Мне Фрау Бернс позвонила и слёзно спросила, мол, не смогу ли я для неё отыскать три-пять минут свободного времени, съезжала молодая пара и старушка должна была принять квартиру и забрать ключи, но она - боялась! Отчего не помочь старому человеку, да и любопытно: что страхи? Я согласился.
Фрау Бернс ещё была не готова, она предложила мне присесть на минутку и продолжила писать какую-то бумагу, а окончив это дело, принялась переобуваться прямо при мне так спокойно, словно я был мебелью, - моё присутствие смущало её не больше, чем выцветшая фотография К. Аденауэра, что смотрел на посетителя из-под пыльного стекла в деревянной раме из-за спина фрау Бернс.
В бюро она ходила в войлочных тапочках с истёртой окантовкой из натурального меха, то ли бобра, то ли нутрии, и я невольно обратил внимание, что ногти на ногах фрау Бернс - в таком же порядке, как и на руках. По дороге она призналась, что молодых боится - всех, что все они - ненормальные, а этот, съезжающий - особенный, он - она подняла руку к сердцу - диск-жокей.
Диск-жокей она произнесла с тихой ненавистью. 'Диск-жокей' она повторила несколько раз, как ужас, как приговор, как безнадежность... но, вдруг, добавила: 'В молодости и я была не ангел, но эти - уму непостижимо!' и взяла меня под руку!
Ребята с пёстрыми гребнями на голове, в жёваном чёрном одеянии, с какими-то браслетами, клипсами, цепями, кнопками, дырками и другими конгениальностями в одежде и в движениях, оказались вполне адекватными и мирно переносящимися в своём сне... Посреди большой комнаты лежал огромный чёрный меланхоличным водолаз.
Фрау Бернс была уважаемая старушка, посвятившая себя бизнесу. Она сдавала жильё внаём; только по городу N. около тысячи многоэтажных домов. Управлялась она маленьким бюро, держа его работу под личным неусыпным контролем. Все деловые бумаги, выходившие из бюро, обязательно несли на себе клеймо шефини в виде оригинальной подписи. Работала она не разгибая спины, руководила одна, без партнёров, соучредителей, заместителей.
У ней был сын, который давно прижился где-то на юге Франции, а женившись, укоренился там и теперь развивал свой бизнес, связанный с реставрацией зданий. Бизнес матери интересовал его лишь виде наследственной суммы, старушке некому было доверить и передать дело всей своей жизни - это с одной стороны, а с другой - ей надо было себя как-то развлекать, активно жить, и она не бросала своей работы.
Фрау Бернс уже была в приличном возрасте, но благодаря помощи косметолога, визажиста, массажиста... - выглядела лет на десять-пятнадцать моложе, а при удачном освещении ещё моложавее.
Голова её всегда была убрана не менее дотошно, чем любой из коготков, они, отполированные и с какой-то миниатюрной живописью, всякий раз обращали моё внимание, когда мне была оказана честь находиться напротив старушки за её рабочим столом, что было, впрочем, не более трёх раз, и, если в последнюю встречу я безуспешно попытался сделать на фрау Бернс свой бизнес, то в первые две она легко, походя, конкретно сделала свой бизнес на мне.
Спортивность её фигуры подчеркивал один из тех неброских штучных костюмов, по которому достаточно уверенно можно прикинуть погоду в кошельке владельца и сильно ошибиться в том, что у него за душой. Стильные туфли на высоченном каблуке шпилькой довершали рабочую одежду фрау Бернс.
Увидев её со спины, и необязательно в сумерках, и решившись сделать попытку благодатного знакомства или с коварной целью овладеть дамочкой, можно было попасть в пассаж...
Начинала она в молодости работницей в заведении - не то в мотеле, не то в борделе, или мотеле-борделе, кстати, возможно там и был приобретён ею малюсенький русский лексикон. Через годы она каким-то образом стала совладелицей дела, затем владелицей, а дальше - больше, словно природа заложила в неё только эту цель: сходилась, разводилась, покупала, продавала, крутилась и растила - растила капитал в виде недвижимости в крупном городе, что, кстати, не мешало ей всегда слёзно и цинично посетовать, поплакаться на катастрофический рост цен и свою беспросветную бедность.
Заведение находилось в сказочном месте в горах и, как водитель, я возил туда как-то раз фрау Бернс и возможного покупателя трёхэтажного дома и участка.
Машина не менее получаса поднималась по серпантину живописной лесной дороги, что спиралью овивала гору. Погода и виды были прелестны! В таком бы месте детский санаторий открыть! Казалось, человек ещё не исковеркал природу здесь целиком, не осквернил, воплощая бездуховные проекты, проекты инстинктов, за которыми открыто стоят либо подонки от власти, либо, прикрытые форменной рясой высокого ранга, такие же по сути, священнослужители какой-либо культа.
Всё казалось заброшенным.
Фрау Бернс пояснила возможному покупателю, соотечественнику моему, бизнесмену с Бескрайних, что постройка уже много лет не выполняет своих функций и одни убытки, одни убытки, одни убытки, - горестно повторяла она, - кризис, 'тоталь катастрофале'...
Попав внутрь здания, я был поражён: нутро его было разбитым, разломленным, раздробленным, разграбленным, будто кто-то желал разгромить всё, кроме наружных стен, да не хватило сил или времени. Была видна целенаправленность, крушили: мебель, сантехнику, электрику, систему отопления, всё, что можно сломать, скрутить, искорёжить, погнуть, оторвать.
На первом этаже некогда был бар, ресторан и технические производства, а на верхних двух - двадцать-двадцать пять малюсеньких комнат. В каждой прежде был высокий поролоновый лежак-кровать на двоих, умывальник, биде, платяной шкаф-свечка, пуфик перед зеркалом и обязательное присутствие печатной картинки с изображением гор, тигра или волка и полуголой, улыбающейся во все зубы, сиськастой особи. Теперь это всё представляло разруху. Мы шли по длинному коридору вдоль комнат, в каждой был разгром: мойки и зеркала - в черепки; на стенах проломы кувалдой, розетки и выключатели загнаны за монтажные дыры - видать, той же кувалдой; ею же сокрушены шкафы, и картинкам с бабёнками досталось... Даже джакузи на втором этаже старательно раздолбали... А вот все стёкла окон - целёхонькие. Чувство подсказывало мне: это не возмездие - это бизнес.
Фрау Бернс вполне искренне охала и накликала всевозможные кары на головы варваров, правда, последнее, было без огонька, как по протоколу! Я не приметил, в какой момент у старушки, что горестно сокрушалась между разрухой внутри здания и стоимостью на его консервацию, появилась в руках маленькая, вся запылённая, литровая кастрюлька из нержавейки. Фрау Бернс так сердечно, так тепло несла её в обеих руках, как драгоценность, реликвию, как несёт фанатик предмет своего сумасшествия, будь то религия или атеизм.
Приподняв свою Лампу Алладина на уровень груди и цепко сжимая под мышкой косметичку из крокодиловой кожи, старушка решительно подошла ко мне и, едва только не уперев предмет своего вожделения мне в живот, извинительно спросила, мол, не найдётся ли немного места в машине для кастрюльки, и тут же пояснила, что помнит эту утварь с незапамятных времён и: - 'С ней так многое связано в моей памяти, что я, как сумасшедшая, хочу забрать её с собой!'
Я сразу дал бабульке согласие, она успокоилась и повела торг об участке земли стоимостью в несколько миллионов...
Историческая, с точки зрения закона, постройка не подлежала сносу, более того, её запрещено было ремонтировать по своему усмотрению. Старый дом мешал продаже земельного участка. Узнав это, мой соотечественник выпучил глаза и обернулся ко мне, и спросил: 'Она что, дура.... Наняла б человечка, да и сожгла на хрен! Я бы и сам помог, весело, когда горит: проблем никаких и страховку получит!'
Через год здание сгорело.
2. А мы уже прикатили помочь вашему бизнесу и сохранить рабочие места чиновникам...
Григорий Ореда Гарсиа - аргентинец. Дед его, коммерсант из Одессы, перебрался в Аргентину прежде всех революций и потрясений и Григорий, едва знакомился кем-либо из русских, всегда с удовольствием рассказывал, что корни его - русские.
