Предикат современной истории становления мира новой изящности и пролонгации своей правопреемственности во всём быть правым.
В начале было определяющее этот мир слово, и вот оно:
"Уважаемые дамы и господа! Дорогие гомосексуалисты, лесбиянки, андрогины, бигендеры, женщины, стремящиеся к мужскому, мужчины, стремящиеся к женскому, представители пола, допускающего несколько вариантов, гендерквиры, межполовые!
Уважаемые ни мужчины, ни женщины, асексуалы, отрицающие систему двух полов, пансексуалы, сверхуважаемые сверхличности, интермужчины, интерженщины, интерполовые, интерсексуалы! Дорогие представители четвёртого пола! Дорогие женщины, имеющие хромосомы Х и Y! Дорогие трансвеститы, трансгендеры, представители нулевого пола! И, конечно же, моё тёплое приветствие всем остальным полам!".
Если вы не обнаружили себя в этом списке, то тут что поделаешь, вам и только вам с таким собой маловразумительным жить.
"Русскими не рождаются, как правило, ими становятся... кажется... и притом всё сильней", - хоть и сбивчиво и со знаковым дополнением через пробел, чего только не скажешь в своё оправдание на заданный вопрос в консульстве, в том самом кабинете, этого, уж нет больше сил обивать пороги до чего же многострадального и выстраданного столь долгим ожиданием требований своего сердца здания, являющимся последним лучиком надежды, дорогой в сказочный Асгард для свободолюбивого гражданина мира была бы его воля, а пока есть только данность и неволя, всегда в душе испытывающего тягу к космополитизму, изнывающего под тяжким бременем внешних не свобод и тирании режима автократии гражданину в душе без гражданства и паспортных дорог.
И вот после стольких перенесённых на ногах тягот и невзгод при сборе документов, фиксирующих и закрепляющих твой статус человека с большими надеждами и видами на другого рода будущее и собственного жительства, - а вот где, то, конечно, хотелось бы сразу жить достойно и с уважением к себе, но по причине своей не дурости и здравого понимания того, что такую достойную жизнь требуется заслужить, то будьте так любезны предложить на рассмотрение все имеющиеся у вас варианты, и надеюсь без общего пользования одним апартаментом, - а также убеждения всех вокруг и себя в первую очередь, что вам со мной не по пути и нам лучше в одном географическом пространстве не жить, вы, человек самых передовых взглядов и оттого вы всех тут переросли и не переносите, и все и местные условия просто недотягивают до ваших потребностей, наконец-то, оказываетесь в том самом кабинете, где вот такие судьбоносные вопросы и решаются.
И вы, определённо новый Прометей или кто похлеще, к примеру, как есть Андрос Парамонович Собакин, не последний человек среди вообще людей и чуть ли не первый из знакомых ему людей, кто, наглотавшись по горло всех этих не свобод, которыми, - плюс уголовным кодексом и преследованием по политическим причинам, и нечё слушать прокурора, всегда имеющего отрицательную точку зрения на преследуемого по выдуманному делу и по закону законопослушного гражданина, - давит прогрессивную мысль всякого предпринимателя, к числу которых относил себя и Андрос Парамонович Собакин, также сукин сын в среде людей его хорошо знающих и оттого стороной его обходящих, поставив ребром перед собой вопрос: "Быть мне или не быть выездным?!", прямиков направился искать ответ на этот вопрос в одно из консульств своего не всегда родного города. Коих, между тем, не так уж и мало. И уже один выбор стольких мест, куда можно сбежа... отправиться для ознакомления с местной архитектурой, культурой и нравами, вызывает гордость за те страны, которые приютили у себя просвещение и цивилизацию. Коих нет отродясь здесь, откуда Андрос Парамонович Собакин собирается насколько можно быстрее свинтить и эмигрировать.
Ну а спросите, зачем там, в мире просвещения и цивилизации, нужен такой человек, как этот Андрос Парамонович Собакин, кто поди что даже не приучен быть цивилизационным человеком, кто не вилкой ест котлеты и бифштекс, и ржёт как конь во время обеда, рассказывая похабные анекдоты во всё горло и сам над ними при этом вовсю усмехаясь, - и вообще он никак не воспитан, и чего тогда он, собственно, хочет и добивается, - то ответ на этот и следующий вопрос легче, чем вам кажется.
- Хочу значит, быть вашим сукиным сыном. И всё тут. - Без всякой подробной детализации собой сказанного, но с намёком и не весть бог на что и кого, вот как расшифровывает эти свои запросы на уважаемую и беспечную жизнь Андрос Парамонович Собакин.
Так вот, - ещё раз приходиться повториться, - этот человек самого просвещённого хотя бы насчёт себя сознания, преодолев и последний вставший перед ним препон в виде того, как у него глаза разбегались, глядя на такое количество различных консульств, каждое из которых несёт в себе свои удивительные предложения, - хотите как сыр в масле кататься, попивая молоко на альпийских лугах, то прошу вас к нам, в Швейцарию, хотите более экстремального отдыха от своих бытовых проблем, которые вы в раз пересмотрите оказавшись один на один с тем народом, кто сам себя создал, то вам в страну Великанию, а если хотите открыть глаза людей на авторитарные режимы некоторых деспотично правящих лидеров, то вам в страну Открытию, где стоит вой до небес в режиме нон-стоп и всё потому, что каждое мгновение происходит какое-нибудь открытие и с завидным постоянством с нарушением прав людей на своё волеизъявление, - благодаря своему упорству и желанию жить хорошо и качественно, плюс слава всевышнему и собственному я, наконец-то, оказывается в нужном кабинете, само собой в нужное время, записанное на талоне приёма.
И вот тут-то Андроса Собакина, кого казалось ещё вчера, ничего на своём пути не остановит, перехватывает удивительный для него мандраж и он начинает путаться в ответах и показаниях (это всегда с ним случается при перекрёстных допросах, вот он и тычет своим грязным пальцем в кого попало), выставляя себя полностью не готовым к плодам цивилизации, а вот быть плодом не просвещения и всяким мутором (это из его гоп-лексикона словечко), всецело связанным с ходом речи и уходом мысли лапотника, то это запросто и сколько угодно.
