Александра Максимовна шла домой с работы. Обычный будний день, обычный маршрут, обычные дела и заботы. В её словаре не было слов "вдруг", "неожиданно", "внезапно". Нормальная должность в нормальной конторе, где её ценили, умеренно, не платя огромных денег, но и не собираясь выгонять. У неё был муж - отличный муж, спокойный, приносящий хорошую зарплату, выпивающий редко, не гулящий и рукодельный.
Дочь, также тихо и спокойно живущая отдельно с мужем и ребёнком. Сын - серьёзный студент-старшекурсник. Безмятежное женское счастье, эталон, идеал. Сколько женщин мечтает о такой вот жизни, и сколько не могут даже приблизиться к ней!
Сейчас она забежит в супермаркет, купит кой-чего к ужину, приготовит этот самый ужин, накормит своих мужчин. Немного поработает над отчётом к завтрашнему совещанию, займётся уборкой, другими домашними делами. Вечером пообщается в "Одноклассниках", посмотрит очередную серию пятого сезона.
Она спустилась в длинный, никогда не пустующий подземный переход под широким проспектом, неспешно побрела к выходу. Интересно, кто сегодня играет на "пятачке"? Пятачком называлась небольшая площадка-расширение посреди перехода., который сам по себе был длинным и узким, благодаря чему избежал засилья палаток и лотков.
Музыканты также давали свои концерты только на этом самом пятачке, соблюдая некий график, договорную очерёдность. То это были молодёжные исполнители-рэперы, то пожилой бородач с аккордеоном, то поклонники и исполнители песен Цоя, то две весёлые девушки с гитарами, то ещё какие-то артисты.
Сегодня на пятачке расположились незнакомцы. Женщина, подходя ближе, услышала замирающие аккорды трубы, потом шумные аплодисменты, одобрительные крики. Подошла ближе - это был молодой парень с трубой в руках - не саксофоном, не кларнетом, а просто трубой - медной, немного тускловатой: рабочим, а не парадным инструментом.
Он поднёс к губам свою трубу, улыбнулся какой-то отстранённой, нездешней улыбкой, и мрачное чрево грязного бетонного туннеля наполнилась нежными, дивными звуками Вечерней серенады Шуберта.
Вот он чуть отвёл инструмент от губ, вдохнул, и прежде, чем снова растворить слушателей в чудесной мелодии, улыбнулся лёгкой, невесомой, отрешённой улыбкой. И исчез замызганный подземный туннель, исчезла грузная, немолодая Александра Максимовна. И появилась из небытия прошедших лет маленькая, юркая двенадцатилетняя Сашка с двумя хвостиками на голове, сидящая в зале сельского ДК и заворожённо глядящая на сцену, где стоял тот же самый молодой трубач и улыбался странной, отрешённой улыбкой...
***
- Санька, на праздник пойдёшь?
- А то! Все наши будут, - важно сказала Санька.
- Там концерт, а потом дискотека! - подружка Людка радостно закружилась, схватила Саньку за плечи, приблизила сияющую веснушчатую мордаху:
- Ты знаешь, Валерка хочет за мной зайти, у мамки отпросить!
- А тебя что, мамка не пустит? Ты ма-а-ленькая ещё?
- Дура ты, - обиделась Людка, - одно дело сама по себе, другое - когда парень зайдёт за мной! Это ты ма-а-ленькая, а я уже большая!
- Ну и ладно, целуйся теперь со своим Валеркой, а я и без него не заскучаю!
Это было празднование какого-то юбилея основания села. Тогдашний председатель подготовил хороший праздник: ярмарка на площади, концерт в ДК, потом - для молодёжи дискотека, а для взрослых - накрытые столы в садике возле сельсовета. Народ радостно гомонил в предвкушении дальнейших развлечений, рассаживаясь в креслах актового зала.
Но и сам концерт оказался весьма неплохим! Слаженный детский танцевальный ансамбль, исполнительница романсов - учительница пения из их средней школы, замечательный народный хор. Самодеятельные артисты пели и танцевали с душой, выкладываясь по полной программе.
И вот, в самом конце вышли на сцену двое: весёлый коренастый пузатый дядька лет за сорок, с красными тугими щеками на хитрющей физиономии, и худой парнишка, бледный, улыбающийся нездешней, отстранённой улыбкой, что называется - не от мира сего. У обоих были одинаковые трубы, и сначала они сыграли плохо запомнившуюся мелодию, а потом грянули весёлую украинскую песню "Ой, ты, смерЕко!".
Они здорово дополняли друг друга на контрасте: дядька-весельчак и тихий, улыбчивый паренёк. А потом дядька ушёл, а парнишка поднял к губам трубу, и над замершими рядами кресел обычного сельского Дома Культуры нежно поплыла Шубертовская Вечерняя серенада. Казалось невероятным это невозможное сочетание мягкой, ласковой, проникновенной мелодии, с отстранённой улыбкой на губах трубача, когда он отнимал от них мундштук, и его взглядом, нездешним, устремлённым в недостижимые дали...
Сашка не помнила, как закончился концерт, как зрители стали с шумом подниматься с мест, как подростки и молодёжь, её подружки и приятели принялись возбуждённо двигать кресла, освобождая место для танцев, а взрослые солидно потянулись к садику у сельсовета.
Она убежала в какие-то заросли и там плакала навзрыд, шептала какие-то потаённые слова, ещё по-девчоночьи не умея разобраться в себе, высказать что-то заветное, да и некому было высказать, даже если бы сумела. Подружки бы просто подняли её на смех, а парнишку и весёлого дядьку взрослые увели за столы, и потом увезли на стареньком ПАЗике в город - не местные они, оказывается, были.
Она никогда больше не видела этого парня, не знала, как его зовут, да и не хотела искать и знать. Это была её тайная, горькая, сладкая, невыносимо-щемящая любовь, которую она хранила в своей душе очень долго...
***
Александра Максимовна очнулась, отогнала от себя наваждение. Что за ерунда - она взрослая, солидная женщина, состоявшаяся личность в работе и семейной жизни, и вдруг такие сантименты! Мало ли что было в двенадцать лет! Она улыбнулась музыканту, положила в коробку у его ног довольно крупную купюру, и пошла к выходу.
Зашла в магазин, купила продукты, и вскоре уже была дома. Занялась привычной готовкой, стараясь не просто сварить дежурный ужин, а создать некий шедевр. Пришёл муж, заглянул в её царство, поинтересовался, скоро ли будет готово, а то он от запахов уже сходит с ума! Поцеловал её, слегка стиснул в объятиях, и ушёл в комнату - ждать и предвкушать трапезу.
За ужином они обсудили мелкие семейные вопросы, затем она прибрала в кухне, вымыла посуду. Наступило время отчёта, телевизора, "Одноклассников", привычного общения. А потом она, упав на диван, вновь стала маленькой Санькой, оплакивающей навзрыд свою первую несостоявшуюся любовь.
Растерянный муж бегал вокруг неё, пытался успокоить, а она смотрела на него сквозь чистые, прозрачные слёзы, и повторяла: "Всё хорошо, родной, не переживай, просто я плачу от счастья! Я очень тебя люблю!"
Потом они сидели в обнимку на диване, и она доплакивала уже у него на плече, облегчённо и сладко, а где-то в небесах труба тихонько выводила нежную, едва слышную мелодию Вечерней серенады Шуберта, и молодой трубач оставался недосягаемым и невидимым, со своей отстранённой, нездешней улыбкой...