Не знаю, какие науки он изучал, но о каком бы деле ни заходила речь, он всегда так внимательно слушал, что собеседник вскоре начинал чувствовать себя как перед экзаменатором. Выслушав, Григорий горячо вступал в спор и обнаруживал толковые познания, и занимательную их трактовку или запросто заводил речь о том, что волновало в этот момент душу и сердце.
Какие-то свидетельства висели у него в рамочках на стене в тесном коридорчике и тот его гость, что имел хоть какое-то любопытство к бумагам с печатями нашего времени, мог становиться в полумраке и разбирать, что в них и на каком языке. Одно время с ним тогда жил ещё громоздкий старый чёрный пес, откуда он взялся у Григория, не известно, Григорий никому не рассказал, а на хлопоты, связанные с собакой, никому не жаловался.
В Германии он то работал, то опять жил на пособие. Поработал актёром, танцором, певцом, умел делать какие-то фокусы, знал компьютерные программы, немного дизайнерил - придавал частным объявлениям типовые виды, как того требуют шефы малюсеньких фирм.
Долго на типовой работе Григорий не умел задержаться, скучная работа угнетала дух и назревал конфликт с шефом, всё заканчивалось улицей. Темперамент властвовал! Огонь изнутри жёг замыслы, сродни огню мангала, что при хорошем поддуве воздуха молниеносно сжигает дерево. Но того, кто не властен ограничивать поддув и управлять Огнём, иногда спасает песня: Григорий брал гитару и прекрасно пел, виртуозно аккомпанируя.
Фрау Бернс и господина Гарсиа - что искал квартиру в центре города, чтобы в ней было разрешено жить с собакой и относительно недорого - свёл маклер и расплачиваясь с ним, Григорий отдал все деньги, что были отложены на чёрный день: сумма значительная для Григория, неизвестная соцслужбе и плёвая для тех, кто имеет работу.
Оформление договора происходило так.
Господин Гарсиа посмотрел квартиру, получил у фрау Бернс квартирный договор без подписей и отнёс его в Социальное ведомство. Там чиновек посмотрел суммы необходимых платежей и допустимых площадей и подписал гарантию на залоговую сумму, пришлёпнул печатью и отдал Григорию вместе с письмом для фрау Бернс. С этим письмом и договором он вернулся обратно и теперь осталось Григорию и фрау Бернс скрепить договор своими подписями.
Деловая бабулька за дежурной сердечностью, на которую так падки неопытные и доверчивые переселенцы, как 'по-доброму' и через бесстрастного переводчика - того же маклера! - легко выведала величину пособия и сумму, что 'бундесрат' выделил Григорию для существования и, как бы поинтересовалась, мол, собирается ли господин Гарсиа немножко... ээээ... крутиться! 'Ещё как!' - подмигнув, ответил Григорий. Тогда Фрау Бернс, мгновенно соразмерив свой аппетит и возможности квартиросъёмщика, включая его возраст, внешний вид, желание иметь квартиру в центре города и стремление крутиться, прикинув: на сколько можно развести лоха, туманно заявила, дескать, всё очень-очень хорошо и она даже очень-очень рада перспективе, и даже мечтала о таком квартиросъёмщике, с такой интересной семейной историей, - он уже успел наплести на всякий случай про себя и про одесско-аргентинского деда, разжалобить по переселенческой привычке, мол, трудное детство, деревянные ботинки, одна ложка на семью!..
'Всё интересно, но увы, - продолжала фрау Бернс, - на самом деле квартира эта дороже... но она готова, только из личных симпатий, а не как сумасшедшая, повести бизнес себе в убыток, если только Григорий согласится разделить этот убыток с ней пополам. Со своей стороны, она не против того, чтоб он проживал в этой квартире, в тихом центре, с собачкой! Хоть и с двумя! Более того, она где-то слыхала, что у тех, кто проживает с собакой крепче сердечная мышца, реже простужаются и меньше вероятность инфаркта...' И, дескать, пусть Григорий думает и, если 'да!', то они сейчас сперва заключат меж собой один дополнительный малюсенький договорчик, что не надо никому рекламировать, частный договор между взрослыми людьми, и не стоит утомляться волнениями из-за него, нет нужды, так, пустячок на смешную сумму да и только, как памятку они вдвоём сейчас напишут, не более того, что он, де, Григорий, будет просто доплачивать фрау Бернс ежемесячно наличными - можно и в год раз! можно поквартально! - эту самую сумму, чтоб убыток им сделать пополам, по-честному, по-джентльменски... И тогда Григорий может, хоть завтра, вселяться, потому что после подписания договора она сразу выдаст ему ключи от квартиры.
Белые облака плыли по голубому небу.
Фрау Бернс встала приоткрыть окно.
От стыда за жадность человеческой породы к деньгам, Аденауэр беззвучно спрятался за спину фрау Бернс.
Григорий разинул рот, распахнул глаза, хватил воздух ртом и хотел что-то выразить словесно, но на языке был только мат, а фантазии пустились с темпераментом в какой-то дикий пляс. Он промолчал... Он видел себя в новой квартире! Болезненно уколовшись о мысль: опять мыкаться, искать, Григорий махнул рукой и сказал: - 'Дудки! Будь, что будь! А вдруг, работа подвернётся!' - и скрепил подписью, явившийся как по волшебству, 'маленький' договор, а за ним и основной, что называется, не читая, - а и что он мог прочесть и понять, если пришёл с переводчиком-маклером!
Малый договор был забыт, но не сразу. Григорий сперва платил помесячно, а потом решил поквартально, но не заплатил - решил вносить плату раз в полгода, через полгода выкинул договорчик из головы и забыл - денег не хватало... Да и что-то в договорчике смущало, как-то всё было втихаря подсунуто и слишком резко... Никто не напоминает и ладно! Может, фрау Бернс дела основные помнит, а всё неосновное на полке лежит, отдыхает, ждёт своего часа. Старенькая она!.. Долго ли, коротко ли, прошло лет пять, шесть или семь...
Малюсенькая квартирка располагалась под самой крышей, половину площади 'съели' скошенные потолки. Прежде здесь был чердак, но лет тридцать назад его перекроили, перестроили, соорудили две квартиры и, между ними, общую сушилку для всего подъезда.
В квартире напротив жила женщина лет шестидесяти, с ней у Григория были хорошие соседские отношения, пока она была в здравом уме. Последние три месяца она находилась на лечении, тяжело перенеся измену и уход сожителя к другой женщине, к тому же, он украл всю наличность из кухонного шкафчика, в нём деньги лежали на виду как нерушимый символ доверия и взаимопонимания. Кто знает, первое усугубило второе или второе - первое, но тётка устала быть нормальной в прекрасном и яростном мире.
Как-то Григорий неудачно сдёрнул свою собаку с метки и та взвыла, а после захромала. Ветеринар сказал, мол, пес стар - потому и хромает и вколол болеутоляющее, прописал таблетки, а рентген, заверил он, не нужен. Они пошли домой. Вдруг к ним подошла какая-то женщина и сказала: 'У вашего пса - перелом!' Григорий разъяснил, что доктор только что диагностировал старость. Через пару дней, спускаясь с лестницы на прогулку пёс оступился и страшно взвыл, взвыл так, что Григорий похолодел, у него сжалось всё внутри, а в сознании так отчётливо промелькнула мысль о ничтожности человека, об обнищании в нём всего божественного, промелькнула как вспышка молнии, пронзила: как ничтожно развит человек, для того, чтобы живое починить, а не подчинить; как человек ничтожно мал в своём развитии к Доброму и как он, гадкий клоп, назойливо претендует на равенство с богами и умение подчинять стихии.
Григорий отвёз пса на такси в лечебницу, там был выбор: прооперировать или усыпить. Не знаю, что двигало Григорием, и почему он так хлопотал о собаке, как о лучшем друге. Собаку прооперировали, стоимость операции забрала сбережения. Операция прошла удачно. Собаке поставили скобы. Григорий заготовил специальную тележку для подъёма и спуска пса по лестнице.
В лечебнице уход за животными осуществляли студенты, люди необязательные и потому, вольные или невольные садисты, а хозяев ухаживать за животным не допускали. Кто знает, чистил ли студент больному животному желудок, чтобы избавить организм от токсинов, передозировка которых смертельна?! Был выходной, собака вдруг попыталась встать и... сломала лапу повторно.
