Когда нам страшно, мы убегаем в ночь по крышам. Когда нам холодно, мы согреваем друг друга. Когда ей хочется плакать, я нежен...
Ей семнадцать, и ее зовут Вика. Я на год старше, и она что-то ласково шепчет на ухо, а других имен мне не нужно. Мне очень нравится, как мы познакомились. Это красивая история. Немного загадочная, немного наивная. Нет, все же скорее наивная, чем загадочная.
На самом деле, мы познакомились слишком по-детски, но все равно было приятно. Я так и буркнул, когда она представилась, - "очень приятно"
Небо в тот пасмурный день было удивительным. Таким настороженным. Чувствовалась и мощь, и угроза. Такое асфальтовое, такое джинсовое... На меня очень похоже. Я это точно знаю, потому что успел разглядеть его как следует. Лучше, чем любой другой. Оно проплывало надо мной, и я не видел ничего кроме тяжелой мрачной массы. Небо всегда такое уютное. А когда хмурится - особенно. Все так редко смотрят вверх. Все, только не я.
И вот я лежу на спине на одной из крыш своего любимого промышленного района. Руки подложил под голову, ноги скрещены. Поза романтика, взгляд неопределенный и мечтательный. На потрескавшемся бетоне разложен туристический коврик, под головой - синяя надувная подушка, редкой удобности вещь. Сбоку валяется томик по экономике, там же листочки в клеточку, желтый карандаш с красным ластиком, пара шоколадных батончиков, 0.6 минералки... Все как всегда. Вот только небо.
И голос этот, веселый такой, задорный, веснушчатый прямо. Так бы записал на плеер и поставил на повторение. "Эй, ты там, привет!". И снова: "Эй, ты там, привет!". И слушал бы бесконечно, честное слово.
А тогда я неторопливо повернулся, делая вид, что мне не очень-то интересно узнать, кто там решил меня побеспокоить. На лице уже улыбочку приготовил из разряда дежурных: растерянно-добродушную, такая любого обезоружит. Любого-то любого, да не любую. "Это моя крыша, - говорит эта рыжая, - чего ты тут делаешь?".
Глупо, правда? Что еще за "ее" крыша? Крыши общие, а точнее - ничьи, и вообще, валяться на них и гулять, перескакивая с одной на другую, запрещено. Бывали случаи, дети падали. Опасное все-таки увлечение - по крышам прыгать, с крыш на гаражи, а с гаражей на землю. Вот в управлении и зачесались, табличку повесили предостерегающую. Малышни поубавилось, но старшеклассники и студенты до сих пор развлекались.
А тут "ее" крыша... Заладила. Метку показывает на бортике, черным маркером сделанную. Буква "В" в кружочке, а рядом крестик.
- "В" - это потому что Вика, - объяснила она.
"А она ничего", - решил я, бегло оценив ее достоинства. Чуть полненькая, глазки шальные, щечки немного веснушчатые, нос курносый, губки тонкие. Черный балахон, широкие джинсы. "Пацанка", - решил я. Но нетипичная - ни сигаретки за ухом, ни губы проколотой, ни надписи неприличной на одежде или картинки вызывающей. Вика меня тоже с любопытством разглядывала, но, видимо, ей это надоело: "Ну что, может, ты все-таки найдешь себе другую крышу?".
Так мы и познакомились.
И как-то слово за слово решили, что это не "ее" крыша, а "наша". И как-то взгляд за взглядом первый раз поцеловались. И как-то минута за минутой поняли, что нам хорошо вместе.
"Как-то" - это не значит "спонтанно" или "неуверенно". "Как-то" - это значит "естественно". Потом, когда мы вспоминали этот день, она сказала, что ей всегда и хотелось этого "как-то". А я промолчал. Мне просто всегда хотелось, и я был счастлив как бы то ни было.
Она смотрит на то, как вдалеке дымятся три трубы.
- Это завод, перерабатывающий грусть и печаль, - смеется она.
- И во что грусть и печаль перерабатываются?
- Ты разве сам не видишь? В дым...
Дым сносит ветром. Я тереблю ее ухо. Вика, повернувшись ко мне и заглянув в глаза, спрашивает: "Тебе это нравится?". Киваю. Еще бы...
Когда нам страшно, мы смотрим друг другу в глаза. И ищем. Когда нам холодно, мы укутываемся в простыню. И дрожим. Когда ей хочется плакать, я теряюсь...
