- Я Макса постеснялся. Он у нас сам - девица красная! Макс, может, отрядим гонцов?
- Мне-то что? Отряжайте. Вы же всё равно ничего нормального не притараните.
- А нам нормальные и не нужны. Нормальные у нас дома есть,- возни с ними больше, чем удовольствия! Нам сейчас весёлые нужны и, здоровые!
Палатка заколыхалась от дружного, густого гогота. Встрепенулся, переваливаясь с ноги на ногу, замерзающий под "грибком" дневальный. Глухая осенняя ночь накрывала палаточный городок. Сырые палатки глухо хлопали на сыром ветру не затянутыми клапанами, истопники сонно выбирались за дровами, постукивая короткими, для армейских буржуек, чурками, вылетали из коротких, ржавых труб редкие искры и уносились куда-то в беспорядочном танце. И казалось, нет в этом мире ничего кроме этих палаток, сонных бойцов, застывших огромными динозаврами тёмных штабных машин, затянутых маскировочной сетью, нет ничего, кроме этой глубокой, бесконечной ночи, накрывшей огромный искалеченный кусок земли - полигон...
- Макс, а ты пошто так наших бабс-с не любишь, военных? Брезгуешь?
- Неженское это дело, господа офицеры. Женщины в нашем болоте до нашего же уровня опускаются. Смотреть противно.
- Эк ты загнул товарищ старший лейтенант! Оно, конечно, дело неженское, зато нам веселее!
"Господа офицеры" снова дружно грянули смехом.
- Ну, тогда "За взаимопонимание", товарищи артиллеристы, и будем решать, кто пойдёт...
* * * * * * * * * * *
Над головой с томным, завораживающим воем пронеслась первая мина. В какой-то момент казалось, что она вот-вот "ляжет" прямо на них, глупо и бессмысленно перемешает окровавленные лохмотья их тел с песком и щепками тощих берёзок. Глупо и бессмысленно, как сама эта жизнь ради смерти, смерть - ради, гипотетически, возможной жизни кого-то другого...
Макс попытался отогнать красочную картину своей смерти и приник к окуляру. Мины ложились с большим недолётом, он уткнулся в таблицу на крышке буссоли и начал диктовать поправки и новые координаты. Света чётко и задорно повторяла цифры, прижимая рукой гарнитуру "Арбалета". Второй залп вернул Максу страшные и завораживающие мысли. Было, действительно, страшно и, как-то, необычно здорово - будто стоишь на крыше огромного небоскрёба, на самом краешке...
- Заводит, малыш? Света смотрела как-то странно, без обычной своей холодной издёвки, даже с интересом. Нормальный взгляд обычной двадцатитрёхлетней девушки. Макс никогда не видел такого её взгляда. Обернувшись на голос и глядя на нее, он подумал, что ещё, он никогда не пытался представить ефрейтора Миронову в нормальной гражданской одежде, в нормальной, человеческой, обстановке. Макс промолчал. К подколкам и неожиданным выпадам он был, в принципе, готов, но копаться в своих ощущениях, когда сзади гулко ухает, над головой воет, далеко впереди взрывается, а ты отвечаешь за то, чтобы взрывалось именно там, где нужно... Какое там заводит! Одна мысль - как не облажаться на первых своих стрельбах, пусть даже служить ему предстоит в совсем другом месте, - сейчас он вычислитель минометной батареи и жить ему с этими людьми, и от того, как он, "смердящий дух", покажет себя сегодня, зависит качество этой самой жизни и его, к самому себе, отношение... Нет, не заводит. Завораживает..., пожалуй.
- Я своего первого вычислителя чуть не изнасиловала. Он такой же был, как ты, только симпатичнее... И трусил также.
" А Светка молодец"! - Размышлял Макс, уткнувшись в окуляр. - Я с буссолью умаялся, а она - двадцатикилограммовую радиостанцию, по буеракам... Не ожидал. И ведёт себя совсем иначе. Профи, блин, а ужимки как у... хрен знает кого... Пацаны, там, с миномётами, прикидываю, как стоптались, все в глине, поди, и в мыле. Как ни крути, будут шпынять потом, что я с бабой прохлаждался, пока они железо на себе таскали. Виноват я что ли, что у меня мозгов на пять граммов больше?... А, насчёт "трусил" это она зря. Трусы "косят" и в институтах учатся, пока мы... Ого, перелёт! Они что прямой наводкой лупят?!
