Аннотация: История испытаний ракеты-носителс ПРОТОН
АН СТЕПАНОВ
ПОЛИГОН. БАЙКОНУР
(Записки испытателя. Часть 3)
ОГЛАВЛЕНИЕ: Здравствуй, Казахстан! Неудачное начало. Обновлённые горизонты. "СОТКА". "ПЯТИСОТКА - ПРОТОН". Работа аварийных комиссий. "Покушение" на Луну. Ошибки свои и чужие. Стационарные орбиты, "САЛЮТ". Как встречали гостей. Наши командиры. Наши воспитатели. Около науки. Различные наблюдения. Наша семья. Как жили, с кем дружили. Наши путешествия.
ЗДРАВСТВУЙ, КАЗАХСТАН!
Дорога из Ленинграда на полигон пролегает через благодатную зелёную среднюю полосу России. Почти сразу за Волгой пейзаж за окном меняется: начинаются засушливые и полупустынные края. Всё экзотичнее для меня, выросшего в лесах, выглядели пейзажи за окном вагона по мере приближения к месту предстоящей службы. Все беднее была растительность. После Челкара впервые в своей жизни увидел песчаные барханы. Это были Большие барсуки. Где-то среди барханов торчали одинокие сосенки. Наверное, их посадили с целью закрепления барханов. Километров через 300 показался город Аральск, это уже было Аральское море, правда, только залив. Вид Аральска совсем не вдохновляет: мазанки с плоскими крышами, только несколько двухэтажных строений и полное отсутствие зелени. Арал - озеро соленое, пресная вода подается по трубам из Сырдарьи. До и после Аральска по вагонам ходят местные жители и предлагают рыбу. Рыбы в Арале было когда-то богато. Дальше дорога пошла вдоль реки Сырдарьи. Точного перевода названия реки мне не известно. На всех языках Средней Азии и Казахстана "дарья" означает "река". А вот первую часть названия иногда переводят как "бешеная". В таджикском языке есть слово "сары - желтый", река берет начало в Таджикистане и течет по нему более 2500 км. Возможно, произошла трансформация слова "сары-сар" в "сыр". Тогда Сырдарья - это Желтая река. И на самом деле, в те времена, когда я ее увидел, вода казалась желтой. Иногда дорога подходит близко к реке, в то время довольно широкой.
Редкие поселения, разъезды; прилично выглядят в основном строения, принадлежащие железной дороге. В остальном - глинобитные домики, часто рядом - юрта. Иногда слева за окном - какие-то красивые строения из кирпича. Оказывается, это кладбища. А красивые строения - мавзолеи. Этим казахи сильно отличаются от многих других народов: жилище для мертвого выглядит пригляднее жилища для живых. Вот и место нашего назначения - станция Тюра-Там. Пара кирпичных станционных домиков, выкрашенных в белый и синий цвета, около них несколько деревьев, как потом выяснилось, это были карагачи. Истинно казахские деревья: по весне европейские деревья распускаются рано, они не подозревают, что может быть еще и заморозок, и, бывает, подмерзают. Карагач ждет наступления настоящего тепла, стоит голый, корни у него глубоко, его солнышком не обманешь.
На вокзале всех приезжающих ждал дежурный автобус. Всех вновь прибывших сначала разместили в казарме. Старожилы дали ей название "Казанский вокзал". С утра появилась возможность взглянуть на жилой городок. При строительстве полигона всем площадкам, на которых что-то строилось, присваивался свой номер. Так, первый номер был присвоен стартовой площадке, второй - жилой зоне при ней. Жилой городок полигона строился на площадке 10. А так как смерть всегда рядом с жизнью, то появилась и площадка 13. Между собой городок его жители называли просто "десяткой".
Строительство полигона началось в 1955 году. Через 7 лет "десятка" выглядела примерно так. Выделялся "деревянный городок" - щитовые коттеджи и бараки, около которых уже успели вырасти деревца и кустарник. В той же зоне - четырехэтажные корпуса госпиталя, а напротив него, через неширокое пространство, Солдатский парк, - казармы. Отдельно от всех этих построек было уже начато строительство капитального жилого городка. Были уже построены три квартала трехэтажных "сталинок", пара таких же гостиниц, две школы, столовая, несколько кварталов четырехэтажных "хрущевок", магазины. На главной, и единственной, площади были построены штаб, универмаг, Дом офицеров, строилась гостиница. Работала ТЭЦ. Все здания оборудовались центральным отоплением, холодным и горячим водоснабжением, канализацией. Не было только газа, и в первых жилых домах кухни комплектовались дровяными плитами. Потом их пришлось убирать, потому что готовили давно на электроплитах, затем появился и газ. За Домом офицеров был разбит Комсомольский парк, в котором располагался летний деревянный кинотеатр и открытая танцплощадка. Далее к реке - городской пляж. Был на "десятке" еще и "нулевой" квартал. Располагался он около реки, рядом с Комсомольским парком. Это "гостевой" квартал. В нем останавливалось высокое начальство и первые космонавты. В небольшом парке располагалась двухэтажная гостиница со своим кинозалом, деревянная беседка на берегу реки.
О Казахстане я не имел никакого представления. А республика эта, оказывается, очень разнообразная по природно-климатическим условиям. Есть там лесостепная зона, есть степная, есть предгорная полупустыня, а есть зона пустынная. Вот в неё-то я и приехал. Еще более "вдохновляет" то, что полигон расположен в Каракумах (Черных песках). По другую сторону реки - Кызылкумы, тоже пески. Даже более настоящие, с барханами. Конечно, на полигоне пустыню никто так не называл, ее называли степью. По весне степь радовала глаз зеленью, красными и желтыми тюльпанами. Очень быстро цветы отцветали, трава вызревала и засыхала, а немилосердное солнышко все выжигало. Оставалась только верблюжья колючка, жантак - по-казахски. Ее корни добираются до грунтовых вод. Кроме того, выживают кустарники: саксаул и тамариск. Почти постоянно дующие здесь ветры начинают гонять по степи шары перекати-поля. Весной большие площади правого, низменного, берега заливаются водами Сырдарьи. С ними в степь заносится много рыбы, которая, после окончания половодья, остается в постепенно высыхающих озерцах. Дно этих временных озер летом превращаются в такыры - очень ровные и очень твердые поверхности. Летом дождей практически не бывает. Если ветер и занесет когда-то тучку, то дождь до земли все равно не долетает, испаряется. За 27 лет я помню всего одну довольно влажную весну. В эту весну расцвели такие цветы, которых ни до, ни после видеть в этой степи не доводилось. Расцвели даже такие цветы, которые у нас в Сибири называют "кукушкиными слезками". Так долго семена лежали и ждали своего часа и, конечно, залегли снова и надолго. Это флора.
С фауной сталкиваться приходилось мало, я не охотник и не рыбак. Но иногда зимой сталкивались с её представителями в прямом смысле этого слова. Зимой здесь выпадает довольно много снега, правда, на лыжах по нему не покатаешься: снег посыпается песочком. В отдельные зимы этот снег покрывается ледяной коркой, наступает гололедица, страшное время для сайгаков. Тогда они усиленно мигрируют по пустыне в поисках пищи. В одну такую зиму мы с ними и столкнулись. На довольно приличной скорости поезд вдруг начал тормозить и резко остановился. Сайгаки стадом перебегали железнодорожную насыпь - и не всем это удалось сделать. На конечной станции мы увидели, что на площадках тепловоза лежит несколько сайгаков. Обычно же летом вдоль железной дороги нас сопровождают тушканчики, стоящие по стойке "смирно" у своих норок, и орлы, восседающие на мачтах электропередачи. Летом, во время ночных испытаний, в открытые ворота монтажно-испытательного корпуса (МИК-а), бывает, на свет заползают скорпионы, на свою погибель. Их отлавливают солдаты, заливают эпоксидной смолой и вытачивают потом безделушки. Однажды летом к зданию, где работала последние годы Нина Ивановна, приползла приличного размера змея и расположилась над входом, чем наделала много шума. Вызвали патруль из комендатуры, который змей задерживать как-то не привык. Пока патрули "мялись", - женщина, проходившая мимо, спокойно сняла змею и попросила патруль увезти заблудившееся пресмыкающееся за город. В хилых парках появлялись красивые удоды, а в последние годы нашей там жизни в городе откуда-то появились соловьи. Река когда-то была очень багата рыбой, и ещё в наше время рыбакам иногда удавалось поймать большого размера сомов.
Особого слова заслуживают солнышко и ветры. Солнечных часов в году здесь 3000, на 1300 - 1400 больше, чем в Москве. Летом солнышко нагоняет температуру выше + 40RС и поддерживает такую температуру в течение нескольких месяцев, иногда подолгу задерживается и на более высокой отметке. Ветры здесь дуют практически постоянно, часто - довольно сильные. Летом, бывает, дует "афганец", тогда кажется, что дует из духовки.
Несколько слов о реке. Когда строили городок, вдоль реки по берегу была насыпана дамба для защиты городка от наводнений. Когда-то река была настолько полноводной, что по ней от Кзыл-Орды до Арала ходили пароходы. Это время прошло, но пока еще река была довольно быстрой и глубокой. Однажды у города появилось даже плавсредство - прогулочный теплоходик, пионерская забава. Для этого около Дворца пионеров воды еще хватало. Течение было очень сильным: оно могло свалить с ног каждого, кто заходил в воду по грудь. Говорили о коварном втором дне реки. Через 20 лет реку можно было переходить вброд, не замочив колен. Разобрали на рисовые чеки и хлопок. Река перестала доходить до Арала. То же самое случилось и с другой рекой, впадавшей в Арал, Амударьей. В географическом описании Советского Союза, 1970 года издания, сказано, что если воды этих рек будут полностью использованы на орошение, то через 40 - 45 лет Арал почти исчезнет. Предсказание сбылось гораздо раньше. Арал начал резко пересыхать еще в конце 80-х годов. Ветер, дующий с Арала, стал приносить соль.
Надо сказать, что под песками пустынь огромные линзы воды пресной и слабосоленой. Город стал снабжаться водой не только из реки, но и из артезианских скважин на левом берегу реки. Из артезианских скважин, пробуренных позднее на берегу реки, била и лечебная, сероводородная вода. Как потом говорили, и весь городок построен на плывунах.
Почвы очень засоленные. Все посадки в городе необходимо было поливать, без полива здесь ничего не рас-тет. К деревьям по трубам подведена вода, которая дальше расходится по арыкам (арык - это громко), канавкам. Поливная вода "подтягивает" соль. Когда корни доходят до солей, деревья засыхают. Особенно это било по пирамидальным тополям. Парки неоднократно "ремонтировались", особенно Солдатский парк.
Пару слов о левом береге реки Сырдарьи. Туда я попал всего один раз, но проехал на своем мотоцикле очень немного: побоялся завязнуть в песке. Если на правом берегу песок с глиной, то на левом, похоже, преобладает чистый песок. Любители побродить и охотники рассказывали, что там есть разрушенные глинобитные крепости. Из истории известно, что и казахские ханы воевали между собой, и узбекские ханы делали набеги. В общем, история у казахов была не менее бурная, чем у русских.
О названии "Байконур". Между собою место своей службы мы называли Тюра-Тамом, по названию железнодорожного разъезда. В ракетных войсках существовало такое понятие, как "легенда прикрытия", т.е. маскировка подо что-то. Так как при официальном объявлении первого пуска с нового полигона необходимо было указать место старта, в качестве такового было названо поселение Байконыр, расположенное гораздо западнее настоящего места старта. Кстати, говорят, что там что-то даже и макетировалось, долженствующее обозначить ложную стартовую позицию. Кроме авиации, других средств разведки, позволявших нашим "друзьям" проверить точность сведений, предоставляемых нами, не было. Они и пытались это делать с помощью самолетов-разведчиков У-2. Об одном таком полете знают все - это неудачный полет американского летчика Пауэрса. Заметим пока, что летел он с аэродрома, расположенного в Афганистане.
Полигон рос, росло число пусков и не только ракет КБ Королева. Наши "друзья" стали "засекать" наши пуски по излучениям телеметрических станций, располагающихся на ракетах. Эти станции работают в полёте на излучение, и по информации, передаваемой ими, можно судить о том, какая именно ракета находится в полете. Еще раз отметим, что станции слежения за нашим эфиром в районе полигона были расположены все в том же Афганистане. По мере развития техники, появились и спутники, выполняющие такие же задачи. Чтобы не раскрывать факт подготовки ракет к очередному пуску, включение телеметрических станций на излучение при проходе такого спутника над полигоном было запрещено. Исключение составлял только непосредственно сам пуск. Со временем полигон "накрыли" спутниками-разведчиками очень плотно. Это уже существенно мешало готовить ракеты и на технической, и на стартовой позициях. "Пасли" нас "друзья" и по-другому: по железной дороге проезжали агенты с соответствующим оборудованием. За этим следили спецслужбы, и в своей работе по подготовке техники мы это учитывали.
В последнее время по телевидению развивали предположение, что и освоение целины в Казахстане началось как "легенда прикрытия" строительству полигона. Не знаю, не уверен. Хотя, конечно, этот факт для прикрытия строительства полигона использовался. Но вот ходил на полигоне слух на уровне анекдота: разворотливый директор совхоза из Байконыра, после того, как прогремело название Байконур, смог выбить себе под это трактора в министерстве сельского хозяйства Союза. События в Афганистане, связанные с вводом туда наших войск, связаны и с тем, что "друзья" уж очень близко подобрались к полигону.
На полигоне первый указатель, где было написано слово "Байконур", появился перед первым посещением площадки 2 иностранцами. Его водрузили в 20 км от города, перед въездом на эту площадку. Уже после развала Союза казахстанские власти переименовали город Ленинск в город Байконур. Самое первое неофициальное название города, написанное у КПП на въезде в него, было "Звездоград".
Официальный открытый адрес полигона менялся несколько раз. Самым первым был - Ташкент-90. Поэтому некоторые отчаявшиеся невесты ехали разыскивать своих пропавших женихов именно в Ташкент. Следуюший адрес - Кзыл-Орда, 50, уже ближе к истине. И только потом - пос. Ленинский, Кзыл-Ординской области. Затем - г. Ленинск, и уже в "самостийном" Казахстане - г Байконур.
НЕУДАЧНОЕ НАЧАЛО
Незадолго до распределения выпускников из академии, один из преподавателей, побывавший на полигоне, рассказывал, что там растут деревья, но нет травы. Представить такое в Ленинграде было затруднительно. Приехал я на полигон в разгар лета. Пекло казалось невыносимым - бегал из тени одного здания до тени другого короткими перебежками. Из академии имел направление в первое испытательное управление. Прибыл на площадку 2, пошел на доклад к начальнику управления. Полковник Кириллов принял, рассказал историю управления и направил к кадровику. Перешел через приемную в кабинет напротив. Кадровик объявляет, что, пока я ездил, место мое уже заняли (враки для простаков) и есть только место телеметриста, но туда ведь я не пойду? Что такое телеметрия я толком не знал, да и о своей предполагавшейся работе - тоже. Снова в отдел кадров на площадку 10.
Кадровик-направленец предлагает подождать до формирования нового управления, открытие штатов которого ожидается. Предложил временно поставить на штат в одну из войсковых частей. С одним из однокашников отправляемся на самый правый фланг полигона. Добираться надо сначала поездом, а потом - автобусом. Доехали. Пошли представляться командиру части. Доложил я, потом - товарищ. За то, что я оказался бойчее, меня поставили на должность ступенью выше, чем товарища. Обе должности - в кадрированной группе, т.е., как говорится, мед есть, а пчел нет: нет ни техники, ни личного состава. Сюда мы затем ездили раз в месяц, за получкой.
