Болтанка в каюте стала настолько большой, что Жерара просто выбросило из койки. "Таисс" тяжело скрипела всем корпусом, ударяясь бортами о волны. Надев штормовку, Жерар поднялся на палубу, плотно задраил двери в каюту и осмотрелся. Ветер усиливался и менял направление. На горизонте с запада надвигалась плотная свинцовая армада туч, которые, казалось, готовы были обрушиться в море и раздавить любого, кто осмелится бросить им вызов. За этой темно-серой стеной от него прятался другой мир, в котором не было места сантиментам, жалости и прощению, - лишь жестокая справедливость и проверка на выживание. Наступал момент истины, который, скорей всего, для Жерара означал смерть.
Надо бы срочно убрать паруса, пока их не разнесло в клочья. Решил оставить один маленький штормовой стаксель, чтобы яхта слушалась не только стихию, но и руля. Принявшись за работу, Жерар понял, что хозяин на палубе уже не он. Ветер, чувствуя свою силу, игрался, норовя вырвать из рук тяжеленную мокрую ткань парусов, и время от времени бросал оплеухи брызг в лицо. После часа изнурительной работы Жерар наконец, добрался до штурвала и стал разворачивать "Таисс" против волн. Она нехотя послушалась своего капитана и медленно, отбивая поклоны набегающим волнам, изменила курс. Пальцы рук от напряжения одеревенели, а у основания ногтей стала проступать кровь. "Не дрейфь, мы еще поборемся с тобой, старушка", - подбодрил он себя и "Таисс". Опустошив флягу коньяка, Жерар прицелился и бросил ее в гребень приближающейся волны, как будто та была седой головой зверя, и заорал, что есть мочи: "Хрен возьмешь! Умирать, так с музыкой!" Сейчас он был готов к яростной схватке и, словно самурай, хотел умереть достойно и красиво. Невозможно было представить силу, которая смогла бы сломить его в этот момент, разве только убить...
Набрав полные легкие воздуха, загорланил во всю глотку песенку, которой научился на одной из вечеринок у ребят из яхт-клуба:
"Милая Анетта, ты бросила меня,
А в море, между прочим, я был всего два дня!
Милая Анетта, ты мне не нужна,
Налей-ка лучше рому нам, старая карга!
Милая Анетта, дай посмотреть в глаза, -
Теперь там два колодца, в них кончилась вода.
Милая Анетта, прошла моя тоска,
Лишь крепче рому просит разбитая душа.
Милая Анетта, ты бросила меня,
Бутылка рома снова выпита до дна...
Милая Анетта, ты мне не нужна,
Женой теперь мне будет черная волна..."
В огромном бушующем море одинокий Жерар продолжал орать хриплым голосом бесконечные куплеты песенки, стараясь перекричать завывания ветра и грохот волн. Разве могли они ему помешать, будучи несвободными и гонимыми стихией. Такие маленькие против его Воли?
По мере приближения к серой пелене дождя и страха, ветер все чаще стал менять направление атаки, пытаясь запутать "Таисс" и развернуть бортом к волне. Только так можно было опрокинуть ее и отдать на поругание уже остервенелым волнам, которые, словно голодные волки, вгрызались в борта, стараясь выдернуть себе кусок пожирнее. Маленький белый треугольник штормового стакселя на носу весь напрягся и готов был в любой момент лопнуть от гордости - он давно не был в такой передряге и теперь один тащил за собой "Таисс" вместе с капитаном. Волны перекатывались через борт яхты с грохотом, слизывая все, что было плохо закреплено. "Таисс" врезалась в стену Мрака и растворилась в ней. Сначала мелкий, а потом струями, дождь накрыл ее всю. Видимость упала до нуля. Казалось, что "Таисс" остановилась в преисподней и продолжала молиться морю о спасении: сначала, поднимая гордо нос над волнами, а потом, покорно опуская его, преклоняясь перед силою их. В какой-то момент, устав, яхта не смогла очередной раз взобраться на вершину, и тут же в наказание получила страшный удар, который потряс ее от верхушки мачты до киля. С диким грохотом и каким-то жутким воем, как на лесоповале, упали, цепляя друг друга, две мачты. Одна из вырванных стальных вант, освободившись от обязанности держать мачту, радостно взвизгнула и полоснула плетью Жерара по спине. Дикая боль и обида за "Таисс" пронзила его и в то же время подстегнула, придав силы для борьбы. "Так тебе и надо, старый дурак! Прости меня, Господи... Потерпи милая, нам осталось уже недолго!" - прокричал он в отчаянии. В голове мелькнула мысль бросить "Таисс" и прекратить муки, кинувшись в очередную волну. Но тут же, испугавшись предательства, привязал к руке фал и пополз на нос, чтобы соорудить из ведра плавучий якорь. Волны накрывали его, пытаясь оторвать от палубы. Из последних сил он судорожно цеплялся за изувеченное тело своей подруги. Ведро, привязанное за фал к носу яхты, медленно разворачивало ее к волнам, заставляя снова отбивать бесконечные поклоны. Казалось, эта молитва не кончится никогда...
