Сорокоумовский Иван : другие произведения.

Теодор Роззак Создание старшей культуры

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Крестный отец контркультуры – Теодор Роззак. Живая легенда – профессор, всю жизнь изучающий мир шестидесятых. Здесь я выложу часть перевода последней (аж 2005-2008 гг) большой книги автора “The Making of an Elder Culture”.
  Теодор Роззак Создание старшей культуры
  BY THE AUTHOR OF THE MAKING OF A COUNTER CULTURE
  THEODORE ROSZAK
  The Making of an Elder Culture
  
  - Увы... У меня появился печальный опыт, - сказала она, грустно
  улыбаясь.
  - Какой опыт? - в недоумении спросил я.
  - Смерть моей мамы в этом году, - ответила она.
  Я сказал несколько уместных случаю утешительных фраз: моя мама тоже
  умерла, но уже давно. Она также выразила мне сочувствие, что сразу
  сблизило нас.
  - Я родилась в 1946, в первый год бэби-бума, - добавила она с каким-то
  почти тоскливым выражением на лице. - Теперь я понимаю, мы становимся
  «старшим поколением», мы - пожилые люди...
  Предисловие
  История всего двадцатого столетия дает поводы для отчаяния. Однако
  яснее ощутимы благоприятные подводные течения, незримо меняющие
  будущее. Одно из них, и я верю, - наиболее ценное достижение прошедшего
  века, - демографический сдвиг, обычно называемый «революцией
  долговечности». Человечество учится жить долго, все чаще телевидение,
  газеты, научные издания сообщают нам о национальных проектах продления
  жизни граждан. Вопросы достойной пенсии, развития геронтологии в
  здравоохранении, доступной для пожилых людей работы актуальны и остры.
  Революция долговечности уже не зависит от каких-то политических
  тенденций, она не результат экспериментов одаренных медиков или ученых.
  Это, скорее, часть нашей экологии. Надеюсь, в скором будущем «революция
  долговечности» завоюет всю планету.
  Как историк, я знаю, что совсем недавно люди в среднем жили около 50-ти
  лет и даже меньше. Например, когда мои родители достигли возрастного
  порога в 45 лет, они считались старыми. Заметим, пенсии по старости
  сначала были установлены в Европе, затем в Соединенных Штатах. И
  пенсионный возраст в 65 лет принят политическими лидерами не без
  умысла: большинство людей того времени никогда не доживали до старости,
  пенсионные вложения не возвращались.
  Будучи молодыми, поколение «boomers» стремилось преобразовать сознание.
  Вы желаете ментальную революцию? Отлично! Мы все хотим изменить наш
  разум! Как высока цена преобразований?
  В шестидесятый и семидесятых годах у меня учились студенты, которые
  сильно пристрастились к наркотикам. Предполагалось, будто достижения
  химии или природные наркотические средства способны расширить границы
  сознания. В своей книге я пишу об ином способе трансформации разума:
  естественным путем, исходя из нашего собственного опыта, присущего нам
  как дыхание. Это – путь духовного взросления, он открывает перспективы
  зрения, дает видение дальних горизонтов.
  Мы стареем вслед за нашими отцами и дедами, создавшими урбанистический
  мир крупных городов. Философия политиков и экономистов – примитивный,
  господствующий в обществе социал-дарвинизм не подходит для нас.
  Конкуренция, карьерные устремления, индивидуализм, агрессивная бравада
  военных – это не наши песни.
  «Старшая культура» в силу своего опыта, судьбы, физиологии отказывается
  от торгашеского духа и консюмеризма. Жизнь в «Городе Старших», как я
  надеюсь, будет миролюбива. И представители «старшей культуры» не
  захотят уничтожать леса, загрязнять реки и уродовать планету Земля.
  Каким станет наш сегодняшний мир, когда пожилых людей окажется очень
  много? Ведь старики больше молодых нуждаются в сострадании, сочувствии.
  Старость – время философии и скромных потребностей.
  Старение граждан современного мира кажется многим либеральным
  экономистам и политикам настоящим бедствием. В самом деле, необходимы
  реформы здравоохранения, изменения в структурах бизнеса, отказ от
  культуры потребления, нацеленной на молодых и активных людей.
  Доктрины всеобщей конкуренции, выживания сильнейших - чуждые,
  варварские и непристойные в эпоху стариков.
  Поколение «boomers» все же хорошо образованное, поэтому широко и
  прогрессивно мыслит, способно найти достойные ответы на дилеммы
  долговечности. Знаю, это будет самая большая задача века, решения
  появятся.