Прикомандировали меня к оперативной группе, будущему четвертому испытательному управлению. Возглавлял ее полковник Меньшиков ВИ. Туда же прикомандировали всех выпускников академии, направленных по распределению в первое управление. Размещалась эта группа в то время в одной из комнат штаба полигона, но, в связи с прибытием выпускников ВВУЗ-ов, группа разрослась, и ее переместили на пл. 32, в учебный центр. Там были выделены помещения, в том числе и в общежитии. Пока была неопределенность с нашим будущим, нас по очереди стал вербовать начальник оперативного отдела полигона. Делает предложение мне. Прошу рассказать, чем придется заниматься в отделе и какие будут перспективы в дальнейшем. Выясняется, что работа чисто организационная: встречать космонавтов, подбирать их на месте приземления и т.п. Понятно, что космонавты - это приманка. Перспектива - начальник штаба полка. А это уже совсем не то: зачем нужно было учиться в инженерной академии, чтобы сразу же забыть полученную профессию. Аналогичное предложение получил и Левакин Борис, хороший мой приятель в будущем. По тем же причинам отказался и он. Затем предложение делается выпускнику второго факультета, Смоленскому, бывшему до академии связистом. Этот согласился, ему было все равно чем заниматься, он потом и занимался, чем угодно, и хорошо продвигался по службе.
Меньшиков, Кайдлов, Курушин (началник полигона)
Осенью 1962 года всю молодежь отправили в Москву в ОКБ для знакомства с ракетой. До осени 1960 года руководил этим КБ его генеральный конструктор Мясищев Владимир Михайлович. Организовано оно было по прямому указанию ИВ Сталина и занималось проектированием стра-тегических бомбардировщиков. 1 мая 1954 года был впервые показан его реактивный стратегический бомбардировшик 103М, он прошёл над Красной площадью. В 1956 году совер-шил первый полёт 201М, его модернизация. В конце 50-х годов начались испытания стратегического ракетоносца М-50. Но случилось то, что случилось с нашей академией: КБ было переориентировано на ракетную тематику. Мясищев ВМ был назначен начальником ЦАГИ, а КБ было переподчинено Челомею ВН, занимавшемуся морскими "крылатками". Кроме того, было организовано ещё одно КБ, которому было поручено проектирование наземных систем, в основном, для технической позиции. Руководителем этого КБ был назначен первый заместитель Мясищева - Барышев ВМ. Челомей был теперь генеральным конструктором трёх КБ.
Академик Челомей (в центре)
Новая ракета изготавливалась на опытном производстве ОКБ. Там же лежала в разобранном виде ракета КБ Янгеля МК. До этого ОКБ ракетами не занималось. Нужен был какой-нибудь образец. Вот с этой целью и была взята ракета Янгеля. Отдельно, в уголке на испытательном участке, лежал первый, летный, экземпляр ракеты-носителя УР-200. Здесь я впервые увидел нового генерального конструктора ОКБ Челомея ВН. Произошло это в момент, когда на испытаниях случилось ЧП: из-за ошибки в подсоединении кабелей произошло несанкционированное срабатывание пироклапанов двигательной установки 1-й ступени. Челомею доложили, выслушал доклад он внешне спокойно, без эмоций. Ну а что там дальше было - не ведаю. Поджимали сроки поставки лётного экземпляра на полигон - и вот такая незадача.
Тем временем на левом фланге полигона полным ходом шло строительство стартовой позиции для этой ракеты, площадки 90. В декабре 1962 года был открыт штат нового испытательного управления. Разместилось оно на пл. 90 сначала в предстартовом хранилище, затем - в служебном здании. Меня зачислили в штат 1-го отдела инженером-испытателем двигательных установок; начальником отдела был назначен полковник Тращенков ИД. Очередная моя командировка была в Загорск, вместе с начальником отдела. Под Загорском нам показали "горячие" испытания двигательной установки 1-й ступени на стенде. За пуском наблюдали через бронестекло из специального помещения. При выключении один из двигателей не "отсёкся" по окислителю. Шлейф бурого "дыма" потек над лесом. Течь прекратили перекрытием стендовой магистрали.
Наконец первый летный экземпляр ракеты был доставлен на полигон. Сборка и контрольные проверки - на приспособленном рабочем месте в предстартовом хранилище. При осмотре двигателей первой ступени обнаруживаю след от острого предмета типа "шило" на гофре рубашки охлаждения у среза сопла. Доложил. Осмотреть дефект пришел сам главный конструктор двигателя - Косберг СА. Подошел, искоса взглянул на меня, потом на показанный мною "укол". Двигатель был допущен к летным испытаниям. Особенно трудно шла проверка автомата стабилизации системы управления ракетой. Появлялась низкая частота на рулевых машинах - "пулеметная" дробь глушила всех в помещении. Стучали рулевые машины и вместе с ними присоединенные к ним двигатели, резонировали пустые баки ракеты. Шум - что надо. На старте даже обкладывали ракету матрасами. Интересно, что наиболее эрудированным специалистом по системе управления ракеты оказался техник Лакузо МН. Знал он систему гораздо лучше инженеров - разработчиков. Позднее он занял соответствующую его талантам должность, стал начальником отдела. Но была у него одна, но пагубная страсть. Среди его сослуживцев ходил такой термин "налакузиться". Правда, в то время для любителей крепких напитков на полигоне было раздолье: на испытания поставлялся почти медицинский спирт-ректификат.
Пуск состоялся 5 ноября 1963 года с левой пусковой установки. Программой испытаний был запланиро-ван сход ракеты со стола пусковой установки, она и сошла. При запуске один из четырех двигателей не вышел на режим. Ракета сошла со стола и с медленным набором высоты начала вращение по тангажу. Через 5 мин прошло выключение двигателей, ракета заняла горизонтальное положение, разломилась и упала за "периметром" ограждения. Пуск был признан успешным. После него было сделано 6 успешных баллистических пусков.
До пуска первой летной ракеты отрабатывалась заправка носителя реальными компонентами топлива с помощью специального заправочного макета. После этого необходимо было отработать и нейтрализацию, обезвреживание ракеты от остатков ядовитых компонентов топлива. Дело было зимой, причем температура на дворе стояла низкая. Ракета лежит у пускового устройства в палатке, в которую подается теплый воздух от моторных подогревателей, а через баки ракеты продувается подогретый азот. И вот получен допустимый уровень концентрации паров компонентов в баках окислителя и горючего. Все довольны. Ночь. Прекращена продувка баков, закрыты клапана ракеты, выключены моторные подогреватели. Участники нейтрализации убывают на заслуженный отдых. Утром "высокая комиссия" обнаруживает, что ракета у них "сложилась". Расследуются обстоятель-ства и причины: подтвержден закон физики - при охлаждении газы сжимаются. Заключение, для утишения страстей, обтекаемое, обвинили технику, безвинную. С нашей стороны героем дня, вернее, ночи, стал Антропов Иван.
В сентябре 1964 года полигон посетило высшее военное руководство страны во главе с НС Хрущевым. С собой он привез Устинова, Брежнева, Малиновского, Епишева, Гречко, Крылова, Ротмистрова, Леонова, Буденного и Горшкова. Демонстрировались ракеты одного класса, разработанные КБ Челомея, Королева и Янгеля. Это был какой-то промежуточный итог конкурса между конструкторскими бюро. Для обеспечения возможности сравнения их в условиях эксплуатации, на правом фланге полигона строились 3 шахтные пусковые установки. Одна из шахт предназначалась для УР-200, поэтому мне разок довелось там побывать. Надо было оценить состояние дел по монтажу оборудования на "нашей" шахте. Постоянно там находились два товарища от ОКБ. Делать им было абсолютно нечего, но была канистра спирта. Она их и выручала.
К тому времени на пл. 92 уже был построен большой МИК и другие служебные здания. Для гостей в этом МИК-е была устроена выставка ракетной техники. Показана была техника и в действии. Были выбраны и оборудованы места для наблюдения за пусками ракет. Удивило меня то, что для показа ракеты Королева была устроена щель-укрытие очень близко от пусковой установки. Дело даже не в угрозе взрыва, что, конечно, исключить нельзя, а в воздействии на психику наблюдающих сильнейшего звука работающих двигателей. Кроме того, из-за маленького расстояния до старта и особенностей программы полета ракеты (на начальном участке траектории она поднимается строго вертикально), наблюдателю кажется, что ракета находится прямо над ним и вот-вот свалится ему на голову. Страшновато, даже и не в первый раз. Это что, специально? Один наш товарищ по молодости решил посмотреть на старт аналогичной ракеты примерно с такого же расстояния. Спрятался и не убыл со стартовой площадки перед пуском в район эвакуации. Наблюдал за пуском из-за угла здания. Человек хладнокровный, при стрельбе из пистолета рука его не шевелилась и не дрожала. Говорит, что в момент пуска не заметил, как оказался лежащим на земле.
Мне довелось готовить ракету УР-200 для показательного пуска Хрущеву. Осенью 1963 года на нашем испытательном участке сложилась следующая ситуация: от испытательной части - новичок, от испытательного управления - я, ни разу не проводивший проверок ракеты целиком, и представитель от ОКБ, тоже новичок на испытаниях. На испытаниях предусмотрен тройной контроль: от войсковой части, от управления и от ОКБ. В нашем случае сошлись контролеры-"буквари", т.е. читающие инструкцию, но не понимающие происходящего на борту ракеты. Инструкция по испытаниям еще не была отработана, а мы прилежно ею руководствовались. Более опытные испытатели ошибку заметили бы, но мы таковы ми не были. Вот таким-то испытателям и суждено было готовить ракеты для показательного пуска (готовилась и резервная ракета).
Ведем проверки пневмогидравлической системы. По "закону пакости" выпадают они на ночное время. Учитывая уровень нашей подготовки, ведем испытания без отрыва пальца от инструкции. Пульт для испытаний разработал конструктор Виерт, хороший специалист, но любитель все усложнять и накручивать. Вот на его пульте и на одной простой операции мы и попались. Обычно бригада завода им. Хруничева, участвующая в сборке ракеты, до самого вывоза добивалась герметичности одного разъема. Поэтому пневмоиспытания ракеты каждый раз шли не совсем штатно, проскакивала мимо всевидящего глаза моего старшего инженера-испытателя Крючкова Володи ошибочка, заложенная разработчиком инструкции Горюновым Анатолием. На этот раз все было "путем". Все сделано вовремя. Ведем испытания, выполняем простейшую операцию проверки магистралей наземного наддува баков. Если бы мы хоть чуть-чуть соображали, то сначала отсоединили бы их от баков, от "боевых" мембран наддува. Делаем все по инструкции, и вдруг сильный хлопок - и начинается наддув бака. Теперь мы понимаем, что случилось.
Срочно вызываем заводскую бригаду. Запасная мембрана есть, зам. начальника цеха Шехоян Александр Сергеевич (но не Пушкин, как он любил говорить) организует работу. Работа по замене мембраны и испытания к утру закончены. Правда, мой напарник из ОКБ, Микеров Яков, вздрагивал всякий раз при включении электро-пневмоклапанов, ожидая неприятностей. Утром прибывает начальство, иду докладывать зам. начальника управления полковнику Николаенку ВА. Показал чертежи, инструкцию. В результате меня лишь "пожурили" за неотработанность инструкции. При подготовке ракеты случайно обнаружил, что военпредом от завода-изготовителя системы телеметрии был внук ИВ Сталина капитан Джугашвили Евгений Яковлевич. Ему понадобился сжатый воздух для проверки телеметрических батарей на герметичность, и за этим ему пришлось обратиться ко мне. Было это после "развенчания" культа личности Сталина и на обрыве "культа" Хрущева.
На полигон Хрущев прибыл с большой свитой, о чем я уже упоминал. Для него по сему случаю был построен специальный домик на пл. 17 (на окраине городка - пл. 10). К нему со станции Тюра-Там была подведена железнодорожная ветка. Пуски всех ракет прошли успешно. После пусков состоялось посещение Хрущевым и его свитой братских могил испытателей, погибших при взрыве на пусковом устройстве ракеты конструкции Янгеля в 1960 году и сгоревших в шахтном пусковом устройстве ракеты конструкции Королева. Второй несчастный случай произошел ровно через три года после первого, день в день. Мы с Ниной Ивановной оказались там совершенно случайно. Ходили в городок строителей в мебельный магазин. По выходе заметили суету у расположенных неподалеку братских могил, и подошли полюбопытствовать.
К могилам подвезли на автомашине скошенные где-то цветы и быстро-быстро набросали их у обелиска, придав им несколько упорядоченный вид. К ограде сквера, где расположены могилы, подъехали машины, из которых вышли люди и направились в сторону могил. Впереди шел Никита Сергеевич, под локоток левой руки его поддерживал Леонид Ильич. Последний что-то объяснял первому (Леонид Ильич был председателем госкомиссии по событиям 1960 года). Хрущев шел шаркающей походкой, в очень растоптанных полуботинках с загнутыми носами, вид нездоровый, лицо желтого цвета. У обелиска остановились, сняли головные уборы, свита - тоже. Посмотрели на доски с фамилиями захороненных и направились в обход могил. В это время у ограды появилась еще одна черная машина, из нее выскочил военный и бросился догонять свиту. По пути он то надевал, то снимал фуражку. Это по-лейтенантски рысил Адмирал Флота Советского Союза Горшков. А вы часто видели бегущего Маршала?
После отъезда высоких гостей у нас на старте осталась "запасная" ракета. Но вот команду на ее пуск никто дать не решался: в это время произошло "свержение" НС Хрущева, а вместе с ним впал в опалу и наш генеральный конструктор Челомей. Говорят, они были женаты на сестрах. Так ли это, не знаю, но то, что он пользовался всемерной поддержкой Никиты Сергеевича, - безусловно. Может быть, кто-то еще помнит, что трое космонавтов, запущенные 12 октября 1964 года в присутствии Хрущева на корабле "Восход - 1" (Комаров, Феоктистов и Егоров) и приземлившиеся через сутки с небольшим, долго не могли доложить руководству страны о своем прибытии. Когда им это разрешили сделать, докладывали они троим руководителям государства одновременно. К этому времени и нам разрешили пуск "резервной" ракеты. Пуск был успешный, и, хотя на полигон уже прибыла ракета в шахтном варианте, судьба УР-200 была решена. Преимущество было отдано ракете КБ Янгеля. Площадка 90 была передана для переделки ее под наземные старты этой ракеты. Вместе со стартом на эту ракету были переориентированы и запуски спутников по тематикам ВМФ и ПКО.
Несколько слов о моем напарнике по подготовке ракеты для Хрущева - Микерове. После не совсем удачного дебюта на полигоне он ушел из ОКБ и вернулся на свою прежнюю работу, если не путаю, в ЦАГИ. Нина Ивановна оканчивала институт, я взял командировку в Москву и съездил за нею в Ленинград. В Москве у нас была запланирована культурная программа, в дополнение к ней Микеров пригласил нас съездить к нему на дачу. Мы, конечно, с благодарностью согласились. Дача у него была около железнодорожной платформы "Отдых". Дача была интересной для нас, но самой интересной оказалась теща хозяина. В прошлом она была кассиром в Кремле и выдавала получку всему высшему руководству страны, в том числе и ИВ Сталину. Но с ней вела разговоры Нина Ивановна, и подробностей я не помню.
Культурная программа была продумана мною заранее. Я купил билеты в Большой театр на оперу Д. Верди "Риголетто", в Кремлевский дворец съездов на балет "Лебединое озеро", в театр оперетты на оперетту И. Кальмана "Принцесса цирка" и в МХАТ на пьесы А. Чехова "Три сестры" и М. Горького "Егор Булычов и другие". Программа довольно напряженная: по два спектакля в день, утром и вечером. После госэкзаменов Нина Ивановна не выдержала такой нагрузки: под прекрасную музыку Чайковского она задремала. У входа в Большой театр нас удивила неожиданная встреча. Пытаясь купить билеты с рук, там стояла семейная пара из нашего сибирского села, почти соседи. Тоже решили приподнять свой культурный уровень.