- Связь, товарищ ефрейтор! Даю поправки... "Странно, к контрактникам, даже равным нам по званию мы всегда обращаемся по уставу, а между собой как угодно, лишь бы не называя звания, и какие уж там воинские приветствия. Да и контрактники к срочникам относятся по скотски, как офицеры. Вот уж воистину: из грязи... Им то простительно. А офицеры?"...
Уже потом, отслужив срочную, окончив школу прапорщиков, чудом исхитрившись, получив звёздочку младшего лейтенанта, Макс, "прокачивая" своих бойцов вдруг понял, что не тупость, не отсутствие элементарной самодисциплины и выдержки, не дурацкие гражданские привычки солдат так его раздражают, а сознание того, что у них всё это временно, скоро они уйдут и забудут весь этот бардак, как страшный сон, а он так и останется в холодной, вонючей казарме, вечным старлеем, потому, что по возрасту своему не успеет он выслужить ничего выше капитана в качестве "поощрительного приза" на "дембель". А романтика? Романтика была тогда, в сырой канаве, на куцей "преобладающей высоте", рядом с хрипящим всеми эфирными шумами "Арбалетом"... Там она и закончилась...
* * * * * * * * * * * *
- Свет, а почему у тебя коньяк во фляжке? - Макс потянулся из под одеяла, туша сигарету в алюминиевой миске-пепельнице. - Наши натовские товарищи его что, в бочках привезли?
- Не-а, он в бутылке был. Красивая бутылка, только неудобно было так нести. Спрятать некуда, а наши господа офицеры, увидев меня, возвращающуюся из "гостей" с бутылкой под мышкой, сам знаешь, что скажут...
- Догадываюсь. Могу даже в лицах представить. Тебе не всё равно?
- Представь себе!
- Жаль, что я не попал на этот выход. "Миномётные" дембеля поехали, а я, как всегда, пролетел. Командир в школу предлагает. Всего полгода. Вернусь сюда же..., человеком Может, продлишь контракт?
- Нет Макс. Я себе уже работу подыскала, хорошую. И тебе не нужно это. Правда, Максим, уезжай домой, не место тебе здесь.
- А где место? У станка, на заводе? Или учиться пойти - студентов щетиной распугивать? Здесь я - специалист... А ты как же?
- А я тебя и не отпущу! - Света обхватила Макса за шею и потянула к себе.
- Тихо, Светка, коньяк расплескаем! Это же "Реми Мартин".
- Ого! Откуда знаешь!
- Такой букет даже вонючая алюминиевая фляга не перебьёт. Еще бы лимончик.
- Ага, и икорки!
- Нет. Икра это к водке. Коньяк вообще не закусывают, просто вкус оттеняют. Кстати, крышка от фляги - как раз, грамм двадцать, как по заказу!
Макс долго ещё что-то балагурил о правилах и приёмах пития различных спиртных напитков, пока не услышал, как всхлипывает Света.
- Ты чего?
-.Зачем я это сделала, Макс? Зачем! Зачем ты мне, зачем я тебе, для чего это всё. Я трахнутая головой, в задницу военная тётка. Ты же нормальный! Ты ни на кого из них не похож. Зачем ты со мной... Зачем? Я сама виновата. Если бы не я, ты бы и не подумал... Зачем ты так ко мне... Ты хоть понимаешь, почему все они так ехидно мне улыбаются... Ты же не знаешь, что я такое...
Она говорила, переходя на шепот и слова сливались в скороговорку, а Макс гладил её по голове, боясь, почему-то, прикоснуться к обнажённому, под одеялом, телу и шептал что-то глупое и простое, первое и самое доброе, что приходило в голову. Шептал, пока она не затихла и дыхание её не стало ровным и тихим.
