Весь этот год я пытался как-то объяснить себе то, что произошло. Я пытался выговорить те слова, которые точно передадут моё состояние тогда и правильно опишут то, во что я превратился сейчас. Я очень легко разрушил свою жизнь... И не только свою... А если честно признаться себе, то она, и без того, была сплошными руинами. Я попытался изменить своё существование на полнокровную жизнь, но стал причиной смерти.
Прошел целый год. Как странно ощущать себя живым организмом и в тоже время быть самым настоящим мертвецом...
Её звали Саша. Саша... Саша... Я всё ещё готов произносить её имя бесконечно, как молитву. Я всё ещё помню её голос с лёгкой хрипотцой, её зелёные глаза, упругость её кожи под моей рукой...
Саша.
Десять минут назад я пришел сюда, в "Simatory Imagine", в гигантское здание из стекла и бетона, которое гордо возвышается на площади Ветров, окруженное аквамариновым ожерельем из прудов и фонтанов в разноцветном мраморе. Я постоял несколько минут перед раздвижными дверями из зеркального стекла, наблюдая в них отражения спешащих тригорцев, мелькающих машин, чистого неба над домами... Я думал, что, наверное, зря сюда пришел. Если бы не многолетнее сотрудничество с этим крупнейшим Тригорским издательством, если бы не долгие часы пустоты, если бы не глухая тишина в моей квартире от которой я медленно, но верно, сходил с ума... Мимо меня проскользнула галдящая компания студентов, они что-то весело обсуждали и как-то очень легко, без особенного трепета, вошли в здание, которое для меня всегда было храмом неведомого бога. И я решился. Пока не закрылись двери, я ступил в живительную прохладу, прослушав автоматическое приветствие приятным женским голосом: "Добро пожаловать в Simatory Imagine. Вместе с нами, в лучший мир!"
Я пересёк огромный холл с мраморным полом, в котором отражались замысловатые магические узоры на потолке. Я наблюдал за своим отражением в многочисленных зеркалах, слушал обрывки шепота и смеха, шорохи платьев и цокот каблуков. Я стал в небольшую очередь возле лифта и начал рассматривать бронзовую стрелку, которая отсчитывала этажи. Когда раздвинулись двери лифта, я зашел в него вместе со всеми, стал возле стены с зеркалом до пола, присмотрелся в отражение и не узнал себя в толпе. Был ли я там на самом деле? Может быть, зеркала не отражают мертвецов?
Лифт остановился на 13 этаже сам собой и, тихонько подав сигнал, раскрыл двери. Люди в толпе начали недоумённо переглядываться и шушукаться, дескать, для кого остановился лифт? Никто из них не собирался выходить здесь... Никто, кроме меня... Я подвинул плечом впереди стоявшего солидного господина в сером пиджаке, и, вытянув вперёд руку с папкой, протиснулся к выходу. Двери закрылись сразу же, как только я вышел из лифта, и вслед за этим я услышал обрывок фразы:
-Что с лифтом, кто-нибудь знает? Может, он сломался? Остановился, постоял и снова поехал. Странно...
Я невидимка. Человек никто. Мертвец.
Осмотревшись здесь, (в былые времена меня принимали на 19 этаже, в роскошном кабинете господина редактора Блюма. Однако вчерашний вечерний звонок всё изменил. Голос в трубке сказал, что в этот раз, моей рукописью займётся лично сам Рони Симатори), я направился вправо по бесконечному коридору с однообразными дверями, на которых, вместо табличек с номерами, были нарисованы непонятные символы. Мне показалось, что они меняли свою форму и цвет... Но возможно, мне только показалось.
Вдали забрезжил свет из большого окна, я прибавил шагу и, через полчаса, подошел к нему, огромному, панорамному с широким подоконником почти возле самого пола. На нём лежала чья-то забытая шляпа с широкими полями. В этом тупике имелась всего одна дверь с обыкновенной табличкой, на которой было написано "Редактор". Постояв минуту возле неё, я постучал и принялся ждать. Скоро дверь открылась, из неё выглянул престранный субъект с разноцветными волосами. Он осмотрел меня, улыбнулся и протянул руку.
-Принесли? Давайте.
Я отдал ему папку.
-Ждите, - сказал субъект и скрылся за дверью.
