Сотников Борис Иванович. Книга 8. Советская империя Зла, ч.2 (продолжение)

Запорожье, как и Днепропетровск, немцы сначала каждый день бомбили, а потом, когда подошли ближе, стали обстреливать из дальнобойных орудий. По ночам далеко были видны большие пожары. Их зловещие отблески наводили на людей панический страх - казалось, что горит весь город. А днём было душно от жары и несло гарью.

Согласно распоряжению Государственного Комитета Обороны рабочие "Запорожстали" ещё в июле приступили к демонтажу оборудования завода, которое надо было вывезти в Нижний Тагил. Инженеры разрабатывали инструкции по учёту и маркированию оборудования, подлежащего демонтажу. Но завод ещё жил и продолжал работать даже во время воздушных налётов. Только по ночам на доменных печах понижали дутьё, а на мартенах подачу газа, чтобы не демаскировать территорию цехов пламенем. Прокатные станы, работающие с раскалённым, светящимся металлом, останавливали.

Полным ходом шла эвакуация жителей города. Игорь Батюк хотел отправить жену, но она не захотела уезжать без него. А он не мог выехать, занятый демонтажем и "забронированный" военкоматом по особому распоряжению заводской администрации от призыва в армию как слесарь высокого разряда. Домой он приходил лишь на несколько часов, чтобы поспать.

- Поеду вместе с вами, - твердила молодая жена на все его уговоры.

- Ты же беременна! - выходил он из себя. - А мы ещё не скоро! Такую махину разобрать! Нужны десятки эшелонов! Тебе нельзя в последний момент: бросятся сразу все, задавят!..

- Не задавят, мне рожать - в январе!.. - не сдавалась строптивая Валентина. - Да и мама с папой никуда не собираются, почему одна я должна торопиться?

- Как это никуда не собираются? - изумился он. - Под немцами хотят, что ли, остаться?!

- Немцы врачей не трогают. А дом такой бросить, значит, разориться! Они всю жизнь на него копили, тянулись...

- Ну ладно, это их дело! А ты - готовься!.. - Чувствовал, убеждать Валентину ехать без него, бесполезно. Но в душе был рад, что поедут вместе: будет она под его присмотром, а уж он в обиду не даст, что там ни случится в дороге. Да и на заводе никто не верил, что город сдадут немцам - ведь Запорожье, как и Днепропетровск, сердце металлургии на Украине.

Однако 18 августа немцы усилили натиск, и красноармейцы, оборонявшие город, отошли на левый берег, взорвав за собою железнодорожный мост через Днепр. Бой завязался на окраине Старого города, куда прорвались передовые немецкие части. Обстрел Соцгорода и заводов оттуда усилился. Загорелись цеха деревообделочного комбината, завода ферросплавов и завода огнеупоров. К вечеру остановили все печи на "Запорожстали" и начали закладывать аммонал под главные приводы прокатных станов и моторов. В автомашинах засели инженеры, готовые по первому распоряжению запалить бикфордовы шнуры и мчаться от взрыва. В патерны плотины Днепрогэса направилась, рискуя жизнью, группа подрывников.

На другой день поползли слухи о немецких парашютистах, высадившихся где-то в тылу, о сдаче Днепропетровска. Затем прекратилась подача воды и электроэнергии - это погиб взорванный Днепрогэс, хотя по московскому радио об этом не было ни полслова. В городе, говорили демонтажникам, не выходившим с территории завода, началась паника. Тем, кто не успел, мол, выехать из города, на эвакуацию остаются теперь считанные часы. Однако Игорю всё ещё не верилось, что можно пустить на воздух такие сокровища техники - 8 лет строили! И в самом деле, распоряжения взрывать не было и не было, и остаток дня и недолгая августовская ночь прошли в тушении пожаров, в подключении кабеля к воздушной электролинии, питающей завод с кольца "Днепр-Донбасс", в думах о родных и близких, от которых не было никаких вестей. Никто ничего не знал.

Новый день принёс радостное известие - на выручку городу подошли наши танковые части. Бой длился до самого вечера, пока немцы не откатились снова на правый берег Днепра.

- Ну вот, - пошутил Игорь перед рабочими, - я же говорил, что такой город, как наш, просто так не сдадут! А вы решили, что уже конец света, да? Не, хлопцы, ещё подержимся!..

И действительно, город держался. Через день приехал заместитель наркома чёрной металлургии Шереметьев. А ещё через сутки вернулся со станции Синельниково первый заводской эшелон с эвакуированными. В тот же день, ближе к вечеру прибыл эшелон с рабочими Сталинского, Макеевского и Мариупольского металлургических заводов помогать вести демонтаж оборудования. Запорожцы воспрянули духом: значит, о них думают в самой Москве, и город сдан не будет!