Вернувшись к штурвалу, Жерар крепко привязал себя к нему и стал ждать худшего. От непрерывных качелей тошнило. Волны в такт поклонам обмывали тело, готовя к последнему акту в спектакле жизни. Жерар заплакал, но не от бессилия. Это были слезы очищения. Среди воя стихии просил прощения у всех, с кем был когда-то знаком и кого, возможно, ненароком обидел. Благодарил Бога, яхту, волны и ветер за то, что не оставили его в эту минуту. Момент смерти он встречал не один... Душа Жерара была легка, светла и чиста, а значит, была прощена... Уже ничего не держало ее на земле. Только "Таисс" без мачт и парусов продолжала бороться за своего капитана, с унизительным ведром на носу. Она несла его тело сквозь ураган, оставаясь преданной до конца. В скрипе бригантины, как предсмертном хрипе, слышалось: "Не бойся, ты мой. Никому не отдам. Уйдем из жизни вдвоем".
* * *
Пока "Таисс" спасала Жерара, в сорока милях от нее двенадцать моряков боролись за жизнь небольшого траулера, выбрасывая за борт огромный улов и откачивая помпой воду из трюма. Двигателю не хватало мощности вытаскивать потяжелевший траулер на волну, и капитану ничего не оставалось, как отдать приказ выбросить улов за борт. Гребя лопатами, команда выбрасывала обратно в море его дары, надеясь хоть как-то задобрить стихию.
Жан весь взмок. От шелухи и слизи на палубе было скользко, и он уже несколько раз падал прямо в рыбу, которая била его по щекам, резала лицо плавниками. Пытаясь подняться, словно малое дитя, Жан карабкался и поскальзывался, всякий раз ощущая протянутые к нему руки товарищей. Юноша снова учился стоять на ногах, но уже по-новому, и команда была новыми родителями.
Шторм продолжался всю ночь и к утру внезапно стих. Море, словно заботливая мать, укачивала от усталости валившуюся с ног команду. Жан заступил с шести на вахту, и устало всматривался вдаль через бинокль. Глаза от морской воды и непривычки болели. Шторм мог за ночь сорвать якорные мины, и совсем не хотелось напороться на одну из них по пути домой. На борту оставался еще один трал, который давал надежду хоть как-то возместить потери, забросив его у своих берегов. Вдруг на горизонте Жан заметил какой-то предмет. Он периодически появлялся и исчезал из виду, качаясь на волнах. Доложив капитану, развернули траулер. Уже через пару минут поняли, что это яхта. На нее было жалко смотреть. Обтрепанная, без мачт, с волочащимися по воде канатами и вантами, бригантина напоминала дворнягу, сбежавшую с цепью во время дождя. На корме к штурвалу был привязан человек, который стоял на коленях и словно молился. Голова, склоненная на грудь, безвольно колебалась из стороны в сторону в такт волнам. Судя по всему, он был мертв.
Спустив шлюпку на воду и подойдя поближе, услыхали стон и бормотание незнакомца. По всей видимости, он был французом, но настораживало странное название яхты. Штормовка привязанного была бурой от крови, а через всю спину наискосок шла ярко красная полоса, словно кто-то ударил наотмашь саблей. Незнакомец дико смотрел на Жана и людей вокруг, очевидно думая, что уже находится в раю. На ногах стоять не мог и тут же потерял сознание. Найдя с трудом в каюте яхтенный журнал, моряки взяли "Таисс" на буксир и подняли тело на борт. Специального лазарета на траулере не было, поэтому капитан приказал отнести его в свободную каюту и оказать медицинскую помощь...