Я постоял возле закрытой двери минуту или две, затем зачем-то посмотрел на наручные часы. Стрелки были неподвижны, я давно не заводил часовой механизм. Время перестало иметь для меня значение, я чувствовал кожей, как неотвратимо оно иссякало. И я ждал, когда же оно завершит свой ход для меня... А часы на руке - просто привычка из той жизни, когда я так боялся опоздать... Я подошел к окну и прислонился к холодному стеклу горячим лбом. Разве мертвецы могут быть горячими? Наверное, да... И только те, кто сгорает в адском пламени своих воспоминаний.
За стеклом шумела и блистала Тригора. Солнечный свет волною катился по окнам её стройных белых зданий, отражался в чистом и влажном, с утра, асфальте ровных улиц. Золотистая волна накатывала на три главных небоскреба, и, отдав им всё свое сияние, стекала обратно в море, где разбивалась, как тонкое венецианское стекло и поблёскивала осколками на волнах, под огненным шаром солнца. Когда-то я любовался этим городом и посвятил ему свои лучшие пьесы... Снова когда-то... Я закрыл глаза. Пустота. Пустота. Пустота...
-Виктор Вольф?
Я с трудом открыл глаза и повернулся назад. Из двери выглядывал тот, который взял у меня рукопись в папке. Он снова улыбнулся во все 33 зуба и, открыв дверь шире, сделал приглашающий жест.
-Заходите, мастер Симатори ждёт вас.
Ещё год назад эта фраза заставила бы моё сердце биться сильнее. Сам Рони Симатори приглашает меня... Но сейчас... Я оторвался от окна и зашел в кабинет.
Он был поистине огромен, две угловые стены заменяли окна с колыхавшимися от сквозняка белыми шторами, посредине его стоял внушительный письменный стол. Впустивший меня субъект сразу же сел на него и принялся болтать в воздухе ногами, как мальчишка. У него был какой-то совершенно нелепый вид, он был похож на хулигана из японской манги. Копна всклокоченных волос, непропорционально длинные ноги в громадных белых кроссовках, белая мешковатая футболка и шорты до колен. Стол, на котором тот сидел, был пуст, дальше за ним была видна только высокая спинка кресла. Господин редактор предпочёл сидеть ко мне спиной. Тонкая струйка ароматного сизого дымка поднималась от тонкой сигары, которая на секунду показалась из-за черной кожаной спинки.
-Говорите, - произнёс этот нелепый подросток и сделал комичную мультяшно-серьёзную гримасу на лице.
-С кем говорить?
И о чем говорить? Последние месяцы я совершенно разучился думать, просто реагирую на внешние раздражители, как инфузория туфелька. Сначала меня это пугало... Но я пообвыкся и даже начал находить в этом способе "недомышления" множество плюсов...
-С мастером Рони, конечно. Не волнуйтесь, он вас видит преотличненько! У него в руках маленький монитор, а у меня, - подросток дотронулся до своих невозможных, ярких разноцветных волос. - А у меня здесь вмонтирована веб-камера.
Я смотрел на него и вдруг подумал: "Что я здесь делаю? Зачем я здесь?! Этот нелепый человечек явно сумасшедший. Может, хватит с тебя безумцев?"
-Мастер Рони, он не верит мне! - воскликнул подросток, чуть подавшись назад. Затем он вскочил со стола и подошел ко мне. - Смотрите!
Он приблизил своё лицо ко мне вплотную. Веб-камеры у него в волосах я не заметил, но в глазах... Мне на секунду показалось, что они были сделаны из тонкого стекла и в них мерцали крохотные мониторы... Этого ведь не может быть?.. Современная медицина, конечно, достигла невероятных результатов, но чтобы вживлять глаза с мониторами... Ты заурядно глючишь, Виктор, как старый компьютер.
-Хипо, сядь, не мельтеши, - сказал мастер Симатори. - Ты можешь запутать кого угодно.
-Я пытаюсь доказать ему, что у меня во лбу встроена веб камера! А он не верит... Кстати, мастер Рони, зачем вы не убрали её из меня? Знаете, это не удобно и не прилично, в конце концов, ходить с камерой во лбу.
-Ты не должен забывать, чем являешься на самом деле.
-Да ладно вам. Я всё прекрасно помню... А даже если и забуду, совсем чуть-чуть, то вы обязательно напомните! Злюка вы, мастер Рони!
Мне показалось, что в его волосах что-то блеснуло...
-А кто ты такой?
-Человек!
Господин редактор театрально хмыкнул со своего места.
-Сейчас же скажи правду! И не имей привычки врать по пустякам.
-Я стесняюсь и к тому же... Вот так и скажи... Перед всякими незнакомцами.
-Его зовут Виктор Вольф, а тебя Хипо.
