Сотникова Ольга Сергеевна : другие произведения.

Осколок-2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Всадник на верблюде уже пересёк каменистую пустыню. Под ногами бактриана хрустели аметисты, изумруды, сердолики, топазы, опалы, но он не обращал на них внимания. Пустыня не погасила надежды всадника достигнуть желанного берега, но распалила её. А впереди, раскалённый на солнце, ждал всадника песок.
  
  
  Всадник на коренастой, мохнатой монгольской лошади пересекал травянистую пустыню Тибета с юга на север. Он стремился к Озеру. Скоро закончится самая легкая часть пути, и вслед за травяной пустыней его ждет каменистая Гоби, и далее - песчаные барханы безводных песков Каракумов. Лошадку всадник сменит на верблюда, но белый бактриан никогда не доставит его на желанный берег. Пути провидения неведомы для смертных.
  
  Доктор уже заканчивал заполнять необходимые формы - утомительная, скучная, рутинная обязанность. Смена завершалась вполне буднично. Он напрасно ждал чего-то необычного - полнолуние никак не влияло на нормальное поведение пациентов. Доктор иронически улыбнулся своим тревожным ожиданиям: "Все-таки я не далеко ушел от суеверных кумушек, свято верящих, что полнолуние может быть причиной обострений нервных и физических заболеваний".
  Ночь принесла прохладу, она позвала молодого человека выйти из кабинета, защищенного от жары кондиционером, в больничный парк. Доктор медленно брёл по его дорожкам, наслаждаясь шорохами ночи, бликами пруда, навещая свои любимые растения.
  Тишина. Пациенты уже спали. Только двум из всей больницы, по просьбе родственников, разрешалось нарушать режим. Доктор присел на скамью, возле которой стояло кресло-каталка пожилой русской, миссис Валко, не проронившей за несколько лет пребывания в доме ни единого слова. Может, её центр речи был поражен при инсульте, но, скорее всего, это было обычное вздорное, стариковское упрямство. Доктор, правда, подозревал, что она просто не знает английского. В руках у старухи был зеленый лист, сорванный с ближайшего куста. Она держала его так, будто он был прозрачен, и сквозь него можно было разглядеть луну.
  На другом конце скамьи сидел старик, и, казалось, вел беседу со старухой в кресле. Хотя никто из них не произнес ни слова, доктору почудилось, что он их прервал. Ах, ну да, мистер Буланофф, тоже русский. Чёрт их поймёт, как эти русские общаются. Эти двое выглядят так, будто слова им не нужны, настолько они близки друг другу. Молодой человек поднялся со скамьи и направился к зданию - пора собираться домой.
  
