Терминал "Б" столичного аэровокзала встретил его шумным столпотворением, смехом и бодрыми песнями под гитару. Зал ожидания был полон молодыми парнями и девушками, одетыми в новенькую форму бойцов студенческих строительных отрядов. В разных концах зала пели про ребят с семидесятой широты, про почту, летящую с пересадками с материка до самой крайней гавани Союза, про камушки, бросаемые с крутого бережка далекого пролива Лаперуза, про наш адрес Советский Союз, про тайгу под крылом самолета, про поездку за туманом, за туманом и за запахом тайги, про карты, заправленные в планшеты, про следы, оставленные на пыльных тропинках далёких планет и про яблони, которые обязательно будут расти на Марсе. Строчки про марсианские яблони уже потеряли свою актуальность и могли с чистой совестью быть списаны с повестки дня -- яблони на Марсе уже росли, и росли в местном, марсианском грунте, правда, кривенькие, жалкие и чахленькие, но упорно цепляющиеся за каменистую почву корнями и упрямо тянущие тонкие изломанные ветки с блёклыми листиками к бледному марсианскому солнцу, служа наглядным образцом превосходства сил живой природы над бездушной материей космоса. Конечно, они отличались от эталонных красавиц, высаженных в оранжереях и плодоносящих не меньше трёх раз за марсианский год, здоровых, раскидистых деревьев, радующих глаз сочной зеленью листвы и сладко-кислым вкусом плодов, однако они, эти хилые искривлённые кустики были подлинными бойцами, авангардом будущего сплошного и глубокого преобразования марсианской пустыни в цветущий город-сад. Остальное было внеземным колоритом, романтикой и юношеским максимализмом, проходящим быстро и незаметно после столкновения с первыми настоящими, а не придуманными трудностями и опасностями.
К выходу на лётное поле подъезжали комфортабельные автобусы, диктор объявлял посадку и очередная партия студентов, сорвавшись с места, жизнерадостно устремлялась в широко распахнутые двери. Мелькали нашивки, разноцветные эмблемы, значки, названия учебных заведений и по этим названиям можно было без труда изучать географию страны от Калининграда до Владивостока и от Кушки до Салехарда. Толпа заполняла прохладные салоны и уезжала к застывшим в жарком июльском мареве громадам сверхзвуковых стратосферных лайнеров. Белоснежные "Туполевы-274", приняв на борт пассажиров, не спеша выкатывали на взлётные полосы, разгонялись и торжественно поднимались в небо, вытягивая навстречу воздушным потокам скошенные вниз острые клювы носов.
Опарин устроился в кресле у окна. Дорожная сумка стояла рядом, в ней был комплект чистого белья, полотенце, бритва, набор гигиенических принадлежностей (мыло, зубная паста, щётка, дезодорант) и планшетный компьютер. Одет он был скромно. Светлая безрукавка, тёмные брюки и грубоватые форменные ботинки с прикрученными к подошве магнитными набойками. Лицо его покрывал коричневый загар, сходящий на нет на уровне шеи. Мимо Опарина проходили студенты, не обращая на него никакого внимания, и только те, у кого на рукавах были нашиты знаки Академии Космогации, приближаясь к нему, невольно замедляли шаг. Они знали, что подобный загар нельзя приобрести нигде, кроме как за пределами земной атмосферы. Это знание делало их единомышленниками, сопричастными общей профессиональной среде. Опарин здоровался с ними едва заметным кивком головы. Курсанты шли дальше, и некоторые из них оглядывались, будто старались запомнить сидящего у окна астронавта.
На цифровом табло сменился график вылетов. Номера улетевших бортов гасли и в погасших ячейках загорались новые буквенно-цифровые обозначения. После короткой музыкальной заставки диктор проникновенно сообщил о начале посадки на рейс номер семь тысяч триста сорок три по маршруту аэропорт "Зеленодольский" - космодром "Северный". Курсанты, собравшись в небольшую колонну, организованно направились к выходу. Опарин отвлёкся, провожая их взглядом, и пропустил тот момент, когда к нему подошёл человек.
-Извините, товарищ. Вы Опарин, Савелий Викентьевич?
-Да, - сказал Опарин, вставая и одергивая брюки. - Я Опарин.
