Аннотация: Пятое стеклышко. Об Указе, искусстве и переломном моменте.
Бунт
Я никогда не любила подобные места. От них веет... чем-то затхлым. В воздухе висит пыль, и душно от этого мерзкого горького амбре - краски, растворитель, какая-нибудь еще химическая ерунда, без понятия, еще не хватало мне в этом разбираться.
- Эй, Кас!
- Чего тебе? - откликаюсь ворчливо, нехотя, как всегда. Эти люди со мной - неотесанные болваны, чьи интересы ограничиваются выпивкой и шутками о тех частях тела, куда запрещают бить боксерам.
Нам не запрещают.
Нам в общем-то ничего не запрещают, главное, приказы не нарушать и выполнять как можно скорее. А уж как - это на нашей совести.
Да какая у Шакалов совесть, вы что, серьезно это?
На кой она черт нам нужна?
Я заправила за ухо короткую выбившуюся прядь и догнала Тэда, который к тому моменту яростными жестами демонстрировал свое желание меня видеть. Шикнула на него, затянула ремень чуть туже - разбалтывается, зараза - и наконец обратилась к тому, из-за которого мы здесь.
Художник, блин.
Хорошо, если лет четырнадцать лбу, глаза блаженно пустенькие, никакой хитринки. Такого даже обманывать неспортивно, ведется на раз. Я, конечно, встречала людей, которые вот такой немудреностью заставляли себя недооценивать, но этот человек явно был не из таких. Почти ребенок, в конце концов. Белокурые немытые волосы, вся рубашка в пятнах акварели, костлявые тощие руки и впалая грудная клетка, лицо острое, а между передними зубами щербинка.
- Лейтенант Кассандра Стюарт. На вопросы отвечать четко и конкретно, ясно?
- Хорошо, а что такое-то?..
Резко захотелось приложиться ладонью по собственному лбу. Интересно, он вправду не понимает, почему в его дом нагрянула Шакалья стая, или только разыгрывает дурачка?
Да нет, вряд ли разыгрывает. Стал бы он тогда подписывать свои работы? Впрочем, совершенно неясно, почему он вообще попался на такой глупости. В его возрасте я была куда умнее.
- Ваше имя?
- Оскар. Это в честь писателя, Уайльда.
- Ваши имя и фамилия? - сцедила я.
- Литтон. Оскар Литтон.
Имя он назвал свое. Или не свое, но я не могу навскидку придумать, зачем чужому подростку так называться, когда рядом непритворная угроза.
- Возраст?
- Шестнадцать недавно исполнилось.
Выглядит младше, хм. Ну да так бывает, впрочем.
- До Отдела Общественного Спокойствия дошла информация о том, что вы нарушаете Указ о контроле искусств.
- Простите, какой указ?.. - и виноватая улыбка.
Мне часто говорят, что я слишком несдержанная, однако, думаю, шарахни я тут кулаком в стену - никто и слова бы не сказал. Хорошо быть Шакалом, однако. Он что, в информационном вакууме живет?!
- Указ от семнадцатого ноября пятьдесят третьего года, "О контроле искусств и свободных ремесел", - отчеканила я. - Положение два точка четыре: "Визуальные виды искусства ограничиваются изображением натюрмортов и пейзажных сюжетов. Изображающий людей либо других живых существ карается соответственно положению два точка пять". Конец цитаты. Ваши комментарии?
- Что за глупость? Как можно ограничивать искусство?
И омерзительно наивные, простые, как горсть мелочи, глаза, недоумевающие такие.
Все вы такие, милые и безобидные, писаки, художники, вся эта ваша братия.
А потом вам что-нибудь не нравится, и вы берете в руки оружие. И выходите на улицы убивать - в том числе и тех, кто совсем не имеет отношения к происходящему. Мозги-то двинутые...
Я до сих пор думаю, что бы случилось, не выйди моя мать в оцеплении. Может, я бы и учиться пошла на медика, как хотела... да много что было бы иначе. В конце концов, я бы выросла рядом с ней. Если бы не Акварельный Бунт...
Господи, название-то еще какое, мерзость. Мы-то знаем, что такое название дала причина бунта - тогда из-за экономических неполадок в стране сильно поднялись цены, в том числе на художественные материалы. А какой-то болван из подпольных невидимок потом эффектно написал, что во время бунта шел дождь, который размывал кровь, и цвет ее был то ли краплак, то ли что-то такое же непонятное и вычурное.
Не могут они жить, как все нормальные люди.
Вот и этот парень двинутый, как и остальные - яблоко от яблони недалеко падает. Скульптор и художник, ага... и дом под стать: стены заляпаны какими-то бесформенными пятнами краски, под потолком висят связки колокольчиков, бренчащие при малейшем сквозняке, везде вповалку палитры, тюбики с красками, инструменты, куски глины или чего-то очень похожего, пол застелен старыми газетами, а на полках по бокам - его работы.