А мисс Брунгильда, как всецело звали работника и работницу в одном лице этого консульства, в чьи задачи входит рассмотреть претендента на получения визы, то есть разрешения влиться в их сообщество и быть одним целым с народом бедного Йорика, с кем судьба так категорично и в чём-то цинично обошлась, не просто так на это место чуть ли не привратника в рай посажена. И она обладает всеми качествами такого человека, который насквозь вас с первого взгляда видит, - даже не сомневайтесь, вижу всё до и после едино, и притом без одежды, - и на основании этого делает всегда правильные выводы, раз они отвечают безопасности представляемой ею страны. Где, конечно, не так много Педр и диких обезьян, что само по себе уже волнует, но и в представленной ею стране не всё так однозначно с большим перманентным постоянством. Там всегда есть место формуле любви и всё такое в этом тумане абстрактности и мыслей.
И вот эта Брунгильда, дама в правильном соотношении деспотичная и непримиримая с любым видом отождествления регионального иммунитета, ещё называемым национальным колоритом и местным менталитетом, с самого порога появления на нём Собакина просекла, что этот человек при всём своём стремлении быть ближе к цивилизации, однозначно заражён вирусом своей народности, ущемлён и ущербен во всём. Которую (эту самую народность) как бы ты не отрицал в себе, изгоняя любое напоминание об этом в своём выражении человека, из этого мало что подходящего получается, и Собакин как был недоросль европейского права, то так и остался вот таким недоразвитым, дремучим человеком. И пусти его Брунгильда туда, куда он просится, - надеюсь, что не в туалет, уж шибко вымученно он выглядит, - да ещё и без визы, так он, падла, так всё там так засрё...то есть замусорит своим естественным и первым правом на свободы и волеизъявление, что век от этой гадости не отмыться.
В общем, глаз да глаз намётанный нужен в сторону Собакина, только с виду такого паиньки и всё понимающего человека, тогда как всё это в нём есть прикрытие самых отчаянных и далеко не цивилизационных качеств души и сердца. Кто в момент все ваши жизненные устои опровергнет вверх дном и ноги на стол закинет, стоит только его пустить к себе.
Ну а так как у Брунгильды глаз намётанный на всяких негодяев и подлецов, инсценирующих себя людьми более чем ответственных, достойных и передовых взглядов, - она их не только столько на своём веку повидала, но и с парочкой такой ушлой консистенции людей жила очень рядом, буквально в близких отношениях, - то она сразу примечает за этим чьим-то падежом его предприимчивость в плане их консульства обмана. Как минимум, его не кровь своих неизвестных предков туда зовёт, и точно не жажда мести за убиенного на чужбине принца Датского, нить к убийцам которого тянется как раз в ваше королевство (за отчизну обидно). Да и политическим беженцем нечего так неумело прикидываться, придумай для начала те взгляды, за которые тебя преследуют и жизни дома не дают. А вот что? То тут так и попахивает меркантильным интересом к своей жизни на чужбине, со своим технологическим укладом, в раз все эти неустроенности и компенсирующий.
И Брунгильда, составив для себя автопортрет этого жулика и шарлатана, с таким самозабвенным упорством набивающимся и к ней в том числе в согражданство, - после этого акта, мы нисколько не сможете ссылаться на вовлечённость моих меркантильных интересов в дело обстряпывания нашей свадьбы, наш брак не есть фикция, а он настоящий, - что не стала растягивать время приёма и распознавания этого претендента на визу недостойным этой визы, задаваясь мало значащими вопросами прикормки более крупной рыбы в голове Собакина, - и что же ты за сукин сын такой, Собакин? - а она, как только насладилась видами его удручения и посредственности поведения на краешке своего стула, куда ему было указано присесть и быть вообще ни и в чём уверенным, то сразу и задалась вопросами его семейственности. И так ловко и многогранно, что Андрос Собакин не сразу и сообразил, к чему подводят данные им ответы на эти скользкие вопросы Брунгильды.
И вот так звучал первый вопрос Брунгильды, дамы настолько железобетонной, непробиваемой на чувства и неприступной к стороннему свету, что даже господин Собакин у себя дома, а здесь этот вопрос как раз и решается, при всей своей способности принимать мир таким какой он есть (и это не приспособленчество и уж тем более не хамелеонство, если значение второго утверждения он не знает, а адаптация человека к внешним обстоятельствам, которое скверные и завистливые люди выдают за приспособленчество, есть его жизненный рефлекс), не смог в её сторону увлечься, пребывая в холодном остатке. - О чём говорит ваше семейное древо?
И первой реакцией Собакина на этот вопрос Брунгильды было его охренеть. Как во внутреннем словосочетании со слюнями, так и во внешнем, прикуской зубами воздуха и языка. А вот дальше нужно подумать и притом очень скоро, чтобы не быть выявленным шпионом или ещё хуже, человеком с неприемлемыми для данной страны пребывания установками на реальность. Где нет места всему новому и прогрессивным взглядам, а там присутствуют одни лишь традиции и другая подобная скукота, не делающая жизнь разнообразней и вкусней.
К тому же господин Собакин у себя, а здесь как придётся присесть и в своё ли место, знать не знает особо о таких фамильных реляциях на свою исключительность и значительность для существующего общества. - Мои предки уже были столпами общества, бывало итак, что они подавали зубило самому императору Петру, когда твои недалёкие и точно не умные предки, пережитки других племён, ещё на языке мамонтов земли осваивали. - Вот такую контрибуцию всегда Собакин мог потребовать от тех, кто с его семейным древом не собирался считаться, и если о нём было и Собакину что-то известно. А так как он из себя больше, чем требуется и ему надо для собственной выживаемости не надо не строит, то ему ничего о таких игр разума, подверженного тщеславию не знает. Впрочем, он и говорить об этом не собирается Брунгильде, действующей по одной и той же схеме - при достижении им определённого количества отрицательных ответов, на его счёт принимается отрицательное решение.
