Первая зимняя непогода была воспринята, скорее, как небольшая помеха. Никто в Грантвилле и окрестностях более не беспокоился о выживании зимой. Даже с учетом притока новых военнопленных-ставших-иммигрантами, последствие битвы при Йене, там было более чем достаточно пищи и жилья.
"Жильё", конечно, довольно часто было убогим. Район, прилегающий к электростанции, стал чем-то вроде отдельного самостоятельного городка. Отработанный пар электростанции был готовым источником тепла для хаотичного скопления спешно возведенных срубов, так тесно примыкающих друг к другу, что вместе они были чем-то вроде версии "проекта" для малоимущих, адаптированной к условиям семнадцатого века. Но, при всей своей примитивности, это жилье приютит и обогреет своих обитателей во время зимы. И убожество жилищных условий превратилось в еще один стимул -- не то, чтобы немцы того времени в этом нуждались -- быстро искать работу, которая может предоставить необходимые средства, чтобы переехать в лучшее жилье.
Проблемой, собственно говоря, была именно нехватка жилья, а не недостаток прилично оплачиваемых рабочих мест. Грантвилль превратился в классический бум-таун, город, переживающий экономический бум. К настоящему моменту угольная шахта работала на полную мощность, с помощью орд вооруженных кирками и лопатами шахтеров вместо отсутствующего современное оборудование. То же самое творилось на других промышленных предприятиях, особенно в механических цехах. Даже школьные мастерские превратились в производственные мощности и студенты, большинство которых в настоящее время составляла немецкая молодежь, вследствие этого только быстрее изучали новые для них специалности.
Новые предприятия и отрасли возникали, как грибы. Большинство из них были вполне традиционного характера. Строительство, конечно, занимало почетное место. Но у Тюрингского Биргартена вскоре появились конкуренты, и немало, даже если это все еще была самая большая таверна в городе.
Провиант, в конце концов, оказался гораздо меньшей проблемой, чем опасались Майк и его люди. В дополнение к зерну, закупленному в течение осени, неожиданно объявились два новых источника провизии.
Во-первых, торговля. Совершенно загадочным образом, как это обычно и случается, распространяясь среди простолюдинов, но оставаясь вне внимания правящей элиты, слухи распространились по всей Германии. Существовало место. . .
Рынок сбыта продуктов питания, текстиля, металла, полезных ископаемых. Кажется, практически всего. Оплата в твердой валюте, золоте и серебре, если продавец того пожелает. Или, если он был поумнее, в обмен на чудесные новые продукты. Металлически изделия невероятного качества, странная шелковистая одежда; и, прежде всего, невероятные игрушки и куклы, и штучки из какого-то неизвестного вещества, называемого "пластик". Предметы роскоши! Аптеки и долларовые магазины Грантвилля, как ни странно, оказались крупнейшим торговым активом города. В немногие недели они избавились от половины игрушек и разных полубесполезных предметов обихода, загромождавших их полки в течение долгих месяцев.
Некоторые из немецких торговцев -- те, кто поумнее -- перенесли штаб-квартиры своих операций в Грантвилль. И достаточно скоро обнаружили, что инвестиции в производство еще более выгодны, чем торговля. Первум был Георг Кляйншмидт, купец, который привез первую партию гвоздей и костылей для деревянного строительства. Видя огромное количество деревянных конструкций, сооружающихся в городе, он без раздумий отказался от торговли и вложил всю немалую прибыль от последних операций в строительство заводика по производству гвоздей. Его партнером был Кит Трамбл, американский торговец автомобилями. Американец, понимая, что бизнес, которым оз занимался раньше, малоперспективен в новых реалиях, предоставил офисные и складские помещения дилершипа в качестве первоначального взноса в новую компанию. В то время, как другие его коллеги-автодилеры стонали, жаловались и стекались, как стадо, на митинги Симпсона и компании, Трамбл приветствовал новую реальность в хорошем настроении. Хоть производство гвоздей и было более грязной и трудной работой, чем его старый бизнес, но, по крайней мере, у него не было больше необходимости лгать или торговаться со своими клиентами. Каждое утро у дверей его конторы стояла очередь из покупателей.