-Очень приятно. Лузгачёв. Олег. Референт директора Комитета и по-совместительству водитель. Машина подана, Савелий Викентьевич. Мне приказано доставить вас в кратчайший срок и без всяких происшествий, - Лузгачёв улыбнулся. - Директор ждёт.
-Я готов, - по-военному кратко ответил Опарин. - Идёмте.
-Вещи, - сказал Лузгачёв, - я могу взять.
-Ничего, - сказал Опарин. - кроме сумки. Не беспокойтесь, она не тяжелая.
-Всё своё ношу с собой, - одобрительно констатировал Лузгачёв. - И если быт не тянет нас ко дну многопудовой гирей, поспешим.
-Тогда за мной, - сказал Лузгачёв, подводя итог короткому знакомству. - Прокачу с ветерком. И сразу же успокоил: - Без излишнего лихачества.
Нужное им здание располагалось в глубине тенистого парка. На фасаде была прикреплена лаконичная вывеска "Академия Наук СССР. МКПИТР", что означало "Межотраслевой Комитет Перспективных Исследований и Технических Разработок". Лузгачёв предупредительно открыл массивную дубовую дверь. Опарин вошёл в просторный вестибюль. Вестибюль был пуст, не считая дежурного охранника, сидящего за ТИБом (терминалом интегральной безопасности), позволяющего собирать и обрабатывать данные с камер видеонаблюдения, электронных замков, пожарных и газовых датчиков, датчиков давления и движения, управлять в ручном режиме разветвленной системой пожаротушения, блокировкой и разблокировкой аварийных проходов, лифтов и эскалаторов.
Дежурный, в звании старшего лейтенанта, вежливо спросил у Опарина паспорт.
-Паспорт? - Опарин сконфуженно посмотрел на Лузгачёва. - Паспорта у меня нет.
-Товарищ старший лейтенант, - сказал референт, - товарищ Опарин -- астронавт-испытатель международного класса и колонист, постоянно проживающий на Марсе, в интернациональном марсианском поселении "Циолковский-Два", ввиду чего не имеет паспорта гражданина СССР. ВРЕМЕННО. Вместо внутреннего общегражданского документа личности у товарища Опарина универсальное идентификационное удостоверение, выданное Марсианским Колониальным Представительством ООН.
-Мне без разницы, товарищ.., - дежурный офицер мельком взглянул на экран, - товарищ Лузгачёв, главное, чтобы у товарища было что с чем сравнивать.
Охранник вставил удостоверение в карт-ридер. Лузгачёв иронически закатил глаза: "ничего не поделаешь, порядок".
-К директору, значит, - сказал дежурный.
-К директору, - подтвердил референт.
Дежурный вернул Опарину карточку.
-Проходите, товарищи.
-Спасибо, товарищ старший лейтенант. Савелий Викентьевич, куда вы, по лестнице? Лифтом быстрее!
Первое, что увидел Опарин, войдя к директору Комитета была огромная карта Советского Союза, занимавшая всю стену. На её фоне директор -- невысокий полный мужчина выглядел как пародия на коварного диктатора, в тиши кабинета разрабатывающего планы по установлению мирового господства. И внешность у директора вполне соответствовала образу: бритая до глянцевого блеска голова, пухлые щёчки, влажные чувственные губы, щёточка жёстких, побитых сединой усов, уж очень напоминающих усы некоего деспота прошлого века, властвовавшего в одной из европейских стран. И облачён директор был сообразно роли: полувоенный френч бледно-зелёного солдатского сукна, белая, расшитая аутентичным народным орнаментом косоворотка с расстёгнутым воротом, пара цветных карандашей и ручка-самописка, торчащие из нагрудного кармана. Директор читал с монитора, морщился, хмурился и рассерженно черкал в новомодном плёночном блокноте цифровым пером.
-Я, уже, собственно, прибыл, - сказал, немного смущённо, Опарин.
-Прибыли, - сказал директор, бросая перо. - Чудесно. Едва с самолета и прямиком в самое пекло. Нет, Савелий Викентьевич, это я про погоду, а не про нашу контору. У нас учреждение солидное, академическое. Наши сотрудники приличные люди, - директор выделил слово "приличные", явно адресуя его референту (Лузгачёв неопределённо хмыкнул), - хотя и у нас, бывает, градус творческой полемики зашкаливает и страсти кипят (снова неопределённое хмыканье). Идите, Олег, вас ждут в шестой лаборатории.
