Аннотация: Седьмое стеклышко. О поездах, сестре и мести.
Ответ
Несмотря на поздний обед, к тому моменту, как мой путь в город N (не будем афишировать детали, касающиеся моей работы) начался, я уже изрядно проголодался. Однако голод был еще терпим, а до поезда нужно было заехать проведать дом сестры, и потому я не стал заходить ни в одно из кафе, заманчиво мерцающих теплыми рыжими огнями.
Лондон был как всегда душен, дымен и промозгл, и противная водяная взвесь в воздухе оседала на коже, как испарина. Самая неприятная погода - и дождя нет, зонт незачем открывать, и вода везде, везде, везде, сырость обволакивает абсолютно все насквозь. Одежда, волосы, все мокрое, и подушечки пальцев вот-вот начнут морщиться от влаги.
Между тем дом Джейни был все так же уютен, если не брать в расчет всю ту потустороннюю дрянь, которой она увешала стены. Впрочем, не только стены, почти каждый предмет в доме напоминал о том, о чем я бы изо всех сил хотел забыть.
Она держала на подоконнике сухую омелу, ее полотенца были расшиты дубовыми листьями, в саду блестели от осадка круги из камней. Неудивительно, что мою бедную сестричку утащили феи. В день, когда я ее потерял, папоротник в ее саду зацвел пышными алыми цветами. И, не желай я не знать никогда о существовании маленького народца, я бы отнес эти цветы кому-нибудь из знакомых ботаников, выручив за такую редкость невесть сколько денег. И, не желай я всей душой вернуть сестру, я бы раскопал землю под папоротником, потому что знал: сказки не придуманы для развлечения. Они вообще... не придуманы.
Я боялся этих тварей с тех пор, как осознал, что их видят далеко не все. Джейни говорила, что в нас сильна кельтская кровь - совершенно не представляю, что это могло бы объяснить. То есть, разумеется, мне известно о друидах и прочих сношениях с теми, кого называли "Господами", но потомков кельтов немало, и если бы каждый видел их...
А я видел. Их сейчас мало, но это не мешает этим чудовищам отравлять жизнь. Джейни говорила, что я просто не умею с ними обращаться, что они могут помочь найти потерянную вещь, навести удачу, еще много чего. А потом они забрали ее к себе - и я до сих пор не могу себе простить того, что не остановил ее вовремя.
Фейри бывают разными. Некоторые похожи на людей, только миниатюрные и полупрозрачные, кто-то больше смахивает на тех существ, о которых говорят в легендах, брауни там, подобная им нечисть. Некоторые - и этих я боюсь больше всего - почти неотличимы от людей, за исключением того, что многие из них слишком красивы. Но самое ужасное в том, что последние могут взаимодействовать с обычными людьми. И только я, да еще Джейни, видим(видели), что глаза у них, как у всех фей, без зрачков.
Феи не оставили этот дом и тогда, когда моя бедная сестра покинула его. И сейчас они прятались по углам, зная, что я их не люблю, выглядывали нервно из-за засохших стеблей комнатных цветов, которые уже с месяц не поливали.
Те, что водятся в доме Джейни - случай особый. Я не встречал их больше нигде, кроме этого проклятого места. Они очень похожи на тех, что водятся в садах, тоже мелкие, с ладонь величиной, и тоже полупрозрачные, однако крыльев у них за спиной нет, а нижняя часть тела растворяется в дымке, где-то от середины бедра переходит в тонкий шелковый дымок, как от дамской сигареты. Этот вид не беспол, в отличие от многих, но черты их лиц обычно сложно отличить друг от друга. Впрочем, не могу сказать, что сосредоточенно вглядывался в них. Джейни знала их по именам.
Одна из них, по всей видимости, ни разу до того меня не видевшая, сорвалась с полки и закружилась у моего лица, протянула руку, коснувшись моей щеки. Я с омерзением - кожу обдало жаром, как от пламени свечи - отмахнулся, увернувшись от нового касания. Тварь что-то оскорбленно зашептала, попыталась затуманить мое сознание, но мне совсем не новы их уловки, у Джейни я бывал и до ее ухода, и после. Проклятая фея не унималась, что-то говорила, витала рядом с моими глазами, и я почувствовал, как в груди разгорается жаркая, потаенная злоба. Неужто они и меня хотели следом за сестрой получить? Как же!
Я схватил летучую дурную весть поперек тела ладонью, лишив возможности выскользнуть, и, не обращая внимания на ее протесты и удары по кулаку, с размаху влепил в стену. Хрупкое тельце обмякло и соскользнуло по стене, рассыпаясь шлейфом пепла.
Я сжимал и разжимал ладонь, которой только что убил фею, смотрел на нее и на горстку праха, и все ждал прилива жалости, раскаяния, прочего в том же духе. Его не было. После того, как они забрали Джейни, это самое меньшее, чем я могу им отплатить. Вокруг стояла тишина, и я остро осознавал, что в этом доме еще сотни этих существ, и это было страшно. Но они молчали, не двигаясь, воздух звенел от чистого холода, вдруг охватившего дом.
Я торопливо напялил шляпу и вышел, отправив дверь в свободное падение. Замок запирать не стал, лишних пять минут рядом, а там... м, нет, я не о феях. Я же на поезд так опоздаю, если буду задерживаться по каждой мелочи. А феи здесь вовсе не к месту, ни при чем.