Другой источник пищи принес чистую и незамутненную радость западновирджинсой деревенщине. Осень была сезоном охоты на оленей. Но в Тюрингии семнадцатого века...
Лицензия? Что это такое?
Ограничения? Нет. За исключением, конечно, строгого запрещения охоты на землях, принадлежащих аристократии, которые включают в себя большую часть леса...
Нахер гребаную аристократию. Если им это не нравится, пускай попробуют арестовать нас.
Тюрингенвальд изобиловал дичью. И олени были совершенно непривычны к винтовкам, которые могли поражать цель в нескольких сотнях ярдов.
Только Джулия Симс добыла достаточно дичи, чтобы прокормить сотни людей. Но этот подвиг, по крайней мере, в ее глазах, затмили достижения ее нового бойфренда. На следующий день после того, как Алекс вернулся из Вюрцбурга, Джули взяла его на охоту. Она вооружилась своим излюбленным Remington .308, но Алекс удовлетворился двустволкой, заряженной пулями.
Джулия издевались над его выбором оружия. Но Маккею было наплевать. У него не было шансов, так или иначе, сравняться с ней в точности стрельбы. И, по правде сказать, олени мало его волновали. Маккей, в отличие от Джулии, был знаком с лесами своего времени. Он носил ружье на случай...
Когда кабан выломился из чащи, Джулия не ударилась в бегство. Но она потратила недопустимо много времени, пытаясь прицелиться из дальнобойной винтовки. Неважно. Маккей абсолютно невозмутимо завалил зверюгу на пяти ярдах. Бах, бах. Джулия не переставала говорить об этом в течение недели.
Ее хвастовство спровоцировало первую дуэль в современной истории Грантвилля. Ее бывший бойфренд, Чип, до сих пор дувшийся и лелеявший свои сердечные раны -- по правде говоря, уязвленную гордость, так как в нем было столько же романтических чувств, сколько в жабе -- окончательно обиделся.
Подогреваемый излишним количеством пива, употребленного за один вечер, Чип счел нужным бросить вызов Маккею прямо в Тюрингер Биргартене. Шотландец, джентльмен, даже если он и был незаконнорожденным, естественно, принял вызов. Он, наверное, поступил бы так же, даже если бы он не употребил больше, чем следовала, фирменного напитка, подававшегося в Биргартене.
Путаница началась немедленно. Чип, футболист взращенный на американской диете двадцатого века, было гораздо крупнее, чем маленький шотландец. Итак, смело бросаясь в бой, он могучим ударом кулака снес Маккея с ног.
Даже не потрудившись осведомиться у оскорбленной партии о выборе оружия!
Маккей, возмущенный нецивилизованным поведением американца, сразу сделал свой выбор оружия. Он вскочил с пола (удар в лицо? человека, который только что был у дантиста?), выхватил саблю и начал гонять Чипа по залу.
Прогресс был медленным, как для преследователя, так и для преследоваемого. Чип, разумеется, бросился в толпу, как если бы он был находился на поле для игры в американский футбол. Это потребовало немалых усилий, поскольку толпа быстро росла по мере того, как слухи распространялись на окрестных улицах. Драка! Драка!
Маккей, к счастью, не использовал саблю для того, чтобы расчистить себе путь. Неизменно вежливый, несмотря на все опьянение и снедающую его страсть к смертоубийству, он просил заядлых зрителей отойти в сторону. Когда это наконец-то случилось, примерно через две минуты, он загнал Чипа в угол зала, отведенный под бильярдные столы.
Чип, конечно, теперь тоже был вооружен. Он бросился на Маккея, размахивая бильярдным кием. Увы, он быстро обнаружил, что кий -- поистине жалкое оружие против вооруженного саблей опытного кавалериста, даже сражающегося, стоя на твердой земле. Кий в считанные секунды превратился в охапку лучины.
Казалось, конец близок.
К счастью, в происходящее вмешался один из подручных Дэна Фроста. К сожалению, этим подручным оказался Фред Джордан, который, как выяснилось, впитал, пожалуй, слишком много взглядов на жизнь, характерных для его шотландских друзей (и не меньше немецкого пива, так как он был вне службы). Он громогласно объявил сделанный Маккеем выбор оружия законным и легитимным и приказал продолжать поединок. С той оговоркой, конечно, что Чипу тоже должна быть предоставлена сабля.
