Хоть какая-то передышка. Максиму уже порядочно надоело каждый день прорываться вперед, занимая село за селом. Их продвижение больше тормозили дороги и необходимость оказания помощи местным, чем сопротивление противника, но и столкновения случались не так уж редко.
Сейчас, сдав пост другому бойцу, сидя за большой железной коробкой БМП и ощущая спиной вибрацию от вращения башни, словно нос голодного зверя, обводящей окрестности, чертовски хорошо было покурить и подумать о прошедших днях.
Еще месяц-полтора назад все было совершенно по-другому. Их батальон уже почти полгода стоял на Пловдиве, осуществляя миротворческую миссию ООН. Об этом каждый понедельник им рассказывал комбат, и почти ежедневно - командир роты поручик Смольников. Вот только комбат сводил все больше к тому, что они - обезьяны и совершенно не способны служить, а ротный - к тому, что он всех рано или поздно лично расстреляет.
Командиру взвода все было по барабану. Ему тут нравилось еще меньше, чем им. Высокий, сильный, он все равно не был похож на военного. Он не разговаривал ни с солдатами, ни с унтерами, не занимался учебой, не вникал в проблемы взвода. Всем занимался Старый - фельдфебель Климов, числившийся и заместителем, и старшиной разом. Взводный только высокомерно кивал на его доклады и удалялся к себе комнату.
Потом из отделения связи вместе со свежими файлами пришел слух, что ему удовлетворили перевод, и он улетает. Взвод, как и вся рота в целом, вздохнул с облегчением.
А через неделю на транспортной "Ладье" с боеприпасами и сухими пайками прилетел новый взводный. Когда он сошел с челнока, наблюдавший за высадкой Смольников сплюнул на плиты плаца и, ничуть не стесняясь младших чинов, кратко обрисовал перспективу:
- Опять... Мать же вашу, за что опять?.. - после чего развернулся и скрылся в направлении парка...
- Писарь! Писарь, есть папироса? - голос из-за мешков с песком был полон такой надежды, что Максим бросил ему через бруствер всю пачку. После вчерашнего обстрела снайпером они предпочитали не высовываться - эти уроды из Альянса совершенно не умели воевать, но их было слишком много на один батальон. А помощь все шла. Он сдвинул каску на глаза и, обняв коленями "ножовку" - автомат Новикова, опять провалился в чуткую дремоту.
Новый взводный в свой первый день натворил столько всего, что бойцы полюбили его всем сердцем. И даже весь день прятавшийся Смольников, когда, перемежая русские слова матерными, ему рассказал о произошедшем фельдфебель Исмаилов - "замок" из третьего взвода, возжелал лично пожать подпоручику руку. Хотя и заметил, что можно и вместе с шеей.
Началось с того, что взводный сошел с борта в полевой форме. И в броне. В легкой, для расположения, но в броне. И с пистолетом. На груди. Заряженным. Так до него тут никто вообще даже не помышлял ходить. Даже командир разведывательного полувзвода, хоть и корчил из себя настоящего пластуна.
Потом, по пути к комбату, взводный вырубил двухметрового ефрейтора из первой роты, охранявшего штаб. Табуреткой, на которую тот положил ноги. Говорят, что провожал из штаба его ефрейтор по стойке "смирно".
И потом понеслось. Сначала началась строевая. Через пару дней о ней вспомнили и другие командиры, пришлось даже составлять график пользования плацем - нормально заниматься одновременно более чем ротой, не получалось.
Потом их взвод вместо футбола выдвинулся в учебный городок и два часа в субботу учился двигаться по городу в боевой обстановке.
Поначалу все роптали, но потом многим даже понравилось отличаться от остальных взводов. На исходе недели дополнительных тренировок к ним подключился и первый взвод - личный взвод Смольникова. Тогда и состоялся исторический разговор двух командиров...
- Сосна!!! - истерический крик ударил в уши одновременно с лаем пушки БМП и звоном гильз. А то, что одна из гильз ударила по каске, было уже совсем плохо. Сжавшись еще больше, Максим пополз к корме машины, на чем свет стоит матеря снайперов Альянса и механика, ушедшего и не закрывшего свой люк. От этого люка, как от зеркала, и отразилась струя гильз, бившая из-под юбки башни, и вместо того, чтобы ополоснуть нос машины и осыпаться на мостовую, ударившая его по голове.