Григория предупредили, под роспись, что шансы новой операции упали до двадцати пяти. 'Да хоть до одного!' - тихо он. Операция опять прошла удачно... Отлегло!.. Полторы тысячи, собранные халтурами и что лежали в загашнике, ушли на оплату двух операций. Вдруг, рано утром позвонили из клиники и сказали: 'Очень жаль... Передозировка организма антибиотиками...'
Смерть любого любящего существа определяет окончание какого-то этапа жизни.
Фирма, где Григорий работал, закрылась. Деньги ушли. Волна кризиса и возраст плохо способствовали поиску работы и Григорий зажил в тесных рамках социальной корзины. Про малый договор старался не вспоминать, а сумму, что набежала, избегал прикидывать...
Зимой он оскользнулся и сломал палец на ноге, пропрыгал неделю на костылях, нога почему-то ныла и стало трудно подниматься и спускаться. Из-за тонкой скошенной крыши, летом в доме было невыносимо жарко, а зимой очень холодно, газовый обогреватель возле кровати, один на всю квартиру, нагревал воздух до пояса и получалось: спать - жарко, а бодрствовать - холодно, мёрзла голова и плечи. Григорий решил поменять квартиру, будь что будь, а надо опять начинать.
Теперь ему никакой маклер ему не требовался и за три месяца, как стояло в договоре, он письменно известил фрау Бернс о том, что съезжает, а сам стал подыскивать уже жильё на нижнем этаже. Вскоре пришёл ответ: она назначила ему время в своём бюро, якобы для решения некоторых вопросов связанных с технической стороной дела.
В назначенный день Григорий оседлал старенький потрёпанный велосипед и попилил в другой конец старого города, в спальный район, к дому с колоннами. Прикатил, посмотрел на часы: рановато, ещё есть минут десять-пятнадцать.
Он пристегнул велик к кованой решётке, и всё ж подошёл к подъездной двери и нажал кнопку звонка. Ответа не последовало, тишина и покой. Тогда он поправил фальшивую золотую цепь, что носил на левой руке, и, став у двери как кривуля, принялся с тупым безразличием разглядывать фасады напротив, лепнины и кусок маленького частного парка... Поглазеет, походит, помельтешит туда-сюда.
Увидел девицу неопределённого возраста и уставился на неё, а она, с большой, не то для нот, не то для рисунков папкой на верёвочках, равнодушно взглянула на аргентинца русских корней в Германии, и плывёт себе дальше, как рыбка в море.
Григорий лениво думает: 'Поди разбери - двенадцать или двадцать пять! Хорошо, не Америка, за взгляд в полицию не тащат... Богатые предки, наверное, раз проживает здеся-ка... А может, она учится тут, а сама такая же нищета, голь! ... А какие здесь тачки! Новые, ретро, и все на ходу! Интересно, какой процент их владельцев читает книги?!' - Григорий вспомнил, как сосед по подъезду каждую субботу пылесосит свою машину и моет, чуть не зубной щёткой! - 'А велик мой у забора - убойный, уезженный, но как сущность - оригинален! ... Где же ты, счастие моё, рвановатое! Отчего я не миллионер?!! А оторваться бы с такой молодкой в океан солнечной мечты и всё забыть!.. Э-те не скрып железом по стеклу... Однако, время!..'
Дзинннь! Переговорное устройство ожило, хриплый голос фрау Бернс подозрительно уточнял: кто есть кто и зачем. Григорий представился, электроника с повеления хозяйки распахнула перед ним двери.
Старушка Бернс встречала посетителя перегнувшись за перила бельэтажа с единственной - иёной! - дверью, наблюдая за ним сверху вниз, готовая, в случае опасности, успеть заскочить в дом и захлопнуть за собой дверь, - старики пугливы и уже только за одно это человек с сердцем всегда одарит их сочувствием, а у фрау Бернс ещё был такой панический страх перед молодёжью.
Она провела Григория через длинный сумрачный коридор с высоким потолком с лепнинами, просторный. Как прежде, в нём где и как придётся, без всякого дизайна, стояла старая мебель с резными финтифлюшками. Несмотря на полумрак, было видно огромное множество паутины в углах.
Казалось, в сосуществовании людей, времени и предметов, сквозит какое-то навязываемое несоответствие, быть может, это было веянье Ветра Разрухи, что ещё не выл, но властвовал!
3. Для вас, и рубашку с вас...
С выцветшего фотопортрета, как и прежде, словно делясь какой-то неподъёмной обречённостью, грустно смотрел Конрад Аденауэр.
Фрау Бернс сразу и прямолинейно вывалила перед Григорием всю задолженность по 'малому' договору. Старушка была абсолютно корректна. Вероятно, у ней было право потребовать недоимку через суд, но так как она сама подтвердила социальному ведомству размер ежемесячной стоимости квартиры, то, добыв правду через суд, она могла бы потерять больше, чем теряла теперь, ибо социальное ведомство могло перестать иметь с ней дело - в городе избыток квартир! - да и иную клиентуру был риск потерять.
'Договаривалась, как с честным человеком! - думала Фрау Бернс, перебирая на столе бумаги. - Хоть и цепь на левой руке... - она вгляделась, - а... дешёвка!..'
Жадная старушка пробовала взять быка за рога и назначила встречу с целью вытрясти хоть что-то. Она не знала, что Григорий как был неудачником, так им и остался, иначе она просто пришла бы посмотреть квартиру и подписать протокол передачи ключей и помещения... С другой стороны, Фрау Бернс знала о страхах у такого рода переселенца перед перспективой судебного разбирательства, знала - этот страх бывает сильнее жизни, и думала поприжать лоха. А что перед ней лох, в этом она не сомневалась. Она была очень раздосадована и желала отщипнуть от клиента хоть чуть-чуть, хоть что для порядка.
Тупо глядя в 'малый' договор, Григорий сказал: - '...Какой договор?! Этот?! Какой чай, какие гвозди? А точно, подпись моя?!! Ах, договорчик... - и удивился: - Я давно его не знал!..'
Шаткость и непрочность бытия разила его: 'Мир несовершенен, - кисло думал он. - Как быть? Гори оно всё синим огнём!..'
Он сидел полубоком к столу, замерев, как в трансе, и высоко вскинув ногу на ногу, сидел и не двигался. Одна его штанина немного призадралась и видна была, над белым носком, густоволосая икра, и как на ней жилка пульсирует и мышца туда-сюда вздрагивает, туда-сюда...
'Нету у меня денег!' - сказал Григорий.
А фрау Бернс и не расслышала его, так на икре, на жилке, что пульсирует, как маятник, туда-сюда, туда-сюда, взглядом мышиных глазок зацепилась и только через паузу произносит, переспрашивает: - 'Чего? А?!'
Григорий повторяет на аргентинском немецком: 'Нету у меня денег... Я человек бедный... Я безработный... Подавайте на меня в суд!' - а у самого картинки разные перед глазами и мысли смятённые и нехорошие, дескать, придушить старую каргу, чтоб жизнь не портила людям, а потом всё на всех поделить и гульнуть, и пожить остаток жизни!.. Какая это демократия, когда управляют человеком, как коровой при помощи пучка травы, кошельком! Строить всю политику государства на животных инстинктах граждан! И чем отличается это от диктатуры?! Просто на разные кнопки одного тела давят инструментом! Нам, что уже увидели возможные блага, останется только революция, чтоб попользоваться, потрафить инстинктам, хотя диалектику насилия и мне зреть не с руки, я, собственно, от неё - сбежал!.. Понимаешь, растравили желания, удовольствия показали, научили и - адью?! Греби горбом за бабками! Как можно жить, когда об удовольствии мыслей больше, чем о хлебе насущном. Хлеба хватает, подавай зрелищ!!! А не то, сам возьму! А больше ничего и не надо!'
Фрау Бернс изучает собеседника целиком, а не только волосатую ногу, где штанина задралась.
Она поняла: малый договор можно выкинуть. Собственно, она это знала - чутьё её всегда было верным.
'Но чем же поживиться? Денег у него нет, а цепь фальшивая... а и ладно!.. А волосьев-то, волосьев как колосьев в урожайную страду... Колосьев, волосьев... Волосьев, колосьев... Без очков и зубы свои!.. Богатырь и пальцы чувствительные! Ужели, совсем ничего с него и не взять... А если чуточку?.. Чтоб день хоть с малой пользой, чтоб хоть не в минус!'
