Порывы ветра становились все сильнее. Барашки волн подгоняли "Таисс" к неизбежной развязке, игриво похлопывая по корме. Яхта, словно старая шлюха, отвечала, выставляя бедра-бока и поскрипывая шпангоутами. Ветер тихонько застонал, запутавшись в натянутых вантах. Посмотрев на упавшую стрелку барометра, Жерар понял, что спокойно умереть не удастся. "Может, оно и к лучшему, - подумал он, - уж лучше сразу пойти на дно под рев этих диких волн, чем в тишине неделю загибаться от голода где-то посреди океана". Решил держать курс строго на запад, пока хватит здоровья и сил. Плыть на встречу Солнцу от прошлой жизни в пелене брызг - что могло быть прекрасней? В надежности "Таисс" не сомневался, если кто и сломается, то скорей всего - он. Берег скрылся из виду еще часа два назад, и теперь всюду была вода, открывая свой истинный первозданный смысл. Сначала нас обволакивают околоплодные материнские воды, потом мы пьем ее каждый день на протяжении жизни, а в момент смерти вода, словно душа, покидает нас, заостряя носы и подбородки. Мы становимся строгими и назидательными для оставшихся скорбящих и еще полных жизни сосудов...
Стало жутко. Проверив еще раз курс, Жерар спустился в каюту прилечь и успокоиться. Кто знает, может это в последний раз. Лег головой вперед, чтобы через иллюминатор видеть штурвал, укрылся пледом и закрыл глаза.
* * *
Поцеловав Луизу в щечку на прощание, Этьен взял спортивную сумку на плечо и поспешил на работу. Выйдя из дома, оглянулся на уже родное окно второго этажа, где среди занавесок угадывался темный силуэт Луизы. Улыбнувшись, Этьен помахал рукой и быстрым шагом пошел в сторону автобусной остановки. До тренировки оставалось каких-то полчаса. На стадионе его поджидали молодые ребята, мечтавшие попасть в первый состав команды города. Он для них был героем и живым воплощением легенды. Мальчишки верили каждому слову, совету и впитывали, как губка, опыт и талант Этьена. Каждый из них ждал момента, когда станет лучше, чем он. То, что ученик должен убить в себе авторитет учителя, чтобы стать мастером и достигнуть совершенства, ребята поймут со временем...
Луиза прощалась так каждое утро, с той поры, как Этьен приехал в Лорьян после ранения. С одной стороны, это напоминало маленькую клятву в верности на сегодня, с другой - мгновение, когда спокойно можно забыть о существовании друг друга и окунуться в суету дня.
Она заметила, как в момент поворота его седая прядь упала на обильно изрытый морщинами лоб. Этьен уверенным жестом, не без самолюбования, поправил прическу и пошел от дома своим пружинящим шагом, слегка припадая на правую ногу. Глядя на него со спины, нетрудно было узнать в нем бывшего спортсмена. Коренастая фигура теперь шла его возрасту и часто была предметом тихого восхищения женщин, особенно тех, кто разочаровался в своих мужьях. Словно опережая их желания, ветер трепал полы плаща, забирался внутрь и ощупывал каждую мышцу крепкого тела, не давая Этьену идти вперед.
Луиза знала, что седая прядь нравится не только ей, но и другим женщинам. Она подчеркивала густую черную шевелюру, намекая окружающим, что ее муж все еще молод и востребован жизнью.
Поседел Этьен после страшного боя 7 июня 1944 года, освобождая Байё. Тысячи французов пехоты Леклерка и десятки тысяч союзников остались навсегда лежать в прибрежных дюнах и болотах, освобождая его милую Францию. Они готовили высадку основных сил и уже через неделю генерал де-Голь произнесет знаменитую речь в этом городке, после которой, вера в победу станет несокрушимой.
В том бою Полю, который всегда прикрывал и защищал брата, оторвало осколком гранаты руку, а Этьена ранило в ногу чуть выше колена. Их вынесли с поля боя и перенесли в ближайший монастырь, который на время войны превратился в госпиталь. Здесь для них начались муки ада. Морфия и спиртного у монахов не было, солдаты все разграбили еще два года назад, а молитвы от боли помогали слабо. Поль, с которым они планировали после войны напиться в одном из борделей Нанта, умер в соседней келье на второй день, с криками и страшными проклятиями всем живущим, так и не сказав ничего важного. А он остался жить, понимая, что Бог дал ему шанс, что-то изменить в своей жизни...