Одно хорошо - снайпера быстро засекли. Видимо не зря вчера ротный и взводный, вместе с Мартыном, ефрейтором-снайпером из разведвзвода, несколько часов колдовали над картой и трехмерным проектором - вычисляли позиции снайперов противника и расставляли понятные целеуказания-привязки. Сзади послышался рев двигателей и скрип покрышек - это три из пяти "свинок" третьего взвода - легких штурмовых автомобилей "Секач" - понеслись проверять результаты стрельбы, а заодно и выманивать других...
В ту ночь начальником караула по охране расположения стоял Слепой - поручик Слепцов, командир технического взвода, известный трус и перестраховщик, насколько это вообще было возможно в Корпусе. Когда в городе раздались первые выстрелы, и на частотах полиции раздались тревожные переговоры, Слепцов отложил пряник и чашку с чаем, перестав сыпать крошки себе на брюхо, и отдал команду поднять караул в ружье. Именно поэтому, когда над базой пролетели первые реактивные снаряды, и кучи непонятных людей бросились на периметр, вместе с ревом тревоги раздались и выстрелы караула.
Рота летела по тревоге как напуганная толпа. Когда все нападавшие были перебиты или сбежали, а летящих мимо снарядов стало поменьше (они ложились с перелетом на огромные поля кабачков и тыкв за базой - ну не умеют в Альянсе воевать...), оказалось, что машины к бою не приготовлены, личный состав кто где, а одеты и вооружены по обстановке только разведчики и бойцы взвода 2-2.
Комбат высился на все свои два метра посреди плаца, и его крик заглушал разрывы ракет и бульканье падающих на крыши казарм тыкв. Из офицеров меньше всех получили Слепой и Смольников, из унтеров - начальник узла связи прапорщик Больных. Его балбесы в ту ночь остались на узле, всей толпой наевшись ворованных на полях дынь и насмотревшись местных фильмов с "взрослого" канала. И поэтому время их прибытия было значительно меньше, чем у всех остальных.
Крики комбата прервал нагловатый сержант-связист, который сообщил, что на связь вышел корвет, обозначавший присутствие флота на орбите...
- По машинам, черти, по машинам! Почему я глотку должен рвать, а? Я вас спрашиваю! Всем шлемы по-боевому, волки таежные! - эту фразу Климов успел перенять у взводного. А они и в правду расслабились - стал бы, действительно, Старый орать, будь все на внутренней связи?
Максим поправил шлем, щелкнул переключателем гарнитуры и застегнул ремешок под подбородком. Пристегивать автомат уже не стал - все равно в "домике" - десантном отделении БМП - отстегивать и закреплять рядом с собой. Эту мысль ему пришлось повторять вслух, потому что перед люком стояли Климов и взводный, и всех, кто не соблюдал форму, провожали пинком. И хотя он был самым образованным бойцом во взводе, озвученные размышления стоили ему еще одного пинка и подзатыльника.
Шел восьмой день этой бестолковой войны...
Корвет висел совсем над другим участком планеты и вырулил на них только с первыми залпами противника. Командовавший кораблем капитан оказался настоящим командиром, и, пренебрегая обязанностью прикрывать консульство, поспешил им на помощь. Связавшись с комбатом, он ограничился уточнением обстановки и принял, возможно, самое важное в их судьбе решение.
- Пятно, это Арго. Вижу скопление бронетехники и артиллерии противника в квадратах Д-7-4, Д-7-6. Обрисуйте ситуацию! - голос капитана был предельно спокоен.
- Нахожусь под огнем противника, ведем бой! - соврал комбат.
- Подтвердите координаты противника!
- Подтверждаю, Арго. Жду прикрытия!
- Пятно, понял вас, прикрываю! - и уже свому экипажу - Боевое, по наземным целям с 1 по 4, двойками, огонь!