Декоративные блюда и стеклянные шары, такие, где внутри такая жидкость и плавает снег или блестки, или еще что другое.
И, собственно, именно эти работы и стали для нас, Шакалов, приглашением в его дом.
Там было все, что угодно, кроме натюрмортов и пейзажей. Там были барышни в платьях такого кружева, что, кажется, его плели из паутины, там были странные сущности - вплоть до таких, которые наводили на мысли о степени нормальности фантазии, способной такое породить. Впрочем, в основном все же главными героями работ Оскара были полулюди-полузвери. Я поднапрягла память и даже зачем-то вспомнила, как называются некоторые из них - вон там с крыльями ангел, а вот эта женщина, с рыбьим хвостом, кажется, нимфа. Не уверена.
- Как вы объясните причины своих поступков?
На самом деле вряд ли его посадят или казнят. Скорее всего, отправят в психушку - парню четырнадцать лет, а он простейших вопросов не понимает.Даже жалко немного - красивый вырос бы мужчина.
- Поступков?..
- Изображение людей и подобных им сущностей.
- А почему их нужно объяснять? - недоуменно переспросил мальчишка, снова вызвав во мне горячую волну раздражения.
- Кас, давай завязывать уже с этим? Отвезем его куда надо, сдадим врачам на руки и черт с ним дальше.
- Следи за речью, Гарольд.
- Есть, ваше благородие.
Впрочем, я все прекрасно понимала - Шакалам все это уже ужасно надоело, они хотели погонь, выслеживаний и перестрелок, а вместо этого приходится маяться здесь с ребенком.
- А можно спросить? - нерешительно протянул щенок.
Я устало облокотилась на спинку стула и потерла лоб ладонью.
- Ну?
- А почему нельзя рисовать и лепить людей и прочих?
А вот это хороший вопрос.
Я крепко задумалась. Самым разумным, пожалуй, было бы сказать "много будешь знать - скоро состаришься", но я сама разрешила задать вопрос.
Загвоздка была в том, что одного официального ответа не существовало.
Кто-то говорил, что дело в слишком восприимчивых людях, на которых такие изображения производят слишком яркое впечатление. Неправдоподобно.
Кто-то говорил, что художники все равно не будут изображать реальность, их понесет в фантазию, и те, кто увидит их работы, прочитает, услышит, получат искаженное представление о мире. Тоже не вариант - у парнишки не все дома, не то, не туда.
Некоторые идиоты вообще заявляли, что такие работы крадут у людей душу, заставляют думать о всякой дури, вместо обдумываний дел насущных. Куда там, тем более не ответ...
Оскар жалобно вскрикнул, глядя мне за спину, заметался глазами. Я обернулась посмотреть, что они натворили там на этот раз. Оказалось, били об пол стеклянные шары и тарелки.
- Давайте потом, а? Будто вам сейчас делать больше нечего... Лучше бы отчет оформлять начали, - фыркнула я. Бесполезные придурки.
- Да ладно, Кас, - беззаботно отозвался Тэд. - Еще пару шариков хотя бы...
- Не сметь.
Голос сзади не слишком-то принадлежал Оскару. Резко повзрослевший, налившийся гулким, гудящим металлом, уверенный в своей тщательно взвешенной ярости. Я удивленно оглянулась на него и едва сдержала совершенно бабий вскрик, хватаясь за ствол в набедренной кобуре.
Оскар не повзрослел, нет. Но от него ощутимо несло неизвестной сверхъестественной дрянью, как электрическое поле, только слегка подсвеченным. Белокурые волосы поднялись в невидимом потоке, взвешенными в воздухе казались края его одежды, и вообще сильно смахивало на то, будто он плавал в каком-то поле. А когда он распахнул глаза, я действительно испугалась. Его глаза казались пустыми не от отсутствия в них ума, а в прямом смысле - чуть более темные ободки по краю радужки и пронзительно-голубые круги, без зрачков, без нормальных человеческих переходов, как бельма. И притом я отлично помнила, что пару минут назад они были нормальными.
- Лейтенант, - услышала я сзади.
- Тэд, не сейчас.
- Лейтенант, тут такое дело...
Я осторожно отодвинулась к стене спиной, стараясь не выпускать из виду Оскара, который все еще выжидал, все больше пугая своей чуждостью.
Над разбитыми шарами и тарелками вился дым. Легкий, как от таких палочек, которые зажигают некоторые оригиналы для запаха. С блюд оползли рисунки, жидкость из шаров и вовсе то ли испарилась уже, то ли впиталось в пол. Тонкие белесые пряди струились, развеивались, сплетались в воздухе в дикие образы рогатых людей, людей с хвостами, копытами, крыльями... да каких к черту людей?! Эти чертовы существа зевали, потягивались, как после долгого сна, осматривались - а потом на полупрозрачных лицах расплывались такие улыбки, что по моей спине пробежал холодок.