- На хрена спрашиваю вас, нам нужна такая отрицающая всё и вся отрицательная, и не побоюсь этого категорически-утвердительного слова, негативная личность? - перекривиться весь в себе, как после укуса напрямую лимона (думал груша, а вон как иногда, при большой спешке получается), председатель распределительной комиссии, если честно, то весь в себе унылый тип и одно отрицание. И захоти Собакин его оспорить, указав ему на все эти качества своего я, - на себя посмотри, паскуда, - то у председателя комиссии в момент нашлись бы контраргументы, безусловно оправдывающие им принятые решения.
- Ничего не имею против этого вашего мне пожелания скорее сдохнуть. - Начинает председатель, падла, по-своему интерпретировать и изворачивать сказанное по существу вопроса Собакиным. - Что между тем не решит в положительную сторону ваше бегство от самого себя, - продолжает извращать сказанное Собакиным председатель комиссии, однозначно бывший функционер партийного аппарата, - ведь таким образом не будет решена главная причина вашего недопуска в наши благословенные места, чуть ли не райские кущи для всякого колонизатора и эксплуататора разума и ума. А вы что уже себе тут придумали? - усмехнётся председатель комиссии, как сейчас выясняется, то ещё и бывший кэвээнщик, которых, как все знают, бывших не бывает.
Потратив совсем небольшое время на эту свою шутливость, бывший функционер, как, впрочем, и сейчашний, озвучивает ту самую причину из причин, которая не даёт и шанса Собакину получить визу.
- Раз наш мир, куда вы так стремитесь попасть, полон людей серой и унылой конституции, то какого хрена, Собакин, нам к себе пускать ещё одного такого. Нет уж увольте, Боливар не выдержит двоих. - А вот к чему всё это сказал председатель комиссии, всё так намешав, то кто его знает, кроме тех людей, кто находится с ним в одной зоне ответственности, что-то даёт понять Собакину, то по одному уголовному кодексу.
А Андросу Собакину, итак уже на такие огромные жертвы пошедшему, чтобы выглядеть в лице представителей просвещённых народов, в данном случае Брунгильды, своим в доску, - он сдвинул акценты своего прежнего имени в сторону своей европизации, назвавшись Андросом, каким-то прямо заскучным, тогда как прежде, до его посещения ЗАГСа, его звали очень звучно и традиционно по местным меркам, Андроном, - начинает уже невтерпёж слушать и слышать в свой адрес вот такие значит придирки и наглости, за которые он в каком другом месте, давно бы дал по шеям тому функционеру, а Брунгильду бы он оттаскал бы за косы.
Хотя с Брунгильдой так бы не вышло, она, что за продуманная стерва одного политического явно движения за свободу женского пола от всякого рода обязательств перед своей женской природой, остриглась специально так коротко, чтобы вот такие как Андрон Собакин, люди традиционных взглядов на женскую сущность и личность, не попытались провести в её сторону доказательства своей мужественности и не принялись её тыкать носом и таскать за косу в сторону домостроя.
В общем, Андрон Собакин весь в себе закипел и еле сдерживаясь от того, чтобы схватить лежащий перед ним на столе степлер и им закрепить на лице Брунгильды все те тезисы, которые ему сейчас пришли в голову по следам этой беседы, начал внутренне нервничать и беситься.
- Я вот всю, бл*ь, жизнь к этому шёл и стремился, а когда пришёл, то тут вон какая бюрократическая встреча! Мне, суки, нисколько не рады! Да вы кто на хрен такие, чтобы вставать, не просто на пути колеса истории, движущими винтиками которой являемся именно мы, люди передовых, предпринимательских взглядов на прогрессивную мысль, а на пути основополагающих законов движения природы и его капитализации. Которая всегда и сейчас говорит о том, что крупные капиталы ищут для себя спокойную гавань. Вот и я, соль земли и природной капитализации, вместе с ними перетекаю туда, где мне спокойней и комфортней. Ну а то, что я выгляжу сейчас не так соответственно своей капитализации, и даже несколько демонстративно нище, как дрянь бедно, паскудно и прибедняющееся, то это мой такой походный наряд. И то, что я от нервного теребления уже дорвал в кармане не снятого до сих пор пальто дырку, этот крайний для меня инструмент благосостояния всякого побирушки, у которого всё состояние уходит сквозь пальцы, то сами понимаете, место это для меня незнакомое и я должен проявлять осторожность к тому, что не доказало мне, что ему можно доверять.
И вот на этом месте растерянности и перевозбуждения Андрона, его подлавливает до чего же психологически натасканная Брунгильда (знает гадина, когда смутить будущего репатрианта провокационным вопросом), задав очередной по её списку вопрос. - Озвучьте, пожалуйста, цель вашего приезда в нашу благословенную страну.
И у Андрона прямо нет слов, кроме одних пакостных и не при дамах о них можно говорить, на такое её демонстративное выпячивание перед всеми другими своей страны проживания, называя её так эпично. Да если, бл*ь, она хотела бы знать, - а знать она точно не хочет, - то хуже её страны проживания для проживания и не найти. Разве что только в аду. Ну а то, что он в этой стране хочет проживать, то это всё от безысходности. Либо в ад (туда всегда успеется и там всегда ждут даже без визы), либо в эту промозглую страну, где все её жители живут с таким наплевательским ко всем отношением, - а что поделать, когда среда обитания определяет твой конструктивизм и быт внутреннего сгорания и состояния, - что все вокруг себя чувствуют так эгоцентрично и внутренне устремлённо.
И что больше всего бесит Андрона, так это вот такая подача Брунгильдой этого своего предложения. Мол, пожалуйста мне всё это скажите, а не скажите, то мы не будем считать наше дальнейшее общение перспективным. Вербуют гады не иначе. И Андрон уже начинает понимать, через какие препятствия и деформации личности ему придётся пройти, чтобы стать своим для всех этих снобов, если по сути говорить, а так-то при публичном употреблении их явственности, то независимых, с суверенной конституцией личностей.