В небе мигнули несколько огоньков, и уже через несколько минут на западе разгорелись огни. Звук до них не долетал - все-таки почти триста километров, но они знали, что там, на плато за узким проливом, был просто ад. Сначала туда ударили кластерные ракеты, а за ними поле накрыли бомбы объемной детонации. Обороны от такого удара не было...
Они всей ротой сорвались на север, в сторону небольшого села с совершенно непроизносимым болгарским названием. Их взвод прошел его позавчера, идя на соединение с основной частью роты после зачистки самой северной деревни, Тишевицы.
Там тогда было совсем спокойно. Полиция и местные жители конечно ходили вооруженные, но никто не стрелял. Уже утром после той ночи стало ясно, что большого количества войск Альянс на эту сторону пролива, на независимую территорию этого материка, перебросить не успел. Или не стал - возможно, их командиры боялись лишиться внезапности.
Большая часть нападавших были какими-то партизанами: то ли боевиками, то ли просто бандитами. Тяжелого вооружения у них не было, только патрульные автомобили и легкие броневики с пулеметами. С ними ждать открытого боя не приходилось - все сводилось к засечке их дронами и БПЛА и уничтожению.
Комбат, понимая, что главная их задача - защита мирного населения, разделил весь батальон на три неравные части. Техвзвод, часть летчиков и один взвод третьей роты остались на базе, укрепив ее подручными средствами от любой сухопутной атаки. Вторая рота и разведка, как самые подготовленные, выдвигались в первой волне на зачистки селений, за ними шли первая и остатки третьей роты, подвозя боеприпасы и организуя оборону силами местных жителей. А их рота и разведвзвод опять шли дальше.
И вот теперь "летающие глаза" засекли в селе присутствие нескольких сотен боевиков Альянса, уже прозванных в батальоне "гансами" за кокарды-черепа на подобие эсэсовских. Связисты тут же отозвали БПЛА, поскольку один маленький самолетик они уже потеряли, а новые взять было негде. Теперь их глазами был дрон, который висел на высоте нескольких километров и передавал только термические засечки и сигналы "свой-чужой". Своих там не было, и дроны видели уже несколько пожаров в самом центре села.
- Два-два Старший, Базе! - проорала голосом командира летного взвода рация. Взводный нажал пару значков на экране радиостанции и перевел вызов на свой командный модуль. Теперь они слышали только его реплики.
- Да, принял... Принял. Жду, База... Не как в прошлый раз, договорились?.. - в голосе взводного послышалась злоба - Что не так? Да все! На кой черт вы нам вообще, если вы после боя прилетаете?..
Все стало ясно - база обещала помощь вертолетами. Два малых штурмовых "Стерха" - это все боевое прикрытие, которым обладал батальон. Против боевиков-"гансов" это была страшная сила. Вот только база постоянно ждала, когда взводы ввяжутся в бой, и станет ясно, что это опять пехота - сталкиваться в бою с настоящим противником они не хотели. Все бойцы по-человечески понимали опасения пилотов - без прикрытия две "птички" против соединений армии Альянса не продержались бы и пары минут. Но по-солдатски, из окопов, они презирали двух летчиков, которые даже не были настоящими кавалеристами и носили такие же знаки отличия, как и все в батальоне, но по спеси и наглости были впереди всех.
- Понял, База... Понял, понял, сказал же уже... - взводный нажал кнопку в шлеме, и вернулся на общий канал - Климов, Астанян!
- Слушаем, вашбродь! - отозвались из других машин "замок" и "комод-3".
- Эти омули белоглазые обещали помочь с воздуха. Так что, если там "гансов" много, - не лезем, а ждем, пока их летные пожгут. Ясно?
- Ясно, вашбродь! А схема какая? - это уже только Старый, он продолжал думать о предстоящем бое даже тогда, когда дремал даже взводный.
- Ты там улицы помнишь? Узкие, и дома в два этажа. Так что идем фронтом, с пешими дозорами, а то пожгут "коробки", на чем дальше поедем?..
