Вращались колёса велосипеда, подминая под себя бледную песочную пыль, спотыкаясь о камни.
Приближалось лето, и в небе летала чайка, грустно кричала над водами утреннего залива, летала, расправив белые крылья под бледно-жёлтыми солнечными лучами.
И небо пенилось блёклыми белыми облаками, и пахло рыбой и трухлявыми досками причала.
Вращались колёса велосипеда. Здесь, у залива, в утренней пыли, дребезжала рама старого велосипеда, позвякивал звонок, бренчал багажник, скрипели педали. А в городе, оставшемся далеко за спиной, было свежо и влажно, и окна в домах - цвета неба, а во дворах - уютно и от подтёков под карнизами, и от бордовой ржавости крыш, и от таких прозрачных луж...
А здесь были пыльные двухэтажные коммуналки, а здесь плыли в бесцветном мареве их бледные песочные стены и нагретая солнцем черепица... и дорога под горку... И так хотелось не возвращаться в этот мир рыболовных сетей, ведь приближалось лето... И чайка так грустно кричала.
И такой тяжёлый был рюкзак за спиной, а в нём была такая тяжёлая красная двойка. И ноги неохотно двигали педали... 'Как расстроится мама... - думал Сашка, и его тёмные волосы трепал пыльный ветер, - она опять сядет на уголок кровати и уткнётся в ладони лицом...' Но ведь до лета оставались считанные недели, и учиться уже не хотелось, а красный цвет классной доски напоминал о велосипеде, а мелок так и просился в руки, чтоб им порисовать...
Велосипед шуршал шинами по дорожной пыли, и слышен был шум прибоя. 'А как разозлится папа!.. Ой... - Сашка зажмурился, представляя, как отец достаёт ремень из шкафа. - Надо б стереть эту двойку... Вдруг он не заметит...'
Показался их домик, весь в выцветшей бежевой побелке, обдаваемый ветром, окружённый сохнущими колышущимися белыми и жёлтыми простынями.
Большинство их соседей были моряки. Они ходили в тельняшках и курили сигареты без фильтра. Они бродили возле дома пьяные, а потом спали на лестницах, лавках, за столом, что был построен чуть поодаль, и всюду только и мелькали их тельняшки... Папа тоже работал в море, с ними, и поэтому иногда Сашка находил его спящим у входной двери.
Сашка бойко соскочил с велосипеда и, шаркая потёртыми джинсами, закатил его, бренчащий крыльями и рамой, в подъезд, под немытую лестницу, и побежал вверх, на второй этаж, постучался в высокую деревянную крашеную белым дверь.
Снова послышался голос чайки, ворвался в подъезд вместе с сухим ветром, коснулся стен и затих. Дверь открылась, и на пороге появился небритый отец в расстёгнутой мятой рубахе, пахнущих рыбой штанах и с ремнём в руках.
Сашка вздрогнул и сделал робкий шаг назад.
- Входи! - гаркнул отец.
Сашка задрожал.
- Входи!!! - он схватил сына за шкварник и вволок в квартиру, с силой бросил на немытый пол. - Дневник показывай! Бездарь! Что, поганец, копаешься?!
Вытирая кулаками горячие слёзы, мальчишка начал искать дневник в рюкзаке, понимая, что теперь не успеет стереть двойку. Отец выхватил у него стопку тетрадей и сам нашёл среди них дневник.
- Толенька, не надо, не бей его! - выбежала из комнаты мама. На ней был её полосатый халат, а её светлые волосы, как всегда, были растрёпаны, она, как всегда, своими сухими тонкими руками останавливала папину руку с ремнём; а папа, как всегда, вырывался и хлестал, а потом отталкивал её, и она, как всегда, падала, ударившись обо что-то; и Сашка, как всегда, плакал, чувствуя, как жжётся змея ремня...
- Толенька, будешь кушать? Я котлеты с макаронами приготовила, - слышался мамин голос из-за двери.
А потом гремела ножками по полу табуретка, звенела посуда - отец садился за стол обедать. И вкусный с голода макаронный запах просачивался через скважину замка.
Сашка сидел закрытый в комнате, глядя на то, как качаются белые шторы на открытом в залив окне. Мимо окна пронеслись горько плачущие чайки.
'Только б папа не отобрал велик', - думал Сашка и смотрел на то, как там, в пыли за окном плывут облака, на то, как отражаются они в заливе. А в комнате было серо и сухо, и обои все сползли со стен, и побелка обкрошилась с потолка, как сухая короста. А Сашке хотелось пойти гулять...
Приближалось лето... Приближалось... И Сашка мечтал убежать на его поиски, найти его и остаться с ним, зелёным и влажным, чтоб кататься на красном велосипеде под дождём и забыть про пыль и запах рыбы...
