- Тук. Тук. Тук. - Со стороны двери номера Нрава, до него донеслось звонкое постукивание, скорей всего руки. Ну а раз стук нёс с собой такие зазывные характеристики, то прежде, чем быстро направиться к двери, не помешает заглянуть в зеркало и прилизать свои разлохматившие волосы. Вот если бы стук в дверь был глухим или же хамовато тяжёлым, то, как говорится, сами напросились и можете, ещё лишние пять минут постоять, пока постоялец не соизволит...в общем, соизволит открыть.
Ну а когда такая звонкость стука, определённо под собою подразумевает возможность воплощения фантазии, то пока дымка мечтательности, имея миллионную долю вероятности воплотиться в реальность, не развеялась, то нужно спешить открывать дверь, где вы, перед тем как открыть дверь, обязательно (на удачу) шаркните своими ногами о пол и зажмурившись, откроете её.
И вот дверь открывается, где вслед за ней и вы открываете глаза, и...Ну а дальше, в очередной раз понимаете, что не успели и на вас смотрят реальные, хоть и красивые, но всё же чьи-то другие глаза.
- Что? Ожидал меня увидеть? - С ходу задалась в своём темпе беседа, где локомотивом выступила стоящая в створе двери вся блестящая Лайма, которая уже и, не зная, как себя подчеркнуть, на этот раз остановилась на жвачке, которую она нещадно жевала.
- Хм. - Сложив крепко накрепко руки на груди (каждый по своему держит себя в руках), отстранившись от двери, с вызовом на оценку, изучающее посмотрел на Лайму Нрав. - Ну, если ты стерва, то, пожалуй, да. - После небольшой оценивающей паузы, ответил Нрав.
- Если добавишь эксцентричная, то тогда угадал. - Заявила в ответ Лайма, принявшись надувать пузырь, на что потребовались все её прокуренные лёгкие и большая внимательность Нрава, который в чисто исследовательских целях, решил посчитать, насколько её хватит и куда, в конечном счёте, разлетятся ошмётки жвачки. И если до теннисного мяча она дотянула, то дальше всё пошло так, как рассчитывал производитель жвачки, а не покрасневшая Лайма, получившая по носу лопнувшей жвачкой. Но ничего, и Лайма частично языком, а частью руками, очищает своё лицо от жвачки и, запихнув её в рот, вновь берётся за своё.
- Ну, это скорей похоже на ребячество. - Сделал вывод Нрав.
- Ну и пусть, если это к делу не имеет никакого отношения. - Отрезонила Нрава Лайма. - А дело моё такое, что оно не подразумевает стоять в проходе. - Посматривая внутрь номера, Лайма напрямую намекнула Нраву о своём непреходящем желании - не быть на любых задворках и даже в гостинице. Но Нрав к удивлению дверных косяков и возможно, припавших ушами к своим дверям соседей, не проявляет проницательности и как стоял, так и продолжает тупо стоять, не реагируя на такие намекающие на многое, знаки внимания со стороны Лаймы. Правда и Лайма, не то что смиряется с таким его поведением, а скорей всего, предусматривала его, и она, не терзая себя нервными срывами исступлений и залипанием своих пощёчин на лице этого тупицы, ровным голосом продолжает свой разговор.
-Ты же понимаешь, что моя жизненная позиция и связанная с ней роль (что из чего проистекает, трудно понять), подразумевает, никого кроме режиссёра, не ставить ни во что. А это, кроме ролей, приносит и одиночество. Такова жестокая плата за публичность...Здесь у меня скатилась слезинка из глаза. - В последнем замечании, переведя разговор на себя, Лайма достаёт из сумочки зеркальце и смотрит на тот глаз, из которого по её заверению скатилась грустная слезинка. После чего она убирает зеркальце обратно и, возвратившись к Нраву, внимательно смотрит на него.
- Не-а. У меня с тобой ничего не выйдет. Да ты, наверное, и сам это видишь, а если не видишь, то чувствуешь. Сам же знаешь, что девушки любят генетической памятью и ничего поделать с собой не могут, раз их так и тянет ко всяким завоевателям, а они не только все оторвы, но и по большей части не склонны миндальничать и рассусоливать в плане...Да в любых планах. - Выдохнула из себя чем-то вкусно пахнущим (жвачкой) Лайма. На что у Нрава не нашлось, что ответить, и он только согласно пожал плечами. Ну а Лайма сделав для себя вывод, продолжила продвигать своё я.
- Ты же прекрасно знаешь, что в части какой-нибудь подляны и интриги, на меня всегда можно полностью положиться (но не ложиться) и я не подведу. А разыгрывать, как в жизни, так и на сцене, я прекрасно могу. Так что, давай, чтобы, ни тебе, ни мне скучно не было, ты не будешь воротить морду и дашь своё добро на мою роль. - Прижав одной рукой косяк двери на уровне лица Нрава, Лайма, таким образом, не только придерживала себя стройной позиции, но и несла угрозу лицу Нрава своим только от неё зависящим срывом. Что, конечно, не учитывать нельзя, если ты благожелательно относишься к своему лицу и Нрав, краем глаза поглядывая на эту нависшую над ним угрозу, скорректировал свой отрицательный на нейтральный ответ.