Корвет ушел уже к середине первого дня. Сначала он сообщил, что отправил бот в консульство, забрать всех наших, а потом, спустя менее часа, в небе начали загораться огни. Капитан вышел на связь, сообщив, что в системе больше десяти вымпелов Альянса, из которых три почти на орбите, и корвет ведет бой. Боту он дал отбой - тот не смог бы пробиться сквозь облака снарядов магнитных пушек и стаи ракет, которыми обменивались корабли. А потом было последнее сообщение.
- Пятно, это Арго. Веду бой, все сообщения на базу корпуса передал, больше не продержусь, их слишком много. Придется уходить. Подарки вам отправил... Ждите, мы вернемся...
И корвет выпрыгнул из системы.
Ближайшая база Корпуса была в трех днях, и комбат вместе с начальником штаба установили срок в семь дней. Дальше батальон должен был, в соответствии с Полевым Уставом Корпуса, или занимать оборону, или рассеиваться повзводно, и переходить к партизанской тактике.
Подарками оказались несколько кодированных файлов и последние двадцать четыре ракеты, которыми капитан корвета уничтожил мосты через пролив и семь баз Альянса в пределах тысячи километров от пролива. Но об этом они узнали уже потом, на третий день, когда связисты перехватили, расшифровали и перевели переговоры противника.
А файлы оказались записью перехода противником мостов за всю ночь и начало дня. И это внушало большие опасения. По данным с корвета, пролив успели пересечь больше, чем сто пятьдесят машин противника, из которых минимум шестьдесят - грузовых.
По самым скромным прикидкам, против них было больше двух тысяч человек...
Войдя в село, взвод большей частью спешился. По центральной улице они пошли, расположив "броню" в шахматном порядке, и выслав вперед дозор, который оторвался от них метров на пятьдесят-семьдесят. Остальные старались держаться в середине, чтобы в случае обстрела с крыш и верхних этажей успеть укрыться за бортами БМП.
Взводный сидел, свесив ноги, в открытом кормовом люке средней машины, и придирчиво изучал вытянутый на длинном кабеле из командирской ячейки монитор. Он был значительно больше, чем в комплекте командного модуля, и на нем работать с информацией, поступающей с дрона, было проще.
Старый шел рядом с ним и периодически подергивал бойцов по внутренней связи. Уже на третьем перекрестке он сменил дозорных и добавил к ним третьего бойца, вооруженного пулеметом - "тяжелого", как говорили сами солдаты.
Постепенно становилось ясно, что тут "гансы" успели потрудиться на славу - местных видно не было, все витрины, стены и двери несли на себе следы погромов и перестрелок. На асфальте валялись гильзы, причем как от альянсовских винтовок, так и от пистолет-пулеметов местной полиции. Хотя тел и крови пока видно не было...
На третий день в эфир стали входить новостные передачи не только на частотах Альянса, но и на частотах независимого Пловдива. К этому моменту содержание их практически уже ничем не отличалось - коррупционное антинародное правительство свергнуто, новый президент выступает с призывом к "сепаратистам", не желающим признать легитимность судьбоносных изменений, сложить оружие, добрые нарядные бойцы с семью черными кружками вокруг одного фиолетового на шевронах раздают гражданам продукты и медикаменты.
Но в репортажах успевали проскочить кадры догорающих домов, сожженных машин и поломанных деревьев. А один раз - на крупном плане - оператор случайно запечатлел длинный ряд укрытых простынями тел на мостовой...
Тогда стало окончательно ясно, что основные бои идут (или уже прошли) на втором обжитом континенте - Светлых Родопах, где располагались большая часть населения планеты и основные силы Альянса.
Уничтожение миротворческого контингента, по всей видимости, представлялось противнику второстепенной целью.
Потери батальона за три дня стычек и мелких боев составили уже двадцать три человека...
Когда с маленькой площади, видневшейся метрах в двухстах впереди, в них начали стрелять, растерялись только те, кто шел за "броней". Дозор как зайцы бросился в рассыпную, а башня передовой машины огрызнулась длинной очередью, сквозь которую бахнул основной ствол. С грохотом, в облаке осколков, дальнее здание площади обрушилось наполовину. Бойцы даже не успели дать хоть пару очередей.
- Климов!