-У вас всё так просто... - нелепый подросток Хипо смотрел на меня с долей неприязни. - Ну, хорошо. Раз уж вы так хотите... Я... Сейчас я человек, да, да... А когда-то был ноутбуком. Вот.
Я вздохнул и подумал, что все богачи, наверное, немножко ненормальные люди или они могут это себе позволить. Рони Симатори личность легендарная в Тригоре, но и он не избежал болезни эпатажа... Вот только бессмысленно это всё... Неужели он не понимает этого?
-Он всё ещё не верит, - удивлённо произнёс Хипо. - Как же ему доказать, что пару минут назад для него началось время чудес?
Я посмотрел на спинку кресла. Мастер молчал, из-за спинки вилась струйка дыма. Почему он не прекратит этот цирк прямо сейчас? И причем тут время чудес?.. Время чудес?.. Я слышал много самых разных историй об этом загадочном мастере, все они были похожи на сказки, но что если... Что если...
-Придумал! - Весело крикнул Хипо. - Я знаю, как заставить его поверить нам! А ну-ка, господин Вольф, посмотрите мне в глаза!
Я перевёл взгляд с черной кожи кресла на этого несуразного подростка. Он с интересом начал вглядываться в мои глаза... Что ты надеешься обнаружить в них, дитя? Там нет ничего. Последние крохи личности, когда-то известной под именем Виктор Вольф, я потратил на рукопись. Я вложил в слова то, что осталось от него и, поставив последнюю точку в романе - исчез как самодостаточная личность окончательно и бесповоротно.
-Ооп-ля-ля! - Крикнул Хипо.
Его глаза сверкнули, как две фотовспышки. Моим глазам стало больно от яркого белого света, и я прикрыл их ладонью... А когда открыл... Передо мной стоя я... Вернее, стоял всё тот же Хипо, у которого было моё лицо.
-Мастер Рони, посмотрите какое у него сейчас забавное выражение лица! Он очень смешно хлопает глазами! - Хипо принялся гримасничать и кривляться, а я с удивлением наблюдал за тем, на что оказалось способным моё лицо. Он изображал какие-то совсем невозможные рожи, он показывал язык, свирепо вытаращивал глаза, надувал щеки и оттопыривал уши.
Наконец он вздохнул и махнул рукой.
-Ну тебя, скучный какой-то.
Хипо вернулся к столу и, снова запрыгнув на него, принялся болтать ногами.
-Ваш роман...- Сказал Рони Симатори и, протянув руку, пощелкал пальцами. Хипо приподнял майку и нажал на пупок. Рядом, прямо из тела, тихо щелкнув, выскочила маленькая панель. Он взял с неё черную карточку памяти и защелкнул панель обратно. Изобразив на лице брезгливого дегустатора, Хипо рассмотрел флеш карту на свет и, пробормотав "Таскаю в себе всякое барахло... Надоело...", бросил мастеру Симатори.
-Хипо отсканировал вашу рукопись, Виктор, по моей просьбе, и перевел её в электронный вид. Надеюсь, вы не против этой маленькой трансформации?
-Я собирался сжечь её. Если бы не ваш звонок...
-Значит, мы вовремя подоспели?.. Позвольте полюбопытствовать, почему вы хотели уничтожить рукопись? Я с удовольствием прочитал роман, Виктор.
-Уже не имеет значения.
-Вот как?
-Врёте вы всё! - Крикнул Хипо, обращаясь ко мне. - Не верьте ему, мастер Рони! Если бы не имело значения, то давно сжег бы свои писульки! И вместо того, чтобы прийти сюда - прыгнул бы с крыши своего дома!
-Хипо!
-Но он врёт, мастер! Для него всё это имеет значение! И ещё какое! Все они такие, люди, стараются изо всех сил замазать душу дерьмом...
-Хипо?!
-Да... Этим самым! А когда берёшь их за жабры, как рыбёшек, то начинают смешно сучить ногами и кричать, что нет-нет, у меня есть душа, просто, вы не рассмотрели!
-Надо же, какие слова знает... И, тем не менее, попрошу не ругаться в моем доме.
-В Тригоре на какой дом не покажи - всё ваш. Ну, и где же мне поругаться-то и пар спустить?
-Хипо, не раздражай меня, чудо ты моё с процессором.
-С четырёх ядерным процессором, между прочим! - Захихикал Хипо.
-Или ты замолчишь сам, или я отключу тебя.
-Ну, хорошо-хорошо, умолкаю.