- Вот как только вы без сложных умственных завихрений и проблематик морального толка, на мой вопрос: "Как нынче погода? Пасмурна или как-то иначе благоприятствует нашему нахождению на природе?", сразу дадите следующий ответ: "Я бы не сказал, что туманно, а на улице закономерно местным природным обстоятельствам отбалансировано", то тогда я могу сказать ответственно и в чём-то безусловно, что вы, наконец-то, влились в семью просвещённых местным законодательством народов. - Поставит вот такое условие принятия себе в страну эта служащая не одного только посольства, но и однозначно спецслужб, которые из государственных интересов должны выявлять среди потенциальных кандидатов на получение визы в свою страну, людей неблагонадёжных, склонных к беспорядкам ума и с наличием в себе качеств и интереса быть, скажем так, всему миру полезным. И если ты за мир во всём мире, то для вас все двери посольств открыты, и вы можете с закрытыми глазами пальцем ткнуть в любую их сторону и вас там всегда с открытым сердцем встретят.
Но, видимо, Андрон Собакин слишком закоренел в своём воспитании в недоверии капиталистической системе ценностей, которая определяет и систематизирует жизнь во всех тех государствах, которые находятся за чертой пределов мечтаний всякого быдла и немного вашего воображения, которое всегда плодит столько всяких преимуществ в странах находящихся под визовым запретом, что он со своей стороны не шибко широко открывает двери своего сердца и разума, и не всё под чистую рассказывает этому работнику визовой службы, Брунгильде. Где её вопросы к нему служат только для одной благочинной цели - выявить в нём его недостатки и в зависимости от запущенности его болезни, назначить лечение. И если болезнь культуры народничества не сильно в вас проникла, то вас под наблюдением специалистов впустят на лечение, если же всё в вас так запущенно, что вашу ментальность никаким средствами не выбить, сколько не предлагай материального обеспечения (здесь только так лечат), то лучше вас оставить там, где вы были, а иначе вы тут всех завирусите.
Ну и Андрос само собой Собакин, на её вопрос: "Цель вашего приезда или может переезда?", как думал, так и говорит честно-честно. Хочу, мол, влиться в семью просвещённых народов. И при этом как бы намекает, что если вы, падлы, меня туды не возьмёте, то я вам покажу такую кузькину мать, что вам будет лучше сдохнуть. В общем, не вынуждайте меня морду тут всем вам бить, заявляя истерично о двойных стандартах, которые вы применяете лишь к тем людям, кто рылом своим не вышел.
Чего будет недостаточно, как это видит по малоприятному лицу Брунгильды Андрон, и что уж тут пытаться выдать из себя того, кто ты не есть, заявляя, что Брунгильда не в моём вкусе, тогда как она вообще ни в чьём вкусе по своему определению страшилы и умнейшего создания, как компенсации за эту её тупорылость только по мнению Андрона Собакина, ещё только познающего арифметику тех двойных стандартов, по которым живёт сообщество близких к Брунгильде сограждан, в число которых и он намерен заехать. И если его вот такие намерения крепки, то ему уже прямо сейчас нужно сильно крепиться и учиться, называя вещи не так на прямую и своими именами, а наименовывать их ассоциированными тождествами.
И не особо в красоте или хотя бы пригожести своего внешнего вида выделяющаяся Брунгильда, чьё имя уже много чего нелестного в её адрес стоит, ни под каким видом, предлогом и в состоянии даже душевного полумрака, ещё называемого на родине Андрона с перепоя, не должна таким узколобым образом определяться. И если уж у Андрона, неожиданно для всех вокруг людей оказавшегося с перепоя, но только по егоному, а так-то он находился в глубоком насчёт себя и всех вокруг заблуждении, не останется никакого выбора, либо поцеловать эту жабу прилюдно, - они играли в бутылочку и так уж выпало, что горлышко бутылки указало на неё, - либо же должно объяснить свой отвод от этого общего желания насладиться видами превратности судьбы, где такой видный и самый представительный представитель мужского общества, Андрос Собакин, не жалея нисколько себя, бросается на амбразуру реальности в лице жабы Брунгильды.
И уважительным оправданием не могут служить слова подтверждения той очевидности в лице Брунгильды, которая для всех так очевидна - она тошнотворна и мне, как минимум, естественно неприятна. А Андрос, если он не хочет быть засужен за дискриминацию Брунгильды по этическим и моральным соображениям, - он ограничивает право Брунгильды на эксклюзивную красоту, - которую природа создала именно такой по своим резонным соображениям, чтобы учить уму-разуму вот таких как он недоумков, должен найти и притом немедленно, каким ещё словом можно назвать это внешнее своеобразие Брунгильды.
- Ваш лицевой сюрреализм недоступен моему животному и приспособленческому пониманию, и я его недостоин, пока не познаю все выверты кисти того художника, кто кладёт такие мазки своих художеств на человека. А именно природы. - А вот это уже что-то, и такие слова даже в устах Андроса (так-то в роте) подвигают Брунгильду задуматься о повышении собственной самооценки, до которой тому же Андросу ещё нужно дорасти.
В общем не верит ни единому слову Андроса эта зловредная Брунгильда, и всё по причине своего скверного характера (это из-за отсутствия личного счастья) и по напущению её должностных обязанностей и инструкций, в которых так прямо и написано: "Ни одному слову не верь Брунгильда, особенно, если оно сказано красавчиком на чуждом для тебя языке; умеют эти носители чуждых нам языком всё изворачивать так, что то, что казалось нам правильным, начинает видится не таким уж и верным", и если ты, Андрос Собакин (а коробиться физиономией нечего на такое фамильярное обращение, привыкай уже к тому, что в новых условиях существования, куда такие как ты(!), Собакины, всё стремитесь, нет обусловленного на уважение вы-обращения, и там сразу вам тычут туда, чего ты стоишь), хочешь получить одобрение консульской службы, то давай выкручивайся, придумывая для всех нас сказки. И так, чтобы они звучали как есть правдоподобно.
