В 6 часов утра изо всех репродукторов города, установленных на высоких столбах, грянула громкая музыка. Играли марши. На балконах домов, на стенах высоких служебных зданий красовались флаги и транспаранты: "Все как один на всесоюзный коммунистический субботник!", "Слава КПСС!", "Народ и партия - едины".
Лозунгов было много. От красного, от световых табло в городе было празднично и торжественно. Музыка, которая не прекращалась, усиливала это впечатление.
Сновали чёрные лакированные "Волги". Останавливались. Выходило большое грузное начальство, смотрело. Месяц готовили город к этому празднику, посвящённому 100-летию со дня рождения Ленина. Провели 2324 партийных собрания. Нацеливали руководителей и народ. Призывали и разъясняли. Истратили 170 тысяч рублей на цветные лампочки, кумач, краски, художников. И вот... всё было готово, сверкало и играло. Большую работу проделали!
Высокое начальство, удовлетворённое осмотром и проделанной работой, куда-то укатило, прошелестев новыми шинами, и их место заняли фургоны телевидения, фоторепортёры и корреспонденты областных газет. Эти, покружив по городу, поехали к главным местам событий - на заводы.
В 7 часов на улицы высыпал простой люд. Шли целыми толпами - с лопатами, вёдрами, мётлами, тряпками. Одетые в старенькие платья, потёртые туристские брюки, кеды и прочую рвань, они диссонировали с нарядным праздничным городом.
Скучными были и их лица - серые, не выспавшиеся, сердитые. 6-й субботник за 4 месяца - 5 простых, и вот этот, великий. Только числится, что в неделю два выходных, а там начнётся лето, выезды в колхозы и совхозы - на прополку, на уборку урожая. А потом свою скопившуюся работу будешь доделывать по воскресеньям - начальство "попросит". Попробуй, не явись. Незаменимых у нас нет. Враз заменят...
Весёлыми были лишь дворники, скалившиеся в подворотнях, да уборщицы учреждений, которым сегодня никуда не надо - помоют и подметут за них инженерики. Хорошее дело субботники.
Возле высокого здания "Горстройпроект" шедшую толпу поджидало нарядное улыбчивое начальство в гедеэровских и болгарских костюмах - готовило всплеск народного энтузиазма. Пофыркивала зелёная машина кинопередвижки, гостеприимно распахнув заднюю дверцу, готовая прокрутить по первому же сигналу кино, а пока крутила магнитофонную ленту с песнями Эдуарда Хиля и Эдиты Пьехи. Пьеха привычно и мило перевирала русские слова на заграничный манер, а Эдик вдохновенно заполнял двор чисто по-русски: "Э-э-эй, лесорубы!"
Слушая, как "привычны руки к топорам", парторг Горохов огладил рукой красную фанерную трибунку и заглянул в листочки, которые держал в левой руке - текст призывного выступления. Директор и остальное начальство стояли возле стены под плакатом, на котором был нарисован улыбающийся Ленин с красным бантом в петлице и надписью: "Правильным путём идёте, товарищи!"
Толпа всё росла, прибывала. И Горохов дал знак шофёру кинопередвижки - кивнул. Тот включил кинопроектор, и на белом экране в глубине фургона пошли титры, заговорил диктор. Он говорил о первом коммунистическом субботнике в Москве, объяснял его значение для новой России тех лет. Потрескивал аппарат, мелькали кадры кинохроники. Оборванные рабочие на экране улыбались, в бодром ритме укладывали кирпичи, сгребали мусор - субботник, народный энтузиазм! Энтузиазм был неподдельный, искренний. Мелькнула увеличенная фотография тех лет - Ленин и несколько рабочих несут огромное бревно. Чёткий голос диктора объявил:
- Вождь мирового пролетариата работал вместе с народом! Личным примером он показывал, как надо относиться к труду.
Хроника закончилась, и Горохов объявил:
- Товарищи! Митинг, посвящённый всесоюзному субботнику в честь 100-летия со дня рождения Владимира Ильича Ленина, считаю открытым. Подходите поближе, товарищи, теснее ряды! - Он легко взошёл на трибунку, положил перед собою листки и продолжил: - Товарищи, сегодня вся наша страна, весь советский народ...
Горохова сменила женщина из отдела типового проектирования и тоже сказала о значении всесоюзного субботника, о том, куда пойдут деньги, сэкономленные на труде этого великого дня. Она закончила словами:
- Товарищи! Сегодня у нас большой радостный праздник, и я призываю вас всех отдать все силы на благо нашей родины. Все как один на субботник! За дело, товарищи!