После вахты Жан, волоча ноги, спустился к себе и снова увидел незнакомца. В голове шумело, но чувство гордости за себя, что он с честью выдержал первый в жизни шторм, радовало и тешило самолюбие. Незнакомец лежал на животе. На спине через бинты проступали алые пятнышки крови. На небритом лице, которое уткнулось в подушку, читалась непомерная усталость и боль. Рука безвольно свисала и касалась кистью пола.
Превозмогая себя, Жан забрался на верхнюю койку и мгновенно отключился. Снилась мама. Она качала его на коленях и гладила по голове. Потом Жан плавал на глубине вместе с рыбами и угодил в сети трала. Рыбы смеялись, дружески похлопывали хвостами по плечу, намекая, что самое интересное только начинается. Он кричал, что надо спасаться, наверху их ждет смерть, но никто не слушал. Одна большая рыба подплыла к нему, подмигнула и сказала: "Чего ты боишься? Там шторм и нас всех выпустят. Скорей всего волны перевернут этот траулер, тогда всех ждет отменная пирушка!"
От ужаса Жан проснулся и вздрогнул - на него смотрел незнакомец.
- Проснулся? Ну, вот и славно. Похоже, нам надо о многом с тобой переговорить, парень. Для начала, давай знакомиться, меня зовут Жерар. - обратился незнакомец и протянул руку.
Рукопожатие было несильным, но Жану понравилась теплая и шершавая ладонь незнакомца. Он спустился вниз и сел напротив. За иллюминатором виднелось море, которое, похоже, совсем успокоилось, собирая свои жертвы в других местах...
Разговоры
Жан обратил внимание, что незнакомец внимательно смотрит на крестик, который подарила ему мать.
- Можно взглянуть? - Жерар протянул руку вперед.
- Подарок от матери, - небрежно ответил Жан, снимая крестик.
Жерар бережно взял его в руки и провел пальцем по боковой грани. Отчетливо насчитал три выемки, которые тогда сделал монетой.
- Твою маму зовут Луиза?
- Откуда вы знаете? Ведь на крестике только надпись "Спаси и сохрани".
- Этот крестик я когда-то подарил твоей маме, но, судя по твоим вопросам, она тебе ничего не рассказывала...
Жерар посмотрел в сторону иллюминатора, решая - стоит ли продолжать этот разговор. Ведь юноша напротив вполне мог быть его сыном. Одна мысль об этом взрывала весь его мирок, от которого он пытался убежать всего неделю назад на своей "Таисс". Может это судьба?
- А что она должна была мне рассказать? - с нажимом в голосе спросил Жан.
На щеках предательски проступил румянец, а на висках - голубые прожилки вен. В такие минуты он ненавидел себя.
Жерар жестко посмотрел в глаза, а потом, словно смутившись, перевел взгляд на руки Жана. Теплая волна накатила и сдавила легкие, сомнений не было - перед ним сын. Глаза у него Луизы, даже цвет перенял, а вот руки - были его. Маленькие бугорки на подушечках пальцев были особым знаком породы. За всю свою жизнь Жерар видел их только у себя и отца. А теперь и у этого парня...
- Жан, сколько тебе еще до вахты?
- Часов шесть...
- Тогда успеем...
- Вы, наверно голодны... Ничего особого предложить не могу. Кок из-за шторма не готовил и команде раздали сухие пайки.
Жан засуетился, наклонился и достал из-под койки брезентовый мешок.
Только сейчас Жерар понял, насколько проголодался. Сколько ж он не ел? Дня два или три? Запах колбасы и открытых консервов вызвал минутный приступ тошноты. От потери крови кружилась голова.
- Выпить бы за знакомство, - сказал Жерар, облизывая пересохшие губы, - за эти дни морской воды наглотался вдоволь.
- Вы же знаете - в море сухой закон, - заученно повторил Жан наставления боцмана.
- Конечно, знаю, - улыбнулся Жерар. - Но на берегу выпьем обязательно...