И видимо Анроса Собакина так припёрло к стенке необходимость насладиться воздухом свободы иноземщины, что он не стал лаяться с этой стервой Брунгильдой, а с каменным лицом, то есть серьёзным, принялся обосновывать ту необходимость для этой всей иноземщины принять его в качестве постоянного гостя.
Правда, сперва Андрос чуть было большую глупость не брякнул, заявив, что я, мол, пригожусь и буду вам очень полезен, демонстрируя таким образом свой генетический, народный код, где все малоуровневые герои сказок, с такой фразой обращались к главному герою сказки за своей поддержкой. Но так как Андрос вовремя одумался, то он, вспомнив и сообразив все внутренние нарративы судьбинушки людей, живущих на этой чужбине, частью которой, и он собирался стать, сразу обозначил свои деловые качества и перспективы.
- Я разве вам не говорил, - с вот таким уточнением недалёкой памяти, а может и ума Брунгильды, делает своё заявление Андрос, - меня, мол, всё в вашей стране устраивает. И разве этого недостаточно? - прямо обескуражен Андрос такой непонимаемостью всех этих бюрократов из посольства, кому поди что нужны душещипательные рассказы о своей ущербности и горькой доле, чтобы их проняло до самых печёнок (что поделать, иногда приходится пользоваться своим служебным положением, ведь работа в посольстве так скучна на душевные отношения) и они, испытывая сердечные и душевные волнения и склоки, так уж и быть, выпишут тебе разрешение на временное у них убежище по политическим мотивам. - У нас с тёщей полнейшая несовместимость в плане понимания будущего для неё родной дочери, а для меня жены Наташки. Вот она и дискредитирует меня постоянно в глазах всех кого знает и даже не знает, называя половой тряпкой и приживалой. С чем я категорически не согласен, но вынужден всё это в свой адрес слушать, проживая на её жилплощади. А когда попрекают жилплощадью, мол, ты на неё никакого права не имеешь, то разве можно дальше с этим и там жить. Вот я и обращаюсь к вам за содействием мне в этой проблеме.
Но Андрос не собирается прибедняться, как того любят видеть и наблюдать все эти работники консульств и посольств, даже заготавливая заранее для всех этих печальных историй орешки и конфетки в специальной блюдечке на столе перед собой. А его история будет про другого рода недопонимание с местной проблематикой жизни, где как раз его успешность во всём стала кому-то поперёк горла, и эти люди злодейского и завистливого склада ума и характера, и что главное при возможностях, решили укорить его образ жизни со стороны морально-нравственного аспекта жизни. А Андрос Собакин терпеть не может, когда его оценивают не по его капитализации, а по какой-то там шкале нравственных ценностей.
И он, никогда и никому не собирающийся ничего доказывать, решил всё же доказать, что ценность ценности рознь, и что его так называемая патологическая беспринципность и аморальность, которые ему и позволили стать успешным человеком, в других условиях существования, а если точней, при изменение места своей геолокации, будут называться совершенно другими словами. Так беспринципность и цинизм будут называться его деловой активностью и хваткой, а та же аморальность его взглядов на использование человека будет зваться наличием в нём, человеке исключительного качества, особых жизненных приоритетов, с некоторой диспропорцией в сторону отхода от нормы. "Это человек с неограниченными возможностями для своего самовыражения", - вот так он будет отныне называться по примеру того, как все тут друг друга кличут, чтобы не дать кому-то повод подать на тебя в суд за твоё не доброе, и что уж греха таить, дискриминационное отношение. А такой подход людей друг другу, где как в бизнесе, человек человеку волк, и от него на хрен ничего хорошего не ожидаешь, в самый раз устраивает бизнесмена отныне Собакина (это у себя дома он всего лишь предприниматель, что очень близко стоит к жуликоватому человеку, а это Собакину мало нравится).
В общем, не хер, меня учить жить! И лучше всего это делать там, где тебя никто на своём не выговариваемом никак языке не понимает, и значит, уже априори тебя всей этой морали учить не может.
Вот и Андрос как есть высказал Брунгильде о том, что он из себя значит и представляет. Ну и чтобы два раза не повторяться для этой неповторимой по уму служащей государственной службы, Андрос от себя ещё добавит кое-какой определённости.
- И если хотите знать, чем я собираюсь в вашей стране заниматься. - С такого крайне интересного для Брунгильды захода начинает свои пояснения Андрос, вальяжно так откинувшись на спинку стула, прихватив из чашечки орешка, как бы демонстрируя и указывая Брунгильде на правду жизни, где не он от неё и её решений по своему вопросу зависит, а она полностью подчинена ему и всем тем обстоятельствам её жизни, заставляющих её, ни в свет, ни заря просыпаться и идти на эту, жутко скучную работу, где ей приходится ежедневно выслушивать все эти, далеко стоящие от правды слёзные истории. А разве она заслужила, чтобы ей на чистом глазу вот так врали безбожно (и то, что все они атеисты, это тоже относится к этому вранью безбожно)?
Да с какой это стати?! И теперь она понимает, почему её личная жизнь её не устраивает, а вот всех остальных как раз устраивает - она поднаторела на своей работе в деле умения распознавать ложь от правды, и вот это-то и стало для неё большой проблемой в деле своего личностного самообмана, который является первой ступенькой для построения личностного счастья. Когда вдруг увлекшийся Брунгильдой такой наивный прохожий, дабы впечатлить её, в качестве прелюдии начнёт возводить для неё воздушные замки. А для их построения и используются, скажем так, вещи иллюзорные, несколько отличающиеся от всего того, что называется правдой. А это всё наталкивается на профессиональный взгляд Брунгильды, в момент разрушающий все эти воздушные замки и низводя все эти, только намечающиеся отношения до уровня сам привет.