ОБНОВЛЕННЫЕ ГОРИЗОНТЫ
В то время, когда решался вопрос о дальнейшей судьбе УР-200, полным ходом шли работы по УР-100 и УР-500. Меня определили на УР-500. Заправочный макет ее прибыл на полигон в июле 1964 года, предназначался он для отработки стартового оборудования. В ее сборке и проверках я не участвовал. В отличие от УР-200, отработка систем заправки ракеты велась не на натуральных компонентах топлива, а на их имитаторах - керосине и водке. Отпадала необходимость в нейтрализации макета, зато появлялась забота, связанная с использованием водки (разведенного спирта). А проблемы такие были.
В марте 1965 года на полигон был поставлен первый летный экземпляр. Новая ракета-носитель должна была выводить на круговую орбиту высотой 200 км полезный груз весом до 13 тонн. На этой ракете я впервые попробовал свои силы в рационализации. И в шутку и всерьез, - по-моему, рационализаторы - это очень ленивые люди, не любящие делать лишнюю работу и потому ищущие способы ее сокращения. Так вот и я. На полигон ракета-носитель приходит разобранная на 8 блоков. Технологией, разработанной ОКБ, предусматривались испытания на герметичность гидравли-ческих и пневматических соединений каждого блока в отдельности, затем - всего носителя в сборе. Вот так и испытывали мы первый летный носитель 18 рабочих дней. Мне показалось это уж очень унылым, сразу заработала мысль лентяя: а что если испытывать сразу весь носитель в сборе? Глав-ная идея, заложенная в технологии ОКБ, - как можно больше соединений проверять под рабочими давлениями. Прикинул: получается, что рабочими давлениями испытывается примерно столько же соединений, сколько и пробными, пониженными. Причем пробными давлениями проверялись соединения полигонной сборки. Получалось, что соединения заводской сборки, уже проверенные на заводе, мы проверяем с большей тщательностью, чем полигонной сборки. Вряд ли это рационально и обоснованно. Сочинил рацпредложение. Кому его нести? Полигон его внедрением заниматься не может, а главное ведь - внедрение. Подумал и отправился к техническому руководителю по УР-500 на полигоне (он же - главный ведущий конструктор, он же - начальник центральной испытательной базы) -- Труфанову ЮН. Надо сказать, что с Труфановым мне потом приходилось несколько раз сталкиваться. Но об этом - ниже. О нем могу сказать, что держался он очень уверенно. В последующем он перейдет главным инженером в Главк МОМ, а затем куда-то с понижением. Это потом, а сейчас это - неплохой организатор и инженер, наделенный очень широкими полномочиями на полигоне.
Труфанов, Кайдалов,Волокитин, Николаёнок,Шехоян
К нему я и пришел; прочитал он мою бумагу и от-правил к своему "теоретику" Лесновскому - пусть решает. Тот - пас на Труфанова:
- Что я могу решить? Пусть решает Труфанов.
Я снова к Труфанову. Может быть, чтобы отвязаться, но, может быть, и не так, но начертал он для своих подчиненных: "Принять в работу".
Уже следующий носитель испытывали по предложенной мною технологии. Инструкцию специально для полигона написала бригада ОКБ, прежняя - осталась производственной, заводской. Пневмоиспытания второй летной ракеты длились 5 дней. Испытания велись, что называется, "с листа": писалась часть инструкции, проверялась мною на предмет выявления ошибок, корректировалась и шла в работу. Так мы с товарищем от ОКБ и "наработали": с утра приготовились к испытаниям, но день писался новый раздел, а запустили его в работу к вечеру. Гладко было на бумаге да забыли про овраги... Забыли снять предохранительный винт с одного заправочно-сливного клапана и подали на него давление. Спохватились, а винт - то уже загнут. Сейчас смешно, а тогда к разбору ситуации были привлечены немалые силы "теоретиков". Посетил испытательный участок и начальник управления. С большой опаской засунул голову в люк двигательного отсека второй ступени. Увидеть там было ничего невозможно - отсек диаметром 4 метра и насыщен всякой всячиной. Однако эффект присутствия был обеспечен. Много мне пришлось проверять инструкций, одно усвоил: документация должна быть не "с пылу, с жару". Впредь разбирался с нею очень скрупулезно. Помогла мне в этом школа первого человека, который учил меня испытательскому ремеслу, Крючкова Владимира Григорьевича, человека педантичного и скрупулезного.
Второй раз пробивать изменение технологии испытаний мне оказалось уже легче. Дело в том, что, по настоянию Глушко, после автономных испытаний системы управления были введены проверки первой ступени гелиево-воздушной смесью. Удалось доказать возможность совмещения пневмоиспытаний с гелиевыми. Обе мои технологии используются и по настоящее время.
Вывоз первой УР-500 на стартовую позицию состоялся 8 июля 1965 года. Пуск был назначен на 16 июля в 4.00 по местному времени. Неприятности начались при заправке: через 2 мин после окончания заправки носителя горючим произошло самопроизвольное "растормаживание" наполнительных соединений. Горючим оказались облиты двигательные отсеки двух блоков (боковушек) 1-й ступени.
Ракета-носитель "Протон" на стреле установщика
Осмотры, совещания, принято решение продолжать подготовку к пуску. За 30 мин до назначенного времени заправка окончена. При наборе готовности не прошла команда на запуск двигателей, задержка. Пуск назначен на 10.00. Дважды снимается готовность системы управления. Дважды меняют приборы на ракете майор Титаренко и ст. лейтенант Загребин. Пуск состоялся, на орбиту был выведен спутник Академии наук СССР - "Протон".
Станция "Протон"
"СОТКА"
Еще в бытность Хрущева, начальник управления полковник Меньшиков ВН брал с собой в Москву в Главный штаб РВ СН группу наших товарищей для выдачи заключения на эскизный проект ампулизированной ракеты шахтного базирования УР-100. В этой группе был и я. Специалист я был еще аховый, но вот довелось участвовать в таком мероприятии. После испытаний и постановки на боевое дежурство эта ракета получила имя "голубого щита" Родины. Ходили слухи, что идею ампулизированной ракеты Челомей перехватил у Янгеля. Может быть, и так, но Янгелю было поручено создание более мощной ракеты. У него родилась ракета, названная американцами "Сатаной" и очень им не нравившаяся.
Испытаниями баллистической ракеты УР-100 занималось 5-е испытательное управление. При очередной "перетасовке" штатов наши управления объединили. Вообще-то у Челомея была задумка создать на левом фланге полигона свой летно-испытательный центр. В составе такого центра предполагалось иметь 3 испытательных управления: для УР-100, УР-200 и УР-500 отдельно. Частично такое мероприятие уже было проделано: перед слиянием управлений на левый фланг уже был предусмотрен в штате полигона зам. начальника полигона. Местом расположения нового зама была определена пл. 92, в "боевых порядках" нашего управления. Его кабинет определили в МИК-е дверь в дверь с кабинетом начальника управления. Должность была явно надуманной. Заниматься ему было нечем. Какими-либо дополнительными штатными единицами он не располагал. А наш начальник управления его категорически не признавал и "в упор не видел". С очередной реорганизацией управлений эта должность была несколько модернизирована: появился зам. начальника полигона по космической тематике. Должность тоже довольно "хилая", так как уже было 2 зама - по НИОИР (научно-исследовательские и опытно-испытательные работы) и по вооружению (главный инженер), которых было вполне достаточно.
Начальником объединенного управления стал Меньшиков ВИ, а его заместителем вновь стал Николаенок ВА, уже побывший начальником 5-го управления. Надо сказать, что оба они были хорошими, умными инженерами, но вот ужиться им вместе было трудновато. Начальник постояно "давил" своего заместителя. Как показала жизнь, почти все время в управлении было противостояние начальника управления и зама, независимо от смены лиц, занимающих эти должности. За редким исключением. В связи с переформированием, наша лаборатория "раздулась": в нее вошли все механики с обеих ракет; практически из 4-х лабораторий сделали одну. Я оставался на УР-500, но через некоторое время освободилась должность старшего инженера-испытателя по двигателям УР-100, куда меня и определили. Надо сказать, что освоиться, как следует, с этой ракетой я не успел, опять же в связи с очередными переформированиями. Успел я принять участие в подготовке и пуске порядка 10 ракет, это еще на ранней стадии испытаний.
Испытания ракеты шли довольно тяжело: часто из шахты вылетало неизвестно что в первую очередь: головная часть или ракета. По каждому аварийному пуску работали комиссии. При запуске взрывался двигатель 1-й ступени. В конце концов, причину все-таки нашли. После этого ракеты пошли почти безотказно. Задачи мои при подготовке ракеты к пуску были несложными: контроль проверок пневмо-гидравлической системы ракеты, рулевых машин, заправки ракеты компонентами топлива. Неприятным в этом было то, что при заправке необходимо было находиться на технологической крышке, прикрывающей шахту с ракетой. С учетом особенностей компонентов топлива, самовоспламеняющихся при контакте друг с другом, занятие не очень приятное. Хотя, надо сказать, восприятие источника опасности, находящегося над тобой или под тобой, несколько иное. Об этом я еще скажу позднее. В этом случае добавляется еще то, что участвуешь в заправке непосредственно.
Пока шли летные испытания, комплексы УР-100 уже ставили на боевое дежурство, и специалистов от полигона отправляли для участия в этих работах. С группой товарищей мне тоже пришлось съездить, причем почти к себе на родину. Время было зимнее, встретили нас на аэродроме с ПАЗиком. Для этого времени года в Сибири ПАЗ не слишком теплая машина, но доехали живыми. Привезли нас в жилой городок, разместили в гостинице. Городок небольшой, компактный - местная пл. 10, расположен в сосновом бору в районе Красноярска. В настоящее время ракетные части, размещавшиеся там, расформированы, а городок брошен на произвол судьбы. А тогда их ставили на боевое дежурство, и мы приняли в этом участие.
Приняли зачеты от одного полка, в том числе и по действиям, предусмотренным при индивидуальном пуске ракеты из оголовка шахты. Боевой расчет запуска в этом случае доставляется к месту старта, с учетом местных условий, вездеходными средствами. С ними как раз и не получилось, доставляли ПАЗиком. По практическим действиям пришлось принимать зачет у своего однокашника (учились вместе в академии на первых курсах), а затем он и еще несколько то-варищей были откомандированы в Монино на спецфакультет при академии ВВС. Там готовили командиров для РВ СН. Здесь он был в должности зам. командира полка по боевому управлению. Подивил он нас своей проворностью. В задание входило: вскрыть оголовок, запустить и надеть изолирущий противогаз, спуститься в оголовок, проделать там все необходимые операции по запуску ракеты, затем, в очень короткое время, выскочить из оголовка, добежать и укрыться в караульном помещении. Так вот расчет, одетый по-зимнему в меховое, валенки, с химкомплектом, противогазом и прочим, по снежной целине "ускакал" от оголовка с большим перекрытием норматива. К этому надо добавить, что бег был в противогазах, маски которых можно было бы и снять после покидания оголовка. Кому довелось бегать в противогазе, знает, что это такое.
Действия дежурной смены проверялись непосредственно на командном пункте полка. Конечно, сидеть в этих командных пунктах всю службу - дело незавидное. Пространство замкнутое, постоянный гул вторичных источников питания, ограниченная подвижность. Нет, такой службы я себе не хочу. Разные аварийные ситуации проигрывались в учебном классе, имитирующем командный пункт. В общем, все были подготовлены нормально, за исключением начальника штаба полка. Ветеран войны, артиллерист, ракетные науки он постигнуть к тому времени так и не смог. Нас упрашивали поставить ему хорошую оценку, иначе всему полку незачет. Пытались нас подключить и к непосредственной работе по установке ракет в шахты, их заправке и проверкам. От этого мы "отбояривались" как могли, и "отбоярились". Работали там бригады промышленности и местные военные. От полигона выезжали офицеры из специального отдела, созданного при штабе полигона, и нам встревать в это дело вовсе не хотелось. Тем более, что это было бы всерьез и надолго, а на полигоне нас ждала своя работа, продолжались лётные испытания.
На том же позиционном районе позднее произошла катастрофа. При сборке схемы регламентных проверок на заправленной ракете произошел "перепут" двух электроразъёмов. В результате - взрыв и человеческие жертвы. Вот почему на технике проводятся "противодураковые" мероприятия.
На полигоне в это время отрабатывалось опытное дежурство на экспериментальном комплексе. От своего предшественника я получил научно-исследовательскую работу по температурно-влажностному режиму в шахте с ракетой. Научным руководителем работы был начальник управления. По этой работе мне пришлось взаимодействовать с ним напрямую. Данные по дистанционным и периодическим непосредственным замерам передавались мне исполнителями, я их обобщал и писал отчеты. Попасть на беседы по этим отчетам к научному руководителю было непросто: днем принять не может, а после рабочего дня у него ознакомление с документами "до упора". Посидишь до этого упора, а потом слышишь:
-- Знаешь, давай мы с тобой завтра побеседуем.
Очень осторожен был в выводах. Продежурили два года, в выводах дается заключение о возможности дежурства комплекса в течение двух лет. Против какого-либо прогноза на будущее восставал категорически. Потом подоспела новая реорганизация, УР-100 снова отпочковалась от нашего управления. Начальник нашего отдела Тращенков ИД вызвал меня к себе и, в связи с реорганизацией, предложил перейти на УР-500, остаться у него в отделе. Я, естественно, согласился, работа на УР-500 казалась мне гораздо интереснее.
19 октября 1966 года пуск УР-100 был продемонстрирован руководителям стран-союзниц. На пуске присутствовали: Брежнев, Суслов, Семичастный, Гречко, Крылов, Гомулка, Новотный, Живков, Чаушеску, Цеденбал и Кадар. Пуск был назначен на ночное время. Для наблюдения выбрана площадка с галереей и убежищем под ней. Оттуда же наблюдал за пуском УР-200 Хрущев. Наблюдающим указали на красный фонарь, расположенный у шахты с ракетой. Надо сказать, что воздух в эту ночь был плотный, это усиливало звуки. В том числе и поэтому, наблюдать с близкого расстояния пуск было не очень приятно. Может быть, шутят, а может быть, и правда, Цеденбал, как только ракета, со страшным скрежетом и грохотом, выскочила из шахты, "посыпался" вниз по лестнице в убежище. Для высоких гостей в зале МИКа была организована выставка. Кроме УР-500К (показывали макет, на котором была сделали надпись "ГЕРКУЛЕС"), УР-100, межконтинентальную пороховую ракету и подвижный ракетный комплекс. Другие управления показывали свою технику. После всех этих мероприятий закатили банкет, на котором снова отличился Цеденбал, любил "поддать".
"ПЯТИСОТКА - ПРОТОН"
Итак, я снова на УР-500, но теперь это УР-500К. К двум ступеням добавили еще одну. Прежняя ракета предназначалась не только для запуска тяжелых спутников, но и для баллистических пусков со сверхтяжелыми водородными боеголовками. Заряд для такой боеголовки уже был испытан в Ледовитом океане. С космическим аппаратом "Протон" было запущено 4 ракеты УР-500. Третий пуск был аварийным из-за отказа двигателя 2-й ступени. Эта ракета и на старте шла не просто: при заправке произошло свинчивание тарели заправочно-сливного клапана окислителя на 2-й ступени. Таким образом, было запущено З аппарата "Протон", предназначенных для регистрации космических частиц высоких энергий. Говорили, что Академия Наук рассчитывала лишь на один успешный запуск.
Возможной причиной незапуска двигательной установки 2-й ступени посчитали "запирание" сопел двигателей верхним днищем бака окислителя 1-й ступени, однако стендовые испытания не подтвердили это. Другими возможными причинами незапуска предположили взрыв паров компонентов топлива при разделении заправочных и дренажных магистралей в районе сопел, а также несанкционированное срабатывание пироклапанов автоматики двигателей из-за заброса пламени в двигательный отсек. По предполагаемым причинам были проведены соответствующие доработки.