- Вашбродь?
- Там засада есть, как думаешь? - взводный привстал и аккуратно выглянул над крышей БМП. Подбежавший Климов скривился и сплюнул.
- Я бы сделал, Вашбродь, именно там бы и сделал!
- Тогда так...
Ворвавшись на площадь, головная БМП тут же двинулась по кругу, направив стволы в ближнюю к себе сторону. Сквозь висевшую пыль можно было ориентироваться только в инфракрасном диапазоне - две оставшихся "коробки" перевели орудия в "гаубичный" режим, задрав их почти вертикально, и одновременно хлопнули осколочно-фугасными с дистанционным подрывом. Рвануло метрах в пятнадцати над площадью, почти в самом центре, исполосовав осколками все фасады. Минуты тянулись убийственно медленно, и, наконец, в шлемах раздался голос Астаняна, командира третьего отделения:
- Чисто... Скорее всего...
И взвод потянулся за авангардом.
К шестому дню столкновений по перехватам радио-переговоров противника и беспорядочными выходами в эфир "сепаратистов" стало окончательно ясно, что протащить на планету запрещенное к размещению на "свободных" мирах тяжелое вооружение Альянс не смог. Ни авиации, ни ракет, ни флота у них тут не было. И это несказанно радовало. Однако внешняя связь по-прежнему отсутствовала. По всей видимости, то соединение кораблей, что прогнало их корвет, пропололо спутники и теперь само глушило дальнюю связь.
Потери росли, но росли и результаты. Уже три десятка крупных поселков и маленьких городков были зачищены от боевиков Альянса, жители спешно эвакуировались вглубь территории, многие опрометчиво прибивались поближе к миротворческой базе. Слушать объяснения, что при бомбардировке с орбиты они сгорят вместе с батальоном, жители не хотели, и сбивались во все более крупные лагеря. Слава богу, пока хватало воды и еды, да и больных было мало. Но начмед уже заявил, что гарантирует только неделю - потом начнутся массовые инфекционные заболевания, и медикаментов не хватит. Про своих раненых он предпочитал молчать...
Прочесав площадь, бойцы обнаружили, что одно из наиболее закопченных зданий было в свое время магистратом и полицейским участком. Когда взводный, оставив машины на попечение Старого, решил прогуляться туда, Максим с пулеметчиком из третьего отделения пошли вместе с ним.
Старое, крепкое кирпичное здание выдержало и взрыв, снесший массивные деревянные двери, и их обстрел площади. Ни одного целого окна в доме не было, вокруг всех проемов чернела сажа, но пожара не было. Из одного окна свисала, колышась на ветру, на удивление чистая бежевая занавеска.
Макс застыл у бывшего дверного проема, пропустив взводного с пулеметчиком вперед, и приготовившись по сигналу ворваться вместе с ними, перекрывая, как учили на занятиях, левую сторону.
- Раз! - гаркнул взводный, и они вломились в здание. В левом углу ничего интересного не обнаружилось и, описав стволом автомата замысловатую петлю, Максим сквозь непонятное бульканье в наушниках отрапортовал:
- Чисто! - после чего, не отводя оружия, перевел взгляд на остальной вестибюль. В противоположном углу натужно, опираясь на пулемет, блевал пулеметчик. А в центре, опустив ствол автомата, в кулак глухо матерился взводный.
В центре, у основания широкой лестницы, высоченной грудой лежали, наверное, больше сотни обугленных человеческих тел...
На шестой день, когда они возвращались с севера, их взвод остановился в маленьком селении - буквально на полчаса, размяться и передохнуть, поскольку длительные марши на технике выматывают не хуже караулов. Пока взводный общался с местным, приехавшим на окраину, то ли мэром, то ли старостой, и разъяснял жителям, что им необходимо срочно уезжать на юго-восток, подальше от наступающих сил Альянса, бойцы расселись кто на броне, кто просто на корточках, и, перекуривая и подкрепляясь, завели бесконечные и бессмысленные разговоры. Такие беседы никогда не привлекали Максима, и он начал рассматривать окрестности.