А Андрос Собакин между тем продолжает свои обоснования того, что без него эмигрантский поток будет не полон (и даже здесь прорывается его внутренний код), где он, естественно, не собирается посвящать Брунгильду в то, в чём он никогда не признается и что никогда не будет доступно людям без его возможностей воплотить в жизнь самые свои пакостные желания (почему-то только такие на ум приходят, когда о них заговаривают). - Я об этом никогда не распространялся, - как бы по секрету делает это вынужденное заявление Андрос, сразу поясняя с чем оно вызвано, - и это не потому, что к этому меня призывает ложная скромность или эта информация крайне критического качества, а дело тут в моей некоторой суеверности. Как у нас говорят, не говори о чём-то, а то не сбудется. Но если это необходимо и станет входным билетом в новый для меня мир, то я готов раскрыть свои карты. - На этих словах Андрос пододвигается к столу, несколько пугая Брунгильду такой своей к ней близостью и неустановленными намерениями, и уже отсюда конфиденциальным тоном голоса озвучивает то, что он никому, кроме теперь Брунгильды не говорил.
И тогда получается, что Брунгильда единственная, кто будет посвящена в эту его тайну. А это налагает на неё огромную ответственность. О которой Брунгильда пока что ничего не знает, но что-то ей тревожное в душе подсказывает, что без уточнения ею своих прав на эту информацию, было бы глупо брать на себя эту ответственность. Вот только ей не даётся право и время заявить о своих правах дать отвод и Андрос уже начал посвящать её в тайны своей души и сердца, и намерений.
- Я вообще-то научного склада ума человек. - Говорит вот такое Андрос, не сводя своего взгляда с Брунгильды, и чуть ли не сразу её разочаровывает. Она-то подспудно ожидала более чего-то сложного и опасного. Такого, что подвело бы её к повышению по службе, или на крайний случай, под монастырь (она окончательно разочаруется в мужском человечестве, которому был дан шанс себя оправдать перед её глазами, а он в очередной раз не воспользовался этим шансом), а тут такая...Прямо нет слов, даже родных для Брунгильды, а для Андроса мутор какого-то. А Брунгильда ещё дура хотела сослаться на своё иноязычное трудно понимание Андроса, если он сейчас начнёт её запугивать сложными для её душевного спокойствия предложениями.
- Я, мол, вам дорогуша (что это уже значит?!), со своей стороны предлагаю руку, сердце и морально-физическое удовлетворение. А от вас всего-то нужно всё это от меня принять на территории вашего государства. Как по мне, то достойное для вас предложение. - И вот как быть и что дальше думать о своей работе и счастье, а также об Андросе Собакине и этом его безнравственном с любой точки морали предложении Брунгильде. Только одно ей ясно - с придыханием, с ущемлением сердца и бюстгальтера.
Но Андрос, как и все представители мужского народонаселения, оказавшиеся на той стороне стола перед Брунгильдой, повёл себя ещё значительней безнравственней и подло, выступив с ничего не имеющим общего с её ожиданиями безнравственного предложением, таким образом указав на неё в деле корня всех проблем и зла, раз она выступает застрельщиком вот таких предложений. И он начал озвучивать какие-то прямо скучные и получается, что безнравственные с этого фокуса рассмотрения вещи.
- И у меня есть некие секретные разработки, которые могут заинтересовать людей, кто в теме. - Вот такую бредятину и глупость начинает озвучивать Андрос, как это делает каждый второй заявитель на получение статуса беженца от политического преследования. Но как спустя немного выясняется, то Андрос в этом деле пошёл куда дальше, и он беженец от самого себя. Правда, Брунгильда уже в пол уха его слушала, так как была в нём разочарована, и она уже наперёд знала, что он дальше скажет. Типа здесь ходу моим научным открытиям и разработкам не давали, ссылаясь на их антинаучность. А вот у вас полная свобода и как я слышал, то дают ход даже самым безумным и сумасбродным идеям, лишь бы они побольше финансирования под себя предполагали. И что есть здесь антинаучно и отрицательно, то у вас, на другом полюсе мировоззрения и антагонизма, как раз научно и здраво.
Правда, на словах Андроса всё это выражалось несколько иначе. - Я, - ещё говорит Андрос, как только он в своём предисловии озвучил ожидаемые Брунгильдой тезисы о научности и моральности двигать прогресс только в их благодатной точно для разработок мысли стране, - хочу опытным путём опровергнуть типа аксиому: "От самого себя не убежишь". Как по мне, то это спорное выражение. И в мире, где всё относительно, мы не можем полагаться на то, что сказано и не проверено одним человеком.
На что Брунгильда посмотрела без всякого душевного отклика и интереса, и... А вот и тот самый вопрос, честно признаться, озвученный в душевных впопыхах Брунгильдой: "Вы русский?", выводящий на чистую воду всякого человека, выдающего себя не за того, кто он есть на самом деле, беженца от самого себя, а не искателя себя, как сейчас неожиданно для себя проговорился Андрос. Кем себя кличут и пытаются оформить в этих консульских представительствах под благовидным предлогом разочарования все эти беглецы от самим себя.
И как звучит в её устах этот вопрос. Как прямо и буквально факт установления вот такой визуальной со стороны Брунгильды очевидности, без всякого налёта вероятности факта другого установления реальности Андроса. Который после вот такого подтверждения не имеет права на возмущение таким, бл*ь, не конфиденциальным и явно провокационным к себе отношением. И если бы это было не так, то она бы его спросила по другому, со своей нейтральностью.
- Прошу прощение за некоторую не поспешность нашего бюрократического аппарата, не успевающего идти в ногу со временем и менять наши инструкции. - Сперва выдаст вот такой дисклеймер Брунгильда, а уж затем обозначит вслух требования её должностных инструкций в своём опроснике. И хотя Андрос ни одному слову её не поверил, этот вариант её к нему обращения был более для него мягок. - Какова ваша интернациональность по силлогическому фактору и национальность по генетическому коду? - Вот так смешивая в одно эту разноплановость, хитро задаётся вопросом Брунгильда и, не давая возможности Андросу возмутиться, сразу начинает ему заговаривать зубы. - И не беспокойтесь слишком, мы не относимся предвзято к какой-либо национальности. Мы всех людей и народности уважаем, и вашу в чём-то даже особенно.
