Здесь, в Израиле, врачи кудесники. На приеме не надо
даже раздеваться: врачи диагноз по глазам и носам ставят. В крайнем
случае заставят еще и язык показать...
( Из письма старушки-оле подруге в Россию).
- Доктор, вы велели показать язык, так я его уже давно
высунула, а Вы даже не взглянули. - Неважно. Теперь можете его уже спрятать. Мне просто
нужно было пару минут тишины, чтобы написать рецепт.
(Из местного анекдота)
Как нужно смотреть, то есть обследовать, больных учат на первых курсах медицинских факультетов. Существуют определенные схемы, в которых предусмотрено всестороннее обследование всех органов и систем, даже, если они не связаны с жалобами больного. В практике, однако, обследование приходится упрощать обычно из-за недостатка времени. Особенно это принято у так называемых "узких специалистов", которые умеют лечить иногда только один орган, подчас забывая, что существуют и другие.
Лет 15 тому, когда я работал травматологом в одной из городских больниц, доставили в приемное отделение машиной скорой помощи прямо с завода больного с подозрением на прободную язву желудка.. Диагноз этот был установлен врачом здравпункта, подтвержден врачом скорой помощи и не вызвал особых сомнений у дежурного хирурга в приемном покое. Он ,правда ,выразил удивление, что человек, доставленный поутру с завода , уже в состоянии легкого подпития. На что ,доставивший больного доктор, заметил : "Не стоит удивляться. У них в цехе детали моют техническим спиртом, и от всех ощущается запашок". Между тем, больной мучился от болей. Больного осмотрел, уже в отделении, заведующий и было решено больного срочно оперировать. Однако, на операции диагноз не подтвердился, единственное, что обнаружили оперировавшие его хирурги, это уплотнение выступавшего края печени Было решено, что приступ болей обусловлен заболеванием печени, вероятно алкогольного происхождения.
Послеоперационное течение осложнилось лихорадкой, бредом , и резким возбуждением больного. В этом состоянии больной выпрыгнул из окна второго этажа, на котором находилось отделение. Его с улицы занесли в приемный покой, и там уже и мне пришлось познакомиться с этим больным. К счастью , он не получил тяжелых травм, были обнаружены лишь небольшие повреждения пяточных костей , лечение которых ограничилось наложением повязок. Была вызвана машина скорой помощи со специалистом- психиатром. Тот установил диагноз алкогольного делирия ("белой горячки") и увез больного в психиатрическое отделение. Там провели курс соответствующего лечения и спустя две недели выписали больного из "психушки", вернее на санитарной машине доставили его обратно в то же хирургическое отделение.
Однако, дежурный хирург отказался повторно помещать больного в хирургическое отделение так как к тому времени рана зажила, живот не вызывал беспокойства, а то, что общее состояние больного трудно было признать удовлетворительным из-за общей слабости, бледности, умеренной одышки , хирурга не обеспокоило, ибо двухнедельное пребывание в психиатрическом отделении, отнюдь, не санаторий. Торопясь, чтобы воспользоваться той же машиной для перевозки больного, что всегда представлялось проблемой, доктор не прибегнул к консультации терапевта и к каким-либо анализам. Больного отправили домой с рекомендацией наблюдения участкового врача. " Свежий воздух и домашнее питание - лучше всего воздействуют на восстановление сил больного",- напутствовал хирург жену, забиравшую больного .
Однако уже на следующий день встревоженная жена прибежала в приемный покой больницы. "Муж очень плох,- сказала она.- У него высокая температура, он ничего не ест, и тяжело дышит". Главврач распорядился направить к больному целую комиссию в составе хирурга. терапевта и меня, в качестве травматолога. При первом взгляде на больного было очевидно, что жена не преувеличивала, и, как только терапевт, молодая девушка-врач, начала перкутировать (простукивать) грудную клетку, диагноз стал почти сразу понятен нам на расстоянии: справа над легким звук был тупой, почти такой же, как над печенью. Это означало вероятнее всего экссудативный плеврит или обширный воспалительный процесс в легком- т.е. воспаление легкого. Дальнейшее обследование больного, уже в условиях терапевтической клиники, куда, разумеется, мы немедленно госпитализировали больного, подтвердило наше предположение : у больного оказался экссудативный плеврит с обширным выпотом и плевральной полости. К счастью выпот оказался серозным и исчез после проведенного лечения , потребовавшего, тем не менее, более месяца.
При выписке возникла проблема: Так как в течении всего заболевания в документации указывалось, что оно связано с употреблением алкоголя, больному, по существующему тогда правилам ( напомню, что история эта происходила в разгар компании по борьбе с алкоголизмом), не выписывался больничный лист. Между тем, семья крайне нуждалась.