- Господи, господи, - шептала Валентина, принесшая Игорю в цех горячий обед, - только бы отогнали их, проклятых, только бы не уезжать!..

А Игорь на неё напустился:

- Ну, зачем ты мне носишь обеды? Нас же тут кормят, кормят, понимаешь? А ты - рискуешь сломать себе ноги здесь: посмотри, что творится! Разворочено всё!..

- Игорь, скажи честно: эта Хохлова... Галина... ходит к тебе сюда?

Игорь опешил: "Вот так новости!.." Вслух же постарался ответить спокойно:

- Кто это тебе, про такие глупости?.. - И посмотрел на неё ясно, влюблёнными глазами. Валентина рассмеялась от счастья:

- Не скажу!.. А ты думал, я не знала про неё, да?

С 22 августа оборудование "Запорожстали" разбирали более двух тысяч человек. Работа уже не прекращалась ни днём, ни ночью. Директор завода Кузьмин не уходил домой вообще. Это действовало, как на солдат на поле брани, которых не покидал генерал. Но люди остались без воды - пользовались только той, которая имелась в брызгальном бассейне. А надо было ещё заправлять водой баки паровозов, вывозивших вагоны с оборудованием, готовить пищу. И водоснабженцы, во главе с начальником своего цеха, отважились на монтаж временной насосной на берегу Днепра. 8 смертельных ночей провели они под обстрелом противника, но сделали своё дело - вода пошла.

По ночам с завода уходили эшелоны, нагруженные оборудованием сверх меры. И продолжалось так в общей сложности 45 суток, за которые было отправлено 8 тысяч вагонов и около 2 тысяч специалистов с их семьями. На заводе по-прежнему оставался его директор и заместитель наркома, отряд ополченцев, собиравшийся идти на правый берег в бой, и отряд партизан, который набирал себе какой-то Копёнкин по кличке "Чекист". Но Игоря Батюка руководство завода не отпускало ни в партизаны, ни к ополченцам: "Кто будет монтировать завод в Тагиле и потом обслуживать? Неквалифицированные и безответственные люди?"

На "Запорожстали" было известно, что они под присмотром наркома Тевосяна, который помнит о них в Москве, знает обо всех ушедших с завода эшелонах с грузами и людьми и ежедневно передвигает у себя в кабинете на карте железных дорог флажки с их номерами. Брошенными не чувствовали себя и те, кто ехал уже по бескрайним просторам страны на восток, и те, кто ещё находился на территории "Запорожстали".

2 октября, вечером, приступили к погрузке оборудования и людей на последний эшелон - всё, больше не будет ни одного вагона. Завтра отправка, и город, вероятно, сдадут. От Днепра доносилась непрерывная орудийная канонада. Опять несло гарью с догоравших домов и заводов. Всю ночь шла напряжённая сумасшедшая погрузка. Иногда ветерок приносил по воздуху запах вкусной гари, словно где-то пекли хлеб. Но оказалось, что это горят в полях неубранные в августе, осыпающиеся хлеба.

К утру распространился слух, что немцы прорвались и уже заняли Хортицу, а теперь занимают первые кварталы города. Ждать окончания погрузки стало невыносимо. Где-то впереди запыхтел в темноте паровоз, выпуская облака розового пара, и по телам людей прошла дрожь: неужто уйдёт сейчас без команды? На заводских путях заметались с горящими факелами в руках тёмные фигурки рабочих, отыскивающих вагоны с семьями. Другого освещения на заводе не было, и казалось, мечутся не люди, а огни. Испугались даже путейцы, не понимая, что происходит. Заплакали проснувшиеся дети. Тревога и торопливость ощущались во всём, и в сгорбленных тёмных фигурах, куда-то бегущих, и в том, как подошёл в конец эшелона ещё один паровоз и тоже, сбиваясь в своём запыхавшемся дыхании, оглушительно выпустил пар. Но тут появилось из "эмки" какое-то начальство и заявило, что эшелон будет отправлен только днём, должны погрузить на платформы что-то ещё, и что никаких немцев в городе пока нет.

Погрузка продолжалась до самого утра, а утром полковник Немерцалов вызвал по полевому телефону к себе в старый город, в штаб дивизии, директора завода Кузьмина и замнаркома Шереметьева. Им он заявил пересохшим горлом: "В течение часа, всем вам, необходимо оставить город!"

Часа через полтора руководство завода выехало из города на 17-ти грузовых и легковых машинах по кратчайшей дороге в сторону станции Пологи. Кузьмин и Шереметьев вернулись на своей "эмке" на завод, и директор распорядился, чтобы Прудников отправлял эшелон немедленно.