Во дворах за невысокими заборами спокойно, без суеты ходили местные, выполняя свою, непонятную выросшему в городе, сельскую работу. Где-то мычала корова, а по широкой не то улице, не то просто поляне под бдительным присмотром мальчишки лет двенадцати с простеньким планшетом в руках неторопливо шествовала небольшая отара овец.
Со стороны въезда в селение раздался громкий детский смех. Там, у высокого и массивного, ровного как стена камня, несколько детей лет шести-семи окружили невысокого светловолосого мальчишку с ярко-красным мячом в руках. А тот со смехом кидал мяч в камень-стену и на радость другим детям ловко его ловил.
Максим, двадцатидвухлетний парень, уже через месяц ожидающий окончания трехлетнего контракта, дающего право на льготное поступление в университет, к чему он так стремился, ощутил неоднозначное и раньше не знакомое ему чувство.
Он увидел, как мирно, в такой тишине и покое, живут люди, не зная, что творится на других мирах, не ведая суеты мегаполисов и городских проблем. Как не копался он в памяти, так и не смог вспомнить, что бы он так заразительно смеялся в детстве.
А с другой стороны сквозь умиление сельской жизнью он ощутил страшную, незнакомую ненависть к тем, кто развязал этот конфликт, кто обстреливал этот сельский мирок, кто жег дома и сады.
Он глянул на автомат, машинально отметил тусклый зеленый огонек - магазин полон, сплюнул папиросу на камни у дороги, растер окурок ногой и, повинуясь жестам возвращающегося взводного - "По машинам!", полез, дождавшись своей очереди, в нутро боевой машины.
Жители не поверили солдатам, и эвакуироваться отказались...
Ну, насчет сотни тел Максим со страху переборщил. Санинструктор, надев противогаз, обошел тела, обнаружив, что всех сорока трех местных перед тем как сжечь, застрелили. Причем около десяти - в голову.
Не успел он отчитаться перед взводным и отпоить водой пулеметчика, как на связь вышли вертолетчики. Они заходили с востока и засекли, как из селения выезжала колонна Альянса. Взводный, с матами прошедшийся по "лётным", по Базе, по связистам и по "гансам", приказал запустить дрон и любой ценой четко определить, сколько до этой колонны от них. Оказалось, пять километров.
Боезапас основного, сто миллиметрового, орудия БМП, был всего сорок снарядов. Из них двадцать ОФ, по десять кумулятивных и термобарических. Взводный дал добро на половину фугасных и все "объемные". Шквал огня, который обрушился на колонну, сделал бы честь и танкам, и артиллеристам. И каждый вылетающий снаряд те бойцы, что были в здании магистрата, провожали громкими яростными криками.
Вертушки подтвердили уничтожение колонны, прошлись редкими очередями по подозрительным силуэтам и кустам у дороги и развернулись на базу. Отделение Максима отправилось осмотреть место побоища, а остальные развернулись цепью и продолжили прочесывание пустых кварталов.
Низина на выезде из селения, где огонь накрыл колонну Альянса, показалась бойцам адом. Даже невозмутимый Климов с ужасом оглядывал выжженную землю, усыпанную телами и обломками машин. Один грузовик, по видимости, угодил под термобарический снаряд и сгорел в один миг, и часть тел в кузове так и осталась там сидеть, опираясь сгоревшими руками в разорванный каркас кузова.
Один патрульный бронеавтомобиль разорвало пополам, и передняя часть с двигателем улетела метров на сорок вперед всей колонны. Еще метрах в пяти впереди от нее валялись тела двух солдат Альянса. Их выкинуло из кабины вместе с лобовым бронестеклом...
В общей сложности, им удалось насчитать больше двухсот тел так или иначе похожих на человеческие... Сколько еще солдат противника разорвало в клочья, сколько сгорело до неузнаваемости, одному богу известно. Двенадцать грузовиков, пять бронетранспортеров и шесть патрульных автомобилей сожжено или взорвано.
Это, конечно была победа, но радости она не приносила.
На обратном пути они остановились у колодца, чтобы набрать воды во фляжки - запах горело мяса и взрывчатки, витавший в воздухе, драл горло и щипал глаза. Максим встал в охранение, отойдя от колодца метров на десять и поводя стволом по окрестностям.