Поскольку мне было поручено подготовить заключение к разбору этой истории болезни на клинической конференции, я обратился к главному врачу с ходатайством о том, чтобы больному был выписан больничный лист, хотя бы с момента повторной госпитализации . Я убедил его , сказав, что не исключено, что все это заболевание с самого начала не имело отношения к употреблению алкоголя, а представляло проявление крупозного воспаления легких. Известно, что это заболевание может симулировать " острый живот" и сопровождаться резким возбуждением, напоминающим " белую горячку". И формально нет доказательства, что обнаруженный после выписки из психиатрии плеврит связан с предшествующим заболеванием, по поводу которого он поступил впервые.
- Да, - сказал главврач, подписывая больничный лист , - современные врачи
разучились, к сожалению, клинически распознавать заболевания легких и пренебрегают подчас перкуссией и аускультацией (простукиванием и прослушиванием). Вот из истории болезни нельзя узнать не только как больной дышал, но даже какая температура у него была при поступлении. Впечатление такое, что поставленный на здравпункте диагноз довлел над всеми врачами в последующем. Вы обязательно укажите это на клинической конференции
АНАМНЕЗ
( С греческого: anamnesis - воспоминание )
(Описание условий предшествующих заболеванию. Медицинская биография больного)
Случилось это в военном госпитале, в городе Мукачево, на территории бывшей Закарпатской Украины. Однажды, в послеобеденное время туда был доставлен в сопровождении санинструктора из стройбата солдат первого года службы Аношвили, грузин по национальности, с жалобами на боли в животе и тошноту. Дежурил в это время по госпиталю старший лейтенант мед. службы Михалев - врач соседнего танкового полка. В соответствии с приказом по округу, врачи частей, с целью повышения знаний и опыта, привлекались периодически к дежурству по госпиталю. Доктор Михалев осмотрел больного и ознакомился с содержанием его разбухшей от записей и вклеенных анализов медицинской книжки, однако отказался его госпитализировать.
- Не вижу у больного ничего срочного, он только неделю тому выписан из госпиталя. Он полностью обследован, ему установлен диагноз - хронический гастрит, и рекомендовано амбулаторно принимать лекарство: оно выдано фельдшеру . Пусть принимает его и работает, а то ведь так в госпиталях и вся служба пройдет. Санинструктор увел солдата, однако вечером его опять привел в приемный покой, на этот раз сам фельдшер этой части. Он сказал:
- Мне пора домой, и я не могу оставить в казарме этого Аношвили на ночь. Он мечется, стонет, бегает в туалет, хотя стула нет, одни вроде позывы. Уже и солдаты,-земляки его возмущаются. Так, что оставляю его у вас, а вы с ним разберитесь. Если судить по записям в книжке, он "сачок", там даже есть указание о том, что он уличен в приеме пургена с целью вызвать понос. А непохоже, что он симулянт. Ребята говорят - он ничего не ест. Был сонлив, а теперь вот- возбужден. Тошнит его, но рвот, кажись, не было
Михалев поместил больного в терапевтическое отделение, а утром доложил о нем особо временно исполняющему обязанности начальника этого отделения капитану мед. сл. Копилову. Тот спросил:
- А как же Аношвили провел ночь у нас?
- Да знаете, он с вечера действительно был беспокоен. Бегал по коридору, несколько раз в туалет. Но стула не было, хотя газы отходили, и живот при ощупывании не напряжен и почти безболезнен, только немного вздут и в подреберьях чувствителен. Говорит- тошнит. Ближе к утру я его пожалел и назначил ему инъекцию анальгина, не решился вводить морфин. Но он успокоился , уснул и теперь спит. Знаете, когда он успокоился, я немного поговорил с ним. Он рассказал мне, что он с детства мается желудком. То понос, то ,напротив, запор Отрыжки, тошноты почти постоянны. Плохо переносит солдатскую пищу, особенно жирную. От вареной свинины сразу тошнит. И, вообще, ему трудно в армии. Быстро устает, сильно потеет, а его еще сачком считают. Успели ему сделать анализы крови и мочи, я посмотрел. По-моему, ничего особенного.