   - Вижу тебя, вижу. Не стоит скрываться.
   Старик подошел к креслу-каталке и опустился на край скамьи. Его тёмные глаза не утратили блеска, лишь ирония, навсегда поселившаяся в уголках губ, с возрастом стала горче.
   - Я и не скрываюсь. Смотрю на тебя и наслаждаюсь, - губы старика действительно почти не шевелились.
   - Наслаждаешься? Ты, видно, шутить со мной вздумал? Не советую - укушу. Я ведь научилась кусаться. У меня целая коллекция сломанных зубных протезов. Особенно достается тем, кто пытается меня притравить.
   - И не думал шутить. Я серьезно.
   - А возраст? Он тебе тоже доставляют наслаждение? Впрочем, почему бы и нет? Ты, Борис, должно быть зол на меня за что-то? Иначе не ушел бы так подло - молча.
   - Нет, не зол. И не подло. А изменения... Тех изменений, что произошли с тобой за жизнь, я не вижу. Я ведь смотрю не на оболочку. Я вижу суть. Ты, как была прекрасной, так и осталась.
   - Но что же тогда, сорок лет назад, случилось?
   - К тебе Саша Лопатин приехал из Питера на мотоцикле.
   - Откуда ты узнал?
   - Мне позвонила твоя бабушка. Сказала, что тебя надо спасать.
   - Спасать? От кого, от чего?
   - Сказала, что во время каникул, в Одессе, ты познакомилась с каким-то парнем из Ленинграда. Но не успели вы расстаться, как он, вместо того, чтобы забыть о твоем существовании, пересек страну с севера на юг и приехал к нам, в Харьков.
   - Да, так и было. Страшно представить, как он мчался сквозь непогоду октября, по осеннему бездорожью.
   - Твоя бабушка все правильно поняла - только бесшабашный и сумасшедший может проделать такой путь, а значит всё это очень серьезно и очень опасно.
   - Опасно... да. Но я хотела, чтобы он приехал ко мне, и чтобы случилось с нами то, что, из-за нелепой случайности, из-за жалкого бутылочного осколка, не случилось в Одессе на пустынном пляже.
   - Я знаю. И твоя бабушка это знала. И ты это знала тоже. Не в этом была опасность. Саша Лопатин не был обычным соблазнителем. Его приезд значил гораздо больше - он мог тебя увезти с собой, он бы непременно увез тебя с собой. Он бы украл тебя у нас. А что взамен? Постота?
   - Как у вас все запутанно и сложно. Хотя, возможно, так и было бы.
   - Вот к этому ни ты, ни бабушка, да и сам Саша - не были готовы. Тебе надо было сначала разорвать тот клубок слов, памяти, чувств, который объединял нас в одно целое. Бабушка просила меня спасти тебя для неё и для меня самого. А я не мог. Я так тебя любил, что не мог. Я мог только любить и желать, чтобы ты была счастлива, пусть и не со мной.
   - Но я не любила Сашу Лопатина. Это было что-то другое.
   - Любила.
   - Да нет же, нет! Я любила тебя.
   - Не может быть, чтобы я так ошибся. Я же видел тебя тогда, когда он приехал и поставил свой мотоцикл возле твоего подъезда. Удивительно было наблюдать, как в его присутствии твоя маленькая, неразвитая грудь увеличилась, став упругой и высокой, бедра раздались, а талия стала еще тоньше. И не я был причиной этих поразительных изменений. На меня ты даже не глядела. Ты смотрела сквозь меня и видела только его.
   - Да-а-а-?
   - Твои глаза, губы, щеки, лоб, нос лихорадочно блестели.
   - Вот уж враньё! Никогда у меня нос не блестел.
   - Блестел.
   - Глупости! Я всегда тщательно следила, чтобы нос не блестел.
   - Тогда тебе было не до того, чтобы следить за своим носом. Этот всеобъемлющий блеск и заставил меня отступиться.
  Она заплакала.
   - Он меня не дождался. Я ведь, не смотря на все усилия бабушки, тогда приехала к нему. Но в мотеле сказали, что он уже уехал. Помыл мотоцикл, заправил и укатил в Питер. Даже не отдохнув перед дорогой.
   - Я не знал. Я решил не путаться под ногами и уехал в Москву. Закончил Бауманку, попал в отряд космонавтов на Байконур. Потом всё надоело, всё бросил, уехал в деревню под Вяткой. Землю пахал, детей растил. Пил. Потом, уже совсем потом, дети забрали меня сюда. Чтобы коротал я свои денечки под присмотром на буржуйщине. Надо отдать должное, хорошо у них здесь, в Америке, старикам: ни забот тебе, ни хлопот. Пей лекарства и выгуливайся по парку. Но вот о чем никогда не думал, не гадал, так это о том, что еще когда-нибудь встречу тебя, да еще здесь. Ты-то, как очутилась в этом богоугодном заведении?
   - Так же, как и ты. Сценарий один. Люди разные, а сценарий один на всех, накатанный. Ну, да Бог с ним, со сценарием, это все неважно.
   - Важно. Сейчас и здесь у нас с тобой разный статус. Я нормальный, хотя и старый, а ты...
  Старуха нетерпеливо перебила своего собеседника:
   - Да ты меня не слушаешь! Я ведь к нему в Ленинград ездила, на улицу Пионерскую. Или на Пролетарскую? Не помню... Ах, нет, это я в Одессе жила на Ленинградской улице. Точно - на Ленинградской. А Саша Лопатин в Ленинграде жил на Пионерской, а не на Одесской... Ох, горюшко, горюшко, головушка моя бедовая, что же я наделала! Как же это я все улицы и города перепутала! Мне же теперь никогда не найти моего Сашу Лопатина! Никогда!
  Слезы текли по лицу старухи. Старик нежно гладил её руку и утешал:
   - Нет, милая, нет. Еще ничего не потеряно. Ты не расстраивайся. Мы сейчас подумаем, как твоему горю помочь. Что ты точно помнишь?
   - Пляж в Одессе, где он был со мной, и мотель в Харькове, где его уже не было.
   - Возвращайся домой в Харьков, мысленно, конечно, иди в мотель и там жди Сашу. А я пойду, поищу его и передам, где ты его ждешь. Он непременно придет к тебе или приедет.
   - Конечно, приедет. На мотоцикле - куда же Саша без мотоцикла. Так ты всерьез думаешь, что я его любила?
   - Любила, девочка, любила. И любишь.
  