Но они следовали за мной всю дорогу.
Я замечал приглушенное сияние рядом с поребриком, в голых ветвях деревьев, на полях шляп прохожих. Правда, кажется, ближе к вокзалу я смог оторваться от преследования, подсев в кэб, и тогда золотистые тени перестали тревожить мое боковое зрение.
Но это был первый раз, когда они покинули дом.
И я клянусь, что дело не в незапертом замке.
Сев в поезд, я немного успокоился. Твари отстали, чувство вины так и не пришло, да и не появится, и, в конце концов, поезда всегда действовали на меня умиротворяюще. Отделка под красное дерево, сияющая свежим лаком, кожаная обивка диванчиков, роскошные люстры с недавно подведенным электричеством, так что не пахло дымом и не коптило, вежливый вышколенный персонал и хороший уютный вечер под грузное клокотание колес под полом. Я заказал чайник чая с бергамотом и несколько сандвичей с огурцом - история с феей все-таки слегка сбила мне аппетит, но, возможно, такая закуска снова бы его разбудила. Чай, впрочем, принесли отвратительный, и я попросил заменить его чем-нибудь поприличнее. Чай и алкоголь, по моему скромному мнению, это те две вещи, на которых нельзя экономить. Если не хватает денег на действительно качественное, лучше не пить вовсе. Для курящих к этому списку добавляется табак, однако друг из медицинского колледжа поделился со мной своими соображениями по поводу влияния табачного дыма на легкие до того, как я пристрастился к трубке.
От чая пришлось на время отказаться, а еда оказалась самый раз, и в голову начали закрадываться мысли об ужине поплотнее где-нибудь через полчаса. Свободное время было решено посвятить бумагам по делу моего клиента из города, куда я направлялся, благо таковых оказалось немало. Бессонница прошлой ночи сказывалась слабо, но после ужина меня все-таки сморила уютная теплая дремота, вызванная скорее теплом и мягкими сиденьями, нежели действительной усталостью.
За всем этим недавнее мое жестокое убийство совсем забылось. И забылось бы навсегда, если бы я не проснулся от укола в щеку. Болезненного укола, до крови, и проснулся я резко, как вынырнув из сна. Передо мной в воздухе висело искрящееся полупрозрачное существо с длинной швейной иглой в руках, точь-в-точь как те, что я видел в доме Джейни. Точнее, уверен, что одно из них.
Я попытался было разделаться с ней так же, как и с давешней ее товаркой, однако эта фея уже была научена горьким опытом и ловко ускользнула от моей неповоротливой ладони, совсем приблизившись к моему лицу. Видя, что я размахиваюсь для новой попытки, быстро приставила острие иглы к моему глазному яблоку, и я замер, как пойманное животное.
Она висела передо мной с иглой, руки ее ни капли не дрожали, и я не видел вокруг ничего, кроме этого крохотного монстра. И куда больше я холодел не от перспективы остаться без глаза, а от того, что всматривался в ее черты лица.
У нее был выпуклый по-детски лоб, не портивший общего приятного впечатления, глаза - не большие и не маленькие, темного серо-болотного оттенка, с пушистой каймой ресниц, слегка крупноватый вздернутый нос, слишком тонкие для такого капризного изгиба губы, маленький острый подбородок.
Это я о Джейни.
И как-то так получилось, что то, что грозило мне остаться наполовину слепцом, мало чем отличалось от того, что осталось в моей памяти. Если быть точным, отличалось отсутствием зрачков.
Она уловила в моем лице ужас узнавания, который я не смог скрыть. Победно ухмыльнулась, показав острые мелкие зубы, убрала иголку из боевой позиции. Видимо, поняла, что я не причиню ей вреда, и больше нет нужды меня так усмирять. Но я поспешил с выводами.
То, что некогда было моей сестрой, уцепилось за занавеску и отвело ее в сторону, приложив немало усилий. Я все еще наблюдал за этой феей, как парализованный. Она широко развела руки и размахнулась, вроде как делают моряки, подавая знак флажками на другое судно.
И у меня заныло в груди от сжавшего все мое нутро страха. Если до того я думал, что хуже уже не будет, теперь это воспринималось как легкие неприятности.
Все окно снаружи обсыпали феи. Их были сотни, тысячи, они мчались рядом с поездом золотым полотном, роем, их крошечные ладони впечатывались в оконное стекло там и тут, немедленно исчезая, мелькали дикие обозленные глаза, острые черты, и то, что когда-то звалось именем Джейни, зазывно махнуло рукой куда-то вперед, будто указывая путь. И рой обогнал окно, исчезнув из моего поля зрения, но я не обманулся и не обрадовался этому исчезновению. Слишком ясно было, что они собрались делать. И я навскидку не видел ни единого способа сбежать с поезда, несущегося на полной скорости.
Кэпитал Ньюс
18 сентября 1845
По сообщению нашего корреспондента, более половины тел уже опознаны. Как стало известно, найдено еще семеро погибших, и теперь жертвы ночного крушения поезда насчитывают пятьдесят три человека, из которых двадцать семь мертвых, состояние восемнадцати оценивается как критическое и состояние остальных восьми пострадавших как стабильное. По предварительной гипотезе, виновным в катастрофе является машинист, после случившегося сошедший с ума от потрясения.