Отсылающая нас в те исторические по современным меркам времена, когда людское племя всё больше полагалось на волю богов, и на его представителя на земле, фараона, чем на себя и научно-технический прогресс, который находился ещё в зачаточном состоянии. Да при этом такие далёкие по времени, что они частично стали недоступны нашему пониманию, а с другой стороны даже не верится, что было такое время в истории человечества, и оттого они стали восприниматься современниками, как имевшими своё место, но не точно и поэтому лучше их называть самобытными и легендарными.
Нет никого из живущих на этом свете существ и людей, выше и могущественнее олицетворения бога на земле, фараона. И нет никого, кто бы осмелился приблизить себя к нему и заглянуть ему в глаза в первый и как тут же выясняется, в последний раз в своей жизни, в тот же момент забранной фараоном за эту дерзость. Вот, наверное, почему, фараон изображался на фресках только в одной плоскости своего видения, в профиль. Только так и смел на него смотреть из своего ничтожного положения человек. А изобразить фараона в анфас, слишком уж непозволительная роскошь для головы художника, и оттого таких изобразительных артефактов не было обнаружено. Что говорит о том, что таких беспечно богатых на всю свою голову людей не нашлось.
И вот когда фараон обращается к тебе: "Посмотри человек на меня", то для него наступает свой великий миг признания и свершения. И этот человек, на этот раз признанный за разумный организм, а не как обычно, за ничтожного червя в глазах всего известного ему человечества, состоящего из стервы жены, пару жрецов и самого фараона (другие не в счёт), само собой не осмелиться перечить и отвергать это соблаговоление к нему фараона. Ну и вслед за этим для него, и притом немедленно, наступает расплата за такую дерзость: голову прочь этому богохульнику - никто не смеет себя так возвышать, даже если на этом настаивает сам фараон. После чего наступает свой черед следующего ничтожного червя, призванного к ответу и поставленного на колени перед фараоном, в одном из залов дворца фараона, зале судилища.
И к нему звучит другого рода обращение со стороны фараона. - И что ты на всё это думаешь? - интересуется мнением этого ничтожного червя фараон. И как понимается этим ничтожным червём, то вопрос относится к его предшественнику, признанного совсем недавно фараоном за разумное существо. А вот насколько он разумен, с этим должны будут разобраться жрецы, которые и отделили голову предшественника от туловища, чтобы значит, в ней покопаться и уразуметь его разумность. Ну а туловище тоже пригодится и пойдёт на изготовление различных мумифицирующих средств и для научных исследований.
Но последователя признанного за разумное существо предшественника, а точнее ничтожного червя в глазах фараона, с чем он готов смириться, и, пожалуй, готов себя считать подольше недостойным такой чести, быть признанным за разумное существо, сейчас крайне волнуют другие вещи, связанные с заданным ему вопросом фараона. - Да кто я такой перед лицом самого фараона?! Ничтожный червь. - Очень категоричен и самообличителен насчёт себя этот ничтожный червь. - И разве я смею перед лицом ног фараона о чём-нибудь думать. - Хотя всё-таки эта мысль этого ничтожного червя была слишком дерзновенна. Получается, что он смеет подвергать осмыслению и своему анализу слова фараона. И тут отговорки типа, я был слишком напуган и растерян, когда остался на вторых ролях и не был сразу признан фараоном за разумного человека (а к этому, как он понял, всё и шло), не пройдут.
Но видимо этот ничтожный червь ещё не полностью потерян для рабовладельческого общества, раз он сумел в своих разумениях себя поправить. - Но если фараон так снизошёл до меня, то это не зря и что-то да значит. - Уже более-менее здраво рассудил этот ничтожный червь. - А ведь через вопросы и познаётся человек. - Ничтожный червь вновь чуть было не свернул на кривую дорожку, но быстро выправился. - Конечно, не самим фараоном, - он всё-всё о человеке и его ничтожности знает, - а сам человек, таким образом, себя познаёт и познаётся. - А вот эта мысль привела ничтожного червя к ошеломившему его выводу. - Фараон хочет, чтобы я познал себя и уразумел свою готовность к тому деликатному делу, которое он мне собрался поручить. Я ведь как-никак, теперь новый начальник его охраны. - Здраво рассудил Табинег (так завали этого ничтожного червя), покосившись на обезглавленное тело бывшего начальника охраны фараона, чьё место теперь занял он, путём такой ротации.