-Не удивляйтесь, - рассмеялся Маркелов, - я не такой. Не ретроград, не зажиматель критики, не бюрократ и не чинопочитатель. Нет, вру. Я и то, и другое, и третье, но строго в гомеопатических дозах, что отличает хорошего администратора от зарвавшегося, охамевшего от бесконтрольной власти дуболома. Просто в нашем отраслевом министерстве, совместно с Академией наук решили устроить к ноябрьским праздникам грандиозный капустник силами подведомственных предприятий и учреждений. Я играю министра среднего машиностроения, потому что у меня фактурная внешность. Типичный сталинский нарком. Это мое сценическое амплуа и я им, как ни странно, вполне доволен. Так что, Савелий Викентьевич, приглашаю вас на премьеру.
-Не обещаю, Адриан Гаврилович...
-И не надо, Савелий Викентьевич, не надо. Я могу с точностью предсказать, где вы встретите очередную годовщину Великой Октябрьской Социалистической Революции.
-Что ж, в таком случае рассчитываю на контрамарку.
-Всенепременно, Савелий Викентьевич, всенепременно и без всякого сомнения. Однако, - директор резко сменил тон, - пригласили вас, Савелий Викентьевич, как вы догадываетесь, не ради лишней контрамарки. Мы хотим предложить вам работу. Задание государственной важности. Не скрою, миссия опасная, и в то же время масштабная и захватывающая.
-Интригующая вступление, - сказал Опарин.
-Погодите, это была преамбула, - сказал директор, - а амбула, обещаю, вас ошеломит.
-Я слушаю, Адриан Гаврилович.
-Минуточку, - директор потянулся к бордовой папке. - Небольшая формальность, Савелий Викентьевич. Подпишите одну бумагу, и я продолжу.
-Какую бумагу?
-Подписка о неразглашении государственной тайны. Я, имярек, ознакомлен, предупреждён, обязуюсь соблюдать и сохранять...
-Где надо подписать?
-Вот, здесь. Число, подпись, расшифровку подписи разборчиво. Отлично! - директор убрал папку в сейф. - А теперь непосредственно к амбуле. Беседа наша носит характер предварительной, а потому неофициальной.
Маркелов скинул френч, повесил на спинку стула, закатал рукава косоворотки и заговорщицки подмигнул Опарину. Достав из ящика стола пульт дистанционного управления, он встал рядом с Опариным и сказал: "Смотрите на экран, Савелий Викентьевич"
Карта СССР погасла и на её месте возникло изображение серо-чёрной каменной глыбы, видом напоминающей перепечённую округлую картофелину.
-Астероид 2045 LF, открыт, если такое определение применимо к горнопромышленной деятельности, или обнаружен в ходе поисково-изыскательской экспедиции Дальресурса, в две тысячи сорок пятом году. После официального внесения в Меркаторский список малых планет получил наименование (1) Nikator, что означает "Победитель". Относится к спектральному классу М, железо-никелевый. Форма астероида -- слегка вытянута к условным полюсам, диаметр -- приблизительно пятьсот двадцать, пятьсот семьдесят метров. Был поставлен в резерв на разработку никелевой руды с две тысячи пятьдесят седьмого года, пока не понадобился для иной цели. Степан Викентьевич, - директор потёр кончик носа, - что вы думаете о летающих тарелках?
-Не встречал, - сказал Опарин.
-А о диске Секла что-нибудь слышали?
-Вроде бы, это как-то связано с проблемой "вечного двигателя".
-Проблема... Это давно не проблема. Закон сохранения энергии и первое начало термодинамики сделали идею так называемого "вечного двигателя" первого рода абсолютно бесперспективной.
-Значит, вы его создали.
-Кого? - озадаченно спросил директор.
-"Вечный двигатель".
-Увы, - сказал Маркелов, - вынужден вас огорчить, Савелий Викентьевич. "Вечного двигателя" у нас нет. Зато имеется нечто иное. Принципиально новый электромагнитный движитель и летательные аппараты, построенные на его основе, лётными характеристиками напоминающие пресловутые летающие тарелки. Ну, и кроме того, мы почти завершили строительство экспериментального космического корабля, приводимого в движение этим самым перспективным движителем.