- Трус! Трус! Трус! - дразнились друзья.
Да разве это были друзья?!
- Подумаешь - заперли! - кричали они и смеялись в сумерках среди колышущихся на ветру простыней.
- Ничего я не трус!
- Ха-ха-ха! Да ты даже на подоконник сесть боишься! - лился смех с велосипедным звоном из сумерек под окном и из шёпота моря. - Без тебя в порт уедем на корабль смотреть!.. Ну прыгай, а!
- Спорим - залезу? Спорим - прыгну?! - крикнул Сашка и вскочил на облезший подоконник.
Грустно кричала чайка...
Приближалось лето. Велосипед пылился в углу под лестницей. Шторы на открытом окне колыхал сухой ветер. Кричали чайки... Под окном о чём-то спорили соседи - моряки.
Сашка лежал с гипсом на правой ноге. Мама сидела на самом уголке кровати рядом с сыном и плакала, уткнувшись лицом в бледные ладони.
Год за годом бывало такое время, когда приближалось лето. Отца больше не было - он утонул. И Сашка подрабатывал в порту и сам пах рыбой. Чайки кричали в небе всё так же. И залив шумел всё так же, и ветер с песком, как всегда, раздувал паруса простыней возле дома с черепицей.
Вращались колёса нового велосипеда. Подминали под себя бледный песок. Новая рама блестела на солнце. В город была закрыта последняя дорога - школа была закончена без аттестата, и больше незачем было туда ездить. 'Как расстроится мама... - думал Сашка. - Она увидит новый велосипед. Она опять будет плакать... и просить денег на квартплату...'
Сашке было за двадцать. Он был высоким и худым. Только плечи широкие, как у отца. У него были тёмные волосы, глубоко посаженные глаза, строгие черты лица: острый подбородок, прямой нос, хмурый взгляд из-под прямых бровей, высокие скулы. Он продолжал носить джинсы и майку, как в детстве, только размера побольше... Но теперь он курил сигареты без фильтра с едким запахом и пил водку с соседскими моряками, а потом засыпал под собственной дверью.
Приближалось лето, и Сашка вспоминал детство, крутя педали, которые совсем не скрипели. Столько всего раньше было в мечтах!.. И ничего не осталось...
Сашка бойко соскочил с нового велосипеда, выбросил окурок и, шаркая потёртыми джинсами, закатил его в подъезд, под неметёную лестницу. А потом поднялся на второй этаж и открыл дверь своим ключом.
- Ма-ам, - тихо позвал он, медленно шагая на кухню по усыпанному уличным песком полу.
За окном кричала одинокая чайка. Солнце ползло по небу, как пьяный бывалый моряк.
Женщина сидела за столом всё в том же халате. И причёска у неё была - как всегда, и бледные черты лица. Только морщинки у глаз появились и седина на висках. Её стеклянный взгляд был направлен на вход.
- Мам, ты чего? - спросил Сашка...а потом заметил на столе пустую бутылку.
- Ты-то зачем, мам?!?!?!?! - на срыве прокричал Сашка.
Приближалось лето, и с моря пахло рыбой и сетями. А ветер легонько трогал кухонные занавески...
Приближалось лето, и солнце бледными жёлтыми лучами тянулось к мятым простыням, ложилось на подушки, на одеяло, на Сашкино лицо... Сашка улыбался во сне... но потом вдруг резко поднялся, будто сладкий сон обернулся кошмаром.
Он огляделся. В незнакомой комнате со стенами песочного цвета и старыми фотографиями в рамках пахло сухостью ветра с залива. Саша посмотрел рядом с собой, потрогал за голое плечо лежащую под боком светловолосую девушку:
- Эй... э-ээй... ты кто?
- М? - хмурясь, приоткрыла один глаз она. - Я Ляля, - зевнула. - А ты... кто? - укрылась одеялом с головой, готовая спать и дальше.
- Я?.. Да так... - ответил Сашка.
А там, за окном продолжало приближаться лето, и крики чаек напоминали о детских мечтах.
Приближалось лето. Поступью бледных солнечных лучей шло по пыльной черепице. Чайки кричали беспокойно. Простыни трепетали на ветру. Моряки буянили, орали песни. Дома плакала мама.
Сашка лежал на крыше, раскинув руки. Он слышал гудок приходящего в порт парохода, бренчание велосипедных звонков, шорох шин и детский смех. Он достал из кармана пачку сигарет, зажигалку, закурил и долго смотрел на небо, на то, как дым, едкий, тонкий, поднимается в лазурную высоту и сливается там с бледными облаками.
Где-то шумело радио и обещало дождь.