В то утро Лилька проснулась от криков пастуха и лая собаки за окном. Коровы медленно проходили мимо хаты, оставляя на земле вмятины от копыт и теплые лепешки навоза. Мать ушла в колхоз еще до рассвета, положив на столе под платок завтрак - хлебную лепешку и склянку молока. Лилька нехотя слезла с печи и вышла во двор. Рыжик, который только что облаял все стадо вместе с пастухом, виляя хвостом, подбежал к ней, лизнул ногу и с видом победителя улегся под скамейкой. Он явно был доволен сегодня собой: большое стадо напугал и от батога пастуха успел увернуться.
Земля была еще холодная. Маленькие капельки росы на траве обещали жаркий день. Сизые клочья тумана прятались в низине от рано вставшего солнца и готовы были испариться от его первых лучей. Ежась, Лилька обхватила плечи и маленькими шажками вышла из тени хаты на солнце. Щупленькое тельце под рубахой сразу ощутило приятное тепло. Чтобы согреться, она по очереди подставляла солнцу спину, лицо и ноги, задирая рубаху выше колен. Устав, села на скамейку и стала большим пальцем ноги рисовать узоры на земле. Где-то над ней, оглушая криками тишину, летали жаворонки. Лилька запрокинула голову, стараясь разглядеть птиц, которых она никогда не видела вблизи. Шея от этого занятия заныла, и она, еще сонная, стала озираться вокруг. Вспомнила, что мать просила обобрать сегодня вишню, но спешить было некуда, а лезть на дерево с утра было неохота. Окончательно Лильку разбудил детский плач у соседей. Сначала он был одинокий и тихий, а через некоторое время уже два голоса надрывно звали к себе маму. "Опять двойняшек на Тольку оставили," - подумала Лилька, улыбнулась и пошла на крики.
Соседка, грудастая Галя, родила позапрошлой зимой своему Петру сразу двойню. Он так "обрадовался", что стал дотемна засиживаться в колхозном гараже с тракторами. "Что поделаешь, - надо кормить семью," - приговаривал Петр, возвращаясь поздно домой и вытирая руки тряпкой от машинного масла. На самом деле, он уставал от крика детей, своей говорливой Гали и тысячи забот, которые свалились на них вместе с двойней. В хату заходил, когда дети уже спали, молча ел и засыпал убитым. После положенных двух месяцев декретного отпуска Галине приходилось брать двойню с собой в поле или оставлять под присмотром старшенького, девятилетнего Толи. Многие в селе завидовали ей: мало того, что мужика с войны дождалась, так еще и трех сыновей воспитывает.
Лиля застала Тольку за изготовлением самодельных сосок для малышей. Пока те орали, лежа на кровати, он разжевал кусок хлеба и слепил из него маленький шарик. Затем положил его в платок и завязал узлом концы. Полученная соска напоминала Лильке тряпичную куклу, которую одевают на руку, только с лысой головой. Толька попробовал соску на вкус, одобрил и попытался засунуть ее в рот одному из братьев. Тот на секунду замолк, затем выплюнул ее и заорал снова. Его тут же поддержал другой, стараясь перекричать братца. Толькино терпение таяло на глазах. Лицо покрылось пунцовыми пятнами и, казалось, через мгновение он закроет им рты руками и сам начнет орать.
Лиля села на табурет рядом, взяла одного из братцев на колени и стала покачивать, напевая песенку о непослушном волчонке. Малыши, похныкали еще некоторое время и притихли, слушая ее тоненький голосок. Песенка им нравилась и они, засопев, стали усердно сосать хлебные мякиши. Про себя Лиля назвала одного братца Ивасик, а другого - Телесик, в честь героя любимой сказки про Ивасика-Телесика и бабу Ягу.
- Здорово это у тебя получается, Лилька, - сказал Толя, почесывая затылок. - Еще минута - и я поубивал бы их обоих. За что мне так не везет? Хлопцы, наверно, уже мяч у школы гоняют, а мне с этими двумя аж до обеда сидеть...
- Хочешь уговор, Толька? Я с твоими братцами часок посижу, а ты мне потом поможешь вишню обобрать.
Лилька смотрела на Толю и удивлялась, как это ей раньше такое не приходило в голову, ведь с малышами она сидела часто.
- Я бы рад, да мамка ругаться будет.
- Конечно, будет, если ты ей все расскажешь. Только я, Толька, молчок. У меня, ты знаешь, рот на замке, а ключ - не знаем где.
Толька задумался, но колебался недолго. Посмотрел на потолок, прикинул время и сказал:
- Ладно, договорились. Я ненадолго, один тайм отыграю и обратно.