  Статистика ООН свидетельствует: в США, в Европе и Японии растет средний
  возраст продолжительности жизни. К 2050 году на трех детей ниже
  четырехлетнего возраста будет десять людей свыше 60-ти лет. Может быть,
  продолжительность жизни еще вырастет из-за прогресса в биотехнологиях.
  Существует вероятность, что генетика «долговечности» найдет применение
  в медицине. Сколько лет может жить человек? 160, 200 или больше?
  Тем временем, даже без помощи передовой генетики, человечество уже
  достаточно быстро стареет.
  Когда мы слышим, что 60 процентов населения в Индии ниже возраста 30, а
  40 процентов населения Ирана молодые люди до 25, мы должны понимать:
  очень скоро ситуация изменится. Сегодняшняя молодежь превратится в
  долгожителей. Это судьба любого «бэби-бума». Вспомните времена «Лета
  Любви», Сан-Франциско 1967 года: тогда в стране было более 90 миллионов
  людей ниже возраста 25 лет, почти половина населения! Казалось, юность
  нации продолжится вечно. Посмотрите, где мы сегодня...
  =====================================
  Maturity Rules
  =====================================
  Мы - не старики или люди «золотых лет». Мы старшие, опытные: мы несем
  зрелую ответственность за выживание общества. Мы не похожи разумом на
  детей, лишь со сморщенной годами кожей, мы не отходы века, смешные в
  своих поступках. Мы - новая порода старых людей.
  Maggie Kuhn, «Диалог о возрасте»
  Современный мир неуклонно тяготеет к геронтократии – власти старших.
  Медицина, социальные службы, политика и финансовые учреждения все чаще
  ориентируются на пожилых граждан. Еще в 1930-х годах американский
  философ Джон Дьюи (John Dewey) предсказывал с каким-то страхом, что
  граждане нашего общества станут долговечными. В очерке от 37-го года он
  показывает, как улучшения в областях здравоохранения и ухода за детьми
  приводят к изменениям сроков жизни.
  Проницательный философ мог бы продолжить: наше общество оставалось
  «юным» лишь на первых порах своего существования, в начале колонизации.
  Ибо континент испытал наплыв молодых иммигрантов из Европы. С тех пор
  мы неуклонно стареем, и скоро достигнем точки, когда одна треть нации
  переступит пятидесятилетней порог. Дьюи писал о необходимости принимать
  какие-то меры, но началась война, затем наступил послевоенный
  бэби-бум...
  Бэби-бум - еще одна ступень по направлению к всеобщему старению.
  После перенесенных ужасов войны обществу требовались энергия и
  молодость для восстановления разрушенного. Так взрывы и бомбежки Второй
  мировой создали демографическую действительность XX века.
  Рынок потворствовал желаниям людей существовать в условиях роскоши. На
  миллионы избалованных американских детей родители расточали
  послевоенное изобилие. Лозунгами победоносной Америки сделались
  заклинания: юность, молодость, сила. Благодаря рекламе и развитой
  системе коммуникаций в девушках и юношах видели «первичных»
  потребителей, для них массово тиражировались музыка, кино, журналы,
  туалетные принадлежности и автомобили.
  Маркетинговый аналитик Томас Фрэнк писал: ориентация на молодых
  потребителей
  суть основа всего американского капитализма. Границы молодости есть те
  самые рубежи, на которые следует ориентироваться торговле.
  Так «концепт моложавости» превращается в элемент маркетинга.
  Ученые, вдохновленные успехами крупных национальных проектов военного
  времени, легко включились в создание технологических новшеств: все
  более скоростные средства транспортировки, разнообразные виды связи,
  удачные бытовые электронные приспособления, промышленная автоматизация,
  искусственный интеллект, многоэтажные города и колонизация космического
  пространства...
  Поскольку все эти фантастические проекты возникали на фоне радужных
  картин будущего, они принадлежали молодому поколению, верившему, будто
  юность останется навсегда, как и смелость, оптимизм, энергия.
  В подобной интеллектуальной среде люди выше возраста 40 просто исчезали
  из зрения ученых, коммерсантов, политиков. Пожилые люди не способны
  бежать вслед за поездом времени, им достались в подарок от эпохи дома
  для пенсионеров.
  Общество благоволило вечно молодым... Но кто в период от1940 до 1980 гг
  был способен представить мир, управляемый пожилыми?
  …Вернемся на мгновение в начало двадцатого столетия. В 1900 году в
  «средней» семье каждый третий новорожденный умирал. Молодые женщины
  истекали кровью при родах, а шестидесятилетние граждане могли
  рассчитывать лишь на прозябание в домах престарелых.
  Сегодня в Японии или Франции уже возраст 85 лет считается концом
  активной жизни.
  Вечерние новости ежедневно сообщают: внимание! Старые люди приходят!