- Ну, спасибо, коллега, вы, разумеется, правильно сделали, что положили его. Будем с ним разбираться. Я, признаться, почти не знаю его, хотя он уже дважды подолгу лежал в отделении. Но его вел сам начальник отделения, майор Хитрюк, который сейчас убыл на два месяца для учебы. Кстати, сегодня и у нас день офицерской учебы - четверг. Вот, пробегусь по отделению и на учебу. С утра политинформация замполита, нельзя опаздывать. Он, действительно, бегло обошел отделение, только взглянул на спящего новичка, и распорядился, чтобы того, когда он проснется, перевели в другую палату, большую, в которой находились два солдата из Грузии.
Но Копилову недолго удалось учиться в этот день. Только начал замполит свою любимую тему - о международном положении, как прибежала из терапии сестра, требуя его в отделение. Вид у нее был настолько встревоженный, что замполит не сделал ей даже замечание за вторжение, и позволил уходящему Копилову пригласить на консультацию в терапию заведующего хирургическим отделением майора Скибу.
- Зайду после занятия, - отозвался тот.
Оказалось, сестра решилась вызвать Копилова с занятий оттого, что у еще не совсем проснувшегося Аношвили началась неукротимая рвота, в которой он чуть не захлебнулся. Затем рвота вроде прекратилась, но он возбужден, невозможно удержать его ни на койке, ни в палате: бегает то в коридор, то в туалет, что-то кричит по-грузински. Ребята-грузины говорят - сильно тошнит его и болит живот. Копилову с трудом , с помощью тех же ребят удалось все же уложить больного на койку и ввеcти ему аминазин. Предварительно он все же успел пощупать ему живот - тот не был напряжен, но несколько вздут и болезнен в подложечной области.
Вскоре больной задремал и проспал почти три часа. Копилов успел совершить обход отделения, сделать назначения, просмотреть поступившие анализы и даже записать истории болезней. Перед тем, как записывать что-то в историю Аношвили, он потребовал принести его две предыдущие истории и тщательно их просмотрел . В сущности, ничего нового он в них не обнаружил, кроме данных об исследовании желудочного сока, в которых отмечено понижение кислотности, и заключения рентгенолога о том, что несколько ускорено опорожнение желудка и не обнажено ни ниши (язвы ), ни опухоли.
В ординаторскую заглянула сестра и сообщила, что Аношвили проснулся. Он, впрочем, сильно заторможен и от предложенного обеда отказался , жалуется, что живот сильно пучит и болит.
Копилов зашел в палату. Он тоже обратил внимание, что Аношвили как бы дремлет, хотя один из его земляков сидит на его койке, и уговаривает его пойти обедать. Доктор не стал на этом настаивать. Напротив, он разрешил больному лежать, предложил ему принести еду, или, по крайней мере питье, в палату.
Доктор внимательно осмотрел больного. Он обратил внимание на сухой, обложенный грязно-серым налетом язык и скверный запах изо рта больного, на учащенный пульс, значительно опережающий незначительное повышение температуры тела. Живот был умеренно и равномерно вздут и болезнен в подложечной области и подреберьях.
Копилов велел дежурной сестре установить систему для постоянного подкожного капельного вливания физиологического раствора и позвонил в хирургическое отделение Скибе. Но тот, оказывается, уже ушел домой обедать. Тогда он позвонил ему домой.
- Что ж ты не зашел посмотреть больного?
- Да замотался у себя в отделении после занятий. А у тебя там что? До завтра не подождет? А то я устал чего-то сегодня после занятий, только зашел и не хочется возвращаться в госпиталь.
- Беспокоит меня один новичок. Он, правда, не совсем и новичок. Хотя первого года службы, но уже дважды лежал в нашем отделении, оба раза вел его сам Хитрюк. Вроде находили лишь хронический гастрит, считали, что сачкует малость. Ты его раньше не консультировал? Его фамилия Аношвили,- из стройбата.
- Как же, знаю. Известный сачок. Хитрец. Пурген глотал чтобы понос вызвать - Но сейчас картина скорей острая. Как бы не панкреатит? Нет, ты его непременно посмотри сейчас. Тем более, что его длительное время наблюдал Хитрюк, да и ты его, оказывается, видел раньше.
- А ты ему анализ на диастазу сделал? Сам же сказал, что подозреваешь панкреатит.
- Не успел я. Да и мысль о панкреатите, признаться, только что пришла, когда тебя ждал. Но и не хронический гастрит это. Может, раньше другая картина была у него, а сейчас определенно что-то не хроническое, и почему-то сопровождается возбуждением, я сказал бы даже, неадекватным поведением.
- Ладно! Ты обеспечь анализ на диастазу, а я пока покемарю чуток. Позвонишь, когда будет анализ готов.