Лязгнув буферами, эшелон дёрнулся и начал вытягиваться с территории завода, а "эмка" с начальством припустила догонять ушедшие автомобили. Когда поезд выехал за город, из степи потянуло, как из духовки, в которой лежали обгоревшие сухари. Игорь был одет в тёплое нижнее бельё, повседневный костюм и пальто. Они с женой прихватили 3 чемодана и несколько любимых книг. Завод остался позади, проехали мимо разбитых зданий города, и началась степь. Всё. Пройдёт недели 2-3, ну, месяц, и настанет новая жизнь, за Уралом. Светало.

Но отъехать далеко не пришлось. На разъезде, в 20-ти километрах от города, эшелон поджидали прорвавшиеся сквозь нашу оборону немецкие танки. На танках белой краской были нарисованы кресты. Машины лихо разворачивались, вращающиеся гусеницы поднимали пыль. Башенные люки были открыты, из них торчали головы немецких танкистов в толстых ребристых шлемах. В одном из танков показался офицер без комбинезона - на его кителе сияли новые погоны с розовой окантовкой. Это был оберст, крупный чин. По-чужому пахло бензином, резкими выхлопными газами. И казалось всё нереальным - и окружение, и танки, и то, что они немецкие, аж из Германии, и очутились вот здесь, в истекающих зноем хлебных запорожских степях, и наводят на вагоны и платформы поезда орудийные стволы. Это было похоже скорее на сон, чем на действительность. Представлялось, что это могло быть с кем-то, с какими-то другими людьми, например, с беженцами, рассказывавшими в июле всякие ужасы про войну на западе Украины, но не с ними, стоявшими в раскрытых вагонах и в удивлении смотревшими на немцев. Вероятно, надо было стрелять в них, как-то отбиваться. Но ни у кого не было ни винтовки, ни автомата, ни даже дробовика. Все стояли и смотрели, и чего-то ждали. Некоторые, очнувшись, бросились было бежать, но послышалась стрельба из автоматов. И вот уже, на глазах у всех, лежат на земле первые убитые. Из передних вагонов перестали выпрыгивать, а из задних, которые были далеко, многим удалось прорваться куда-то за лесные посадки и скрыться. Но танки уже навели пушечные стволы прямо на вагоны. Игорь пожалел, что не отправил жену ещё летом. Уж он-то удрал бы сейчас, не хуже других. А с ней, да ещё беременной, не побежишь, одну - не оставишь. Ну, и курил теперь одну папиросу за другой.

Стало очень тихо, только изредка урчал какой-нибудь спохватившийся танк, чтобы не заглохнуть. А потом эшелон оцепили немецкие автоматчики, слезшие с танков. Закрыли снаружи двери вагонов, и поезд дёрнулся и пошёл в обратную сторону. Их снова привезли в Запорожье и начали сортировать. Женщин, детей и стариков - налево. Мужчин - вправо. Началась проверка документов, перепись. Переводчиков не хватало, длилось всё мучительно долго, хотелось пить. И удивляло терпение немцев.

Когда подошла очередь Игоря, он подал паспорт и назвал себя. Вместе с другими его отправили в местную тюрьму. Тут он когда-то уже был, но тогда был рай по сравнению с тем, что творилось теперь. В камеру для 30-ти человек натолкали более сотни - ни повернуться, ни сесть. Сразу же выпили всю воду из бака, а новой немцы не принесли. К параше в углу - целая очередь. Настал вечер, а за ним и ночь, но их так и не накормили, и лечь негде. Договаривались спать по очереди: одни отходят на правую половину камеры и там стоят часа 2, прижавшись друг к другу, остальные ложатся на пол и нары.

С той ночи жизнь Игоря протекала уже то в камере, то на работах по расчистке города от завалов. Работали под дулами автоматов немецкой охраны, которая менялась каждые 3 часа - не убежишь. Рабочая смена пленных длилась 10 часов с перерывом на обед. Обед - одно название, пустая похлебка и пайка хлеба, похожего на замазку. Сразу начали худеть и терять силы.

К мучениям физическим прибавились и муки душевные, не знали, что с родными. Игоря мучили сразу 2 неизвестности: где Валентина, и что с отцом. Жена беременна, разве перенесёт она тюремный режим! Отца же, если не успел выехать после смерти бабушки, могут расстрелять немцы как бывшего чекиста. Написал ему после получения телеграммы, что на похороны бабушки выехать не может, занят на демонтаже завода; спрашивал, куда собирается отец после похорон. Просил, хотя бы примерный, адрес на до востребования, но ответа не получил. Может, отец уже куда-то выехал, а может, письмо не дошло. Страшила и будущая встреча, если ей суждено быть.