-Этот астероид, - сказал Опарин.
-Тот самый космический корабль, - подтвердил Маркелов. -
Снаружи он ничем не отличается от остальных собратьев-астероидов, вольно кружащих по орбите между Марсом и Юпитером, но внутри у него скрыто всё самое вкусное, - директор сменил картинку. - Любуйтесь, Савелий Викентьевич, - Магнитолёт "Никатор" во всей своей красе!
-Вы нужен пилот.
-Именно. Обладающий опытом, принимавший участие в испытаниях новой техники профессионал, разбирающийся в последних технических разработках. Кажется, недавно вы были на переподготовке?
-Был. Европейское космическое агентство. Альпийский филиал ЦПА, Центра подготовки астронавтов. Стажировался по курсу: "Теоретические основы и практические навыки работы в системе нейронной виртуальной среды управления".
-ИКС.
-Верно. Интерактивная Командная Сфера.
-Видите, как всё удачно складывается. У нас создан аналог ИКС. Нейронный симулятор виртуальной реальности. Называется ККУ "Фиалка". Командный комплекс управления. Комплект изделия установлен на "Никаторе". Отсюда повышенные требования к кандидатам. Специалистов, знакомых с НСВР ничтожно мало, они буквально наперечёт...
-Это может летать? - недоверчиво спросил Опарин.
-Сам удивляюсь, - сказал Маркелов. - Знаете, когда ко мне на приём заявился изобретатель, инженер Баграмов, я решил, что он очередной непризнанный гений...
-Псих, - уточнил Опарин.
-...Одержимый страстью немедленно осчастливить своим открытием пребывающее во мраке неведения человечество и собрался было выставить его под благовидным предлогом, как он выложил из портфеля на стол действующую радиоуправляемую модель, сделанную из сложенных фрисби и пальчиковую батарейку. Вставил батарейку в отсек и... тарелка полетела. Резво так полетела.., да. Наглядная демонстрация возможностей разработанного им привода.
-Это, как я понимаю...
-Ротор, индукционные катушки из сверхпроводящего материала, охлаждаемые жидким гелием. Вращаемое вещество, представляющее из себя многослойный диск, где кристаллические литые пластины чередуются с плёночным двухмерным проводником. Отражающий экран, окна, пропускающие фотонное излучение, крышки, запирающие окна, отражатели, ускоритель электронов, кардановый подвес, катушки продольного магнитного поля.
-И всё это вращается.
-Вращается, со страшной скоростью, вокруг расположенного в центре корпуса и вращением создаёт фотонную тягу, способную перемещать значительную массу. Корпус диаметром сто пятьдесят метров, разделён на несколько палуб. Ходовая рубка, жилой отсек, грузовая палуба, силовая ядерная установка, цистерны с гелием для системы охлаждения и аварийных двигателей спасения.
-Как управлять подобным аппаратом?
-Открыванием и закрыванием окон крышками и перенаправлением фотонного потока отражателями в заданном направлении. Если надо лететь горизонтально, то верхние и нижние окна перекрываются и излучение выходит через боковые окна, если необходимо подняться вертикально вверх или опуститься, то излучение пропускается через нижние, либо верхние окна при закрытых боковых. Наклоном отражателей регулируют силу тяги.
-Н-да, - хмыкнул Опарин, делая вид, что рассматривает схему магнитолёта в разрезе. Он понимал, что ждёт от него директор и всячески старался оттянуть неприятный миг объяснения того, почему ему придётся отказаться от столь "заманчивого" предложения -- испытать экспериментальный корабль в полёте. Он не умел отказывать хорошим людям и всегда чувствовал неловкость от того, что не мог оправдать надежд, связанных с его предполагаемым согласием.
-Не уверен, - сказал Опарин, - в конструктивной надежности механизма.
