Аннотация: Искандер в ином мире. В Унылом Мире. И ему много чего предстоит... даже пока сам не знаю до конца, с чем ему придется свидеться. но с ужасом, и немалым, это точно. Третий рассказ о приключениях молодого зельевара к вашему вниманию. почти уже конец..
Искандер против Унылого Мира.
Искандер- Фахим Рахан без особой надежды покричал в безответное небо еще несколько минут. Всё, как им и предполагалось, было безрезультатно. Можно было с таким же успехом попросить Небезумных, а то и Безумных, богов сделать более-менее кривобокий, не протекающий, не многомерный, не божественно-магический и не проклятый, а самый обыкновенный глиняный горшок. То бишь, без единой надежды на успех.
В Безымянном Городе даже существовал, по четвергам и субботам, Музей Божественных Горшков, в котором хранилось такое количество всякой разной глиняной посуды, что можно было обеспечить кухонной утварью целый город с трехтысячным, очень нервным и скандальным, населением. Если конечно это население страстно желало каждый обед и ссору взрываться, превращаться в клят-знает-что, есть нечто непонятное, загадочно-волшебное и смертельно-опасное, и на досуге сражаться с удивительными овощными и крупяными чудовищами, каждый раз вылезающими из кастрюль и горшков. Естественно такого города не существовало. И потому собрание посуды потихоньку пополнялось и множилось, становясь по четвергам и субботам все опаснее и страннее. Боги, и безумные и небезумные, всё не оставляли попыток слепить-таки нормальный горшок. Но у них ничего не получалось, вот уже целую тысячу с чем-то, скорее всего еще с несколькими тысячами, лет. Боги не могли слепить обычный глиняный горшок. А бедолага- зельевар не мог ни до кого докричаться.
Никто его не слышал, а если и слышал, например темный маг, забросивший сюда, то явно не собирался в скорейшее время забирать отсюда. 'КЛЯТ!'- Искандер от отчаяния выругался так скверно, что реальность обычно спокойная к его ругательским выражениям, прогнулась под напором злобы, напитавшей сие практически безобидное слово, и чуть было не лопнула, впустив в этот ни в чем не повинный мир полчища чудовищных демонов из Нехорошего Места, а то и из мест похуже. 'Опять этот клятов экзамен...'- Искандер устало опустился на каменистую пыльную почву. Острые камешки впившиеся в скудную плоть зельевара лишь усугубили его итак прескверное настроение.
Вокруг простирался самый печальный из всех ландшафтов, когда-либо виденных молодым магом. Огромная, просто неимоверная, каменная пустыня, местами изукрашенная нагромождениями острых камней и пылевыми кучами. Красновато-сиреневатое небо и огромное бледно-красное холодное солнце. Невооруженным глазом видно, что это точно не Лучший из Миров.
В родном мире Искандера таких мест уже практически и не осталось. Мода на друидов, стихийных магов земли и прочих любителей зеленых побегов и пушистых беллочек, пятьдесят лет назад, когда каждый только и мечтал о том чтобы посадить на землю какое-нибудь растение собственной выдумки, опустошила многие пустыни, особенно такие каменистые и пыльные, превратив их в леса, наполненные древесным разнообразием и цветущим безобразием. Лига Пустынников, такие суровые ребята в ватных халатах, с бурнусами и поясами, начиненными всяким зловредным пустынным волшебством, до сих пор боролась с этими лесами, пытаясь восстановить родные песчаные барханы и традиционные пустоши, с переменным успехом, так как среди влекомых модой оболтусов и городских неумех встречались и серьезные маги. Даже очень серьезные. Как и творимая ими магия.
Солнце тоже подсказывало Искандеру, что он не дома. Домашнее солнце молодого мага было также молодым, маленьким, жарким, ярко-желтым и плотным, как свежая медовая репка, а не рыхлым холодным и сиреневатым, как престарелая ноздреватая болотная жаба. Хоть и слава Небезумным богам не Нехорошее Место. Там бы Искандеру не дали бы вот так вот запросто посидеть, погоревать и покричать с досады. Сразу бы схватили, а потом... Лучше не думать о том, что бы там с ним сотворили. Просто жуть. Миры подобные Нехорошему Месту лучше всего навещать отлично вооруженной ротой магов- демонологов и боевиков, вперемешку с одним - двумя Героями. Ну и желательно с отрядом целителей. И совсем не прочь при этом иметь поддержку в виде Небезумных Богов. Нехорошее Место действительно очень нехорошее место. А иначе, зачем бы его так называли. Ну и клят с ними. Главное Искандер не был дома и не был в Нехорошем Месте. Хотя эту пустыню тоже нельзя назвать хорошим местом.
Итак, что мы имеем? Искандер встал с неуютной почвы и огляделся. Каменистая пустыня до самого горизонта. И причем со всех сторон. Кирпично-красного цвета. Песка почти нет, под ногами чуть ли не черепица. Торчат какие-то чахлые шипастые кустики, каждый размером с письменное перо и выглядят гнетуще. Неудивительно, что растут на таком отдалении друг от друга. Кому же понравиться расти рядом с такой нелицеприятной штукой, даже если это твоя точная копия и ближайший родственник. Также присутствовали кучи наваленных друг на друга острых кусков камней. Ближайшее нагромождение камней, более похожих на плиты или огромные уродливые кирпичи, имело в высоту метров так три и раскинулось где-то на десять. Смахивало все на разрушенную башню или очень сильно разрушенную башню. Также в пределах видимости располагались сходные по размерам кучи красной пыли или чего-то похожего. Потому как в нормальных мирах такие кучи пыли, пусть и красной расцветки, развеяло бы ветром или просто легким движением воздуха в тот же миг, как их насыпали. Кажись это не кучи пыли, а формы из гипса или цемента. Неужели это сделано гигантскими насекомыми. Искандер на всякий случай решил быть настороже и в будущем приглядывать за цементно-пылевыми кучами, вдруг оттуда как начнет кто-нибудь злобный и насекомообразный вылезать. На этом описание местности закончилось.
Только черепица под ногами, перьевые кустики и кучи. Искандер вздохнул и найдя более-менее гладкий камень, присел на него. Тщательно перед этим осмотрев его, конечно же. Обычно в приключенческих иллюзион-постановках, с элементами комедии, которые он бывало смотрел во время студенчества, все на что садились путешественники из чужих миров на самом деле оказывалось каким-либо злобным и зубастым существом. Которое незамедлительно хватало присевшего за интимное место. Глупо, но в те времена, Искандер хохотал над этими незамысловатыми шутками вместе со всем залом, давясь хлопьями сладкой воздушной редиски и захлебываясь молочно-огуречным кхактейлем. Но с тех пор молодой маг решил быть осторожнее с разными удобными для сидения валунами. Лишаться интимных органов ему не хотелось. Тем более они были совсем новенькими и практически неиспользованными. Разве что пару раз он проливал на них различные агрессивные зелья. Но это совсем другое.
Искандер немножко погрустил и повздыхал, вспоминая студенческую молодость. Но потом, наконец-то решившись, достал из кармана предательский конверт, врученный ему дядей Харимом. Тот самый, что и забросил его в этот пыльный мир. Вскрыл его и достал оттуда письмо. Надо же все-таки прочесть, и узнать что к чему, перед тем как в порыве несдерживаемой ярости разорвать письмо на мелкие кусочки, проглотить, разжевать, выплюнуть, втоптать в пыль и унизить оскорбительным жестом.
Письмо представляло собой сложенный хитрым способом лист бумаги, странно зеленовато-желтой расцветки, явно магической, так как пальцы зельевара заметно щипало невидимыми зелеными искорками, покрытой мелким корявым письмом, почерком как ни странно дяди Харума. Значит, Искандер правильно подозревал во всем этом мутном деле причастность своего обожаемого дяди Харума. Написано было по-харасски, что успокоило и обнадежило Искандера, так как дядя Харум имел неприятную привычку иногда писать и изъясняться на древнем йохуддинском. Страшно сложном, с его восемнадцатью падежами, семнадцатью временами, смысловыми дифтонгами и трифтонгами, характеристическими и эмоциональными склонениями и прочей грамматической, синтаксической и орфографической мозголомной жутью несчастных древних людей. Хотя сам и не имел к ним не малейшего отношения. Впрочем, страдал от этого только юный Искандер.
Как-то однажды молодой зельевар, во время очередного языкового урока дяди Харума, даже вывихнул себе челюсть и умудрился прокусить язык, тоже себе конечно, пытаясь выговорить одно особо хитрое тридцатидвухслоговое слово, обозначающее и описывающее в переводе на харасский если не повесть, то короткий рассказ 'про сенокос' уж точно.
Письмо гласило следующее, хоть мерзкий почерк уважаемого дяди Харума и противился распознаванию с неимоверной для просто корявых букв силой:
'Дорогой Искандер (молодого мага передернуло, не к добру такое начало, ой не к добру, дядя обычно звал Искандера его первым именем, то бишь Фахимом) ты попал в переделку(ну вот, что и требовалось доказать). Если выживешь, то до конца жизни сможешь гордиться собой, потому как тебе предстоит настоящее испытание (так я и знал, восторженно вскричал Искандер и от избытка чувств чуток слевитировал вместе с камнем, хотя прежде не мог похвастаться этим умением, даже наоборот, и то только с помощью зелья). Таким испытаниям подвергались все настоящие маги, вроде меня, в давние и правильные времена, не то что сейчас. Тебе предстоит выжить в этом мире. Если вдруг у тебя появится безумное желание жить в нем и дальше, то не рекомендую, так как через тысячу лет мир полностью разрушится. И потому у тебя есть стимул к скорейшему возвращению домой в наш мир. В Лучший из Миров, если ты запамятовал. Цель махинаций Роколина тебе знать еще рано, узнаешь по возращению лично от него (кажись, я никогда не узнаю к чему все это, Искандер печально вздохнул, останусь здесь высохшим трупом, так и не понявшим, за что собственно он высох и труп). Цель твоя на данный момент времени, если конечно ты открыл письмо сразу по прибытию, оставаться в живых хотя бы в течении первых трех часов. Поверь мне, Искандер, тебе придется приложить для этого весьма существенные усилия. И рекомендую тебе в это время не сильно отдаляться от точки перехода. Затем, если ты выживешь, начнется кое-что, что ты узнаешь когда это начнется (это вообще разъяснительное письмо или очередная клятая загадка, возмутился Искандер и сделал вид будто потерял интерес к дальнейшему прочтению, но письмо не обманулось и продолжало как ни в чем ни бывало). Будь готов ко всему, даже к самому неожиданному, то есть к самому неожиданному и будь готов больше всего, и не на миг не прекращай думать, все равно боевой маг из тебя никудышный (услышь он такое неделю назад, Искандер лишь хмыкнул бы и подумал про себя 'зато я хороший зельевар', но теперь на глаза опечаленного мага, прикончившего пару часов назад целую толпу могучих зомби-воинов, навернулись незваные обиженные слезы), зато ты хороший для своего возраста зельевар, быстро бегаешь, не пьешь вина и рома, и главное у тебя аналитхинченский склад ума (последняя часть предложения пролилась на измученное страхом, обидой и непониманием сердце мага исцеляющим бальзамом как минимум пятого уровня). Потом если ты сможешь все-таки понять и принять то, что уже произошло и когда-либо произойдет, то твоя цель находится всего в трехстах километрах от тебя. Это начарованные именно на тебя Врата Возвращения (хоть одна хорошая новость, радостно подумал Искандер, уже начавший полагать, что ему придется в ближайшее время учиться творить магию неимоверно высокого уровня, а именно создание собственного портала). Ты должен дойти до них и хотя бы доложиться о том, что пока еще жив. Твои родные беспокоятся (интересно кто именно, подумал Искандер, потому как род Раханов насчитывал невероятно большое количество людей и даже не очень людей, и если бы взволновался весь род, то в стране, а то и в нескольких, могла запросто свергнуться власть и установиться новый жесточайший порядок). Время не ограничено, но желательно успеть до затмения местного солнца. Пусть оно и похоже на старую жабу, но это единственное что не дает коренным жителям этого мира пообедать тобой. Местная луна закроет солнце через пять дней и десять часов, чудовища же 'выберутся из своих берлог' через пятнадцать часов после наступления темноты, так что у тебя в принципе целых шесть дней (значит если что-то не убьет меня в течении следующих трех часов, а потом, нечто удивительное и непонятное, после них, а затем жуткие демоны через 'в принципе целых шесть дней', то я смогу вернуться домой, подумал Искандер и пришел в тихий ужас, громкий был слишком опасен и мог привлечь ненужное внимание). Ночь будет длиться десять дней. На это время врата перестанут работать. Затмение местного солнца искажает мировой эфир. Можешь силой активировать врата, но тогда не гарантировано, что ты вообще куда-нибудь попадешь. Выкинет в Бездну, перемолотив в душевно-тварной фарш, а то и, не ко Сумеркам будет сказано, в Мараху (ох уж эти подробности, сколько же можно пугать, устало подумал Искандер, у которого от избыточной порции страха кажись лопнул орган отвечающий за этот самый страх). На этом пока все. Если попадешь в чересчур трудную для себя ситуацию, прочти письмо повторно. Письмо поможет - чем сможет (наверное, взорвется мне в лицо, заодно прикончив и голодного демона, подумал Искандер и устало вздохнул от скепсиса напитавшего его всего за пару дней по самую макушку). Желаю удачи. Могу даже наложить ее через письмо. Но не буду, уж слишком ненадежная эта вещь. Хотя можешь сам произнести заклинание, смотри ниже. Твой дядя Харум.' На этом письмо заканчивалось.
Молодой маг стер пот со лба, борьба с плохо распознаваемым почерком лишила его последних сил. Если бы письмо длилось еще пару дюжин строк, то голодным, таинственным и зловещим аборигенам унылого мира не пришлось бы даже гоняться за магом, чтобы его слопать. Маг был бы через 'почти целых шесть дней' на этом же месте, мертвый и высохший от чрезмерных читательских усилий.
Искандер просмотрел послесловие и действительно под письмом обнаружил написанные мелкими буквами строчки заклинания приносящего удачу. Заклинание было неимоверно сложным. Причем написано оно было на древнейохуддинском, хотя древние и суровые воины Севера никогда не пользовались ничем подобным и брали от жизни все лучшее сами, и к тому же грубой силой. Наверное, йохуддинская грамота была использована для большей сложности применения. Искандер для пробы примерил одно двадцатичетырех буквенное слово, сосчитал неимоверное количество трифтонгов, дюжину повелительных суффиксов, парочку зубодробительных продолженных звуков, духовно-почтительное склонение, и, попытавшись правильно выговорить весь этот кошмар, прокусил себе язык. А ведь клятое слово переводилось всего-навсего как 'начинаю-воротник-улыбка говори-одевать-суп-меня'. Полный бред, а как сложно. Искандер посредственно знал древнейохуддинский и мог более-менее сносно говорить на нем, но в рунах вся сносность куда-то девалась, оставляя взамен растерянность и головную боль. А ведь это было самое короткое и простое слово из использованных в заклинании. Искандер решил не произносить заклинания.
После прочтения письма своего учителя и самого близкого человека за прошедшие двадцать два года, у Искандера сложилось двоякое впечатление. Первое: уважаемый дядя Харум таки окончательно сошел с ума, да не один, а в компании с уважаемым Роколином-клят-его-Фанбалинданом, или второе: дядя Харум просто решил, ни за что ни про что, прикончить своего племянника. Других выводов мозг Искандера при всей своей аналитхинченской складности сделать не смог. Тем более как человек, впервые в своей жизни испытавший Межмировой Переход, Искандер был немного не в себе. А явно в ком-то другом. В ком-то печальном без меры, раздраженном и обескураженном жуткими событиями. Но это еще нормально, вот например демонов, настоящих демонов, таких неприятных ребят с большим количеством щупалец, когтей, рогов и ярости, Межмировой Переход вообще выворачивает наизнанку. Иногда даже в буквальном смысле. Минимум такой демон полчаса харкает кровью и желчью, и быть может даже отдельными фрагментами собственных внутренностей.
Кстати, интересно, как там Бетхад? Зельевар отлично помнил, что кошачьего демона, по его же кошачье-демонической воле, забросило в этот неуютный мир вместе с ним, то бишь верхом на нем. Прочитанное в стародавние, еще студенческие времена, в Основах Теории Порталов оказалось правдой, и потому при переходе демона, не учтенного в заклинании переноса, отшвырнуло от мага на клят его знает какое расстояние. Бедолаге Хар-у сильно повезет, если злая сила портала не вмурует его в один из пыльно-цементных холмов, украшающих окружающий пейзаж, или не подвесит в километре от поверхности унылой, но очень твердой земли. Бетхад конечно в последнее время резко стал сильно могуч, но даже он не выдержал бы падения на камни с такой высоты. В том, что весь этот мир представляет собой просто кусок пыльного камня, Искандер и не сомневался.
Вместе с демоном, крепко вцепившимся в своего хозяина, портал унес прочь еще немного кожи и порядочный лоскут, а точнее ровно шесть лоскутков, одежды Искандера. Кожу было не особо жалко, тем более качества она была у молодого мага не ахти. При всей природной смуглости, довольно бледная, для темнокожего, и нездоровая от алхимических испарений и продолжительного времяпровождения в библиотеках. А к боли Искандер, тем более такой незначительной, как двухсантиметровой глубины шрамы, давно привык, ибо редко какое мощное трансфигурирующее зелье обходилось без крови, обычно сцеживаемой магом из самого себя. А вот мантию придется чинить. Как и всякий разумный человек, часто и близко работающий с разными и многочисленными кислотами, у мага в поясе был специальный кармашек, содержащий заплатки всех цветов и форм и набор иголок с нитками. Так как маг никогда не следовал за модой, то им было решено оставить ремонт одежды до следующего привала. Тем более дядя Харум обещал в течении следующих часов смертельные опасности, а Искандер не помнил чтобы дядя хоть раз да не выполнил своих обещаний.
Искандер, печально вздохнув, сложил письмо обратно в конверт и спрятал в не пострадавший от демонических когтей нагрудный карман. Первоначальный план по разрыванию конверта на кусочки, сжиганию и втаптыванию в пыль был изменен. Лист бумаги был слишком ценен, да и опасен для столь небрежного отношения. Волшба, пропитавшая его, была так плотна, а нити заклятья настолько тесно переплетены, что вместо внятной, а может быть даже и невнятной, светящейся чарами магической схемы, перед скошенными особым образом глазами зельевара представал еще один такой же лист. Искандер будь он чуток наивнее, даже предположил бы, что письмо и является теми самыми желанными и обещанными Вратами Возвращения. Но нынешний Искандер не был так прост, увидев сложность заклятья, он сразу заподозрил, что это неимоверной силы проклятье. Проклятье, срабатывающее при малейших признаках неуважения к письму и его сочинителю. На всякий случай Искандер погладил письмо через ткань кармашка и извинился перед суровым образом дяди Харума, тут же возникшим перед мысленным взором. Суровый взгляд суровых глаз дяди Харума, пусть даже и сурово возникший из глубин памяти, отрезвил и прояснил разум молодого мага. Не время расслабляться, особенно в унылых демонических мирах, где молодых зельеваров подстерегают трехчасовые смертельные опасности, строгорежимные голодные чудовища и жуткая непонятная и неощутимая бяка вкупе с валунообразными хваталками. Надо починить мантию, чтобы привести мысли в порядок, решил маг. И даже вытащил из кармашка на поясе иголку и попытался заправить ее ниткой. С первого раза не получилось. Руки немного дрожали. Самую малость. Как раз с нормальное игольное ушко.
Искандер чтобы успокоиться глубоко вдохнул и медленно-медленно выдохнул. На миг Искандеру это показалось весьма странным, потому как чего-то не хватало. Чего-то очень важного. Жизненно-важного. Но это тут же забылось, по причине куда как более существенной, чем странность местного воздуха.
Потому как Унылый Мир решил, что с него хватит молчаливых незнакомцев, и попытался вытолкнуть из себя молодого зельевара. Если бы миры выталкивали чужаков обратно домой, то Искандер бы даже не сопротивлялся, а наоборот посодействовал бы этому миру всей своей магической, волевой и жизненной силой. Но увы, хоть по дисциплине 'Иные Миры' у Искандера и были не очень хорошие оценки, но он точно помнил, что мир выталкивает чужаков вовсе не домой, а в одно из трех нехороших состояний межмирового пространства. А именно, в Бездну, или в Акиян, а то и вовсе в Мараху. В упорядоченные и просто порядочные состояния пространства, вроде Перекрестка, Пустоши или же Космоса, миры выталкивать чужаков завсегда отказывались. И потому Искандер был категорически против и испытал на себе все, что испытывает среднестатистический, слабый демон низшего уровня, весом до семидесяти килограмм, идущий на прорыв миров. Аппетитно, прямо как вкуснейшая яичница о шести кричалочьих яйцах, зашипело и зашкворчало само пространство вокруг молодого мага. Маленькие невидимые голубоватые молнии озлобленной реальности тучно вонзились в кожу человека, прикрытую в отличии от демонов вовсе не бронированной чешуей, хитином или шерстью, обращающейся при надобности сталью, а всего лишь тонкой материей, пусть и разъеденной магическими кислотами, и щедро сдобренной собственной кровью мага. Естественно защита из одежды была никакой, и Искандер в полной мере прочувствовал старую унылую силу этого мира. На вкус сила была вовсе не унылой и била так, что молодой зельевар в свою очередь бился конвульсиях от судорожно сокращающихся мышц. В глубине сознания, отвлеченном от попытки удержаться в нормальном не выкинутом состоянии, Искандер глубоко посочувствовал злобным демонам, беспрестанно вторгающимся в реальность Лучшего из Миров, дабы отведать его молодой яростной мощи. Боль от ударов несмотря на все конвульсии была не сильно уж выдающейся, по крайней мере для мага, которому перерезать запястья и выдавить из себя пол-литра крови для хорошего зелья было самым обыденным делом.
Самое скверное было в особой хитрости унылого мира. Мир, будучи старым и слабым, был и очень мудрым. Он давил не на тело, а на сам разум. Целую бесконечность, длившуюся почти три минуты настоящего времени, он твердил Искандеру, что его на самом деле нет. И почти преуспел в этом деле. От такого самоубийственного уговора не спасали: ни любой мощности ментальный блок, в случае с Искандером- малой мощности, ни никакие из других видов защитной магии, ни тем более аналитхинченский склад ума. Наоборот этот самый клятый склад выступал чуть ли не стороне этого мира, увещевая своего хозяина не сопротивляться и быть безропотно выкинутым в Бездну. Если бы не упорство молодого мага, скорее родовая черта чем единоличная, то его непременно бы выдавило как спелый прыщ в пустоту.