- Владыка Верхнего и Нижнего Египта Маат-Ка-Ра, да будешь ты жив, невредим, здрав. - Заговорил Табинег. - Разве я смею перед твоим ликом так о себе самонадеянно и глубоко рассуждать. Я всего лишь есть послушный инструмент в твоих руках.
- Достаточно. - Остановил Табинега фараон Сети. - Тебе знаком верховный жрец Хатхор? - И вновь Табинег вдавлен в ничтожного червя потрясшим его вопросом фараона, в котором так и чувствуется подвох. И если на нём споткнёшься и не приметишь, то тебе прямой путь рядом лежать с бывшим начальником охраны фараона. - Да кто же его не знает! - удивился про себя Табинег, поёжившись от пробежавшего по спине тревожного холодка. - Но тогда зачем он о нём спрашивает? - задался вопросом к себе Табинег и тут же ещё сильнее вдавился коленями в пол, вдруг поняв, что давно не видел Хатхора. А это всё что угодно может значить, в том числе и самое страшное, немилость в глазах фараона Хатхора. Ну а если всё это так, то его будущее будет зависеть от ответа на этот вопрос. Но вот только сложность заключалась в том, что он никак не может не признать того, что не имел чести знать этого, всегда сомневался в его жреческих способностях, и вообще, его предсказания свершались через раз, верховного жреца Хатхора. Ведь это кощунство, которое сочтётся за преступление, если ты игнорируешь жрецов, когда они в фаворе у фараона.
- Нет человека, которому он был бы неизвестен, но лишь единицы знакомы ему. - Табинег сумел-таки найти выход из своего сложного положения, дав такой ни к чему его необязывающий ответ. Фараон Сети по достоинству оценил умение Табинега обходить подводные камни в своих ответах, и обратился к нему со следующим предложением. - Тогда слушай. - А тут у Табинега никаких заминок в понимании фараона не возникло. А уж слушать, а особенно подслушивать, он умел.
Ну а дальше звучит страшная и по своему невероятная история о предательстве верховного жреца Хатхора, - а Сети и не поймёт, чего ещё ему не хватало, когда в его распоряжении практически всё было, - где он вместе со своими сообщниками, жрецами, Небнетхером, - ну и хер с ним, он никогда не вызывал особых симпатий у Сети, - Небзя, - а это уже весомая фигура среди жрецов, он толкователь истин, жрец Маа и провидец, - и богиня Баст (это самая потрясшая фараона новость), под покровом ночи, имея свободный доступ к самым важнейшим секретам (у него были все печати), пробрался в подземелье храма Анубиса в Касе, и выкрал ... Но об этом Сети не может вот так напрямую сказать, и не потому, что сам не может, - он то в отличие от бренного человека всё может, - а потому, что человек слишком слаб, чтобы ему все покрывала тайн сущего открывать (обязательно разболтает и растиражирует все вручённые ему секреты и тем самым понизит сакральность власти), и настолько важна и бесценна украденная реликвия для его и царства мёртвых, куда вход отныне закрыт, пока не будет возвращена украденная реликвия, или тот фигуральный ключ от дверей, соединяющих эти два мира.