- Но я не занимаюсь подбором актёров. - Заявил ей в ответ Нрав.
- Вот и хорошо, что мы поняли друг друга. - Лайма, в свою очередь подводит свой итог встречи и в один свой резкий поворот, который несёт видимость взлетевшего выше приличного платья, также бьёт в нос Нраву ароматами безудержного влияния на мужской ум - веяний весны, которая оказывается спиной к нему. После чего она, своей спиной указав ему на место, с которого он не смеет и не может сдвинуться, а только наблюдая за покачивающей походкой Лаймы, может делать для себя мало обнадёживающие выводы, отправляется в свою даль.
- Хороша. - Чуть сзади, до ушей Нрава донёсся восторженный голос, такого же, как и он наблюдателя, который в отличие от него, был менее сдержан на язык или вообще был нетерпеливым малым или большим.
- А-га. - Только и мотнул головой в ответ Нрав, и чувствуя, что появившаяся рябь в глазах, начинает размывать виды этого красного платья, начинает тереть глаза, для того чтобы таким дедовским способом, настроить себя на резкость.
- Ничего, с непривычки всегда так. - Усмехается Жамевю, обращаясь к Ростику, который прослезившись, не слишком понимая, что сейчас было, тревожно смотрит на себя сидящего на стуле, а затем на находящегося по соседству Жамевю.
- И что это сейчас было? - спросил Жамевю Ростик.
- А с чего ты взял, что сейчас, а не вчера или всего вероятнее, сегодня вечером? - Всё лыбится в ответ Жамевю.
- Давай, не придирайся к словам. - Ростик не собирается шутить и строго спрашивает того.
- Это была демонстрация наших и твоих возможностей. И они, как ты видел, более реалистичны, нежели твои фантазии. - Уже серьёзно ответил Жамевю.
- Так вы меня, что, ввели в транс. - Решил догадаться Ростик.
- А ты разве не помнишь? - Почему-то удивился Жамевю. - Ведь...- Но Жамевю не успел договорить, как был перебит очень знакомым для Ростика голосом: "Это ты, не только не помнишь, а забыл". - Отчего Жамевю вдруг теряется, а Ростик обернувшись в ту сторону, откуда прозвучал этот голос, пытается обнаружить того кто говорил. Но в том предположительном направлении стоят лишь пустые кресла, отчего к Ростику приходит мысль, а не послышалось ли ему всё это. Но потом он решает, что такого рода слуховой обман, не может одновременно двоих ввести в заблуждение и, повернувшись к Жамевю, пытается на его лице нащупать ответ на всё это. Но Жамевю к удивлению Ростика, окончательно потерял своё лицо, которое его своей блеклостью и так не красило, а тут и во все, чуть ли не стёрлось из поля видимости.
- Вот, держи, тебе пригодится. - Сказал Жамевю, сунув прямо в руки Ростику папку с зажимом для бумаг, кои тоже имелись в наличии, затем залез в карман и, достав оттуда ручку, присовокупил её к папке. После чего поднялся на ноги и пока Ростик не задался вопросом, ограничил его своим ответом: "Будь здесь, к тебе подойдут". - После чего быстро покинул эту студию.
"Подойдут?", - с удивлением проводив спину Жамевю на выход отсюда, Ростик всё же задавшись вопросом, перевёл свой взгляд на сцену, где в это время, под взглядом режиссёра Гениального и всей его съёмочной группы, происходило актёрское выдвижение на задний, а кому очень повезло, на передний план рассмотрения этой критически к ним настроенной съёмочной массы.
- Мне твоя поганая рожа, нужна в самый раз. - Как видит и слышит Ростик, Гениальный своим заветным словом подбадривает ролевого актёра Захара и тот, как и всякая мелочь, на которую обратил внимание режиссёр, даже на мгновение чувствует слабость в ногах, на которые он и приседает. Но потом, чувствуя ответственность за себя и перед режиссёром, берёт себя фигурально в руки, а по сути, в ноги и, пошатываясь, выдвигается на первый план, где его ждёт ролевая игра, ну и, как сейчас увидел Ростик, буйный нрав Гениального. Который, скорей всего не выдержал такого не профессионализма Захара, умеющего реалистично напиваться, но в своей игре, не дотягивая до крепости отражения повидавшего всякого спившегося оперативника, всего лишь демонстрирует неустроенного жизнью алкоголе зависимого всего-то слесаря, каких кругом пруд пруди. А что поделать, когда Захара кроме этих съёмок, ждёт своя шабашка, где он в кругу анонимных алкоголиков, должен играть раскаявшегося забулдыгу - пастора Марио. Так что ему, для того чтобы стоять вечером на ногах, для вхождения в роль, нельзя употреблять, что либо крепче креплёного.
- Да какой из тебя оперативник!? - Схватив Захара за грудки, Гениальный начал вытрясывать из Захара последнее, что связывало его со своими ногами, которые потеряв устойчивость, в своём пригибе принялись принижать к полу достоинство Захара. И, наверное, ещё чуть-чуть и Гениальный сумел бы выбить из Захара ответ на свой вопрос, чем бы на практике показал ему, каким нужно быть оперативником, которому не составляет труда вытянуть из вас нужную информацию, но появление в студии нового, судя по поднявшемуся шепоту и взглядоотвлечению задействованных в игре лиц - очень важного лица, поставило точку на этом допросе.