Макс сел на край узкой солдатской кровати. В грязной, захламленной коптёрке старшины витал перманентный запах перегара и ещё какой-то казарменной мерзости. Знал он всё. О таких вещах не говорят даже, они итак всем известны. Как относился? Да никак. Света была ему симпатична, и видел он в ней то, о чём никто и не задумывался. Макс, вдруг, подумал о том, что тело у Светы оказалось лучше, чем он ожидал. Крепкое и нежное, и, неожиданно, хорошо сложенное. Оказывается, она просто никогда не подгоняла камуфляж по фигуре и от этого была похожа на увальня-новобранца с широкими бёдрами и узкими плечами. Вспомнил, как Света рассказывала ему о своём детстве. Как салдофон-отец, так и не дождавшись сына, решил воспитать его из дочери. Только вот женственности и любви в этом солдатике оказалось больше чем у десятка инфантильных домохозяек. Такая вот незадача. Тоскливо было, обидно и стыдно. Стыдно за неё, за себя, за грязь и казарменный дух, за глупость и нереальность всего происходящего, за недоносков-однополчан, за тоскливую, промозглую погоду...
Макс тихо прикрыл дверь, неся ботинки, как горячий самовар, на вытянутой руке, обулся и вышел на "взлётку". Крякнул что-то дневальный на "тумбочке", встрепенулся, задремавший за столом, дежурный по батарее.- Макс, комбат звонил. Из штаба - он там дежурным сегодня. Проблемы у него там какие-то. "Картёжника" из третей батареи подняли, и тебя приказано было...
- Давно звонил?
- Минут пятнадцать.
- Чего молчали? Комбат это серьёзно.
- Беспокоить не хотели. - Сержант завистливо и гадостно улыбнулся. - Тут и комдив потерпит.
- Не шкалься, душман! Солдат ребёнка не обидит. Антон, я к зарядке буду, прибереги кроссовки. Неохота берцами грязь месить.
- Не вопрос.
- Закурить есть? - Макс похлопал себя по карманам, ища зажигалку.
Один! -рявкнул дежурный в сумрак спального расположения. Один, бандерлоги тупые! Теряя бестолковые солдатские тапочки на вощёном полу и нелепо поддерживая бесформенные кальсоны к столу подбежал остроносый "дух" с живым лицом.
- Сигару товарищу старшему сержанту! Живую. Время! Нелепый новобранец исчез в синеватом сумраке, а через секунду оттуда вынырнул такой же нелепый и неуклюжий солдатик, бережно несущий в вытянутой руке зажжённую сигарету.
Макс громыхнул дверью и засеменил по лестнице. Стало ещё противнее...
Макс с удовольствием вышел на зарядку, пробежал положенные пять километров, глядя на сильные, жилистые тела обнажённых по пояс сослуживцев, чувствуя увлекающую мощь команды, стремящейся к одной цели. Обычно во время бега Макс думал о чём-нибудь приятном, но в этот раз ничего не выходило. Было, совсем недавно, приятное, о чём стоило подумать, но мысли всё скатывались к полуночной развязке.
После зарядки он остался перекурить на крыльце казармы, вместе с десятком таких же дембелей, а когда поднялся, увидел, как сержанты остервенело, сгоняют молодняк в спальную часть казармы и как четверо бойцов неловко выносят из санузла Свету, и, волочащийся по полу, обрывок брезентового брючного ремня, перерезанного тупым штык-ножом...
* * * * * * * * * * *
Иногда, в самые тоскливые минуты, Максу казалось, что всё должно было, закончится иначе. Это, по его мнению, было бы логично и просто. Просто. Но так бывает только в кино. В жизни всё не так просто и не так красиво. Он ещё успел перед отъездом в школу, разыскать её в городке. Но они не смогли даже поговорить толком. Или нечего им было сказать друг другу. Так он и уехал, ничего толком не поняв, и в ту часть больше уже не вернулся...
* * * * * * * * * * *
...- Господа офицеры!
- Кончай лейтенант! Господа в двадцати километрах от нас, за кордоном, в капроновых палатках с дизельными генераторами, отопителями и теплыми биотуалетами. А мы с тобой товарищи, потому, как за шиворот нам капает, топимся сырым дерьмом, а отливать ходим за угол, чем и гордимся!
- Как Вам будет угодно, Николай Аркадьевич. Товарищи офицеры! Я хотел бы предложить тост за тех, кого нет с нами.
Стих пьяный гомон. Офицеры, повинуясь неписанному закону, неуклюже поднялись, глухо стуча твёрдыми кожаными кобурами и, замерли, глядя в, разной степени помятости, эмалированные кружки, и каждый думал о своём. О чём?