- В общем, без лишних разговоров сосредоточься на организации поисковой команды. Для чего я снимаю с тебя печать всех запретов и наделяю самыми большими полномочиями. Можешь не жалеть, ни средств из казны, ничего другого, что тебе понадобится для поиска этих, отныне проклятых имён. Да, позаботьтесь о ритуале проклятия их имён, Саптах. - Сети отдал приказание стоящему чуть в стороне от Табинега человеку весь в синих красках (цветах вечности). - Новый верховный жрец. - Теперь только догадался Табинег насчёт этого человека, ещё по приходу сюда, вызвавшего у него свои знаковые и как сейчас выяснилось, провидческие вопросы, - а это ещё кто такой, рядящийся под верховного жреца?
Фараон Сети, между тем отдав наказ Сатаху, вернулся к Табинегу. - Возьмёшь с собой Вавилонянина. Он поспособствует твоим поисковым действиям. Никто другой как он не умеет по достоинству обращаться с украденными реликвиями, требующих к себе особого подхода. К тому же стройка будет остановлена, пока не будут возвращены реликвии, божественным промыслом скрепляющие основания нашего сооружения. А без дела слоняющийся Вавилонянин, всегда очень дорого обходится в будущем для любого правителя. Он всегда намериться построить башню. Но ты об этом не слышал и до встречи с Анубисом навсегда скрепишь свои уста. - Замкнул печатью безмолвия уста болтливости в Табинеге Сети.
- И напоследок, вот моя тебе рекомендация. Ты должен хоть из-под земли, лучше живыми, достать их, и поставить передо мной здесь, на колени. А иначе...Ты сам знаешь, что ждёт того, кто не слышит голос бога. - Поставил точку в разговоре Сети. И пришедший в себя только по выходу от фараона Табинег, понял всю иронию, заключённую в последних словах фараона, поручившего ему организовать погоню - как он может их из-под земли достать, когда ключ от загробного мира в руках беглецов.
- Но что же они в буквальном виде выкрали, и зачем им всё это нужно? - остудив себя несколькими глотками воды из поднесённого слугой кувшина, глядя в ту даль, где велось строительство усыпальницы для фараона, задался вопросом Табинег. После чего Табинег перевёл своё внимание на своего слугу, в обязанности которого входило ношение его поручений и главное, сандалий. - Нефертел. - Обратился к слуге Табинег. - Тебя заботит то, что ты предъявишь Анубису для прохода в загробный мир?
Нефертел может быть и был озадачен такого рода вопросом со стороны своего господина, но не подал виду по привычке вообще ничего лишнего не подавать и не утруждать себя этим, - с него достаточно этих треклятых сандалий, которые он должен носить и по желанию Табинега подавать ему для надевания перед лицами не имеющих таких дорогих сандалий (выпендривается и в тоже время их бережёт; перед лицами без сандалий их не надевает).
- Великий глава слуг бога, я чист сердцем, и весы мер не шелохнутся, когда оно будет на них взвешиваться. - Ответил Нефертел.
- Весы говоришь. - Задумчиво проговорил Табинег. - А ведь к ним должно ещё что-то прилагаться. - Рассудил Табинег после небольшого раздумья. - Но что? - наморщив лоб, задался вопросом Табинег. Но наморщенность лба, даже самая глубокая, не то усилие, которое приводит к разгадке трудных вопросов. И Табинег был вынужден оставить такого рода попытки, в лобовую атаку разбить эту головоломку. И он с иронией в свой адрес высказался. - А этот вопрос повис в воздухе, сказали бы в таком случае... - И тут его вдруг осеняет догадка. - Проклятье! Они украли бальзамирующий душу эфир. Без погружения в него, отправляющая в вечное странствие душа, не сможет переплыть реку безвременья. - Но дальше этого Табинег сейчас не пошёл, его окликнул от этих своих размышлений шум приближающихся шагов.
А это куда звучнее оклик, чем какой-либо другой. Что по горькому опыту своего окружения знал Табинег, как уже выше говорилось, умеющего слушать и слышать приближающуюся опасность, которая по большей части всегда приближается вот так тихо из-за спины, или вообще крадётся.