А ведь Гениальный, несмотря на его такой нелицеприятный подход ко всякому действию и актёрскому лицу, отображающему это действие, что и говорить, а умеет очень чётко расставить акценты, и продемонстрировать актёру, как нужно играть свою роль. Ну а после такой его убедительной игры оперативника, где он определённо расколол мнимого оперативника Захара, который скорей всего, был оборотень в погонах, то сценаристам, не предполагавшим такого поворота сюжета, в очередной раз придется схватиться за голову и срочно начать переписывать дальнейший сценарий.
- Опять этот сам-себе-режиссёр (так между собой звали Гениального, его злейшие враги - сценаристы), путает нам все карты, - заметив вмешательство Гениального в ход съёмок, предчувственно возмутился сценарист Дзю, явно не довольный картами, которые раздал его напарник по сценаристкому делу Левша.
- И не говори, - поддакивает ему Левша, на чьём лице читаются совершенно другие чувства, которые указывают на то, что он-то знает, что Дзю таким образом, просто пытается найти крайнего, когда у него карта не идёт. Что, конечно, не может не возмутить Дзю, увидевшего в этой улыбке и словах Левши скрытый подтекст, в котором он, явно насмехаясь над ним и его так себе картой, ещё и дерзко затыкает ему рот. "Нет уж. Ещё никому, слышите, никому, и даже самому режиссёру, не заткнуть мне рот", - закипел Дзю, где он не смотря на свой философский, в призме учения "Дао", взгляд на жизнь, всё же на карты смотрел через прицел игрока, и оттого не терпел, когда козыри селились не у него, а в других руках. Ну а эта довольная рожа Левши, даже не скрывая свои эмоции, явно провоцирует его на знание факта его козырного предпочтения перед ним и требует от Дзю презрительного ответа, с которым Дзю и бросает свои карты на разделяющий их стул, служащий импровизированной площадкой для раздачи карт.
- Не надо, так нервничать, - несколько грубо реагирует на бросок Дзю Левша, что ещё больше заводит Дзю, уже готового вцепиться в горло этому любимцу Фортуны, как появление этого важного господина и хлопки руками лизоблюдов, коим платить ничего не нужно, а дай полебезить, заставляет всех присутствующих на съёмочной площадки и рядом с ней людей, отвлечься от себя и привлечь своё внимание к этой важной персоне. И хотя всеобщее внимание было приковано к этой зашедшей под ручку с броской брюнеткой важности, тем не менее, пока Гениальный не соизволил дать команду "отбой", никто не спешит броситься к нему, чтобы продемонстрировать ему верноподданнические чувства. Ну а Гениальный, само собой умеет выдержать паузу, которую он, к нестерпимой улыбке вошедшего, наплевательски к последнему и демонстрирует, впитывая в себя все выхлопы Захара, которые он, зарезервировав в себе, в скором времени перенаправит в рожу этого важного господина.
А что поделать, раз такова связующая правда всякой держащейся на цепи жизни, где рядом находящиеся звенья, не только так зависимы друг от друга, но и вместе с этим, их постоянно трёт это соседство, что и вызывает ответную натёртую реакцию. "Ну и что, что он вложился в нас? А я, что получается, не вкладываюсь?", - частенько кипел у себя в кабинете Гениальный, после очередного совещания, где ему поставили на вид, с которого он не должен поглядывать на всех сверху вниз, а наоборот, преклонить колени перед Генеральным инвестором, который по части зарабатывать не деньги, а "бабло", куда более гениальный режиссёр, чем он, Гениальный.
- Так что, мурло, смотри на него, как и я смотрю, снизу вверх. - Ухватив Гениального за ухо, более чем убедительно напутствовал его на путь истинный, продюсер Ленский. - Считай, что это будет твоя главная роль в жизни. - Специально брызгая слюной в лицо Гениальному, Ленский, таким демонстративным образом, плюёт ему прямо в душу.
- А я на него, всё равно ложил! - Гениальный ответно потрясает воздух и уши Мити в своём кабинете, где последнему отведена своя главная роль - козла отпущения, к которой он и приступает спустя мгновение, как только взгляд Гениального останавливается на нём.
- И пылинки сдувай. - Гениальный, в очередной раз, сунув Мите под нос кулак, с накинутым на его пиджаком, начинает свой сеанс релаксации. Но таковы реалии закулистной жизни, а сейчас Гениальный, находясь на всеобщем обозрении, должен быть интригующе мстительным и он, действуя медлительно, для начала, к удивлению Захара, смягчившись к нему, с напутственным словом отправляет его ещё по готовиться. После чего своим невнимательным взглядом обводит присутствующие лица и лишь после этого, как бы невзначай, обнаруживает столь важное лицо Генерального инвестора - Куратора.