На этом краткий митинг закончился, начальство стало распределять по отделам участки работы. Инженеру Ермолову из отдела экономики достался участок дороги против окон их главного корпуса, и он затосковал: "Плохо. У начальства на виду".
Оказалось, и в самом деле плохо. Начальство не расходилось и всё видело. Да и какая это работа? Мести, сгребать мусор в кучи, грузить эти кучи в подходившие самосвалы.
Больше всего из мусора было прошлогодних жёлтых листьев в посадке при дороге. Вот их и сгребал Ермолов граблями. Ему помогал инженер Краснов. Другие мели мётлами, подчищали лопатами весеннюю грязь.
- Вот паскуды! - неожиданно выругался Краснов.
- Кто? - не понял Ермолов, отрываясь от работы.
- А вон они, посмотри!
Ермолов посмотрел. Там, по аллее, шли директор, главный инженер, парторг и начальник отдела кадров. Шествовали важные, торжественные, заложив руки за спину.
- Постеснялись бы! - продолжил Краснов.
- Хоть бы для приличия лопаты в руках подержали. Ходят всегда, как надсмотрщики, - заметил руководитель группы Жариков.
- Зато Ленина с брёвнышком показывают, - откликнулся Ермолов. И подумал: "Посмотрел бы он на них, небось и жить бы не захотел, вернулся бы в свой мавзолей".
- Пиво пошли пить.
На этом вспышка обиды кончилась и о ней, может, больше и не вспомнили бы, но начальство, напившись пива, вернулось и, остановившись возле сотрудников из отдела экономики, разгневалось. А начал кадровик:
- Почему плохо работаете, товарищи? - вопросил он.
- А из чего это видно? - ответил кто-то не очень приветливо.
- Так ведь у вас перекур за перекуром! Час за вами наблюдаем...
- Мы за вами тоже... - послышался дерзкий голос.
Кадровик, побагровев, обернулся на голос. Но определить, кто это сказал, не смог. Наткнулся на недобрые взгляды людей и благоразумно промолчал.
- Мы ждём самосвал. Вон сколько куч нагребли, - сказал Краснов.
- А где ваши женщины? - вмешался директор.
- Полы моют в здании, окна, - ответил Ермолов.
- Уборщиц подменяют! - ляпнул невоздержанный Краснов. Вечно он так: не утерпит, сказанёт и заведёт начальство на свою же голову.
Так получилось и теперь.
- Вы что же, субботником недовольны? - придвинулся к Краснову главный инженер.
- При чём тут субботник, - стал оправдываться Краснов. - Зачем делать бессмысленную работу?
Тут уж вмешался парторг Горохов:
- Вам что, товарищ Краснов, не по вкусу постановление райкома?
- А при чём здесь постановление? - пятился бледный Краснов.
- Так вы пойдите к первому секретарю и прямо и откровенно выразите ему своё мнение, что работа эта - бессмысленная!
На выручку Краснову пришли сразу несколько голосов:
- Да вы не так его поняли. Он же...
- Мы же нормально работаем, посмотрите!..
- Краснов, Виктор! У тебя закурить есть?
- Есть, Коля! - обрадовался Краснов, и от начальства бочком, бочком, подальше.
Вроде бы миновало. Начальство забыло о Краснове и ушло в тень, под плакатик на стене. Через минуту там уже ржали - должно быть, кто-то рассказал смешной анекдот.
А экономистам было уже не смешно. Настроение почему-то испортилось, и все с нетерпением ждали конца работы. Сбрасывались по рублю, по два, сколачивали группки на выпивку.
Так этот день и прошёл. Все устремились в соседний гастроном, где продавали вино на разлив.
Стоя за высокими мраморными столиками, пропустили по стаканчику, другому. И как-то разом все заговорили, словно выпускали скопившийся под давлением пар горечи, у которой долгое время не было выхода.
- Вот время настало, а! - воскликнул Краснов. - Раньше хоть раз в месяц мог позволить себе в кабак сходить с женой, посидеть, послушать музыку. А теперь - только вот сюда, как алкаши.
- Да, в кабак нынче не пойдёшь, - вздохнул Ермолов, - такая наценочка на всё, что без штанов останешься.
- А народ всё равно пьёт. Пьёт по-страшному, - раздумчиво проговорил Жариков.
- А отчего пьют, ты подумал? С жиру, что ли? - тотчас же насел на Жарикова задира Краснов. - Россия всегда спивалась в самые худшие времена.