И Табинег, пока ему кинжалом в спину не напомнили о том, что спину всегда нужно держать у себя на глазах, резко разворачивается, и вот же какая напасть и не неожиданность, он прямо-таки лицом к лицу натыкается на обращённый на него мёртвый взгляд, вставшего напротив Вавилонянина. Но Табинег сумел сохранить на своём лице хладнокровие, - а Нефертел за то, что он его не предупредил о появлении Вавилонянина и тем самым подверг его жизнь опасности, будет исключён из круга самых доверенных лиц, и не носить ему больше за ним сандалии, а ему прямая дорога на строительство стены, где в его распоряжении будет носка валунов и камней, - и, убедившись в том, что Вавилонянин не спешит начинать первым разговор, сам обращается к нему с вопросом. - Ты ко мне?
- Так было сказано. - Вавилонян верен себе и говорит какими-то загадками. Кем это было и что было сказано, задавайся теперь вопросами. Но Табинег крепится и не задаётся этими вопросами. А ведь Табинег с самого начала, когда услышал от фараона, что Вавилонянин прикомандируется к нему (право, иногда фараон странные слова использует в своих устах), не отражал в себе понимание и довольство от этого наказа. Он по-своему уразумел желание фараона направить к нему Вавилонянина. Фараон не доверял ему полностью и приставил к нему Вавилонянина для того чтобы он за ним присматривал. И если что, например, при его попытке перехода на сторону беглецов, - вдруг они предложат ему нечто большее, чем фараон (он-то только смертью от своей руки укрепляет его дух, а они могут предложить растянуть в удовольствии свою погибель, что более заманчиво), - то Вавилонянин должен на корню пресечь эту попытку его измены. Вон и кинжал у него для этого самый подходящий, болтается через перевязь.
- И что ещё было сказано? - спросил Табинег. - Ты меня посвяти, чтобы время за зря не тратить.
- Течение времени было нарушено. - Сказал Вавилонянин.
- Как это? - Табинег ничего не понял из сказанного Вавилонянином. И как он и предполагал, Вавилонянин старается выставить его в глазах всяких неучей, таких, как например, его слуга Нефертел, который стоит и лыбится, своим в доску и близким им по уму человеком. А Вавилонянин, как бы подчёркивая всё это и тем самым ещё больше надсмехаясь над Табинегом, непоколебим в своей лицевой серьёзности и отвечает ему в таком суровом тоне, как будто так и должно быть.
А Табинег в ответ ничего ему поделать не может, несмотря на самые обширные полномочия, предоставленные ему фараоном. Ведь никто не знает, какими полномочиями наделил Вавилонянина фараон. Где запросто, на папирусе, чёрным по папирусному может быть написано: "Эти полномочия полностью аннулируют и подвергают осмеянию все другие, а в частности полномочия Табинега, сучьего пса в глазах Анубиса". И тогда Табинегу уж точно в области шеи не поздоровится.
- Водяные часы в храме времени повреждены. Часть времени вытекла, а оставшаяся, через капли времени просочившись наружу, начала истекать. - Дал ответ Вавилонянин, немного прояснив ситуацию с этим вопросом. Но только немного, как понял Табинег.
- Но кто это мог сделать и зачем? - вопросил Табинег.
- Те, кто в этом заинтересован. Искривление времени позволит им прорваться сквозь искривлённые участки во времени и тем самым укрыться в пространствах времени. - Дал ответ Вавилонянин.
- И каким образом? - спросил по инерции Табинег.
- Они погрузились в воды времени, которые они выпустили наружу, набрав в ванну, и растворились во времени. - Сухо ответил Вавилонянин.
- Тогда...- задумчиво проговорил Табинег. И, посмотрев искоса вначале на Нефертела, только делающего незаинтересованный вид, а вот его длинные уши с потрохами его выдают ("И как я раньше всего этого в нём не замечал?! - удивился Табинег"), затем перевёл свой взгляд на Вавилонянина и тихо спросил его. - А у нас ещё время есть?