Но мир был уныл и слаб, и скоро сдался, давление на разум прекратилось, а молнии жалящие кожу так вообще отстали от зельевара еще минуту назад. Пожалуй, попади он сюда оглоушенным или даже спящим, Искандер справился бы с 'задачей удержания' куда как лучше. Бетхад наверное даже не заметил попытки выброса, не то чтобы он когда либо сталкивался с прорывом лично, просто демон способный отчекрыжить себе полтуловища, и убежать прочь на оставшихся передних лапах от могучего и ловкого врага, способен на многое. Мир устал и прекратил почти удавшуюся попытку изгнания чужака.
Искандер перевел дух и поздравил себя с первым 'выбросом' и 'удержанием'. Довольно таки оригинальные ощущения, решил про себя маг. И оттряхнув мантию, которую собирался подлатать, уселся на валун, с которого свалился во время судорог. Что-то слабенько кольнуло Искандера в бок. Искандер почесал то место и обнаружил длинную нитку, растущую прямо из его тела. 'Опа...'- сказал маг и осторожно вытащил за нитку из собственного бока иголку. Иголка была заправлена и самый чуток окровавлена. 'Вроде я не вдевал в нее нитку...'- пробормотал Искандер, тупо уставившись на вышивальный инструмент и машинально смазывая раненый ею бок и следы от когтей кошачьего демона целебной мазью.
Едкая мазь горько щипалась и пахла не очень хорошо. Почти как некачественный зомби месячной давности, по глупости съевший тухлое яйцо и обделавшийся от некротического страха, увидав себя в зеркале. Зельевар так и не добился приятного аромата, хотя для этого и провел почти день в лаборатории, работая по новой ароматной схеме, на составление которой ушли целые выходные. Наоборот, мазь новой формулы помимо запаха мертвечины приобрела еще и ее склизкость. Хотя по стандартно-вонючей схеме обычно получалась мягкой, бархатистой и теплой. Но вонючка залечивала порезы и ушибы с той же силой и скоростью что и обычная. А выбрасывать ее было просто жалко. Мало того, что мазь содержала множество ценных компонентов, за которые были заплачены большие деньги или отданы взамен не менее ценные составляющие, так еще зельевар наварил ее литров где-то десять. И пусть граммов двести было роздано соседям, грамм триста с великой неохотой приняла участковая больница, и почти пол-литра целебной липкой гадости было отдано какому-то бедному неудачливому наемнику-варвару, но оставалось то еще литров девять. Которые Искандер, тщательно упаковав, запрятал с глаз долой поглубже в шкаф для мазей, что находился в подвале. Маг аккуратно завернул крышку банки и убрал ее кармашек пояса. Вытерев склизкие от мази пальцы носовым платком, Искандер проверил процесс заживления. Раны стали на глазах затягиваться...
И тут произошло нечто небывалое. Небывалое уже несколько тысяч лет. Просто невероятное. Эти неожиданные открытия уже стали немного досаждать магу. Хотя это нечто действительно удивило Искандера. Потому как...
Из тени наваленных без всякого порядка друг на друга каменных плит прямо к Искандеру вышло существо. Существо о существовании которого никто не мог сказать ничего существенного, за все существование всей человеческой расы. Оставалось только кричать примерно следующее. О Небезумные боги, да это же эльф, этого не может быть! Они же вымерли и исчезли бесследно тридцать тысяч лет назад! Или двадцать! Клят его точно знает!
Рука Искандера инстинктивно метнулась было к жезлу, но эльф отрицательно качнул головой и сильнее натянул тетиву на прекрасном эльфийском луке, снаряженном изящной эльфийской стрелой. Серебристый наконечник которой был нацелен точно в сердце молодого мага. Искандер, сообразив что его могут спокойно продырявить, силой интеллекта, получившего диплом об окончании общего магического образования с отличием и двумя восклицательными знаками, подчинил непослушную конечность и поднял ее, показывая что сдается. Но эльфу было наплевать на это. Он на самом деле сплюнул на землю очень интересным с точки зрения физиологии и очень оскорбительным с точки зрения общепринятой морали плевком.
Не то чтобы Искандер хорошо разбирался в плевковом письме, практикуемом некоторыми гоблинскими племенами, обитающими на просторах Песчаных Земель, и студентами младших курсов общего магического образования при Гильдии, но воспринять плевок иначе чем высокомерно-презрительное 'Вот что я о тебе думаю, ты жалкое ничтожество, не достойное чистить блорт пукимонта моей чокнутой тетушки!' было невозможно.
Но несмотря на плевок эльф все не стрелял. Искандер же пытался мыслью прикоснуться до жезла, спокойно висящего в футляре на поясе, и задействовать заклятья вложенные в него, но пока ничего не получалось. Что, впрочем, было вполне обосновано, зельевар пытался сделать это впервые в жизни. Чуть не свихнув мозг в последнее решительной и неудавшейся попытке вылезти из ушей и дотянуться до магического инструмента, маг, усилие воли и век затолкав вылезшие из орбит глаза обратно, решил, что наступил самый подходящий момент для дипломатии.
- Ээ... - начал Искандер и тут вспомнил, что не знает ни одного эльфийского слова.
Единственное что приходило на ум мага, было то, что эльфийский язык почти полностью состоял из слов звучащих как 'эль' или же очень похоже. Взять хотя бы имя одного знатного эльфийского витязя, злейшего врага прогрессивного обизянства и вообще разумных существ не являющихся эльфами, звучащее как Эльлювиэллэль Эльроэндельренэль. Хотя жестокость витязя можно было понять, наверное никто за все тысячи лет его продолжительной жизни так и не сумел ни разу правильно произнести его имя. Любой бы тут взбесился, вне зависимости от количества ног-рук и остроты ушей.
Эльф пошевелил ухом и сплюнул еще раз. На этот раз плевок мог бы истолковываться как нечто высокомерно-вопрошающее 'Ты, жалкое ничтожество, блорт-пукимонт-тетушка, что дальше?'.
К сожалению Искандер сам не знал что дальше. Эльф продолжал бездействовать. Пауза все затягивалась. А ведь рука, пусть эльфийская и даже не одна, не может вечно держать тетиву натянутой. И тогда бешено работающий мозг Искандера додумался, как ему самому показалось, до блестящей идеи. Он догадался сказать примирительную фразу на каком-нибудь древнем языке, пользованном еще в те времена, когда эльфы обитали в Лучшем из Миров. А именно на древнейохуддинском, современнике Ледовых Великанов, предвечных чудовищ, молодых драконов и еще свежих и остроумных оригинальных анекдотов. Состроив суровое выражение лица, с которыми завсегда изображали себя древние воины на своих древних же гравюрах, хриплым гортанным голосом, полагающимся к состроенной гримасе, Искандер произнес следующее:
- Мнин эйиринх тегрбукхун сэм-кэзем...- что, по крайней мере для молодого мага, значило 'я пришел с миром', а на самом деле дословно переводилось как 'суп-голова твою колено-круглый имел и съел-посеял'.
И в отличии от первой сказанной Искандером короткой фразы, вторая привела к более действенному, чем плевок и шевеление ухом, результату. Видать эльф был или очень обидчивый, или понял сказанное Искандером по-своему. Может быть именно таким образом, древние йохуддины оскорбляли их перед жестокой битвой.
Эльф прищурился четырьмя глазами из семи, шмыгнул двумя носами из трех, и спустил тетиву. В тот же миг сверхскоростная и невероятно красивая эльфийская стрела с красивым шипением воткнулась Искандеру в мантию, в области сердца, и тут же, пусть и весьма неохотно, распалась в пыль. В красивую шипящую пыль. Пряжка поясного ремня Искандера завибрировала и раскалилась докрасна принимая смертельную магию настоящей эльфийской стрелы до последнего чара на себя. Могучий защитный амулет, когда-то давным-давно вправленный в атрибут одежды дядей Харумом, спас жизнь его любимому племяннику. Пока эльф удивленно моргал поочередно всеми своими глазами, Искандер, не меняя положения рук, сложив раскрытые ладони в руну, бросил в эльфа сразу два лихо закрученных, наверное от страха, файербола. Которые прожгли у нелюди дырку в груди и взорвали голову. Эльф, средней степени поджаренности и тотальной убитости, чуток постоял на своих устойчивых четырех крабьих ножках, покачался, взмахнул всеми тремя руками и повалился на землю. Искандер, одной рукой снимая раскаленный пояс, начавший уже прожигать ему штаны и слегка поджаривать пупок, подбежал к поверженному эльфу, держа наготове руну файербола. Эльф был мертвее мертвого.
Ну и славно. Только непонятно. И чуток жалко. Но только самый чуток. Очень трудно соболезновать смерти своего неудавшегося убийцы. Пусть даже и редкого как вид. Ведь эльфы были уничтожены людьми, тогда еще прогрессивным обизянством, и стерты с лица земли давным-давно, во время глобальной всемирной войны. А кого не убили, сбежали в чужие миры. Чужие миры? Может быть, это какой-нибудь эльфийский мир. Хотя, непохоже. Даже вообще непохоже. Непохоже настолько, насколько это вообще возможно и невозможно. Эльфы, придя в новый мир, первым делом превратили бы его в цветущий сад. А если это их родной мир, то он тем более должен быть похож на сад. На самый цветущий из всех самых цветущих садов во всем множестве Миров.
Искандер сел на корточки и стал осматривать собственноручно убитого эльфа. Что же, старинные гравюры оказались весьма правдоподобны. Конечно, каждый эльф непохож на второго, а на третьего даже не смахивает, но основные эльфийские формы присутствуют. Хорошо бы зарисовать его, да времени... хотя чего-чего, а времени у Искандера было полно. Дядя Харум порекомендовал ему в ближайшие три часа сильно не разгуливаться, во избежание скоропостижной смерти. А уж кому-кому, а своему дяде Харуму Искандер доверял больше чем себе. Да и рисование завсегда помогало молодому зельевару успокоиться. Искандер достал из нагрудного кармана блокнотик и одно из Вечных Перьев. Перо протекало сгущенным молоком. Вернул его обратно и достал другое. Художник из Искандера был неважный, но за пять минут он нарисовал довольно сносный рисунок. При хорошей фантазии и развитом пространственном мышлении можно было догадаться, что это какое-то многорукое многоногое существо, а не дерево, куст или клякса.
А потом, переведши дух, так как рисование отняло многие силы, Искандер будучи не кем-нибудь, а именно зельеваром приступил к тому, за что их иногда путают с некромантами и называют, к уже привычному 'кашевары', 'больными мясниками'. Вроде как кашку мясом приправляешь. Эльф, древнее бессмертное существо, напичканное, в отличии от обыкновенного человека, природной и тонкой магией по самые многочисленные уши, предположительно представлял собой отличнейший носитель наиредчайших алхимических ингредиентов. Никаких серьезных доказательств этого конечно не существовало, ведь эльфы были изгнаны обизянами, благородными предками современных людей, еще в те времена когда и слов то таких не существовало. Ведь в те времена словарный запас обизян, очень простых свойских ребят, состоял из весьма простых и свойских слов и выражений, типа 'моя хотеть кушать', 'спать-ззз...', 'привет красотка', 'бей эльфа-нах!', и наконец 'братья-обизяны, защитим же стратегически важный пункт от коварных происков'. По крайней мере об этом свидетельствуют некоторые троллийские и эльфийские документы тех времен.
Искандер вытащил из халцедоновых ножен золотой кинжал, прекрасно приспособленный, а в сущности специально выкованный, для разделки и потрошения, и склонился было над телом легендарного волшебного существа, но тут же ему стало стыдно и противно. Клят, не по-человечески как то. Потрошить другое разумное, хоть и враждебное и мертвое существо на запчасти. 'А вампиров ты совсем не жалел', ехидно подсказала ему память. Искандеру было нечего возразить на такое заверение собственной же памяти. 'А Виндулу-Проныру помнишь? Человека. Живого. Которого ты жестоко раздавил. И даже не извинился...'. На это Искандеру также нечего было возразить. 'И тем более, никогда не жалел мертвых людей. Каждый месяц в морг наведывался, за свежатинкой. Да и вспомни, сколько в свое время благородных обизян изничтожили эти остроухие', все не унималась она. 'Ладно, хоть редко что нам, честным зельеварам, в городских моргах перепадает, да и было дело еще десятки тысяч лет назад, моей памяти там нет', подумал в ответ Искандер и осторожно вонзил нож эльфу в нечеловеческий, но симпатичный живот, чуть ниже обгорелой раны и провел ровный разрез. Далее последовало уже многажды проделанное в городских моргах, в лабораториях гильдии, и в своей собственной прозекторской. Маг даже начал насвистывать под нос навязчивый популярный гоблинский мотивчик.
Окажись молодой маг в мире лишенном магии он, наверное, стал бы самым страшным маньяком-потрошителем, или мясником с колбасной фабрики, имеющим как хобби настоящее стопроцентное человеческое маньячество, или чучельником в 'Красном Уголке' 'Дворца Детства', опять же по ночам занимающимся потрошением и набивкой живых людей. Потому как ему всегда удавалось уговорить чувство брезгливости, то бишь те крохи, оставшиеся после того как это чувство тщательно вытравил дядя Харум, и совесть, просыпающуюся невпопад и не вовремя.
Через некоторое время все было кончено. Единственный эльф, виденный за последние пять тысяч лет, человеком из Лучшего из Миров, превратился в отдельные аккуратно разложенные кучи склизких, хоть и приятно пахнущих, разноцветных и приятной формы ингредиентов. Эльфы, даже четырехногие, трехрукие и с огромным количеством остроконечных ушей и тонких носов, все равно прекрасные создания, у них даже кишки красивые. Есть в них нечто этакое. Недаром в некоторых, особо столичных и модных, городах СоСвоКа возобновилась давно забытая мода на эльвисов, самое циничное изобретение эльфов. Хотя это конечно очень странно. Какой смысл одеваться подобно бывшим самым жестоким врагам человечества. Сейчас даже сами эльвисы остерегаются носить наряды тех лет. Того и гляди, обвинят в хурмансоненавистничестве, потом не отмоешься. С жиру бесятся в этом СоСвоКе. Жирные сосвокские хуруни, в сердцах пробурчал себе под нос Искандер, патриот и гражданин Харассеи, находящейся со СоСвоКом в прохладных отношениях. Если конечно тихую тысячелетнюю вражду, прерываемую короткими военными вылазками на полное уничтожение или же абсолютное порабощение, можно считать прохладными отношениями.
Искандер упаковал большую часть эльфа, то что посчитал самым магическим и возможным для использования в зельях, а остальное, извинившись перед духом распотрошенного эльфа, хоть и немного поздно, кремировал, специальной кремационной жестовой магией. Щелчок большим пальцем и из-под ногтя мага вылетел неяркий шар огня размером со спелую дыню и, лениво накрыв останки эльфа, сжег мертвую плоть без следа. Лишь тонкий пепел остался лежать на земле распластанной, разбросавшей в стороны свои многочисленные члены, кляксой. Жаль что эта штука против живых не работает, даже против нежити бездействует. Обязательно перед этим надо развоплотить. Ну, или расчленить на безопасные части. А после достопамятной истории произошедшей еще накануне, еще и растыквопирожить. Жар раскаленного пепла мигом сошел на нет, во избежание пожаров. Зельевар нагнулся и взял щедрую щепоть эльфийского праха, на исследования и привычно скосил глаза, чтобы как следует рассмотреть ее магическую составляющую и...
И тут Искандер почувствовал и понял это. Даже ЭТО. Нет, вовсе не бренность своего существования, или там скоротечности и хрупкости разумной жизни, и даже не смысл всей интриги и всего того кавардака происходящего с ним вот уже несколько дней. А нечто более скверное и намного существеннее. Полный клятец для мага. Для любого мага любой видовой и специализированной принадлежности.
- О, нет! Только не это!- закричал Искандер. И унылый мир, как будто только этого и ждавший, ответил ему порывом ветра, забросившим в страдальчески широко раскрытые рот и расширенные от ужаса глаза порядочную горсть красной пыли.
Искандер судорожно сплюнув пыль, закрыл рот, но был тут же вынужден, даже не успев как следует проморгать глаза, вновь его раскрыть чтобы закричать от ужаса. Только на этот раз его крик оказался намного и намного тише. Настолько ниже, что вообще никаких звуков не было издано. Лишь воздух очень осторожно и как можно тише крадучись вырвался из груди мага. И было из-за чего.
Ветер сдул пыль с цементных бугорков, заподозренных в том, что они являются опасными гигантскими муравейниками, населенными соответственно муравьями, так любящими хватать неосторожных путников за интимные места, сопровождая все это тупым гоготом из зрительного зала. Муравейники оказались вовсе не обителями зловещих насекомых. Они оказались кое-чем иным. Куда как более зловещим и вовсе не скабрезным.
Пластины прочнейшего хитина, цвета остро наточенной стали, начиная с крохотных чешуек и заканчивая броневыми щитками больше роста зельевара. Острейшие костяные рога и зазубренные костяные шипы готовые в любой миг выскочить из своих костяных же пазов. Большая злобная голова, несомненно набитая большими злобными мозгами. Острая вытянутая морда, в которой спокойно, пусть и вопя от нестерпимой боли, мог бы поместиться не только рыцарь, но и его конь, вместе с оруженосцем и странствующим бардом. Гладкие безупречные ящерообразные формы древнего хищника, незнакомого с таким понятием как диета и овощи, и способного на завтрак сожрать поселок, и на ужин- городок с тысячным населением. Поджатые к телу мощные подвижные лапы, способные при надобности не только вырывать столетние деревья из земли вместе с корнями, но и написать собственные тысячелетние мемуары на почтовой марке. Ну, на двух почтовых марках. Или же аккуратно снять заклепанные доспехи, расстегнуть камзол, и вынув из них рыцаря, также аккуратно съесть раздетого догола бедолагу. Холмики, гладкие как половинка арбуза и запорошенные красной пылью, оказались свернувшимися в клубок самым непостижимым образом огромными чешуйчатыми драконообразными чудовищами.
Если бы не знание того факта, что драконы не могут жить в старых умирающих мирах, молодой маг подумал бы что перед ним огнедышащие и многомудрые властители древних небес. Исчезнувшие из Лучшего из Миров целых пятьсот лет назад и по непонятным причинам решившие изменить свои тысячевековым традициям и обосноваться в унылом мире, в котором не осталось ничего приличного. Даже магии. Особенно магии. Свежей обильной и никем пока не использованной чистой магии. Которой то в основном и питались и жили драконы.
К спящим чудовищам, просыпающимся каждое затмение, по расчетам дяди Харума наступающим через 'в принципе целых' шесть дней, прибавлялась самая жуткая проблема для любого мага. А именно отсутствие магии. Не как явления. А как природных ее источников. В мире не было маны. Никакой. Ни стихийной, ни хаотической, ни космической, ни божественной, ни духовной, ни жизненной, ни смертельной, ни растительной, ни животной, ни человеческой, ни нечеловеческой, ни пищевой, ни вообще никакой. Ни течения, ни струйки, ни капельки, ни намека. Даже приблудный чар мимо не пролетел.
Искандер по-особому до боли скосил глаза и начал вглядываться вдаль, в поисках хоть чего-нибудь испускающего ману. Пустыня уныло светилась остаточной аурой миллионов прошедших лет, кое-где почти истаявшие висели причудливые следы ауры эльфа. Но ничего более. Никаких струй магии. Абсолютное отсутствие природного течения маны. И никакой надежды на пополнение собственного запаса. Лишь светились собственные магические принадлежности Искандера, включая руки, да еще прах эльфа, как ни странно совсем не сдутый порывом ветра. Лук эльфа был почти мертв. Внутри него нечто сплетенное в хитрое веретено едва светилось. Или притаилось, или же как верный слуга-товарищ отправилось вслед за хозяином и другом. На всякий случай Искандер стал держаться подальше от эльфийского оружия. А вдруг оно надумает отомстить за смерть хозяина? Такое многажды бывало и с вещицами поплоше, и тем более могло бы быть с таким превосходным оружием, каким был лук эльфа. Лук был просто прекрасен, этакая смертоносная квинтэссенция всех луков. Это была не просто деревянная палка с веревочкой, и даже не творение великолепнейших мастеров своего дела в тысячном поколении фамильного искусства. Это было само олицетворение смерти на дальнем расстоянии. Лук выглядел способным убить даже бога. И было просто удивительно, что Искандер не только не поранился, пусть и благодаря могучей защитной магии дяди Харума, но просто не умер от одного его вида.
Искандер вытащил из кармана пакет из вощеной бумаги и хрустальной лопаточкой аккуратно убрал туда весь прах эльфа. Унылый мир беден на ману, значит все хоть самую малость волшебное стоит запасать. А уж потом зельевар, если он хоть на что-нибудь да и годен, как-нибудь да догадается вынуть из нее дефисзитную маносодержащую составляющую. Покончив с уборкой, маг осторожно начертил вокруг эльфийского лука руну сдерживания, то бишь замкнутый круг. На всякий случай.
А потом пошел за брошенным поясом. Пряжка уже успела остыть и, пусть и частично сгоревшая от жуткой чужинской магии, хранила внутри себя слабые очертания защитного плетения. Второго попадания жуткой стрелой уже не выдержит, но от брошенного в лоб камешка еще убережет. От небольшого камешка. Искандер подняв ремень и, еще раз более внимательно осмотрев его на наличие враждебно настроенных проклятий и не найдя их, одел его. Ничего плохого не случилось. Эльфийские остаточные проклятья или на самом деле отсутствовали, или были более тонкими для восприятия Искандера и действовали с запозданием и дольше.
Как например знаменитое, но практически необнаруживаемое невооруженным глазом, проклятье 'Вечной Мозоли'. Когда постоянно натираешь жуткую мозоль в любой обуви, любого размера и формы, и даже идеально прилегающей, сшитой на заказ и с использованием самой сложной сапожной магии. Из-за такого проклятья, в свое время, Властелин Тьмы, категории ББсМ(Большой Бронированный с Мечом) под порядковым номером двести двадцать семь и странным нечеловеческим именем Ив-Ано-Вич, неудачно захромал во время битвы с Куокнанином на огромных двуручных мечах, и лишился головы вместе со всеми содержащимися в ней планами по захвату мира. Хотя и считался лучшим рубакой, чем Куокнанин-варвар - герой всех времен и народов. Таким образом, замедленных проклятий следовало опасаться, хотя бы на случай встречи с разъяренным варваром.
Искандер посмотрел на циферблат часов. Средний червяк почти доел свой шестидесятиминутный кругляш. Значит, прошел час, а ничего такого, кроме жутких открытий, способных каждое по отдельности ввести слабонервного человека в ступор, и поджаренного эльфа, не происходило. Искандер зевнул и присел на найденный поблизости валун, не забыв осмотреть его на наличие зубастых хваталок. Хваталок не было, и оставалось еще два часа. Зельевару стало немного скучно.