Неразбериха увеличивалась. Чип не имел сабли. Десяток шотландских кавалеристов тут же предложил ему свои собственные во временное пользованище. Неразбериха свирепствовала зимним штормом, усиливаемая издаваемыми Чипом криками возмущения и негодования. Как выяснилось, юный храбрец ещё и не умел пользоваться саблей.
Маккей, неизменно джентльмен, сразу изменил выбор оружия в пользу пистолетов. Подсыпая соль на рану, он предложил, чтовыступит с колесцовым пистолетом против любого современного пистолета по выбору чипа. На любой дистанции, избранной американцем.
К этому моменту участники начали постепенно трезветь. К этому моменту Алекс был в холодной ярости. К этому моменту Чип не был. Юный Чип, с опозданием, понял, что бахвальство бывшего капитана футбольной команды средней школы не могло сравниться с обдуманным намерением профессионального солдата.
Колесцовый пистоль против современного пистолета? На любой дистанции? Принимая во внимание характер участников, исход обсуждения был предрешен.
"Он хочет меня убить!" -- завопил Чип.
В огромной толпе, заполнявшей заведение к этому моменту, тут и там раздались недоброжелательные комментарии. Многие из них -- сыпя соль на раны оскорбленного самолюбия -- исходили от американцев, имевшихся в толпе. "Скатертью дорожка" был особенно популярен. Наряду с "не можешь -- не выдрючивайся" и "семь раз отмерь".
К моменту появления Дэна Фроста в толпе принимали ставки в пользу шотландца. Но Дэн немедленно прекратил все это. Городские законы, пояснил он, запрещают дуэли.
Макей, будучи неизменно законопослушным человеком, сразу же предложил перенести поединок в лес, за пределы городской черты. Ставки в ещё большей степени склонялись в его пользу.
Но тут появился Майкл и внес поправку в закон. Запрет дуэлей, и точка. По всей американской территории.
"Как скажете, мой господин" -- был ответ Маккея. Сухо поклонившись, он вышел вон, так и не взглянув на своего бывшего противника.
Противник, со своей стороны, провел следующие несколько дней в попытках добыть честь (если не славу) из своего участия в этой истории. Безуспешно. Даже его ближайшие друзья по футбольной команде не поддержали его.
"Хорош херню пороть", сказал Кенни Уошоу, бывший нападающий школьной команды. "И, заодно, повзрослей уже наконец. Иначе быть тебе говночерпием до конца твоих дней".
"Сколько уж их у тебя осталось", -- добавил бывший защитник по имени Стив Эрли. И немилосердно добавил: "А осталось их совсем немного, если ты продолжишь наезжать на парней, которые носят сабли и проводят часы в зубоврачебном кресле без обезболивания. И меня не волнует их рост, какими бы крошками они не были. "
Симпсон, конечно, постарались создать проблему из "дуэли". Ещё один пример беззакония, спровоцированного режимом Стернса!
Но попытка не удалась. В конце концов, никто не пострадал, исключая синяк под глазом Маккея. И, опять-таки, Симпсон недооценил свою аудиторию. Деревенщина имеет свое понятие о справедливости -- юмористическое, но одновременно мрачное -- и их симпатии явно склоняются на сторону забияки, который показал местному хулигану, кто есть кто и что к чему.
Кроме того, этот скандальчик померк перед новозтью о прибытии представителя клана Абарбанелей из экзотического и далекого Стамбула. Половина города вышла на улицы, чтобы приветствовать его. Ну, половина американцев.
Некоторые из них, конечно, были там в качестве официальных лиц. Но большая часть толпы, на данный момент, была совершенно не заинтересована в высоких вопросах финансов и внешней политики. Один вопрос, и только однин вопрос занимал их умы.
Запасы кофе в супермаркетах Грантвилля были исчерпаны две недели назад. К ужасу американцев выяснилось, что здесь и сейчас кофе был почти неизвестен. По сути, он мог быть приобретен только в одном месте.