"Да неужели, это он!", - хлопнув в ладоши, расплывается в улыбке Гениальный и, не теряя времени на промедления, живо направляется к лучшему другу всех режиссёров - Генеральному инвестору, чьё имя по этическим соображениям, известно лишь крайнему (те, кто, если что, то будет крайний) или ограниченному (те, кто, если что, получит прибыль) числу лиц. После чего на глазах у всех происходит судьбоносное сближение двух столпов кинопроизводства, которые, как бы они не предвзято не относились друг к другу, а ещё больше к себе, всё же иногда должны проявлять инициативу и пожимать руки.
- Очень рад. - Искрит своими актёрскими данными режиссёр, благодушно улыбаясь Куратору.
- А я то, как рад. - Расплывается в улыбке Куратор, показывая Гениальному не только ряд своих фарфоровых зубов, но и не меньший, чем у него, талант лицедействовать. Отчего даже не совсем становится ясным, чья школа: театрального или бизнес мастерства, впереди планеты всей в умении перевоплощаться. Но если для многих присутствующих в киностудии, вся эта встреча видится в одном реальном свете, то для некоторых людей, которые облекают всякую реальность в грёзы и фантазию, к коим относятся все поголовно сценаристы, всё это смотрится с их выдуманной позиции.
- Тебе чё, свиное рыло, здесь надо? - заявляет Гениальный прямо в нос Куратору, - не стоит на месте сценарная мысль Левши, который, глядя на эту встречу на Эльбе, тут же принялся облекать её своими домыслами и дорисовками.
- А я бы на твою мордатость и век бы не смотрел. Да вот только дебет с кредитом, требуют от меня, чтобы я пришёл и заглянул в твои бегающие глазки. И что-то мне подсказывает, что ты не должно осваиваешь выделенные мною! Слышишь морда! мои деньги. - Поскрипывает новыми зубами Куратор.
- Твои Дебет и Кредит, могут не беспокоиться, всё идёт строго по графику. И как ты видишь, мы не стоим на месте, а снимаем. - Разводит в ответ руками Гениальный, тыкая своими пальцами в окружающих.
- Ну, судя по твоей отъевшейся харе, то ты и о себе не забываешь. А как насчёт того, что творческий человек должен быть голодным? - ухмыляется Куратор, панибратски похлопывая Гениального по его выдающемуся животу.
- Это всё относится к актёрской братии и совершенно не относится к нам режиссёрам. Ведь сам посуди, если режиссёр будет постоянно думать о хлебе насущном, то у него, пожалуй, не кино выйдет, а одна реклама. - Гениальный аргументировано защищает свои габаритные позиции.
- Ну ты, как я посмотрю, за словом в карман полезешь. Ну а что скажешь насчёт сальдо? - Куратор, прищурив глаз, определённо решил поймать Гениального на его не знании бухгалтерских слов. Что только на одно мгновение заставляет потеряться Гениального и с удивлением посмотреть на шикарную спутницу Куратора, чьё, так неподходяще к ней имя Сальдо и удивило Гениального. Но что поделать, раз родители этой Сальды такие выдумщики на имена и Гениальный, хоть и сам не раз был замечен в таких экспериментах над людьми, вынужден признать за ними это их право. После чего он, в знак того, что он относится к этому вопросу со всей своей серьёзностью, потёр свой подбородок и, бросив взгляд в сторону зрительских трибун, огласил своё решение:
- Все вопросы к нему. - На что Куратор и его Сальда, с выражением удивления на лице, поворачивают их в сторону этого странного серого кардинала и одновременно задаются вопросом: "А кто это?".
- Слушай Дзю. А кто это такой? - вслед за всеми повернув свою голову в сторону, одиноко сидящего на одном из стульев зрительского зала молодого человека, так же вслед за всеми задался вопросом Левша. И хотя его воображение и било из него из всех щелей, всё же когда оно упирается в скалу своей заинтересованности, то оно, наткнувшись на этот риф, разбивается об него, пытаясь найти ответы для себя на этот вопрос.
А ведь этот вопрос "Кто это?", не сейчас был придуман и возник, а он, уже давно витал в более наблюдательных актёрских головах, заметивших присутствие на съёмочной площадке, не просто незнакомца, а незнакомца с папкой и ручкой в руках. Ну а если у кого-то, а в особенности незнакомца, во время съёмочного процесса, в руках оказывается столь многозначительный предмет, как папка с ручкой, то это определённо заставляет задуматься о многом и даже о малом. Ведь кто знает, что он там себе запишет и возможно про него, отчего даже ведущие актёры сбиваются с мысли и не в полную силу проговаривают свою роль.
- Ты куда смотришь, рожа косорылая! - заметив косые взгляды Хватило, кипятится Гениальный, не терпящий любого отвлечения от камеры, с чем с ним на этот раз вынужден согласиться главный оператор.
"Я, может быть, смотрю в своё будущее, которое несёт этот росчерк ручки, этого неприметного незнакомца, под личиной которого, вполне возможно, скрывается голливудский продюсер", - Хватило в свою очередь презрительно смотрит на Гениального, который по его мнению, не столь гениальный, раз не снимает на этой фабрике грёз. "А я не терплю всякой конвейерной голивудщины. А любая фабрика, по умолчанию есть стандартизированное производство по выпуску ширпотреба", - Гениальный крепко стоял на своих позициях независимого режиссёра, разбивая своей независимостью, как мечты голливудских продюсеров, желающих пригласить его для съёмки своего конвейерного блокбастера, так и бутылку об голову очередного злопыхателя, посмевшего утверждать свою версию его не призванности под знамёна "Columbia Picture".