И чего это дядя говорил, что будет невероятно сложно оставаться в живых в это время, подумал про себя Искандер. И тут же одернул себя, чтобы не навлечь неприятности. Но было уже поздно. Магу даже послышался идиотский смех духа неприятностей. Мерзкой астральной твари испортившей многим магам и людям с истинным зрением мгновения жизни перед очередной и даже фатальной неприятностью. Маг заозирался в поисках его, но заработал лишь головокружение. Духа не было. Зельевару со страшной силой хотелось увидеть в этом унылом мире хоть что-нибудь магическое кроме себя и останков эльфа. Но не было ничего.
А вот неприятность была. Один из свернувшихся в полусферический клубок драконообразных аборигенов с заметным скрипом поднял бронированное веко и уставился на Искандера светящимся ярко-голубым глазом. Глаз не имел ни белка, ни зрачка. Просто фигурная прорезь в броне, в которую изнутри пробивался холодный яростный свет. Маг перестал дышать. Даже сердце перестало биться. Глаз же, тщательно изучив пришельца и возможный завтрак после затяжного сна, также со скрипом нехотя закрылся. Сердце мага вновь несмело застучало. Дыхание возобновилось. А мозг оттаял, от охватившего ужаса, и Искандер только-только заметил, что судорожно сжимал в одной руке пузырек с магической бородавочной бомбочкой (жесточайшее оружие обычно применяемое в гримерных актрис актрисами же), а в другой жезл, грозно светящийся всякими слабыми и просто смехотворными для такой бронированной жути, как спящий монстр, боевыми заклятьями. Похвалив себя за отменную боевую реакцию и пожурив за неудачный выбор боевого зелья, Искандер упал в обморок. К величайшему своему стыду.
Он, способный не моргнув и глазом отчекрыжить себе палец и тут же пришить его обратно, раздавленный до полусмерти 'небесный прессом' но не потерявший сознания, видавший таких жутких монстров, что струхнули бы даже неимоверно извращенные поклонники культа Ни, лишился сознания как капризная девчонка. Если бы от стыда можно было сгореть, жар от пылающего Искандера превратил бы в пепел не только его одного, но и захватил бы половину этого унылого мира, с его пробуждающим чудовищ зловещим спутником. Обморок- позор. И впервые в жизни, конечно после пары случаев в дошкольный и школьный периоды, когда еще молодой Фахим Рахан отличался сентиментальностью и тщедушностью, Искандер испытал его.
Бетиарханздугу Харталихану Фатеркатен-Барсинкану было плохо. Очень плохо. Мир вовсе не был пригоден для кошачьих демонов. Он вообще ни для чего не был пригоден. Каменистая пыльная черепичная пустыня с огромными булыжниками раскиданными то там то сям. Никакого эстетического вкуса и художественного интереса. Даже подраться не с кем. И хозяин далеко, да так что не учуять. Бетхад, пошатываясь и ругаясь на вирсекарском, сидел и мотал туда сюда рогастой головой. Демона мутило и тошнило кровью и желчью. Но уже меньше, чем когда он сюда только попал. Вывернутые в изгоняющем припадке суставы с громким щелчком вставали на свои места. Шкура тихо шелестела и вновь становилась мягкой почти кошачьей шерсткой, а не иголочной броней. В отличие от Искандера Унылый Мир не стал уговаривать разум Бетиарханздуга покинуть мир по-доброму. Настоящие демоны, даже такие хилые как Хар-, редко поддаются уговорам. И потому мир просто наподдал кошачьему демону со всех сил, не тратя драгоценных усилий на бесполезные внушения. Бетхаду, впервые в жизни испытывающему прорыв, досталось по полной программе. Его жалило невидимыми голубоватыми молниями, плющило невидимым фиолетовым воздушным прессом, разрывало и выворачивало невидимыми красноватыми крючьями, и вообще много чего делало самого нехорошего самым разнообразнейшим и невидимым разноцветным инструментом.
Но демон выдержал. Хоть и был неимоверно истощен. Бетхаду хотелось спать. Впрочем ему всегда хотелось спать. Все-таки он был кошачьим демоном, а не какой-нибудь тысячеглазой панцирной тварью, изрыгающей всякую гадость и страдающую тысячелетней бессонницей. Еще Бетхаду до смерти хотелось подраться с кем-нибудь посерьезнее, например с обыкновенным, но опытным вампиром, а не с неотесанным деревенским драконьим упырем, неуклюже подставляющим глотку. И Хар- вовсе не был бы против полной миски жирных сливок и сладкой 'алхимической' репы, как следует облитой соусом производимым разумными мышами, обитающими в Вонючем Городе. А еще лучше было бы отведать натуральных киртеколских ягод и джеррианских мясных грибов, чей вкус уже стал забываться за пять прошедших в отдалении от родины лет. И наконец хотелось хоть часик побродить по мягкой шелковистой фиолетовой травке, вдыхая легкий мускусный аромат родного мира и любуясь бледно-синим небом.
Тьфу! Бетхад очень по-кошачьи чихнул, вскочил и ощетинился зазвеневшими сталью шерстинками. Мечтания прочь! Сперва о насущном, а побродить по фиолетовой траве можно и во сне.
Боль и тошнота прошли бесследно. Бетхад опять был полон решимости, силы и ловкости. Все-таки в последнее время Хар- сильно окреп и возмужал, если он до этого вообще был мужского пола, все больше приобретая черты присущие настоящему демону. А не униженному и слабому слуге, трудящемуся на самой тяжелой и непочетной работе и могущему быть убитым только ради развлечения несмышленым ребенком высшего клана, каким например был Интосханздуг Кисталихан, ныне покойный брат Бетхада.
Шерсть кошачьего демона стала превращаться в более крепкую броню еще быстрее прежнего. Когти ранее полосовавшие сталь как обыкновенную бумагу, теперь могли полосовать ту же сталь уже как туалетную бумагу. Рога перестали быть просто милым украшением, присущим обитателям Вирсекарса, а стали настоящим грозным оружием, способным пробить магический щит чуть ниже средней мощности. Усы отросли на целых пять сантиметров, а хвостом Бетхад мог с одного удара перешибить каменный столб. А убийственной мыслью он теперь мог мгновенно и на большем расстоянии убить аж двух мышей, а не одну как раньше. Хотя ни разу в жизни Бетхад так и не воспользовался этим своим ментальным оружием, он знал, что может и все тут.
Вот только позорные белые пятна на животе, спине и кончике хвоста не исчезли. И все так же, как и прежде запаздывали с превращением в броню и неожиданно смягчались в самые неподходящие моменты. И рост его ничуть не увеличился. Хар- все так же как и раньше был похож на ленивого черного с белыми пятнами толстенного дворового кота, пусть и шестилапого с огромной головой. Но все равно Бетхад стал в последнее время сильно крут.
И первое чем он занялся, это был поиск хозяина. Хар- навострил чуткие треугольные уши и стал прислушиваться. Если бы в дне пути от него пукнул какой-нибудь унылый местный муравей, демон услышал бы. Но ничего не было. Муравей, если он существовал, не пукал. Тишина была буквально оглушительной. Камешки не перекатывались, песочек не шуршал. А ветер отсутствовал как явление. Пустыня была мертвее, чем кусок кирпича. Ни насекомых, ни змей, ни ящериц, ни мышей, ни тем более птиц или песчаных чудовищ. Ничего. Даже камень не дышит. Даже воздух не шелохнется. Даже не стукнет тихо сердце притаившегося за валунами местного хищника. Что впрочем вовсе не означало что хищника не может быть. Вдруг у местных чудовищ не бьются сердца. И к тому же они не дышат. У них никогда не бурчит в животе, даже останки съеденных накануне пропитанных мускусом и яростью вирсекарских демонов. Вдруг у них даже мышцы не скрипят. И вообще они мертвые.
А мертвецов, особенно восставших, кошачий демон ненавидел неимоверно и готов был уничтожать и развоплощать целыми сутками. Ну не целыми, а с короткими обеденными перерывами. Но все равно. Ничего из вышеперечисленного не было слышно, а нежить Хар-, как и любой представитель семейства кошачьих, был способен учуять на любом расстоянии. Не было вокруг никакой притаившейся нежити. Мир сам был нежитью. Мертвым и унылым.
Бетхаду стало как-то спокойно за Искандера и страшно за себя. Вирсекарский аналог адреналина, а именно чистая ярость сыновей Тирга, жестокого кошачьего бога, бурлила и кипела в жилах Бетхада. И тот не знал на что ее растратить. В мире, где никого нет, сложно хоть с кем-либо подраться при всем желании. А демон без непрерывных жестоких битв это исключительно жалкое зрелище. А также без еды, питья. И одной особой травки, произрастающей в Лучшем из Миров на каждом углу, у любой дороги, и даже на голых камнях, прозываемой О-травкой. И не дающей некоторым демонам, особенно из темных миров, становиться одержимыми до чужой крови, жизненных сил и душ безумными исчадиями чужого мира. Последний раз Бетхад ел О-травку еще месяц назад. Сок ее помогал принимать вовнутрь еду Лучшего из Миров, удерживать ее там до полного переваривания и даже насыщаться ею, в течении целых трех месяцев. А потом еда Лучшего из Миров, да и всех прочих миров тоже, опять становилась безвкусной, несытной, а иногда и просто ядовитой для чужого. И демонам не оставалось ничего иного, как начинать насыщать истощенные тела жизненными силами и душами других существ. Не то чтобы Бетхад сочувствовал демонам-убийцам, пожирающим всех встречных-поперечных, а просто считал их полными недотепами. Не заметить и не попробовать сильно и вкусно-остро пахнущую травку, хотя бы ради интереса, это надо быть полным клятом, ну или напрочь настоящим демоном. Тем могучим типом, у которого рога на башке растут не только наружу, но еще и внутрь, выдавливая содержимое черепа в задницу. А то и вовсе прочь из нее. Бетхад не уважал безумцев, хотя сам бывало впадал в безумную ярость, а однажды чуть было не достиг губительного, но неимоверного в своей боевой эффективности состояния Тиргтуборгкнезкха 'ближнего воина Тирга'. Хар- не намеревался провести здесь более двух месяцев, но все-таки чуток обеспокоился. И унылый мир мог и, не считаясь с травкой съеденной в другом мире, потребовать от кошачьего демона жажды убийства. Тем более есть здесь было совсем нечего, разве что камни погрызть.
Как когда-то давным-давно Бетхад запертый и забытый в высохшем колодце, наверное шутки ради, почти две недели продержался обгладывая и облизывая влажные стенки своего узилища. А потом по новой пришедший чинить колодец Хар- из каменщиков нашел и вытащил его иссохший полутруп, который доставили родителям, и которых, вместе с ненавистным братом Кис-ом, это весьма и весьма позабавило. За хорошую шутку Бетхада даже угостили заморским деликатесом- гибарийской пахучей грушей. Которую, опять же ради смеха, затолкали ему в рот целиком, хотя размеры груши лишь чуть уступали размерам Бетхадовой головы. Веселые были деньки!
Бетхад яростно чихнул и ударом хвоста высек из собственной ожесточившейся шкуры сноп ярких колких искр. Хватит воспоминаний и всяких досужих рассуждений. Надо действовать. Слух ничего не выявил, но на него Бетхад не сильно и надеялся. Просто проверял. Ощетинив усы, кошачий демон покружил на месте, а потом развернулся и напряженно уставился в ту сторону, где усы его заметно дрогнули без видимых причин. Это могло быть все что угодно. Подумаешь, усы шевельнулись. Но даже такое ненадежное указание было лучше, чем ожидание чудес, вроде явления устойчивого обратного портала, а то и Искандера собственной персоной, на одном месте, где даже камни мертвы. Бетхад напоследок ругнувшись особо скверным словом и, уверенно перебирая всеми шестью лапами, взял резкий старт и быстро помчался в указанном усяной дрожью направлении. Очень скоро от Бетхада остался лишь пыльный след, поднимаемый его мягкими, но очень быстрыми лапами. Впрочем, еще скорее пыль осела, и не осталось вообще никаких следов.
Искандер довольно таки быстро привык к спящим и неожиданно на миг просыпающимся при его приближении чешуйчатым чудовищам. Падать в обморок каждый километр пройденного пути - довольно хлопотное занятие. Выбьешься из сил каждый раз оттряхивать мантию от пыли. Потому, когда следующий валунообразный монстр уставился на него своим сияющим глазом, Искандер, которому это уже надоело, не придумал ничего умнее как показать чудовищу неприличный жест. Очень неприличный и настолько же древний, запрещенный для показа в общественных и вообще людных местах, до конца так и не расшифрованный, и конечно же известный всем и каждому. Искандеру стало стыдно за свой поступок и несдержанность вообще. Но этого оказалось мало.
Ответ пришел мгновенно. Реальность тут же затрепетала под порывом жутких ветров ирреальности и злобной чуждой воли, пытающейся прорвать тонкую, но невероятно прочную пленку бытия, и как бы спросила смутившегося от собственной резкости мага, всерьез ли он показал сей жест и насколько он уверен в своих действиях. Удивленный, но в то же время насторожившийся, Искандер ответил, что не всерьез и вообще извиняется за грубость и больше никогда не будет. Все-таки не каждый день Всемировой Порядок задает вопросы обычным зельеварам, пусть и обладающим аналитхинченским складом ума. Получив ответ, Межмировой Порядок замолк и убрался восвояси, забрав с собой и искажения реальности и того, кто собственно искажал ее с другой стороны. Искандер облегченно перевел дух... уже который раз всего за пару часов. Опять он чуть не разрушил этот мир своей злостью, напитавшей самые обыденные вещи, такие как ругань и жестовая ругань.
Попав в унылый мир, несчастный зельевар обнаружил за собой устрашающие способности почти отворять Печати Миров. Устрашающие по той причине, что за Печатями почти всегда таится что-нибудь да нехорошее. Да настолько нехорошее, что кто-то удосужился сотворить для этого отдельный мир-тюрьму, а то и просто свернуть часть своего и выкинуть прочь из мироздания. Искандер немного поразмыслил, покопался в собственной памяти и понял что все его обычные ругательства, на которые реальность ранее не реагировала вообще никак, так или иначе являются словами и даже отдельными отрывками древних зловещих заклинаний. К славе Небезумных Богов и счастью житейского человечества, полный текст, смысл и правильный перевод на харасский которых был давно утерян или так глубоко запрятан в таинственных пространствах гильдийских библиотек, что вообще то было равносильно потере или даже чему похуже.
Еще немного подумав, Искандер решил воздерживаться от мата и при случае ругаться чем-нибудь более нейтральным, чем даже самый простецкий 'клят', северянский 'бят' и загадочный 'блорт'. Ругательства типа 'белличья сыпь' или 'твоя жена - форменная корова' скромный маг посчитал слишком частными и интимными. Трудно обращаться с такой узостью оцененной проблемы к самим основам мироздания. Ему нужно было что-нибудь более фундаментальное, кратко и ярко описывающее скверность настоящей ситуации в мировом общевселенском масштабе и ее отношении лично к нему. Выдуманные слова вроде 'ургыванздан' или 'гмырхонат' не принесли облегчения мятущейся душе мага, а от последнего повеяло неощутимым зловонием очень злого мертвого мозга. Прямо как от десятой банки слева со злобного вида сиреневой заспиртованной головой внутри, стоящей уже многие годы на третьей полке шкафа в родной прозекторской. Эх...родина... 'Тьфу!'- Искандер аж сплюнул от безнадежности. Иных ругательств, кроме самых детских вроде 'жадина-таббанятина' и 'дядя-хурунюша-повторюша', на ум не приходило. И потому печально вздохнув, и молча проклиная, очень тихими мыслями, все многочисленные годы, проведенные в читальном зале, вместо того чтобы с бутылочкой репового пива посидеть где-нибудь с приятелями-собутыльниками не воспитанными в строгом стиле рода Рахан, Искандер решил на все неприятные ситуации, даже на пробуждение бронированных чудовищ, реагировать коротеньким 'опа...'. Вроде и не ругань и уж точно не имя спящего злого безумного бога, но, при прибавлении одной буквы, очень точно описывает то, во что угодил маг. А прибавить букву и выкрикнуть слово Искандеру мешало строгое воспитание. Род Рахан тысячелетиями воспитывал собственное нарастающее поколение единым установленным образом, плюя на стремительно изменяющуюся воспитательную моду, мягкие 'гнумононые' нравы, и все новые толстенные книги по детской 'головолохии', жуткой лженауке рассказывающей о темном содержании ребяческих головок. Разве что пять сотен лет назад стали обходиться без вшитых в розги колючек, сушеного огненного гороха и черной соли.
И потому, когда открыл светящийся глаз и посмотрел на мага очередной хитиновый спящий монстр, раздался громкий крик. 'ОПА!'-с видимым удовольствием заорал Искандер. И ничего не произошло. Мир не треснул ни пополам, ни на четвертинки, не открылись вихрящиеся порталы в по-настоящему Темные измерения, не прорвалась тоненькая пленка серовато-сиреневатой реальности этого мира, вообще ничего. Только на душе мага стало немного легче. Искандер почувствовал себя счастливым, насколько только может быть счастливым человек, которого от жуткой смерти разделяет 'почти целых шесть дней' мучительного похода по пыльной черепичной пустыне и который не может себе позволить даже крепко выругаться. Искандер попробовал улыбнуться. У него не получилось. А то, что получилось, могло сойти за злой оскал безумной крысы, но никак за улыбку. Что же, не все сразу. Но хоть что-то... Маг продолжал идти в выбранном направлении и, используя свой аналитхинченский склад ума, от нечего делать, вспоминал и обдумывал произошедшие с ним после пробуждения события...
Когда Искандер только очнулся и посмотрел на часы, оказалось, что минутный червячок доел половину кругляша, что означало, что он пролежал без сознания около получаса. Огромная потеря для человека, попавшего в другой мир. Тем более в такой унылый, но таящий в себе кучу сюрпризов. Оставшееся от трех часов время Искандер занимался осмотром и анализом обнаруженного в своих многочисленных кармашках хлама. В отличии от героев красочно-глуповатых иллюзион-постановок, совершенно случайно имеющих при себе полный набор инструментов для спокойного выживания и даже захвата власти в чужих мирах, включая магическую диадему, жезл власти и родовую императорскую родинку в интересном месте, у мага-зельевара оказался натуральный хлам. К величайшему сожалению заплечная сумка, с ее драгоценным и тщательно подобранным для выполнения боевой миссии содержимым, была оставлена в негостеприимной гостиной родственника, и по совместительству темного мага-некроманта дядюшки Харима Доброго. А того, что оставалось в карманах, было мало даже для спокойной прогулки по восточному городскому парку Сар-Сар, самому безопасному месту в Безымянном Городе. Безопасному относительно остального Безымянного Города, конечно.
В карманах Искандера было совсем не то, что он хотел бы иметь там. Слабые взрывчатые магические порошки и просто сыпучие ингредиенты зелий, пустые пузырьки и коробочки с почти закончившимися или засохшими мазями. Мелкие небоеспособные- собственного зачарования, некачественные- купленные по дешевке, непонятные и неимоверно сложные- произведения дяди Харума, артефакты. Всякий мусор, вроде огрызков свинцовых карандашей, рунных инструментальных плит и медной проволоки. И даже освинцованный медный сундучок с магоопасной выжимкой из нестабильных пукимонтов. Но среди хлама и всякого рода ненужностей было и нечто полезное. Как-то церемониальные ножи для резки разных трав, грибов и животных, поистине необходимые в бесплодной пустыне вещи. Ими на крайний случай можно было хотя бы зарезаться от безнадежности. Или же хрустальный раскладной стакан 'утолителя жажды', бесконечно заполняемым полезным действительно жаждоутоляющим шипучим напитком. Это была по-настоящему полезная вещь, вот только Искандера не в шутку взволновал вопрос - откуда берется мана для этой самой бесконечной шипучки. Ну и еще пара мелочей радующих глаза и сердце, дорогих не как средство для выживания и преодоления препятствий, а как память о родине, о Лучшем из Миров и в частности о родной Харасее и еще более родимом Сулнитаре. Например, плитка молочного шоколада с начинкой из засахаренных мятных огурцов. Огурцов сделавших Сулнитар таким, каким он является и по сей день, то бишь родиной солнечного и огуречного изобилия. Искандер под впечатлением теплых воспоминаний распечатал фольгу и отломил от плитки кусочек. То есть попытался. У него не получилось. Напрягая кисть и пальцы, Искандер попробовал еще раз. От натуги у молодого мага даже слабо засветились узоры урниверсальной руны на ладони, бесполезно испаряя драгоценные чары маны. Но на что, а на цепкость своих длинных тонких пальцев, Искандер никогда не жаловался. Да и постоянная работа с разделочным ножом, мраморной ступкой, тяжеленным золотым жезлом, и прочими инструментами зельевара, закалили и укрепили его руки. Со скрипом плитка поддалась и, сухо щелкнув захлопнувшимся волчьим капканом, соизволила отломить от себя кусочек. Искандер съел шоколадку, бережно завернув оставшуюся плитку, положил ее на место, и, размяв посиневшую от только что приложенного усилия руку, продолжил обшаривать свои карманы, в поисках. В результате, добившись лишь грязи под ногтями и болезненной ранки на указательном пальце левой руки, оставленной чем-то зубастым и мелким. Наверняка блошиным демоном. В последнее время молодой зельевар чрезмерно занятый всякими алхимическими изысканиями и смертельно опасными заданиями гильдии, запустил свой внешний вид. И, оказывается к всеобщему несчастью, где-то подцепил мантийного паразита, сосущего ману хозяина и гадящего непродолжительными мелкими проклятьями, типа 'Кровавый Зуд', 'Бешеный Понос' и даже 'Неприятная Неожиданность'. Искандер пососал ранку и задумался о своей магической гхигиене. Где-то на полях Книги Искандера-Фахим Рахана было записано полезное заклинание, изгоняющее демонического паразита обратно в его голодный и сумрачный мир. Но книга, как и многое другое, что, несомненно, было бы сейчас очень и очень кстати, осталась в Лучшем из Миров. Искандер решил про себя впредь уделять больше времени своему внешнему виду и телесной чистоте, если конечно останется жив и вообще. И прекратить поиски полезностей по своим карманам. На случай нахождения еще какого-нибудь неприятного сюрприза.