Копилов договорился с лабораторией об анализе, проверил, как установлена система и решил сходить домой пообедать, благо, жил он рядом. Он успел нормально пообедать и даже прилечь отдохнуть, но вскоре позвонила из отделения сестра: у Аношвили опять начались рвоты, он беспокоен ,мечется по отделению, требует чтобы ему разрезали вздувшийся живот. Действительно за прошедшие два часа живот сильно раздулся, стал напряжен и болезнен. Рвоты стали неукротимыми и не приносили облегчения, пульс стал очень частый, лицо стало синюшным. Копилов опять позвонил Скибе. Тот вскоре пришел, без колебаний решил, что у больного кишечная непроходимость и велел готовить его к операции.
Операция началась уже под вечер и шла под масочным эфирным наркозом, наиболее распространенным в стране в то время. Как только срединным разрезом была вскрыта брюшная полость, из раны стали выталкиваться под давлением раздутые петли тонкого кишечника. Пришлось срочно расстелить на операционном столе стерильные простыни, и как-то собирать в них эти петли, чтоб они не свалились на пол. Копилов, который давал наркоз и наблюдал внимательно за ходом операции ( ассистировал Скибе его ординатор), не заметил как в этом месиве раздутых кишечных петель , по словам оператора, была развернута, завернувшаяся до того кишечная петля. Но перистальтика кишечника не возобновилась, вздутие кишечника не уменьшалось, несмотря на то, что в корень брыжейки был введен новокаин, а петли кишечника согревались салфетками, смоченными горячим физиологическим раствором.
Между тем общее состояние больного быстро ухудшалось с момента начала операции, хотя в течение всего этого периода продолжалось переливание крови и кровозамещающих растворов. Вправить в брюшную полость кишечник, и зашить операционную рану удалось только после многократных пункций кишечника с отсасыванием кишечных газов. К концу операции состояние больного стало угрожающим, и вскоре после операции он умер, несмотря на активные попытки реанимации.
Смерть военнослужащего в мирное время событие чрезвычайное, о нем немедленно докладывают по начальству, вплоть до министерства обороны. Уже на следующий день начальник госпиталя назначил расследование этого случая. Одновременно он телеграммой сообщил о смерти солдата в военкомат по месту его призыва и отправил телеграмму в соответствующий сельсовет с просьбой обеспечить немедленный вылет родителей солдата в Мукачево.
Спустя два дня был получен ответ из сельсовета, в котором сообщалось, что отец Аношвили погиб на фронте, мать болеет, лететь в Мукачево не может, и желательно доставить тело в село, где оно будет погребено с почестями в окружении родных и односельчан.
Начальник госпиталя очутился в затруднительном положении. Прошло более суток после, произведенного местным прозектором вскрытия, средств для транспортировки тела в Грузию у него не было. На обращение к начальнику гарнизона получен ответ, что земля здесь отныне навечно тоже советская, и уже погребено в ней немало советских солдат и офицеров с 44 года - целый участок выделен на городском кладбище. Там же похоронили и Аношвили.
Дальше события происходили следующим образом: В госпитале была проведена клинико-анатомическая конференция, которая подтвердила прижизненный диагноз - заворот тонкого кишечника, а причиной смерти признала "запоздалое оперативное лечение".Приказом по госпиталю был объявлен выговор капитану Копилову. Не осталось безучастным и окружное начальство. Историю болезни затребовали в Санитарное управление, где она была изучена специалистами округа и проконсультирована львовской профессурой. В отношение диагноза и причины смерти не было сомнений, но Приказом Начальника Санитарного управления Прикарпатского военного округа объявлен выговор начальнику госпиталя, дежурному врачу старшему лейтенанту мед. сл. Михалеву и даже находившемуся на учебе майору Хитрюку
В течение нескольких месяцев волнения, происходившие в госпитале в связи с вышеописанными событиями, улеглись, вернулся с учебы майор Хитрюк, убыл в очередной отпуск капитан Копилов. О несчастном Аношвили почти все забыли. Как вдруг в госпитале разразилась гроза.
Дело в том, что не забыла о нем мать в далекой Грузии. Она написала очень горькое письмо - жалобу Министру обороны. Она написала, что самых близких и дорогих людей у нее забрала армия: муж у нее погиб на фронте, а сын в каком-то стройотряде на Украине, в далеком и чужом ей Мукачеве. А ей даже тел не вернули. И, если насчет фронта она хоть может понять, то ни она, ни кто-либо в ее грузинском селе не знают, почему погиб ее сын. Его взяли в армию, хотя все в селе знали, что он болезненный. Она надеялась, что в армии его подлечат. Но ребята из села, которые с ним служили, написали, что к ее сыну плохо относились в части, не верили, что он болеет, посылали на тяжелые работы, обижали, называли нехорошими словами. А потом, ребята пишут, зарезали на операции, вроде, потому, что он грузин, а грузин не только из-за Сталина, но еще из-за рыночных отношений, в Украине, известно, не любят.