И она трогает задумчиво рыжую прядь, что упала на лоб. И так они сидят некоторое время и молчат...
Ближе к полудню оказались фрау Бернс и господин Гарсиа голые и во французской постели, в уютной спаленке в самом конце коридора.
Из грязи, да в князи?! Прикатил на ничтожестве и - на тебе: вздохнул! Хорошо! Весело, радостно, жив курилка, чует сердце - долг списан! Хоть и противно всё, как облевали после баньки, но оказалось - терпимо: весна на мусорной куче!
И старушка наслаждается - с паршивой овцы хоть шерсти клок. Тихо лежат, как нажратые свиньи в закуте. Только что не хрюкают.
Вдруг, ойкнув от блаженства старушка потянулась и... умерла.
Маленькая, сухонькая, с полированными коготками на руках и ногах; волосики жалко растрёпались; ещё потный лоб; груди на стороны свесились, как ушки спаниеля... Убогое зрелище тело без божества.
Душа ещё где-то рядом, а надо - бежать, бежать!
Неподвижны: покойница и живой.
'Что делать?'
Каков алгоритм всплытия? А что, есть опыт?
Мистерия, да и только!
Григорий потрогал пульс - нету пульса. Григорий было замахнулся на усопшую, как на тварь подколодную, но кто-то невидимый руку остановил.
'Не хватало ещё побоев! Что делать?! Жизнь как в кино!.. Я - преступник! Что?!! - волосы у Григория начали подниматься гребнем. - Ну конечно, кончил бабку... за долги! Бежать!!! Бежать!!! Или с повинной в полицию?.. А что я им скажу? Про малый договорчик и про то, что денег нет... Сейчас, блин, разгонюсь...' Григорий задрожал, как червячок на рукоятке отбойного молотка, сел: 'Ну да, конечно преступник: я - живой, она - нет! Но она сама виновата, я не при чём! И разве преступление, когда мы почти по обоюдному согласию?'
Прибрал господин Гарсиа сексодром, перебирая в голове криминальные фильмы, трусливо соображая, что б ещё сделать, чтоб остаться в тени.
Простынь и пододеяльник - в рюкзачок, презерватив туда же. Прошёлся мокрой салфеткой и возможные отпечатки затёр на ручках двери, унитаз отмыл. Малый договор со стола в рабочем кабинете взял, чтоб родственники после не достали этой суммой, но основной договор в шкаф пихнуть со стола, чтоб глаза не мозолил, мозгов не хватило. Бежал в ужасе с перекошенным лицом так, что после и не помнил: встретил кого-нибудь на лестнице или нет.
4. Это наша молодёжь, не удушишь не убьёшь...
Как-то мы столкнулись с фрау Бернс в самом дешёвом магазине, я вышел купить еду себе и кошке, что у меня с Бескрайних и предпочитает только самое дешёвое, остальное: 'в рот не берёт'. А тут как раз подорожали все товары, потому что цены на энергоносители резко подскочили - олигархи, правительства и церковники в очередной раз стали доказывать нам, - а мы и так согласны им поверить! - наше обезьянье происхождение: они стали играть очередное представление под названием 'Кризис' - как можно представлять свои корни Божественными и одновременно радеть только о росте своего бабла, старательно - и умело! - обходя в мыслях и взорах убийственную нищету на планете во всех сферах жизни?!
Фрау Бернс, что как почти все старики, плакалась на всё сущее, но на дороговизну цен особенно, остановила меня у какого-то прилавка и, ткнув мне в грудь пакетиком с головкой кольраби самой средней величины, заныла: 'Das ist meine Frühstück, Mittag, und Abendbrot!' (Это мой завтрак, обед и ужин!). Что я мог ей ответить кроме как: 'Das ist sehr gesund!'
Хватились фрау Бернс на другой день после визита господина Гарсиа - подпись понадобилась. Стали её разыскивать. Позвонили по телефону, подождали... Ещё позвонили и ещё подождали. Часть бюро располагалось в первом этаже и работник поднялся и позвонил в дверь. Молчание. Мобильник шефиня не имела. Пошутили всяко, лясы поточили, мол, кошка из дому, мыши, в пляс... Подождали ещё и вызвали полицию.
Полиция приехала минут через пять, парень и девушка. Позвонили в дверь, постояли, подождали и вызвали 'дядю взломщика', последний прибыл с чемоданчиком, чуть больше рабочего портфеля, и за пару минут тихонько вскрыл оба замка.
Полицейские с понятыми прошли внутрь и обнаружили усопшую старушку, нагую, под покрывалом. Конечно, каждый волен засыпать, как он желает, в белье или без, но патрульные вызвали криминальную полицию: пускай разбирается и берёт на себя ответственность, она за это деньги получает.
Замелькали люди в форме и в штатском, какие-то специальные машины. Кино снимают??! У домика с колоннами и гипсовыми лепнинами начала задерживаться публика. Погода благостная для прогулки и общению с современником.
Следователи строили версии от обыденной старости до действий маньяка: судя по чистоте работы - крутой профи, но пождём: что скажут эксперты! Приехали криминалисты и собрали свой материал из грязи на полу, отпечатков, надкусов, мусорного пакета, мазков с унитаза и т.д. и т.п. Тело передали патологоанатомам.
Среди желающих сделать заявление явилась девица неопре-делённого возраста, с большущей папкой не то для нот, не то для рисунков и выдала словесный портрет Григория. Оказалось, она посещает с шести лет художественную студию, великим живописцем стать хочет, и как верующий постоянно твердит про себя молитву, так она постоянно тренирует зрительную память!
'Лет тридцать тридцать пять, худощав, рост метр восемьдесят метр восемьдесят два с половиной, кроссы без каблуков и подсветки, потёртый весь, как дедушкино кресло, очков нет, брюнет, усы тараканьи, агрессивные, глаза небольшие, горящие, бегающие, руки длинные, волосатые, на левой руке на запястье массивная цепь из жёлтого металла, потрёпанные синие джинсы, жёлтая майка с рекламой красного креста и красного полумесяца, прослеживается происхождение в южной стране - Аргентина, Латинская Америка и т.д., но что-то смущает. ...Ногти на левой руке аккуратно остриженные, на правой ухоженные, в левом ухе серьга в виде жёлтого колечка...'
Портрет маньяка?!. Углядела, но не просекла треть корня от Бескрайних. Фоторобота за пару часов слепили, как с натуры.
Журналисты спать полиции не дают. Горячая информация сочится радиоволнами, по информационным сайтам катится, жилы СМИ пульсируют, накрутить и завести и так-то нервозных людей на всю катушку - выбить любым способом из состояния покоя, ибо спокойный человек непобедим, решения его - единственно верные, а какому государству это надо.
'Внимание! Обнаружен труп семидесятилетней старушки... Хладнокровный маньяк... Никаких следов! Будьте бдительны! ...биль-фантом, смотрите внимательно! Составлен благодаря молодому живописцу, имя которого назвать до поры не рискнём... до поимки преступника! Обещаем встречу с талантливым юным дарованием, но после, после!... Следите за информацией! Будьте бдительны!..'
Дома у юной особы переполох - картинки к презентации всей семьёй сортируют, а она тут же новые печёт. Никто не сомневается: поймают негодяя... и надо использовать случай пробиться к корыту. Быть готовым втиснуться, вжаться, вжиться, всунуться как в переполненный автобус со всем барахлом. Действия по запуску чада на товарно-денежную орбиту, всей семьёй стартануло по трубам в полном разгаре; все утюжат дарование милосердием, единой мёртвой хваткой вцепившись в случай!
5. Поём и танцуем под дудку заказчика...
Отыскали 'маньяка' сказочно просто.
На рабочем столе покойной оставался договор по найму жилья между фрау Бернс и господином Гарсиа.
Неделя ушла на сомнения: всё слишком просто! Следователь пытался сконструировать тернистую тропу, но ничего не получалось, и он чесал лоб и вновь погружался в раздумье о том... чем перевозчик мебели лучше следователя с намеченной линией карьеры: от последнего, молодого человека лет тридцати, спортсмена с аккуратной стрижкой и бритым лицом с огромными грустными глазами и идеальной автобиографией - накануне сбежала подруга, что, как бог иллюзий, паки отражалась во всём.