С демонической блохой предстояло разобраться скорейшим образом, при жутком отсутствии природных и любых других источников маны, паразит ее высасывающий действительно опасен, но обычным ногтем такую тварюгу не раздавишь. Конечно, предварительно накачав ноготь духовной маной, очень даже можно было прикончить поганого чарососа. Раздеваться и тщательнейшим образом обхлопывать себя и свою одежду в поисках блохи-демона, когда в любой миг могло открыть горящие синие глаза одно из бронированных чудовищ усеивающих окружающий ландшафт, Искандер стеснялся. Пришлось терпеть, благо запас противопроклятных пилюль у зельевара был более чем основательным. Почти полная свежераспечатанная упаковка. Искандер проглотил одну и, скрепившись сердцем, запил целым стаканом шипучки. Проклятья, висевшие на нем усилиями мерзкого паразита-демона, тут же растаяли без следа. Жажда прошла, а мана содержащаяся в манном пузыре мага, причудливом голубоватом органе, находящемся где-то между мочевым пузырем и блортом, ничуть не уменьшилась. От радости из-за бесплатной, в смысле магической расплаты за совершенную волшбу, выпивки, пусть и не очень вкусной, Искандер пустился было в пляс, но радость его стремительно угасла при более детальном осмотре магического раскладного стакана. Яркое сияние его чуток притухло. Совсем чуток, но натренированный, на определении чароемкости ингредиентов зелий, глаз алхимика четко определили снижение запасов маны в стакане. По приблизительной оценке стакан освежающей воды Искандер мог вызвать еще раз двадцать. И не более.
Осторожно убрав пилюли и раскладной, хрустальный стакан по местам, Искандер начал считать: триста километров пути, в принципе целых шесть дней и двадцать стаканов кислой воды. Значит по стакану на каждые пятнадцать километров черепично-пыльной пустыни. Или три с третью стакана воды в день. То есть по глотку на каждые две тысячи шагов, проделанных под бледным солнцем. Довольно суровая и суховатая арифметика, решил про себя молодой маг, но потом вспомнив о заветной фляге с жуткой мятно-медово-яблочным с огуречным вареньем чаем, содрогнулся от ужаса и успокоился. Наколдовано чая была полная литровая фляга, и при надобности запас питья можно было восполнять за счет запасов магии.
'Легче легкого'- подытожил результаты расчетов Искандер и печально-печально вздохнул. А потом, посмотрев на наручные часы, засобирался в путь. Нельзя было давать спящим чудовищам ни минуты форы, хотя бы назло, чтобы подразнить перед обедом. Три часа отведенные на сближение с чужим миром прошли, не то чтобы совсем уж безболезненно, но он по крайней мере остался жив. 'На некоторое время...'-недовольно буркнул Искандер и встав с камня уверенной, пусть и непригодной для пустынь, городской походкой двинулся в нужную сторону.
Выбор нужной стороны дался Искандеру проще простого. Особо сильно скосив глаза в магическом видении можно было разглядеть в далекой дали столб невидимого синего магического света. Можно было долго гадать чем на самом деле является этот маяк, но то что он магического происхождения, уже было явным плюсом в мире напрочь лишенным волшебства. Чем не ориентир. Тем более Искандер намеревался при случае немного подкрепиться порцией свежей маны, если конечно столб являл собой природный выброс неиспользованного сырого волшебства. Поглощать волшебство в виде сплетенных заклятий и выговоренных заклинаний мало кто умел без специальных приспособлений и тем более Искандер. Потому молодой зельевар предполагал в лучшем случае хотя бы понаблюдать за буйством магической стихии. Все одно хорошо. Теперь для Искандера было бы невероятным счастьем просто дойти живым до маяка.
Трехгорбый верблюд метким плевком сбил распластавшегося в длинном прыжке травяного волка. Волк неловко брякнулся об песчаную землю Бесконечной Степи с перебитым верблюжьим плевком хребтом, забился в судорогах и, коротко взвизгнув, затих. Верблюд, степенно ступая, подошел к добыче и приступил к трапезе.
Причем делал он это в отличии от многих хищников с такой невозмутимостью и благородством, что даже галантнейший из снобов Лучшего из Миров, а именно учитель по Придворному Этикету его Императорского Величия любезнейший Бохунин, рядом с ним показался бы просто бескультурной хуруней. И это, между прочим, безо всяких замысловатых столовых прибором, трех смен ароматических салфеток и семи разновидностей благодарных хлопков повару за его кулинарное искусство. Умей трехгорбый верблюд пользоваться достижениями человеческого столового этикета, небеса бы не выдержали такого снобизма и просто-напросто рухнули. Слава Небезумным Богам, верблюд вовсе не собирался служить причиной даже одного самого завалящего Конца Света, и потому не пользовался приборами. И хотя его острые зубы и аккуратно рвали плоть поверженного травяного волка, смутно осознавшего перед погибелью иронию ситуации, мысли трехгорбого демона были совсем о другом.
Мысли были об одном малом, из рода двуногих- проводящих. Напарнике, довольно таки непутевом, и работодателе, к сожалению единственном. Хотя после тех двух происшествий с разного рода нежитью, верблюд стал уважать напарника чуть больше чем прежде. И помимо всего демон-верблюд изначально был благодарен ему за приключения.
Ведь не будь молодого мага, и трехгорбому верблюду не оставалось ничего иного, как тоскливо сидеть в своем уютном, но таком скучном песчаном мире, закусывая травяными волками и бесконечно бороздя невероятные широкие и абсолютно одинаковые просторы Бесконечной Степи. И может быть даже совершить, от неимоверной тоски, слепой межмировой прорыв, и попасть клят знает куда, без всякой надежды вернуться обратно, затерявшись в бесконечном множестве миров.
Верблюды, особенно молодые и трехгорбые, то есть прожившие чуть более пятисот лет, могли с некоторым трудом прорывать печати даже запретных, насмерть запечатанных миров. Но свободно ориентироваться во вселенском упорядоченном хаосе к сожалению, трехгорбых верблюдов конечно, не умели. Им требовались маяки, магические строения чудовищной мощности и соответствующего чудовищности размера, или же особые существа - проводящие. Особенно хорошо годились для этих целей маги, или же огромные пятидесятикилометрового радиуса ускорители элементарных частиц. Но обычно персонал ускорителей при появлении из фиолетовой вспышки многогорбых верблюдов бросался прочь или начинал стреляться свинцовыми шариками. И потому маги были более удобными проводящими. Они хотя бы знали, что представляет собой многогорбые демоны из чужого мира.
Маг, призвавший такого демона, а точнее послуживший тому маяком в бушующем хаосе множественных миров, считался везунчиком. Особо же счастливыми слыли те, кто оставались после этой судьбоносной встречи живыми и не заплеванными. И дело было вовсе не в демонической кровожадности и нечеловеческой надменности верблюдов, а вовсе даже в самой обычной пластово-реальностной совместимости. То есть такой мозголомно мудреной штуковины присущей только сложным сугубо личным взаимоотношениями многогорбых демонов и магов.
Трехгорбый верблюд, не имеющий и не нуждающийся в имени, очень хорошо помнил тот день, когда впервые познакомился со своим молодым проводящим. Отличным маяком, пусть и недостаточно ярким, для путешествий в миры далее двух Шагов, но стабильно сияющим в межмировом пространстве для трехгорбого верблюда и только для него. В тот памятный день, трехгорбый верблюд с отточенным за многовековую практику плевковым мастерством охотился на особо редкого зацветшего красивыми сиреневыми лепесточками травяного волка. Тугие снаряды смертоубийственной слюны, взрываясь хлопьями под лапами несчастного цветочного волка, плели вокруг растительного животного сложный узор, не имеющий магического смысла, но приятный с точки зрения демонической эстетики. Еще пара плевков и волк должен был угодить в ловушку, примитивную, но действенную, сооруженную ээ... собственноручно..., если то, что использовал верблюд, можно называть руками, из трех валунов и высохшего волчьего черепа. И тут верблюд почувствовал некий свет, даже не свет, а слабое сияние, отголосок искры. Искры горящей в далеком плане реальности, и внезапно осветившей путь до нее и вообще сущность межмирового пространства.
Верблюд тогда впервые в жизни на мгновение утратил невозмутимость и, тут же прорвав тонкую пленку сущности собственного мира и мощным плевком разбрызгав голову рванувшегося навстречу оголодавшего демона внешней Пустоты, ринулся на свет. И тут же предстал перед изумленными глазами мелкого удивленного двуногого. Двуногий был так похож на особо редкую и деликатесную разновидность кофейно-грушевого зубоскала, что верблюд еле удержался от того чтобы не оглушить его плевком и тут же на месте съесть. Принюхавшись получше, верблюд похвалил себя за стойкость, двуногий был не кофейным, а вовсе даже мясным. А мясо, причем любое, для многогорбых верблюдов- яд, пострашнее слюны Стогорбого Деда, единственного верблюда-демона имеющего имя и все родное, с парочкой соседних, измерение. В переносном смысле конечно. Хотя в некотором смысле, и в прямом. Стогорбый Дед был знатным ходоком.
Еще через пару мгновений верблюд понял, что свет исходил от этого мелкого двуногого мага. Маг был довольно-таки жалковат на вид, мелкий, тощий, без единого горба, без шерсти и главное без демонически-верблюжьих штуковин. Тех самых непонятных членов, которыми еще накануне трехгорбый верблюд построил ловушку на цветочного волка. Но это был его маг. Не высокоэнергетический ускоритель элементарных частиц. А человек. Его Проводящий. Маяк в Хаосе. Трехгорбый верблюд никогда особо не интересовался ритуалами, которыми маги обычно призывали себе на службу его сородичей. И ритуалами, которые со своей стороны должен выполнить правильный демон, чтобы закрепить призыв и служебную связь. Но тут появилась единственная возможность не сойти с ума от скуки и прогуляться по чужим мирам, на время покинув свою, надоевшую до нельзя за пять веков, родину. Трехгорбый верблюд склонил голову и опустился на колени перед растерянным двуногим, и признал его своим Проводящим.
С тех пор по летоисчислению Проводящего и его смешного, но ядовитого обилием мясных тварей мира прошло всего лишь семь лет. И это были самые интересные годы за все пять веков его жизни. Столько разных приключений, сколько он испытал за это короткое по демоническим меркам время, верблюд никогда не пробовал. И ему это понравилось. Жутко понравилось. Даже когда в одном довольно-таки отдаленном и страшноватом мире демону оторвали лапу, отгрызли средний горб и прокляли чем-то непонятно жутким левую демонически-верблюжью штуковину, отчего та время от времени принималась вместо задуманного творить неприличные жесты, а однажды даже на целый месяц превратилась в блорт. Это было куда как веселее набившей оскомину охоты на травяных волков. А про недавних немертвых мертвых воинов и говорить нечего. Такого веселья верблюд не испытывал от рождения. Особенно когда ядовитое мертвецкое проклятье, неведомо каким образом просочившись сквозь защитную шкуру горбатого демона, начало там внутри растлевать и изменять кожу, кости, органы и притаившиеся демонически-верблюжьи штуковины в нечто весьма и весьма зловещее. Хотя и не такое зловещее как взбешенный трехгорбый верблюд. От веселья верблюд, не смогши сдержаться, дал волю бешеному хохоту, что выражался в раздувании и сдувании обычно неподвижных как каменные глыбы боков.
И теперь Проводящий исчез. Искра, горевшая и освещавшая хаос межмирового пространства, погасла. Верблюд при всем желании и приложенном усилии никак не мог ее почуять. Даже с растопыренными демонически-верблюжьими штуковинами. А это значило многое. Например то, что Проводящего могли убить неимоверно хитрым способом, с использованием двенадцатирядного заклинания уничтожения, а то, что осталось, совсем и совсем немногое- жалкие обрывки души и пара молекул тела, залили магоинертным свинцом и раскатав в ядро выстрелили им в Мараху. Ну, или отправили его туда живым, что еще хуже, или же еще в два скверных состояния межмирового пространства. Трехгорбый верблюд, однажды ради интереса побывавший в самом Нехорошем Месте и оставшийся от этой короткой экскурсии невероятно удовлетворенным, по настоящему знал, что такое скверная реальность.
Никаких иных идей у верблюда не было. А смерть Проводящего, пусть и довольно бестолкового, а тем более ссылка его в Мараху, означала прекращение любых путешествий в чужие миры. Даже в те, где трехгорбый верблюд пытался создать маяки, используя свои штуковины, а также гнев и жестокость в отношении несчастных аборигенов. Весьма и весьма неуклюжих в строительстве магических маяков аборигенов, так и навязывающих своим неумением мысли об их полном уничтожении.
А без иных миров верблюд, уже вкусивший всю их прелесть и веселость, уже не мог представить себя. Да и Проводящего было очень жалко. Не так жалко как утраченное веселье, но все же вполне ощутимо. Верблюд внезапно обнаружил, что из его глаза тайком выскользнула тощая слезинка и устремилась к земле. Не в силах сделать хоть что-либо супротив этого возмутительного поступка, верблюд дал ей упасть на песок Бесконечной Степи, спокойно впитаться и пропасть. Неужели и со своим Проводящим он поступит также? Позволит взять и пропасть? Разные чувства терзали трехгорбого верблюда, три его жестоких сердца бешено стучали, горькая смертоубийственная желчь бурля зрела в пузыре. Верблюд был просто вне себя от ранее неизведанных ощущений. Что, впрочем, не помешало ему спокойно и изящно доесть травяного волка.
Искандер совершенно обессиленный опустился на гладкий валун и со стоном вытянул натруженные ноги. Усталость его была такова, что он даже не удосужился проверить камень на наличие зубастых хваталок. Слава Небезумным Богам, хваталок на этом камне не таилось. Как и на предыдущих двадцати. Или сорока? Искандер уже не помнил. Его мысли полностью поглотили вычисления. Сколько же он прошел и сколько стаканов освежающей воды выпил, будь прокляты ее шипучки. Стаканов всего было выпито пять, и это должно было означать, что пройдено семьдесят пять километров пути и около полутора суток времени. Но к великому сожалению все обстояло не столь весело. Воды было выпито несоразмерно проделанным расчетам. Через пару часов пешей прогулки внезапно сильно захотелось пить. Искандер даже удивился, с чего бы ему, сподобившемуся однажды ради интереса и для проведения одного хитрого алхимического ритуала, не пить и не есть целых три дня, испытывать такую сильную жажду.
Солнце вроде вообще не грело, по крайней мере, так казалось уроженцу солнечного Сулнитара. Ветер, один раз подувший ради эффектной сцены с криком и горстью пыли во рту, исчез бесследно. Родом из южных земель славной Харассеи, смуглокожий, по сравнению с лабораторными личинками, и горбоносый Искандер, как-то раз целых три месяца гостивший в самом пекле Песчаных Земель, чтобы навестить какого-то далекого родственника, которого он за все время пребывание видал дважды и то не более пяти минут за раз, не понаслышке знал, что такое настоящая жаркая пустыня. Холодные и сумеречно-багровые черепицы этого старого мира вовсе не походили на ту пустыню, к которой привык молодой маг. Но сухость во рту была по настоящему пустынной. Искандеру последний километр пути даже казалось, что у него высохли кишки и глаза. Требовалось срочно увлажнить, если не оба иссушенных органа, так хотя бы один из них. Но шипучки не хотелось. Смертельно не хотелось. Пять стаканов пузырькового напитка привили зельевару всего за двенадцать часов глубокое, на уровне подсознания, отвращение практически ко всему прозрачному и шипящему. И это отвращение сподвигло Искандера на совершение ужасающего поступка.
Отвинтив крышку фляги с чаем, чтобы хоть немного разнообразить хоть что-нибудь, зельевар сделать добрый глоток яблочно-медово-мятно-огуречной жути. Чай, несмотря на свои кошмарные компоненты, приятно охладил рот, увлажнил шершавый язык, и мягко скользнул по горлу в желудок. Какое блаженство... особенно то, что его не стошнило. Искандер с шумом выдохнул мощную струю яблочно-медово-мятно-огуречного аромата и прикрыл уставшие от черепичного однообразия глаза усталыми веками.
Все остальные члены и органы молодого маг тоже были усталыми, да так как еще никогда прежде. Это было удивительным. Еще никогда Искандер не жаловался на слабость собственного тела. Жестокое учение дяди Харума искоренило способность предаваться усталости еще в далеком детстве и пересиливать ее одной только волей. Молодой маг мог ломать себя по частям, выпускать себе кровь, иссушать тело, но продолжать двигаться к намеченной цели. Никогда еще у него ноги не уставали настолько, чтобы перестать ходить, а руки - висеть безвольными плетями.
'А может ли быть, что меня отравили? И слабость следствие отравления?'- предположил Искандер.
'Интересно, для чего...'- подумал в ответ Искандер.
'Чтобы убить меня!'- горячо подумал Искандер.
'Есть куда более надежные способы убить человека, пусть даже он и довольно ловкий зельевар с аналитхинченским складом ума. И зачем кому-то желать тебе смерти?'- мысленно отразил выпад Искандер.
'Не знаю... Может, дядя решил меня проучить?'-предложил Искандер.
'Чтобы проучить тебя, дяде Харуму достаточно просто прийти и погостить пару месяцев.'-напомнил Искандер.
'Точно, это не дядя Харум. Дядя не любитель всяких интриг. Если бы он захотел меня прикончить, то просто бы испепелил каким-нибудь мощным заклинанием'- согласился с ним Искандер.
'Мощным ли?'- ехидно спросил Искандер.
'Ну ладно, не таким уж и мощным. Можно средненьким. А если правильно подобрать момент, и некоторые хитрости, то можно и вовсе слабеньким'- опять же согласился с ехидной Искандер.
'То-то же, а то ему уже мировые заговоры супротив себя любимого чудятся'- довольно подумал Искандер-ехидна.
'А то, что я здесь, это ли не заговор? Как быть с тем, что из многотысячной толпы магов на дурацкое фальшивое задание по обезвреживанию моего же дяди отправили именно меня, да еще и Шатану прихватили. А потом и вовсе закинули в этот умирающий мир, да без ничего, хорошо хоть поясную сумку снять забыл...да меня... да я...'-началась у Искандера беззвучная истерика.
'Совершенно не в моем стиле...'-решил про себя молодой зельевар, но истерику не прекращал...
И тут Искандер увидел огонь. Кто-то далеко-далеко развел костер. И наверное готовил на нем нечто вкусное. Нечто жареное, с румяной хрустящей корочкой, и с золотистыми каплями жира, мерно падающими на раскаленные горящие штуковины. Пахло просто великолепно. Истерика прекратилась мгновенно. Молодой маг, неожиданно для себя, обнаружил способность унюхать съестное на безмерно далеком расстоянии. Это все от голода, подумал Искандер и опрокинул в забурчавший желудок еще один глоток яблочно-медово-мятного чая с вареньем. Мед, яблоко, мята, и огуречное варенье были выставлены на предельный для человеческого осязания уровень. Этакий вкусовой удар неимоверной сокрушающей мощи. Издав болезненный стон, желудок угомонился и затих. Искандера передернуло, несмотря на всю обширную практику по съеданию несъедобных и просто отвратительных штуковин, проведенную дядей Харумом. Брр... такого ужасного чая он жизни не потреблял. Но нужно было как-нибудь отвлечь желудок от мыслей о еде. Жареной, скворчащей и ароматной еде. Мм... Искандер с трудом отогнал навязчивое видение. В глазах прояснилось, сладостные скворчащие образы испарились, но крохотная искорка далекого костра пропадать не решалась. И главное, она находилась в стороне пышущего магией столба. То есть совсем по пути.
Ну хоть какой-никакой ориентир, решил про себя зельевар и, откинув крышку футляра магического жезла, двинулся в сторону костра. Ради славного жаркого истекающего жиром, Искандер был готов на многое. Да он был готов на многое даже ради подгорелой яичницы с несвежими помидорами, пикантными огурцами и засохшим дешевым зак-закским сыром. Вообще-то Искандер сейчас не отказался бы даже от некоторых особо аппетитно выглядящих частей разделанного эльфа. Но увы, воспитание не позволяло поедать части тела разумных существ. По крайней мере, как следует не приготовленных, не облитых острым огуречным соусом, и не в виде зелий. Одно только воспоминание о семейных методах воспитания молодежи заставило Искандера скорчить гримасу боли и неосознанно ощупать ягодицы, на которые в основном и обрушивался гнев воспитателей в виде жестоких розог.
Также для путешествия не помешала бы компания. И хоть Искандер завсегда был одиночкой, сейчас ему был жизненно необходим собеседник. Отсутствие человека, или любого другого существа хоть немного схожего с человеком, в чью грудь или в какой иной орган можно было бы выплакаться и выговориться, грозило свести Искандера с ума. Молодой маг стал действительно опасаться за свое обычно уравновешенное писихинчекское состояние, когда с удивлением обнаружил, что яростно спорит сам с собой по поводу что выпить на следующем привале, жуть-чай или же шипучку. И даже дерется, опять же сам с собой. Левая рука колотила правую, а правая пыталась выломать левую из сустава в локте. Искандеру пришлось срочно вмешаться и развести в стороны собственные руки и приглядывать за ними тщательней. Не хватало к легкому, а может быть и не к такому уж и легкому, сумасшествию заиметь еще и тяжелые травмы.
Вот уже два стакана остоклятевшей шипучки и целый глоток жуть-чая Искандер шел к далекой искорке костра. Искорка же оставалась равнодушной к стараниям молодого мага. Она светила с прежней силой и ничуть не желала увеличиваться в размерах. Искандер даже начал сомневаться в реальности существования этого далекого чужого привала. И чтобы удостовериться, что это не хаотически наведенный морок и не последствия проклятого укуса демона-блохи, истратил драгоценную ману на создание мощного 'свежего ветерка'. Жестовая волшба, привычно вызванная щелчком пальцев, унесла с собой значительные порции чар, сухость лица, и полусонное состояние. Посвежевший Искандер, незамутненным и не замороченным взором вглядевшись вдаль, признал что далекий костер существует на самом деле. В иллюзорном ли, в настоящем ли виде, будь он хоть естественным, хоть искусственным, но он не был плодом пустынных фантазий зельевара. И это открытие обнадежило Искандера.
Зато другое омрачило. Весьма и весьма омрачило. Свежий взгляд мага заметил, что он парит. И не чем-нибудь, вроде живительной влаги, или каких иных внутренних соков, а маной. Той самой маной, ради экономии которой он обрек себя на эти пешеходные мучения, а не попытался сразу телепортироваться к столбу магии, ну или создать из черепиц черепичного элементального коня и ускакать на нем с неимоверной черепичной скоростью. И пусть Искандер не умел ничего из вышеперечисленного, и созданный им однажды на экзамене конь не выдержал даже собственного веса, почти двести сорок грамм- добрая чашка сладкого мятного чая с огуречным вареньем, и рассыпался в пыль, такая бесполезная растрата маны просто ошеломила мага.