Молча стали есть бутерброды, запивая водой из фляги. Откусывая очередной кусок, каждый старался исподлобья незаметно рассмотреть друг друга. Крики, невесть откуда взявшихся чаек, подсказывали - берег уже близко.
- Так откуда вы знаете мою мать? - нарушил молчание Жан.
- Я ее давний знакомый, если можно так выразиться. Точнее, когда-то я был женат на твоей маме.
Жан, пытаясь проглотить бутерброд, потянулся за флягой. Пища во рту разом превратилась во что-то несъедобное и безвкусное. Он вспомнил, как съел когда-то в школе на спор тетрадь друга.
- То есть как женаты?
- А как еще бывают женаты люди? Пожили вместе годика два и разбежались...
Жан подумал, что опять начинается качка. В голове зашумело, а каюта стала двигаться вместе с поворотом головы. Мысли перескакивали, сбивались в кучу, стараясь выстроиться хоть в какую-то логическую цепочку...
- Ты мне лучше скажи, как мама? Чем занимается, с кем живет?
Жан не сразу понял вопрос. Мысли путались, рвались во все ходы и выходы, не пуская друг друга. С кем может жить его мама? Что за глупый вопрос, конечно с папой.
- С папой и со мной.
Жерар усмехнулся - все-таки они были взрослее в его годы.
- А папу как-то зовут?
- Этьен.
Теперь очередь терять самообладание была за Жераром. Сразу вспомнились два подмастерья. Одного точно звали Этьеном, он еще все время засиживался в мастерской, а вот другого... Никак не мог вспомнить, то ли Поль, то ли Франсуа?
- А чем занимается твой отец сейчас?
- Тренер сборной города по футболу, - не без гордости ответил Жан.
Жерар вспоминал, - те тоже, вроде бы, гоняли мяч с утра до вечера...
- Тогда почему ты не в сборной, а здесь?
Этот вопрос Жану задавали много раз. И хотя он довольно неплохо играл в футбол, отец в последний момент не взял в основной состав. Требования к сыну были явно завышены, и это все вокруг видели. Ребята по классу только сочувственно хлопали по плечу, мол - бывает. А Жан постепенно возненавидел футбол, профессию отца и такого рода вопросы. Может, поэтому выбрал море, чтобы быть другим? Ведь в семье не было моряков.
- Ты извини, я не хотел тебя обидеть. - Жерар похлопал его по плечу.
- Да все нормально, каждому свое... Почему мама мне о вас ничего не рассказывала?
- Видно не хотела... Ты не бери в голову, скоро сам спросишь у нее. Если ветер не усилится, завтра уже будем дома.
Жан посмотрел на свои иссеченные рыбой и снастями руки. Хотелось плакать от обиды. Самый близкий ему человек, оказывается, всю жизнь обманывал его и если бы не эта случайная встреча с незнакомцем напротив, все продолжалось бы...
Вдруг Жерар как-то осунулся. Его глаза закатились, а рот приоткрылся. Тело медленно сползло с привинченной табуретки и распласталось на полу. Жерар лежал лицом вниз, словно целовал землю. Белую от бинтов спину рассекала алая полоса свежей крови...
Жан попытался поднять его, но не смог. Перепачкавшись кровью, он переступил Жерара и выбежал в коридор за врачом. Вдвоем они изрядно повозились, чтобы уложить тело на койку. Врач сделал укол в плечо и наложил еще одну повязку на рану.
- Ты уж потерпи... - обратился он к Жану. - Ведь это ты его спас. Не встреть мы его тогда - он умер бы от голода или потери крови. Его лекарства теперь - время и сон. Да и ты выглядишь, словно камбала под прессом. Приляг, парень, отдохни...
Жан взобрался на верхнюю койку, стараясь отвлечься от назойливых мыслей. Крашенный потолок на расстоянии вытянутой руки не давал ни одной зацепки. Взгляд блуждал по этой белой пустыне, а в голове, сменяя друг друга, рождались планы действий. Мать наверняка будет ждать его в порту. Он выйдет с этим, как его, Жераром и подойдет к ней. Интересно, что она скажет? Нет... Сначала он выйдет один, обнимет ее, а потом уже представит Жерара. При этом будет смотреть ей прямо в глаза...