УР-500К отличалась от своего прототипа не только дополнительной ступенью, но и увеличением времени работы двигателей 2-й ступени, а значит, и удлинением ее баков. Программой летно-конструкторских испытаний предусматривалось одновременно с ними и выполнение Программы исследования Луны. Первой на очередь была поставлена задача пилотируемого облета Луны экипажем, состоящим из двух человек. Создавался уже и отряд космонавтов для выполнения этой задачи. Довелось однажды показывать ракету УР-500К группе командиров дивизий РВ СН, которую привел в МИК Титов ГС. Зашла речь об этой программе. Герман Степанович выразился примерно так:
-- Мне предложили возглавить отряд. Я сказал, что соглашусь на это, если полечу первым: вторым я уже был. Назначили Быковского.
Однажды его спросили, полетел ли бы он на нашей ракете. -- Только под наркозом.
В это время мы начали отработку пилотируемого корабля для запуска на нашей ракете. Новый носитель способен был вывести на околоземную орбиту аппарат весом до 20 т. Для работы в дальнем космосе носитель дополнялся разгонным блоком, разработанным КБ Королева.
Вся дальнейшая моя работа была связана с носителем УР-500К. Пришел я на него уже старшим инженером -испытателем двигательных установок. Но в отделе уже был один старший инженер-испытатель двигательных установок в лаборатории испытаний двигателей, мы с ним уже работали вместе, пока я не перешел на УР-100. Старшим инженером его назначили еще при формировании управления. Особых заслуг для этого у него не было, но была должность, и было учтено, что он работал после окончания техникума. По штату меня поставили в лабораторию комплексных испытаний, а работать определили к двигателистам. В дальнейшем, пока он не ушел на повышение в другой отдел, мы так и не смогли поделить с ним "зоны влияния". Собственно, я предлагал ему поделиться так: техническая позиция одному, старт - другому, делиться он не захотел. Так и жили. Но об этом позднее.
Первые два пуска УР-500К предназначались для уточнения характеристик вывода груза на околоземную орбиту. 10 марта и 8 апреля 1967 года состоялись успешные пуски. Следующие два были аварийными. С этого времени началась моя работа во всякого рода аварийных комиссиях.
Наметилась даже какая-то "специализация". А работы хватало. Принципы, заложенные в методологию наших испытаний ракетной и ракетно-космической техники, - пускать, пока не выявятся все дефекты. Материальная база для наземной стендовой отработки была очень слабая. Вот и выявлялись все "огрехи" конструкторов в лёте. К этому добавляются еще и грехи изготовителей. Сложная система "Сатурн-5" США обеспечила американцам неоднократную высадку людей на Луну, при этом не было ни одного отказа носителя в полете. Этому способствовала очень глубокая отработка техники на земле. (В настоящее время я уже не так уверен в действительности "лунных" успехов Штатов. Об этом отдельно, у меня в " Авария ракеты Antares...") Мы же свои испытания проводили на "авось". Авось все будет нормально. Поэтому на каждый пуск планировался запуск реального, очень дорогого космического аппарата. Авось запустим и обеспечим приоритет советской космической техники. Как показала практика, испытывать так можно, но чрезвычайно дорого. Конечно, сказывались и другие факторы: например, слабость элементной базы нашего радиопрома, - слишком много отказов космических аппаратов было по этой причине. Именно в это время на полигоне родилась шутка: "2-е управление работает на нас, 1-е - на ТАСС, а 4-е - на унитаз", (2-е управление занималось только баллистическими ракетами). Не всё гладко шло и у американцев. Достаточно вспомнить пожар в космическом аппарате на стартовой площадке, когда сгорели три астронавта. Посылали на облёт Луны космический аппарат, у которого вместо двигателя, обеспечивавшего взлёт с Луны и служившего резервным для этого полёта, стояла болванка (очень спешили). Был полёт с непредсказуемыми последствиями из-за неисправности, случившейся при сходе с орбиты земли к Луне. Весь полёт туда и обратно у экипажа и у руководителей запуска штаны были мокрыми. Да и первая посадка на Луну могла окончиться трагедией из-за неполадок с компьютером. Был перерасход топлива, могли долбануться о камни, так как посадку пришлось производить не там, где было предусмотрено. В США президентом была поставлена национальная задача: высадить человека на Луну. С этой целью и была создана ракета-носитель Сатурн-5.
У нас тоже, какпомнят люди нашего поколения, пели: "мой Вася будет первым на Луне". Задача по запуску "Васи" была поставлена нам, и была она, как я уже упомянул, намного скромнее: пилотируемый облет Луны. Посадить-то на Луну мы смогли бы, но вернуть на землю... Задача высадки человека на Луну была возложена на носитель Н-1 конструкции Королева. В нашу программу входили также запуски "луноходов" и грунтозаборных устройств. При первых двух пусках на околоземную орбиту были запущены аппараты пилотируемого облета Луны, объявленные как "Космос-146, -154". Следующие 2 запуска такого аппарата оказались аварийными. В одном случае отказал двигатель первой ступени из-за наличия посторонней резиновой заглушки, почему-то оказавшейся в тракте горючего одного из двигателей. По принадлежности - технологическая заглушка с двигателя другой конструкции.
Сборка обоих производилась в одном и том же цеху. Что это: нелепая случайность? На иные размышления наводит другой случай отказа двигателя 1-й ступени, но уже из-за отсутствия одной детали в двигателе. Снова тот же цех. Но об этой аварии позднее. Во втором случае - незапуск двигателя 2-й ступени. Повторилась ситуация незапуска двигателя 2-й ступени при третьем пуске УР-500. На этот раз, похоже, была выявлена причина именно этой неисправности: при разработке циклограммы запуска двигательной установки 2-й ступени не были учтены величины осевых перегрузок, действующих при этом на компоненты топлива. Появлялась возможность возникновения ситуации, аналогичной той, что приводила к взрывам двигателя 1-й ступени на первом этапе испытаний УР-100. Двигатели были разработаны тоже в КБ Косберга и были аналогичны. Запуск следующего аппарата пилотируемого облета Луны был успешным, - Зонд-1. Однако запускам этого аппарата просто катастрофически не везло: при следующем пуске нормально работающая двигательная установка была выключена по сигналу от космического аппарата. Из 8 аппаратов благополучно была запущена лишь половина.
РАБОТА АВАРИЙНЫХ КОМИССИЙ
Аварийные комиссии работают по единой схеме - "перекатывание бочки". По случаю выключения двигателей от космического аппарата "бочка" каталась от КБ Королева, разработчика аппарата, к ОКБ Челомея. Заседание комиссии проходило в кабинете генерального конструктора ракеты. Запомнилось горячее выступление Мишина, заместителя Королева, защищавшего аппарат. Несмотря на единодушное мнение комиссии, при подписании Акта им было написано "Особое мнение". В последующем практически каждая аварийная комиссия начинала свою работу с пробных "перекатываний бочки" между промышленностью и эксплуатационниками (военными испытателями, полигоном). Как правило, полигон оказывался невиновным. Потом - между основными фирмами-разработчиками (и изготовителями) систем и уж потом - между разработчиком и изготовителем системы, на которой "бочка" остановилась. Часто телеметрическая информация не позволяла однозначно установить причину аварии, а иногда - даже "виновную" систему. Не всегда удавалось найти и материальную часть: вторая ступень падала в горах, а третья вообще могла угодить в Китай.
- Работа в аварийных комиссиях позволяла наблюдать поведение людей, в них участвующих. Так, при одном из пусков произошел взрыв 3--й ступени носителя. До материальной части добраться не удалось, телеметрия ничего не прояснила, даже невозможно было сказать, виновата ли ракета или двигатель. К работе был привлечен и членкор АН СССР Ваничев. Я был с ним в одной подкомиссии. Он обычно усаживался на стул у входа в комнату и откровенно дремал. Мне он был заочно знаком со времени обучения в академии. По его таблицам мы рассчитывали свои двигатели на дипломном проектировании. Каждый член подкомиссии волен был выдвигать свои версии. Появилась одна такая версия и у меня. Обвинения мои касались самой ракеты: возможность соединения компонентов топлива в баке горючего, через который проходит тоннельная труба окислителя. Из-за воздействия вибраций на элементы ее крепления, при каком-то их производственном или конструктивном дефекте, могла нарушиться герметичность трубы. Высказал я это предположение. "Дремлющий" Ваничев неожиданно поддержал мою версию.
И вот моя версия начала свое путешествие. Была она предъявлена "ракетчикам", которые, естественно, вы-
Стартовый комплекс ракеты-носителя "Протон"
РН "Протон-К" в полёте
двигали свою версию - отказ двигателя. "Возмутителей" -- группу полигона -- пригласили к зам. генерального конструктора Бугайскому. Цель - "прощупать" твердость позиции полигона. Старшим от полигона был начальник отдела анализа. Он и представлял мою версию. Оппонентом ему был зам. главного конструктора Полухин ДА (впоследствии он стал генеральным конструктором). Конечно, ничего они друг другу не доказали, несмотря на очень "энергичные" выражения Дмитрия Алексеевича. Комиссия разложила вину равновероятно на ракету и двигатель. Было рекомендовано разработать мероприятия и по двигателю, и по ракете. По ракете было рекомендовано "протрясти" 3-ю ступень на стенде. Оказалось, что таких вибростендов, кроме как в танковой промышленности, в Советском Союзе нет. Ступень все-таки протрясли, и возможность появления такой неисправности, на вероятности которой мы настаивали, подтвердилась.
Но это было позднее, а пока всю комиссию пригласили в министерство общего машиностроения к зам. министра генерал-лейтенанту Тюлину на заседание Совета главных конструкторов. Для комиссии в кабинете были расставлены "гостевые" стулья у стены, противоположной столу хозяина кабинета; за длинным столом, перпендикулярным столу хозяина, разместились члены Совета. Бросилось в глаза, что главный конструктор двигателей 2-й и 3-й ступеней Конопатов АД, сменивший покойного Косберга, которого я только что видел в коридоре со звездой Героя Социалистического Труда, за столом сидел без нее. Вероятно, решил, что если будут "драть", то не Героя. Докладывали Полухин ДА и Конопатов АД. "Интересную" мысль высказал главный конструктор стартового комплекса академик Бармин ВП:
В центре академик Бармин
- Ну, если могут быть виноваты и двигатель, и ракета, усильте здесь двигатель, здесь - ракету.
Ему, привыкшему иметь дело не с килограммами, а с десятками и сотнями тонн, такое решение, наверное, казалось само собою разумеющимся. На Совете был затронут вопрос и о надежности самих космических аппаратов, отказы которых, даже при надежной работе носителя, часто не позволяли выполнить программу пуска. Один из членов Совета по этому вопросу заявил:
- Ну чего вы хотите, если комплектующие элементы от мин радиопрома имеют много отказов, а этих элементов в нашей аппаратуре сами знаете сколько.
Довелось наблюдать мне в условиях работы аварийной комиссии и главного конструктора двигателей 1-й ступени академика Глушко ВП. Случилась у нас одна такая разнесчастная ракета: при первой попытке ее запуска после установки на стартовое устройство произошел взрыв на разгонном блоке. Причин сразу куча: перепут в подсоединении элетроразъемов к электро-пневмоклапану наддува бака и к датчику замера давления в нем - это раз. Бак снабжен предохранительным клапаном. На время транспортировки выход из него закрыт технологической заглушкой. После транспортировки ее надо было снять, но она не была снята, - это два. После установки носителя на стартовое устройство технологией подготовки разгонного блока на старте предусмотрен контрольный замер давления в его баке. Оператор один раз включил тумблер на замер давления - стрелка прибора не шелохнулась, выключил. Так сделано было трижды. На третий раз произошел взрыв бака. Таким образом, плохая организация проверок разгонного блока на старте - это три.
Небольшое дополнение. Готовился пуск по программе пилотируемого облёта Луны. В космическом аппарате "сидели" два "Ивана Иваныча". Аппарат снабжён был системой аварийного спасения.
При взрыве погиб инженер-испытатель майор Хридин, находившийся в отсеке блока, двое испытателей получили травмы. Блок наклонился. На старте создалась аварийная ситуация. Мало того, что блок уже заправлен очень неприятными компонентами топлива, еще и баки носителя находятся под давлением, а это -- бомба. Надо еще учесть, что блок находится на высоте более сорока метров. С этой непростой ситуацией удалось справиться. Блок вместе с космическим аппаратом был отстыкован от носителя в вертикальном положении и снят. Прямо скажем, сложнейшая и опаснейшая операция.
Слово непосредственному участнику этой неординарной операции Пашкевичу Виктору, пересланному мне по интернету : "Я с расчетом на лифте поднялся на самый верх (отметка примерно 46 метров) там, где люк для экипажа. Вышли из лифта и когда проходили мимо космического аппарата (нам надо было на одну площадку ниже), раздался глухой взрыв где-то внизу. КА на наших глазах провалился вниз и "горшками" системы аварийного спасения зацепился за площадку обслуживания, верхний узел одной из площадок оборвался, площадка повисла на нижнем узле. Испугаться не успели, нужно было бежать. Бежали по аварийной лестнице, лифт не работал. Помню, когда спускались, я все время смотрел на ракету и ждал следующего взрыва или пожара. Не все знали, что было заправлено в КА с разгонным блоком, а я - то знал. Всего было заправлено около 10 тонн того, что может взрываться и гореть, были самовоспламеняющиеся компоненты ракетного топлива, на блоке Д был компонент ТЭА, это жидкость, которая самовоспламеняется на воздухе".
На головном блоке были гептил, атин, нафтил - целый букет.
"На наше счастье ничего не загорелось и не взорвалось. Все быстро оказались внизу. Сверху сыпались ленточки ЭВТИ (ошмётки от экранно-но-вакуумной теплоизоляции, которой было обшито оборудование раз-гонного блока). Потом ребята принесли Ивана Хридина, он еще был теплый, но уже мертвый. Его убило при взрыве, он начал работать с оборудованием при открытом люке и взрывом его отбросило на конструкцию фермы обслуживания.
Кроме него из расчета никто не погиб, некоторые получили мелкие царапины. Через полчаса - час, первая группа поднялась на изделие. Возглавил её я. В группу входили специалисты от гражданских (сейчас не помню, но, кажется, в ней был и Юрий Павлович Семенов). Картина нам представилась ужасной. Всё было как в фильме ужасов, взорвался пустой бак окислителя на блоке Д, он емкостью 10 кубических метров при давлении около 8 кГ/см2 . Главное, что мы выяснили, ничего нигде не текло и не горело, все, или почти все, осталось герметичным. До великой катастрофы, как потом выяснилось, оставались буквально миллиметры.
Приведу один факт. Под баком окислителя, который взорвался, располагался маршевый двигатель разгонного блока и при взрыве космический аппарат упал на верхнее днище бака 3 ступени носителя Протон, и мы увидели, что верхнее днище бака носителя деформировано и камера двигателя блока Д в миллиметре от клапана бака 3 ступени. Все баки носителя были надуты до транспортировочого давления и его еще не сбросили. Потом мы узнали, что мощность взрыва баков носителя при таком давлении более 100 килотонн.
Страшновато было в первые дни, а потом привыкли. Нашей главной задачей было - отсечь все механические связи космического аппарата и разгонного блока с носителем Протон, смонтировать оборудование (стрелу, систему лебедоки т.п.) на ферме обслуживания, слить, по возможности все компоненты, заправленные в КА и РБ, сбросить из шароболлонов давление сжатых газов и все это на искорёженных конструкциях изделия.