  Наступает эра геронтократии!
  Огромное количество стариков пугает ученых и политиков. В самом деле,
  способны ли мы прокормить всех старых людей? Не грозят ли финансовым,
  торговым учреждениям массовые банкротства, не наступят ли стагнация в
  экономике и отсталость в социальной сфере?
  Кому мы будем продавать i-Phones, телевизоры высокого разрешения и
  броскую, стильную одежду?
  Старшая культура, безусловно, не будет потворствовать бесконечным
  гонкам в сфере высоких технологий. Скорее, наступит что-то вроде
  возрождения идеализма шестидесятых годов в своем самом истинном и ярком
  выражении. Наконец-то все улучшения, доступные в силу индустриализации,
  принесут плоды. Пусть в виде экстравагантных физических и духовных
  излишеств. Я вижу будущее за поколением «Boomers»: когда они станут
  преобладающими в обществе, их добросовестность, образование,
  политические взгляды и интеллект позволят изменить атмосферу века.
  Впрочем, поколение «boomers» столкнется с вызовом: у нас нет прецедента
  восстания старшего поколения. Стереотип цивилизации гласит: старики
  занудны и пассивны. Возраст всегда был временем, чтобы оставлять пути
  бунта и закрывать занавес революции. Но история пишет сценарий для
  жизней, а в случае «boomers» сценарий уже полон событиями.
  Поколение «boomers» многое «недоговорило» в молодости, захотят ли они
  создать интересную, насыщенную старость?
  Подобно тому, как Голландия отвоевала земли у моря, мы отняли годы у
  смерти. Опять таки, нам следует что-то противопоставить безжалостному
  социал-дарвинизму, ибо с семидесятых годов идеологи оного делали все,
  чтобы ухудшить демографическую ситуацию в США.
  Консерваторы не хотят и не могут заботиться о благосостоянии и здоровье
  пожилых людей. Печально, они также способны навязать старикам чувство
  неполноценности.
  В сатирическом романе Кристофера Бакли (Christopher Buckley) о жадном
  поколении из "Boomsday", героиня рассказа предлагает выход из будущего
  экономического кризиса - всем пожилым людям совершить самоубийство.
  Рональд Рейган - один из авторов и идеологов теории жадных «geezer».
  Последние - выдумка политической пропаганды, однако этот консервативный
  образ пользовался успехом у некоторых недальновидных «boomers».
  Поистине изумительный показ традиций общественного мазохизма, желание
  приговорить к осуждению «несостоятельных» и слабых!
  Консерваторы и либералы потрудились на славу: от имени свободного рынка
  они запустили механизм торговых дефицитов, которые делают страну
  слишком зависимой от иностранной поддержки. Они ввели экономическую
  догму, будто только корпоративные заработки, индекс Доу-Джонса, и
  «великий Валовой Внутренний Продукт» служат индикаторами благосостояния
  общества.
  Сегодня литература активного старения бестселлер, лидирующий жанр.
  Журналисты и рекламодатели приветствуют желание «boomers» продлить свои
  жизнь, карьеру, сексуальную активность.
  Повторюсь, все мои упования на людей, которые становились взрослым в
  годы создания «Над пропастью во ржи» Сэлинджера, поэзии Аллена
  Гинсберга, народной музыки Пита Сигера, баллад протеста, хлесткой
  сатиры Ленни Брюса (Lenny Bruce), поэзии Боба Дилана и социологии Пола
  Гудмена, во времена Лета Любви и Дней Ярости...
  Я верю, продвинутая часть поколения «бума» не решится тратить старость
  на бессмысленные туристические круизы по свету, просаживать деньги в
  игорных автоматах ближайшего казино.
  У юных «boomers» было многое для успешного старта: процветание
  послевоенного периода и необыкновенные, не строгие родители, готовые
  великодушно прощать своим детям всяческие безумства. Для «boomers»
  открыли доступ к высшему образованию по беспрецедентно низким ценам.
  Это давало им свободу, общий язык, места для сбора, возможности
  публично высказывать свои требования и быть услышанными. Парадоксально,
  но даже воинская повинность объединила их: сопротивление войне и отказ
  от выполнения требований военачальников служили отличным стимулом к
  объединению.
  Но и сегодня у «boomers» есть свои козыри. Например, порог голосования
  в 21 год, институты социального обеспечения и развитая медицина...
  ********
  =====================================
  Boomers: Сцена вторая…
  =====================================
  Я громко говорю: американцы, сделайте заклинанием фразу «я сегодня
  объявляю конец войне»! Иллюзии древних дней! Скажите слово нашего
  тысячелетия!