-Принеси-ка лучше нам чаю.
-И где прикажете его искать?! В этом здании полных двадцать этажей, напоминаю на тот случай, если вы забыли!
-Хипо, исчезни. - Тихо повторил мастер.
-Можно хотя бы оставлю себе его лицо? Ну, хоть какое-то развлечение... Ладно, ладно, не машите руками. Понял.
Я смотрел на него, но всё же пропустил момент, когда этот странный подросток сменил мое лицо, перед тем состроив какую-то особенно гадкую рожицу, и вернул свое. Он нехотя спрыгнул со стола и, сунув руки в карманы, шаркающей походкой направился к двери. Как только он вышел я почувствовал себя намного лучше.
-Итак, Виктор, мы остановились на том, что вы собирались сжечь свой роман?
-Да.
-Почему же не сожгли, раз уж собирались?
Я сделал шаг в сторону стола. Мне остро занадобилось увидеть этого человека. Странное чувство... Сделав ещё несколько шагов, я вдруг обнаружил, что не приблизился к нему ни на йоту, словно и не шел вовсе. Тогда я ускорил шаги и уже через пять секунд почти бежал... Но стол и черная спинка кресла оставались всё так же далеко.
-Не утруждайте себя, Виктор.
Я уже задыхался, но упорно шел вперёд... Вперёд, вперёд, вперёд... И оставался на месте.
-Мастер Симатори! - Я с удивлением услышал свой голос. - Мастер Симатори!
-Этот ваш роман, - из-за кресла снова появилась его рука, двумя пальцами он держал карточку памяти, затем подбросил её и сжал в кулаке. - Он лучшее ваше произведение, Виктор. Я даже смею утверждать, что он лучшее из всего того, что вы написали за всю свою жизнь.
-Мастер!
-Я внимательно слушаю вас, Виктор. Говорите, чего вам хочется.
-Я...
Я не мог говорить. Я не мог вымолвить даже одного короткого слова. Ведь последние человеческие слова я оставил там, в своей рукописи.
-Подойдите.
Пространство комнаты словно изогнулось, вытянулось и резко сжалось. Я оказался возле стола, на котором лежал чистый лист бумаги и карандаш.
-Если не можете сказать, значит напишите.
Я послушно взял карандаш поставил его остро-заточенный грифель на белую бумагу и посмотрел на мастера Симатори. Что написать? Разве в двух словах, возможно, передать отчаяние? Разве можно объяснить двумя словами всё то, что так мучает меня?!
-Писателю достаточно и одного пробела, чтобы сказать многое, Виктор. А потом всё зависит от читателя. Способен ли он понять смысл пробела и способен ли оценить глубину паузы?! Этот вопрос волнует всех писателей, поверьте мне. Я даю вам шанс на чудо, Виктор. Попробуйте.
Я склонился над листом бумаги и написал "Я хочу умереть". Карандаш дрожал в руке... Острый край грифеля поставил точку, слегка раскрошившись вокруг неё. Зачеркни! Это глупо, вот так стоять и потеть над листом бумаги!
Я услышал скрип кресла и вздрогнул...
-Очень интересно, - сказал Рони Симатори за моей спиной.
Я посмотрел вперёд, на кресло, и обнаружил, что оно уже пустовало. Из-за спины показалась тонкая кисть руки в обрамлении чистой белой манжеты, (я невольно обратил внимание на золотую запонку в форме ромба с выгравированными буквами RS), между пальцев дымилась тонкая сигара.
-Забавно, что японский ноутбук, которого я от скуки превратил в человека, оказался прав в чем-то... Вы видите, что написали на самом деле, Виктор?
Я посмотрел на свое предложение и громко сглотнул от страха. Белый лист был исчеркан какими-то каракулями и зигзагами с острыми углами. Наваждение? Я точно помню, что написал три слова. Я даже помню, что это были за слова... Точно помню?
Элегантная кисть руки мастера легла на лист.
-У тайных желаний есть свой язык. Дети до шести лет и безумцы очень хорошо знают его. Они постоянно что-нибудь пишут на этом языке... - Он убрал руку.
Я наклонился ближе, чтобы прочесть...
"Я хочу жить!"
Я отпрянул назад и оглянулся. За спиной уже никого не было. Я поискал мастера глазами. Он стоял возле окна, наполовину скрытый белой шторой.
-Вот как выглядит ваша истинная просьба. Знаете ли, Виктор, человеку свойственно надеяться на лучший исход до последнего мгновения. Вы не исключение из правила.