- Самая малость. - Ответил Вавилонянин.
- Тогда не будем его терять и последуем за ними. - Уже возбуждённо проговорил Табинег.
- Отставание во времени и ошибки в пространственном позиционировании неминуемо. - Совсем как фараон, иногда непонятно и до странности изъяснялся Вавилонянин. - Явно я о нём и о фараоне не всё знаю. - Решил Табинег.
- А разве есть другой путь? - спросил Табинег.
- Есть. Но это самый короткий. - Ответил Вавилонянин.
- Тогда чего ждём? - уже нетерпеливо спрашивает Табинег.
- Чтобы пересечь границу времени нужно божественное позволение и подготовка. - Неуловимо для глаз, но не для души, кивнув в сторону дворца фараона, сказал Вавилонянин.
- Да, я этого не учёл. - Согласился Табинег. И как сейчас из его слов, сказанных про себя, выяснится: "Всё им нужно ритуально обставить. Как будто без этого ничего не выйдет", то он довольно скептически относился к разного рода ритуалам, которые каждый шаг египтянина регламентируют и сопровождают всю его жизнь на пути к царству мёртвых. Как будто без всего этого он бы заплутал и не дошёл до своего предназначения - до смертного одра. И вот за таких злыдней и прижимистых во всём людей, как Табинег, нашедших для себя обоснование своей сердечной скупости (я лучше на себя пожертвую, чем на храм), храмы со жрецами в них внутри уже начинают бедствовать и они уже не лоснятся жирком на своих щеках. Что заставляет их всё чаще задумываться о своём предназначении жреца, как оказывается не самом лучшем на свете. А есть и более хлебные на этом, а вернее на другом краю света места.
И нужно всего лишь пройти сквозь стену времени, - а для этого и понадобилось искривление времени, которое создало бреши в этой стене, - и прихваченные с собой технологии, - жрецы самые просвещённые люди, в руках которых самые передовые знания (а то, чего недостаёт, и было похищено в храме Анубиса), - а там уже мир не устоит и подвинется, чтобы предоставить им самые хлебные и прохладные места (такие были взгляды на солнечные места у людей, всю жизнь ходящих под испепеляющим солнцем).
- Тогда я по своим делам, а ты по своим. И в храме времени встречаемся. - Сказал Табинег. А Вавилонянин, явно в пику ему, ничего не ответил, а развернувшись, неспешно выдвинулся по направлению дворца фараона. Ну а Табинегу только и оставалось, как закипать от злости при виде спины Вавилонянина. А учитывая то, что закипал он на прижигающем любую лысину палящем солнце, то его запросто мог хватить удар. И он бы его хватил, если бы Табинег вдруг не услышал ухмыляющееся лицо Нефертела (всё верно, тут видеть его не надо, а оно прямо в уши слышится и скрипом в зубах песком отдаётся).
- А ты чего лыбишься? - Табинег немедленно потребовал ответа от Нефертела, явно перешедшего все границы приличий и своего благоразумия. И если он сейчас своим ответом не успокоит Табинега, то ему, не то что валуны на своём горбу не сносить, а он и своей глупой головы больше не удержит и не увидит - а вот на своё туловище со стороны, он ещё несколько капель времени сможет полюбоваться.
И Нефертел, по всей видимости сообразил, чем ему сейчас грозит это своё радостное упущение. И он мигом стал серьёзным как никогда, и по своему горькому опыту зная, насколько упёрт в себе Табинег, которого ни в чём не переубедишь, решает перевести его внимание в другую сторону. - А кого же мой господин оставит на страже часов времени. Ведь Вавилонянина одного отправлять нельзя, он обязательно всю славу поимки беглецов возьмёт на себя, и в папирус запишет. Оставлять его тоже неблагоразумно. Не захочет ли он потом, путём хитрости получить ту же славу - пропустит вперёд беглецов, а нас оставит в своём безвременье, захлопнув перед нами ворота времени. И третий вариант, когда часы времени будут оставлены под охраной фараона, то у меня такое предчувствие, что это не тот вариант, который нас устроит.