Мы встречались почти каждый день. После занятий. Вика училась со мной в одном университете, только факультет другой, психологический.
"Интересно, там все такие ненормальные?" - не раз думал я, пока она задумчиво перебирала мои волосы, нежно поглаживала плечи, подбородок, шею. И думала о чем-то своем.
Однажды она велела прийти чуть попозже. Когда я поднялся на крышу, у нее был хитрый вид.
- Смотри внимательно. Что изменилось?
Пожимаю плечами.
- Ты сделала новую прическу?
Качает головой, улыбается.
- Да не на меня, по сторонам смотри.
Ищу. Оглядываюсь. Высматриваю. Не нахожу.
Она подводит меня к краю. Ага, черная метка. Буква "В" в кружочке, крестик... буква "З" в треугольнике.
Видя, что я ничего не понимаю, объясняет с обворожительной улыбкой:
- "В" - потому что Вика. "З" - потому что ты заяц!
И тут я ее крепко обнимаю. И в дурной голове только одна мысль: "Так это не крестик, выходит, был, это плюсик!". Детский сад какой-то.
Взззз! А у нее чертики в глазах.
Я странный. Это она так однажды сказала. Если девушка говорит, что вы странный, стоит задуматься. Или обрадоваться. Я вот обрадовался.
Мы даже иногда спали прямо там, на нашей крыше. Холодно, конечно... Но я - как печка. А она - как пустыня. Можно обжечься, обгореть, умереть от жажды. Но выбраться живым не получится. И все равно будет мало. А еще эти духи, тяжелый аромат розы и пачули, так и сбивает с ног, так и притягивает, так и укладывает рядом с ней. Без чувств, без сознания. И выбора нет.
- Я просто задыхаюсь от тебя! - вот так я признавался ей в любви. В восемнадцать страшно было произносить это слово - "любовь". Оно казалось слишком сильным, неподъемным...
Когда нам страшно, мы зовем на помощь. Когда нам холодно, мы бежим в тепло. Когда ей хочется плакать, я молчу...
Мы вдвоем. И крыши. И небо.
- Побежали?
- Я боюсь упасть!
- Солнышко, я тебя обязательно поймаю!
И мы прыгали. Рука в руку, разбег, в конце с силой оттолкнуться от бортика. И сладкий полет. Рука в руку, разбег, оттолкнуться, полет. И приземление. Асфальт ударяет в ноги.
Рука в руку, разбег, оттолкнуться, полет. И приземление. И восторг в глазах. И улыбка. И целуемся.
Время шло, время бежало, время прыгало, время задыхалось. Время не могло так быстро.
- Мне иногда кажется, что я совсем одна.
- Мне тоже... тоже иногда кажется, что ты совсем одна. И больше никого нет.
Когда нам страшно, мы боимся. Когда нам холодно, мы мерзнем. Когда ей хочется плакать, я ей разрешаю....
Время шло, время бежало, время прыгало, время задыхалось. Время не поспевало за нами.
А крыша почти стала нашим домом.
"В"+"З". И Вика осторожно выводит рядом маркером: "Forever". Значит, навсегда? Мне почему-то страшно. И небо колючее. Давит.
Мы вдвоем. И крыши. И небо.
И мы прыгали.
Сначала она, потом я. Она убегает по крышам, я догоняю. Я убегаю, она догоняет. Разбег, оттолкнуться, полет. Она убегает...
И асфальт ударяет в ноги. И во рту горький привкус.
Мы с ужасом думали о зиме...
Взззз! А у нее глаза блестят.
Но что холод? Я ведь как печка. А она как пустыня. Можно обжечься, обгореть, умереть от жажды. Но выбраться живым не получится. И все равно будет мало. Задыхаюсь от нее...
Когда ей страшно, я злюсь. Боюсь ее. Когда нам холодно, я хочу уйти. Когда она плачет, я сам еле сдерживаюсь.
Разбег, оттолкнуться. Она убегает... Полет. Вззззззззз! У нее на глазах слезы.
А потом я ударился головой о землю. И все прошло.
Я один. И крыши. И небо.
Такое асфальтовое, такое джинсовое... На меня очень похоже. Я это точно знаю, потому что успел разглядеть его как следует. Небо всегда такое уютное. А когда хмурится - особенно.
Все так редко задирают голову, редко смотрят вверх. Все, только не я.