   Старик поднялся со скамьи и быстро пошел к белому корпусу дома:
   - Сестра, подойдите - вон той женщине нужна помощь. Идемте, я провожу.
   - Сейчас. Возьму шприц.
  
   Листок в руках безумной старухи отражал луну и казался стеклянным.
   - Ну, вот ушел. Что он велел мне сделать? Ах, да - вспомнить, сначала все вспомнить, что же тогда было...
  
   Мы валялись на песке пустынного пляжа и, как безумные, целовались. Постепенно таяли барьеры, каждый поцелуй стирал и стирал память о связях, о родных и близких, об обязательствах и долге, о вещах и трудностях жизни.
   В какой-то миг перестал существовать суетный мир людей с их городами, наукой, войнами, политикой и прочим наносным мусором условностей, преград и запретов.
   Всё растворила влага губ, всё стёрли нежные руки, кожа, волосы, улыбка, солнце. Как много солнца!
   Остались только мы вдвоём на огромном пространстве Евразийского материка. Да и сам материк полностью засыпало песком нашего пляжа, и ничего, кроме него уже не плавало в Мировом океане, покорно лизавшем наши нагие тела.
   Вдруг Саша вскрикнул - с порезанных пальцев стекала кровь. И сразу всё вернулось на свои прежние места: города, условности, мораль, население и Евразия. Мгновения острой боли хватило, чтобы Афродита опять защёлкнула пояс верности и убралась с пляжа восвояси несолоно хлебавши.
   Всему виной оказалось присыпанное песком неровно отбитое донышко бутылки.
   Потом за мной приехал отец, он увёз меня на остров в дельте Днепра где мы с ним наловили пропасть рыбы. Сашу Лопатина этим летом я больше не встречала.
   Он приехал в Харьков в октябре, - опять пыльный, обветренный, измученный тяжёлой дорогой, - сказал, что остановится в мотеле, и будет ждать меня три дня.
   Бабушка кричала:
   - Ты не пойдёшь в мотель! Ещё чего! Ты не проститутка, чтобы таскаться по мотелям с мужиками! Я тебя не пущу! Имею право! Тебе только семнадцать! Вызову отца и все ему расскажу. Посмотрим, что ты потом запоёшь, когда он тебя поучит, как надо себя вести приличной девочке! Если ты меня не послушаешь!...
  Угрозы, слезы, уговоры.
  