Странным образом, письмо это дошло до маршала Малиновского, бывшего в ту пору Министром обороны и, понятно, сильно разгневало его. Он приказал направить в Мукачево главного судебно-медицинского эксперта и группу офицеров, чтобы тщательно разобраться с фактами, содержащихся в этой жалобе и примерно наказать виновных. В результате эта следственная группа, состоящая из политработников, кадровиков и представителей военной прокуратуры вместе с главным судебно-медицинским экспертом прибыла в Прикарпатский военный округ и занялась, в частности, Мукачевским военным госпиталем. Судмедэксперт, разумеется, тщательно изучил историю болезни, но там трудно было найти существенные промахи - ведь ее содержание было освящено непререкаемым авторитетом львовской профессуры. Видимо, для демонстрации активности в поисках истины, была проведена эксгумация трупа - спустя несколько месяцев после кончины солдата. Разумеется, ясности в расследование она не дала. Впрочем, решение было принято заблаговременно: все три врача причастных к последней госпитализации Аношвили были обвинены в его смерти и подлежали суду военного трибунала.
Заключение медицинской экспертизы осталось прежним: Причиной смерти называлась кишечная непроходимость, обусловленная заворотом тонкого кишечника. Врачи обвинялись в позднем диагнозе и запоздалой операции.
Однако, после предварительного расследования перед военным трибуналом предстал только капитан Копелов. В отношение ст, лейтенанта Михалева было принято решение ограничиться административным взысканием. За него заступилось офицерское собрание танкового полка, указавшее на добросовестную службу этого молодого офицера, и недостаточный медицинский опыт. Майор Скиба уже на предварительном расследовании решительно отмел обвинения в свой адрес: "Как только меня позвали, - заявил он, - я немедленно пришел, поставил правильный диагноз и сделал необходимую операцию". Это подтвердили и львовские авторитетные хирурги.
На выездное показательное заседание трибунала в помещении клуба Мукачевского гарнизонного госпиталя были приглашены хирурги и врачи почти из всех гарнизонов округа. Присутствовал и я на этом заседании, присутствовал, как и другие осведомленные ранее об этой истории врачи, по обязанности, не по желанию. Понимал, что ради выполнения приказа министра обречен быть осужденным врач, в сущности, невиновный, не успевший разобраться в нетипичной клинической картине заворота кишечника, вероятно, развивавшейся постепенно с перерывами.
Был, однако, на процессе момент, ошеломивший меня и, вероятно, многих врачей. Это случилось тогда, когда по представлению адвоката, на вопросы судьи стал отвечать местный прозектор, пожилой врач, работавший в местной больнице еще с довоенного времени. Несмотря на сильный венгерский акцент и негромкую речь его ответы звучали отчетливо и убедительно. На вопрос судьи отчего умер Аношвили, он не колеблясь ответил:
- Аношвили погиб от печеночной недостаточности. Я ведь написал. - Погодите, в заключительном диагнозе истории болезни выставлен диагноз "кишечная непроходимость", подтвержденный заключением авторитетных специалистов. Да и Вы в своем заключении тоже указали этот диагноз.
- Верно. У меня не было оснований отвергнуть то, что видел и написал хирург. Но на вскрытии уже не было заворота, а был раздутый и с кровоизлияниями кишечник. Такие изменения могут возникнуть не только при завороте. Зато значительные изменения ткани печени очевидны, разумеется, образовались не за несколько дней . Парень этот очевидно болел с детства.
- Почему Вы это утверждаете?
- У меня достаточно оснований так утверждать на основании микроскопии ткани печени. Кроме того, я не поленился, и в разбухшей под всякими вклейками медицинской книжке, раскопал в ней первичную запись о том, что он в детстве болел желтухой. В медицине это называется - собирать анамнез. Мы, старые врачи, всегда считали анамнез очень важным для диагностики фактором. Теперь больше уделяют внимание рентгену, всяким анализам. Самого больного не то, чтобы расспрашивать, но даже видеть подчас не считают нужным.
Тем не менее решение суда было уже предрешено тем, что Министру доложили уже, что виновник безобразия найден и осужден. Бедняга Копилов был осужден на пять лет. Не зря бытует на Руси пословица: " От сумы и тюрьмы не зарекайся". Я и другие врачи уходили из суда огорченные, и с оставшимся, скрываемым в душе сомнением: а была ли у несчастного Аношвили кишечная непроходимость.