'Как же так! Клятская сила!'-взревел Искандер, от шока запамятовав о решении ругаться только безвредным словечком 'Опа!'. Вместе с ругательством изо рта мага вылетел изрядный клуб сиреневатых злобно мечущихся чар. Искандер опоздало прикрыл рот ладонями, но Плохое Слово вместе с славной порцией магии уже вырвалось на свободу и сделало свое черное дело. Чужие злобные миры не остались без ответного действия и очень быстро среагировали на выданный им шанс.
Тонкая пленка сиреневато-ноздреватой реальности старого мира заколыхалась и пошла крупными волнами. Кое-где даже выступила бурая нездоровая пена чужой ирреальности, из которой на миг просовывались и мелькали то щупальца, то когти, а вообще какие-то непонятные, но очень зловещие и неприятного вида органы явно убийственного назначения. Искандер конечно сразу и навечно невзлюбил эту пустыню, но не настолько чтобы впускать в нее голодного и жестокого демона. Тем более в одно и то же время и место с самим собой. Демоны это вообще злой народ.
Бетхад и трехгорбый верблюд были удивительным исключением из всего демонического разнообразия. Мало того, что и тот и другой были не такими уж и кровожадными, так еще и почти не безумными. А вот башка, зеленая, чешуйчатая, рогатая и со множеством щупалец над зубастым ртом, высунувшаяся из пенной прорехи между мирами, показалась Искандеру напротив ну очень кровожадной и настолько же безумной. ХРР-Р!!! Хрипел жуткий демон и классически пускал отвратительные жадные сопли, буравя Искандера алчным взглядом. Очень гастрономическим алчным взглядом, и это несмотря на то, что мощный лоб демона ожесточенно грызла невидимая фиолетовая молния тщетно защищающегося старого мира, прожигая бронированную чешую и опаляя прикрываемые ею кости черепа и злобные демонические мозги.
Искандер редко впадал в ступор и делал это лишь тогда, когда у него бывало много свободного времени и относительная безопасность. Сейчас безопасностью даже не пахло. А свободного времени было еще меньше. Искандер мгновение пособолезновав демону, как существо испытавшее на себе ярость невидимых орудий этого мира, решил миру же и помочь. Тем более по толщине и ярости молнии выходило, что прорывающийся из-за ругательства монстр не обделен силой и злой волей. Молнии пытавшиеся вытолкнуть Искандера были раз в двадцать тоньше и били не так ожесточенно. А так, чуть-чуть снисходительно. И потому демона надо было вытолкнуть. Конечно, же отсюда обратно туда, а никак не наоборот. Такое могучее и голодное существо вряд ли станет приятной компанией в походе.
Демон взревел и почти высунул из пенистого пространственного разлома свою уродливую голову, когда об эту самую его голову разбилась склянка из тонкого стекла. Освободившееся с шипением содержимое склянки тут же окутало голову демона кислотным облачком. Демон, взревев еще громче, удвоил свои усилия по расширению портала. Теперь в его глазах горел не только жуткий предвечный голод, но и огонь яростной мести. А его когти и многочисленные хваталки, напитанные естественным демоническим темным заклятьем, замелькали, еще ожесточеннее царапая пленку мироздания. В ответ об его голову ударились и взорвались сразу две магические бомбочки, одна из которых оторвала демону самый красивый рог, а вторая- наградила обожженную, еще не слезшую от кислотного облачка, чешую огромными гноящимися разноцветными прыщами. Прыщи, даже красочно разноцветные, нисколько не порадовали демона. Выгнув шею и по-особому скосив свои хищные глаза, демон послал на кидающего всякой мерзостью мага убийственную мысль.
Ментальный блок Искандера заскрипел и прогнулся самым неподобающим образом. Отсутствие Небезумных Богов, обычно занимающихся ментальной защитой своих подопечных, сказывалось с невероятной эффективностью. Ранее, пусть и с некоторыми неудобствами, способный выдержать удар заклятья Невидимой Смерти, концентрированного, заостренного и закрученного смертоубийственного желания, бывшего во многие разы мощнее демонического мысленного посыла, блок чуть не разрушился. Повтори демон свою естественную бесконтактную, то бишь без применения когтей, хвостов и щупалец, магию и молодому зельевару бы ничего не оставалось, как последовать демоническим пожеланиям и оказаться на самом деле мертвым и холодным.
Но слава Небезумным Богам, демон вместо этого плюнул в зашатавшегося мага шипом из своего роскошного костяного гребня. Видать это был его коронный номер. Или же у демона был слишком компактный, что вообще не редкость для обитателей темных миров, мозг, для того чтобы выдавать одну убийственную мысль за другой. Шип, заторможенный и сбитый с траектории стремительного полета выталкивающей силой унылого мира, вяло воткнулся Искандеру в плечо, вместо нацеленного горла, и вяло нагрелся. Запахло жареным мясом, паленой шерстью и чем-то резко-химическим. Защитная пряжка ремня даже и не вздумал сработать. Видать злой магии и яда в шипе было пукимонт наплакал. Зато боль, не такая уж и непереносимая, мгновенно отрезвила Искандера. Резко вскочив на ноги и выхватив жезл, маг нацелил его на макушку яростно прогрызающегося в этот мир демона и спустил самые мощные заклятья из арсенала. Летающее Лезвие рубануло оголившийся от кислоты череп демона, оставив на нем заметную царапину. Вылетевший вслед Стальной Кулак, по самые кончики стальных пальцев напитанный страхом и гневом мага, слегка оглоушил демона, уже привыкшего к невидимым фиолетовым молниям, и расширил царапину до заметной трещины. В трещине булькал и переливался всеми оттенками сиреневого мозг, или иной-какой не очень нужный орган, демона. Искандер от этого зрелища обнаженных демонических внутренностей непроизвольно облизнулся и оценивающе прищурил глаза.
От такой человеческой наглости демон, ничуть не пострадавший после сокрушительной лоботомии, взревел еще громче, мотнул рогатой башкой, при этом из трещины выплеснув немного содержимого, и выстрелил языком. Длинный и скользкий, как и полагается быть у всех его имеющих, раздвоенный и с соответственно двумя шипами на концах, как должно быть у каждого уважающего себя демона, язык преодолел расстояние до мага в мгновение ока. Но видать последствия ушиба головы еще не прошли и язык, промахнувшись, обвился вокруг того, вокруг чего обычно языки не обвиваются, по крайней мере, демонические. 'Моя фляга...'-неопределенно закричал Искандер, не зная радоваться тому, что демон вместо ноги или руки утянул сосуд с жуть-чаем, или же наоборот печалиться.
Конечно, чай был просто ужасен и быть может, через пару глотков Искандер и сам бы попытался избавиться от него. Но фляга была удобная, изящная, и главное-подарок друга из недалекой школьной юности. А точнее Шатаны Колесо, талантливейшего метаморфа и симпатичной, пусть и слегка гигантской, девушки в одном лице. Скверно когда подарки пожирают всякого рода демоны. Глаза Искандера опасно сузились в гневе. В гневе мага-зельевара с аналитхинченским складом ума. Отработанным за многие сотни часов практических занятий движением Искандер вытащил из поясной сумки целую гроздь алхимических и магических боевых и защитных эликсиров. Опорожнив пробирку с зельем Ускорения, маг метнул с невероятной для обыкновенного человека, да что там человека, автоматического многозарядного арбалета, скоростью сразу пять взрывных склянок точно черепную трещину демона. Пять мощных, узконаправленных силой мысли зельевара взрыва разметали демону полчерепа, разбрызгав вокруг, аппетитные с точки зрения самого неприхотливого падальщика и молодого алхимика, мозги. Отсутствие мозгов ни в коей мере не уменьшили рвение демона вылезти из портала. Казалось наоборот силы его, в который уже раз, удвоились, а лапы и прочие жуткие члены его ужасного тела замелькали с тошнотворной быстротой. Портал расширялся на глазах. А невидимые фиолетовые молнии унылого мира становились все слабее и слабее. Но и Искандер не стоял без дела. Наоборот каждое его движение приобрело жуткую скупость профессионала, занятого своим любимым делом, а именно потрошением. Так как Искандер был отменным потрошителем. Пущенное в оголенный мозг заклятье заморозки не причинило мечущемуся демону и грана неудобства. Зато в разноцветной вспышке, сопровождавшейся разрушением заклятья, зельевар расшифровал некоторые аспекты зелье-совместимости демона. Отлично! Демон был на удивление гнумановидным. В череп демона, за несколько минут ставший чем-то вроде мусорной корзины, если только у вас имеется привычка кидать в нее взрывные алхимические бомбочки и прочий магический мусор, влетела и разбилась еще одна склянка. Демон уже не такой резвый, как несколько мгновений назад, на секунду опешил. Он ожидал, что склянка взорвется и расплещет последние остатки его верхнего мозга, отвечающего за аналитхинченское мышление, сделав его абсолютно невменяемым, но случилось другое. Совершенно противоположное.
Демон почувствовал, как чешуя его становится крепче, кожа вместе с наирезиневейшей эластичностью приобретает стойкость практически непробиваемой эльвисской кольчуги. Ха-ха, глупый маг с испугу бросил вместо магической бомбочки зелье укрепления. Демон торжествовал. Искандер метнул еще одну склянку с зельем в быстро зарастающий свежей броней череп демона. Демон, несмотря на тупость, заслуженно приписываемую обитателям темных миров, попытался было перехватить склянку, но окрепшая броневая чешуя, зацепившись за кромку портала, не дала ему вытянуть конечность на нужную длину. Склянка влетела в рану и тут же края чешуи сомкнулись и зарастили череп демона. Чудовище в отчаянии царапнуло голову когтями, получив в результате лишь сноп ярких, разноцветных от напитавших чешую чар, искр. Взвыв дурным голосом, уже не похожим на звучавший ранее рев, демон прикрыл глаза в ожидании того, что сейчас внутри него бахнет как следует и сильно повезет если он не полностью вытечет через глазницы и другие естественные демонические отверстия. Действительно внутри демона что-то слабо бахнуло. Но ничего из демона не вытекло.
Зато он сам полностью вывалился из портала, тут же захлопнувшегося за его уродливой, шипастой и крылатой спиной. Ааргх...! Удивленно прорычал демон и на всякий случай ощупал свои естественные демонические отверстия. Выглядело это весьма скверно, но демон обрадовался и расхохотался. Глупый маг с испугу опять перепутал склянки и вместо мощной бомбочки забросил в заросший череп демона еще одно укрепительное зелье. Демон чувствовал, как скелет его приобретает невероятную упругость и прочность, прежде недостижимую никакими демоническими ухищрениями. Как следует отхохотавшись демон медленно, смакуя каждое движение своих новых костей и перелив окрепшей чешуи, поднялся и так же медленно двинулся к магу. Маг же выглядел совсем не так, как того ожидал демон. Да, тревога и прочее ожидания участи были ярко выражены на его мягком бесчешуйчатом лице. Но это тревога не имела никакого отношения к жизни и мучительной кончине, частично в лапах и частично в желудке демона, самого мага. Лицо мага тревожно ожидало реакции, какой-нибудь алхимической реакции. И очень неаппетитной надо сказать.
Ааргх...? Демон мог выражать свои чувства, не такие уж и многочисленные, только хохотом или рычанием. И на этот раз он опять же воспользовался рычанием, хотя наверное всеми фибрами демонического аналога души, просто-напросто желал крепко выругаться. А было из-за чего. Зелья сделали то, что должны были сделать. Крепкая Кожа усилило и укрепило кожу. А Убойный Скелет сделало скелет не только убойным, но еще и неимоверно прочным. А потом зелья и их жидкие чары, напитавшие каждый свою часть тела, вступили в реакцию...
В новом урниверсальном зелье, сваренном после истории с драконовыми вампирами, Искандер исправил побочный эффект этих прекрасных, каждая по отдельности, магических напитков. Но демону молодой маг дал вовсе не двойную порцию нового зелья, а пару склянок из старых запасов. Тем более новое зелье было оформлено в виде глазированных пилюль, а не жидкости. И потому сейчас демону предстояло проделать то, что однажды наблюдал еще юный Искандер во время школьного опыта на несовместимость '-кас-хас'-классовых зелий. Когда несчастного лабораторного гомункула вывернуло наизнанку с брызгами крови и острыми осколками разлетающихся во все стороны упрочившихся костей и кожи. Потом Искандер не мог спокойно уснуть целую неделю. Но вовсе не потому, что его мучили кошмары, а вовсе даже наоборот. И лишь дядя Харум, в конце недели обнаруживший, что его племянник, оказывается, по ночам специально поит мышей этими и другими зельями из его запасов, чтобы наблюдать, как несчастных животных разрывает на куски, вовремя пресек эту болезненную страсть. Искандер потом месяц не мог сидеть, нормально есть, да и ходил с трудом, а при виде мышей его бросало в такую дрожь, что пришлось через несколько лет вызывать из иного мира кошачьего демона, так как простой кот никак бы не смог справиться с той мышиной армией, захватившей весь Искандеров дом-башню. Так у Искандера появился Бетхад, а он сам не стал темным магом-маньяком. Иногда шипастые розги, с капелькой уксуса, щепоткой соли, несколькими чарами злой сулнитарской магии, и много-много Жуть-Касторки творят настоящие чудеса.
И вот, зелья вступили в реакцию. Демон взревел от жуткой боли. Он, способный глазом не моргнув оттяпать себе полтуловища, чтобы только добраться до вражеской глотки, и ничуть не пострадавший от отсутствия верхних мозгов, выл, стонал и катался по земле. Его ставшая непобедимой чешуя трещала, скрипела и выгибалась самым неподобающим образом, но не разрывалась. Его кости, могучие и прочные, хрустели и с автоарбалетным треском выскакивали из суставов и вскакивали обратно, крутились и вращались вне и в них с нарастающими оборотами, но не ломались. Всего клятова дюжина секунд, за которые демон, будучи здоровым, смог бы перерезать двадцать зельеваров и съесть мозги еще двум, и все было кончено. Демон перестал подавать всякие признаки жизни. Даже демонической. Хруст и скрежет борющихся смертным боем кожи и скелета прекратились. А из естественных демонических отверстий потекло то, что совсем недавно и было демоном. Особым образом скосив глаза, Искандер увидел как тает и темнеет кипучая и жгучая аура жизни демона, превращаясь в затхлую ауру смерти. Несовместимость зелий перемолола при содействии кожи и костей внутренности в единообразную склизкую зеленовато-сиреневую кашицу. Это была жуткая смерть, даже для того, кто наверняка хотел выгрызть тебе мозг и высосать душу, чтобы переваривать ее в своем духовном желудке пару сотен лет.
Искандер вздохнул, с облегчением- наконец-то муки демона прекратились, с некоторым разочарованием- демона не разорвало на куски (розги и касторка дяди Харума не до конца выбили болезненную наклонность), и вытащил из халцедоновых ножен золотой кинжал. Подождав еще несколько минут и дождавшись когда действие зелий прекратиться полностью, молодой маг склонился над поверженным врагом и приступил к процедуре потрошения. То есть добычи ингредиентов для зелий и иных алхимических препаратов. Пренебрегать в пустыне нельзя ни граммом вещества. Тем более такого демонического. Очень скоро над черепицами бесконечной пустыни зазвучал несложный, но ритмичный мотивчик. 'Таких не берут в зельевары, хрм..., таких не берут в зельевары, хмм...кто боится хрм... зеленых и скользких кишок...ок-ок-ок...хм...'. Веселая песенка.
Бетхад кончиками усов почувствовал нечто. Как будто... как будто... Бетхад даже не знал с чем это сравнивать. Никогда прежде он такого не испытывал. Разве что нечто похожее было, когда он прыгнул в открывшийся перед ним портал, спасаясь от жестокого развлечения своего старшего брата Кис-а. Это могло означать, что где-то далеко-далеко был открыт грубый портал. А также что у него просто дрогнули усы. Бетхад мог бежать долго, в отличии от иных кошек, он все-таки был демоном. Правда после такой длительной пробежки ему всегда хотелось есть. И как можно больше. Полную, с горкой, тарелку свежих джеррианских грибов, сладких жареных оладий из кимийской кукурузы, пять гроздей сочных киртеколских ягод, дюжину копченых йаммских яблок, ну может быть парочку гибарийских пахучих груш и запить все это целым ведром зикмуродинового сока. Ах, зикмуродиновый сок. За пять лет Бетхад уже подзабыл его нежный, сладкий, поистине достойный сынов и дочерей Тирга, вкус. Хотя сейчас кошачий демон был настолько голоден, что не отказался бы и от не сильно высохшего куска алхимической репы и тарелки тощих сливок, выдаиваемых из самых диентичекских тощих сиреневых коров.
Демону жутко, просто демонически, хотелось есть, а есть положительно было демонически нечего. Разве что камни поглодать, вспомнить заодно молодость. Эх, юность рабская - доля Хар-ская. Бетхад в ярости пробегая мимо одного валуна, имевшего несчастье оказаться на его пути, ударом хвоста расколол его на пять частей. Для этого пришлось на секунду остановиться, но дело стоило того. Кошачий демон успокоился, правда, камень и внутри оказался камнем, а не замаскированным своей кожурой сверхпитательным фруктом. В поисках пропитания оголодавший Бетхад огляделся. Эх, хоть бы травиночку пожевать. А кстати... почему бы и не попробовать. Осторожно приблизившись к перистой шипастой травиночке, которую по каким-то сугубо личным мотивам Искандер прозывал кустиком, кошачий демон ее как следует обнюхал, послушал и ощупал усами. И нюх, и уши, и усы подтвердили, что это действительно трава, а не замаскированное мясное существо и не перьевой хохолок безумного гигантского, в свою очередь озверевшего от голода, драконового крота.
В отличии от трехгорбого верблюда демон из Вирсекарса мог полакомиться и мяском, без таких печальных последствий как смертельное пищевое отравление. Правда мясо съеденное за просто так проходило сквозь демонический организм тоже за просто так, чисто проездом. Не принося и капли удовлетворения, и тем более сытости. Усваивалось только то мясо, которое добывалось потом и кровью. Как собственной, так и вражеской. То бишь мясо поверженного или трусливо ретировавшегося врага. И это мясо было действительно полезным. Оно делало демона и сильнее, и быстрее, и шкуру- прочнее, и даже мысль смертоубийственную-смертоубийственнее. Не говоря уже про усы, лапы и хвост. Мясо это хорошо, но только после драки. А после продолжительной пробежки хотелось сочных фруктов и овощей. Ну, и выпить.
Осторожный Бетхад осторожно высунув язык, так же осторожно лизнул травянистое перо. Не так уж и противно... немного мятой попахивает. Оторвав, когтями, кончик пера, кошачий демон бесстрашно закинул его в рот и пожевал. Недурно, запах мяты, а вкус сушеного перечного огурца, ну и еще сладкой алхимической репой отдает. Сладкую репу Бетхад любил. И потому храбро оторвав все перо, запихал в рот и сжевал. Мятная свежесть с реповым духом заполонила рот кошачьего демона. Мм... вкуснятина. Только нёбо немного сушит. Бетхад с удовольствием проглотил разжеванное перо, и направился к следующей травинке, отстоящей шагов на десять в сторону. Проделав эти десять шагов, кошачий демон почувствовал, что нёбо сушит не совсем немного, а немного больше чем немного. Зато вкусно, решил Бетхад и бесстрашно смолотил вторую травинку. Второе перо имело вкус свежей танзанейской дыни и сулнитарского виноградного огурца. Странно, таких фруктов Бетхад в жизни не пробовал, но точно знал, что это они. Нёбо же высохло до каменного состояния и продолжало сушиться. Надо добыть чего-нибудь выпить, подумал Бетхад и хихикнул. Это немного озадачило и еще больше развеселило кошачьего демона. Он за всю свою жизнь ни разу не хихикал, тем более так глупо, не потому что был так черств или чопорен, а просто потому что не умел. Демоны из мира Вирсекарса могут блаженно мурлыкать, могут нагло усмехаться, благо кошачья морда этому благоприятствует. Могут издавать что-то похожее на жуткий демонический хохот, как никак они все-таки демоны, но хихикать... это уже что-то не то...и очень смешно...
Хи-хи-хи, никак не мог остановиться Бетхад. Лапы, все шестеро, отказывались его нести куда либо, рогастая голова болталась на шее как поздравительный бес на пружинке из сюрприз-открытки. Хвост то вяло, то ожесточенно бил по бокам, не всегда успевающим обратиться колючей броней. Слава Тиргу и всем его многочисленным усато-хвостатым ипостасям, шерсть на хвосте также не ожесточалась, а не то Бетхад располосовал бы себя на кусочки. А нёбо высохло аж до самого мозга и уже понемножку сушило рога. Нужно срочно промочить горло, попытался подумать Бетхад, но голова и прочие члены тела, под завязку набитые глупыми хи-хи-хи, не дали совершиться этому умственному процессу. Не переставая смеяться Хар- совершенно обессилено повалился на черепицы пустыни. Ничего более ему уже не хотелось. Ни есть, ни пить, ни даже думать. Только хихикать. Что он и делал. Бетхад хихикал. И высыхал.
Так продолжалось ровно пять минут. А потом бешеный демонический организм, не такой бешеный как у могучего Кис-а, но тоже ничего, переварил таки незаметный яд, все-таки содержавшийся в перьях травинки. И как только последние граны яда сварились в безобидную массу, Бетхад мгновенно пришел в себя. Все-таки он был не простым котом. Хар- громогласно рыгнул и вскочив на лапы тут же принялся ругаться. Да такими скверными словами, что, слава Небезумным Богам, во всех существующих человеческих языках нет аналогов этих суровых вирсекарских выражений. Ибо в противном случае даже самый слабый маг, то есть Искандер, смог бы не только вскрыть крошечный ругательный портал, в который бы выпал какой-нибудь мелкий бес, а опрокинуть в иное злое темное измерение сам Лучший из Миров целиком. На самом деле хорошо, что вирсекарский язык такой сложный. Еще целую минуту отводил свой демонический аналог души в окружающее его пустынное пространство Бетхад и только потом успокоился. Но желание подраться с кем-нибудь, уже безразлично с кем, стало еще сильнее. Сильнее чем когда-либо. И во рту у демона установился настоящий пустынный климат. Засушливее чем в самом сердце Песчаных Земель, хоть там Бетхад ни разу и не бывал, но как знал из рассказов хозяина. После яда пить хотелось еще больше. Кошачий демон подошел к, выглядящей безобиднее самой безобидной травинки, травинке и яростно втоптал ее в пыльные черепицы. И еще мстительно и уничижительно плюнул. Правда плевок получился очень сухим, может чуть влажнее черепицы, куда травинка была втоптана, но не намного. Делать было абсолютно нечего. Бежать дальше демон не мог. Точнее мог, но вряд ли ему удалось бы сохранить былую скорость и выносливость. Он не пробежал бы и километра, как упал бы бездыханным, несчастным, яростным и вдобавок совершено обезвоженным трупом.