- Но кто же это? - всё не утихал вопрос в актёрских головах, которые ещё больше встревожились, когда Гениальный приблизился к этому неприметному типу и даже согнул перед ним самого себя. "Не иначе, ещё более важная шишка, нежели кто либо, из всякой там "Коламбии Пикчерс". А если не из Коламбии, то откуда?", - зачесали репы, а те актёры, кто играл людей и головы.
"А может, он...", - одновременно потрясла мысль занятых в сцене актёров, вызвав землетрясение на площадке, впервые не связанное с времяпровождением оператора, чьи крепкие и на этот раз не трясущиеся руки, были здесь не причём.
- А ну, все по местам! - призывно заорал, вернувшийся за своё рабочее место Гениальный, определённо знавший, что для фильма-катастрофы, не обязательно заручаться поддержкой мастеров спецэффектов, когда любая катастрофа, всегда начинается с её присутствия в головах режиссёров. Что ж, раз актёрство самая зависимая от режиссёрского гнёта профессия, то тот, кто желает быть задействованным на роль актёром, тот вынужден, хотя бы внешне, но подчиниться такому диктату Гениального, состроив внимательную к нему физиономию (Одному только Захару было легче, из-за его раскосого взгляда на мир). Но если внешне, лица актёров внимали режиссёру, то внутренне, все их головы были повёрнуты в сторону этого, хоть и неприметного, но теперь всем ясно, что очень важного и много чего решающего типа.
Ну а когда ваш подход к делу не отличается концентрацией, а наоборот, прямо-таки сквозит рассеянностью, то и результат от неё будет соответствующий этой рассеянности. Что и вылилось в очередное закипание нервов Гениального, не ожидавшего (нет, он, конечно, многого повидал и ожидал всякого, но не опять же) такого непрофессионализма от нанятых за такие деньги актёров. А тут ещё главный герой картины, которого играет признанная публичная звезда всех гламурных тусовок со звучным именем Энгельс ("Максов, как собак не резаных, так что пусть меня зовут Энгельс", - дал обоснование своему сценическому имени Энгельс), не смотря на свою зовучесть во все блестящие дырки телеэфира, вдруг занервничал и вместо того, чтобы показывать полное бесстрастие, с которым он по ходу действия сцены, как наёмный киллер, припал в прицел винтовки, начинает дёргаться и сбивать с мысли оператора картины.
- А ну, стоять! - не выдержав такой сбивчивой фокусировки Энгельса, явно превышает свои служебные полномочия, вскричавший главный оператор Зорич. Отчего Энгельс роняет свою винтовку, а Гениальный вначале свою челюсть, а затем стаканчик с кофе, который, как все почему-то в замедленном темпе видят, так изящно летит на пол. Ну а когда стаканчик, столкнувшись с полом, расплескивается в разные стороны, то выражение лица Гениального приобретает такой горечливый вид, что, кажется, что он никогда и никому, а в особенности Зоричу, в жизни не простит эту разлитую чашку кофе. После чего Гениальный, чуть ли не со слезами на глазах, поднимает свою голову и устремляет свой взгляд на оператора, посмевшего таким демонстративным образом, оспорить его Гениального главенство на съёмочной площадке.
Но Зорич ни одну сотню бобин поменял на камере и не одну тысячу метров ленты, прокрутил на своём аппарате, и поэтому всегда найдёт для себя убедительную причину своего вмешательства в съёмочный процесс. И он не будет, как всякие новички, ссылаться на детский лепет по поводу своей забывчивости снятия крышки с объектива или что камера заела, нет, он умеючи перекладывает всю вину на не так его понявшего Энгельса.
- А что, не понятного-то. Я ему и сказал, чтобы он не крутил, куда попало голову и руки, а зафиксировался на одном месте, - разведя плечами и руками, Зорич показывает полное недоумение оттого, что его не так поняли. Что ещё больше выводит из себя Гениального, увидевшего в словах оператора, явное намерение посмеяться над ним.
"Я тебя, сволочь, насквозь вижу", - стиснув зубы до степени обретения ими первоначального белого цвета (благодаря этому упражнению, Гениальный экономил на отбеливающей зубы пасте), Гениальный просветил оператора своим рентгеновским взглядом.
"Тогда я надеюсь, что ты видишь, что моя рука в кармане показывает тебе", - хитро улыбнулся в ответ Зорич, внимательно посмотрев на Гениального, который, заметив этот говорящий взгляд оператора, интуитивно перевёл свой взгляд на его карман брюк, в который была вложена рука Зорича.
"Что? Фига!", - спустя мгновение, Гениального потрясла догадка, вызвав в нём нервное потрясывание, с коим он, схватив за рукав рядом с ним стоящего Митю, в свою очередь, своим сжатием вызвал у того нервный паралич верхних конечностей.
