню. И чуть ли не первым же выстрелом - мы с Дитмаром еще и зарыться толком не успели - разнесли командирский блиндаж. Добротный был блиндаж, в два наката, с толстенными бревнами. Щепки разлетелись по всей позиции. Обгорелую книжку Зигфрида я потом нашел шагах в сорока от входа. А больше от него ничего и не осталось. Разве что картинка с нутром его аппарата. Я эту бумажку так с собой по всем окопам и ношу. Может быть, из-за нее и жив до сих пор. Вдруг, это и правда какое-то заклинание? И я его, получается, у Зиги украл. И это из-за меня его...
Что если этот его щит действительно работал?
Вы, случайно, в полях с магнитами не разбираетесь, а? Может, посмотрите? Должен же быть в этом какой-то резон...