Ну и пришлось Андросу вот тута, в этом самом месте, после того как он в возмущении прошёлся по Брунгильде, - теперь-то понятно, зачем просили подписать бумаги на моё согласие на обработку конфиденциальной информации, - начать покрываться красными и одновременно бледными пятнами сомнений насчёт вообще человеческого появления на весь белый свет. Без выяснения которого, любое геологическое древо подпадает под сомнение. Ведь как всем известно из теологической версии происхождения человека, которая нынче всеми правдами, неправдами и главное правом на личную свободу оспаривается, то самое первое генеалогическое древо было общим грехом познания древа добра и зла. А это вопрос такой сложности, что его принять не все имеют силы, право и обязательства.
В общем, любое прошлое, а тем более твоего зачинания на этапе планирования, всегда туманно, глупо, самонадеянно, и находится в самом минимальном шансе исполнения. Так что то, что Андрос Собакин здесь и когда-то раньше на свет появился, есть уже по своей сути из ряда вон выходящее событие. И его нужно ценить.
Ну а Брунгильда, ожидаемо Андросом Собакиным, впрочем, как и любым другим человеком на его месте, все эти его, от чистого сердца откровения, воспринимает, если не за лукавство и хитрость ума, то, как минимум, за оторванный от жизни взгляд философии. А философы нынче, в век прагматизма, не сильно уж и востребованы, если Андрос таким способом хочет заявить о своей компетенции и профессиональных качествах, которые должны будут ему приносить краюху хлеба. Ну и ответ Брунгильды Андросу будет для него несколько неожиданным.
- Да вы умнейший человек, - охренеть откуда-то находит Брунгильда вот такие неожиданные для Андроса слова, прямо вгоняя его в умственный ступор от того завихрения своих мыслей, который был вызван этим её демонстративно льстивым заявлением (так чего она от меня хочет?!), хотя со следующих слов Брунгильды всё встало на свои места, - хотите круглый год находится под солнцем и его теплом. Тогда как здесь, солнце не слишком часто вас радует теплом. Вот и сейчас, когда у нас все ходят в майках, вы находитесь в... - А вот здесь Брунгильда, не скрывая своего скрытого намерения проверить культурный код Андроса, как бы сбилась, забыв, как называется эта одежда, которую с себя не снимает Андрос.
А Андрос вот чего-чего, а себя стеснять никогда не будет и не утруждает, и если кому-то не нравится, как он себя выражает, то ему плевать на это. И Андрос так прямо об этом заявляет. - Если хотите спросить, что я ношу на себе в ветренную погоду и прямо щас, то спрашивайте. Нечё там всё ходить вокруг да около. - Андрос вот таким образом вносит ясность для Брунгильды, и затем делает знаковое уточнение. - А предмет верхней одежды на мне, который вам сейчас не даёт покоя, называется мной так, как я его вижу. То есть в пальте я сижу перед вами, и никак иначе. - И по сугубо суровой выразительности всего своего своеобразия в лице Андроса, то его ни за что не переубедить быть в пальто, когда он в пальте. И об этой уловке психоаналитиков от лица Ломброзо, Ситуатьен и всяких там Плижур, Андрос прекрасно знает, вот он специально и нагнетает, дальше продолжая отстаивать своё право на скандал по мнению Брунгильды, а не на критическое мышление, как это хочет всем им преподать урок сам Андрос.
- Что думаете, я не понял к чему вы начали весь этот разговор. - С каким-то прямо пренебрежением к тем людям, кто составлял инструкции и методички для Брунгильды, вот такой провокационный и в чём-то с долей отчаяния начинает разговор Андрос, на которого видимо что-то такое сейчас нашло из того, что ещё называется дремучим и горьким наследием наших греховных и не таких как мы прогрессивных предков, что он не смог дальше в себе сдержаться быть культурным и цивилизационным человеком-месье. - Хотите выяснить мой культурный код, язык. - И вот с чего всё это взял Андрос, явно переходя все рамки приличий и допущений, то бог ему судья, если прокурор ничего с ним сделать так и не может.
И ладно бы только это, но в Андросе столько бесстыдной наглоты и беспринципности намешано, что он всё это, что он считает за правильное и непреложное, начинает приписывать тем ценностям, декларируемым всеми просвещёнными и цивилизационными обществами, которые и делают все эти социальные общества самыми передовыми и столь привлекательными для вот таких, как Андрос недостойных нисколько таких обществ шаромыг и людей тоталитарного мировоззрения. Им ведь что не дай, им всё мало. И не просто мало, а они начинают считать такое к себе отношение за ущемление их прав, данных им по природе своей данности.
Но вернёмся к Андросу Собакину, так в себе разошедшемуся, что его не перебьёшь, и он перешёл уже все границы приличий и готов перейти уже и государственные границы, установленные этим консульским представительством, на страже которых находится Брунгильда с каменной физиономией шлагбаума.
- Не буду скрывать, да и мне незачем, раз я подаю заявку на принятие меня в свободное и прогрессивное общество, - вот какие доверительные к себе эпитеты использует Андрос, чтобы выглядеть в глазах Брунгильды и того общества, которое она представляет, человеком достойным их общества. И как вслед за этим выясняется, то все эти заверения Андроса в своей полной лояльности тому мировоззрению, которое в себе предъявляют миру эти прогрессивные общества (Андрос никогда не переходит на личности, когда он с ними на прямую не знаком), имели под собой двойное дно, с позиции Андроса это называется "но". - Я противник всех видов ограничений свобод. - Говорит вполне себе здравые вещи Андрос, при этом Брунгильде прямо что-то не даёт покоя в той тональности Андроса, которую он использовал, чтобы выразить вот такую свою позицию на свободы, очень близкую к её.