Во время их беседы братцы смотрели то на Лильку, то на Тольку, понимая, что решается их судьба на ближайший час.
Толька, еще до конца не веря удаче, лихо перепрыгнул через изгородь и побежал огородами на поле, где уже в облаке пыли мальчишки гоняли тряпичный мяч.
Лилька смотрела на двойню и умилялась: Боже, какие же они хорошенькие!
***
Часов у Лильки не было, но час уже давно прошел, а от Тольки - ни слуху ни духу. Она спела все песни, которые знала и принялась за сказки. Солнце припекало, становилось душно. Дети слушали, затаив дыхание, как Лилька голосом бабы Яги приговаривала: "Ивасик-Телесик, плыви, плыви до бережка. Это я, твоя мама, молока с хлебом тебе принесла..." И тут Лильку осенило: "Что же я тут с ними сижу, когда мы можем, как в сказке заплыть на середину озера, и тогда никакая нечистая сила нас не сможет забрать".
- Надо от бабы Яги спасаться, - серьезным тоном сказала она братцам и, взяв их за руки, повела к ставку. Ходили двойняшки еще плохо, зато на четвереньках передвигались быстро. Через каких-то полчаса были уже на месте.
На берегу ставка лежало корыто, выдолбленное из большого бревна. Женщины обычно использовали его для стирки, а дети - как лодку, играя в воде. Лилька сдвинула корыто в воду и посадила туда двойняшек. Корыто было сделано словно для них. Чтобы залезть самой, пришлось немного повозиться. Она зашла по колено в воду и, придерживая корыто двумя руками, села между двойняшками. Те, открыв рты, изумленно смотрели на Лильку, воду и корыто, понимая, что в их жизни происходит что-то значительное и необычное. Оттолкнувшись палкой от берега, а потом, используя ее как весло, Лилька представила себя тем самым Ивасиком-Телесиком, который спасается от бабы Яги. Теперь она думала не только о себе, но и о двух младенцах, которых коварная Яга давно мечтала съесть. При этом она совершенно забыла, что не умеет плавать. Остановившись на середине озера, Лилька продолжила свою сказку. Баба Яга пряталась где-то в камышах, но они уже ее не боялись. Заговоренная вода защищала их от всей нечисти мира.
Солнце над головой припекало все больше, и Лилька стала грести к другому берегу под тень огромной ивы. Крики за спиной заставили Лильку обернуться, отчего они чуть не перевернулись. Малыши испугались, схватились ручонками за края корыта и заплакали.
- Да что ж это творится, Господи! Она ж моих детей сейчас потопит! - кричала Галька на берегу.
Петр в чем был, зашел в воду и двинулся, помогая себе руками, к корыту. Летом уровень воды в ставке падал и был взрослому по грудь.
- Ты главное - не шевелись, деточка. Не шевелись, сиди тихо, - причитал он, глядя широко раскрытыми глазами и протягивая руки к корыту.
Лилька оцепенела от страха - что теперь будет? На берегу стоял заплаканный Толька, несколько соседей и кричащая Галька. Петр взялся осторожно за корыто и медленно повел его к берегу.
Как только приблизились, Галька подхватила малышей на руки и принялась их целовать. Петр вытащил корыто вместе с Лилькой на берег и сказал:
- Слава Богу, все живы, здоровы...
Потом выругался и сел на землю.
Соседи наперебой обсуждали, что могло быть, если бы корыто перевернулось. Толька смотрел в землю и хныкал для приличия, понимая, что главный разговор с ним будет дома.
- Лилька, у тебя хоть одна клепка в голове есть? - не унималась Галька. - Тебе ж семь лет уже! Как такое в твою дурную голову могло прийти? Ты ж могла их как котят утопить!
Петр снял мокрую рубаху. На спине виднелась отметины войны - красные рубцы от ожогов. Когда их подбили в танке, он чудом выбрался через нижний люк и остался живым. Тогда он впервые помолился Богу, сегодня - второй раз. Нервная дрожь в пальцах уже унялась, и он, шлепнув рубахой Тольку по заднице, скомандовал:
- Все, бабы, концерт закончен! Марш все до хаты!
Колонна двинулась к селу, а Лилька так и осталась сидеть в корыте. Оцепенение прошло, и слезы ручьями катились по щекам. Солнце нещадно палило ее подергивающиеся плечи. "До чего все несправедливо - думалось ей. - Сначала Галька накричала, вечером мамка будет бить, а за что? Ведь я их спасла..."