- Сейчас это приняло размеры национальной катастрофы, - сказал Ермолов. - Возьмём ещё, что ли, или довольно?
- Возьмём, конечно! Хоть поговорим.
- Во-во, только здесь и можно поговорить! - вспомнил свою обиду Краснов. - Им ничего уже нельзя сказать. Сразу тебя за горло. Творят, что хотят. Вот жизнь, мать её в душу!
Помолчали. Сходили ещё за вином.
- Читали статистику по переписи населения? - спросил Жариков. - Обратили внимание на рождаемость? Вымирает русская нация. А им и горя мало - пусть вымирает. Они зато втихую оклады всем райкомовцам и обкомовцам повысили.
- Когда?! - изумился Краснов.
- Было, - подтвердил Ермолов. - У меня знакомый в обкоме, сам рассказывал: теперь рядовой инструктор райкома получит 160, а обкома - 180. Ну, а о начальстве повыше и говорить не приходится.
- Вот, сволочи! - выругался Краснов. - Когда учителям и врачам по пятёрке добавили, так звону было на весь мир: спасибо нам, благодетелям. А тут молча всё.
- Ну как же! - язвительно заметил Жариков, - в горячем цехе работают, работа у них тяжёлая.
- У кого тяжёлая? У трутней? - возмутился Краснов. - Языком у них работа. И лозунгов понавешали: "Да здравствует КПСС!", то есть они сами. "Народ и партия - едины!" Народ с лопатами, а они руки за спину и оклады вон какие!
- А с премиями что` творят? - вставил Жариков. - Рабочим по пятёрке, ну, по червонцу бывает, а себе - львиную долю. Где такой закон? Наш директор каждый месяц по сотне премиальных гребёт. А ведь ни в одном проекте не участвует, только ставит свою подпись. Авторам - по 30, а ему - 100. Ни стыда, ни совести!
- Да брось ты! - окрысился на него Краснов. - Всех бояться, всю жизнь молчать, да?!
- Стукачей же полно! - Ермолов будто оправдывался.
- Чёрт с ними, пусть слушают. На лозунгах так с народом едины, а на деле - ни на субботниках не работают, ни в колхозе. Это стало нормой жизни: одни - плебеи, другие - привилегированный класс. А что, не правда? Если правительство призывает на субботник или колхозу помочь, так это же должно касаться всех, а не только чёрной кости.
- Да в правительстве такие же в точности! - сказал Краснов. - Что они, брёвна таскают, что ли, как Ленин? Коньяк жрут, и все дела.
- А вспомните, как Никита заморозил на 20 лет заём. Форменный грабёж! А ничего, все промолчали.
- А кому что скажешь? - буркнул Ермолов.
- Это же всё равно, что занять у соседа 3 тысячи, - пояснил Жариков, - а потом сказать: отдам через 20 лет. За 20 лет одних процентов сколько наросло бы. А сколько людей поумирало, так и не дождавшись возврата долга. Помните, как уверяли: за Родиной не пропадёт! Разбойники. Ограбили народ, и в суд на них не подашь.
Помолчали.
- Или это. Временные меры по молоку, - снова завёлся Краснов. - Как подняли цены, так и осталось, 8 лет уже. Да и молоко продают, разве это молоко: выпьешь, и стакан мыть не надо - чистый. Только и знают, что обманывают, обманывают без конца. И ещё славить при этом себя заставляют. Ну, не бл..ство?
- А чуть пикни где, сразу уволят. Долго не протянешь. Вот и молчим. Всю жизнь работаешь, а подохнешь нищим - ни обстановки, ни денег. Зачем жил, чёрт его знает!
- Да-а, от работы у нас не разбогатеешь. От зарплаты до зарплаты живём.
- Пошли, братцы! Ну, хватит же...
И они пошли - всё сказали, чего тут ещё добавишь. Подлая жизнь, одно мучение. Зато на лекциях - преимущество системы. Дожили!
- А ведь это фашизм, братцы! - сказал на улице Ермолов. Тихо сказал.
Ему не ответили - страшно стало.
И сам Ермолов испугался: зря сказал. Сразу вспомнил, как сажают за такие слова в психиатрические лечебницы при тюрьмах - в каждой области теперь есть.
А на улице был уже вечер, зажглись первые огни. И горели огни над высотным зданием: "Слава КПСС!" Великий субботник на этом кончился. Поработали, выпили, поговорили и разошлись валкой походочкой по домам. Дома будут ругаться жёны, а завтра начнётся новый день.