Запомнился такой случай. Мы сливали перекись водорода, а её там было больше 100 кг. Мы на отметке примерно 46 м, в за>щитной одежде, при 40 градусном пекле, у меня в руках мегафон, на нулевой отметке И.М.Евтеев, у него тоже мегафон. Подьехала группа больших начальников во главе с нашим Главкомом Н.И.Крыловым. Иван Михайлович через каждую минуту стал запрашивать, как дела, "Пашкевич доложи обстановку". А мне же нужно не только мегафонить, но и помогать в работе, я не выдержал и, с использованием "крепких слов", сказал, что я не Синявский, работаем, все что нужно доложу, пошли..." Как потом рассказывали, Николай Иванович, когда услышал мои "крепкие слова" , быстро увел всю свиту со словами: "Не будем мешать, пусть ребята работают", во всяком случае не обидился. Долго потом вспоминали мне, как послал Главкома.
В минуты опасности у человека появляются такие силы, которых не бывают в обычной жизни. Вспоминаю рассказ Вениамина Алексеевича Агапонова.Он при взрыве оказался в "кармане" фермы обслуживания с ограждением из сетки "рабицы" высотой более 3 м. Говорил, что не помнит, как перемахнул через это ограждение. Пытался потом проделать это в нормальной обстановке - не получилось.
Главным итогом нашей работы был финал, когда обломки были на "нуле", Нас всех расцеловал Главный конструктор В.П.Мишин, выдал по 5 тысяч рублей и мы расслабились в ресторане "Центральный" на пл.10. И.Хридин, похоронен в Алма-Ате, на его Родине. Вечная ему память. Он один положил жизнь на пл.81 при испытаниях, мы не смогли выполнить свои обещания на его поминках, что облетим Луну с экипажем, но в этом не наша вина".
После замены 3-й ступени, примерно через год, эта ракета с новым космическим аппаратом была вывезена на старт. И "мина", заложенная в двигатель 1-й ступени, дождалась своего часа. При запуске произошло разрушение турбины одного из двигателей, пожар в его отсеке и нарушение цепей управления ракетой. На пяти двигателях ракета ушла с боковым сносом со стартового устройства и рухнула вблизи старта. Виновник аварии был практически очевиден - двигатель. Поэтому, как было заведено, председателем аварийной комиссии был назначен "виновник" -- главный конструктор двигателя академик Глушко ВП.
Работа комиссии сосредоточилась на его фирме. Вначале была попытка "катнуть бочку" на систему управления носителя: она "закрутила" ракету и двигатель ударился об элементы стартового устройства. Но телеметрия на этот раз позволила быстро "бочку" откатить. Тогда началось "катание" между проектировщиком и изготовителем двигателя. В непосредственном общении Валентина Петровича я наблюдал впервые. У подъезда здания КБ стоит импортная машина черного цвета, тогда это была редкость, говорят, чей-то подарок. Сам Валентин Петрович - элегантный, несколько пижонистый стройный мужчина в возрасте. На руке - магнитный браслет. Ведет комиссию сначала очень корректно. Бросает фразу:
-- Мы работаем с огнем!
Но вот наступает момент "дележа" между КБ и заводом. Теперь Валентин Петрович очень жесткий, чувствуется опыт и хватка. В Акте причина, хотя и с особым мнением завода, отнесена заводу. Причем практически однозначно определен и элемент двигателя - виновник аварии. Непосредственной причиной аварии оказалось отсутствие втулки, перепускающей горючее на охлаждение подшипника турбонасосного агрегата. В процессе сборки агрегата производится его кантование, злополучная втулка при этом удерживается в месте установки лишь на смазке - и в дальнейшем ее наличие не контролируется.
В связи с тем, что большинство аварий носителя случались по "вине" двигателей, а я именно ими и занимался, лучшими моими друзьями стали товарищи из Особого отдела. Они, конечно, подключались к расследованиям по своей линии. За мою службу сменилось 3 поколения этих товарищей. При управлении всегда состоял один "особист". Первый был совсем "темным" в наших делах. Только появился я из Москвы после очередной аварийной комиссии, просит объяснить, в чем там было дело. Предлагаю принести чертежи и показать, где была "зарыта собака". Машет руками. Просит просто на словах объяснить (для доклада начальнику). Через какое-то время его убрали: неудачно доложил при очередной аварии. Доложил, что отвалилась боковушка (отвалиться она может на королёвском, но не на нашем носителе, это особенности конструкций). Очевидно, его доклад транслировали в Москву и опозорились. Второй был "особистом" старой закалки: если что-то случалось в полете, вызывал к себе испытателей, которые работали в каком - либо отсеке, где случился отказ, рассаживал по углам и заставлял писать объяснительные. Последний при мне был, наконец-то, не только "особистом", но и специалистом в ракетной технике. Их готовили из офицеров-ракетчиков. Вот с ним работать было легко: он понимал, о чем идет речь, и не искал там, где ничего нет.
В 1968 году американцы совершили пилотируемый облет Луны, а 21 июля 1969 года совершена успешная высадка астронавтов США на Луну. Поэтому необходимость продолжения пилотируемой части нашей программы исследования Луны отпала.
"ПОКУШЕНИЯ" НА ЛУНУ
1969 год был насыщен пусками и сплошь неудачными. Из десяти пусков программа полностью выполнена лишь в одном случае. Первый пуск года был сам по себе редким при испытаниях. В конце работы по циклограмме отказала двигательная установка 2-й ступени, однако запустился сначала рулевой, а затем и маршевый двигатели 3-й ступени. Двигательная установка отработала почти всю программу, но в конце работы маршевого двигателя произошло его самопроизвольное выключение. В качестве причины первого отказа определено возгорание турбины одного из двигателей, во втором случае - раздуплексация подшипника турбонасосного агрегата маршевого двигателя. Следом была предпринята неудачная попытка запуска первого лунохода. При пуске не выдержал головной обтекатель, разрушился на самом начальном участке полета. Ну а за ним - разгонный блок и носитель. И все это на глазах у изумленной публики.
А публики было немало. Обычно всех, не участвующих в пуске непосредственно, вывозят и выводят подальше от старта, в так называемый район эвакуации. Однако не все стремятся попасть в этот район, некоторым хочется наблюдать пуск поближе. Однажды мы наблюдали одного такого любителя в перископ с ВКП (выносного командного пункта), пешим порядком пробиравшегося к старту. Ну а уж те, у кого были колеса, представители всяких фирм и фирмочек, обходя заградительные посты на дорогах, уезжали в степь поближе к старту. При этом пуске они смогли вдоволь насладиться "экстримом". Дело в том, что взрыв произошел почти на вертикальном участке траектории, то есть почти прямо над стартом. Само по себе зрелище впечатляющее: взрыв в воздухе нескольких сот тонн компонентов топлива, самовоспламеняющихся при взаимном контакте. Баки носителя разлетелись на большое число фрагментов, которые начали планировать к земле, над землей поплыло ядовитое облако. Естественно, кто-то ринулся к машинам, чтобы убраться подальше от опасного места, а тот, кто не успевал, бросились под машины, спасаясь от фрагментов обечаек, все время меняющих траекторию планирования. Сразу же организовали поиски остатков: надо было выяснить причину аварии и разыскать атомный источник питания Лунохода. Солдат, нашедший этот источник, сразу и не разобрал, что именно он нашел, только понял, что что-то горячее.
На заседании аварийной комиссии нам несколько раз "прокручивали" киносъемку пуска вплоть до взрыва. Ясно было видно, что что-то произошло в районе космического аппарата, какой-то взрыв. Все остальное - следствие. В конце концов, разобрались, что при прохождении плотных слоев атмосферы разрушился обтекатель космического аппарата. В связи с этой аварией побывал я в КБ Бабакина ГН (бывшее КБ Лавочкина СА), разработчика Лунохода. На этот раз выяснять было нечего: "виноват" обтекатель.
На март 1969 года были запланированы два пуска к Марсу. Готовился пуск первого аппарата из этой пары. Прошла заправка носителя и разгонного блока, набор стартовой готовности. Все это заняло чуть менее суток. Мордовались всю ночь, и где-то днем - пуск.
Первая и вторая ступень отработали нормально, однако третья - только примерно половину своего времени, и что-то случилось с двигателем. По докладам постов ПВО и служб КГБ, стал известен примерный район падения третьей ступени и разгонного блока с аппаратом - Тувинская АССР. Срочно была сформирована поисковая группа. В нее вошли представители завода-изготовителя и КБ-разработчика двигателя, представитель по космическому аппарату и я - от по-лигона, старший группы, как это всегда делается. Попал я в эту группу случайно: обычно на поиски летал наш инженер-испытатель Суглобов РМ, на этот раз фамилию запросили не у начальника отдела, а у зам. начальника управления Николаенка, который о Суглобове ничего не знал, а со мной уже сталкивался не однажды, да и жили мы в одном доме. Он и дал мою фамилию. Так оказался я в поисковой группе. Перед отъездом дали мне позывные для связи через КГБ. Предупредили, что матчасть надо бы найти поскорее, так как от этого зависит пуск следующего аппарата, который должен состояться через 5 дней на шестой - пуск астрономический. Следующие пуски на Марс, по астрономическим обстоятельствам, будут возможны лишь через 2 года.
Подивила меня оперативность в организации доставки группы к месту поиска. В ночь группу усадили на самолет ИЛ-18, который должен был лететь спецрейсом на Днепропетровск. Его "завернули" со всеми пассажирами на Новосибирск. Там нас посадили на военный аэродром, где уже ожидал готовый к вылету ЛИ-2. В сопровождение и для помощи мне дали подполковника из штаба округа ПВО. Утром следующего дня мы были уже в аэропорту столицы орденоносной Тувы, о чем извещал транспарант на арке при въезде в порт. Аэровокзал, строение барачного типа, об орденоносности не напоминал. Без проволочки нам выделили вертолет МИ-1. Я и еще двое из группы, по числу мест для пассажиров, сразу же вылетели в районный городок Шагонар, вблизи которого бы-ли зафиксированы необычные "небесные явления". Остальные двинулись туда наземным транспортом.
Вертолетом летел я в первый раз. В отличие от самолета, на МИ-1 у пассажира, сидящего рядом с пилотом, земля видна прямо под ногами. Ощущение, прямо скажем, необычное, если еще учесть способность вертолета резко снижаться и набирать высоту. Сходу, с подлетом к Шагонару, "прошлись" по трассе падения остатков. Ничего интересного не обнаружили: фрагменты обечаек баков; среди снежного поля увидели какой-то черный предмет, опустились. Я подошел к нему: шаровой баллон, но не с носителя, потрогал - горячий. Согласно принципу: "не зная броду, не суйся в воду", оставляю его на месте (что в нем, почему горячий и не рванет ли?). Однако при возвращении пролетаем над тем же местом и видим: на дороге стоит лошадка, запряженная в сани, а по целине идет к ней мужичок с баллоном на плече. Ему страшно не было, - пришлось снизиться и объяснить.
Полетели к Шагонару и сели на его окраине. От резких снижений и таких же подъемов меня замутило. Сказались две подряд бессонных ночи. К вертолету спешил от стоявшего неподалеку ГАЗика военный. Двинулся ему навстречу. Это был майор, военком района. Поехали с ним в военкомат, опросили местных жителей. Один бывший артиллерист, подполковник запаса, рассказывал, что к вечеру, после работы, услышал что-то вроде артиллерийской стрельбы и увидел: в воздухе что-то взрывается. При той напряженности отношений с Китаем, которые у нас тогда были, решил, что началась с ним война. Уточнили в военкомате: нет ли жертв среди местного населения. Обошлось, хотя, как потом выяснилось, "отбомбились" мы прямо по деревне, кое-что падало прямо во дворы.
Уточнили еще раз трассу, и вертолет с членами поисковой группы на борту стал ее "прочесывать". Найденное свозили в военкомат, вертолет приземлялся на стадионе неподалеку от военкомата. Мне была поставлена задача на поиск определенных деталей двигателя. Их в первый день так и не обнаружили. Вечером из военкомата вышел на связь с полигоном. Там уже вывезли на старт вторую ракету. Связь организовал товарищ от ПВО, он же пытался и доложить, считая себя старшим и по должности, и по званию. Слушать его не стали, затребовали меня. Доложил Конопатову АД, который еще раз уточнил, что нужно искать, потом поговорил с председателем Госкомиссии генерал-лейтенантом Тюлиным, который сказал:
-- Обещай премии.
Пилот вертолета поднял вопрос о необходимости лететь в Кызыл для заправки. Поддержал его и товарищ от ПВО. Я принял другое решение: вертолет остается в Шагонаре, авиаторы должны подвезти к утру ГСМ и с утра прислать еще один вертолет. С тем и отправились на ночлег в местную гостиницу. Ночью дежурная по гостинице пригласила меня к телефону. Оказывается, сам первый секретарь обкома Тока Солчак Колпак Херекович интересуется нашей работой.
С утра и ГСМ, и второй вертолет были на месте. Работа пошла веселее, тем более, что я объявил и об обещании Тюлина. Трасса прошла над степью, перелеском, Енисеем и сопками на его правобережье. Течение Енисея здесь сильное, река, хотя и покрыта льдом, но имеются промоины. Так что, если что-то угодило в реку, можно не искать. Обнаружили что-то "двигательное" в перелеске. Лечу на осмотр - камера сгорания и газогенератор, еле-еле узнал их. Взрыв их скальпировал, и выглядят они необычно. Даю команду забрать находку, но это все не то, что нужно. Военком организует "прочесывание" местности в пешем порядке местными жителями. Снова появляются отдельные детали то от ракеты, то от разгонного блока. Часть из них упала прямо во дворы тувинской деревушки Чаахоль. Один парень показывает мне желтую руку - схватился за заправочно-сливной клапан окислителя, приземлившийся у него во дворе.
Наконец поступает доклад от экипажа второго вертолета: что-то обнаружено на сопке на правом берегу. Лечу, приземляемся в распадке между сопочками. На сопку - по целине, летчик вместе с нами. Наконец добрались. Как раз то, что ищем, надо же! Турбонасосный агрегат, предмет довольно тяжелый, просто так не утащишь. Действует обещание премии. Летчик возвращается к вертолету и приносит веревку. Все вместе волоком доставляем находку к вертолету. Остальные находки меня не интересуют. Связываемся и докладываем на полигон. К нам высылают из Ачинска или Канска вертолет МИ-4. Загружаем находки в вертолет, какой-то болтик, чтобы не затерялся, бросаю в газогенератор. Как потом мне сказали, это оказалось "ребусом" для аварийной ко-миссии: как болт попал в газогенератор?
Вылетаем все в Кызыл. Иду в местное управление КГБ. Дежурный лейтенант угощает меня чаем с местной достопримечательностью - облепихой. Связываюсь с полигоном по ВЧ-связи. Из военкомата разговоры велись по открытой связи, прибегая к "эзопу". Теперь можно говорить свободно. Есть разрешение забрать остатки находок и лететь домой. Разговорились с дежурным, показывает мне на столе под стеклом список с телефонами всего Правительства республики. Покидаю управление КГБ, размещено оно во дво-це бывшего владетеля Тувы (хана, князя, или как он тогда назывался).
Пока решается вопрос с самолетом, у нас целый день на знакомство с Кызылом. А город, как говорится, -- город контрастов. Сначала идем, конечно, в центр. На центральной улице - помпезное, с колоннами, здание МВД. Еще одно, аналогичное, - Верховный Совет и Совет Министров республики, а рядом с ним - полуземлянка, жилье, поет петух. На площади - новый универмаг, заходим. Под обещанную премию покупаю подарок жене - золотые часы "кировские". Вышли на берег Енисея к обелиску с надписью "Центр Азии". От него - вдоль по берегу. На берегу стоят два здания барачного вида. На первом читаем: "Банно-прачечный комбинат", на втором - "Министерство...", не помню какое. Уже меньше удивляемся, когда на одной из улиц обнаруживаем двухэтажное каменное здание - Государственный Банк и рядом деревянная развалюшка -- Министерство финансов республики. Местные жители - как будто и не вылетал из Казахстана.