- Ещё раз такое увижу и я тебя ушатаю! - грозно заявил в пространство Гениальный, отчего, не совсем было понятно, к кому обратился собравший волю в кулак Гениальный. Ну а после того, как акценты были расставлены и Гениальный, указав всем на их места, то съёмка продолжилась своим чередом до тех пор, пока на площадке не появился Куратор со своей молодой пассией. После чего следует, имевший между режиссёром и Куратором разговор, который и приводит их всех вместе к этой таинственной личности, которая, по словам Гениального, всё и решает.
А ведь Куратор, как-то даже отвык оттого, что кроме него кто-то там ещё решает и он поэтому даже растерялся, не зная, как начать разговор с этим типом, который оказывается такой же, как он. И Куратор, дабы не слишком принижать свою роль в местных реалиях, перепоручает Гениальному свою Сальду, а сам тем временем, берёт в руки свой управленческий жезл - телефон и наперевес с ним, отправляется на выход, для того чтобы там сорвать на ком-нибудь свою злость на этот мир, где как оказывается, ни он один имеет право решать.
Ну а пока Куратор выносит кому-то там мозг, его подручная и очень ручная Сальдо, демонстрирует себя перед Гениальным и перед тем не броским типом с папкой и ручкой в руках, который как оказывается, не многословен и только кивнув в ответ на приветствие, оставляет право вести разговор Гениальному. А это определённо говорит о его значимости, раз он помыкает такими важными людьми. Что, а именно эта значимость, видимо и заставляет Сальду внимательно приглядеться к этому, как он назвался Ростику, который, кто его знает, может более перспективен, чем её Каркуша.
- Что ж, ты видишь, что наш генеральный инвестор, кого ни попади, не порекомендует. Так что, давай, чего-нибудь для нашей ...Вас так можно называть (Гениальный, восхитительно улыбнулся, посмотрев на Сальду, которая ответила ему тем же). Ну а раз так, то ты присмотри для неё что-нибудь впечатляющее. - Гениальный обращаясь к Ростику, улыбчиво проговорил, после чего прихватив Сальду за ручку, направился с ней на съёмочную площадку, оставив Ростика в недоумении взирать на себя со стороны.
- Что-то я, ничего не пойму. - В недоумении протёр языком свои щёки Ростик, поглядывая на площадку. Но не успел он задаться этим вопросом, как тут же на него сзади последовал ответ.
- А разве ответ, не очевиден, - прямо над ухом Ростика прозвучал знакомый голос, на что Ростик, в другой какой момент, в тоже мгновение резко бы обернулся, но сейчас, именно эта знакомость голоса, как раз и вынудила его никак внешне не реагировать, а ждать продолжения того, что там ему скажут. Что, видимо, входило в предусмотрительные планы Толкователя смыслов (а это он и был), который, не ожидая приветственных слов, продолжил говорить:
- Вижу, что тебе всё-таки нужна моя помощь, в распознании смыслов поступков, - хмыкнул Толкователь. - А я же тебе говорил, что никому нельзя верить.
- Вы это о чём? - всё также сидя в одном положении, спросил Ростик.
- Да хотя бы тот же режиссёр. Наговорил тебе одного, а сам решил использовать тебя в удобном для себя качестве - громоотвода. - Ответил Толкователь.
- Громоотвод, говоришь, - Ростик с долей несознательности во взгляде, посмотрел на Гениального, который расставшись с Сальдо, вновь взялся за Захара. Ну а Захар, скорей всего, за время этой технической паузы, набирал в себя профессионализма или другими словами, вживался в роль, в чём он, судя по его качающемуся виду, переборщил и был способен играть, разве что роль живого трупа или на крайний случай зомби.
Но разве Гениальный может опуститься до съёмок всякого экшена и у него в ответ на это только зримое (говорить Захар, как и всякий зомби, уже не может) предложение Захара, лишь опускаются руки. И ладно бы от безысходности, но нет, они у него очень деятельные и всё чаще опускаются по мордасам Захара, который от всех этих действий режиссёра, не только приободряется, а наоборот, ещё больше уходит в себя. Ну а после последнего, очень звучного намёка на то, что он Захар, вообще никчёмный актёр, он не выдерживает такого накала страстей и, пошатнувшись, разворачивается и окончательно уходит туда за кулисы, чтобы там предаться умопомрачительным мыслям, которые несёт всякий хмельной сон.
Но Ростик уже не смотрит на то, что там происходит с этим Захаром, когда в его сторону, прямиком выдвинулись две довольно экстравагантно выглядевших личности, которые уж очень внимательно смотрели на него, отчего Ростик, не мог не предположить, что они идут именно до него. Ну а пока они не подошли к нему, Ростику почему-то захотелось заручиться поддержкой этого странного типа - Толкователя. Для чего собственно Ростик, поворачивается в его сторону, но, как и ожидалось или не ожидалось, что тоже могло и смогло случиться, там сзади, где предположительно должен был сидеть Толкователь, никого не было. Хотя на этот раз Толкователь, скорей всего замешкался и забыл приставленный к стулу зонт.
"Это он не зря", - сделал вывод Ростик, забирая зонт.