Незатейливые планы так же как и мысли, которые их рождали, становились все более далекими и тяжелыми. Вспомнил Мари, которая не пришла на пристань проводить его, хотя он долго упрашивал. Это было бы прекрасной возможностью познакомить ее с матерью. Но Мари уперлась тогда, сказав, что в такие минуты мама должна быть с сыном одна. Иногда ее выводы и категоричность злили, были непонятны, но воспитанный двумя женщинами, он верил в женскую интуицию и полагался на нее.
* * *
Луиза не находила себе места. Вчера траулер так и не пришел в порт. Вокруг все успокаивали, говорили, что это нормально и так бывает. Ведь был шторм и дня через два - три, они обязательно должны появиться на горизонте. Этьен был с ней особенно ласков, что раздражало еще больше. Создавалось впечатление, что нервничает в доме только она, а все другие уже знают про счастливый финал и только ждут момента, чтобы прожить его достойно.
Выпив рано утром с Этьеном кофе, Луиза выпорхнула из дома и направилась в порт. По дороге встретила уже ставших подругами по несчастью двух женщин. На берегу стая собак подбирала все, что море выбросило штормом за эти дни. Чайки, видя в них конкурентов, стаей сидели на перилах и оживленно галдели. На пирсе стояли люди в ожидании траулера. Среди них Луиза приметила совсем юную девушку, которую раньше не видала. Нутром почуяла, - это Мари. Та делала вид, что не замечает ее, и пристально вглядывалась в море.
- Прошу прощения, вы ведь Мари? - Луиза тронула ее за локоть.
- Да, а вы, наверно, мама Жана? - девушка окинула взглядом Луизу снизу вверх.
Непроизвольно, а может из-за нервов, Луиза стала поправлять прическу. Это совсем испортило настроение.
- Вы извините, думала не приходить, но не удержалась. Он ведь еще вчера обещал зайти. А дома сидеть, ждать - уже сил нет. - Мари вдруг заплакала, начав рыться в сумочке в поисках платка.
- Не плачь, все будет хорошо. - Луиза предложила свой платок, непроизвольно обняла Мари за плечи и прижала к себе.
После этого, почувствовала огромное облегчение. Какая-то определенность нарисовалась в воздухе и создала покой.
- Вон они! - закричал мальчуган.
- Та где же?
- Вон! Смотрите чуть левее маяка!
На горизонте появился траулер. Он шел уставший, но все-таки с уловом. "Таисс", взятая на буксир, покорно плелась сзади. Люди стали махать руками, что-то выкрикивать, стараясь, чтобы их заметили на траулере как можно раньше. К пирсу уже подъезжали на грузовичках торговцы с рынка, с надеждой скупить по дешевке улов.
Разгрузка на траулере заняла еще часа три, после чего была дана долгожданная команда "сойти на берег".
Луиза увидела Жана сразу. Он шел по палубе повзрослевший на несколько лет, поддерживая под руку какого-то мужчину. Тот явно был болен, хотя старался не подавать виду. У трапа Мари вдруг опередила ее и бросилась к Жану. Он поднял ее, поцеловал в губы и закружил вокруг себя. Что-то кольнуло Луизу в сердце. Потом бережно опустил на землю и подошел.
- Ну, здравствуй, мама! Видишь, а ты боялась! - обнял, коснувшись щеки.
От него пахло рыбой, лекарствами и потом. Через плечо Луиза увидела Мари, которая стояла сзади и вся светилась от счастья.
- Слава, Богу, живой, - обняла его еще раз.
- Вижу, с Мари ты уже познакомилась? - спросил Жан.
Услышав свое имя, девушка подошла к ним и прильнула к Жану сзади, всем видом показывая, что он уже ее.
- Сынок, что у вас произошло? Кому это ты помогал на палубе?
Незнакомец, про которого забыли в толпе встречающих, стоял чуть поодаль, улыбаясь в бороду. Прихрамывая, подошел поближе и сказал: "Ты не узнаешь меня, Луиза? Это я, Жерар..."
Жан чудом у самой земли успел подхватить мать. Кто-то в толпе закричал: "Врача! Женщине плохо!"