-Конструкция многократно проверена, в том числе и на запредельных режимах, - мгновенно среагировал Маркелов. - Многократно и с неизменным успехом! Открою вам небольшой секрет, Савелий Викентьевич. Зарубежная пресса, голосящая о нашествии летающих тарелок, в данном случае не лжёт. Тарелки действительно регулярно пролетают над территорией сопредельных с нами государств. Единственно, что зеленые человечки не имеют к ним никакого отношения. Эти тарелки -- продукт земной технологии. Более того, они изготовлены на советских оборонных заводах. Обладая уникальными свойствами и непревзойдёнными лётным качествам диски Баграмова с некоторых пор были задействованы компетентными товарищами в специфических негласных мероприятиях.
-И потом, - Опарин прищелкнул пальцами, - сидеть внутри этого волчка... несерьёзно, смахивает на какой-то чудовищно глупый розыгрыш, чью-то беспардонную авантюру и махровое шарлатанство...
-Что ж, очень жаль, Савелий Викентьевич, - Маркелов убрал схему и включил карту.
-Не спешите с выводами, - Опарин недовольно поморщился, - я ведь ещё не сказал своё категорическое "нет". Сколько у вас было претендентов? Кроме меня?
-Было одиннадцать. Осталось двое. Вы и Панкратов. При любом исходе, график нарушен не будет. Проведём испытания в автоматическом режиме.
-Сутки, - сказал Опарин, - на размышление.
-Савелий Викентьевич, - воспрял духом Маркелов. - Вы где остановились?
-В "Праге". Бронь УГПС.
-Олег вас подвезёт.
-Спасибо, Адриан Гаврилович, но не стоит отвлекать Олега от дел. Прогуляюсь, разомну ноги, подышу свежим воздухом.
-Ну, как желаете. Послезавтра жду вашего решения.
-До свиданья, товарищ Маркелов.
-Всего хорошего, Савелий Викентьевич.
Великий русский учёный-энциклопедист Михаил Васильевич Ломоносов пророчески утверждал, что могущество России будет прирастать Сибирью. Три века спустя его предсказание сбылось бесповоротно и совершенно радикальным образом -- столица была перенесена за Уральский хребет. Главный город страны возвели на берегах сибирской реки. Лучшие архитекторы и научно-исследовательские институты создали детально разработанный план застройки. Тысячи строителей трудились на его воплощением в камне. Сотни ландшафтных дизайнеров благоустраивали улицы, высаживали деревья и разбивали цветники. Рабочие асфальтировали дороги, укладывали разноцветную плитку на площадях и трамбовали парковые тропинки. Десятки тысяч жителей заполнили город, работали, отдыхали, отмечали праздники, женились, рожали детей, приезжали и уезжали. ЦК, Правительство, министерства и ведомства, Академия Наук, Госплан, органы безопасности, профсоюзы разместились в просторных современных зданиях и занялись повседневной деятельностью по развитию производительных сил, улучшению производственных отношений, дальнейшему повышению благосостояния советского народа и защите социалистического отечества от посягательств на государственный суверенитет и общественный строй СССР.
Столица имела радиально-кольцевую планировку. Четыре многополосных транспортных кольца пересекали широкие проспекты, сходящиеся в центральной части города. Там, в окружении хвойных лесов, возносилась в небо на высоту четыреста пятнадцать метров ступенчатая пирамида Дворца Советов СССР, увенчанная стометровой статуей Родины-Матери в развевающейся тунике, держащей в поднятых над головой руках колыбель мировой цивилизации -- Земной Шар.
Опарин неторопливо шагал по Большой набережной. Знойный летний ветерок овевал его кожу. Горячее солнце отражалось в зеркальных стенах небоскрёбов. Счастливые люди были вокруг него, обгоняли его и шли ему навстречу. Он не видел хмурых или опечаленных лиц, люди улыбались, они смотрели уверенно и открыто. Разумеется, были в их жизни утраты и болезни, разочарования и предательства, расставания и поражения, тоска одиночества, смерть близких, но эти невзгоды, был убеждён Опарин, не ломали и не меняли их. Они оставались добрыми, честными, заботливыми, порядочными и справедливыми людьми и не было в них ни грана паталогической зависти, душевной чёрствости, нравственной пустоты и вызывающего цинизма, не было среди них мелких пакостников, злобных приспособленцев и откровенных негодяев. Опарин верил -- по-настоящему не было. Иначе для чего тогда улетать?