Открылась дверь, и в кабинет зашел Хипо. Он демонстративно нёс перед собой две чашки горячего чая. Обнаружив мастера возле окна, первым делом подошел к нему.
-Ваш чай, мастер Симатори.
-Сначала нужно предложить гостю.
Хипо вздохнул и, опустив плечи, подошел ко мне, чудовищно шаркая подошвами. Он молча протянул чашку. Я покачал головой.
-Спасибо, нет.
На секунду его лицо изменилось, снова став зеркальным отражением моего, он показал мне язык, затем угрожающе задвигал бровями.
-Мастер, он не хочет!
Я тоже посмотрел на окно. Там уже никого не было, только белая прозрачная штора колыхнулась от сквозняка. "Что здесь происходит? - Думал я, не в силах отвести глаза от черного кресла. Кто он такой? Волшебник? Право же... Не смешите меня!.. Волшебник?"
-Всего один вопрос, перед тем как мы начнем. Почему в этот раз роман, а не пьеса?
-Это пьеса, мастер Симатори. Но для одного актёра.
Рони Симатори хмыкнул.
-Вы смешали внутренние монологи с внешними событиями. Очень интересная постановка... Значит, всё-таки пьеса...
Он тряхнул рукой, и тонкий завиток табачного дыма оставил замысловатую роспись в воздухе. Она быстро растаяла. Я так и не успел прочесть её.
-Я не люблю театр. Но читал все ваши пьесы, вернее их литературные адаптации... Мне нравится то, как вы рисуете словом, Виктор. Вы знаете значение слов, а это редкость в современном мире, в котором так всё перемешалось.
Хипо поднёс ему чашку чая. Мастер отпил глоток и поставил её на блюдце.
-Я разыграю эту вашу последнюю пьесу, Виктор. И дам вам шанс всё исправить. Но с одним условием... Я введу в неё дополнительных персонажей и совсем чуть-чуть подкорректирую действие. Без этого чудо не состоится.
-Это невозможно, мастер... Прошел целый год с тех пор... Целый год!
-Сколько вам лет, Виктор?
-Мне?.. Тридцать пять.
-Вот сколько времени, на самом деле, вы были мертвы.
Скрипнуло кресло, и мастер повернулся ко мне. Я застыл... Я смотрел в его глаза и чувствовал, что растворяюсь в них. Моя пьеса... Моя жизнь... Моя надежда...
-Но вы можете воскреснуть, если захотите этого сами, Виктор. Я покажу вам три картины, каждая будет отдельным произведением, но вместе они составят панно вашего изменения.
Картина первая.
Такси остановилось напротив здания "Театра на Каштановой" и таксист посмотрел на пассажира в салонное зеркало. Виктор копался в карманах своего измятого пиджака и начинал жестоко потеть. Деньги... Черт, я, кажется, забыл свой кошелёк дома! Вот же незадача... Он искоса глянул на водителя и быстренько отвёл глаза. Смотрит. И думает, наверное, что вот сидит на вид приличный господин и усердно потрошит свои карманы с совершенно идиотским видом. Сейчас даже ребёнок поймет, почему я такой потный и красный. И как прикажете объясняться с ним? Что мне сказать ему? Извини, приятель, заплачу тебе как-нибудь в другой раз?.. За окном загремел гром, и по железной крыше машины забарабанили первые капли дождя. Виктор вздохнул, вынул руки из карманов и виновато посмотрел на водителя.
-Э.. Я очень извиняюсь...
Брови водителя в зеркале нахмурились. Но в тот момент, когда Виктор уже собрался произносить целую речь в своё оправдание, дверь машины неожиданно открылась и в салон, вместе с шумным летним дождём, заглянул Хипо. Он молча осмотрел поле несостоявшегося словесного боя и молча протянул водителю три купюры по 10 долларов.
-Хватит и одной, - пробурчал водитель.
-Это на то случай если он забудет деньги дома в следующий раз.
Водитель окинул Хипо недоверчивым взглядом, но всё же сунул деньги в карман. Тот перевёл взгляд на Виктора.
-Давайте живее, все, как всегда, ждут только вас!
Хелена... И про неё забыл... Я ни чем не обязан ей и принципиально не поднимал трубку телефона. Пусть побесится... Старая стерва.