Временами он сидел за функциональным столом, что достался ему от предшественника, ушедшего на пенсию, а вместе с ним достались пепельница, настольная лампа и какие-то чиновничьи мелочи. Мысли о бывшей подруге держали как борцовский захват, после которого следует болевой или удушающий.
Молодой человек, стажёр, под маской деловой сосредо-точенности гонял клавиши компа. Тут вошёл шеф.
Шефу было за пятьдесят, он много чего великолепно знал, всегда был неприметен и на безлюдной улице и полагался в работе прежде всего на нюх, и внешне он напоминал пса-боксёра.
Шеф бесшумно подошёл к стажёру и приказал: - 'Набери 'Григорий Ореда Гарсиа!' Проверь, что за птица, чтоб бесцельно не тревожить, может он - порядочный человек. Бывает!'
Компьютер выдал несколько страниц... 'Сузить!' - приказал шеф. Информацию дополнили адресом проживания. Появилась ссылка, навели мышь, страница мелодично распахнулась и возникла на мониторе благодушная, широко распахнутая в улыбке на все тридцать два зуба, физиономия Григория, призывающая к задушевному веселью: вкруг картинки праздничным и заковыристым шрифтом светилось: 'споём и станцуем, и!!!.....'
Григорий с полгода назад, используя бесплатные программы, сделал себе интернет-страницу, решив - как балда, дитя или святой, - что таким образом можно будет подправить финансовые дела и заниматься любимым делом - петь и танцевать.
Да... Поют и танцуют все, а платить предпочитают единицы!
В следственном отделе прикинули, что может быть за многоточием. Следователи - люди с профессиональной фантазией, ибо если полицейский совсем без фантазии, то карьера его не поднимется выше патрульного.
'Так это что?!.' ... 'Заказное или как?!.' 'Споём, и станцуем, и...' - с одной стороны, а с другой привесим фантом-картинку. Одно в одно! И мотивчики элементарно! Господин Г. желает получить обратно залоговые деньги, но что-то не чисто в состоянии квартиры, а он не желает тратиться и пробует оказать на старушку давление, перешедшее в насилие. Убийство непреднамеренное, или?!. Или маниакальное желание овладеть старушкой, как перманентное развития идиотизма на почве неудовлетворённости иммигрантской жизнью. Возможно, душевный срыв на почве взаимоотношений с каким-то третьим лицом, пока неустановленным. Вероятно, понадобится психиатрическая экспертиза... Есть с чем идти к прокурору. Аргументированная бумага и мгновенно получено разрешение на обыск и задержание, пока предварительное, господина Григория Ореда Гарсиа, - на рельсах демократического законодательства комар носа не подточит.
Господин Гарсиа страдал от свершившегося неудобного факта, но когда к нему прикатили, он облегчённо вздохнул: - 'Herzlich willkommen! Kommen Sie, bitte, rein!' и исполнил все требования полиции, которую истомился ждать, лежа на диване перед телеком, - не бежать же в Аргентину из Германии, ибо если - кутузка, то уж лучше здесь!
Надели наручники, пистолеты спрятали, поздоровались и начали гнусное дело - обыск, поиск мотива. У Григория оказалось довольно много, для обычного человека, книг, причём читаных, а не только как украшение и приобщение к мыслящему классу; были какие-то старые издания; почти все книги были на его родном языке. Эксперт сел за комп Григория и стал изучать начинку, остальные принялись осматривать всё в тесноте площади и дыханий. Григорий поймал себя на мысли, что ему сейчас чертовски не хватает лохматого друга в этой квартирке, что была как одёжный шкаф в который повесили полку с книгами, поставили холодильник, телевизор, кровать, стол на все случаи жизни, тумбу, горшок с фикусом, непарное кресло, два складных стула...
Молодой следователь был плохой и не верил ни одному слову подследственного и копал, словно ему надо было отвлечься от своих горестей. Его шеф - был хороший и создавал впечатление, что доверяет подследственному. Чтобы там ни было, а вскоре Григорий обживался в предвариловке: два на три метра, без окон, привинченные к полу кровать, стол, стул, стульчак, кран с раковиной. Григорий сидел на казённой кровати и думал ни о чём и обо всём. Вспоминал пса, его фонтанирующую родственную благодарность за то, что он, хозяин, просто - есть, просто - существует! Распознав шаги за несколько этажёй, пёс начинал радостно скулить под дверью. Григорий отпирал, а пёс пытался ему помочь, царапал лапой, повизгивал, и, едва хозяин входил - начинал суматошно кружить молотя хвостом во все стороны...
6. О той самой блудной овце...
Господина Гарсиа навестил пастор, энергичный человек предпенсионного возраста. У него было доброжелательное открытое лицо с мягкой ободряющей улыбкой, а глаза с животворным блеском, были спокойны, сочувственны; Пастор располагал к себе, не смотря на то, что создавалось впечатление, что он накоротке с Господом.
Пастор поздоровался и запросто сел рядом с Григорием и повёл речь о финансовых олигархах, о Тьме страстей человеческих, а там перелетел, как птица, к Свету Солнца, Небу и живым тварям, рассказал, что у млекопитающих точно такая структура мозга, как и у человека, но у последнего, как у первых, телесные страсти правят умами, и спросил, в чём тогда разница между нами и ими?!
Пастор старался говорить без пестроты и быстроты, чётко и простыми словами, чтобы мысль была обнажена, - тк, по крайней мере казалось ему. Григорий слушал, изредка кивал головою.
- У меня преступники - интернациональные, я их всех люблю, как отец родной... Атеисты и верующие. Атеисты есть по убеждению, а есть от безверия... Первые, разных вероисповеданий, одних - больше, других меньше. Но что интересно: заповеди у всех схожие: я это исследовал, это очень упрощает сходимость и общение: о чём спорить, если начало - едино? О заповедях не спорят! Заповеди - живые, трактовка мертва!.. Понимаете?!
- А что мне о них спорить, будто они меня сюда завели!
- А Вы не волнуйтесь! Вы ещё такой молодой человек, не волнуйтесь, всё пройдёт, в тюрьме тоже люди! Даже пожизненное проходит. - Григорий вздрогнул. - Это безгрешному покой трудно сыскать, а грешникам, как я или Вы, на земле терпимо. Ведь успокоиться мы можем только мыслью, ничто другое нас не успокоит.
- А если мыслей нет - угрюмо спросил Георгий
- Вот-вот! А если мыслей нет, то и тревог никаких. Но если ли это ли человек?! - пастырь выразил вопрос разведением руками в стороны. - И так ли он грешен, если нет у него мыслей?! Что его тогда может привести к росту, ведь что такое покаянию, как только не рост ввысь?! За руку его привести! Так может быть он уже зверёнок в светской одёжке и место ему в зверинце. Ибо, как распознать без мыслей, что Троя Твоя сокрушена и надо оставлять плуг, землю, соль и идти бороться за себя-сыны, брать Елену и обретать мысль, только она может возродит божественное в человеке?!
- А тут ему и предлагают кусочек собственного бога выкушать, раз от падения в материю он так опьянел. Мол, цак одень и всё пройдёт!.. а не согласится - проклятие ему, анафема и костёр! А?!
- Трудно человеку привести в порядок светильник, ибо он мастерит во тьме. А округ волки - брюхо его! Посчитаем волков?! Тачка всем на зависть; дом выстроить по желаниям неги; за текучей сучкой отметиться, и так существовать век как зверёк с волшебной палочкой. Зависть, злость, жадность - его советчики.
- Почему? Вполне нормальные пролетарские желания, если, конечно, без перебора! А если перебор, то тут уж конечно, и доктор не спасёт! А что поможет, а?