И, в очередной раз, оглядывая обочину дороги, он обратил внимание на странную груду камней, торчащую из-за кустов. Подойдя поближе он, понял, что это был тот самый ровный камень, у которого дети пару дней назад играли в мяч. Видимо, удирающие боевики задели камень бампером автомобиля и раскрошили древний обелиск в груду обломков.
Возвращаясь к БМП, он зацепил ботинком какой-то ком грязи, который отлетел в сторону. Мазнув по нему взглядом, Максим с ужасом понял, что это был разорванный и спущенный детский мячик. Ярко-красного когда-то цвета...
Когда началось прочесывание, все, за исключением механиков и стрелков БМП, отправились рыскать по домам, дворам и улицам, выискивая выживших.
В одном из домов им попалась рука в форменном рукаве Альянса. Видимо, кто-то из местных удачно попал из ружья. Вообще, в переулке оказалось много крови - скорее всего, тут была нешуточная перестрелка.
В квартале от этого места обнаружился еще с десяток тел местных - тут до последнего оборонялась целая семья.
Уже почти у самой окраины, при проверке богатого двухэтажного дома, на взводного из-за угла бросился боец противника. Схватив офицера за ствол автомата, он пытался ударить его ножом, но отпустив автомат, взводный тремя выстрелами из пистолета разнес ему грудь и горло.
А бойцам Астаняна удалось найти и скрутить двоих "гансов", которые залезли пограбить аптеку.
Когда они вернулись в центр селения, Максим находился в ступоре. Он не реагировал на других бойцов отделения, механически вышел, когда открылись люки, из транспорта, забыв в "домике" шлем, и побрел к чудом уцелевшей на площади лавочке. Автомат на ремне лениво бил его стволом по коленям, но он не обращал на это внимания. В голове его крутилось только одно - раздавленный колесам мяч на камнях и разбитый камень.
Зачем? Кому все это понадобилось? Ради каких интересов кого-то лишили дома? Зачем убили всех этих людей? Какая цель может оправдать все эти ужасы?
Подошел санинструктор, помахал у Максима ладонью перед лицом, дождался, пока его узнают, и, не говоря ни слова, потащил его за рукав к взводному, который допрашивал пленных.
В начале пленных не брали. Не из жестокости - просто это не было целью. Никакой развединформации от них не требовалось, да и разбегались они слишком шустро, а преследование только отвлекало бы их от основной задачи.
А теперь взводному не терпелось узнать, что послужило причиной таких зверств.
Пленные сидели на земле, полураздетые и связанные. Каждый свой вопрос (на вполне достойном английском), на который не поступало ответа, взводный сопровождал ударом. У одного пленного на лице уже не было живого места, глаза стремительно заплывали, а подпоручик продолжал ровным голосом спрашивать:
- Кто приказал атаковать деревню? - и звук удара. Несколько капель крови, судорожный рывок второго пленного, пинок в спину от ожившего пулеметчика и новый вопрос:
- За что убили людей в доме? - и тычок пальцем в сторону магистрата. Молчание, удар, пинок и все по новой:
- Кто приказал атаковать деревню?..
Максим слушал, как взводный допрашивает пленного, и пелена гнева постепенно застилала его разум. Они разрушили жизнь всех жителей этого селения, десятков других, втянул их всех в нелепую, бессмысленную войну... Зачем? Зачем?
Зачем?
Даже не пытаясь поднять автомат, он уверенным движением, как учили, потянул из кобуры пистолет, и, не целясь, выстрелил пленному в голову.
Когда второй пленный перестал кричать, он сквозь всхлипы рассказал все, что знал. Полубезумные глаза огромными белыми кругами выделялись на забрызганном кровью лице, он запинался, плакал, но говорил и говорил. Слишком страшными были глаза солдата, убившего его товарища.
