Нас было шесть парней, квартирьеров, которых послали в сибирский поселок на неделю раньше, чтобы подготовить помещения к приезду всего отряда. Мы расположились в школе, где освободили классы от парт, а взамен расставили железные кровати. Со складов получали посуду, постельное белье, продукты и т.д. Были заняты с утра до вечера самыми разными делами.
Однако первая же наша оплачиваемая работа оказалась довольно необычной. К нам обратилась председатель поселкового совета, средних лет женщина, с прибалтийским акцентом. Ее вместе с родителями сослали в Сибирь из Эстонии в 1940 году.
Так вот ее первая просьба была выкопать могилу для умершего в тот день алкоголика. Утром следующего дня нас четверых отвезли на кладбище, выделили лопаты, кирки и два чайника, один с водой, а второй с жидкостью от комаров и оводов, и посоветовали не перепутать. Мы отметили на земле размеры могилы и стали копать. Легко прошли первые двадцать сантиметров и наткнулись на промерзший грунт. И только тогда мы сообразили зачем нам дали кирки.
Работа оказалась тяжелая и нудная. Сначала кирками мы отбивали куски мерзлятины, затем лопатами отбрасывали их прочь. Было жарко, и замороженная глина быстро таяла на солнце и накрепко прилипала к лопатам, отказываясь отставать. Нам понадобилось четыре часа чтобы выкопать яму нужной глубины. И стало понятно, почему местные мужики отказались, а в семье умершего не было мужчин, которые бы добровольно согласились на эту работу.
Опустошив оба чайника, усталые и грязные, мы с нетерпением ждали обратной машины. Наконец она пришла, но повезли нас не в школу, а в дом усопшего, помочь с похоронами.
Мы поставили гроб в кузов грузовика, и все: ребята, молодая вдова с маленькой девочкой лет десяти, две пожилых женщины, расселись на боковые скамьи. Я же остался стоять у кабины держа в руках большой деревянный крест, который почему-то доверили мне. Машина неспеша и одиноко поехала по главной улице поселка.
Впереди показались двое наших ребят, которые были заняты другими делами и были не в курсе наших последних обязанностей. Внезапно с ними стало творится что-то непонятное. Неожиданная судорога охватила их тела, и согнувшись, повернувшись спиной к машине, хватаясь скрюченными руками за забор они с трудом удерживали себя на ногах. Я недоуменно перевел взгляд к ребятам в машине и обнаружил у них сходные симптомы. Только они как-то застыли каменными изваяниями, стараясь не дышать и не говорить.
Мы отъехали от смертельно больной парочки метров двадцать, как скрюченные фигуры вдруг распрямились и молча затряслись, словно выброшенные на землю рыбы, беззвучно хватая воздух широко открытыми ртами. Я же покрепче обхватил крест и широко расставил ноги, чтобы не упасть, когда машина, как корабль в шторм, переваливалась из одной ямы в другую.
На кладбище мы умудрились осторожно опустить гроб в могилу и не опрокинуть его. Скинули вниз выкопанную землю, установили крест и с глубоким чувством удолетворения встали в сторонке, как рядовые могильщики, позволив родственникам исполнить их последний долг.
Мы отказались принять участие в поминках и заспешили домой. И только там выяснилось, что именно я, в старой солдатской гимнастерке, с грязным лицом и сияющими глазами, крепко державший в объятиях крест вызвал тот безумный взрыв смеха, который они старались скрыть на глазах скорбящих родственников. Возможно, я напомнил им Андрея Миронова, кажется в "Бриллиантовой руке", когда он одухотворенно шел по мелководью с импровизированным крестом в руках.
Вспоминая эту сцену, ребята начинали хохотать опять, а я смущенно молчал, сожалея, что не мог видеть себя со стороны.