   - Он скакал на верблюде по парку Массандры. Ох, нет, не на верблюде! Что это я? Саша Лопатин катил на мотоцикле, а не на верблюде. И не по Массандре, а по Одессе. Именно, именно - по Одессе! На Шестнадцатой станции Большого фонтана... Нет, всё-таки, где же это было?
   Мысли путаются. Это всё из-за лекарств и английского языка. А может быть виноват украинский диалект? Хотя, он-то здесь при чем?
   По пальцам течёт кровь, быстро сворачиваясь под лунной пылью. Но раны остаются открытыми, и новые капли накатывают на высохшие и потускневшие следы. И вот - это уже не капли, а целые потоки крови из порезанных бутылочным стеклом рук. Она не чувствовала боли, не замечала, как кожа заворачивается по краям порезов, она всё смотрела, и смотрела сквозь зелёный, почти стеклянный лист на Луну. И та неожиданно было снисходительной к безумице - её свет был не пугающе-мистичным, а мягким, ласковым, почти милосердным. Вдруг, где-то под грудью, она почувствовала тянущую, ноющую боль, стремительно разливающуюся и прихватывающую всю полость, ограниченную рёбрами. Какой неожиданный милостивый знак от ночного светила. Ну, здравствуй!
   Наверное, я умираю. Что делать? Ведь Саша Лопатин всё ещё ждёт меня в мотеле. Ты, Борис, конечно, думаешь, что сорок лет назад он и вправду уехал в Питер? Нет, ты ошибся.
  Он всё понял, он знал, что я рвусь к нему, жду возможности сбежать. Бабушки, они никогда не понимают, когда внучки становятся взрослыми.
   Мы пили какое-то удивительное вино и опять долго целовались. А потом... А потом в окно светила луна, такая же, как сегодня, и её шёпот смешивался с Сашиным шёпотом. А я судорожно держалась за простыню, будто боялась взлететь...
   Он знал, что я не могу поехать с ним. Я не могла бросить бабушку. Нет, даже не это. Я стояла на земле. А он был, как ветер.
   Ты знаешь, Борис, он все сделал сам. Он исчез. Он спился. Наверное, честнее спиться, чем много зарабатывать во имя непонятного "надо". Кому надо? Чтоб быть лучше? Лучше, чем кто? Как противно!
   Как противно... Как про-о-о-о-о-о...
  Вот, доигралась? Меня вырвало. Стоит блевотная вонь, и всем хорошо. Мещанство. У меня на него всегда рвотный рефлекс.
  
   Всадник на верблюде уже пересёк каменистую пустыню. Под ногами бактриана хрустели аметисты, изумруды, сердолики, топазы, опалы, но он не обращал на них внимания. Пустыня не погасила надежды всадника достигнуть желанного берега, но распалила её. А впереди, раскалённый на солнце, ждал всадника песок.
  
   - Боря, я вспомнила, это мы с тобой, а не с Сашей, гуляли по парку Массандры. Тут тоже парк. Дурацкий, ненужный нам парк, в чужом городе, в чужой стране, рядом с чужими людьми. Как мы сюда с тобой попали? И зачем?
   - Ну, это долгая история...
   - Не нужна мне история. Я о главном, о сокровенном. Почему мы с тобой не прожили жизнь вместе? Почему тогда, когда мне было так важно, чтобы ты был со мной, чтобы заласкал, зацеловал меня, чтобы в этом вихре нежностей и забот я забыла о боли, о Саше, чтобы я тебе рожала детей, а ты заботился о нас, а мы о тебе, почему ты промчался мимо? Ты же любил меня, а я любила тебя. Мы были так близки, настоящей близостью, не половой, не звериной, а чем-то, что не ложится на слова, - касанием, недоговорённостями, вот как теперь.
   Но теперь я стала высохшей пустыней, не земной, а лунной, которую никогда не посетит весна, рассыпающая ворохи диких тюльпанов, зачем мы вместе? Зачем сидим рядом и ведём безмолвную, бессмысленную беседу? Чтобы свести счёты?
   - Может быть, может быть...
   - Я думаю, что Саша Лопатин время перепутал. Вот - черт, опять это время! Нет, хватит! Ни о каком времени не буду ни говорить, ни думать. И без того тошно - никак не оправлюсь после болезни, лечения, докторов и лекарств.
   Но ничего, ничего - я не сдамся, скоро я вырвусь и вдохну полной грудью Луну, чтобы вместе с акулой охотиться на нерест лутсанов.
   - О чем ты? Кто такие эти лутсаны? И почему на их нерест охотятся акулы?
   - Когда-то я читала, что в Атлантическом океане есть место, которое прогревается лучше всех других. В этом месте раз в год лутсаны собираются на нерест, и в полнолуние мечут икру. Многие тысячи лутсанов, миллиарды миллиардов икринок, образующих огромные облака. На пиршество прибывают гигантские акулы. Откуда акулы знают, где именно в океане собираются на свой ритуальный лунный танец лутсаны? Скорее всего, среди лутсанов есть изменники, подкупленные акулами. Это они - продажные рыбьи шкуры, эти беспринципные чешуйки, подают акулам знак.
  