Взревев от безвыходности ставшей перед ним ситуации, Бетхад ударом когтистой лапы вбил ненавистную травинку в черепицу. С веселым глиняным звоном та треснула на мелкие кусочки и разлетелась во все стороны. Но травинка никуда не пропала. Она была перед самым носом кошачьего демона и вроде бы даже и не сильно пострадала от всех демонических маневров. И вроде бы даже начала выпрямляться. Повторный рев Бетхада не шел ни в какое сравнение с первым. Казалось, проснулся и подал голос один из драконообразных монстров. Просто удивительно как не такая уж и большая кошачья глотка смогла исторгнуть из себя такую звуковую мощь. Лапы, все шестеро, замелькали с невероятной скоростью, взрывая черепичную землю у несчастного растения. На этот раз Хар- бил когтями, у травинки не было ни единого шанса уцелеть. И оно с поистине растительной безмятежностью поддалось своей судьбе и разорвалось под острейшими когтями на мелкие кусочки. Но Бетхад не считал себя отомщенным за отравление и свою очень скорую гибель от жажды. Корешок от травинки никак не желал заканчиваться и все глубже и глубже уводил взбешенного Хар-а в черепицы, уже прорывшего полуметровую яму. Скрежет когтей о камень, визжащие осколки и искры. Много искр, целые снопы. Бетхад и не заметил как они вдруг сменились хлюпами и брызгами воды. Воды?! Какого...?! Вода! Но как?! Вода! Откуда?! Вода! Ааргх... Урр! А впрочем неважно, кошачий демон не раздумывая погрузив морду в грязную жижу, хорошенько взбитую лапами с пылью и осколками черепиц, жадно лакал ее.
Настроение Искандера было приподнятое. И пусть идти стало тяжелее, да и запах был не очень приятен, но молодой маг был практически счастлив. Всего за десяток часов встретить и угробить магическим способом двух редчайших существ. Это тебе не хухры-мухры. И не просто так, а еще и распотрошить убиенных бедолаг на ингредиенты. Да такие, что по сравнению с ними драгоценная драконья чешуя все равно, что сладкая репа перед глазными яблоками горного каменного тролля. То бишь полное ничто. Искандер не успел как следует проанализировать просто-, а также фито- и ката-магические составляющие добытых кишок, костей и прочих внутренностей. Но и того что молодой зельевар проверил просто на глазок, хватило на то, чтобы он ошеломленно разинув рот и выпучив глаза, просидел на валуне, опять таки не проверенном на наличие хваталок, целых три минуты. Составляющие были просто изумительны. Такого красивого, сложного и в то же время гармоничного переплетения схемато-знаковых тлер-символов маг не встречал даже в дядиных зельях, конечно же разрешенных для общественного и родственного пользования. Кто его знает, какие могучие напитки и ужасные порошки таятся в секретных закутках в доме великого демонолога? Но среди дозволенных для народа не было зелий такой сложности, даже пятого уровня. Не говоря уже об ингредиентах.
Счастье мага немного омрачало то, что он прямо сейчас не мог попасть в свою лабораторию и запершись там на месяц, а может быть и на все четыре, как следует повозиться с добытым добром. Даже полевой набор зельевара был недоступен. Ступка с пестиком, реторта, жаровня, перегонный куб, коагулятор, дистиллятор, кальцинатор и прочие необходимые для примитивнейших алхимических преобразований приборы находились в переметных коробах трехгорбого безымянного верблюда. Сколько ни плевался Искандер, верблюд был временно недоступен или находился вне зоны досягаемости призыва. Да и во рту от этого высохло, пришлось выпить целый незапланированный стакан газировки. Было жалко и слюны, и стакана выпитой газировки и самое важное верблюда с его вместительными коробками, наполненными самым что ни на есть необходимым для комфортного путешествия, даже во время смертельных квестов. Эх, с каким бы удовольствием Искандер прилег на кушетку в самораскладывающемся магическом походном шатре. Или принял бы дорожную раскладную освежающую ванну. Но все это были пустые мечтания. Больше всего на свете Искандер хотел домой. Эх...
Настроение опять безнадежно испортилось. Радость от добычи свежих кишок испарилась бесследно. Что такое свежие кишки, по сравнению с глотком не очень свежего прокисшего воздуха, сделанным ранним утром на балконе своей благоустроенной скромной двухэтажной башни, с которого открывается прекрасный вид стену соседней башни, кусок улицы и маленький кусочек торговой площади? Ничто! За капельку воздуха славного Безымянного Города молодой маг не пожалел бы эльфийской печени, или чего-то на нее похожего, и нижний мозг убитого демона. Совершенно добивший собственную же мораль грустью Искандер устало и опечаленно опустился на очередной гладкий валун. Опять таки не проверив его на наличие зубастых интимных хваталок. И очень зря.
Только зубастые хваталки, тем более интимные, были не причем. Причем был нож. Славный нож из темной бронзы. Такой острый, кривой как кошачий коготь, зубастый и с интересными крючками. И все эти зубастые интересности разом впились в зад Искандера с поистине демонической кровожадностью, с легкостью взрезая ткань штанов, кожу, мясо и прочую скудную телесную мякоть молодого зельевара аж до самых костей. Действительно славный нож. К величайшему сожалению для Великой и Всемогущей злобной вселенской Неопределенности, а именно общеизвестного Клята, и для полчищ круглосуточно и еженощно готовых демонов, стоящих по ту сторону реальности, молодой маг несмотря на всю боль и неожиданность начал ругаться одними 'опа'-ми. Что звучало очень глупо, безобидно, но и безопасно. Правда такой способ ругани был лишен того самого, ради чего человек или иное какое, имеющее достаточно развитый голосовой аппарат, существо, собственно и ругается. Ну душа не облегчалась, и все тут. Как же хотелось Искандеру прокричать в безмолвные, но вовсе не безответные небеса такое простое и милое сердцу слово КЛЯТ! Но увы, для второй драки с каким-нибудь очередным демоном маг еще не был готов и никогда уже не будет. Потому как убить демона удалось лишь благодаря его удивительной гнумановидности. Вдруг следующий монстр вообще не будет похож на человека? Или даже пусть будет похожим, но макушка его окажется прочнее и не треснет от бомбочек и боевых заклятий? Или же он окажется быстрее и просто увернется от склянок с несовместимыми зельями? И к тому же склянка с Крепкой Кожей была последней. Потому ругаться по настоящему при всем желании Искандер не мог. Не имел такой возможности. То есть имел, но после б пожалел.
Наконец-таки прекратив бесполезно ругаться, Искандер вытащил сопротивляющийся нож из своего тела. Мерзкое чавканье и боль говорили о том, что нож вышел из тела не один, а прихватив с собой как минимум граммов сто мяса, если не больше. Закусив от боли губу, маг быстренько отыскал в поясной сумочке коробочку со вселечащими пилюлями и проглотил одну, запив ненавистной газированной минералкой. Раздалось еще одно отвратительное чавканье, и рана на ягодице мгновенно закрылась, мясо, вырванное ножом, наросло заново, и в жилы влилась свежая порция крови, взамен выпитой и вылитой на черепицы пустыни зачарованным лезвием. Ох, как хорошо... только все-таки придется серьезно заняться починкой одежды. Еще недавно более или менее приглядная мантия зельевара и зельеварские же штаны выглядели теперь как лохмотья упокоенного путем жестокого двухдневного избиения зомби, бывшего при предсмертной жизни каким-нибудь особо жалким нищим неудачником-ловцом диких кошек. Короче, выглядел Искандер невероятно потрепанным, впрочем он и являлся таковым. Рвань там: где зацепил его заклятым когтем зомбяк-воин из отряда Харима, где за него хватался Бетхад, куда угодила стрела жареного эльфа, куда впился жгучий шип демона, где язык демона оказывается сорвал не только флягу но и кусок материи у пояса. Ну и еще конечно пятна крови, своей и чужой, пятна от разных агрессивных химических и магических составов, дырочки прожженные и проплавленные, а также кусочки ткани, превращенные хаотической магией в кусочки зеленого снырдлахского пахучего сыра.
Поразмыслив еще немного, Искандер решил, что займется заплатками по прибытии домой, в ином случае на качество одежды ему будет абсолютно наплевать, пережевываясь в челюстях и перевариваясь в могучих кишках драконообразных монстров нечего стыдиться прорех.
А теперь нож... Искандер рассмотрел его со всех сторон, взвесил при помощи складных карманных весов, ух ты, целых четыреста грамм, повертел меж ладоней, хмм... совсем не скользит, какая удобная рукоятка, сделал пару неловких выпадов, оценка по 'магическому фехтованию'-неудовлетворительно, и сделал выводы. Острие и удобство ножа для потрошения молодой маг смотреть не стал, так как уже испытал эти свойства на своей ягодице. Итак, нож, бесспорно зачарованный, причем каким то странным неизвестным Искандеру образом, скосив особым способом глаза можно было увидеть, как внутри в самой бронзе светится и шевелится какое-то противное магическое существо, а вовсе не заклятье или разбуженные злые чары. И одинаково сподручный, как для драк, с разлетающимися во все стороны вражескими потрохами, так и для хирургических вмешательств, с различными степенями летальности последствиями. Однозначно, это был нож мага. Причем хорошего мага, знающего толк в артефакторике и не только. Например, свой золотой кинжал Искандер смог выковать только с помощью дяди Харума. И потому в ауре ножа до сих пор помимо ауры Искандера проглядывалось ужасающее астральное присутствие и его дяди. Аура у найденного ножа тоже была двойственной, человеческой и той противной твари, обитающей в самом клинке. Омерзительная клинковая тварь была сродни оружейным бесам, которых в Харассее обычно вживляют в автоматические скорострельные арбалеты, или в цепные двуручные пилы марки 'БесноПила-Дружба'. Или скорее к демоническим блохам, только вместо проклятий 'поноса' гадящего чарами лезвийной остроты и клинковой прочности. Оригинальный метод зачарования, ничего не скажешь. Искандер задумчиво почесал затылок, пытаясь вспомнить в какой же именно стране маги занимались подобным. Но память, обычно дружелюбная, услужливая и крепкая, была безответна. Видать боролась с подступающим пустынным безумием. Ну и ладно, подумал Искандер и, на всякий случай еще раз осмотрев нож на наличие магических ловушек и не обнаружив их, несмело заткнул его за пояс и продолжил свой путь.
Искорка далекого костерка заметно приблизилась. И это вместе с радостью внушало и некоторые подозрения. Что-то чересчур долго они сидят на одном месте? Уж не засада ли это? И какое же мясо сможет выдержать такую долговременную готовку? И каким оно будет после нее? И что может так долго и ярко гореть? Может, это очнулась одна из драконоподобных тварей и пускает горючие газы спросонок? Аналитхинченский склад ума сыграл свою роль в быстрорастущей паранойе молодого мага. Не то чтобы он совсем уж сошел с ума, но что-то похожее назревало, и в скором времени могло созреть окончательно и бесповоротно. Брр... Искандер помотал головой, отгоняя параноидные мысли. Еще не хватало сойти с ума, с последних их капелек, в этой унылой пустыне не менее унылого мира и провести свои последние деньки, числом около пяти, хихикающим идиотом, и же идиотски же хихикая быть разорванным на тысячи мельчайших кусочков проснувшимися чудовищами.
Но осторожность никогда еще не была излишней. За всю свою жизнь и особенно бытность практикующим магом- зельеваром врожденная подозрительность и настороженное отношение ко всему окружающему многажды спасали Искандера от неминуемой и зачастую мучительной смерти. Правда, не смотря на всю свою настороженность, Искандер был к собственному сожалению еще и любопытен, например содержимым живых существ, зачастую злобных монстров, но бывало и не монстров, и потому хоть до самой смерти и не доходило, помучаться ему случалось. И не раз. И не два. И не дюжину. Просто удивительно, как это ему вообще удалось дожить до сих пор или просто не отупеть от пережитых страданий. 'Заткнись...'-прошипел разошедшемуся не на шутку собственному разуму Искандер и задумался над тем что же все-таки делать с ориентиром по прибытию.
Хм... предположим, там его ждут приятели эльфа, аккуратно разделанного и уложенного в заплечный мешок. Не угадать ауру убиенного друга такие чуткие и магически одаренные существа как эльфы при всем желании не смогут. А даже если и не смогут, что крайне сомнительно, то что им помешает вместо мести за собрата прикончить клятого хурманса- просто так, ради веселья, или от банальной пусть и эльфийской скуки. Ну, или не убить, а совершить над бедолагой зельеваром ужасающий бесчеловечный, то бишь эльфийский, по своей сути магический эксперминтет. Эльфы вообще любили эксперминтетировать. Это было бы очень неприятно. Искандер не хотел лишаться жизни никаким из вышеперечисленных способов. Так что греющиеся вокруг костра эльфы были бы нежелательны.
Или огонь развели какие-нибудь неизвестные науке злобные гнумановидные демоны, всеми фибрами демонического аналога души страдающие оттого, что никого не могут заставить страдать в этой пустыне. То-то они обрадуются встрече. Пожевать сладкого человеческого мясца, попить кисленькой кровушки, пососать вкуснейший слизкий мозг и главное сожрать растерзанную на мелкие клочки несчастную душу. Это тоже не вселяло в сердце зельевара особого веселья.
Но ведь там у костра могло быть и другое. Не такое опасное как предыдущие две вероятности, ну... по крайней мере не такое болезненное. Например, это мог быть лагерь дяди Харума, с удобными магическими кушетками на которых можно, без опаски лишиться интимных органов, лечь и вытянуть усталые ноги, со столом накрытым питательным и вкусным обедом, неимоверным количеством питьевой фруктовой негазированной воды, со стоящим наготове порталом в родной мир, и конечно же самим дядей Харумом, все это устроившим. И имеющим неимоверное по своей силе желание объяснить, что же здесь все-таки происходит. Искандер так хотел знать истинную суть происходящих событий, что был готов обойтись одним только порталом и объяснением. И крепко бы призадумался, если бы ему дали выбирать между возвращением домой и разгадкой происходящего квеста. Было бы просто замечательно, будь этот огонь привалом родного, добрейшего, мудрейшего и любимейшего дяди Харума. Расчувствовавшийся Искандер пальцем смахнул выбежавшую из глаза сентиментальную слезу на жадный песок пустыни. Как назло слеза была упитанная и мощная, грамм где-то на пять воды. Стало жалко тучнейшей слезы и себя родимого.
Или же это мог быть просто естественный выброс газа истомленной от тектонической старости земли, каким-нибудь естественным образом подожженный, например близлежащий драконообразный монстр спросонок неосторожно почесал своим чудовищным когтем свой чудовищный бронированный бок, уняв зуд и заодно вызвав сноп искр. По-другому в этом мире и не получалось. Слишком мало магии было вокруг. Просто огонь тоже был бы не так уж и плох. Уж получше эльфов с демонами. И явно реальнее доброго дяди Харума. Потому как дядя Харум и доброта понятия мало того, что несовместимые, так вообще противоположные. Если можно было каким-нибудь образом соединить дядю Харума и Доброту, то произошел бы жуткий взрыв, после которого остался бы только еще более разозленный дядя Харум.
Но кто бы там ни терпеливо ожидал молодого мага, соваться туда без разведки было бы глупо. Целиком полагаться на судьбу, не всегда благоволившую к нему, Искандер считал чересчур наивным занятием. Но как разведать окрестности костра? Каким именно образом? Да так, чтобы его самого не заметили предполагаемые демоны, эльфы и жесткое охранное заклятье осторожного дяди Харума. Искандер обследовал ближайший валун на наличие интимных хваталок и, не обнаружив их, сел и задумался.
Трехгорбый верблюд плюнул. Это был самый мощный его плевок за всю продолжительную демоническую жизнь. Никогда еще до сих пор ни один из его собратьев не выдавал такой могучей слюны. Разве что Стогорбый Дед, и то в неизмеримо далекие времена, будучи в расцвете сил, амбиций и всего лишь для убийства одного назойливого бога. В отличие от своего могущественного предка трехгорбый верблюд никого не собирался плевком убивать. Даже какого-нибудь завалящего божка. Он совершал более сложное действо. По крайней мере для неопытного в таких делах верблюда. Он шел на Адресный Прорыв. Впервые в жизни. И плевался на тонкую, но невероятно прочную и упругую стену реальности Поисковой Слюной тоже впервые.
Плевок действительно был могуч. В полете, он раскалился добела, а затем и вовсе пошел разноцветными пятнами. С шипением и хрустом он впился в межмировое пространство, прокладывая в безвременной и нематериальной субстанции коридор. Межмировое пространство всячески сопротивлялось, огрызаясь молниями, континуумными искажениями, безвременными парадоксами, сущностной неуверенностью и прочими атрибутами хаоса. Межмировое пространство не терпело никакого порядка, а узкий лаз, прокладываемый Плевком, был очень порядочным, как и сам Плевок.
Тонкая ниточка слюны связывала Плевок с трехгорбым верблюдом. И по этой тоненькой ниточке могучим потоком стремительно неслись сведения. Десятки миров в секунду пролетал насквозь Плевок, пробуриваясь через тончайшие и прочнейшие пласты реальности и рыхлые бесконечные массы ирреальности. И все что он успевал увидеть и ощутить, передавалось его хозяину. Никогда еще трехгорбому верблюду не приходилось так напрягать свои демонические верблюжьи мозги. Верблюд прилагал все свои немалые силы, чтобы поддерживать связь с Плевком и питать его энергией, а еще немалая доля демонических запасов магии уходило на то чтобы не дать собственному мозгу расплавиться. И, несмотря на все прилагаемые усилия, воздух вокруг верблюжьей головы заметно нагрелся, а из ушей трехгорбого демона пошел пар. Славный такой, красноватый. Наверное от злости.
Потому как верблюду приходилось туго. Сдерживать нападки межмирового пространства становилось все труднее. Горбы, все три, ранее заполненные невероятным количеством магии, сдулись самым неподобающим образом. С такими унылыми горбами верблюд уже не мог бы претендовать на звание самого красивого демона округи, каким до этого считался вот уже пять последних лет. Но сейчас трехгорбому верблюду было плевать на свой внешний вид. Напрягая все имеющиеся силы, он перерабатывал поступающие сведения разведывательного Плевка. Сотни миров в минуту...
Мир Миражей, заполненный призрачными образами забытых богов; Мир Заката, последнее пристанище для ушедших на покой эльфов всех миров; Мир Великой Сырости, болото размером с порядочную метагалактику и лягушками размером с полпланеты каждая; Мир Валунов, пустота в которой просто висят простые валуны; Лаволитовый Мир, мир переливающихся друг в друга планет-близнецов; Мир Безумных Скидок, огромный торговый центр, занимающий плоскость величиной с планетарную систему. И многие сотни других не менее удивительных и таких же незнакомых вселенных. И явно не соседствующих с Лучшим из Миров. Уж что-что, а миры-соседи в двух Шагах от мира, в котором проживал его маяк-Проводящий, верблюд избороздил вдоль и поперек.
Мир Сплошного Разочарования, милый и уютный, но самую крохотную малость ненастоящий; Мир Зеленой Мудрости, планета насквозь проросшая картошкой, и накопившая в клубнях ответы на многие тайны Мироздания; Мир Верной Погибели, зеленый и цветущий, разве что каждая травинка и букашка на ней обитающая мечтают прикончить вас самым жестоким образом; Мир Великих Героев, когда-то густо населенный и процветающий, но ныне разлетевшийся по пустоте на мириады крохотных отливающих зеленым ядовитых кусочков; Мир Вечных Сумерек, населенный полчищами разумных и бесчеловечных, что весьма неудивительно, гигантских тараканов; Мир Перекрестка... Стоп!
Верблюд краем уха как-то слыхал о мире населенном злобными тараканами, вроде бы оттуда был один из заклятых приятелей Бетиарханздуга, ныне растертый в порошок и оттого покойный. Кошачий демон сам о нем рассказывал и очень печалился героической смерти своего канализационного друга- поединщика. Конечно, этот тараканий мир мог находиться хоть в сотнях Шагов от Лучшего из Миров, но хоть что-то знакомое это уже получше...
Плевок, резво извернувшись в Межмировом пространстве, принялся бороздить насквозь окрестные вселенные Мира Вечных Сумерек. Вокруг как на подбор собрались миры населенные одними только насекомыми. Большой Бу, планетарного размера теплокровное волосатое существо, населенное цивилизацией разумных блох; Большой Ву- брат Большого Бу; Большой Гу- его внучатый племянник; и еще двадцать ближайших и таких же громадных родственников; Мир Пауков, действительно принадлежащий паукам от глубин морей до самих небесных сфер; Мир Мягкой Сладости, омерзительное зрелище надо сказать, даже всегда невозмутимый верблюд не удержался и скривился от отвращения; Мир-Цветок, обитель прекраснейших и воинственнейших бабочек обладающих могучим волшебством и соответствующими амбициями; Мир-Дерево, корнями уходящий в глубины Преисподней, а ветвями устремляющийся в Наивысший Астрал; Чук-База, частная и миниатюрная вселенная с два километра в поперечине и километрового радиуса шаром из пемзы, пронизанным ходами и норами многоглазых демонов клана Чук...
Ого, вот это находка! От Чук-Базы во все стороны и пласты отходили устойчивые межмировые коридоры, несколько сотен. Очень даже немало для такой крошечной вселенной. Что было нисколечко неудивительно. Демоны Чук исправно работали, выполняя заказы во многих мирах, сея многоглазый хаос и смерть, по умеренным расценкам. Ну или просто делая разным существам очень страшно и больно. Другого эти глазастые создания не умели, и учиться не думали. Да и не смогли бы при всем желании. При вскрытии демона Чук в его громадной голове чего только не было обнаружено, начиная желудком и особым органом, вырабатывающим сильнейшую Чук-кислоту, и заканчивая пузырем, в котором содержалась кратковременная память в виде маслянистого студня. Единственное чего не было в голове, так это мозгов.