  — Аллен Гинсберг "Wichita Vortex Sutra"
  ...Что случилось с молодыми в процветающей Америке, на земли которой не
  падали бомбы? Темное беспокойство бушевало в избалованных детях.
  Американская версия экзистенциальной философии Сартра и Камю, вероятно,
  оказалась слишком легкой и тяготела к юношеству. Но невысказанная
  тревога Голдена, мятежного молодого героя "Над пропастью во ржи"
  Сэлинджера, имела качества, редко достигаемые формальной философией.
  Опыт бегства, неуважение к взрослому миру... Роман для вдумчивого
  читателя, с проявлениями цинизма пятидесятых годов, призывал молодых
  строить собственную жизнь.
  Так, Норман Мэйлер, писатель, способный почувствовать эпоху,
  проницательно предсказывал в 1959 г. о нарастании взрывного потенциала
  в обществе. Для Мэйлера американский бунтарь-экзистенциалист был
  «hipster». Хипстеры суть "белые негры" и писатель вывел новую породу
  городских авантюристов, ищущих приключений в ночных подворотнях и
  улицах отчаянных людей с черным дресс-кодом...
  ...Я писал «The Making of a Counter Culture» в 1969 г. и был сильно
  увлечен проблемами школы, университетов и студенчества. Тогда в стране
  царило настроение, будто утомленные трупным запахом войны родители, в
  порыве любви к жизни дарили своим детям благоухающие цветы. Молодость
  доминировала: битвы за свободу причесок, разрушения идеологий проходили
  под паровым давлением юной кипучей энергии.
  Но послевоенные дети чуть-чуть выросли, закончили колледжи,
  университеты. Почувствовали ли они, их родители благодарность или
  удовлетворение? Преобладающий интеллектуальный настрой времени в
  университетских городках, кофейнях, клубах все еще наполнен
  экзистенциальной тревогой: имеет ли наше существование смысл, или «бунт
  поколений» лишь очередная нелепость в истории человеческого рода?
  Зачастую меланхолии захватывала души детей послевоенного периода, а
  злая угрюмость эпохи забывалась в наркотическом экстазе.
  Однако многие уже были семейными людьми; они делали успешную карьеру,
  работали врачами, юристами, инженерами и маркетинговыми аналитиками.
  …Мои послевоенные годы в калифорнийском университете в Лос-Анджелесе
  (UCLA) прожиты под тенью правления сенатора Маккарти. В эти годы
  активной «холодной войны» казалось смелым поступком просто подписать
  петицию или посетить политическое мероприятие.
  Тем не менее, будучи преподавателем, я видел, как мои студенты
  беспрерывно говорили о революции и вели себя так, будто желали
  игнорировать все официальные правила и семейные договоренности. Многие
  талантливые учащиеся бросали университет в поисках альтернатив
  существованию в ограниченном мире, к нам приезжали разыскивающие их
  озабоченные родители.
  Возникало ощущение, юноши и девушки действуют в рамках философии Марлон
  Брандо из фильма 1954 г. "The Wild One" (Дикий): злые, в кожаных
  куртках...
  Диких юношей было мало, фактически вся история шестидесятых оставалась
  малыми акциями малых акций. И даже среди студентов в университетах
  только немногие участвовали в политических протестах времени. Несмотря
  на небольшое число, они умели привлекать внимание. У них было качество
  вопросов.
  Именно они подняли вопросы о лживости и лицемерии в обществе, о
  господствующей среди «элиты» жадности, моральной деградации,
  несправедливости времени.
  Предыдущее поколение разобщено: ничуть не лучше толпы случайных людей
  на автобусной остановке. Родителей «boomers» часто называли «величайшее
  поколение», но не каждый шел на войну в 1940 г. или пострадал от
  Великой Депрессии в 1930 г.
  Когда мы говорим о пылающей молодости 1920 годов, подразумеваем
  меньшинство буйных университетских детей, незначительный процент от
  населения страны. Сколько девушек этой эры требуют своих прав, сколько
  юношей посещает подпольные бары? Стиль поколения не подходит для
  составления статистический отчетов. Историки всегда предпочитают
  наблюдать за инновациями, зачастую игнорируя основной поток, «среднего
  человека». Может быть, потому что ничего интересного нет в жизни
  обывателя? Изменения культуры, морали начинаются с малых акций,
  меньшинство делается «душой поколения».
  …Возможно, следовало рассматривать юных бунтарей по иному, не возлагать
  надежды на быстрые общественные изменения. Если бы я мог предвидеть,
  сколь много участников поколения, в конечном счете, превратится в
  консерваторов или «добропорядочных христиан»! А кто-то довольствовался
  выгодной деловой карьерой, нашел смысл жизни на слетах NASCAR.