После перевязки, лежа в монашеской келье на жесткой постели, Этьен в очередной раз вспоминал Луизу, близость с ней тогда на полу в мастерской, июльским вечером. Пробовал представить гончарную мастерскую, раскаленную печь, ее руки, губы и враз обмякшее тело. Но в голову лезли мутные лица и тела девушек с затертых игральных карт, которыми солдаты обменивались друг с другом. Вспомнил, как за неделю до близости с Луизой, во время сильного дождя их футбольное поле превратилось в огромную лужу грязи. Тогда они с ребятами спрятались в одном из пустующих гаражей, и Поль, на правах старшего брата, предложил сыграть с ребятами в очко, достав из сумки колоду с фотографиями обнаженных женских тел. Ребята сразу стали рассматривать карточки, ухмылялись и тыкали в них своими грязными пальцами. Все просили Поля, зная его связи в порту, достать такие же колоды. Он великодушно обещал за небольшую плату. Ночью Этьен никак не мог заснуть. Когда брат засопел на соседней кровати, тихо достал из его сумки карты и еще раз при свете свечи несколько раз пересмотрел их. Во сне ему мерещились голые женщины, черные лобки и груди самых разных размеров и форм. Они гнались за ним по футбольному полю, бросались грязью, а он задыхался, поскальзывался и не мог убежать от них.
Все гормоны молодого тела тогда взбунтовались и разом навалились на него, заставляя видеть в каждой женщине свое предназначение и нереализованное желание. Проходя на улице мимо девчонки или даже взрослой женщины, он мысленно раздевал их, представляя, что там под платьем или юбкой. Жизнь для Этьена становилась невыносимо интересной...
На следующий день мать обрадовала новостью, что появилась работа в соседней мастерской, где работала молодая супружеская пара. Жерар ему не понравился сразу, а вот Луиза была то, что надо. Когда они с братом впервые зашли познакомиться, ее муж что-то сосредоточено лепил на гончарном круге и на них даже не взглянул. Поздоровавшись, только что-то буркнул себе под нос, и махнул в знак приветствия грязной рукой. Луиза же подошла, улыбнулась и подробно рассказала, что надо будет делать. Особенных навыков не требовалось, поэтому они с Полем сразу согласились. Было забавно смотреть, как на круге из комочка глины, появлялся горшок за горшком. Возникало обманчивое ощущение простоты и легкости, когда смотришь на работу мастера. Перехватив взгляд, Жерар с ухмылкой предложил Этьену попробовать сделать что-то самому. Парень сначала отнекивался, но детское любопытство и подначивание Поля взяло вверх. Поначалу вроде даже получалось, но при малейшей попытке вытянуть глину, она тут же рвалась и сминалась в руках. Поль хохотал до упаду и не скрывал своей радости. Потом весь вечер подшучивал, рассказывая в лицах матери за ужином о его неудачных опытах.
Этьен сразу почувствовал, что у Луизы с мужем какой-то разлад. Это обрадовало и развязывало руки. Честно говоря, о Жераре он вовсе не думал, а вот Луиза волновала все больше. Грязный халат, под которым легко можно было разглядеть молодое упругое тело, руки по локоть в глине и краска под ногтями делали ее своей и доступной. Поль, заметив интерес брата, сразу почувствовал выгоду и предложил план: договориться с портовой братвой хорошенько избить Жерара. Намекал, что пока тот будет лечиться, мастерская вместе с Луизой запросто перейдет к ним, и семья, наконец, разбогатеет. Подмигивая, добавлял: "Кто сказал, что муженек оклемается и выйдет из больнички?" Этьену затея не нравилась, но брат настаивал и говорил, что дело плевое и выигрышное. В итоге, договорились подождать до зимы, пока прояснятся отношения с Луизой. Мысль о том, что дни Жерара сочтены, будоражила обоих. Братья наслаждались своей тайной и с чувством животного превосходства пожимали при встрече руку Жерара, нагло смотря в глаза.
После случая с Луизой утром Этьен пришел с букетом лилий. Он не любил, как и его мать, срезанных цветов, но не идти же с пустыми руками, да еще после того, что было! Однако мастерская была закрыта. Тогда он пошел прямо домой к Луизе. На стук открыл сонный Жерар. Теребя в руках записку, что-то пробормотал об отъезде жены к больной матери. Потом сказал, что мастерская временно закрывается, и братьям стоит подыскать другую работу. С зарплатой просил немного подождать, обещая расплатиться, как только продаст готовую партию сувениров. Этьен сначала думал рвануть в Лорьян дневным поездом, но потом испугался. О чем говорить? Она только нравилась ему, но не больше того...
Острая боль в ноге вернула в сырость мрачной кельи. Свеча на столе ярко вспыхнула, как это часто бывает перед концом, и тихо погасла. Мир погрузился в темноту, сжимаясь до размеров тела. Боль стала расти, захватывая под покровом ночи все новые и новые плацдармы вымученного тела. Она убивала сознание, дергала и обрывала ниточки нервов одну за другой. Этьен застонал, перевернулся на правый бок и стал кусать указательный палец руки так, что боль в ноге потихоньку сдалась, став тупой и тягучей. Ощущение раскаленного гвоздя, которым ковыряли в ране, не оставляло после операции уже несколько дней. Потрогав повязку, почувствовал липкую теплую влагу - рана кровоточила. До утра было часа три. Он попытался вспомнить молитву, которой учила его мать, но не смог. Тогда просто стал просить у Бога избавления от страданий.
Через секунду никто не сказал бы, глядя на него, что это тело раздирают страшные муки. Лицо было спокойно и торжественно. Он потерял сознание...