Трехгорбый верблюд не понаслышке знал о ярости и силе этих ужасных созданий. Во время одного путешествия он совершенно по-дурацки вмешался в драку с участием восьми многоглазых исчадий Чук-Базы с одной стороны и одиноким серебристым летучим ящером с другой. Ящеру, несмотря на всю летучесть и серебристость, приходилось туго, и верблюд тогда презрительно хмыкнул. Не подразумевая ничего кроме тихого негодования по поводу нечестной битвы и слабости потомка могучих драконов. Чук-демоны тогда приняли это на свой счет, и парочка склизких тварей полезли разбираться, что же все-таки верблюд имел в виду. Когда через несколько мгновений их не стало, остальные монстры клана Чук, забыв о ящере, тут же воспользовавшись ситуацией- улетевшем, решили отомстить за заплеванных насквозь и насмерть собратьев. Драка была ужасно скоротечной, ужасно жестокой и просто ужасной. Через некоторое непродолжительное время местность украшало, или скорее угнетало, множество кусков разорванной глазастой истекающей слизью демонической плоти, стремительно растворяющейся под влиянием посмертного Домашнего Отзыва. И один живой, но изрядно потрепанный трехгорбый верблюд: без одной ноги, с наполовину откушенным средним горбом, прожженным до сиреневой реберной кости боком, вырванной челюстью и встопорщенными демонически-верблюжьими штуковинами, причем левая вела себя как то странно. О, да... аж вспомнить приятно. И верблюд всего этого лишился, и мог лишиться навсегда, если не найдет своего Проводящего.
Гнев казалось придал подуставшему трехгорбому демону сил. Тоскливо опавшие горбы вздулись, налившись истинно демонической силой. Стопроцентно чистой яростью. Немного растерявшийся Плевок бешено закрутился и, разорвавшись на сотни Плевочков, устремился вдоль коридоров. На перегретый мозг несчастного верблюда обрушилась целая лавина сведений. Клятовы межмировые коридоры оказывается еще разветвлялись. Плевочки делились на еще более мелкие Плевочечки. Расходящаяся в межмировом пространстве во все стороны ниточка слюны делала верблюда похожим на дерзкого межмирового паука. И безвременная нематериальная субстанция не могла спустить такое ему с рук...ээ... ну, с демонически-верблюжьих штуковин. Ведь паутина это очень и очень упорядоченное творение и потому ненавистное хаосу. Хаос ударил со всех своих межмировых сил.
С громким треском из ушей трехгорбого верблюда вырвался сноп разноцветных искр. С не менее громким хлопком его глядящие с вечной невозмутимостью глаза с огромной скоростью вылетели из глазниц и скрылись за горизонтом. Верблюд пошатнулся и чуть было не упал на колени. И что страшнее всего- чуть было не потерял связи с многочисленными, все дробящимися Плевочушечками.
Но демон выстоял. Он не преклонил головы, не упал, не умер и главное не потерял связи. В пустых, лишившихся глаз, глазницах горел темно-багровым гнев демона. Демонически-верблюжьи штуковины выставленные напоказ, ужасные и странные- как и все тщательно скрываемое, упершись страшенными крюками и шипами в песок Бесконечной Степи поддерживали своего хозяина в стоячем положении. Горбы, набухшие и стоящие торчком, вибрировали, дымились и воняли паленой шерстью, не успевая преобразовывать ярость в магическую энергию. Из ушей верблюда искры вырывались не переставая.
А вокруг несчастного и очень разозленного этим трехгорбого демона кружилась маленькая буря межмирового Хаоса, в свою очередь разозленного до такой степени, что он вторгся в пределы отдельного относительно упорядоченного мира. Буря Хаоса кружилась не просто так. Она постепенно изничтожала верблюда. Выдувая в Ничто одну вероятность его существования за другой. И могла вскоре добиться успеха. Потому как ярость верблюда все прибывала, в то время как самого трехгорбого демона становилось все меньше. Очень скоро вместо него, ищущего своего Проводящего-Напарника-Хозяина-Друга, мясного с сиреневыми костями, с злобным надменным разумом и метко плюющегося, могла оказаться просто концентрированная ярость. И более ничего...
Разгадка, пусть и скверная, пришла неожиданно. Крепко призадумавшийся, в основном жалостью к себе, маг начал рассеянно напевать под нос старинную детскую песенку со словами 'Любовь-кольцо, а у кольца, есть Властелин, и есть пальца...'. И тут на него снизошло озарение. Опа! Кольцо! У меня где-то в карманцах лежит опа-тое кольцо невидимости! Лихорадочный обыск многочисленных карманов, кармашков, тайных петелек, ремешков и прочих непременных атрибутов зельеварской мантии дал результат в виде еще одного укуса демонической блохи и собственно искомого кольца. Как и в прошлый раз, качество изделия, предположительно тайкитского производства, заставило молодого зельевара поморщиться от недовольства.
Кольцо очень невзрачное на первый взгляд, при тщательнейшем осмотре оказалось и на самом деле паршивым артефактом. Оно явно не стоило того золота, из которого было сделано. Криво сплетенные нити чар тускло горели невидимым серым светом. Даже без особо скошенных глаз было видно, что руны, пусть и незнакомые, с трудом удерживают дешевую магию, не давая есть бесполезно вылиться наружу, сделав тем самым сей маломощный артефакт еще слабее. Искандер и сам бы смог в мастерской соорудить нечто похожее из подручных материалов за пару дней. А зелье с идентичным эффектом, без побочных явлений вроде серой слепоты и огненно-глазной галлюцинации, расчертить и сварить вообще за пару часов. Конечно же, в своей лаборатории, с полным набором инструментов и приборов. А в этой опа-той пустыне возможностей у молодого зельевара было всего ничего. Максимум что он мог сейчас сделать это двухкомпонентные 'натуральные' зелья. Ну, или просто сожрать ингредиент в сыром виде, и попытаться переварить его в желудке собственными желудочными силами таким способом, чтобы получить желанный эффект, или хотя бы наесться. Ну, или не сдохнуть.
Искандер пососал укушенный палец и, выплюнув зараженную нестойким проклятьем 'Сумасшедшего Чиха' каплю крови, взялся за дело. А дело предстояло серьезное. Надо было исправить тайкитские недоделки. Понадобится много магии. Сложной, долгой и емкой. Теорию молодой маг знал довольно сносно. В свое время даже сдал зачет на 'отлично' но потом, то бишь на следующий день, все благополучно забыл. Но некоторый практический опыт переделки чужих артефактов у Искандера, несмотря на его молодость и зельеварскую специализацию, все же имелся. Опыт суровый и поучительный. Искандер тогда, как всегда, едва выжил, но остался доволен собой и полученным в результате артефактом, который через неделю потерял в толчее на Базарной площади.
Что было обидно, но вовсе не смертельно, так как этот артефакт являлся самой наиобыкновеннейшей Споро-Кашеваркой. Ну, такой хитро-лентяйской штукой, когда наливаешь в котелок холодной воды, сыплешь щепотку соли, ложечку репового меда, две с половиной горсти овсяной крупы и начинаешь мешать полученное месиво этой самой Споро-Кашеваркой по ходу солнца, и на сотом помешивании 'Бац!' и котелок полон вкуснейшей превосходно приготовленной горячей каши. Отличная штука для походов и ленивых любителей кашки, потому как быстро. Хоть и не совсем понятно, куда же это девается половинка горсти крупы, многие предполагают что, наверное, в какой-нибудь чужой мир в качестве оплаты за лентяйство.
Итак, этому быть. Я исправлю Кольцо! Искандер был полон решимости. Уж очень есть сильно хотелось, а аромат неведомого и вкуснейшего, потому как не может так аппетитно пахнущая вещь быть противной на вкус, жаркого от приблизившегося костерка, разведенного кем-то подозрительным и вероятно враждебным, усилился многократно. Желудок зельевара стонал, урчал, бился в голодном припадке и требовал самых решительных действий магического характера.
Искандер вытащил из многочисленных кармашков предметы могущие пригодиться в переделке артефакта. Походные рунные плитки, числом пятнадцать штук, золотое стило, разно-металлические ножи, молочно-огуречный шоколад, блокнот с свежепроросшими страницами, писчие перья измазанные сгущенкой, и целая батарея пустых и полупустых пузырьков и колбочек с зельями и порошками. Разложив добро в порядке найденном многими поколениями обучавшихся у дяди Харума студентов как самый безопасный для дальнейшего относительно безболезненного существования, Искандер примостил рядом сумку, начиненную самыми невероятными за всю историю его жизни ингредиентами. Оглядев результат своих действий, а именно огромную кучу почти бесполезного хлама, Искандер вдохнул сухой обезманенный воздух и приступил к работе.
Выбрав валун, после более тщательного, чем предыдущие, обследования на наличие зубастых интимных хваталок, молодой маг положил на него магическое кольцо. Кольцо, легши на холодную шероховатую каменную поверхность, как будто поняв свою дальнейшую судьбу, заволновалось, неуютно задрожало и попыталось неявно улизнуть. Провалиться в неожиданно появившуюся трещинку, быть сметенным неосторожным движением руки, чтобы навеки затеряться в пыльных черепицах пустыни, а то и вовсе оказаться унесенным неведомо каким образом залетевшей в этот унылый мир межпространственной сорокой. Но тщетно. Воля мага- зельевара, крепче вбитого двадцатикилограммовой кувалдой двадцатисантиметрового костыля, удерживала его на камне. И кольцо сдалось, обреченно упокоившись на валуне, в ожидании операции.
Искандер расставил вокруг валуна рунные плитки, так чтобы те образовывали малый походный круг Харна. Ну, почти образовывали. Одной плитки не хватало. И Искандер никак не мог вспомнить какой именно. Чесание затылка не помогло. Удар в лоб- тоже. Произнесенное с неприятной интонацией словечко 'опа'- тем более.
Тогда Искандер подумал о Харне- великом маге древности. Гениальный ученый, непревзойденный боец и талантливый полководец, могущественный демонолог и некромант, изобретательный артефактор и чароплет, и просто нехороший человек. Прямо герой йохуддинского эпоса какой-то, чтоб его опа... Йохуддия. Точно. Харн был просто влюблен в сгинувших в бесчисленных войнах и междуусобицах йохуддинов. Да и сам вроде как имел кое-какие явные йохуддинские корни. Что впрочем, неудивительно, так как в те далекие времена йохуддинская кровь была еще свежа, и вроде даже где-то по Бескрайнему Северу бродила парочка чистокровных йохуддинов, и не успела окончательно раствориться в крови обычных людей.
Харн- обожатель йохуддинов, это раз. Круг Харна состоит из шестнадцати рун, это два. Падежей в йохуддинском языке тоже шестнадцать, это три. И значит...
Искандер посмотрел на имеющиеся плитки. Руны на них изображали 'Кровь', 'Дар', 'Честь', 'Вызов', 'Капуста-Голова', 'Жареное колено'... и в точности соответствовали древнейохуддинским падежам, если конечно применить каплю воображения и аналитхинченский склад ума. Молодой зельевар задумался на минутку и вспомнил отсутствующий падеж. Падеж был 'загребательный' и вообще то ругательный. Любое слово, склоненное по этому падежу и произнесенное вслух, считалось смертельным оскорблением всему окружающему и требовало крови его сказавшего и трех его ближайших родственников. Да уж, суровые древние времена, достаточно было лишь произнести 'хорошо гребешь, однако' и твои кишки уже разлетались во все стороны от удара острейшего хищного меча-кылыса. Искандер попытался вспомнить какой именно руной обозначалось это ругательное и обычно несовместимое с жизнью непотребство. Но что-то явно случилось с его памятью. Обычно цепкий молодой ум мага был на удивление вялым. Наверное, этот опа-тый мир высасывал из честных магов не только ману, но и мозги. Ту часть, что отвечает за память. Опа-то, но и интересно...
Для проверки предположения Искандер пробубнил под нос рецепт приготовления мази от 'проклятых' бородавок, имевшей минимум ингредиентов, но самый невероятный процесс варки в целых сто шестьдесят семь циклов. Рецепт отбубнился просто замечательно, каждое слово отскакивало от зубов, как будто Искандер только вчера вызубрил полное собрание томов 'Чародейственных мазей и притираний'. С памятью все было в порядке. И это означало, что Искандер действительно никогда не знал какой именно руной обозначается сей клятый падеж. Но тогда каким же образом ему удалось перечаровать Споро-Кашеварку? Вероятно, это ему удалось при помощи большого, в триста восемьдесят семь плиток, рунного набора, установленного в мастерской... Тьфу!
Зельевар еще раз пососал успевший распухнуть от укуса палец и, выплюнув остатки блошиного проклятья, решил обойтись без 'загребательной' руны. Ругательства в магии в основе своей, будь то заклинание, плетеное заклятье или же наложение чар, применялись лишь как показатель серьезности намерений творящего волшбу мага. И лишь иногда как проводник для притока в зачаровательный процесс злобной и поистине безграничной энергии неопределенной сущности Клят. Вряд ли для правки кольца невидимости потребуется мощь Клята, тем более Искандер не мог не то чтобы пользоваться его силой, а даже произносить это простое слово. Ведь ему еще хотелось жить, что было бы затруднительно при том количестве голодных демонов, прорвавшихся к нему, сквозь прорванную клятом пленку реальности.
Искандер, выбрав самую плиткообразную черепицу, немножко постругал ее кинжалом, придав более правильную форму. Выцарапав на ней стилом руну-перемычку, кривой отрезок с хитрыми завитками на концах, Искандер полюбовался полученной плиткой. Кривая, с трещинками, из незнакомой крошащейся породы, плитка неожиданно показалась молодому магу ближе и роднее остальных рунных плиток. Бережно сдув с нее пыль и песчинки, Искандер установил свежевыцарапанную плитку на место отсутствующей 'загребательной'. Круг Харна остался совершенно к этому безучастным, в то время как дома при его установке, проявлялись всякого рода спецэффекты, вроде неслышного магического гудения и невидимых тонких-претонких синеватых лучей, соединяющих руны. Отсутствие эффектов могло означать, что круг собран неправильно или же что магии в окружающей среде- полнейшее отсутствие. Искандер решил придерживаться второй версии.
Разложив хрустальный стакан - промочить засохшее горло, Искандер с тревогой заметил про себя, что скорость наполнения его газировкой значительно уменьшилась. Промочив засохшее горло малоскоростной газировкой, маг приступил к детальному осмотру кольца. До боли скосив глаза особым образом, Искандер прижав окровавленный палец, блошиный укус пришелся кстати, к плитке с руной 'Кровь', запустил в нее несколько чар безстихийной рабочей маны. Плитка, всосав капли драгоценной магии и недорогой крови, мягко загудела, и плюнула тонким невидимым синим лучом куда-то за горизонт. Искандер поспешно, даже не ругнувшись, повернул плитку плюющейся стороной к следующей плитке. Засветилась и загудела вторая плитка, ткнувшись лучом в бронированный бок близлежащего валунообразного монстра. Искандер поправил и ее. А потом взялся за третью и... короче, из всех шестнадцати плиток по иронии судьбы правильно развернутой оказалась лишь, пусть гудящая на тон выше, искрящая в трещинках, и светящая сиреневым вместо синего, плитка 'перемычка'. И вот луч последней плитки ткнулся в обгрызенный и изъеденный разными химикалиями ноготь кровоточащего пальца. Искандер осторожно, затаив дыхание, убрал палец с пути луча. Круг Харна замкнулся. Пару раз неуверенно мигнув, и ослепительно чихнув целым снопом разноцветных искр плиткой-перемычкой, творение могучего мага древности в исполнении Искандера перестало сосать у последнего по капельке кровь с маной и заработало. Молодой маг, облегченно выдохнув, перестал коситься и принялся растирать и разрабатывать совершенно онемевший и обескровленный до синевы палец. Делал он все это быстро, помня о магической сухости местного воздуха и его удивительной способности заставлять всякие волшебные вещи 'парить'. Не хватало еще того, чтобы с такими тяжелыми умственными усилиями сооруженная зачаровательная конструкция испарилась до того, как Искандер закончит свои разбирательства с кольцом.
Как только палец немного ожил, зельевар ткнул им зашевелившееся в тревоге кольцо и, подцепив ногтем заполняющие его чары, вытянул их наружу. Круг Харна заботливо раздул объем чар, для удобства работы. Кольцевая магическая плетенка, до того - плотная ввиду своей компактности, от этого стала похожей на самый некрасивый огуречный пончик, когда-либо виденный Искандером за всю его жизнь. Сморщенный и в уродливых пупырышках, вместо ровных нитей какие-то перекрученные загогулины, некоторые- так вообще лопнувшие и вместо аккуратного узелка связанные обычным протухшим от старости магоклеем, чары были просто уродливы, тем самым нарушая одну из восьмисот шестидесяти семи бытовых магических заповедей. А именно 'хорошая волшба и выглядит хорошо'. Если проблема только в этом - работа предстоит испытанием для наблюдательности и терпения, чем ума. Что было весьма кстати, потому как Искандер не то чтобы совсем перестал доверять своему рассудку, но что-то похожее назревало под гнетущим, умирающим от старости, красновато-сиреневатым небом унылого мира.
Наполнив указательный и большой пальцы инструментальной магией, Искандер схватил самую кривую нитку и протянул ее. Пальцы обожгло, но нить выпрямилась. Искандер взялся за вторую. Пальцы обожгло немного сильнее прежнего, зато и эта нить выпрямилась. Через некоторое время, Искандеру удалось выпрямить еще две дюжины нитей магического плетения чар. А пальцы свои он уже практически не ощущал, работал только на глаз. Потому как вместо пальцев была сплошная боль. Концентрированный магический ожог. Это было побольнее, чем просто жарить их на раскаленной плите или варить в неимоверно остром соусе 'Отрыжка огненного духа'. Если бы не пузырек 'успокоина', обнаруженный среди батарей опустошенных колбочек, на донышке которого оставалось несколько зерен алхимического болеутоляющего, Искандеру пришлось бы намного хуже. Нет, он конечно не прекратил бы работу, тем более самодельная плитка-перемычка нагревалась и искрила все больше и больше, и уж тем более не сошел бы с ума от боли. Человек в течении восемнадцати лет просыпавшийся по утрам от удара малой пыточной искры ? 2, а потом и вовсе ? 5, способен выдерживать многое. Просто от чрезмерно большой боли зельевар вряд ли смог бы удержать свой язык в рамках приличия, чтобы не ругнуться чем-нибудь покрепче 'опы'. Например 'клятом', что было бы крайне обидно после проделанной по переделке артефакта работе. Потому как ему, разорванному на куски или сожранному заживо вызванным 'клятом' демоном, магические кольца будут вовсе без нужды.
Тихо-тихо подвывая от боли, Искандер продолжал выправлять нити заклятья. Боль потихоньку нарастала. На третьей дюжине пришлось сделать короткую передышку. Потому как еще немного и молодой зельевар потерял бы сознание, а то и вовсе разум. Ну или просто сердце остановилось бы. Отдышавшись и выпив еще один стакан газировки, чуть было не извергнутый назад, Искандер спешно положил под язык последнее зернышко 'успокоина'. Боль отступила, но по тому как она это сделала, было понятно что она еще вернется, да не одна, а со своими товарками, то бишь еще большей болью. Печально вздохнув и напитав сожженные до костей пальцы магией, Искандер приступил к собственной пытке. Главное не думать о боли, по крайней мере до тех пор пока сердце не откажет. Вот Искандер и думал только исключительно о проделываемой работе. И продолжал ее. Основные нити заклятья, светящиеся особо ярко и самыми важными невидимыми цветами, уже были выправлены. Сгусток червеобразной магии, ранее тревожно бившийся внутри, успокоился и теперь лишь лениво ворочался, став от этого больше похожим на кольцо чем на свернувшуюся от бешенства змею. Что собственно и требовалось. Осталось только связать пару узелков вместо отвратительно халатно сделанных склеек. Отняв от выправленных нитей угольки, ранее бывшие его большим и указательным пальцами, Искандер поспешно вытряхнул из коробки и проглотил вселечащую пилюлю. Пилюля рассосалась и могучая магия исцеления принялась действовать. Угольки от этого приобрели цвет слегка пережаренных сосисок, а боль стала только острее. Потому как восстановилась не только обугленная плоть, но и сожженные нервы. Но скоро палец обрел свой естественный цвет, смугло-розовый, и привычную подвижность. Даже новые ногти наросли- ровные и гладкие, заместо привычных обгрызенных, обломанных и прожженных магическими химикатами. Боль прошла и миру, пусть и унылому, вернулись его унылые багрово-сиреневые краски. Блаженно вздохнув, Искандер занялся узелками.
Насвистывая под нос навязчивый мотивчик гоблинской походной песенки, молодой маг немножко напрягся и выпустил из-под ногтя большого пальца ментальные щупальца трансформации. Как всегда при этом испытав немножко гадливое чувство удовлетворения. Искандеру нравилось собственное щупальце трансформации. Помнится после вживления он дней пять ходил выпустив его, используя в самых бытовых нуждах, с причинами и без. Здорово сэкономил на сахаре, превращая в него или сам чай или же стенки чашек. Искандер невольно облизнул сухие губы, так сильно захотелось чаю, и замотал головой, с трудом отгоняя ненужные воспоминания. Сейчас главное- это узелки и ничего кроме узелков. Искандер полностью сосредоточился на них.
Щупальце, повинуясь воле хозяина, разделилось на две тонкие ловкие лапки с хваталками. Труднее всего оказалось отодрать магоклей. Неумеха мастеривший кольцо не жалел его, восполняя количеством отсутствие умения. Но тоненькие ментальные лапки справились. Отодранные куски клея, как содержащие магию, были, на всякий случай, бережно закупорены в пустую склянку. А вот сама вязка узлов казалась на удивление легким и приятным занятием. Быть может по той причине, что работать приходилось не руками, терпя жуткие магические ожоги, а силой мысли. Лапки хватали концы вырванных из магоклея нитей и завязывали их многомерным вывернутым тудыть-сюдыть бантом, который помимо красоты был еще и на удивление надежным. И принимались за следующие концы. Нет во всем свете, в частности в Лучшем из Миров, ничего быстрее мысли и как следует разозленного шпаггепара. Скорость же мысли тренированного мага быстрее как минимум раза в три, а то и в три целых пятнадцать сотых раз. Один за другим комки отвратительного клея сменялись красивыми узелками, и только предательский пот, которым совершенно непродуманно обливался зажмурившийся молодой маг, обнаруживал, что все не так просто как кажется. Так оно и было на самом деле. Магу приходилось туго. К счастью для Искандера скоро все закончилось. Больше не осталось свободных концов. Все нити заклятья были соединены и выправлены. Искандер ощупал уши, на всякий случай проверяя- не вытекли ли мозги. Еще ни разу не встречавшийся наяву с таким обыденным для обитателей иных миров явлением как откат от сотворенной волшбы, зельевар был ошарашен. Хоть мозги и не вытекли. А ведь казалось.
Получившиеся чары были великолепны. Тонкие рахитичные кривые изломанные нити волшбы, выправленные и соединенные, гудели мощно и светились тугим толстым светом. Магия, изгибавшаяся самым неподобающим образом и судорожно бившаяся о стенки плетения чар, успокоилась и уверенно крутилась внутри, готовая к употреблению. Самый уродливый и невкусный пончик превратился в очень даже симпатичный, пусть и все равно невкусный, но ровный калач. Радость Искандера была безмерна. Потому как ему удалось выправить чужие чары, и при этом даже не 'чуть не умереть'. Было больно, спору нет, но явной угрозы жизни не случилось. И это при том, что пользоваться ему пришлось походным набором рун, причем неполным. Кстати...