Турция.
Так, несколько растерянный дон Франсиско Наси обнаружил, что его первым, чем ему пришлось заняться по приезде, были переговоры об организации торговли кофе.
Не то, чтобы его это сильно сбило с толку. Франциско был моложе других недавно прибывших в Грантвилль представителей семейства Абарбанель. Ему только что исполнилось двадцать шесть. Однако вскоре стало ясно, что он в полной мере унаследовал таланты не только своего деда, но и прославленного матриарха семьи, доньи Грасии Мендес, создательницы состояния этой ветви Абрабанелей.
В течение недели после его прибытия, в ходе почти непрерывных переговоров с Майком и комитетом, Франсиско твердой рукой направлял делегацию представителей семейства Абрабанелей. Возможно, из-за того, что он был воспитан в мусульманской Турции, Франциско гораздо меньше, чем Моисей или Самуилм опешил от несомненно диковинного характер американцев и их нового общества.
"Кого это волнует?" -- вопросил он. Худощавый симпатичный молодой человек изучал лица других евреев, собравшихся в гостиной Ротов. Сами Роты отсутствовали. Они решили, что вежливость требует дать Абрабанелям возможность обсудить семейные дела в узком кругу.
Какое-то мгновение Франциско смотрел на Ребекку. Можно сказать, что в его взгляде метнулась слабая тень. Даже в далеком Стамбуле прослышали о красоте и интеллекте дочери доктора Бальтазара. Кроме всего прочего, семья ещё и предписала Франциско найти себе в этом путешествии невесту.
Но, если эта тень и не была выдумкой, она мгновенно исчезла. Несмотря на свою молодость, Франциско был опытным дипломатом и подающим надежды политиком, а не влюбленным пастухом. Он никогда испытывал проблем с тем, чтобы посмотреть правде в глаза. И сидящий в нем хладнокровный ученик Макиавелли видел и другую сторону вопроса. Американцы скоро будут связаны с ними кровными узами, в дополнение к торговым и дипломатическим контактам. Франциско верил в узы крови так же непоколебимо, как он верил в восход солнца. В конце концов, они столетиями поддерживали его семью на плаву.
"Посмотрите в лицо реальности" -- приказал он -- "Где еще, с тех пор, как династия Альморавидов в Сефараде, нам делали такое предложение?" Он потянулся к своей чашке и отхлебнул драгоценный кофе, который он привез с собой.
После паузы: "Нигде. Даже в Османской Империи. Как вы знаете, наши дела во владениях Оттоманов идут хорошо. Очень хорошо. Но даже там мы до сих пор живем только по милости султана." -- Он щелкнул пальцами -- "Новый султан..."
Он оставил предложение неоконченным. Продолжать не было необходимости. "Есть время и для смелости" -- заявил он -- "Сейчас наступило такое время".
Он обратился к Моисею, который оказался самым нерешительным из всех представителей разных ветвей семьи. Это было неудивительно. Его ветвь семья жила в логове Габсбургского зверя.
"Вы можете оставаться в тени" -- заявил Франциско -- "Американцы, в любом случае, не пытаются получить товары из католических областей. Только кредит -- который вы можете легко предоставить и втайне".
"Они настаивают на абсурдно низком проценте по кредиту" -- проворчал Моисей.
Ребекка начала было говорить, но ее отец заставил её замолчать быстрым касанием ее руки и предостерегающим взглядом. Позволь Франциско разобраться с этим. Ты не беспристрастна в этом вопросе, и все это понимают.
Франциско допил кофе и пожал плечами. "Ну и что? Воспользуйтесь их предложением, раз такое дело. Инвестируйте. Я и сам намерен сделать это. Мы достаточно долго были ростовщиками."
Моисей и Самуил обменялись нерешительными взглядами. "Это... так не принято" -- пожаловался Самуил.
"Да, так не принято" -- ответил Франциско. Резко: "Принято, когда евреи одалживают деньги владыкам или выступают в роли откупщиков налогов или арендаторов для аристократов-христиан. Затем, когда князья покончили с их войнами или крестьяне восстали -- евреев делают козлами отпущения".