ДИМА
Этого парня доставили к нам в медсанбат под утро в июне 44г. под Тернополем, кажется в с. Лучки, где медсанбат наш находился почти два месяца. Бои в этом районе были очень упорные, и помнится даже, - дивизию нашу вывели для отдыха во второй эшелон. Непрерывное продвижение с боями на Запад после Днепровской операции - с ноября 43, сказывалось - в частях ощущалась усталость. Но второй эшелон - это вовсе не безделье .Это пополнение в кадрах и материальной части, наведение порядка во всех подразделениях, активная учеба и оборона, проведение разведывательных операций. Вот Диму как раз и вынесли полковые разведчики. Один из них, некто Алеша, его друг, выглядевший школьником, сопровождал раненого и все удивлялся тем, что происходит с его товарищем:
- Вечор, уже как стемнело,- рассказывал он, - мы только выбрались из их траншеи, Диму прошило снайперской пулей, в грудь справа угодило навылет. Но он еще сам выполз и полз с полкилометра до нашего переднего края. А потом уже стал задыхаться, и, главное, почему-то раздуваться, как будто его кто насосом накачивает. Теперь на него и посмотреть страшно, ужо и говорить не может.
Состояние раненого действительно было крайне тяжелым. Раздутое синюшнее лицо, глаза плотно закрыты раздутыми веками, синие выпяченные губы как бы хватают мелкими глотками воздух. Дыхание частое поверхностное, пульс нитевидный, несосчитываемый. Вся поверхность тела на ощупь, как надутый шар, мошонка раздута до размера большого мяча и просвечивает. На груди справа, спереди и сзади мелкие раневые отверстия, из которых сочится пенистая кровянистая жидкость.
Меня вызвала в приемное отделение д-р Пантелеева. Диагноз не вызывал сомнений - у этого Димы ранение осложнилось так называемым " клапанным пневмотораксом". Это относительно редкое и очень тяжелое осложнение, обусловленное тем, что где-то по ходу раневого канала в легочной ткани поврежден мелкий бронх таким образом, что из него воздух при вдохе поступает в плевральную полость, но при выдохе в обратном направлении выходить не может - легочная ткань образует клапанный механизм . С каждым вдохом количество воздуха в плевральной полости увеличивается, повышается внутриплевральное давление. Через раневые отверстия воздух накачивается во все ткани тела, в первую очередь туда, где имеется рыхлая клетчатка. Поступление воздуха в подкожную клетчатку принято называть подкожной эмфиземой, но при клапанном пневмотораксе воздух проникает во все мягкие ткани. Однако, эмфизема не самое серьезное осложнение при клапанном пневмотораксе. Значительное повышение внутриплеврального давления вызывает сдавление легкого,а главное смещение сердца и всего средостения, сопровождаемое перегибом крупных сосудов. Вот отчего состояние Димы было такое тяжелое. Меня вызвала в приемо-сортирочное отделение д-р Пантелеева и я не медля, прямо в приемном , сделал Диме пункцию - прокол плевральной полости толстой иглой. Через нее с шипением стал выходить воздух и пенистая кровянистая жидкость. Позже, уже в операционной, вместо иглы мы установили отводящий дренаж, снабженный клапаном, который препятствовал засасыванию воздуха в плевральную полость.
Состояние Димы начало быстро улучшаться. Уже к вечеру он пришел в сознание, а поутру попросил есть. К концу недели подкожная эмфизема исчезла, мы удалили ему дренаж, и Дима наш превратился в симпатичного улыбчивого юношу. Он даже был не прочь заигрывать с нашими девушками, а они посмеивались над ним, вспоминая, каким чудищем он был при поступлении. Так как он немного лихорадил, и нуждался в рентгенологическом обследовании, мы вскоре отправили его в специализированный госпиталь и потеряли с ним связь .
Прошло полгода. В июле наша дивизия в составе 60-й Армии освободила г.Львов, затем вошла на территорию Польши и успешно продвинулась по ее территории, освободив в августе города Жешув и Дембица. Но здесь, после стремительного наступления по Западной Украине и быстрого продвижения по восточным районам Польши, наше наступление выдохлось, и на рубеже реки Вислока мы остановились надолго - до середины января 1945г.
