Инженер улыбался и скрёб бронзовую грудь, заросшую выгоревшими волосами. Команданте Че, анфас, -- вглядывался с плеча Павлова в заляпанный барашками волн узкий морской горизонт. Где-то далеко за ним -- Перу или Колумбия. Патриа о муэрте, команданте. Мы помним. Павлов - тот точно помнил. Форма одежды -- парадная. Шорты. Двадцать четыре минуты южной широты, как-никак. Харламов говорил -- двадцать пять, но я измерил точнее. Хотя, как там ни измеряй -- экватор. В прежние времена, матросы вешали в ухо серьгу, если пересекали экватор. Говорят даже, у них появлялось право ноги на стол в кабаках складывать. Мы тоже складывали. На леера. И часами смотрели, как Павлов возится с собаками.
Собаки любили Павлова. Если можно так сказать, конечно. Казалось даже -- они урчат, если он приближался. На понтонах был разложен плот. Небольшой -- сто на полста метров. Рядом с нашей буровой платформой. Там у Павлова была псарня, там он их врачевал. Работа ювелирная, а плот всё же устойчивее платформы. И, честно говоря, так всем было спокойнее. Я вот побаивался собак, Харламов -- наверняка тоже, о других и говорить не стану. Всего собак было голов двести. Работали тремя сменами. Одна смена работает, две -- на плоту валяются. Ну, и Павлов, если что-то не так, рядом всегда. Циркулярка, щипцы, паяльник -- всё наготове. Визжали они противно очень, спать не давали. Но мы им прощали. За то, что трудяги. И ещё. Там, посреди океана, тишина -- жуткая штука. Лежишь ночью, Южный Крест в окно разглядываешь, и если задумаешься, сколько бесконечных миль воды вокруг -- мурашки по коже. Но завизжит павловская циркулярка -- ругнёшься, повернёшься на другой бок, и всё нормально -- ты дома.
Иногда рядом проходили корабли -- японские сейнеры, сингапурские лихтеровозы, наш траулер однажды заглянул, прогудел "Амурские волны". Мы посылали к ним собак. Павлов наряжал их как артистов оригинального жанра. В тряпьё, какое попадало под руку. Собаки возвращались и приносили фрукты в ящиках, консервы, записки с шутками моряков.
И, вроде, что в собаках такого -- промышленные роботы от пяти до сорока мегаватт мощи: лазерный резак, реактор бегущей волны, двигательный блок. Что там ещё? У меня на мониторах они вообще красными точками ползали. Но, если задуматься: как они были там, на дне? Как работали? В кромешной тьме, под чудовищным давлением. Молчаливые и покорные.
Вот так подойдёшь к инженеру, спросишь:
- Как твои собаки, Павлов?
А он опустит взгляд:
- Трое вчера не вернулись.
И не знаешь, что сказать. Только по плечу потреплешь.
2. Ниночка
У неё были серые глаза и каштановые волосы до плеч. И ворох маек со смешными принтами. Она одна пользовалась парфюмом, и я думаю, что только благодаря ей мы были немного похожи на людей. Всё-таки, три месяца автономки. Конечно, все любили Ниночку. Думаю даже, что все -- всерьёз. Разве бывает иначе? Разве было можно её не любить? Например, когда она когда по лесенкам поднималась. Ох, какое это было зрелище. Засматривались.
- Вы, Михаил, чего? - спросила она однажды, и я не знал, что ответить.
- А хотите, Нина, мы погуляем с вами по палубе? Отличная ночь, между прочим.
- Вы же видите, что я занята. Сессия на носу. Но, если вы расскажете мне о Сумарокове, Михаил, я с удовольствием погуляю с вами. Как вы сказали? По палубе.
Что я мог рассказать ей о Сумарокове? О Тьюринге - мог бы, о Колмагорове - запросто, на худой конец - о Гейзенберге. Она училась на филологии, заочница. И как попала в нашу шайку-лейку - неизвестно. Одна из тех восхитительных случайностей, которые так украшают жизнь.
Ниночка поправила прядку и отвернулась к мониторам. На одном висели метеосводки, на другом - стихи этого самого Сумарокова. Ох, как хотелось ему двинуть тогда. В окне висел Южный Крест, и я мялся пока не затекли ноги. Ниночка больше не обернулась. Думаю, каждый из экспедиции имел вот такой с ней опыт. Но больше всего Ниночка опасалась Павлова. Из-за собак, наверное. Едва завидев инженера, она поворачивалась к нему спиной. Даже неловко становилось за хорошего парня. Но что тут поделаешь - издержки профессии.