  Я пишу о высоких надеждах и обобщаю все позитивное, но я помню: Джордж
  Буш, Карл Роу также принадлежат поколению «boomers», оставаясь
  архитекторами войны в Ираке.
  «Boomers» работали пиратскими маклерами в «Enron» и «World Com»,
  создавали варварский мир деловых империй. Эти факты не изменят мою
  оценку поколения. Шестидесятые останутся в исторических книгах как
  время значимого политического беспокойства: протестующие молоды,
  легкомысленны, но вопросы они поднимают правильные. Яркие идеи
  стартовали в шестидесятые годы, в те дни, когда «boomers» оставались
  красивыми и наивными, как на фестивале Woodstock.
  …Изучая основные механизмы урбанистического общества в эпоху
  индустриализации, я рассматривал время через призму своей жизни. После
  того, как я имел возможность наблюдать пригороды Сан-Франциско, многое
  для меня прояснилось. В конце концов, мир жил под угрозой термоядерного
  уничтожения. Какие еще знаки нужны человечеству, чтобы понять:
  технология быстро выходит из-под контроля, устанавливаются
  бессмысленные приоритеты…
  Под давлением сил, одержимых антикоммунистической манией, которая стала
  всеобщей в США, частные и правительственные учреждение уничтожали
  демократические традиции.
  Ныне милитаристская идеология неконтролируема, технократические
  новшества превращаются в фобию.
  Это было чистейшим сюрреализмом во всем: господство глупости в бизнесе
  и политике. Это беспокоило и тревожило. Эра, приведшая нас запутанными
  путями к подмосткам «театра абсурда», также ввергла нас в общество
  абсурда. После Второй мировой войны (войны против расизма!) расизм
  продолжал упорствовать, а среди беспрецедентного изобилия процветала
  бедность! Этос холодной войны подрывал гражданское общество, свобода
  разрушалась демагогами правого толка. Мы тонули в двуличности и
  мистификациях.
  Восхваляемые технологии дали мнимую победу над природой: ядохимикаты
  вроде DDT разбрызгивались на открытом воздухе многолюдных парков,
  спальных районов. Телевидение надувало пузырь восхищения безграничным
  потреблением, но в школах учителя вели уроки «что делать в случае
  атомной войны».
  Промышленные магнаты и ученые готовили почву для появления чудовища
  Франкенштейна.
  Где искать нормальные и человечные альтернативы либеральной философии
  социал-дарвинизма? В те времена я пытался духовно вернуться к истокам
  промышленного общества, на дороги Романтизма. В произведениях поэтов и
  философов восемнадцатого столетия прослеживались мысли,
  сопротивляющиеся силам, создающим современную историю. Я верил, что
  Блэйк и Шелли, Гете, Вордсворт способны лучше учить нас жизни, нежели
  эксперты «RAND Corporation».
  Действительно, представители Романтизма отдаленного времени изначально
  бранили гигантский рост городов, концентрацию власти в одних руках,
  насилие над природой, преобладание узкой и однобокой формы
  рациональности.
  Поэзия Уильяма Блэйка характерна для эпохи, поэтому я выбрал цитаты из
  его творений эпиграфом собственного манифеста: искусство деградировало,
  воображение отвергнуто, дух войны витает над континентами.
  По сути, Романтизм стал политическим стилем молодых протестующих в
  шестидесятых годах: язвительный и дурашливый, склонный бороться против
  одержимости прагматизмом...
  Нам необходимы новые законы, новые социальные программы, иной опыт. Мы
  способны и должны учиться у художников и фантазеров, отвергнуть лживые
  обещания политиканов. В конце концов, нам нужна культура, управляющая
  нашими душами.
  Юный поэтический протест шестидесятых многого достиг: добились успеха в
  остановке катастрофической войны во Вьетнаме, ввели в жизнь требования
  равенства и законности. Кроме того, восторжествовали идеи феминизма,
  гей-движения, борьбы против расизма.
  Установили идеалы «многополярного» мира, трансформировали сексуальную
  мораль, возродили интерес к иррациональным силам, которые прячутся в
  глубинах души. Наконец, создали экологию – движение за сохранение
  окружающей среды, спасение будущего планеты. Все к лучшему в лучшем из
  миров.
  Но горячие и острые дискуссии об интеллектуальном и этическом значениях
  юного протеста продолжаются до сих пор. Консерваторы негодуют. В
  конечном счете, в большом трактате "Закрытия американского ума" от 1987
  года Аллен Блум (Allan Bloom), - самый главный ментор неоконсерватизма,
  - призывает неуважительно смотреть назад, на бурную эру хиппи.
