Лет пятнадцать тому назад, почти еще подростком, Костя предполагал свое будущее. Точнее, Костя имел концепцию будущего или даже парадигму будущего. Его представления о будущем были достаточно сложные. Легкомысленное слово мечта уж никак не подходило для обозначения этих представлений. Мечтать можно о чем-то приятном и определенном. О любимой девушке, например. О поступлении именно в это высшее учебное заведение. Довольно примитивна так называемая "американская мечта". Надо сказать, что в силу своей мещанской ограниченности, многие американцы довольно быстро ее осуществляют. Часто этих самодовольных, не осознающих свое убожество, людей показывают по телевизору.
Совсем иначе, когда ты в передовых рядах борцов за коммунизм.
Но это в целом иначе. Видимо, соответствующие идеологические структуры партии все-таки работали над тем, чтобы и у нас было какое-то подобие "американской мечты", чтобы и наш бывший передовой общественный строй был индивидуально привлекательным. Эта работа не могла быть явной. Построение коммунизма никто не отменял. Социальный оптимизм внушался различными методами. Этот социальный оптимизм потом многократно высмеивали. Кажется, Аксенов придумал для него презрительное название "совок", но разве кто-то доказал, что "совок" был плохим или негодным средством? Люди "совка", несмотря ни на что, до сих пор социальные оптимисты, с ностальгией вспоминают прошлое и совершенно не нуждаются в религии.
Что потом произошло со страной, народом и партией, как это ни покажется неправдоподобным, на представлениях Кости о будущем никак не отразилось. Получалось, что тот личный идеал, к которому Костя стремился, никак не зависит от текущего общественного строя.
Коробка со стихами довольно долго собирала пыль за дверью в большой комнате. Жене это надоело, поэтому пришлось перевезти стихи в гараж. Весь скромный тираж первой и последней книги стихов поэта умещался в одной коробке. Костю предупреждали. Профессионалы предупреждали. Время такое. Стихи идут сейчас плохо. Но даже если бы конъюнктура на стихи была самой благоприятной, Костя принципиально избегал всякой сенсационности. Стезя гения, во-первых, не терпит суеты, во-вторых, это одна из самых не престижных и низкооплачиваемых, а точнее совершенно неоплачиваемых профессий. Гений это энтузиаст и подвижник, и большей частью мученик. Банальное гений и злодейство выражает лишь, что смыслом бытия гения является счастье всего человечества.
Если обратиться к героической революционной эпохе, как много было тогда желающих осчастливить человечество. Что они делали? Много чего делали. Между прочим, и стихи писали. И ни один не сомневался в чистоте и возвышенном характере своих помыслов. Народная воля. Союз борьбы за освобождение. Права человека. Везде и всюду только добро, и только счастье для всех. Не для кого-то там, в отдельности, не для узкой, далекой от народа, группы, тем более из шкурных интересов только для себя, а именно для всех, особенно, для униженных и оскорбленных. Можно понять их изумление, когда чуть позже этих энтузиастов стирали в лагерную пыль. Если так чуть внимательнее приглядеться к истории, ни один энтузиаст не кончил хорошо. Как бы он не был хитер и изворотлив, как бы удачно не складывались исторические обстоятельства, как бы высоко не забирался по служебной лестнице, а историческое возмездие так или иначе его настигало. Отнимало близких, отнимало жизнь, отнимало разум. Отсюда понятна мудрость народов севера, скажем, к примеру, чукчей, живущих размеренно, основательно и достойно. Гениев среди них практически нет, но зато нет и комплексов по этому поводу.
Костя вот что заметил. Если человек говорит парадоксами, его всерьез не воспринимают. Обвиняют в непоследовательности. А если, допустим, утверждать тезис, а потом, через пятьдесят страниц с такой же горячностью утверждать его противоположность, совершенно другое впечатление. Таким образом, ложь и правда воспринимаются одинаково позитивно, если между ними вставить достаточно много слов. И никто в этом случае разницы между черным и белым не увидит. Этим приемом издревле пользовались софисты, а затем и всякие политические демагоги, но почему-то до сих пор его так ясно никто не сформулировал. Костя отчетливо осознавал, что все счастье мира умещается в этой маленькой, пылящейся теперь в гараже, коробке, чего на самом деле алчут и взыскуют миллионы, сами того не понимая и не ведая. Костя пытался подарить им капельку смысла в этом безбрежном океане абсурда.
Костю поражало всеобщее заблуждение, будто бы Кукушкин гениален. Нет, конечно, отдельные внешние отличительные признаки гения Кукушкину присущи. Вне сомнения, Кукушкин энтузиаст. Сегодня более подошло бы выражение индивидуальный предприниматель. Тем более что коммерческий потенциал своего творчества Кукушкин видел достаточно ясно и в этом направлении прилагал значительные усилия. Это в эпоху, когда среди аристократии поэзия считалась отчасти причудой, отчасти невинной шалостью. Продать стихи для какого-нибудь столбового дворянина было равносильно такой же дикости, как и женитьба на собственной крепостной. В этом отношении Кукушкина полноценным дворянином, ну, никак не назовешь.