3. Гости
Мы знали, что однажды нас заметят. Ждали этого. Не просто увидят старую буровую платформу посреди океана; задумаются - что она там делает. Вообще-то, Харламов никогда особенно и не скрывал наших целей. Конфереции, презентации, совещания в министерствах. Но так уж устроен мир - нужно стать подозрительным, чтобы на тебя обратили внимание. Он стал подолгу пропадать в узле связи, настроение начальника менялось по три раза на дню. И однажды мы увидели на западном и восточном горизонтах по авианосцу. Хорошо, что тот, слева, - был нашим.
- Давайте так. Я буду говорить, а вы - кивать, если всё правильно, - в голосе человека в штатском дружелюбия не было и в помине. - Ваше научное подразделение приобрело списанную самоходную буровую платформу для исследовательских целей.
Харламов кивнул.
- Но вместо научных экспериментов вы занялись трансформацией морского дна.
Харламов кивнул снова.
- С какой целью, позвольте спросить?
- Нас могли опередить.
- Значит, личные карьерные интересы вы поставили выше интересов государственных? Вы вообще думали о том, какой переполох в мировом сообществе произведут эти безрассудные действия?
- Именно в государственных интересах и дело, - Харламов был спокоен, не впервой. - Мои предложения годами пылились в министерствах под грифами. Это уникальное место. Если бы не мы, сейчас бы здесь резали дно вон те ребята. - Харламов ткнул пальцем в корабль вероятного противника.
Пришла пора собачьей смены. Грузные роботы с мятыми от давления корпусами выстреливали из воды на плот Павлова, другие такие же - уходили под воду. Море бурлило, платформа качалась, бойцы спецназа вцепились в леера, лицо штатского побелело как полотно.
- Прекратите это немедленно! Это дипломатический скандал в сложное для Союза время!
Хранивший доселе молчание адмирал выступил вперёд.
- Я в толк не возьму, мужики. Как это вам удалось? На пальцах можно?
- Мы используем естественную тектонику. Режем только там, где нужно. Львиную часть работы делают не роботы, сама Земля. Мы только управляем этим процессом. Это если на пальцах. Но можно и картинками.
- Да видели мы ваши картинки! - штатского рвало за борт, слова давались ему с трудом. - Три дела на вас завели!
- Оставь парней в покое, полковник. Они здесь Родине плацдарм обеспечили, а вы с бумажками в МИДе разобраться не можете. Карта у вашего острова есть?
4. Новая земля
Харламов разбудил меня ночью, хотел сделать сюрприз, хотел удивить. Что ж, у него получилось. Мы вышли из жилого блока на палубу, залитую лунным светом, в лицо ударил тёплый бриз. Спросонья я не сразу понял, что изменилось. День был трудным, обыденным. Бесконечные колонки цифр, коррекции, ошибки. За всем этим добром забываешь о главном, о том, что скрывает математика, но отлично видит обычный человеческий глаз. Наша мечта, плод наших усилий получила наконец абрис реальности. В полумиле от платформы, из моря вставала новая земля. Она была похожа на спину морского зверя. Зверя, которого мы вызволили из пучин.
Харламов опустил на воду шлюпку, стараясь не шуметь вёслами. Я хорошо его понимал. Шампанское, букеты и камеры будут завтра. Он занизил прогноз, всех обвёл вокруг пальца. Маленькая тайна, блажь пионеров и первопроходцев. Мы ступим на эту землю, когда она не знает ноги человека. На далёком рейде дремали исполины сверхдержавных кораблей, бурлила вода, на плоту возились собаки Павлова. Я грёб, Харламов рулил. Привычное положение дел.
Над нами стлался Млечный Путь, и я думал, зачем лететь к другим планетам, если столько всего разного под нашими ногами и вёслами. Кажется, даже вслух думал.
- Там есть где причалиться?
- Тссс!.. - Харламов поднёс палец к губам.
Я опустил вёсла в воду и обернулся. На чёрном, как ночь, острове белели две фигурки - Ниночка целовалась с Павловым. Харламов, кашляя, смеялся в кулак. Думаю, я опять его понял. Ведь для чего-то такого мы и поднимали этот остров. Не для военных баз и космодромов. Не для этого человек ступает на землю. И не может быть никакой печали в том, что сама жизнь опередила нас и предъявила свои права.
Они тоже заметили нас. Ниночка почему-то закрыла лицо, а Павлов, робея, махнул рукой. Где-то за нашими спинами железным басом рыкнули собаки. Харламов засмеялся в голос, и я поднял вёсла из воды.