Он поставил чашку на стол с такой силой, что чуть не разбил блюдце. "Хватит, скажу я вам! Я располагаю полной поддержкой турецких Абрабанелей". Он был достаточно вежлив, чтобы не добавить " могущественнейшей и богатейшей ветви семьи". "Независимо от вашего решения, я свое уже принял. Конечно, мы предпримем все необходимые меры предосторожности. Нет смысла публично дразнить христианских правителей. Но мы предоставим американцам поддержку, о которой они просят. Твердая валюта, кредиты, торговля, инвестиции".
Франциско сделал паузу, и принял собственное окончательное решение. "Более того. Мы начнем иммигрировать сюда. Я сам останусь здесь. "
Это заявление заставило всех замереть. Франциско был восходящей звездой на небосводе Абарбанелей. Если бы он остался в Стамбуле, ему была бы гарантирована жизнь, полная власти, роскоши и великолепия.
Возможно, он читал их мысли. Он улыбнулся. "До следующего султана..."
Улыбка исчезла, сменившись настолько суровым выражением, что оно казалось совершенно неуместным на его молодом лице. Его взгляд опять обратился на Ребекку.
"Есть ещё одно условие," заявил он сухо.
Ребекка вдохнула так резко, что почти зашипела. Она прекрасно знала о матримониальной цели визита Франциско в Тюрингию. Не нужно было быть гением, чтобы догадаться об этом, даже если бы ее отец не был уведомлен заранее.
Она вдруг поняла, что отчаянно борется сама с собой, пытаясь не дать испытываемому ей гневу отразиться на лице. Она была шокирована пониманием того, насколько сильно она усвоили американский взгляд на вещи. Если этот человек думает, что он может потребовать...
Франциско, как будто читая ее мысли, покачал головой. "Когда должен быть заключен твой брак с Майклом Стернсом?" -- спросил он.
Вопрос застал Ребекку врасплох. "Я.. мы..." - забормотала она. Затем, спокойно: "Мы еще не выбрали дату."
"Ну так выберите" -- приказал Франциско -- "Это и есть мое условие."
Ребекка уставился на него. Это был один из немногих случаев в ее жизни, она не могла произнести ни слова.
Строгое выражение лица Франциско смягчилось. "Пожалуйста, Ребекка. Сделайте это сейчас. Для всех нас." -- Он развел руками, как бы объясняя очевидное -- "Я верю в кровные узы".
Моисей и Самуил, в полной соответствии со своей природной осторожностью, усиленной воспитанием, так и не приняли решения в этот вечер. Но всем было очевидно, что заявление Франциско закрыло вопрос.
Встреча закончилась вскоре после этого. Ребекка пришлось уйти. Ее дискуссионное телешоу опять было в эфире этим вечером. Франциско проводил её к дверям и и предложил сопровождать ее в школу.
Ребекка колебалась. У нее не было ни малейшего желания обидеть Франциско. Или оскорбить его самолюбие. Так что какое-то мгновение она бормотала объяснения, что Майкл всегда провожал её...
И снова Франциско проявил свой талант чтеца мыслей. "Он производит впечатление великолепного образчика человеческой породы" -- сказал он мягко -- "мы, турецкие сефарды, знаете ли, вполне привыкли к межконфессиональным бракам".
Улыбка Ребекки потеряла застенчивую нерешительность. "Спасибо, Франциско. Можете верить, можете не верить, но если бы обстоятельства сложились бы по-другому7, я была бы более чем счастлива стать вашей женой. Я думаю, что вы не менее великолепный образчик человеческой породы".
Он кивнул, со всем апломбом придворного, воспитанного в формальностях султанского двора. "Я благодарю вас за ваши слова, Ребекка Абарбанель".
Ребекка отбросила в сторону сомнения. "Но у меня есть кузина в Амстердаме. Она очень красива, очень умна, и ее зовут..."
Франциско поднял руку. "Пожалуйста! Дайте мне день-другой лелеять мое горе" -- усмешка убрала остроту из его фразы. Потом задумчивое выражение вернулось на его лицо.