Наконец вылет. Экипаж самолета ругает нас за наш груз, который им пришлось перед этим везти. Нам нечем было произвести нейтрализацию остатков, побывавших под компонентами топлива, да на открытом воздухе это и не ощущалось. В салонах вертолета и самолета этот груз дал такой "аромат", что хоть на стенку лезь. Мало того, что оба компонента - сами по себе настоящие ОВ, горючее еще и имеет непередаваемый запах падали. С пересадкой в Новосибирске очень быстро добрались до полигона. Снова нас "ведет" рука председателя Госкомиссии. Но вот мы на аэродроме Ленинска. Здесь его власть кончилась. Ночь, никому мы не нужны, до города не добраться. Дежурному по штабу полигона до нас никакого дела нет. На следующий день на старте иду с докладом к председателю Госкомиссии. Представляю список на обещанное поощрение, он смеется:
-- Ну что, майор, повезло?
Наверно, действительно повезло: за время поиска не случилось ни снегопада, ни метели, но если бы я отпустил вертолет и не затребовал еще один, то вряд ли повезло бы. Главный результат поиска - была опровергнута версия раздуплексации подшипника, причиной аварии было образование температурного жгута в газогенераторе. О неудачных результатах пуска второго аппарата к Марсу я рассказал выше.
Ну а обещанные премии мы получили, я - даже две: от министра обороны и от главного конструктора.
ОШИБКИ СВОИ И ЧУЖИЕ
Испытания - всегда испытания, для любой техники. Они сопряжены со всякими неожиданностями, опасностями, иногда связанными с риском для здоровья, а то и для жизни. Я уже рассказывал о посещении Хрущёвым двух братских могил на полигоне. О первой катастрофе, унесшей жизни более 100 человек вместе с первым Главкомом РВ СН Главным Маршалом артиллерии Неделиным МИ, достаточно много сказано по телевидению и в печати. Не будем повторяться. Главное в том, что никто не хочет учиться на чужих ошибках. Не будем говорить о неисправности техники, послу-жившей первопричиной взрыва ракеты. Это дело обычное, тем более, при начале испытаний новой техники. Мне искренне жаль погибшего заслуженного Маршала, но именно по его вине погибло более сотни человек. МИ Неделина подвел знаменитый "эффект присутствия". Иной начальник считает, что его личное присутствие там, где он ни чем помочь не может, ускорит процесс. Все бы ничего, но около него, особенно состоящего в высокой должности, присутствует и свита, причем, чем выше начальник, тем обширнее свита. А свита -- это уж совсем ненужные, при выполнении конкретных работ, люди. При выполнении операций по поиску неисправности на заправленной ракете Маршал не нашел себе другого места, кроме как непосредственно у заправленной ракеты. Услужливый человек из свиты подставил ему табуреточку. На самом деле, в это время не только у ракеты, но и на открытой местности вблизи старта людей не должно быть. Если кто и мог быть там, то только специалисты, необходимые для замены отказавшего прибора, хотя и они должны были покинуть старт, поскольку началась проверка.
И вот результат - нештатно запускается рулевой двигатель 2-й ступени, прожигает бак 1-й ступени, а дальше процесс развивается стремительно: вступают в контакт окислитель и горючее, воспламеняются. Пожар по полной программе. Людей обливает компонентами топлива, они тоже горят, разбегаются, кто куда, задыхаются в ядовитых парах. Убежать далеко не удается - стартовая площадка по периметру огорожена колючей проволокой, небольшой проход лишь в одном месте. Догорают на колючей проволоке. Произошло это в 1960 году, выводы были сделаны, и испытатели, и сановное начальство стали осторожнее. Конечно, не всегда эту осторожность можно соблюсти, иногда приходится идти и на риск. Но это уже совсем другое дело. Не всегда риск оправдан полностью, но хотя бы некоторое оправдание есть.
Опасность сопровождает человека всю его жизнь. Опасно переходить дорогу, быть пассажиром любого вида транспорта. Но это опасность повседневная, рассеянная на всех. О ней человек задумывается лишь иногда. Но есть опасности профессиональные, связанные с работой. Профессий, требующих определенного риска, много. У испытателя градус опасности повышается свыше обычного при выполнении лишь определенного вида работ или операций. Если это продолжается годами, то и к такого рода работам вырабатывается привычка, исчезает обостренность чувств.
Был у нас в отделе один очень инициативный товарищ, Волков ВА, любитель немножко "сработать на публику". Пришла ему в голову мысль пригласить на полигон летчика-испытателя Стефановского ПМ. Задумал - сделал. При встрече наши товарищи попросили гостя оставить автографы на его книге "300 неизвестных". Один попросил сделать ему такую надпись: "От испытателя - испытателю". Нам такая надпись показалась претенциозной, смешной. Конечно, профессия летчика-испытателя несравнимо более опасная, да и более сложная. В ней собственная жизнь часто зависит от самого летчика, его умения и самообладания. В нашем же случае твоя жизнь и здоровье часто зависят не только от твоего собственного умения, а от умения и добросовестности других. Это как у любого пассажира - полная зависимость от того, кто управляет транспортным средством. Только в сложном ракетно-космическом или ракетном комплексе таких "водителей", зачастую и не очень опытных, много. Ошибка оператора, исполнителя самого нижнего уровня, из-за плохой обученности, или недисциплинированности, или из-за того, что плохо работала связь, и он не услышал или неправильно понял команду, может привести к тяжелейшим последствиям. Маленький пример этому - уже упомянутый случай взрыва разгонного блока на старте.
Всякая новая техника, приходящая на полигон, "вещь в себе". Приходит она с конструктивными недоработками, заводы-изготовители вносят и свои "изюминки". Вроде тех, что ожидали своего часа в двигателях 1-й ступени (лишняя заглушка и отсутствующая втулка, о которых я уже говорил). Не все можно выловить при проверках ракеты на земле. Самое главное - не запустишь для проверки двигатели, это не самолет. Каждый двигатель 1-й ступени проходит кратковременные "огневые" испытания на стенде завода-изготовителя двигателя. После этого двигатель разбирается, дефектируется и собирается снова. Однако, как мы уже видели, даже это не исключает его отказа. Двигатели 2-й и 3-й ступеней изготавливаются вообще цельносварными, и "огневым" испытаниям подвергается лишь один из партии.
Ракета - разовое изделие. Соответственно и ресурс ее двигателей и комплектующих приборов никаким образом не может быть сравним с ресурсом двигателей и приборов даже самолета. Двигатели работают на очень напряженных режимах. Стремление к достижению высокой экономичности привело наши КБ, проектирующие ракетные двигатели, к повышению рабочего давления в камере сгорания. После развала Советского Союза наших друзей-американцев допустили до двигателей, предназначавшихся для носителя Н-1. Носитель разрабатывался КБ Королева, но после неудачного начала испытаний программа была закрыта. Это отдельная тема, к испытаниям этого носителя я никакого отношения не имел.
Но на одной научно-технической конференции в управлении, занимавшимся этим носителем, коллеги - двигателисты показали мне чертежи двигателя 1-й ступени. Двигатель КБ Кузнецова работал на компонентах кислород - керосин. Мне конструкция показалась сложноватой, но это было обусловлено и применяемым компонентом - жидким кислородом, а возможно, и специфичным опытом КБ, проектировавшим двигатели для авиации. После закрытия программы Н-1 значительное число этих двигателей осталось на складе в городе Куйбышеве. Наши "заклятые друзья" очень заинтересовались ими и, пользуясь "разгулом демократии", купили их у нас. Как купили - это уже вопрос к специалистам не моего профиля. Так вот, когда им рекламировали эти двигатели, они не поверили, что на двигателях достигнута такая высокая удельная тяга, характеризующая его экономичность. Привезли в Штаты, установили на стенд и запустили. Замеры подтвердили заявленные параметры двигателя. Американские двигатели работают на пониженных давлениях и потому менее экономичны. Высокие температуры и давления потребовали новых жаропрочных и жаростойких материалов, о которых наши "друзья" и не подозревали, у нас они были разработаны и производились в необходимых объемах. Так наши революционеры "раскрыли глаза" и американским инженерам, и их разведке. Закупленные у нас двигатели американцы использовали для запуска своих ракет. Думаю, что используют они и наш опыт, а это более ценно, чем проданные двигатели.
Как я уже говорил, не всегда можно удалить людей от ракеты даже при выполнении опасных операций. Так, при заправке знаменитого носителя "Союз", разработки 50-х годов, около ракеты по технологии должно находиться довольно большое число людей. Это привело еще к одной большой трагедии, но не на нашем полигоне, а на северном. При заправке носителя произошел пожар, взрыв, унесший несколько десятков жизней. Возможно, это была диверсия или чья-то халатность. Доходили слухи, что в наземной магистрали заправки ракеты жидким кислородом был обнаружен валенок. Повторяю, принимаются все меры по предотвращению случайностей, и особенно, связанных с человеческими жертвами. Конечно, самодурство руководителя может перешагивать и через здравый смысл. Так, начальник одного управления, получивший у подчиненных кличку "Петр великий" за великие глупости, выставлял к ракете человека для наблюдения за нею во время заправки. Ракета наземного старта, заправка ведется в автоматическом режиме сразу всех баков горючего и окислителя одновременно. Компоненты самовоспламеняются при контакте, а по отдельности представляют сильные ОВ. И вот стояли такие "наблюдатели" - жертвы у ракеты и слушали, как корежит заправляемую ракету. Занятие неприятное, а главное - опасное и, в общем, бесполезное.
При заправке УР-500 и УР-500К все люди находятся в защищенных сооружениях, наблюдение ведется через перископы. Телевизионное наблюдение появилось гораздо позже, а в первые годы, из-за того что ракета при заправке закрыта от перископа фермой обслуживания, на выходе из командного пункта размещался наблюдатель со связью и быстрыми ногами, чтобы успеть, в случае чего, убежать в сооружение и задраить за собой гермодверь. Наиболее часто таким наблюдателем у нас был Суглобов РМ. Мера, конечно, вынужденная. Применять ее приходилось потому, что были случаи течи компонентов топлива в месте соединения заправочных магистралей "земли" с ракетой.
Несмотря на то, что ракета довольно тщательно проверяется на технической позиции, не все соединения можно проверить рабочим давлением, и, как показал опыт, после заправки можно получить что-то неожиданное. Поэтому в технологию подготовки ракеты на старте был введен её осмотр после заправки окислителем (в первые годы), а затем - и после заправки горючим. Группа осмотра вскрывала люки на двигательных отсеках и "осматривала", а на самом деле нюхала воздух в отсеках, так как увидеть что-либо из люка невозможно. Течь компонента сначала учуешь, и лишь потом увидишь (уж больно запоминающиеся запахи: окислитель - азотной кислоты, горючее - падали).
Правда, это тоже не всегда позволяет обнаружить течи, особенно незначительные. В марте 1964 года после троекратного посещения группой осмотра района двигателей 2-й ступени при заправке и уже перед самым отводом фермы обслуживания на КП прошел доклад от лифтера фермы: в районе двигателей 2-й ступени есть запах окислителя. На ферму отправляется группа, устанавливаем с нею шлемофонную связь. Наличие запаха подтверждается. Принимается решение вскрыть отсек и заглянуть. В защитной одежде и противогазе в люк втискивается Ансин АВ. Осматривается и обнаруживает "соплю" застывшего окислителя под технологической пробкой-заглушкой на расходной трубе окислителя. Одна из главных заповедей специалистов, работающих с пневматикой и гидравликой, не подтягивать соединения, находящиеся под давлением. В нашем случае все-таки было принято решение подтянуть пробку без слива компонентов.
Работа в этом отсеке непростая из-за большой загруженности отсека оборудованием, на которое ни наступать, ни опираться нельзя, - можно повредить. Нужен был довольно щуплый исполнитель, так как в отсек он должен лезть в защитном антикислотном костюме, таких же перчатках, резиновых сапогах и в противогазной маске со шлангом, выведенным за борт. Завод нашел такого рабочего по фамилии Бесфамильный ВИ. Работу он проделал, но немного обжег руку: повредил медицинскую перчатку, в которой работал, контровочной проволокой.
За цикл предстартовой подготовки осмотровая группа трижды поднималась на заправленную ракету. Последний раз - перед отводом фермы (башни) обслуживания. Надо сказать, что все эти подходы не из приятных. Я уже говорил, что опасность мною воспринимается по-разному, в зависимости от расположения источника опасности. Так, при заправке УР-100 опасность находится под тобой, ракета закрыта технологической крышкой, заправщики все у тебя на виду. Поэтому очень уж обостренного чувства опасности нет. Другое дело, когда на половину корпуса лезешь в отсек и над тобой "давят" шестисот тонн окислителя и горючего, да и всех, кто сидит за пультами и может что-то случайно сделать, не видишь, они сидят под землей. После нас к заправленной ракете ходит группа осмотра разгонного блока, расчет фермы обслуживания отводит ее от ракеты перед набором готовности. Они идут, зная, что на ракете все нормально, хотя тоже от случайности и "дурака" не защищены.
По - разному переносят люди ощущение опасности. В основном внешне спокойно. Но вот был случай с одним нашим товарищем, который на пару лет уходил от нас на "непыльную" работу в штаб полигона, а затем был возвращён в "исходное состояние". За время его отсутствия, до-полнительно к осмотру носителя после заправки окислителем, добавился ещё и осмотр после заправки горючим, то есть полностью заправленной ракеты. Так вот, когда после первого осмотра он услышал, что нужно будет идти на осмотр и после заправки горючим, у него не фигурально, а на самом деле "отпала" челюсть. Правда, он уже был изрядно напуган испытаниями. В его практике было пара случаев, по его же недосмотру, при работе с газами высоких давлений. Хорошо, что без особенно неприятных последствий.
За время работы испытателем самому мне довелось пережить не один "щекотливый" момент, правда, всё обходилось. Каждый случай, конечно, переживался в зависимости от его воздействия на психику. Случай, с которого хочу начать рассказ о таких "нештатных" ситуациях, был уже после 20 лет работы испытателем. Предыстория его такова. После очередной реорганизации в наш отдел была передана ракета-носитель, разработанная КБ Янгеля МК и предназначенная для вывода космических аппаратов в интересах МВФ и ПКО. Ракетный комплекс был принят на вооружение и эксплуатировался без участия промышленных организаций. Так получилось, что начальник отдела полковник Караваев ВП до этого длительное время занимался испытаниями этой ракеты, ну а я, его заместитель, все время работал на УР-500К. Конечно, теперь мы занимались обеими ракетами каждый, но "направление" у каждого осталось по прежнему опыту работы. Особенно это проявлялось, когда "по закону пакости" пуски ракет планировались в один и тот же день. И случалось это нередко. В таких случаях приходилось делиться: одному на один старт, другому - на второй. В это время к нам в кабинет наведался будущий президент незалежной Украины Кучма ЛД. Это была его последняя поездка на полигон, т.к. его избрали секретарем парткома Южмашзавда, а потом он стал и его директором. С моим начальником отдела они были старыми знакомыми по испытаниям и по общей страсти "поддать" и перекинуться в картишки.
При следующих преобразованиях отделу был передан и весь стартовый комплекс ракеты Янгеля, то есть и стартовое, и заправочное оборудование, по работе с которым у нас обоих опыта не было. Затем я стал начальником отдела, и все перешло ко мне в полном объеме. Моим заместителем стал подполковник Плюта АД, специалист по системам управления обеих ракет (ранее он участвовал в испытаниях переданной нам ракеты). Курирование механиков осталось за мной. Стартовый комплекс переживал к тому времени не лучшие времена, был изрядно изношен, ресурс практически исчерпан. Требовался капитальный ремонт, еговсё оттягивали и оттягивали. Эксплуатация усложнялась практически полным израсходованием запасных комплектующих наземного оборудования. Поэтому при предстартовой подготовке были частыми случаи отказов жизненно важных систем. В задумке все операции, от вывоза из предстартового хранилища до старта, выполняются в автоматическом режиме, человектолько наблюдает. Так когда-то и было, а при нас человек включился в эту цепочку автоматов полноправным элементом: то ломиком подправит, то перемычку в электрической цепи поставит. Вот с такой ситуацией мне и пришлось столкнуться.