- Только дыхание одно может связать Силу и Волю её проявления! Только неслышное самурайское дыхание делает человека богом! Дыхание! Дыхание растит волю и власть над волками! Кто как паровоз дышит, тот сердце не слышит!.. Неслышное Дыхание... - пастор умолк, словно задумался, стоит ли говорить ещё, как проверял сказанное: не много ли, и затем заговорил о другом, как отрезал тему: - У нас, молодой человек, хор есть! Хороший хор! После суда узнаете, так сказать, в стационаре, в тюрьме нашей, когда срок дадут и посадят... - он указал рукою неопределённо за спину: - Дома у нас хор. Очень хороший коллектив. Современники... И хороший хор. - Пастор вздохнул: - Очень хороший хор... Вот только тенор освободился... Пять лет пел, как в сказке!.. Отсидел, такая жалость! Золотой голос! - Сейчас на театр себя заявил, на конкурс... Да только есть стал всё подряд, не бережётся! И будет с ним, что захочет?.. Такой голос от волков уберечь - огромная воля нужна. У нас лучший хор был по тюрьмам... А теперь такой тенор пропадает!. Какие надежды подавал! Хоть в Ла Скала!.. Попадёт туда!.. или сюда... - Пастор обратился как-то участливо: - Я вот слышал, Вы поёте! Могу посодействовать в этой земле остаться, здесь неплохо... Поёте?
- Пою. И танцую... - ответил Григорий и тише добавил: - И эта земля меня нисколько не держить.
- Вот и хорошо! Танцы не надо, у нас нет танцевальной секции... - простовато улыбаясь, пастор развёл в стороны большие крестьянские руки.
- У меня атеистическая философия Мира... - Григорий улыбнулся и поднял взгляд на собеседника.
- По-моему, - улыбнулся пастырь, - у Вас никакой философии, у Вас - отрывочные бессистемные цитаты, хотя и абсолютно верные! Вкусили, так сказать, от Змия Познания и... в горле стало! - пастор перешёл на шёпот: - Образования без Просвещения - хуже Тьмы: серость! Из Тьмы можно двинуться к Свету, а Серость надо сперва разделить. Серость чужда любомудрия, путь к свету у серости через тьму. А кто так ущербно воспитал человека? Мы! - Пастор перешёл на чуть слышный шёпот, придвинулся к Григорию. - Мы воспитываем, даже не во Тьме - в серости! Мы, Святая Церковь из которой родится мирская Власть! Значит, мы и есть Змий?!
- Нет! Не тянете Вы на Змия, со всем своим убранством и кадилами: уж больно власть убогая!
- Да! Да! Вы правы! Разумом обделённая... Слепая! - шептал пастор. - Разве про нас, воспитателей, сказано: '...кроткий, как голубь и мудрый как Змий...' То-то! Но это всё между нами!!! - обратил внимание пастор: - Как-то некто денег накрал и решил Храм построить!.. И что?! Камень нельзя без ключа взять, чтоб с места на место переложить, камень! а тут - Храм возводить! Он, дурак, - пастор, удерживая себя, расхохотался, - аллегорию принял за материю! Представляете! Он думает, что Христос по водам ходил и представляет, как тот ножками по поверхности, как паучок, водомерка перебирает! И смех, и грех! То, что всё живое внутри состоит из воды, Гидры Семиглавой! и какая в этом сила, какой смысл - это невдомёк! Он камень и тащит! - пастор опять посмеялся и потом стёр слёзы в уголках глаз. - Чтоб было где моим коллегам подработать, ему поклоны бить!
- А сами-то?!
- А я в тюрьме! Сюда идти никто не хочет, недоходно и непочётно! Я - отброс и с отбросами! Мы, два сапога - пара! - Григорий вздрогнул и уставился на пастыря, но тот смотрел так открыто и добродушно, всё ещё не успокоившись от смеха, что Григорий тоже улыбнулся. - Вот-те ребёнок, да он мгновенно выстроит Храм! Из деревянных кубиков построит и заходит в этот Храм и выходит из него сколько душе угодно! А взрослый... Взрослый разрушает ему, а не помогает! Добро, уж если б не мешал! Ему, взрослому, стыдно за себя оттого, что у соседа машина поновее!!! А что где-то, как луч сияющий во тьме, как звук разрезающий тишину, взывают о помощи... А это тип говорит, не по адресу, мол, сосед побогаче, так пусть он сперва отреагирует, пусть те, кто побогаче сперва реагируют!.. А они уже: не вижу, не слышу, не понимаю! А этот, ещё слышащий, видящий, понимающий, этот - к ним целенаправленно идёт и гадит в свой Храм, рушит его, а после... принимается за детский. И так до самой Тьмы добирается, каждый миг распиная в сердце бога! Идёт по земле: в одной руке кувалда, что всё крушит направо и налево, а в другой, чего принять и чем запить! Болеть начинает, несчастный, от переживаний так, что становится клиентом знахаря, шамана, психолога, психиатра, врача...
- Это плохо?!
- Что плохо?
- Обращение к психологу или шаману?!
- Как сказать... Частые разовые инъекции разрушают иммунитет, а воля определяет способность к выживанию. А потом... Не доросли наши мозги до шаманских и долго ещё не дорастут: мы себя возвеличили, а они нос проткнули толстым кольцом или палочкой и так живут... Вы что думаете, они в бирюльки играют со всей серьёзностью! Наша серость! Но ведь я сказал о жуликах, что себя называют то знахарем, то шаманам, и которые никогда ничего не протыкают!.. - пастор помолчал и заговорил опять: - Скажи на милость, друг, брат мой, скажи: если человек венец природы, то чем он реально отличается от скунса или коровы, если ему мыслить противно до муки?! Кто, кто хоть один познал самого себя без воли, без муки, но с тренажёром?!
- А что, это, по-вашему, главное в жизни? - спросил Григорий.
- Господи, откуда я знаю! Но если это не главное, то ему остаётся строить храмы только из камня, а чудо, например, хождения по водам - отождествить с развитием способности водомерки и развивать их в себе!
- А если атеист! Зачем ему всё это?!
- Атеист атеисту рознь: один, атеист от Просвещения, а другой - от Серости. Вы к какому типу себя причисляете? - поинтересовался пастырь.
- Ко второму, я - как все! Что мне ваши чудеса, я реально в тюряге! Вы своё отбарабаните и вечерком взбитые сливки под хорошенький блюз на террасе... И все ваши разговоры о душе - в рамках оклада! Можно подумать, у вас силы есть сделать выбор между Богом и Мамоном! - разозлился Григорий. - Где одним масло и сливки, другим - тюрьма или война!
- Есть такая легенда. Астрея, Богиня Справедливости и сестра Стыдливости на Земле, и дочь Зевса и Фемиды, живёт на Земле среди людей, как и другие боги. Но настаёт час, когда людьми начинают править одни только страсти телесных желаний, венец природы начинает хрюкать. И однажды Зевс призовёт богов покинуть Землю. Последней Её покидает Астрея: она задерживается до той поры, пока не выведет в безопасное место последнего праведника этого народа, последнего праведника этой земли, державы, империи...
- И что потом?
- Когда?
- Когда последнего праведника не останется?!
- Астрея покинет землю.
- И что потом?
- Потом?! Потом Огнём сметёт Посейдон этих одичавших потомков богов... Жизнь может продлить только поступок. Этот Огонь уже сметает многих, этот огонь сжигает многих изнутри и это не только аллегория, сын мой, как сердце объединяет стихии, так функционирует каждая клеточка организма! - помолчали, потом пастор сказал: - Твой Космос, сын мой, мой Космос, наш Космос, он каждый миг изменяется помыслами, а мы себя изменяем - мыслями и делами, и за каждый миг нам Воздастся по мере.
- Ну да, и любой власти надо обратить внимание на то, что любая длительная иммиграция людей из страны, это - отток крови и Знамение! Заодно, вспомним сейчас клетки, горение воды в них, получение водорода, углекислого газа и кислорода, и обратно воды! Вспомним про жизнедеятельность эритроцитов в капиллярах и процессам в последних сродни процессам двигателя внутреннего сгорания! И подведём всё это под развитие адского пламени, по-церковному - Гиены Огненной! Я тут в курсе! Вспомним, заодно, про элементы железа, на которые, как на скрижаль записано всё и кто-то может это прочесть и воссоздать!... Все - горим.
Пастор удивился, усмехнулся и сказал:
- Ещё надо добавить про волновую фарминдустрию! Исключая тех, для кого это последний шанс, следует сказать про таблетки, что можно скачать на дискету, про приборы в которые надо только дуть и другие костыли физическому человеку для поощрения нравственного разложения!