"Кроме того" - размышлял он вслух -- "на данный момент было бы правильнее отложит эти вопросы в стороне. Я приехал сюда, чтобы остаться здесь навсегда. Возможно, мне следует подумать о том, не будет ли рациональным последовать вашему собственному примеру. Узы крови ".
Колебания? К черту!
"Даже лучше!" Воскликнула Ребекка. "У меня есть знакомая школьная учительница, Джина Мастроянни, из очень хорошей семьи, как американцы оценивают такие вещи. Она стала моей доброй подругой, она еще красивее, чем моя кузина, да и умнее, если честно говорить, и..."
Франциско к этому моменту хохотал в голос. "Отвяжись!" -- приказал он -- "Позже!"
Ребекка послушно припустила вниз по ступенькам. Но, к тому времени она достигла нижней ступени, её настиг новый приступ энтузиазма. Она обернулась.
"Не пропустите шоу сегодня вечером, Франциско! Там будет обсуждаться прекрасная возможность инвестировать! Смотреть! "
"Как ей это удается?" -- ворчал Пиацца. Как обычно, он участвовал в круглом столе, проходившем в прямом эфире в студии звукозаписи.
Сидя рядом с ним, Майк усмехнулся. "В чем дело?" -- прошептал он -- "думаете, телевизионные боссы, которых мы оставили в старом мире, не говоря уж о спонсорах,- офигели бёт этого шоу? Сочли его неподходящим для широкой аудитории "?
Пиацца насмешливо хмыкнул. Он начал было отвечать, но замолчал. Шоу начиналось.
"Приветствуем вас на сегодняшней дискуссии за круглым столом" - начала Ребекка. Она практически подпрыгивала на стуле от восторга. "Сегодняшнее вечером шоу, я думаю, будет великолепным!"
Она представила участников, быстро указывая на них пальцем. "Большинство из вас, конечно, уже знает многократного участника нашей программы, Грега Феррару. Рядом с ним Олли Рирдон, владелец одной из металлообрабатывающих мастерских Грантвилля. А рядом с ним Джерри Трэйнер. Джерри -- зять Квентина Ундервуда и учился в университете по специальности 'химическое машиностроение' до того, как Огненное кольцо, гм, прервало его образование".
Раздался смех аудитории. "Но он успел достаточно много изучить, я уверена!" -- сказала Ребекка твердо. Затем, моментально перейдя на немецкий, повторила то же самое вступление. Когда она снова заговорила по-английски, ее энтузиазм, казалось, ещё усилился.
"Сегодня вечером мы собрались здесь, чтобы обсудить их предложение по строительству химического завода, и они объяснят важность этого предприятия для нашего будущего." -- и, по-щенячьи подпрыгивая от возбуждения -- "Особенно, серной кислоты! Разве это не великолепно?"
"Как ей это удается?" -- вопросил Пиацца -- "Хуже всего то, что удержит всю проклятую аудиторию этого проклятого шоу у проклятых телевизоров, бьюсь об заклад".
И, действительно, так и произошло. По крайней мере, если говорить о немецкоязычной части аудитории. Некоторые американцы заскучали и отвернулись от телевизоров. Но ни один немец.
Через полчаса после начала шоу, наблюдая Грега Феррару, рисующего на доске диаграммы, поясняющие решающее значение серной кислоты практически всех промышленных химических процессов, немецкий фермер повернул лся к человеку, сидящему рядом с ним в Тюрингском Биргартене. Взгляд его соседа по столу, немецкого шахтера, был прикован к одному из подвешенных на специальных кронштейнах телевизоров, разбросанных по всему огромному залу.
"Это опасно" -- отметил фермер.
Шахтер фыркнул. "Опаснее угольной шахты? Да ещё и с учетом такой заработной платы, как они говорят? "Он опустошил кувшин в свою кружку и огляделся в поисках официантки. "Кроме того..."
Он увидел женщину, которую искал. "Гезине -- битте!" Он помахал пустым кувшином -- "Унд телефон!"
Не прошло и минуты, как Гезине появилась с кувшином свежего пива в одной руке и беспроводным телефоном в другой. Шахтер подхватил второй так же привычно, как и первый. К настоящему моменту он уже был "американским старожилом". Телефоны были просты в обращении.