В предстартовой шестиминутке набора готовности автоматикой не был сформирован разрешающий сигнал для отвода от ракеты "стрелы" установщика, прошел отбой пуска. Этот сигнал формируется, в том числе, и при отводе от ракеты четырех наполнительных соединений. Документацией допускается искусственное формирование сигнала перемычкой в аппаратуре в случае визуального установления факта отвода наполнительных соединений. Вся беда в том, что я впервые столкнулся с такой ситуацией и не был готов к ее преодолению. Ситуация сильно осложнялась при пуске в ночное время. На стартовом комплексе УР-500К собственное освещение неплохое, но на пуск заказываются дополнительно еще и авиационные прожектора. На эту площадку прожектора давно не заказывали, штатное освещение было очень слабым. Пуск был ночной, в перископ был виден только силуэт ракеты, никаких наполнительных соединений рассмотреть невозможно. К тому же и к искусственному формированию сигнала ничего не было подготовлено. Я об этом не знал, а те, кто это должен был знать и сделать это, ничего не сделали и меня не предупредили. В результате - отбой пуска. Осмотр показал, что все четыре наполнительных соединения отошли, просто один из них не зафиксировался в край-нем отведенном положении и не замкнул свой концевой контакт. Зима, надо сливать компоненты топлива, иначе в горючем появятся кристаллики, начнет замерзать. Морозец, сначала слабенький, начал крепчать. Для слива компонентов надо вручную подстыковать к ракете наполнительные соединения, причем сделать это в вертикальном, а не в горизонтальном, как обычно, положении. Тут-то и проявились неувязочки, по-русски говоря, "бардак". Для стыковки наполнительных соединений к ракете необходимо подогнать автовышку. На ней нет давно аккумуляторов: один украли, другой разморозили. Поэтому начинается "тягание" ее по стартовой
Через несколько секунд - ПУСК!
площадке с помощью другой спецмашины. К ракете не подъехать: сугробы снега, необходимо его раскидать. Наконец, автовышка "сдает" к ракете, останавливается. Начинается выдвижение вышки. Вдруг вышку вместе с машиной затрясло, кажется, что она вот-вот заденет ракету. "Специалист" наконец соображает, что гидросистема вышки не заправлена. С утра до вечера длится подстыковка наполнительных соединений и слив компонентов топлива.
Пуск ночью в то же время. Отдыхаем кто где сможет, на стартовой площадке. Начальник управления Сечкин АС предупреждает, что на построении перед пуском должны быть все. Требование правильное, так как забытый где-то человек при пуске может и погибнуть. Морозец, слабый накануне, через сутки покрепчал примерно до -30RС. Одежда и обувь, в которых ехали на пуск из города, на такую погоду были явно не рассчитаны. Можно было бы построить всех в теплом зале МИКа, но выдана команда для построения на улице. Конечно, несколько человек забились в тепло и проспали построение. Сечкин "закусывает удила". Все стоят на улице, "гонцы" разыскивают отсутствующих. Идет "перепляс". Перед строем "гарцует" и сам Сечкин - тоже в полуботиночках на тонкой подошве. Наконец, все найдены. Развод по рабочим местам.
Цикл подготовки повторяется - и вот наступает шестиминутка автоматики набора готовности к пуску. На этот раз я был более подготовлен к формированию "обходных" сигналов. В соответствующей комнате подготовлена техника для установки перемычки и около нее человек на шлемофонной связи. Но это и всё, что можно было сделать. Разобрался с устройством наполнительных соединений и механизмов их отвода. В перископ по-прежнему рассмотреть толком ничего невозможно. В отличие от комплекса УР-500К, где руководитель пуска сидит в пультовой ракеты и принимает все решения по запуску, на этом комплексе руководитель пуска сидит в пультовой космического аппарата и принять решение по запуску ракеты просто не в состоянии. Ответственность ложится на начальника ракетного отдела, в данном случае им оказался я. Не знаю, с какой целью на вторую попытку пуска за моими плечами становится начальник отдела координации при зам. начальника полигона по космической тематике Райков ВВ. После пуска я понял, с какой. Итак, снова шестиминутка. Чудес не бывает: снова нет обобщенного сигнала, на пульте горит транспарант "не отведены", на размышления немного секунд: или "обходим", или автоматика снова даст "отбой". Не могу теперь с полной уверенностью утверждать, кто первый дал команду, я или оператор, сидевший за пультом и тоже бывший на связи с человеком с перемычкой, - возможно, оба разом. Операции пошли дальше, пуск состоялся. Ну а дальше выясняется цель присутствия в пультовой Райкова. С криками:
- Оператор сам, без разрешения начальника отдела, дал команду! - бросился докладывать о криминале своему непосредственному начальнику генералу Булулукову, сидевшему в соседнем бункере. Мы с оператором направились туда же. Встреча произошла у бункера. Доклад-"заклад" уже состоялся. Мне оставалось только утверждать, что команда была выдана с моего разрешения. Инцидент был исчерпан. После удачного пуска вряд ли у кого было желание разбираться в таких тонкостях.
Механизмы отвода были разобраны, произведена их дефектация. Длительная эксплуатация сделала свое дело. Но мы еще не знали, что аналогичные неисправности скоро просто "посыплются".
К следующему пуску у меня еще не созрели все контрмероприятия, которые я потом внедрил, чтобы обезопасить себя: освещение ракеты ночью, навешивание на наполнительные соединения флажков, облегчающих визуально определять их положение. И вновь ночной пуск, и вновь никакой визуальной информации об отводе наполнительных соединений. В одном только убедился, что их расстыковка обеспечивается практически со стопроцентной надежностью. И даже если какой-то не будет отведен, он отойдет вместе с отводом стрелы установщика.
Напряженно ожидаем шестиминутку. Все, пошли операции в автоматическом режиме - и снова горит транспарант "не отведены". В перископ ни черта не видно, на раздумья снова времени чуть-чуть. На этот раз рядом - представитель главного конструктора, но встретиться с ним взглядом не представляется возможным: смотрит в пол и молчит. Мой специалист - старший инженер-испытатель, доверие к которому у меня было уже поколеблено, шепчет:
- Давайте команду! Давайте команду!
Наконец, решаюсь и такую команду даю. Больше, конечно, доверяю своим знаниям, полученным за последнее время. Пуск! Все нормально, прослушиваем репортаж по активному участку. Двигатели ракеты штатно выключены, космический аппарат отделился. Всё. Кроме напряжения, ничего не испытываю, потом немного расслабляюсь. Подносят на подпись пусковые документы. И тут я чувствую, что писать не могу, рука выводит загогулины вместо букв, а под коленками слабость.
На этом комплексе у меня была еще не одна стрессовая ситуация. Сам по себе комплекс был неплохой, ракета отличная, надежная. Но комплекс давно эксплуатировался, все изношено, как говорится, сгнило. Такой простой факт: трубопроводы забора воздуха для газового анализа за время эксплуатации превратились в дуршлаг. А ведь это самая ненапряженная система. Просто она находится в среде с агрессивными "добавками" и в результате "потекла". Отказы наземного оборудования частые, запасные комплектующие израсходованы практически по всем позициям. Так что эксплуатация ведется "на честном слове". Старт необходимо либо капитально ремонтировать, либо закрывать и строить новый. Но это были уже первые результаты "перестройки". Неудобный для наших "друзей" старт надо было уничтожить. С этого старта запускались антиспутники и довольно эффективные спутники морской разведки. Достаточно упомянуть об удачном потоплении английского военного судна аргентинцами во время их войны за Фолклендские острова. В это время нами было подряд запущено 4 спутника морской разведки. Не сомневаюсь, что результатами их работы мы поделились с Аргентиной.
Неоднократно приезжают комиссии из Главного Управления космических средств. Повертятся чины наверху, у стола. И принимают решение: ждать. Нет у них сил и желания залезть в подземные помещения, а там, из-за нарушения гидроизоляции, со стен капает, лужицы воды на полу, повышенная влажность в помещениях. Был на УР-500К один пуск, когда водой залило подстольные помещения. После откачивания воды там тоже со стен капало, была повышенная влажность, но это был аварийный случай, а здесь - обычное состояние. Вторым "перлом" со стороны ГУ и МО, конечно, являются штатные манипуляции. Досокращали специалистов управления до самой последней, как говорят, "невозможности": на одного испытателя приходится столько систем, что знать он может только основное, но не досканально. Такие специалис-ты в дополнение к специалистам эксплуатирующей части уже не нужны. При эксплуатации нормально работающего комп-лекса они не нужны. Для разваливающегося комплекса такие специалисты тоже не нужны, их знаний при отказе техники недостаточно. Хорошо, если есть время методом "тык"-а добраться до отказавшего прибора. А если времени нет? Вот в такую ситуацию "подлетел" я в следующий раз.
Установили ракету на пусковое устройство, идет проверка "исходного". Телеметристы докладывают, что у них не в норме сопротивление изоляции. Резерва времени нет, и вот начинаются поиски "виновника" занижения сопротивления. "Спецы" ничего не могут сказать. Привлекаю своего заместителя Плюту АД, классного специалиста по системам управления ракет. Просит "ребят" принести телеметрическую схему. Выясняется, что "ребята" не знают даже, где их схемы лежат. Так как пуск - это выполнение боевой задачи, с руководителем запуска зам. начальника управления по тематике ПКО Маслюковым ДД принимаем "командирское" решение. Основываясь, конечно, на том, что дефект на борту практически исключен. Даем команду на включение телеметрических станций борта. Если ничего не случится, пускаем. Включили, наземные принимающие станции нас "видят". Можно было пускать и без включения телеметрии, это допускается, но есть одно "но" -- если "отстрелится" плата электроразъемов телеметрии. Риск. Ради чего? Телеметристов, как специалистов для этого комплекса, в управлении "вывели". На телеметрию и систему управления штатных единиц стало столько, что телеметрию, как "небоевую" систему, полностью доверили испытательной части. Немыслимое раздувание "поля деятельности" инженера-испытателя ведет еще и к тому, что некоторые, понимая, что "объять необъятное" невозможно, плывут по воле волн. А техника творит с ними и всеми нами чудеса.
Есть еще одно жизненное правило, особенно актуальное в работе испытателя, "не лезь туда, где тебе делать нечего". Вот два случая из моей практики, подтверждающие это правило.
Случай первый. Только что прошел пуск ракеты комплекса, о котором я сейчас говорил. Это был первый пуск после передачи его в наш отдел. Боевые расчеты покидают бункеры. Любопытные устремляются на "нуль", к пусковому устройству, посмотреть, что там и как после пуска. Конечно, небольшое число специалистов туда должно идти - для проведения заключительных операций. Так и было, но ринулись еще и любопытные. Я пошел в противоположную сторону - к служебному зданию. Вдруг вижу бурый столб окислителя, фонтаном взметнувшийся на "нуле". Вся "публика", бывшая этому свидетелем, замерла: дело-то страшное. Столб опадает. Смотрим, вроде, никого не "накрыло". Чрезвычайно большое везение. Не успели добежать. Если бы кто попал под этот столб... Выясняется, что оператор системы заправки по собственной инициативе решил "передавить" окислитель из заправочной емкости в емкость хранения. Вместо этого включил заправку носителя. Через наполнительное соедине-ние 1-й ступени остатки окислителя из заправочной ёмкости под давлением выплеснулись на "нуль".
Случай второй. Это уже по комплексу УР-500К. Установка носителя на стартовое устройство всегда привлекает любопытных: в динамике ракету можно наблюдать только при перегрузке, транспортировке на старт, установке в стартовое устройство и пуске. Причем наиболее зрелищные последние два. Так повелось, что при установке обычно присутствует довольно много "представителей". Число их обычно ограничивается, но начальники различных степеней обычно прорываются через кордон. От отдела испытаний ракеты при установке должен присутствовать один инженер- или старший инженер-испытатель двигателей. На этот раз в дополнение к нему были его начальники - начальник лаборатории и я, зам. начальника отдела. Делать нам там было, собст-венно, нечего, стоим на "нуле" у газохода. Носитель установлен; в зону "доводки", то есть на несколько метров до носителя, подводится ферма обслуживания (в США ее называют башней, что, пожалуй, больше соответствует ее виду). Итак, ферма в зоне доводки. Выдается команда на разведение площадок обслуживания, расположенных на разной высоте над землей. После доводки они охватывают ракету и позволяют обойти ракету по кругу в зонах расположения люков для её обслуживания. В "походном" положении они сведены.
Стоим, разговариваем. Вдруг по "нулю" прошел какой-то "шорох". Сверху слышно постукивание. Задираем головы и видим: с одной из верхних площадок летит приличный по размерам металлический элемент ограждения - изогнутая буквой "П" труба. Летит она зигзагом: ударится об одну площадку, завернет, ударится о другую - снова изменит направление. Кое-кто, прикрыв голову руками, кинулся с "нуля". Но это еще хуже, не видишь, откуда тебя "накроет". Поэтому стоим на месте. Наконец, ограждение отскакивает от последней площадки и со свистом пролетает над нами в газоход. Переводим дух. Было бы плохо, если бы кого-нибудь задело ограждением, это смерть, но еще хуже, если бы оно отскочило в сторону ракеты - баки ракеты находятся под давлением, удар по ним мог привести к их взрыву. Последствия были бы печальными. С тех пор без дела на "нуле" я не бывал.
Вот таких два счастливо окончившихся случая. Управлению везло - за всю историю погиб один испытатель, об этом я уже рассказывал. Конечно, на старте происходили и впредь разные случаи, граничащие с авариями и катастро-фами, но как-то мы уходили от неблагоприятного развития событий. Были случаи, когда ракету обливали из наполнительных соединений и горючим, и окислителем.
Были два случая вынужденного слива окислителя из баков носителя. 23 марта 1966 года при заправке носителя обнаружилось, что заправочно-сливной клапан бака окислителя 2-й ступени не закрылся, идет слив компонента из бака. Пришлось сливать весь окислитель из ракеты и менять клапан, а об условиях работы в двигательном отсеке 2-й ступени, да еще в защитной одежде, я уже говорил.
Более опасная ситуация сложилась при подготовке к запуску первой пилотируемой орбитальной станции "Салют" в апреле 1971 года. Прошла заправка носителя окислителем и горючим, отведена ферма обслуживания. К этому времени я с группой осмотра трижды побывал на ракете, за-правка шла всю ночь, устал и немножко придремнул в бункере выносноного командного пункта. Сквозь дрёму слышу отсчет готовностей по громкоговорящей связи. Потом отсчет прекратился, и я задремал, наверное, покрепче. Вдруг меня толкают:
- Тебя вызывают! Действительно, по громкой связи повторили: -- Майору Степанову прибыть на КП!
Понятно, что случилось что-то по моей "епархии". Выхожу на солнышко. Смотрю в сторону старта и вижу, что там и в самом деле что-то неладно: пары окислителя на площадке, но пока не ясно, что это означает. К ВКП уже подъезжает "Волга" начальника управления - за мной. Подъезжаем к КП, смотрю в сторону ракеты. Стоит она "голенькая", не прикрытая, как во все стартовые дни, фермой обслуживания, и от хвостовой части вверх на уровне всей 1-й ступени окутана парами окислителя. У КП меня уже ждут со спецкостюмом и изолирующим противогазом. Выясняется, что при наборе готовности двигательных установок начальник стартового отдела полковник Шахов ИГ, еще не покинувший со своими КП, случайно заглянул в перископ и увидел то, что теперь вижу я. Сообщил об этом на ВКП, откуда производился набор готовности, а там приняли решение и дали отбой. Не знаю, по своей инициативе или его на это отрядили, но он уже пробежался без всяких средств защиты к ракете и обратно. Как я понял, ничего конкретного он не установил.