А Максима увели в "домик", вкололи снотворное и, отобрав оружие, пристегнули к креслу. Он так и не услышал, как заорал в командирской машине связист, слушавший переговоры противника. Не видел, как он упал из люка БМП и, спотыкаясь, почти на четвереньках, побежал к командиру. И уж подавно он не слышал, как все открытые, не закодированные частоты затопил глубокий, сильный, но невероятно тяжелый голос:
Ой, то не вечер, то не вечер,
Мне малым-мало спалось...
Мне малым-мало спалось
Ой, да во сне привиделось...
На планету высаживались казаки...
Прошло две недели. Максим оклемался, с ним поговорили взводный, ротный Смольников, даже минут десять уделил вечно занятой комбат. Он успокоился, ему вновь доверили оружие. Но он стал другим. Задумчивым, неулыбчивым. Он не пытался ни с кем заговорить, отвечал на вопросы односложно, находясь в своих мыслях. Вопреки опасениям Климова, перед глазами солдата стоял не мертвый пленный, а растерзанный пыльным мячик.
Их батальон почти эвакуировался. Смольников вызвался остаться до последнего, взводные его поддержали, и их рота перебазировалась на срочно расширяемый космопорт.
Там они раз по двадцать побывали у казаков в разведотделе, подробно излагая затянутым в синие повседневные мундиры разведчикам все, что они знали о войсках Альянса на планете. На следующий день после высадки казаков к войскам присоединилось две эскадрильи внеатмосферных штурмовиков, которые рыскали по планете, выискивая и уничтожая базы и сосредоточения войск противника. Разведчиков-казаков сменили разведчики-кавалеристы.
На десятый день Максима вызвали в объединенный штаб, и направили в строевую часть. Там незнакомый сухопутный поручик сообщил Максиму, что его контракт с учетом боевых действий истек, и он, в случае отказа от реабилитации в госпитале, может ближайшим военным кораблем, идущим на его родную планету, направится домой.
Максим отреагировал на это вяло, согласно подмахнул, едва не уронив стилус, отказ от реабилитации, и вернулся с папкой письменных документов и россыпью карточек подмышкой в палатку, отдыхать после наряда.
На четырнадцатый день ротному сообщили, что челнок с нужного корабля будет через пару часов, и он известил об этом Максима. Тот так же безразлично стал собирать вещи. Климов хотел по отчески обнять бойца, когда тот пришел сдавать оружие и амуницию, но отшатнулся, увидев пустые глаза солдата.
Проводить Максима до челнока вызвался сам взводный.
Они шли по лагерю, огибая технику, толпы казаков и разрозненные группки летной обслуги. Из свеже возведенного ангара тягач тащил здоровенный штурмовик, они отступили к ограде, за которой бойцы из инженерного взвода выравнивали смесь из камней и электро-активного бетона. Внезапно взводный рванулся вперед, почти наперерез тягачу, и с разбегу бросился к среднего роста светловолосому ротмистру. Тот с улыбкой заключил подпоручика в объятия, и начал о чем-то его расспрашивать.
Но Максим этого не слышал. Он отвернулся посмотреть, кто так громко смеется на другой стороне прохода между палатками и вагончиками.
Там, у здоровенного саперного танка, в окружении плечистых смеющихся казаков и молодой красивой женщины кидал в бронированный борт машины и ловко ловил ярко-синий с широкой красной полосой и гербом Донского казачьего войска мяч невысокий светловолосый мальчишка. И смеялся. Весело смеялся звонким и чистым детским смехом.
И Максим засмеялся в ответ.
- Будет жить! - встопорщив выгоревшие усы, усмехнулся ротмистр и переглянулся с подпоручиком. И они поняли друг друга.
"... Кризис на Пловдиве, Барио и Калипсо завершился полным военным и политическим поражением Альянса Семи планет. Русские, немецкие и японские миротворческие силы нанесли сокрушительное поражение их контингенту на спорных мирах, а дипломаты на внеочередном заседании ООН разнесли в пух и прах делегацию Альянса...
... По решению Совета по колонизации ООН все три спорных мира переходят в состав Российской империи, Германской империи и Японии. Действия высших военных командиров Альянса по отношению к мирным гражданам Пловдива и японским дипломатам на Калипсо будут рассматриваться на трибунале в Цюрихе в конце этого года..."