- А вы, я смотрю, приехали подготовленным, - до Ростика донёсся голос одного из подошедших типов. После чего Ростик поворачивается к ним лицом и со всем вниманием смотрит на них, дабы понять, а что они для него несут с собой. Ну а весь их взлохмаченный вид, больше указывал на то, что в плане материального благоустройства, они с окружающим миром не нашли близких точек соприкосновения, что, наверное, они хотели предложить и Ростику, в котором они увидели....А, наверное, такое же неприятие им всех этих совершенных форм правильного мира, который по их писательскому мнению, только с виду таков, когда, если на него посмотреть с их точки зрения, то он далеко не таков и не эдаков.
- А знаешь, в мире страстей всегда сыро от слёз, так что идея взять с собой зонт, очень даже не дурна. - Резюмировал своё видение зонта, второй подошедший, с именем Дзю.
- Ты что, словил мысль? - повернувшись к Дзю, волнительно спросил его Левша.
- Что-то намечается. - Многозначительно ответил ему Дзю, уставившись на ручку зонта, находящегося в руках Ростика.
- И? - Левша неумолимо забыл о Ростике и с мольбой в глазах смотрел на Дзю. Ну а Дзю, явно был злопамятливым типом и очень хорошо помнил свой проигрыш в карты Левше и оттого не спешил раскрывать свои виртуальные карты. Правда, в этом деле и затягивать тоже нельзя и Дзю, видимо придумав хитрую комбинацию, решил разыграть её с Левшой.
- Зонт, это своего рода символический предмет, который не просто приоткрывает завесы, закулисье и даже лицедейские маски, под которыми скрывается истинное лицо того или иного человека, но и служит проводником, позволяющим провести нас к источнику появления этой завесы. - Дзю определённо обладал даром заговаривать уши, раз даже Ростик увлёкся его рассказом и изучающее посмотрел на этот зонт, пытаясь отыскать на нём скрытые кнопки, которые стоит нажать и...Ну а дальше, куда твоя фантазия тебя заведёт.
- Можно? - протянув к Ростику свою руку, спросил его Дзю. На что Ростик, как и всякий человек, обладающий волшебной палочкой, которой он не умел пользоваться, с некоторой опаской посмотрел на этого, первый раз вижу, что за хмыря (закон волшебной палочки: тот, кто умеет ею пользоваться, обязательно выглядит подозрительным, не внушающим доверия, незнакомым типом) и почему-то, не желая прослыть в их глазах жадиной, протянул ему, даже не свой зонт (а попробуй только заикнись, что он не твой, то плюс к жадине, тебя сочтут за закоренелого жадину с претензией на хитрость).
Дзю же берёт зонт у Ростика, внимательно его осматривает для того чтобы на нём найти те же самые секретные кнопки, которые искал Ростик и не найдя их, решает прибегнуть к своим кнопкам зиждущимся на его красноречии.
- А ведь это зонт, не зря выполнен в виде трости. - Заявил Дзю, ткнув зонтом в пол для того чтобы продемонстрировать его возможности, на которые он мог упереться, стоя перед такими внимательными слушателями. После чего Дзю поднимает зонт и, выпрямив его по горизонтали, как это все (Ростик и Левша) видят, скорей всего готов раскрыть перед ними, как сам зонт, так и возможно то, что скрывается под его куполом. Но Дзю не может, а возможно, даже не умеет без эффектно, что либо открывать (особенно шампанское, после чего ты, либо в шампанском, либо в осколках от бутылки), и он начинает это своё новое открытие в своём демонстративном стиле.
Так для начала, он делает трагическую паузу, затем, судя по его выражению лица, бросает свой последний взгляд на Ростика и Левшу, ну и после всех этих приготовлений, начинает свой отсчёт.
- Приготовьтесь. А для этого, лучше всего будет, на мгновение закрыть глаза. - Дзю побудительно посмотрел на Ростика и Левшу, которые переглянувшись, решили, так уж и быть, посмотреть на всё это дело с закрытыми глазами. Ну а как только они, не слишком плотно, так, чтобы можно было просматривать некоторые детали (а вдруг этот странный тип, решит смотаться с зонтом), прикрыли свои глаза, то Дзю продолжил свой заговор:
- Веду счёт до трёх. И как только зонт раскроется, то он вскроет для нас все нелицеприятные спрятанности существующие в этом мире. - Проговорил Дзю, после чего сделал предваряющую счёту паузу и как услышали его слушатели, начал считать:
- Раз. Замедлите свой ход все условности этого мира. - Дзю для эффектности, пристукнул ногой по полу.
- Два. Останови мгновение течение мысли, призывающее лицезреть. - Вместе со стуком ноги Дзю, до ушей Ростика и Левши, донеслись чьи-то шаги, скорей всего самого мятежного духа, до которого ещё не дошли слова Дзю.
- Три! Сбрось с себя маску этот лицемерный мир. - Как и ожидалось, Дзю в самый кульминационный момент, с грохотом сказанных слов, щёлкнул замком зонта, который, как послышалось Ростику, не просто раскрылся, а даже в некотором роде извергнулся изнутри себя и, отбросив поток воздуха, создал вокруг себя вакуум безвоздушного пространства.