Кукушкин числился чиновником по ведомству иностранных дел около шести лет. При этом, абсолютно ничего не делая, исправно получал жалование от казны. Ну, были тогда такие странные отношения между государством и его служащими. Когда в Одессе его непосредственный начальник на совершенно законных основаниях попытался заставить Кукушкина выполнить хоть одно за шесть лет служебное поручение, с Кукушкиным случилась истерика. Начальник тут же у злого на язык и богатого на воображение бездельника превратился в изувера и мишень для злобных эпиграмм. Не дай бог кому еще иметь такого подчиненного. Будучи внешне отталкивающе уродливым, но, обладая большим мужским темпераментом, Кукушкин довольно рано осознал возможности поэзии по соблазнению женщин благородного происхождения. Имея небольшой опыт в обрюхативании своих крестьянок, Кукушкин по-мужицки довольно быстро смекнул, что такое удовольствие слишком накладно. Приходилось откупаться от разгневанных отцов глупых дочек. Гораздо дешевле, поездив по ушам, (а ведь женщины любят ушами), какой-нибудь княжне и, добившись своего, расплатиться несколькими строчками в альбом. Впрочем, победы Кукушкина не столь уж и впечатляющи и количеством отнюдь не поражают. Количеством может поразить любовная лирика, которая на самом деле чистой воды сублимация. Будь Кукушкин чуть привлекательнее и по-человечески порядочнее, не тяни он с регулярной половой жизнью до тридцати лет, очень многих произведений мы бы, скорее всего не досчитались. Таким образом, вся мотивация Кукушкина как на ладони и в ней нет ни малейшего намека на стремление осчастливить человечество. Желание скандальности, дешевого успеха и славы, выпячивание своих сомнительных талантов для оправдания тунеядства и паразитического образа жизни, удовлетворение половых потребностей и сексуальных фантазий и, наконец, плебейское стремление к легкой наживе, вот что отличало Кукушкина от его современников.
(А то ребенок пристал: скажи да скажи, что отличает. Школьное задание.
Потом Костя подумал и сказал, что так писать не надо.)
Это от Кукушкина пошла традиция, что настоящий поэт это непременно негодяй, периодически совершающий нелепые выходки. Чего стоит одна его атака на турков. Просто Пер Рашар какой-то.
Поэзия вообще невозможна без эмоций, а повышенное содержание тестостерона (тут уж, извините, мужской шовинизм) такую эмоциональность обеспечивает. Отсюда закономерен переход с годами от лирики к эпическим формам, а также ранний переход поэтов с этого света на тот, тех, разумеется, кто не осознал проблем возраста и необходимости перемены жанра. Прозу ведь в большей степени вдохновляет рассудок, нежели чувства.
Костя, конечно, никогда бы не посмел высказать своих мыслей о Кукушкине публично. С богами и идолами бороться одинаково бесполезно и бессмысленно. При всей своей курьезности Кукушкин лично был Косте более симпатичен и по духу гораздо ближе, чем какой-нибудь номенклатурный моралист. Потом, с годами и отношение к собственной гениальности у Кости менялось. Случилось так, что в семнадцать лет Костя пережил "пограничную ситуацию" по терминологии Ясперса. Оказавшись на грани, так сказать, жизни и смерти, Костя, не много, не мало, вдруг ПОНЯЛ МЕСТО И РОЛЬ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА ВО ВСЕЛЕННОЙ (охуеть, не так ли?)
Затем годами и довольно ревностно искал он похожее понимание в мировой литературе, научной и художественной, и с удовольствием не находил ничего похожего. Примерно как та царица: свет мой, зеркальце, скажи... Понимание было залогом уникальности Кости, его единственности и неповторимости в этом мире. А еще он вспоминал не без удовольствия как доведенная до слез одноклассниками географичка в девятом классе злобно выкрикивала, что Костя среди них самый умный. Ох, неспроста, неспроста его уже тогда отличали.
Как бы само собой сложилось в те годы, что гениальность это залог благополучия. Гений облагодетельствовал человечество, а человечество отблагодарило гения по полной программе. Это пусть простые, заурядные люди, которых сотни тысяч, трудятся и добывают хлеб в поте лица. Гению это не нужно. Гений раз напрягся, совершил нечто гениальное, и все блага мира полились на него полным потоком. Тем более что примеры таких или примерно таких гениев широко пропагандировались в те годы. Открыл формулу, написал уравнение и, пожалуйста, лауреат. Или, скажем, написал роман. Впрочем, в те годы, что сегодня и с точки зрения медицины объяснимо, Костя более склонялся к малым формам. Результат такой же, а напрягаться значительно меньше.
Что любопытно, воспитав в человеке один раз иллюзию, можно заставить идти его по жизни, не замечая ни невыносимых тягот, ни постоянных лишений, ни скотских условий существования. Подвергся, что называется, принудительной гениализации. В общем-то, проблема очевидна: если все гении, то кто же тогда работать будет? Проблема эта исключительно морального порядка, так как на практике давно и успешно решена. Поскольку основы нашего социального строя, во всяком случае, последней его итерации, были заложены великим, посмеивающимся в усы, юмористом, очень уместно вспомнить об эффекте "ушата холодной воды". То, что воспитывает школа, как правило, жутко контрастирует с реальной действительностью. С одной стороны жизнь резко и жестко выбивает всю дурь из головы, а с другой достаточно четко ставит на место. Вопрос, в конечном счете, поставлен так: кому умирать сегодня, а кому завтра? Убивает, как известно, не жизнь, убивает плохой уход. При такой постановке вопроса, может быть слишком резкой, но вместе с тем вполне реальной, не остается места для благих пожеланий.