  Блум воспринимает шестидесятые как предательство абсолютных величин
  цивилизации. Итак, мультикультурность бессмысленное действо в славной
  западной истории; феминизм нелепая атака на естественный порядок вещей
  и биологию; язык, поведение молодых инакомыслящих грубые и
  анти-интеллектуальные. Да и терпимые, либеральные профессора виновны не
  меньше других в поддержке вседозволенности.
  По Блуму, вся эпоха сводится к театральной пустой морали 1960-х годов,
  к последующему догматическому пустозвонству и риторическим упражнениям
  самодовольства. А на самом деле для университетов это был кризис,
  абсолютное бедствие, в котором малодушие и слабоволие преподавателей не
  позволяли бороться против преобладающего плохого вкуса студентов.
  По сути, девушки и юноши получили индульгенции за грехи и превратились
  в бессмысленную толпу.
  Блум взывает к Платону, Локку, Руссо и Гегелю. Безусловно, сердитый дух
  шестидесятых, понятый через интерпретации настенных надписей и лозунгов
  улицы, не способен конкурировать с творениями титанов интеллекта. Но
  Блум должен обратить свою высоколобую и эрудированную критику в сторону
  тогдашних правящих «элит» США: люди из Пентагона, «RAND Corporation» и
  т.д.
  Самые лучшие из них демонстрируют нам шовинизм, расизм, оправдывают
  несправедливость и творят беззакония. Если следовать логике Блума,
  милитаристы шестидесятых чудовища, или они джентльмены?
  Консерватор Блум не заметил в шестидесятых годах основных целей, кроме
  того, контркультура мятежна достаточно, чтобы сопротивляться политике
  правых, но контркультура не проводила в жизнь идеологию левых.
  Проводились веселые и безумные атаки. Анархизм, добровольный
  «примитивизм», мистика дзен-буддизма, сексуальная революция...
  Политическая сцена была хаотической: зачастую зрители спектакля и
  актеры совершали безмозглые поступки, а кто-то был проницательным и
  рассудительным. Конечно, особенно беспокоились чиновники: священные
  плоды корпоративной Америки высмеиваются детьми эпохи процветания,
  доктрины рынка отвергнуты даже не от имени идеологий, вроде
  коммунистической.
  Ханжеская брань и приступы гневливости вряд ли единственные компоненты
  в политическом рагу контркультуры.
  Нам также известны блестящие имена людей, оказавших несомненное влияние
  на эпоху: Ноам Хомский, Герберт Маркузе, Райт Милз, Шумахер...
  Но, по общему признанию, существовали иные способы выражения протеста.
  Так, музыка и театральные выступления сильно влияли на поколение.
  Работы Стэнли Кубрика, язвительные сценарии Terry Southern, "Сутра
  Водоворота" Аллена Гинсберга блестяще показывали глупость правящих
  «элит» Востока и Запада.
  Этот неописуемый идиотизм правителей угрожал миру термоядерным
  опустошением.
  Дей-но, несмотря на свое «холодное поведение» и консольные эвфемизмы,
  «сумасшедшая рациональность» (использую лексику Льюиса Мемфорда)
  доминировала в послевоенной политике и была более значительным
  «нарушением» догм цивилизаций, нежели уличные страх и ярость.
  Грусть, ужас, негодование прослеживаются в песнях Боба Дилана: когда
  поэзия и лирика времени неудобны и остры, они говорят языком отчаянного
  расстройства.
  «Эго» эпохи не имело монолитной организации, ему присущи спонтанность,
  импровизации. Однако мы не должны давать поверхностные оценки
  общественному феномену типа «неряхи шестидесятых», ибо с таким же
  успехом следует вынести неквалифицированные приговоры «протестантской»
  Реформации и Французской революции.
  Никакое поколение не заслуживает оценки прежде, чем запустит механизм
  изменений своей истории.
  В молодости «boomers» привлекали внимание всего мира в такой степени,
  что, постарев, они исчезли в туманах прежней славы. Старые
  «бэби-бумеры» суть противоречие: готовы ли мы представить себе
  обветшалого, потрепанного Боба Дилана или морщинистого дряхлого Мика
  Джаггера?
  Впрочем, мудрость старости сильнее влияет на мир, нежели страсть
  молодости. Может быть, на фоне специфического исторического опыта все
  поколения различны. Но, несомненно, поколение «boomers», родившееся в
  эру беспрецедентного изобилия и апокалипсического беспокойства,
  возникшее вслед за чудовищной войной и наихудшей экономической
  катастрофой было вынужденно изменять плохие привычки корпоративных и
  военных «элит».
  По детски наивное и шумное большое поколение имело свои особенности:
  малейшая прихоть (в кабинке для голосования, в магазинах) вызывала
  сильнейший резонанс.