Медсанбат наш весь этот период (4.09.44-16.01.45) находился в большом польском селе Ланчки Кухарски, встретив здесь, таким образом, и Новый победный 1945-й год. Должен отметить, что пребывание на польской территории отличалось рядом особенностей. Они почти не ощущались при быстром продвижении наших частей. Население встречало нас радушно, - радовались освобождению от немецкой оккупации, делилось с нами продуктами, доверчиво обращались к нам за медицинской помощью, но в личном общении проявляли очевидную сдержанность. Ведь немецкая пропаганда успела широко и доходчиво оповестить население о расстреле весной 40г. тысяч польских офицеров под Смоленском. Нашей трактовке этого события почему-то упорно не доверяли.
В слух не возражали, а только иронически отмалчивались. Но в период нашего вынужденного безделья отношение населения становилось обидно презрительным. Ведь именно в августе-сентябре 45г. происходило печально известное Варшавское восстание, терпевшее поражение, а наши войска севернее нас, то есть на Варшавском направлении тоже вынуждены были остановиться после форсирования Вислы. Мы не ощущали никакой вины за собой, но, понятно, разделяли печаль и разочарование польского населения, среди которого жили. Оттого и настроение в канун Нового 1945-го,как мы надеялись, победного года, было не праздничным и никакие мероприятия в честь этого события не предусматривались.
Вдруг утром 31-го декабря вызывает меня в штаб наш комбат Адамантов.
- Слушай, Спивак, у тебя какие родственники в Сибири есть?
- Нет,- отвечаю,- тетя одна моя до Урала добралась, в Челябинске живет. А родители, ты же знаешь, в Узбекистане,
- Тут тебе по полевой почте посылка пришла . Захарьин сейчас только приволок . Из Канска, это в восточной Сибири, мы сейчас с Некрасовым по карте смотрели. От каких-то Комраковых. Тебе эта фамилия известна?
- Нет, впервые вроде слышу. А что в посылке? Может в ней письменное приложение есть, которое все и объяснит.
- Вот ты и открывай ее. Без тебя не стали . Все же она тебе адресована.
Посылка оказалась от родителей Димы. В кратком письме родители благодарили " за спасение жизни сыну" и сообщали, что Дима уже опять на фронте ,только южнее прежнего. В посылке же находились медовые пряники, кедровые орешки ,конфеты "подушечки" и бутылка "первача",как следовало из письма.
"Первач" был немедленно окрашен зеленкой и отдан в перевязочную. Остальные деликатесы были распределены Люсей Поповой в женском общежитии.
Сами мы без шума, очень скромно, в соответствующее время, тоже отметили наступление Нового года тут же в штабе, сохранив малую толику из посылки.
А 16 января началось наше наступление в направлении Тарнув- Краков- Освенцим.
Варшава была освобождена войсками 1-го Белорусского фронта 17 января 1945г.
Тамара Сологуб- Кримонт
Пожизненное завещание детям
Любите ,любуйтесь ,смотрите на нас,
Пока еще здесь, пока еще с вами,
И неостекленность живых наших глаз
Ласкайте вниманием и нежьте словами.
Спешите узнать, не гнушаясь бесед
Что в памяти нашей о прошлом осталось:
Как звали прабабку, и кем был прадед,
Вам в будущем станет важна эта малость.
Учите мелодию ласковых слов,
Которыми нынче мы вас удручаем:
Всплывет она музыкой явственных снов,
Когда наш уход оглушит вас печалью.
О БАРИИ
Едва ли кто-либо сохранил из школьного курса существенные сведения об этом химическом элементе. В повседневном быту тоже едва ли кто вспоминает о нем. Собственно, и я не интересовался барием пока не случился тот самый несчастный случай, о котором мне предстоит рассказать. До тех пор, я знал лишь то, что знают многие, о применении бария, точнее сернокислого бария, при рентгеновском исследовании пищеварительного тракта. Однако, после случившегося, я узнал о барии несколько больше, о чем считаю полезным поделиться с читателем.
Итак, барий - элемент не столь уж редкий в природе. Ученые подсчитали, что он составляет 0,05% земной коры. То есть его больше, чем, скажем меди, свинца, олова, ртути. В виде белого блестящего металла, каким представляется этот элемент, в природе барий не встречается. Он настолько химически активен, что его и в лабораториях хранят под слоем керосина. Зато он образует множество химических соединений. В виде их он содержится и в живой природе. Скажем, в травах его содержание колеблется от 0,06% до 3%. Такая высокая концентрация бария встречается лишь в травах над источниками барита, иначе - "тяжелого шпата", минерала, содержащий барий. Такие травы ядовиты для скота. Считается, что все соединения бария, кроме упомянутого выше сернокислого бария, ядовиты. Известный писатель-фантаст и философ Станислав Лем как-то высказался в том смысле, что природа не столь уж гениальный конструктор, если для создания живого вещества использовала всего 20 химических элементов из известных в настоящее время 107. Барий, оказывается в числе этой двадцатки.