Теперь я должен установить место течи окислителя. Надеваю спецкостюм, задействую и надеваю изолирующий противогаз и топаю к ракете. Состояние не из приятных: набор готовности приостановлен, но помнится случай с ракетой Янгеля. Ракета не только заправлена, но баки ее наддуты до пусковых давлений, пусковая схема в промежуточном положении, да еще и неисправность. Безопасность остающихся у КП не намного выше моей. Правда, у них есть надежда успеть укрыться в КП. Подхожу к ракете. Сразу же вижу, что окислитель довольно приличным ручьем течет из двигательного отсека одного из боковых блоков, аналогичного по месту расположения тому, который был однажды облит горючим. На этот раз горючее не выплеснулась, иначе костер был бы ... Возвращаюсь и докладываю. Оказывается, руководство еще питало надежды на пуск. Теперь принимается решение на сброс давления из баков до стояночного и возвращения пусковой схемы в исходное. После сброса давления течь прекращается.
Руководство собирается идти на нулевую отмет-ку. Пытаются надеть защитные костюмы, не всем это удается. На Полухине ДА защитная куртка выглядит как детская распашонка. Начальник управления Могила АИ выглядит не лучше, он, хотя значительно ниже Полухина ростом, но не уступает ему по остальным параметрам. Веду группу к носителю. Обходим его вокруг. Ничего нового увидеть невозможно. Течь внутри отсека ракеты. Полухин, очевидно, уже приняв решение, говорит:
-- Ну что, Степанов, сливаем? -- Сливаем, Дмитрий Алексеевич.
Ничего другого, конечно, предпринять невозможно. С такой негерметичностью пускать нельзя. Начинаются операции по сливу компонентов. Наконец баки пустые. Вскрываются люки на двигательном отсеке, из которого шла течь. Ничего там не обнаружено. Вскрывается отсек под центральным блоком, баком окислителя. Кажется, чего уж проще найти место течи, это же не неисправность в системе управления. Но все не так просто, наконец, нашли. Потекло соединение, собираемое на полигоне бригадой завода-изготовителя. Надо сказать, что соединение проверяется на технической позиции и обмыливанием (довольно надёжным способом), и с помощью гелиевого течеискателя (вообще очень надёжным способом). При заправке намёков на течь не было. Похоже, соединение было недостаточно хорошо затянуто, хотя затяжка его велась тарированным ключом. Раскрылось оно лишь под высоким предстартовым давлением. Хуже всего то, что раскрыться оно могло в полёте, так как добавилась бы еще и составляющая от осевой перегрузки. Перебирали соединение слесари-сборщики Бесфамильный ВИ (мною он уже упоминался) и Танезер АМ. Работать им было непросто: в спецодежде, в шланговых противогазах, да и с большими неудобствами.
Салют-1 был запущен 19 апреля 1971 года, с задержкой на двое суток. С 6 по 30 июня на ней работал экипаж из космонавтов Пацаева ВИ, Добровольского ГТ и Волкова ВН, погибший при спуске с орбиты из-за разгерметизации кабины спускаемого аппарата.
С не менее сложной "комбинированной", ситуацией пришлось столкнуться в марте 1984 года. Дефект на борту "наложился" на неприятности по земле. Начальник управления Сечкин АС проводил свой последний пуск перед убытием в Ленинград к новому месту службы. И тут, как говорится, "под занавес", получает "подарочки": сначала обнаруживается течь окислителя из-под пробки в двигательном отсеке 2-й ступени. Об этом я уже писал. Неисправность устранили, носитель готов к пуску, но резерв времени исчерпан. Увы, теперь пуск возможен только через сутки - "привязка" времени пуска к астрономии. На этом "сюрпризы" еще не закончились.
Главный "сюрприз" всех нас ожидал впереди. Пока наши специалисты разбирались со своим дефектом, по "наземщикам" прошел "шепоток": творится что-то неладное. Сначала доложили, что куда-то ушла вода из резервуара, обеспечивающего охлаждение компрессоров и кондиционеров. Затем начала произвольно выключаться система обогрева двигательных отсеков, расположенная в подстольном помещении. Затем "задергалась" система дистанционного контроля за давлением в баках носителя, часть аппаратуры которой расположена тоже в подстольном помещении. Естественно, появляются соображения о взаимосвязи этих явлений.
В подстольные помещения выслана группа осмотра, которая доложила, что пол помещений залит водой.
В первом ряду слева Могила АИ, Полухин ДА (преемник Челомея ВН). Из-за его плеча выглядывает следующий преемник - Недайвода АК
Вот тут-то и начинаются "страсти". Находят место, откуда вода попала в помещения: разморожена задвижка на трубопроводе подачи воды в кондиционеры, расположенные в подстольных помещениях. Конечно, это результат разгильдяйства обслуживающего персонала. Но от этого не легче. Воду надо откачивать. Подключается полигон, благо на пуске присутствует главный инженер полигона. Доставляются насосы, но, как и следовало ожидать, самым эффективным средством откачки воды оказался солдат с ведром. "Цепочки" солдат всю ночь черпают воду. Наконец вода более-менее удалена. Заходим в помещение: как в парной бане. Потолок, стены, оборудование покрыты конденсатом, отовсюду капель, воздух влажный. Подсчитываем "убытки".
Из оборудования предстартовой подготовки носителя в самом плачевном состоянии - насосная стация раскрутки рулевых машин 1-й ступени. Здесь вода частично залила силовой шкаф. Необходимо заменить контакторы, побывавшие в воде. Запасных, конечно, нет - "раскулачиваем" другую пусковую установку. Мой заместитель Плюта АД занимается проверками пускового электрооборудования системы управления, здесь, вроде, все нормально. А вот на станции, даже после замены контакторов, сопротивление изоляции ниже нормы. Найти конкретного "виновника" по-нижения сопротивления изоляции не удается. Да и специалист здесь у меня не очень сильный, механик, а вопросы все по электрике. Ему с "минусами" разбираться тяжеловато. От разработчика тоже нет никого, как говорят, нужного. Имеющийся в наличии "Тихоныч" сам ничего не разумеет и сбегает от нас. Он занимается, в основном, системами обогрева отсеков и контроля давления в баках, они тоже "искупались". Преемник Сечкина, пока еще его заместитель, Завалишин АП принимает решение, аналогичное тому, что приняли мы с Маслюковым в подобной ситуации: попробовать включить по одному насосы станции и посмотреть, что получится. Силовая часть станции вроде нормальная, понижение сопротивления изоляции, возможно, в управляющих цепях, а это не так страшно. Поэтому лично у меня никаких возражений нет. Прямо из помещения станции производим пробное включение каждого насоса, все нормально. Опробуем дистанционное включение - нормально. Как выяснилось впоследствии, "бяка" сидела в служебной шлемофонной связи станции, имевшей с нею "завязки" по питанию. Объявленное время задержки пуска истекает. Наземщики тоже привели свои системы в порядок, хотя система обогрева отсеков работает по временной схеме, но это все-таки не пусковая, а вспомогательная система.
Пуск проходит нормально. В дальнейшем он у нас получил название "подводного".
Все описанные случаи связаны с отказами техники или с небрежностью людей, ее изготавливающих и готовящих к пуску. Но один "кошмарный" случай связан был только с необоснованными действиями руководства, моими в том числе. 15 декабря 1984 года была запущена Вега-1, на 21 декабря назначен запуск Веги-2, перенос запуска невозможен, запуск с астрономической привязкой. Носитель с космическим аппаратом вывезен на старт, установлен. Перед пристыковкой к носителю электропускового оборудования производится замер сопротивления изоляции "земли". Сопротивление заниженное, правда, выше, чем допускается для полностью собранной схемы "земли" с бортом.
Накануне было резкое повышение температуры наружного воздуха, - это, по опыту, приводит к некоторому "отсыреванию" штепсельных разъемов, что и является причиной понижения сопротивления изоляции. Такие случаи уже были. С началом проверок разъемы подсушивались про-ходящими через них токами. Советуемся с Недайводой АК, представляющим техническое руководство разработчика носителя, и принимаем решение на стыковку разъемов. Разъемы расположены на донной части хвостового отсека носителя, а ответные части - в подстольном помещении пусковой установки. Обычно они закрыты герметизированными мощными створками, которые перед стыковкой открываются. Разъемы гидравликой выдвигаются из своего "укрытия" и стыкуются с носителем. Заметим, что со стороны носителя, так сказать, "вилка", а со стороны земли - "штепсельная розетка". После стыковки производится новый замер. Сопротивление, следуя закону Ома, ниже нижнего. Чтобы быстрее просушить разъемы, включаем систему обогрева двигательных отсеков: горячий воздух подается через пневморазъем, расположенный в одном блоке с элекроразъемами. Однако, вместо ожидаемого роста сопротивления изоляции, происходит его падение, причем ниже уровня, допустимого документацией.
Пока мы разбираемся, начинаются проверки разгонного блока, включается термостатирование космического аппарата. У нас, ракетчиков, возникает подозрение в наличии воды в наземной части электроразъемов, которое с яростью опровергается наземщиками. Готовили оборудование, наземные части электроразъемов, они - "честь мундира" оказалась под угрозой. Их поддерживает и товарищ от разработчика носителя, курирующий эти работы от фирмы, Певзнер М-ЗС. Он прямо "голову дает на отсечение", что при подготовке все было соблюдено. Мы настаиваем на отстыковке "земли" и ее проверке. Слово за руководителем пуска Завалишиным АП. Ему страшно не хочется отстыковывать "землю", повторять затем какие-то проверки по "голове". Ему кажется, что в общем понижении сопротивления "виноват" носитель. Требует доказать, что носитель "чист". Без отстыковки "земли" сделать это невозможно.
И вот начинается бессмысленная работа по поиску "черного кота в темной комнате" да еще при его отсутствии там. Усаживаются за схемы разработчики системы управления - и начинается поиск. Отстыковываются поочередно приборы, поиск гуляет по всей системе управления. Ночью "кот", вроде бы, "загоняется" в один кроссировочный прибор. Выяснятся, что в запасном комплекте такого нет (трудно было предположить его отказ). Прибор снимается с другого носителя, находящегося на технической позиции. Однако, и его замена результата не дает. Ни опровергнуть, ни доказать "вину" носителя не удаётся. Поиск продолжается и на второй день. За это время прошли проверки космического аппарата, и отстыковка разъёмов становится еще более нежелательной. Но время не ждет. Как ни не хотелось, но подвергнуть ревизии неколебимую уверенность наземщиков теперь уже просто необходимо. Есть еще шанс для пуска, иначе - второй аппарат запускать не придется вообще.
Срочно принимается решение о необходимом, значительно сокращенном объеме перепроверок "головы" после операций по отстыковке "земли". Оказывается, не все так страшно, как представлялось. "Землю" отстыковали, и из наземной части нескольких электроразъемов была вылита приличная порция воды. Сразу после стыковки она была в виде льда и давала одну величину "утечки" через себя, а с включением обогрева лёд растаял, и вода резко увеличила её. Выпарить такое количество воды было невозможно. Разъемы заменили, и дальше все пошло нормально. Просто отработали мы без перерыва и отдыха несколько суток, и сразу пошли на пуск.
Аналогичные случаи были и потом. Наземщики хотя и защищались, но уже не так яростно. "Виновато" в этом было оборудование, используемое для подготовки "земли", в нем от длительной эксплуатации появились негерметичности, через которые и попадала вода.
По этому случаю, после обнаружения причины неисправности, Завалишин доложил начальнику полигона Жукову. Доклад по телефону был технически несколько вольный, с применением жаргона: "ракетчики раскидали 3-ю ступень". На жаргоне это означало замену бортовых приборов. Начальник же понял это буквально:
-- Это как, с помощью крана?
Ничего не хочу сказать плохого относительно Жукова, его предшественники, да и другие руководители "выдавали" и похлеще. Так, Сергунин, только что вступив в должность начальника полигона, уже "выдавал рекомендации" по устранению причин аварии двигателя на первом же заседании аварийной комиссии, когда специалисты даже и вероятных причин-то еще обоснованно предположить не решались. Однажды пришлось мне сопровождать его по залу нашего МИКа уже после длительного пребывания в должности начальника полигона. Посмотрел на наш носитель "Протон" и задал вопрос:
-- Это та же ракета, что и в первом управлении?
Не успел уяснить разницу между двумя носителями хотя бы по внешнему виду. Во время посещения нашего МИКа министр МОМ Афанасьев, глядя на собранный носитель, уложенный на монтажно-стыковочные тележки, спросил:
-- Её (ракету) можно вращать?
Тоже вопрос "букваря". Но бывает и по-другому. Как-то, при посещении полигона Челомеем, ему рассказывали о состоянии работ с носителем в МИКе. В стапеле сборки 1-й ступени как раз находилась ступень макета носителя. Как правило, вперед в таких случаях вылезают люди, не очень компетентные в конкретном вопросе, но желающие "показаться" начальнику. Сейчас это был начальник ЦИБ (центральная испытательная база) Шехоян АС. И вот, после уверенного и жаркого доклада Шехояна у стапеля, Челомей, очевидно, знавший или догадавшийся, что перед ним макет ступени, бросил:
-- Смотрите, вы только не запустите ее!
Другой раз я наблюдал его при одном из пусков. На улице стояла мерзкая погода: мокрый снег или дождь со снегом. Носитель был покрыт этим вниз сползающим снегом. После осмотра во время заправки я зашел доложить о его ре-зультатах на КП. Там находился и Челомей, спросил:
-- Как там? -- Отлично!
Я попытался пошутить, хотя ничего хорошего не было. Того и смотри, чтобы не поскользнуться и не загреметь на обледеневших металлических ступеньках и площадках фермы об-служивания. Челомей не принял моего ерничанья. Мрачно посмотрел на меня:
-- Чего же хорошего?
Настроение у него, очевидно, было скверное. Пуск был после очередной аварии, а тут еще и погодка... Я уже упоминал о проливе горючего на двигатель 1-й ступени из наполнитель-ного соединения. Случилось это в присутствии академика Челомея и заместителя Главкома РВ СН генерал-полковника Григорьева. Я сопровождал их к носителю. Григорьев уже был у носителя, а Челомей двигался к ней от КП. Интересно было наблюдать, как он старался с наветренной стороны обойти газоход, прикрывая нос и рот шарфиком (если знать, что от горючего не спасает и общевойсковой противогаз).
Кстати, о противогазах общевойсковых. Для работы на старте, особенно в пусковые дни, наиболее подходит противогаз ракетных войск (ПРВ) и совсем бесполезен общевойсковой. Однако нас экипировали именно ими. Прекрасно осознавая их бесполезность, перед стартовыми днями мы их проверяли на герметичность "окуриванием" в химпалатке. Тыл на нас экономил. Правда, для расчёта, участвующего в заправке и находящегося при этом на КП, а также для групп осмотра предусмотрены изолирующие противогазы.
14июня 1969 года делается первая попытка запуска на Луну грунтозаборного устройства - и снова неудача. Оказался отбортованным к створкам обтекателя один из кабелей космического аппарата. 13 июля еще такой же пуск, но с отказом самого аппарата уже на Луне. 8 августа состоялся последний пуск по программе пилотируемого облета Луны, это был единственный нормальный пуск за весь год. Предшествующие два пуска с грунтозаборным устройством не удались из-за отказа разгонного блока. В связи с большим числом отказов делается попытка "броскового" пуска, пуска носителя с усиленной телеметрией. Пуск неудачный: на 556,6 сек, почти в конце программы работы двигателя, взрыв в двигательном отсеке 3-й ступени. Даже усиленная телеметрия так и не позволила установить "виновника": ракета или двигатель. Об этом я уже писал, моей версией было разрушение тоннельной трубы окислителя.