  В те времена формировались идеалы будущего, когда же «boomers»
  повзрослели, они приступили к анализу с твердым убеждением в своем
  праве на обладание привилегированным знанием. В результате, они попали
  в ловушку самодовольного самоутверждения: слишком часто «boomers»
  впадали в нарциссизм, привычно идентифицируя себя как «чемпионов
  контркультуры» и новаторов.
  Развивать философию человечества - тяжелое дело, особенно для мятежных
  и жизнерадостных молодых людей.
  «Boomers» не юниоры в политической истории, были и прежде идеалисты,
  революционеры и юноши в красных повязках. Например, в Соединенных
  Штатах, в конце девятнадцатого столетия, «великий прогресс» стал
  лозунгом главным образом молодых профессионалов-специалистов,
  выпускников сельскохозяйственных университетов.
  Во времена т.н. «Нового Курса» в кампусах и студенческих городках вели
  пропаганду молодые коммунисты и троцкисты. Юношество всегда привлекает
  радикализм, со времен Французской Революции: еще молодой Уильям
  Вордсворт видел, как Франция впадала в якобинство с блаженной песней
  юности на устах.
  …К молодым всегда имеются претензии, тем не менее, даже если видеть в
  бунтах шестидесятых истерику испорченных детей, нет никакой «честной
  возможности» отказаться от достижений времени.
  Родители «boomers» страдали в годы «Большой депрессии» и Второй
  мировой, Поколение «boomers» также родилось в травмированном мире, и
  они хотели спасти его.
  Возрождение и восстановление мира приняли наиболее очевидные формы
  сексуальной революции. Веселый, невинный, жизнеутверждающий секс как
  отказ от самой памяти пятидесятых: годы лишений, насилия, геноцида.
  «Boomers» будут маршировать в криках улиц, творить любовь, но не войну.
  Увы, война наступала на пятки, очень скоро в свои права вступит «гонка
  вооружений». Однако «boomers» в этой обреченной эпохе запустят процессы
  самых гигантских кутежей в истории западного мира. Сексуальная
  революция войдет в общую легенду о шестидесятых; но секс детей отличен
  от секса родителей. Поколение, испытавшее разруху войны, беспокойства,
  голод и зверство должно быть отчаянно смелым, чтобы рожать и
  воспитывать своих детей… после Хиросимы и Аушвица. Это революционная
  смелость, полное пренебрежение страхом. «Boomers» вбирали идеализм уже
  в младенчестве, они наследовали светлой родительской вере в будущее.
  …Америка, арсенал демократии, сохранилась невредимой в годы войны,
  полна обещаниями мира. Промышленность возродилась, торговля процветает.
  Но в то же самое время американская мощь угрожает концом истории. В
  глубинах души послевоенного поколения таится непередаваемый словами
  страх гибели.
  Кроме боязни ядерной войны, осознаются опасности экологические:
  промышленность подвергает планету насилию. Никогда прежде не возникало
  столько тревожащих душу вопросов: что будет с экономикой, этикой,
  выдержит ли Земля перенаселенность?
  «Boomers» взрослеют, в их жизнь вмешиваются факторы возраста. Можно
  быть «великим» поколением и «продолжительным». «Boomers» сочетают и те
  и другие черты. Медицинская наука позволяет им планировать срок жизни
  даже свыше 100 лет. Добавьте силы биотехнологий, и мы видим, как ранее
  недостижимая
  мифическая долговечность вступает в свои права. Демографическая логика
  неоспорима, глобальная экономика обречена на жизнь со стариками.
  Конец игры?
  Консервативные политики верят в способность хорошей дозы несдерживаемой
  энергии решать все проблемы. Но кто-то предпочитает говорить о конце
  индустриальной эры.
  Во времена господства технологий западное общество смотрело на
  способности модернизировать природу как на основные, требуемые для
  безопасности и процветания государств. Зачастую в войне видели средство
  достигать национального величия. Мы жили сделкой Фауста, соединив
  любовь и насилие. Мы истратили несколько поколений в кровопролитных
  войнах и попытках подчинить природу: исконные народности уничтожались,
  торжествовали рабство и эксплуатация рабочего класса. Земля, реки,
  леса, вплоть до микробов и молекул подвергались изменениям и порче.
  Возможно, сущность нашего ненасытного аппетита заключается в
  подсознательной боязни голода.
  Развитая промышленность и наука дали нам более, нежели нам нужно, так
  много, что фактически мы не испытываем недостатка ни в чем. Следует ли
  исправить нанесенный ущерб?
  Простота и суровая наивность наших попыток доминирования над силами
  природы исчезли. Мы ищем новые цели истории…
  …Опыт шестидесятых не оставил мне ясных идей. Однако я знал, что все
  вертится вокруг проблем урбанистического индустриального мира.