- А ну молчать! - заорал на Нефертела Табинег. Но так как он не использовал для умолчания Нефертела свою управленческую недовольными и сквернословящими устами палку, указывало на то, что гнев Табинега был вызван не кощунственной направленностью слов Нефертела, а тем, что это мог ещё кто-то услышать.
А как только Табинег таким образом заткнул рот Нефертела, он кивком подал ему знак подать к его сиятельствам ногам сандалии (они всегда находились в тени грузного тела Табинега, и оттого их солнце редко касалось, - так обширен в здании своего тела был Табинег, - и как результат, его ноги по особенному сияли, чем и заслужили для себя столь знаковое название со стороны Табинега, всему придающего своё значение). Ну а Нефертел, не чувствуя никакого подвоха, опускается перед Табинегом на колени (это была господская блажь Табинега, решившего, что он достоин того, чтобы перед ним склонялись не на одно, а сразу на два колена) и приступает к процессу обувания Табинега.
И вот когда второй из сандалий оказывается на ноге Табинега, тот обращается к Нефертелу: "Не торопись. Посмотри, как смотрятся сандалии на ноге". Нефертел, продолжая ничего не подозревать насчёт скрытых намерений Табинега, со всей своей внимательностью смотрит на сандалии.
- Ну что? - сверху интересуется Табинег.
- Непревзойдённо. - В открытую в общем, как всегда льстит Нефертел.
- А теперь как? - спрашивает Табинег.
- Как? - ничего не поняв, подняв лицо к верху, спросил Нефертел.
- Ты не туда смотришь. - Говорит Табинег, странно улыбаясь. - Ты туда смотри. - Добавляет Табинег, кивая по направлению своих ног. Нефертел чувствует неладное, но отказаться смотреть он не может, и он опускает вниз свою голову, где в одно мгновение и очень вдруг, утыкается лбом об ногу Табинега, с разгона направленную им ему в голову. А от такого удара, да ещё точно в цель - в нос Нефертелу, не то что какой-то Нефертел, а и сам фараон, случись ему участвовать в жизни простых людей, иногда в спорах балующихся такой демонстрацией своей силы, не устоял бы, и сбитый в пыль песка, укатился куда подальше.
Когда же Нефертел очнулся и с трудом приоткрыл затёкшие глаза, то он сразу почувствовал головокружение и тяжесть в своей голове, и как им сейчас же выяснилось, то источником этого давления был Табинег, наступивший ногой ему на голову. Да так сильно (нельзя забывать о том, что Табинег обладал очень вместительной для еды фигурой, которая не просто набрала в себя лишний вес, а она была очень чрезмерна и тяжка даже для самого Табинега), что Нефертел никак не мог вывернуть свою голову, чтобы облегчить своё лежачее положение. Что немедленно замечается Табинегом, который наклоняется к Нефертелу, перехватывает его рукой за волосы и, убрав с его шеи ногу, выворачивает его голову в свою сторону.
- А теперь слушай меня внимательно, клоп. - Глядя в упор на Нефертела, проговорил Табинег. И Нефертел само собой слушает. - Тебе будет оказана честь, хранить печать входа в храм времени. Но чтобы ты чего-нибудь там не выкинул по своей неблагодарности и глупости, то начальнику стражи, приставленной для охраны тебя и печати, будет отдан тайный приказ, тебя не щадить в случае... Но ты же не будешь допускать эти случаи неповиновения. Так что тебе и не надо знать при каких случаях. Ты всё понял? - встряхнув Нефертела за волосы, спросил его Табинег.
- Всё. - Другого ответа от Нефертела и не ожидалось услышать. После чего Нефертел выпускается из рук Табинега, и они выдвигаются в свой путь.