Когда начались ответы на звонки телезрителей, шахтер был первым, прорвавшимся через диспетчеров. Сидя в студии, Ребекка внимательно выслушала его вопрос, разносившийся через громкоговорители. Так как большая часть вопроса была по-немецки, она перевела.
"Он хочет знать, предлагаете ли вы сотрудникам возможность покупки акций".
"О, конечно," -- немедленного отреагировал Олли Рирдон -- "Последнее время вы не можете найти работников, если не предлагаете возможность приобретения акций." Владелец мастерской заметил Майка в аудитории и усмехнулся. "И мы даже не собираемся пытаться удержать UMWA от организации профсоюза на заводе. Нам не нужно войн ещё и по этому вопросу".
Аудитория разразилась хохотом.
"И опять ей это удалось" -- пробормотал Пиацца. Но он тоже смеялся.
Вечером того же дня Майк ни в малейшей степени не обрадовался услышанному.
"Ребекка, ты никому не должна позволять говорить тебе, что тебе делать" -- прорычал он. Сидя на кресле напротив нее, он начал сжимать кулаки. "Особенно, не об этом."
Сидя на диване, Ребекка покачала головой. "Меня это не волнует, Михаэль. Я волнуюсь о тебе. Что ты чувствуешь - ты сам? "
Он отвел взгляд. Несколько мгновений взгляд обегал интерьер гостиной дома его семьи. После окончания шоу, по просьбе Ребекки, они пришли сюда, а не в дом Ротов. Мать Майка, его сестра и зять уже легли спать. Как и немецкая семья, которая жила в комнате, когда-то бывшей спальней Майка. Не нуждаясь в обширном помещении, Майк поселился в маленькой комнате, где когда-то его мать хранила шитьё.
"Ты сам, что ты чувствуешь," скомандовала она.
Полусжатые кулаки расслабились. "О, черт" -- прошептал он -- "Я бы не ждал и дня".
Она улыбнулась. "Хорошо. Тогда будем считать, что это решено. Мы поженимся как можно скорее. И, наполовину с нетерпением, наполовину с робостью: "Завтра "?
Он все еще хмурился. Ребекка легкомысленно отмахнулась. "Прошло достаточно времени!" Она чуть не захихикала. "Даже для меня!" Потом, серьезно: " И Франциско прав, Майкл. На мне тоже лежит ответственность за свою семью. Они будут многим рисковать. Я знаю, вам зачастую трудно это понять. Но мы выжили, в том числе, и потому, что мы можем быть хладнокровными, когда это необходимо ".
Термин "хладнокровные" очень плохо сочетался с теплотой ее голоса. "Завтра" -- прошептала она.
Майк тяжко и глубоко вдохнул, с трудом удерживаясь от того, чтобы снова сжать. Он ограничился тем, что крепко сжал подлокотники.
"Нет," сказал он решительно. "Только после выборов. Конституционная Конвенция вот-вот должна голосовать, и мы хотим победить с разгромным счетом. Я призову к немедленным выборам по новому закону. Плюс, скажем, месяц для предвыборной агитации. Нет, шесть недель будет лучше. После этого мы сможем пожениться".
"Почему?" --потребовала Ребекка. Она скользнула вперед к краю дивана, ее поза выражала мольбу -- "Почему так долго?"
Выражение лица Майка, несмотря на отчетливо видимую любовь, было каменным. "Потому что, дорогая, я наконец-то увижу тебя избранной под твоим собственным именем. До того, как ты примешь мое".
Ребекка судорожно искала логику в его словах. Когда она поняла, что он имел в виду, она разрыдалась.
Майк пересел на диван, сжимая её в объятиях. "Не так долго" -- прошептал он -- "Шесть недель. Может быть, два месяца. "
Но Ребекка уже вытирала слезы. Она повернулась к нему лицом и прижалась губами к его полуоткрытым губам. "Я люблю тебя", прошептала она. "И мы не будем ждать два месяца. Кое для чего не будем ждать. "
Она встала и протянула ему руку.
"Я никогда не видела твою спальню. Покажи мне её".