- Да! Всё про то, что древние называли мантры, а Вы, христиане, к ним ни одного ключа не имеете, потому что вся Ваша религия - краденая, навязанная, кровавая, она... она... она - человек без духовного пространства! - Григория прорвало. - Двадцать веков вы делаете приписки к заповедям, что на много тысячелетий старше любого Христа, навязали это язычникам и пробуете до сих пор уничтожить их, но они живучие оказались, как природа, уже двадцать веков вы страждите добить их! А инквизиция?! Списки тех кого вы тут сжигали за странный вид или за то, что живёт на окраине - списки эти сохранились, их можно сегодня почитать, этот бред и ужас! Один из учредителей вашей Троицы - Кирилл, вы канонизировали его! Знаете, какая у него троица: он, борясь с философией, приказал убить невинную учёную Ипатию, юное тело которой было превращено в студень под дубиной Петра Чтеца и разрезано на куски, плоть соскребена с костей устричными раковинами, а остальное сожжено, он - один из разрушителей Эклектической школы, он - вор и растратчик. Надо ли перечислить всех, кого лично убил святой Константин?! Теофил, Иринея, Евсевий?! Знакомы Вам эти имена? Или напомнить опыты Катерины Медичи и о попытке лечения духовного лица умерщвлением дитя, за которое некому было вступиться! Чего Вы меня агитируете к себе?! Если подо мной умерла несчастная глупая жадная старуха, это вовсе - не повод попробовать меня сделать вашим! Как атеист - я лучше Вас! Да, я наношу себе вред цинизмом, неверием в подобную вашей, любую духовную науку, потому что именно вы всё спутали и определить 'ху' из 'ху', как говорил мой великий дед, слишком рисково, но зато я не участвую в кровавом захвате власти ни вашем, ни подобном вашему, и что там насчитает мне Яма - это ещё вопрос?! Уничтожив древнюю религию, захватив её внешнюю сторону от костюмов до форм обрядов, Вы не дали людям другой религии, кроме страха, проклятия, анафемы и сатаны! Оболгав Эпос, переделав его весь под себя, вы идеи и фантазии, что активно рождает он в головах всех возрастов, для того, чтоб было что человеку материализовать во благо, вы - принизили или убрали вовсе, тем самым, накинув занавес на мыслительные процессы, которы ещё как-то теплятся за счёт сказок, которые выколотить из народа, заставить его их позабыть - оказалось не под силу и всем вам! Забрав идеи, заквасив, затормозив мыслительные процессы, вы теперь сами не знаете что делать с агрессивной молодёжью или с властью, достойной своего учителя, обещает, лжёт, обкрадывает и прежде всего - умы! Ислам дитя Вашей религии и если он окажется генетически в Вас, то можно только содрогнуться, предположив его путь. У Вас нет будущего - у вас нет ключей к невидимому, Вы - слепы, Слова нет у вас, а только контрразведка из лжетамплиеров и иезуитов! И Вы пришли меня исповедовать!!! Меня, по подозрению в убийстве, утверждая тем самым, что я - хуже вас! Вы с ума сошли! Кто Вы: дитя или гнусный обманщик?! Да пред вами лично и всей вашей религией, я - ангелочек, я - новорождённый! Да-да, новорождённый! Если Вы - дитя, мне Вас жаль, а если пришли исповедовать, то, стало быть, пришли за бабками! Ведь сейчас такое количество концессий и сект... и каждая суетится, гребёт под себя, агитирует, рекламирует! За каждую душу!!! Я - за науку, что предполагает Троичность Мира, но только я не с Вами! Я - с Гермесом, Платоном, Буддой, Христом, но только не с вами!
- Сокровенное не ищет доказательств, сын мой. Вы начитались Блаватской и вознеслись, а это некрасиво хоть по Пифагору, хоть по Платону, хоть по Блаватской. Вы пока взяли её книги не как просвещение, а как знание от змия...
- А Вы считаете, что она не права.
- Как раз наоборот. - пастор сидел подавленный, агрессии в нём не было. - Всё это так и потому я здесь, я - с Христом! Она ведь нигде не призывает покинуть Христа, она призывает вернуться к началу, к заповедям и перестать лгать!.. - последнее он сказал едва слышно, но твёрдо. - Безверие ищет доказательств. И всё это так, только гораздо хуже, - пастор почесал римскую переносицу, - но верить из доказательств ещё гнуснее безверия. Библия искажена, слова пророков трактует власть. Только Сердце и Молчание могут отворить глаза. Только сердце и ровное дыхание может создать защиту в человеке, подобную антивирусу, чтобы пройти этот трудный путь, этот участок спирали, самим собой до конца.
- В чём смысл: пройти?! Ваша религия уничтожила инструменты творения этой спирали?!
- Все инструменты у человека - остались, их уничтожить нельзя, но прожить не приметив их - можно.
- А человека?! Его бесконечность?!
- Наверное нет... - тихо сказал пастырь. - Но слишком многое изменить... Поймите, я не из тех, к кому Вы меня причислили, исходя лишь из внешней стороны. Вот ваша душа требует карать, а ведь выпало - смягчать волну.
- Всей вашей поповской лжеистории?!
- И Вашей и нашей... Другого выхода - не вижу, и трудно сказать, на сколько миллионов лет отбросили человечество вспять последние двадцать веков... Людям осталось отложить всенародные свои библии вовсе и вернуться к заповедям! И начать всё с начала, себя - с начала...
- Для этого нужен мессия!
- Ещё не вечер... Сегодня нет правых и неправых, только пострадавшие есть, кстати, это мощное звено для объединения людей! Кроме того, многие не знают, как быть! Понимают сердцем: без веры - нельзя, а во что верить - не имеют, в ложь верить не хотят и живут всю жизнь на распутье. Знание без просвещения привело к обессмысливанию жизни, безыдейности её. А Отчий Дом может быть только Духовным. - пастор на миг умолк, затем продолжил: - Всё до того кандалы, что я могу только здесь Вам негромко сказать: в начале было Слово - это ложь, ибо в начале была Мудрость, а потом уже - Слово.
- Да! И это Слово в Вашей секте - перевранные космогонии индусов и буддистов!
- Это всё так, молодой человек! Тем, что я выйду на площадь и заявлю об этом, пользы от меня будет мало, потому я буду следовать совету Пифагора - пережидая лихие времена, делать по мере то, что я считаю единственно важным: помогать людям выжить до прихода мессии и, служа сердцем Христу, снимать с людских глаз пелену той лжи, которой обросла моя религия.
Пастор добавил, что вскоре, по его мнению, люди будут объединяться не по национальности, политической партии или религии, а по отношению к природному в себе, что он воспитывает у своей пасты сочувственное отношение ко всем больным и увечным, и убогим, а к пропаганде идеологии однополых браков и, тем более, к усыновлению ими неповинных детей - относится негативно. Эти несчастные дети, пояснил он, стали заложниками мыслей и вырастут страдальцами духовными и физическими, как отражение своих 'родителей', ведь они вольно и невольно переносят мыслительное видение на весь космос и, само собой, на всё земное и неземное, и, получается, произрастут людьми без природных корней: чуждыми природному, где любое творение проявляется меж двух полюсов, противоположностей: Плюс - Минус, Вода - Пламень, Свет - Тьма... У нас нет права кому бы то ни было перечёркивать направление спирали! Этих детей, и так-то обездоленных но равных в правах со всеми другими детьми, ждут страдания при вступлении в самостоятельную жизнь, лет с семи, ибо их природные, корневые стереотипы, - а вовсе не общественные, ибо общество может деградировать и потому не является идеальным мерилом, - будут говорить им всем сердцем одно, а 'родительские' - совсем другое. А ведь мир сверху такой же, как и снизу; проявление Божественной мысли включает жизнь по её законам. - Пастор бесстрастно указал на себя. - Вот такая у меня точка зрения относительно пропаганды любого проявления того, что чуждо Природе и Эволюции, что способствует росту количества убогих мыслью. Что есть высшее в идеологии пропагандистов однополых браков?! Что правит ими?! Что высшее в них, то и правит, человек так устроен! У него есть чувства и желания, либо он ими правит, либо они им, другого не дано! Рост вниз, это избавление от природного принципа, избавление от достигнутого, деградация, это потеря умения геройски увязать в себе духовное и физическое в направлении своего развития. Можно ли поощрять безволие и как это влияет на развитие общества?! При этом я ничуть, ни словом ни жестом не призываю к насилию: пусть человек решает только сам и сам делает себя, только отворите ему знания с просвещением! А что делает наше безнравственное общество? Оно подсовывает на съедение малозащищённого современника: чистую девственную Душу, в махоньком слабом теле, малого ребёнка или подростка, или даже ребёнка-инвалида, точно так, как эти борцам за природу нисколько не мешает продавать в зоомагазинах тараканов для кормления варанов и ещё кого. Ну не надо превращать равноправный космос в зоомагазин - сметёт! Как можно опускаясь вниз, деградируя, представлять себя частью мыслящего Божества, назовите его Природа, Наука или это Божество - создавшее весь этот Мир, Вселенную, Солнце - сказало нам: отменяйте мои законы, внедряйте собственные, принимайте идеологию разврата и подчинения земным страстям, но отбросьте прочь стратегию гармоничного продолжения Рода! Да разве все политические партии поделят нас сильнее, чем согласие или презрение к законам природы. Конечно, они творят зло по безволию своему, но настолько же мы грешны, что вырастили их без любви - в пустоте, без знаний Истории, без Философии - без Любви! Они выросли, как картофель в подвале, как те, кто в прошлом отказался иметь детей из одних только эгоистических соображений. И теперь они, внедряющие порок как основу бытия - подобны внедряющим вирус в Биос компьютера, только в нашем случае Биос компьютера - это Биос Человечества, и они уже и не убогие тогда, а страшные и сильные грешники и не будет им места за грехи их в Ковчеге, ибо принуждают многих несчастных попытаться записать противное Природе на Солнечный Луч! Сгорят. Каждый мир плывёт туда, куда текут мысли его! Гермафродиты имеют свои ступени эволюции и дают природное потомство, а не захватывают чужое. Природа не ходит назад, она повторяется! Не должно править в пропасть, следуя формальным принципам или из жалости.