Теперь, наконец, о самом происшествии, точнее о несчастном случае, как я указал выше. В одном из небольших гарнизонов Дальнего Востока в послевоенные годы служил в должности замполита командира полка подполковник Тарасенко. Ему посчастливилось в годы войны избежать участия в опасных сражениях, так как в тот период он служил в учебном танковом полку, а после победы над фашисткой Германией его направили на Дальний Восток. Но пока он расформировывался и добирался, закончились военные действия и здесь. Конечно, ему не повезло с продвижением по службе. Он только недавно получил звание подполковника, но застрял на уровне полка в связи с массовым сокращением частей и офицерского состава. Теперь он энергично добивался направления на учебу в академию. Он настойчиво писал об этом рапорта. Одновременно, необходимо было получить для этого положительное заключение военно-врачебной комиссии, так как в прошлом он неоднократно жаловался на боли в области желудка и изжоги, о чем остались отметки в медицинской книжке. Есть там даже, высказанный однажды врачом, предположительный диагноз о язве желудка, который необходимо было решительно отвергнуть в предвидении комиссии. Понятно, что для этого не обойтись без рентгеновского исследования. Однако, в местном, т. е. гарнизонном госпитале отказывались в ближайшее время сделать это, так как у них были перебои, говорили временные, со снабжением сернокислым барием. И, хотя не было никаких оснований торопиться, Тарасенко все же решил посоветоваться со своим полковым интендантом капитаном Руденко, известным в полку специалистом по добыче дефицита. Тот, правда, сразу не пообещал, но через несколько дней сообщил, что барий обнаружился на дивизионном складе ПФС, и вскоре принес завернутый в дивизионную многотиражку "Ленинским путем" пакет с барием. Тарасенко, впрочем, засомневался в годности этого бария - уж больно нетоварный вид был у этого пакета: Наружная оболочка разорвана, да и газета не придавала барию этому солидности, и сама по себе не внушала доверия. Он так и сказал интенданту: "Ты это с какой мусорки взял?" Руденко так даже обиделся: " Почему, - говорит, - с мусорки? Я же говорил тебе - со склада ПФС. И, между прочим, по блату. У меня там кладовщик хороший знакомый. Ежели хочешь знать, так этот пакет у него последний, остался с давних времен, и даже не числится. Потому и дал. А ты как хочешь. Можешь не брать, можешь прямо сейчас выкинуть его на полюбившуюся тебе мусорку." Тарасенко все же на всякий случай пакет не выбросил, только пересыпал содержимое из газеты в чистую бумагу. И когда через месяц ему опять отказали в исследовании желудка по причине отсутствия "бария" сообщил рентгенологу госпиталя, доктору Коржу, что барий он достал, правда какой-то старый, и в рваном пакете. "Что уж, коль ты так торопишься, приноси свой барий. Тут, понимаешь, особой стерильности не требуется. Ты вон, яблоко ешь, поди, даже немытое, я видел, как ты его из-под дерева только что поднял".
В общем, все складывалось, вроде, нормально. В ближайший понедельник, как договорился намедни, Тарасенко принес в госпиталь свой "барий". Рентген-техник лейтенант мед. сл, Мазур посетовал ,было, на нестандартный барий, но после успокоительного кивка доктора развел его и исследование началось как обычно. Правда, после первых глотков "каши" доктору показалось, что контрастность недостаточная, но все же он закончил осмотр желудка и, не найдя патологии, велел подполковнику Тарасенко посидеть с полчаса в кресле, чтобы затем повторно стать за экран - следовало посмотреть как будет опорожняться желудок от бария. Но до этого "смотрения" дело не дошло. Вскоре, уже в кресле, Тарасенко стало тошнить, он начал терять сознание, появились судороги и, несмотря на попытки оказать ему помощь, он скончался.
Расследование показало, что вместо сернокислого бария, Тарасенко получил барий углекислый, применяемый для травли крыс.
Понятно, что последовало разбирательство к которому были привлечены все причастные к этому делу. Мой сосед по ДОС-у (дом офицерского состава), следователь военной прокуратуры Кузьмин рассказывал мне, что командование не сразу решило кого и как наказывать. В конечном счете, за непредумышленное убийство к суду был привлечен лейтенант Мазур, непосредственно накормившего несчастного Тарасенко ядовитой кашей. Остальные получили разные взыскания административные. Оказалось, кстати, что нет дефицита сернокислого бария, просто его своевременно не выписала аптека госпиталя.