Плитка-перемычка искрила все больше. И гудела как-то все больше похоже на визг. И даже на расстоянии чувствовался жар, исходящий от нее. Ого, еще немного и эта штука взорвется мне в лицо, подумал Искандер и спешно затолкал калачик выправленных чар обратно в кольцо. Кольцо, радостно подпрыгнув от наполнившего его волшебства, налилось магической тяжестью. И, голодно заурчав, не менее радостно высосало тепло из: камня на котором лежало, воздуха который его окружал, и большого пальца который не успел отдернуть маг. Бедные мои пальцы, как же сегодня вам досталось, пожалел Искандер собственные конечности, безуспешно пробуя пошевелить оледеневшим пальцем. И тут ему прямо в лицо взорвалась плитка-перемычка. Не то чтобы сильно, голову магу не разорвало, но измученному, обезвоженному и обессиленному, как физически, так и магически, бедолаге Искандеру хватило. И ему не оставалось ничего иного, как потерять сознание и, раскинув покореженные члены, опрокинуться на острые черепки пустынного мира. Кольцо же, всосав остатки магического пламени, сыто икнуло слабеньким заклятьем невидимости и, сползши с камня, закатилось бесчувственному магу в карманец. И правильно сделало, потому как- где же еще быть прелести, как не в карманцах.
Бетхад довольно поводил усами. Где-то далеко-далеко чувствовался Хозяин. Для этого теперь не приходилось сильно напрягаться. Можно было заниматься поиском даже на ходу. Покрепче сжав промежуточными лапами, сочащийся соком из свеженанесенной раны, круглый корень, Бетхад перешел на легкий, всего тридцать километров в час, бег. Благо настроение располагало такому способу передвижения. Демон с утоленной жаждой и голодом был в прекрасном расположении духа. У мерзкой травинки, чуть не прикончившей его иссушающей ядовитой горечью оказался сочный, вкусный, сладковато-кислый, хрустящий корень. Неожиданно большой и круглый. Больше головы Хозяина раз так в полтора. А ведь у Искандера голова всем головам голова. Есть такой сорт тыкв, 'Бугриста' называется, который очень демону нравился, известная своим крупным размером. Так вот, не каждая из этих тыкв больше хозяйский башки будет. И сейчас бегущий кошачий демон легко нес на ожесточившейся стальными иглами спине огромнейший корнеплод, напитанный вкуснятиной и соком. А учитывая что вокруг во всех направлениях простиралась черепичная пустыня, неудивительно что у демона было отличное настроение. Он был жив, сыт, и полон жизненных сил, собственных- к некоторому кровожадному кошачьему сожалению. А так хотелось чужих.
Демону жутко хотелось подраться. Гнев вымещенный на травинке и приведший к спасению немного спал. Но не полностью. Некоторую долю ярости поглощал бег. Но все равно очень и очень хотелось располосовать кому-нибудь морду, выпустить кишки, вырвать позвоночник. Ах... Несмотря на кроткий нрав и вообще-то истинно пролетарское, то бишь хар-ское, происхождение, Бетхад все равно был демоном. Пусть в родном Вирсекарсе он и был жалким уборщиком и самым нижайшим разнорабочим, но от этого жажда крови отнюдь не исчезала. Наоборот, хотелось рвать и метать. Но кроме желания подраться, ничего такого более Бетхад, будучи как и все прочие демоны яростным фаталистом, не желал.
Мелкие осколки черепицы разлетались под лапами. Шуршала тысячами стальных иголок шкура. Хвост, распушенный и стоящий торчком, придерживал истекающий на спине соками корнеплод. Глаза кошачьего демона были довольно прищурены. Усы с легким свистом разрезали затхлый престарелый воздух. Демон имел цель и стремился к ней. Со всех имеющихся в наличии лап.
Бесконечная Степь. Удивительные полупрозрачные лиловатые облака. Песня бесконечно свободного ветра. Засохший перекати- корень-скелет недавно съеденного травяного волка. Неимоверная громада тела беспробудно спящего вот уже три сотни лет Стогорбого Деда на горизонте. Идиллическая картина покоя, которой не хватало самого чутка чтобы достичь абсолюта. И чуток этот был трехгорбым верблюдом. Вернее тем, что от него осталось после жесточайшей атаки межмирового хаоса.
Из трех горбов остался только один. Два остальных лопнули, выбросив в воздух такое количество злой верблюжьей магии, что хватило бы на тотальное уничтожение трех-четырех крупных городов и превращение всех их жителей в злобные плюшевые диваны и не менее злобные горшки со злобными петуниями. Обнажилась старая рана на боку, щеголяя сиреневыми ребрами. Под демоном блестела антрацитом лужица бесценной верблюжьей крови. Левая верблюжье-демоническая штуковина высохла, пошла глубокими кровоточащими трещинами и отвалилась под собственной тяжестью. Безглазый закопченный череп с обгорелой макушкой злобно-победно улыбался сожженными губами. Но несмотря на свой жуткий мученический вид верблюд-демон был жив и невероятно доволен собой. Он, истощенный, избитый и стертый в нескольких вероятностях, ликовал. Потому как нашел Лучший из Миров, безумно мельтешащий в сонме миров-вселенных, в клубящемся безграничном небытии Межмирового Пространства.
Тонкая ниточка слюны надежно удерживала связь с Плевком, нашедшим таки путь до искомой цели и намертво уцепившийся за ее реальность. Хаос, истязавший демона и успокоившийся, когда он прервал всякую связь с остальными плевками и разрушил созданную им паутину поиска, вернулся обратно в Межмировое Пространство. Одногорбый верблюд шатаясь от усталости и невероятной боли убрал оставшуюся верблюжье- демоническую штуковину, кое-как нарастил самый чуток кожи на черепе, чтобы не так страшно выглядеть по прибытию. И по тоненькой ниточке слюны Прыгнул в Лучший из Миров. И был таков.
- Привет,- поздоровался с безмятежно сидящими у костра людьми Искандер, настороженно сжимая в одной руке жезл, а в другой пакетик с крупнозернистой 'песочной бомбочкой', гарантирующей крепкий получасовой сон с не очень приятными сновидениями.
- И тебе привет,- ответил, ничуть не удивившись неожиданному появлению слабовооруженного мага, тип, похожий на профессионального приключенца.
На приключенца любящего: биться двумя кривыми мечами с целыми толпами врагов, прыгать по столам издавая пронзительные боевые кличи, бегать по крышам ночного города, и носить прозвище приблизительно звучащее как Двурукий, или Ящерица, а то и Лезвия. Правда выражение лица у наемника совсем не соответствовало общему его виду. Наемник улыбался, и это была улыбка не больного человека любующегося вражескими потрохами, а обычного парня услышавшего как ни странно веселый анекдот в кругу друзей в парке с бутылочкой тыквенного пива в руке и содержимым парочки бутылок в желудке. Только добродушный вид ни в коей мере не умалял его опасности. Аура приключенца так и щетинилась неимоверной крутостью.
- Привьет,- со странным акцентом отозвался второй.
Краснокожий носатый толстяк в черной долгополой мантии с капюшоном, весь в разных побрякушках и квадратных очках, как ни странно не украшенных чучелом совы. Это больше всего и удивило Искандера. Он не встречал во всем Безымянном Городе, да и в остальных городах Харассеи, ни одного очкарика, которому бы пришло в голову оторвать сей функхсеинально (клятое вычурное слово) необходимый элемент от зрительного прибора. И Искандер сделал очень логичный вывод: что на носу толстяка красуются вовсе не очки, а какое-то глупое украшение, или же толстяк на самом деле какой-нибудь очень оригинальный демон из чужого мира, в котором не существует крохотных пятачковых сов, из которых собственно и набивают магические чучела умелые харассейские окулисты-артефакторы.
А далее повторялась ситуация с невинно убиенным, подумаешь стрелу по мерзкому хурмансу пустил, эльфом. Собравшиеся молчали и сверлили, пусть и незлобно, друг друга взглядами. Зельевар некоторое время тщетно обдумывал продолжение разговора. Толстяк в темной мантии громко сопя подкладывал в костер бесформенные горючие штуковины. Как бы Двурукий-Ящерица-Лезвие продолжал беззлобно, но как-то обидно ухмыляться. Искандер молчал, глаза его остекленели, а рот, с капелькой голодной слюны на краю, был приоткрыт, но мозг бешено работал. Он пытался угадать, что это такое жарится у двоих на костре. И это было важнее всего на свете. По крайней мере на этом.
Намного больше чем белличий окорок, для седла абрашка тоже великовато, может быть хуруний бок, или вырезка из буллвола. Но костей не видать. Сплошной шмат. Да и жира маловато для хуруни. И светловато мясо для буллволштекса. На кусок СеДеБе-Печени (Сердито-Дешево-Бесконечно), растимый и бесплатно раздаваемый доброхотами из благотворительных организаций также не похоже. У 'бродяжьей' печени много положительных качеств, например абсолютная бесплатность для нуждающихся и прилагаемый к ней отличный сметано-луковый соус, но капель жира вытесняемых на горящие штуковины и дивного шашлычного аромата среди них никогда не наблюдалось и наблюдаться не будет. Не стоит поощрять бедность и бродяжничество чересчур вкусной конфеткой. В данном случае печенью. Тогда что же это? Искандер так и не разгадал.
Но что бы оно ни было, это была еда. Горячая и мясная еда. И пахла она просто великолепно. По крайней мере, для голодного, как ненасытный и крайне неаппетитный демон Хантун, Искандера. Тошнота, обычно подступающая при воспоминании о неожиданной встрече с этим самым канализационным чудовищем в собственном подвале, на этот раз даже не заикнулась. Видать испугалась голода своего хозяина.
Пауза была прервана самым благожелательным образом. Приключенец дружелюбно махнул рукой, приглашая Искандера за костер. А толстяк острейшим шипастым ножом зловещего вида отрезал от сочащегося всякой вкусностью куска горячего мяса огромную, прямо таки нечеловеческую, порцию и положил ее на красивое блюдо из темной бронзы. Из темной иллюзорной бронзы. Мозг зельевара попытался было обратить внимание своего хозяина к этому замечательному факту, но не смог пробиться сквозь мысли об еде. А если честно, то особо и не старался. Мозгу тоже были нужны питательные вещества, несомненно, во множестве обитавшие в жарком, и он в целом разделял приоритеты молодого зельевара.
Сердце Искандера тут же оттаяло, как огуречное мороженое в драконьем выхлопе, настороженность испарилась бесследно, и подозрительная парочка стала ближе и роднее единокровных братьев. Искандер сам не понял, как его жезл оказался в пенале, пакетик с песочной бомбочкой в кармашке мантии, а вокруг шеи обвязана салфетка.
- Это мне?- спросил Искандер с неприлично детской интонацией.
- Конечно, присаживайся. Отведай жаркого. Чувствуй себя как дома,- ответил приглашением приключенец и повторно махнул рукой в гостеприимном жесте.
При этом из рукава у него выпал метательный нож и острием воткнулся в черепицу почвы. Но Искандер этого не заметил. Он даже не ответил на приглашение. Он наконец-то увидел нечто отнявшее дар речи и гордость за свой аналитхинченский склад ума. Он, за время похода построивший сложную теорию об истощении маготворных источников старых миров и естественном испарении маны из любого магоносящего тела, увидел волшебство. Не обыкновенное волшебство, Искандер и сам мог хоть сейчас пальнуть чем-нибудь убойным и чарозатратным из жезла или пальца, а жутко неэкономное в этом мире волшебство.
Толстяк прямо на глазах молодого мага сотворил огромный кубок из магически плетеной темной твердо-иллюзорной бронзы. А потом скривившись от неудовольствия, наверное эстетического ну или чисто физиологического, развеял сотворенный кубок, выплескивая драгоценную ману в абсолютно немагическое пустынное окружение. Даже не пытаясь ее поглотить. И тут же сотворил второй кубок, на этот раз более изящный с ручкой и окончательно убедивший Искандера в ненормальности очкастого толстяка.
- Но это так неэкономично... -просипел Искандер, скашивая особым образом глаза, чтобы увидеть выплескиваемую толстяком магию. Впрочем, безуспешно. Толстяк не парил.
- А, насчет этого не беспокойся. У нашего друга много магии и она явно не скоро кончится. Видишь, какой он упитанный, ух, кровь с молоком!- ответил на сип зельевара приключенец, пряча метательный нож в рукав и суя ему в руки тарелку с мясом.
- Нье юпитанний, а моугючий! И юзасний!- поправил своего компаньона могучий и ужасный толстяк, наполняя только созданный кубок огуречно-молочным кхактейлем. Опять же при помощи магии, сгустив воздух в воду, а затем оборотив ее питьевым заклятьем в фирменный напиток 'Быстро-Скусно-Демон-Еда'-забегаловок.
- Но любезный ээ... маг...- начал было делиться своей выдуманной теорией с ужасным и могучим толстяком Искандер, принимая кубок и машинально делая глоток живительной огуречно-молочной влаги.
- Ка-ка...- поперхнулся кхактейлем молодой зельевар и в ужасе отшатнулся от самоназванного 'коулдюна втоуроу кэтигоурии'.
- Вообще то ко-ко, а не ка-ка, хотя в этом...хм... что-то есть...- издевательски хмыкнул приключенец и как ни в чем ни бывало, а впрочем так оно и было, продолжил отрезать от жаркого тонкие куски мяса и скармливать из своей пазухе.
- Ка-калдун!- выкрикнул Искандер, приняв боевую стойку зельевара, с магической бомбочкой в одной руке и кубком в другой.
Хотя вообще-то в другой руке полагалось быть жезлу или готовому к немедленному употреблению, раскрученному файерболу. Но кхактейль был действительно хорош. В меру огуречный, в меру молочный, прохладный, с корицей, хреном, мятой и капелькой дикого меда. Жаль было такой выливать. Тем более колдун был и не такой уж и страшный. Уж не страшнее распотрошенного демона будет. Хотя разрезы у Искандера всегда получались на удивление ровные и красивые.
В ответ толстяк лениво щелкнул сосискообразными пальцами, унизанными многочисленными затейливыми колечками, и за его спиной на мгновение проявились и пропали темные силуэты. Зловещие силуэты. Убитый накануне демон тем силуэтам даже в подметки не годился. Не говоря уже о том, чтобы, как на днях плевком выразился один поджаренный эльф, полировать блорты пукимонтов чокнутых тетушек этих ужасных силуэтов. Один силуэт- грубый и широкий как пара посудных шкафов, очень грубых посудных шкафов, в пять метров высотой, второй- тощий и неприятно острый, как пучок метательных ножей в полете. Это могли быть только они. Всегда вместе и при одном хозяине. Все-таки у Искандера по дисциплине 'Демонология зарубежных стран', в отличии от смежной 'Артефакторики зарубежных стран', были отличные оценки.
- Меаркец! Опа! Меаркский колдун!- выкрикнул и показал на толстяка пальцем молодой маг в изобличающем жесте.
Воспитание, а именно ненависть в отношении меаркцев, впитанная с молоком матери и подзатыльниками дяди, дало о себе знать. Слова Искандера так и сочились нескрываемым презрением и неосознанной жаждой убийства, а жест, несмотря на всю свою простоту, был ужасающе оскорбителен.
На что опа-меаркский колдун ответил лишь печальным вздохом, он даже вздыхал с акцентом, и принялся отрезать от жаркого еще один ломоть. Но не смотря на то, что толстяк ничего не предпринимал в ответ на грубость харассейского патриота, нечто невидимое и злобное зашевелилось и насторожилось за его широкой и толстой спиной. Демоны явно обиделись за честь своего хозяина, какая бы она у него ни была.
Искандер не на шутку испугался. Стоит сейчас колдуну-толстяку щелкнуть пальцами и парочка демонов мгновенно превратят его в красиво разлетающиеся по пейзажу ошметки мяса и боли. И никакие прежние заслуги-подвиги не помогут.
- Да садись ты, наконец. Никто ни с кем не будет драться. По крайней мере, до обеда,- приключенец перестал кормить свою подмышку и, упруго вскочив, таким же упругим шагом подошел к замершему в испуганной боевой стойке Искандеру и, отобрав магическую бомбочку, вручил в освободившуюся руку тарелку с дымящимся мясом.- Садись и ешь!
Искандер не успел даже удивиться, так быстро все это произошло. Еще несколько секунд Искандер простоял в столово-боевой стойке, с кубком и тарелкой, не осталось даже свободных пальцев, чтобы изобличающее указывать им на носителя грязной зарубежной загнивающей магии. Горячее мясо на тарелке источало ароматный жар, кхактейль в кубке пузырился мятно-огуречной прохладой. Молодой маг молча сел на указанный ранее валун, даже не проверив его на наличие хваталок, и, пристыженный совестью за свою грубость в отношении человека предложившего ему привал, занялся жарким. Жаркое оказалось очень вкусным. И зельевар, не переставая жевать и глотать, задумался над произошедшим и происходящим.
Несколько часов назад очнувшись, и успев в беспамятстве увидеть жуткий кошмар с участием себя, жареного дракона, соленой плетки со вшитыми колючками и интимных хваталок с ядовитыми жвалами и неприличными сяжками, Искандер обнаружил себя полусмертельно раненым и обессиленным. Зато имеющим в карманце тяжелое холодное золотое колечко невидимости. Настоящую прелесть. Перед тем как на радостях тут же надеть кольцо и став невидимым носиться кругами, заливаясь полубезумным счастливым смехом, Искандер рассудительно решил подлечиться и подзаправиться. Потому как работоспособное магическое кольцо это конечно хорошо, но палец, кстати указательный, из которого оно высосало тепло, оказывается отломился и растаяв превратился в отвратительную вонючую мясную кучку. Да и шрамы оставшиеся на лице после взрыва тоже никоим образом не улучшали самочувствия, не говоря уже о луже крови натекшей под головой, и соответственно из нее же и вытекшей. Молодой маг занялся самолечением. Иных целителей в этом унылом мире не наблюдалось.
Пилюля вселечения, стакан газировки, немного вонючей мази на лицо, глоток сжиженной маны и Искандер был здоров. Разве что его стошнило от отвратительно горькой желчи, внезапно заполонившей желудок и судорожно рванувшей вверх. Что же, это было не самое плохое побочное явление, перенесенное молодым магом. Для человека однажды превращенного неверно смешавшимися в желудке зельями в тощую смуглую лягушку, тошнота даже самой сильной кислотой, была в порядке бытовых вещей. Только палец все же не отрос. Как у той же лягушки. Хм... иногда бывает даже полезно быть мерзким земноводным.
Сушеный алхимический плод заменителя киртеколских ягод, отвергнутых привередливым к родным деликатесам кошачьим демоном, взбодрил и укрепил усталое размякшее тело. Но взбодренный магически и алхимически Искандер ощущал, что внутри него неумолимо нарастает усталость как телесная, так и духовная. И стоит только магии алхимической ягоды прекратить свое действие как Искандер свалится совершенно опустошенный и тут же заснет. И повезет, если проснется через в-принципе-целых шесть дней. Чтобы быть сожранным проснувшимися наравне с ним чудовищами. Выспавшийся он явно покажется им намного вкуснее, чем не выспавшийся. А если не повезет- то вообще не проснется. Потому как приличные мертвые люди не имеют привычек подниматься, разве что становясь злобной неприличной нежитью.
Ладно, решил про себя Искандер, с удовлетворением замечая, что шизофренический Искандер-ехидна пропал бесследно, проверяю кольцо и на разведку. И тут же принялся претворять в жизнь решение. Надел кольцо на обрубок, а точнее отморозок, пальца и исчез из виду. И даже аура свернулась в компактный малозаметный клубочек, запрятавшийся в глубины Искандерова разума. Ментальное же Сияние самих мозгов приугасло, став настолько незначительным, что молодой зельевар даже почувствовал себя полнейшим кретином. Абсолютно прозрачный для большинства заинтересованных, и тем более не заинтересованных, взглядов, без крупинки запаха и не издающий ни грана звука Искандер- неимоверный разведчик двинулся в сторону костра.
И вот он сидит возле него, уплетая за обе щеки вкуснейшее горячее мясо, запивая свежайшим кхактейлем. Чисто рефлекторно обидев моугючиго меаркского колдуна и лишившись магической бомбочки, которых и так оставалось меньше чем то количество, с которым уважающий себя и окружающих хоть самую малость приличный зельевар, не то что в иной мир, даже на балкон покурить не выйдет.
Итак, думал Искандер, я добрался живым до промежуточной цели и скоро наемся досыта, и что же тогда? Что делать? Искандер задумался над исконно-вечным харасским вопросом, заданным еще великим героем Харамонуном, когда тот скинув в кипящее чрево Пика Демонизма собранные по всей Харассее проклятые злобные кольца, кубки, мечи, талисманы, короны, доспехи, и изрубив всех врагов, преследовавших его с целью завладеть проклятой коллекцией и вследствие миром, неудачно присел на валун и оконфузился, испачкав последние чистые портки в радиусе трех тысяч километров.
Искандер проглотил последний...хм..., утолив голод, зельевар стал смотреть на свою будущую судьбу более оптимистично и потому... крайний кусочек и запил его крайним глотком. Мясо на блюде при содействии вилки с ножом и кхактейль в кубке благополучно переместились и улеглись в желудке приятным бременем. И молодой маг почувствовал глубочайшее умиротворение. Багрово-сиреневый унылый мир расцвел дружелюбно-невидимым розовым и голубым. Даже зловещие прозрачные тени за широкой меаркской спиной колдуна смягчили свои грубые жестокие невидимые контуры. Мир вокруг улыбался зельевару доброй усталой улыбкой. И даже проснувшийся на миг драконообразный монстр, казалось, дружески подмигнул светящимся глазом.
- Ну, может поговорим, или еще кусочек жаркого хочешь?- с заботливой улыбкой поинтересовался приключенец.
- Хурм...- запротестовал набитый до отказа желудок молодого мага, в то время как мозг казалось, самостоятельно прокричал через ушные отверстия 'Добавку, пожалуйста!'. К счастью его толком не расслышали.
- Ну, значит, говорим,- сделал вывод из сведенного судорогой противоречивых желаний разных частей тела зельевара приключенец.
- Угу.
- Для начала представлюсь. Меня зовут Гелин из славного рода Тулпардан,- приключенец отвесил зельевару резкий поклон и потерял еще один метательный нож, вывалившийся из воротника.
- Очень приятно. Фахим из славного рода Рахан,- вежливо поклонился в ответ приключенцу Искандер.