- Вах! - одновременно выдохнули из себя воздух Левша и Ростик, раскрыв глаза и глядя на внутренность раскрывшегося зонта, который закрывал всё пространство за собой, кроме разве что, оставшейся открытой нижней части пространства, примерно на уровне коленей. Ну а когда, что либо, в окружающем мире остаётся не просто свободным, а так сказать относительно свободным, то этот пробел всегда стремятся занять, как, например, в данном случае, чьи-то появившиеся ноги. И как заметили Ростик и Левша, а они после минутного зажмуристого положения, были очень восприимчивы ко всему видимому, то эти занявшие свободное пространство ноги, были в чёрных колготках и в туфлях, из чего можно было сделать вывод, что они принадлежали особе женского пола. Ну а так как эта особа, стоя на одном месте, не проявляла деятельного участия, то такое её поведение, в купе с предварительно сказанными словами Дзю, честно сказать, внушало не просто вопросы, а в некоторой степени заставляло участников этого эксперимента, на ходу, с опаской посмотреть вначале на ноги, а затем на Дзю, в чьих руках находился ключ или же зонт, от открытия которого и зависело, когда они увидят того, кто там за ним стоял.
"Ну!", - стиснув зубы, побудительно посмотрели на Дзю Ростик и Левша, где последний, как более близкий к Дзю кореш, также добавил от себя: "Ты сам первый вызвался, вызывать все эти духи ада, так что тебе и отвечать за всё это, за зонтом стоящее". На что Дзю, ни на секунду не сомневающийся в дружеском плече Левши, на которое если что, то всегда можно переложить груз ответственности, напоследок бросает свой взгляд на Левшу, затем слегка наклоняется, для того чтобы оценить стоящие ноги, через которые, путём проекционного построения, можно нарисовать для себя самого носителя ног. Что, судя по не слишком лицеприятному виду Дзю, было сделано, и он явно остался недоволен полученным результатом, после чего он делает выдох и, перекрестившись в уме, резко опускает зонт.
- А! Матерь божья!!! - в один момент, стены студии потрясает возглас ошарашенных увиденным - группы во главе с Дзю, которые всё же несколько больше среднего, впечатлительные натуры, раз так громко и ошибочно заявляют такие кощунственные слова в адрес совершенно не матери божьей, а всего лишь малосимпатичной поэтессы Усть-Каменогорской. Хотя, их было можно понять, ведь они себя определённо настроили на то, чтобы увидеть изнанку мира, которая, как почему-то сложилось такое мнение, обязательно выглядит малосимпатично и значит, если должно относиться к словам Дзю, то им ничего красивого не суждено было увидеть. Что они и увидели в лице этой поэтесса, которая опять же, надо отдать ей должное, была несколько больше среднего, малосимпатична.
Ну а когда тебе прямо в лицо, с выражением ужаса предъявляет такие обвинения в многодетности, а ты при этом, очень строга к себе и не позволяешь произносить всякую неправду в свой адрес, кроме разве того, когда говорят о твоей красоте, то это само собой не может не вызвать не менее дикую ответность, преобразившую лицо поэтессы в маску ужаса.
- Что!? - сквозь округлившиеся глаза поэтессы прорвался её рык. Но что могут ответить эти заворожённые её презрением пехотинцы слова, когда говорит сам генерал. И кто знает, кроме разве что самой поэтессы, чем бы закончился этот разбор полётов, с тыканьем зонта в нужные места, если бы во всё это дело не вмешался Гениальный, перенаправивший мысль Усти в нужное русло.
- Я смотрю, у вас дело движется. Так что и я готов восторженно покричать, послушав ваши наброски. - Подошедший Гениальный, внимательно уставился на Устью, ожидая от неё ответа.
- Я..Это...- растерялась поэтесса, не ожидавшая такого быстрого спроса с себя. Что было, очень точно уловлено Гениальным, который скорей всего, недолюбливал поэтессу за её ....Нет, не красоту, которой не было и значит употребление предлога "за", тут неуместно, а вот за её непробиваемость, в купе с пробивным характером, из-за которого ему приходится сотрудничать именно с ней и её творчеством, то это как раз самое то, за что он и готов был её всегда прищучить.
- И тогда почему, мы, ведём себя не тише травы? - начал наливаться краской Гениальный. Ну а так как это был вопрос скорее риторический, то вопрошаемые, не только не ответили, но и в некоторой, принижающей себя через колена степени, молча, уставились на Гениального. Что, конечно, не может его, как и всякого заведённого самим собой человека, удовлетворить и Гениальный, тот ещё интриган и возмутительный тип, решает, что надо бы эту поэтессу ещё помучить.
- Значит, так, - приобняв Ростика, заявляет Гениальный, - Мы сейчас с нашим...(Гениальный внимательно смотрит на поэтессу) Нет, с моим новым значком, едем встречать приглашённую звезду, а вы, по нашему приезду обратно, должны будете предоставить первые корректировочные наброски в сценарий сериала. - Гениальный выхватывает из рук Дзю зонт, водружает его над собой и таким вместе с Ростиком образом, выдвигаются в сторону съёмочной площадки.
- Мы тебе это припомним. - Глядя в спину Гениальному и этой выскочке Ростику, не посчитав нужным, кого либо спросить, за всех выразила своё мнение поэтесса.