  Рациональный мир городов
  всегда волновал левых, правых и просто капиталистов.
  Марксисты и социалисты, либералы и монархисты приняли на себя
  обязательства расширять империю крупных городов. Владельцы крупных
  железнодорожных компаний беспрерывно возводили
  дороги. Коммунисты проводили индустриальные «пятилетки».
  Все были убеждены: промышленность суть единственный путь прогресса,
  высвобождающий человеческие таланты и ресурсы. Увеличивайте число
  товаров, больше полезного, больше заводов! Автоматизация и технологии
  правят миром, они – наилучшие средства для достижения целей! Рядом с
  подобными призывами существовали иные поиски, зачастую иррациональные и
  зовущие в прошлое. Это и было культурой, которую я видел в шестидесятых
  годах.
  Фазы контркультуры менялись, обычно становясь поверхностными и
  сенсационными. Невозможно все время упираться в философские ценности
  волос и рваных джинсов.
  Контркультура нашла тривиальные и специфические выражения в танце и
  музыке, в эмблемах и символических жестах. Пестрая, но дешевая одежда
  периода «эпохи шикарности» США – наглядный упрек живущему в роскоши
  мейнстриму. К сожалению, идеи, лежащие в основе контркультуры,
  недооценивали. По крайней мере, глубокое значение контркультуры
  всплывало в литературе, музыке, кинофильмах. "Над пропастью во ржи",
  "Полет над гнездом кукушки", "Уловка 22", "Обнаженный ленч", поэзия и
  ритмы пятидесятых, кислотная сцена шестидесятых, психиатрические теории
  Р. Лейнга и "Атака сумасшедших", психоделическое искусство подземной
  прессы...
  Подобные работы выходили за пределы официальной картины
  действительности, создавая ауру легкого безумия. Даже юношеский
  сатирический журнал «Сумасшедший» (Mad) стремился показать глупость
  «взрослой жизни». Только в раннем Романтизме можно найти схожие
  тенденции: увлеченность всем экстравагантным, маниакальным.
  Шестидесятые были временем протеста, но радикальный протест поднимал
  серьезные вопросы: законность, равенство, мир.
  Контркультура призывала: изменяйте сознание и вы измените культуру;
  свергните культуру и изменятся величины; откажитесь от условий и
  величин и вы поменяете саму политику.
  Это и есть философия контркультуры, которой я так сильно увлекался.
  Объявленный мною манифест говорил языком Шелли, ибо поэты непризнанные
  законодатели мира.
  Сегодня я оглядываюсь в прошлое: трудно осуществлять критику политики,
  особенно, когда реформаторы молоды и часто по-юношески бестактные.
  Поколение «boomers» не всегда соответствовало пуританским требованиям
  городской индустриальной цивилизации.
  И нельзя требовать глубины осознания социальных процессов от молодых.
  Проект, способный изменить восприятие, все еще актуален, он гуманен по
  природе, но вряд ли можно сильно продвинуться вперед посредством
  наркотиков, громкой музыки и встрясок нервной системы. Жизнь изменяет
  наше восприятие более, нежели любое психотропное вещество, но мы должны
  дать жизни продолжение. Величайшие преобразования возникают лишь из
  ритмов судьбы: травма рождения, юношеские искания, серьезная болезнь,
  страдания, смерть любимого человека. Сознательное старение открывает
  истины, сметает иллюзии, будто только богатство и
  «конкурентоспособность» признаются за успешность. Изящный вкус и
  роскошные владения уже не кажутся важными мудрому человеку.
  …Напоминаю вновь и вновь: история не гарантирует нам счастливого
  будущего.
  Но есть моменты во времени, когда открываются возможности, мы не должны
  упустить шанс. Я верю, что «boomers» сегодня смогут более ответственно
  преобразовать мир. Ибо городская индустриальная культура порождает
  долголетие. Революция принадлежит старому, не молодому.
  
  [1] John Dewey, “Introduction,” E. V. Cowdry, ed., Problems of Aging:
  Biological and Medical Aspects (Baltimore: Williams and Watkins, 1942),
  pp. xxvi, xxii.
  
  [2] Thomas Frank, The Conquest of Cool: Business Culture,
  Counterculture, and the Rise of Hip Consumerism (Chicago: University of
  Chicago Press, 1997), pp. 5, 26.
  
  [3] From Norman Mailer, “The White Negro,” in Advertisements for Myself
  (New York: G. P. Putnam’s Sons, 1959).
  
  [4] Allan Bloom, The Closing of the American Mind, (New York: Simon and
  Schuster, 1987), p. 234
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"