   Каждый прохожий охотно объяснял всаднику как найти Озеро. Ведь каждый знает, где находится то, к чему стремится он сам. Всадник побывал уже на десятках озёр, но все они оказывались миражами.
  
   - Эта рашен, господа медики, отнюдь не ваша, даже и не надейтесь, что я здесь задержусь надолго. Ловите миг и наслаждайтесь тем, что я мелькнула на вашем небосклоне. Да, я не солнце, я - болид и потому недолго, всего лишь миг, буду освещать вашу жизнь. Так что - простите, я здесь случайно. Сейчас уйду. Топ-топ-топ - слышите шаги? Это я тапками по полу.
   Ну, и дура же я, ну, и дура! Единокровная сестра Иванушки-дурачка! Простодушная простофиля, идиотка-болид в кресле-каталке с блестелками. Ещё чуть-чуть и набегут стражи порядка успокаивать бунт старушки-инвалида со стекающей на грудь слюной.
   Прощай, зелёный листок, отлетевший от бутылочного солнца.
   Кровь уже не течёт, остановленная белыми клавишами.
   Пора. Боль стала невыносимой, она завладела всей левой рукой и лопаткой.
   Что же я всё тяну и тяну?
   Ах, да. Я знаю, что есть незаконченное дело. Самое важное дело моей жизни. Меня все ещё ждёт в мотеле Саша Лопатин. Сегодня, сейчас есть поезд на Харьков. Это ничего, что пошёл дождь, надену плащ, капюшон. Дождь отмоет весь поезд, он будет чист и блестящ, как новогодняя игрушка. Океан расступится, рельсы лягут на шпалы и поползут по дну Атлантики до самого мотеля. Ведь не ехать же на мотоцикле - его седло не примет моё кресло-каталку, это же ясно, как божий день.
   Зелёное бутылочное стекло стало коричневым, лист выпал из слабеющей руки, и, когда достиг земли, за тот, едва уловимый миг касания, обуглился и рассыпался в прах.
   - Мне так жалко всех. Как же мне жалко всех вас, сукины вы дети! Снимите маски. Да снимите же вы все свои маски! Снимите, ну, пожалуйста, что вам стоит? Иначе я не смогу пригласить вас в мотель, и вы никогда не увидите мотоцикл, Сашу Лопатина, и меня в его объятиях. И его рука никогда не коснётся моей груди, никогда, никогда, никогда...
  
   Медсестра вынула из мёртвой руки лист бумаги.
   - Доктор, эта, вечно молчащая русская, притворялась, что не знает английского. Посмотрите, она сочинила стих. А записала его собственной кровью из пореза. Кто-то из русских уже это делал, тоже какой-то поэт.
   - Нет, Мэгги, это не её стихи. Это Эдгар По.
  
  Gaily bedight,
  A gallant knight,
  In sunshine and in shadow,
  Had journeyed long,
  In search of Eldorado.*
  
   - Сестра, почему у пациентки порезы на пальцах и на кистях рук? Как к ней попала бритва?
   - Здесь нет бритвы. И нет ничего режущего. Единственное, что ей позволено было иметь - небольшое зеркальце. Но оно целое. Да и, как ему не быть целому - это нормальное пластиковое, небьющееся больничное зеркальце. В том, что пальцы и руки русской порезаны, моей вины нет.
   - Странно. Странно все это. Несколько минут назад я сам видел, что она держала в руках лист, сорванный с этого куста. Но даже его сейчас нет. Не могла же она изрезать руки листом. И откуда у неё бумага?
  Теперь не узнать.
  
  Белый бактриан тащил безжизненное тело по пустыне, не зная отдыха. Вот на его пути появился белый клок тумана. Бактриан ныряет в него и оказывается на невидимой стороне Луны. Теперь даже верблюду ясно, что это было не облако, а вишнёвое деревце в цвету. Среди пустынной грязи придорожного мотеля неожиданно расцвела вишня, посаженная сорок лет назад залётным вихрем.
  Цвети, деревце, цвети!
  
  _______________________________________________
  
  *Между гор и долин
   Едет рыцарь один,
  Никого ему в мире не надо.
   Он всё едет вперёд,
   Он всё песню поёт,
  Он замыслил найти Эльдорадо.
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"