Почему-то мерещилось, что отец вернётся с войны комдивом, в орденах. И сурово спросит: "Ну, рассказывай, чем отличился на войне, как помог Родине? Или мы только по тюрьмам умеем отсиживаться?" А Игорь стоит перед ним худой, небритый, в каких-то немецких лохмотьях. Видя это и понимая всё, отец рубит с солдатской беспощадностью: "Что же ты, сукин сын, весь наш род опозорил!.. Я же верил в тебя, а ты - мастер лишь по юбкам... Уйди с моих глаз, погань!"

Эта картина убивала, не давала покоя. И он, находясь в немецкой тюрьме, готов был плакать от бессилия. Тут ещё Николай в камере появился. Словно виновник его нелепой судьбы, он опять был с ним рядом и, шевеля рыжими ветками бровей, рассказывал о себе. Оказывается, его тоже не отправили на фронт - вернули из военкомата помогать заводам на погрузке оборудования. В последнюю ночь, когда немцы прорвались сквозь нашу оборону, он вёз беженцев из города на своей полуторке. Но в степи его догнали немецкие автоматчики на мотоциклах с колясками. Приказали ехать назад. Куда денешься - повёз.

Договорились отныне не расставаться, держаться друг друга, как раньше, а при возможности - бежать. Дружбы, правда, теперь не было, не виделись даже 2 года, но Николай горячо шептал ночью в ухо:

- А что? Как только появится малейшая возможность, сразу и рванём когти, точно тебе говорю! Ждать тут хорошего нечего! Дома, говорят, и стены помогают...

Бежать, однако, не удалось - не оказалось такой возможности. Опять была сортировка, фотографирование, заполнение каких-то анкет. Потом самым здоровым и сильным мужчинам присвоили номера, велели их запомнить, а ночью повели подобранную группу из тюрьмы на станцию. Игорь прихватил с собой рослого мальчишку, Олега Лесняка, которому грозил расстрел. Ему шёл всего лишь 14-й год, но немцы не поверили этому, когда задержали его вечером с немецким автоматом в глухом переулке. Неподалеку лежал убитый немецкий солдат, шмайссером которого воспользовался парнишка. Патрульные решили, что он и убил, чтобы завладеть оружием и убивать других. Никакие мольбы и доводы, что солдат был уже убит, когда он проходил мимо, что ему только 13 лет, не подействовали. Парня доставили в тюрьму, где он и находился в ожидании суда. Когда немцы выводили группу взрослых для отправки на поезд, Игорь соврал конвоиру, что Олег его брат. "Пусть едет со мной, жалко вам, что ли? Не всё ли равно, где хлопец будет работать?" - пытался растолковать он конвоиру, используя свои скудные школьные познания в немецком. Тот, видимо, мало что понял, но посмотрел на Игоря, на Олега - оба рослые, сильные. Скомандовал: "Форвэртс!" И парень зашагал с мужиками на станцию.

Николай, правда, бурчал:

- На хрена он тебе! Вот раскроется, и нас тогда с тобой возьмут за жопу!

- Да у тебя и жопы-то нет, одна шкура осталась, - отшутился Игорь.

- Гут, гут! - подбадривал их конвоир, шагавший сбоку, хотя и не понимал по-русски.

На станции их погрузили в товарный вагон, удушливый от свежевылитой едкой хлорки - боже сохрани, если русские свиньи завезут в Германию какую заразу! Гигиена превыше всего, и куда-то повезли. По дороге подцепляли к небольшому составу всё новые вагоны, и на другой день, когда Олега Лесняка выволокли из вагона под Киевом с пинками и мордобоем, набрался уже целый эшелон.

И снова мучила жажда, несмотря на холод и сквозняки. Воды не было. Хотелось оправиться, а некуда. И теснотища, как в тюремной камере. А заботились, сволочи, о гигиене!..

На какой-то станции за Киевом они начали стучать кулаками в дверь и стены вагона: - Откройте же, гады! Дайте хоть посрать!..

В соседнем вагоне вопили на остановках тоже:

- Воды-ы!..

- Открывай, так твою мать, ё....я Германия!..

Снаружи треснула автоматная очередь. Над головами полетели щепки и древесная крошка. Сразу отпрянули и, давя друг друга, повалились на загаженный пол. Со страха кто-то добавил себе ещё и в штаны, и дышать стало нечем совсем. Но лежали притихшие, словно мыши, учуявшие кота. Немцы поняли это именно так, потому что заговорили знакомое по учебникам для 7-го класса:

Оставить комментарий © Copyright Сотников Борис Иванович (sotnikov.prozaik@gmail.com) Размещен: 14/12/2009, изменен: 30/11/2010. 234k. Статистика. Роман: Проза 6. Эпопея, цикл 2. `Особый режим-фашизм` Иллюстрации/приложения: 1 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:

Сотников Борис Иванович : другие произведения.

Книга 8. Советская империя Зла, ч.2 (продолжение)