7. Мама, роди меня обратно
Пришёл адвокат, маленькая усталая женщина, она скорее напоминала мужчину в женском платье, чем уютную мать семейства. Она попросила Григория рассказать всё. Он повторил всё то, что рассказал 'злому и доброму' следователям и ещё рассказал про малый договор, что - к его удивлению! - не всплыл в его расшатанном сознании при перекрёстном допросе, он про него просто забыл.
- Сама копыта отбросила, старая!.. - зло закончил он, подозрительно поглядел на адвоката и добавил: - Я бабку не убивал! - и поморщился так, будто плюнули в рожу, за дело и сатисфакция невозможна.
Адвокат ухватила ситуацию и посоветовала не врать на допросе, ибо врать нехорошо, но настоятельно рекомендовала не лезть с малым договором - его могут истолковать как мотив, а лучше акцептировать события на вполне естественном в нашем освинелом сообществе: на сексе, и отсюда плясать, расскажите свои ощущения, но не смакуйте, по простому и тогда это уже не враньё, а как бы... все возрасты обоюдно нуждаются в тепле и уюте, зависимы от него, покорны ему, а о вкусах не спорят!
- Кстати, может она вам обещала что-нибудь заплатить или там долг списать? Кто-нибудь что слышал?.. - продолжала адвокат бесстрастно, так прёт гусеничный танк по зелёной травке. - Может, деньги у неё Вы одалживали?! Нет, и хорошо! Нужно подобие правды и раскаяние!.. Или вы собираетесь доказывать, что Вы не верблюд?
- Ага.
- Что, 'ага'?!
- Я буду рассказывать всё как есть.
- Ну и рассказывайте... Я понимаю, строить из себя святого, если это нужно для конкретного дела, для мирового скандала, например, а тут что?! Экспертиза уже исследовала подноготную усопшей: ваш пот и ваши волоски примешались где нужно... Зачем усложнять?! Не дёргайтесь! Со мной, как за каменной стеной - они вас даже не усадят. До суда дотянут, но не усадят... условно получите!.. или совсем ненадолго усадят. Спортом будете заниматься после работы, хобби какое развивать... В хор пойдёте, тут у пастора поют многие, полезное занятие для здоровья и мыслей, хор его известный... Пастор уже десять лет тут, в тюрьме, работает с утра до ночи... До этого он в приюте для умалишённых пастырил, хотя, говорят, начинал высоко, чуть не в Ватиканском Соборе или соборной библиотеке... Хороший человек, с карьерой у него что-то не заладилось и не сложилось. А вас, может быть, и не усадят... Схлестнёмся, а?!
Схлестнёмся резануло. Адвокат завелась, глаза блеснули, усталая тётка испарилась, исчезла и яркая огневая женщина энергично потёрла ладони. Григорию апатично спросил:
- Вам это надо?!
- Что 'надо'?
- Схлестнуться.
- Конечно! Я по профессии - защита! Меня интересует не метод, а процесс и результат! Или Вы хотите остаться здесь?!
- Нет, не хочу!
Григорий всё ещё смотрел на происшествие, как на случайное стечение обстоятельств, случайную оплошность, капкан, смотрел так, как если бы он, честный человек, гуляя по улицам старого города и любуясь людьми и архитектурой, вышел бы вдруг на городскую площадь, а там в это время клеймят злодеев, и он, честный человек, тут же он ни с того, ни с сего, сам, из праздного любопытства подошёл и подставил лоб для клейма и получил его.
8. Ропот счастья
- Чернобыль - это Знамение! - говорил пастор. - Оно показало что? Оно показало разрушительную силу излучения атомов, Силу освобождённую короткоумными людьми, силу неодухотворённую Любовью, силу направленную мощным бездуховным умом материалиста! Отвергший Дух - сеет Ветер! А в каждом из нас такие же силы, а в определённых условиях и большие! Нам во благо, что мы не видим как ими пользоваться! Вот смотрите! Мы из атомов, а кто и что их направляет, а?!! А это было однозначно известно Сократу, Платону, Птолемею, Ньютону, Галлилею... список долог! Они знали: как и знали: кто! Вы можете представить, что они думали о себе, что произошли от обезьян? - Григорий усмехнулся. - Друг мой, чернобыльская сила была направлена людьми утверждающими своё происхождение исключительно от обезьяны! Они изгнали из себя своими мыслями коренное различие между человеком и обезьяной и их не тревожит ни прошлое, ни будущее. Наша вина и весь ужас нашего положения в том, что вполне может быть теперь с ними точно так же, как они выбрали. Ибо правя свою траекторию между плюсом и минусом, добром и злом, чёрным и белым, землёй и небом - жить можно только одновременно: прошлым, настоящим и будущим, непрестанно поверяя между ними баланс, без выходных и отпусков!.. Тогда и не будет никакого торга за будущее: творцу нет нужды покупать то, что он творит поелику.
- Вы рискуете передать паству Самсону Карраско, - неожиданно сказал Григорий, - а принять, в лучшем случае, в психиатрической лечебнице!
- Я там уже работал, меня там ждут! А паства у меня - весь мир... А мир, сын мой, не без добрых людей и хор у меня замечательный. Да будет Божья Воля на то, чтобы быть мне всегда там, где мой скромный труд нужен! - пастор перекрестился.
- Хорошо, а в чём всё-таки спасение?
- В себе! В вере: 'Я есмь то, что я есмь!'
- А как же поговорка: 'Подальше от церкви - ближе к Богу'? - спросил Григорий.
- При чём тут церковь?! А поговорка верная, разве я против этого сказал?! - усмехнулся пастор.
Вот тенор! - думал Григорий. - Гнёт что-то и совершенно счастлив. А разве счастливый может быть прав? Думатель! На этом же материке запросто расстреливают одни братья по разуму других братьев, используя стену на сто процентов, дети загибаются и ждут реальной человеческой помощи, а он - происхождение человека, видимое, невидимое, дух, душа, я - есмь!.. Иллюзорный человек!.. За последнюю сотню лет уровень жизни в мире в целом вырос, но разве от этого на нём стало человечнее и уютнее?! Нет, не стало. Может, потому и не стало, что все эти иллюзорные ценности перебрались в тюрьму...'
- Какова необычность встречи: Великий Сервантес и молодой человек, подозреваемый в убийстве, и я - скромный тюремный пастор! Никогда в такой форме жизни мы больше не встретимся! Мы все - современники и встретились здесь...
- Вы забыли про старуху, что нас всех свела!
- Да, да! И она, конечно! Упокой, Господи, душу её!