И интуиция Брунгильду не подвела, и Андрос тут же начал передёргивать всё то, что собой определяют все завоевания прогрессивных обществ, где их определяет первая и наиглавнейшая поправка конституции этих стран, запрещающая ограничивать право на свободы слова человека. Из чего Андрос путём логических, дедуктивных и душевных умозаключений вывел для себя удивительную цепочку. - Всякое слово имеет для себя начало в человеческом языке, а ещё раньше, при наличии ума и разума человека говорящего, что не есть повседневный и обыденный факт, в его голове. Из чего я делаю вывод о том, что каждый человек имеет полное право на свой язык. - Вот такую удивительную в чём-то вещь загнул в своей извилине Андрос и, теперь будучи убеждён самим собой, и всех остальных людей в этом убеждает, даже не желая рассматривать альтернативы с предложением развития новое универсального для всех языка. Который бы был не только проще, - а то все эти двусмысленности вечно приводят не туда, куда задумал, - но и всех объединяющим под общим зонтиком того же успеха.
Вот и Андрос, используя в своих личностных целях свой родной язык, его знание и понимание в большей степени, чем Брунгильда, которая в своём совершенстве знает только свой родной язык, начинает коверкать прямые смыслы и посылы всех этих деклараций свобод. - Которые особенно подчёркивают твоё языческое (а вот и первая двусмысленность и что спрашивается она значит) происхождение в лингвистическом склонении иноземных и пришлых слов. Где эти слова не желают принять в семейство родных и отеческих слов местные охранители языка без их склонения под своё верноподданичество, - А вот и нотки авторитарных взглядов Андроса. Но дальше ещё хуже будет. - Как по мне, то это не склонение, а принуждение к миру перед лицом науки лингвистики, где нет места повестке дня и ночи, когда и придумываются все эти отступления от правил, не одного правописания. Которое просвещёнными обществами уже рассматривается как один из столпов авторитаризма и с ним нужно бороться, упразднив для начала орфографию, закрывающую просторы для человеческого размышления о сути прогресса. - На этом месте зашедший дальше некуда Андрос сделал передышку, которая была необходима всем участникам этой беседы, и больше, конечно, Брунгильде, уже готовой в любой момент нажать экстренную кнопку вызова. Так как Андрос начал проявлять первые признаки помешательства, в которое посетители консульства попадают, как только начинают чувствовать, что всё то, что они делали для того, чтобы быть одобренным в глазах чуждого для них де-юре и де-факто государства, а так-то они уже все душей и сердцем к нему прикипели, - в общих словах, когда кривили, а когда не кривили душой, идя на сделку ...хорошо бы если только с совестью, а с самим дьяволом не хотите, - бесполезно и не находит положительный отклик в лице сотрудника консульства или посольства, какая теперь разница.
Ну и раз так, и им терять с этого момента больше нечего, то в них проснувшись, очень резко проявляется всё то, что они от себя скрывали, так называемая правда-матка. Которая не знает для себя границ и пределов, и тогда держись крепко от всего того наката бессовестных и грязных слов, которые на тебя обрушит тот посетитель, который был вынужден по твоей причине столько врать и завираться, обманывая своих родственников и знакомых.
Правда, Андрос не пошёл так очень дальше, а он неожиданно для приготовившейся спрыгивать с этого летящего под откос эшелона Брунгильды, повёл себя относительно спокойно, принявшись только язвительно самоутверждаться.
- А так как за всем эти стоит оторвавшийся от народа не народ (вот какую дисфункцию для ума выдвигает Андрос), то я, рождённый летать (это значит, что он не боится авиаперелётов), не собираюсь пресмыкаться перед снобистской орфографией, и для меня пальто при необходимости его надеть или снять, будет пальто, без всяких там францисцизмов, а вот когда я захочу в нём быть, то я буду в пальте, и точка! - И как завершающий штрих собой сейчас всего сказанного, Андрос со всего размаху кулаком поставил эту, само собой жирную точку во всём, что он есть и здесь, ни прибавить, ни убавить. Тем более Брунгильде, каким-то странным и в чём-то удивительным способом убеждённой харизмой и обаянием Андроса в том, что и их государственность не будет полной, не окажись в ней соучастником жизненного передела Андрос Собакин. Очень верно за всех и за себя считающий, что государство не отделимо от человеческой природы, и в нём каждой твари должно быть отведено своё место.
Ну и главное, что убедило Брунгильду и поставило жирную точку в этом разговоре, так это то потрясение стола и её за ним, которое стало следствием вот такой напористости мысли и желания Андроса быть своим для всех тех людей, кого он толком и никак не знает, а если что-то и знает, то Брунгильда не такой уж эталон этого знания, по которому будет не слишком конструктивно и в чём-то неэтично, конечно, со стороны только Андроса, всех соотечественников Брунгильды ровнять под одну гребёнку. И если по одной Брунгильде (о чём только думали её наниматели, делая её лицом своей государственной территории) даже не судить, а делать первые впечатления, то что-то сразу становится на душе пасмурно, муторно и неуютно.
В общем, Андрос оставил след о себе, как на столе, уж очень хлипком и совершенно не рассчитанным на такого рода серьёзного посетителя, - думают все эти скупердяи чёртовы, что одни только хлюпики и нытики к ним сюда нагрянут, - так и в душе Брунгильды, несколько в себе растревожившейся и разволновавшейся от такого буйства энергии и страсти со стороны Андроса Тимофеевича Собакина, как она ещё раз внимательно и добросовестно выяснила из его анкеты. Где ей больше всего не понравилась одна личностная характеристика Андроса Тимофеевича Собакина. Он отмечен был как примерный семьянин. Но Брунгильду одно в этом моменте успокаивает - жизнь на чужбине и не такие моральные принципы ломает или хотя бы пересматривает.
- Сложный случай. - Выдохнув из себя очень много сильно перегоревших эмоций и прямо в светившуюся чёлку, со вздохом кручины, как бы это интересно выразился Андрос Тимофеевич, проговорила себе в нос Брунгильда.