Виктор не заставил себя долго ждать и довольно шустро выбрался из машины. Июньская гроза весело бушевала над Тригорой, косые упругие струи дождя моментально сделали его мокрым и каким-то нелепым с плащом и зонтом в руках. Он закрыл дверь такси и посмотрел на Хипо. Тот, как всегда, держал руки в карманы своих шорт, его непокорные разноцветные волосы сделались совершеннейшим колтуном в этом шумном и солнечном водопаде, а на лице, впервые, он заметил черточку неприязни... Или ему так показалось?
Хипо со злостью шарахнул по пенной луже ногой.
-Вы же обещали, Виктор!
-Обещал что?
-Обещали не опоздать на премьеру!
-Ну, извини. Так получилось.
Подросток посмотрел на него и, махнув рукой, пошел к театру. Виктор в припрыжку двинул за ним, стараясь обходить лужи и потоки чистой дождевой воды, которые урчащими воронками скручивались в водостоках возле бордюров. Наконец они добрались до театральных ступеней и быстро взбежали вверх, к массивным дверям. Виктор остановился на полдороги и посмотрел вправо. Ему показалось, что в плотном потоке дождя снова мелькнуло её лицо... Ну, конечно. Глянцевая афиша её нового спектакля, поставленного по его, между прочим, пьесе. Он прищурился, чтобы рассмотреть сквозь дождь большую театральную тумбу, на которой самой большой и самой пошло-цветастой была её афиша. "Хелена Ворон в новом спектакле "Черное-черное сердце" Не пропустите! Всего три показа в июне!"
Она всё-таки решилась... А я ведь предупреждал.
Виктор посмотрел вверх. Хипо стоял в дверях и глядел на него... Но как же я пропустил её репетиции? Я не мог их пропустить... Ручейки дождевой воды начали затекать в рот, он сплюнул их с отвращением, тряхнул головой, как задумчивый сенбернар и прошептал "Главное, Гер Вольф, что вы закончили таки свою новую пьесу! Вы герой!"
Он в три прыжка преодолел расстояние до двери и ворвался в холл с победным кличем. Чертов Тригорский дождь! Как всегда неожиданно и до нитки!
Виктор вытер лицо мокрым носовым платком и скосил глаза на Хипо. Тот мрачно разглядывал его, мокрая майка облепила его тощее тельце, от чего оно казалось напряженным. "И откуда ты такой на мою голову свалился?"
-Ну, и что мы такие мрачные?
Хипо поморщился и кивнул головой влево. Виктор посмотрел туда... Вот значит в чем дело... 9 июня первая премьера. Сегодня как раз девятое. Надо же какую афишку сварганили...
-Виктор! Виктор!
Он возвёл очи горе и попытался улизнуть в административный коридор, но был схвачен за руку и выволочен обратно в холл. Хипо ухмылялся, как японский партизан из зарослей тростника. Виктор глянул на истеричного толстяка, который задыхался то ли от переполнявшего негодования, то ли от беготни по запутанным театральным коридорам. Мюмель. "Вот ты назвал бы своего новорожденного сына Мюмелем?.." Виктор тяжело вздохнул и воззрился на толстяка.
-Ну, нельзя же так! - Наконец выдохнул Мюмель. - Нельзя же быть таким безответственным! Хелена с самого утра сама не своя! Мы всех обзвонили!
-Что тебе нужно от меня?
-Мне?!
Виктор брезгливо выдернул руку из его потной ладошки, с отвращением отметив, что на каждом пальце у этого псевдо-мужика по кольцу, и принялся вытирать её платком. Мюмель прислонился к стене и расстегнул верхнюю пуговку розовой сорочки. "Тьфу ты, гадость какая! Бр..."
-Хелена! - Сквозь отдышку промямлил он.
-Что Хелена? Плохо сыграла? Так это не ко мне, это знаете ли старость. В 55 сыграть двадцати пяти летнюю женщину - абсурд и полное убожество! Я предупреждал её! - Он посмотрел на Хипо. - Предупреждал ведь?
-Она отлично отыграла спектакль. - Ответил Хипо. - Даже мне понравилось. Я даже всплакнул пару раз... А вот ты, Виктор, самый настоящий свин. Почему ты не сказал ей, что собираешься отдать эту пьесу другой актрисе?
-Я не обязан отчитываться перед ней... И перед тобой тоже. Но скажу почему. В пьесе описан маленький кусочек жизни молодой женщины, ей должно быть, примерно, от 24 до 28, не более. Но уже даже в 30 лет не сыграть эту взбалмошную маленькую негодяйку так, как это сможет сделать молодая актриса.
-Но Хелена смогла!
-А ты молчи, жирдяй хренов! Что она там смогла? Гриму наложила, наверное, в пять сантиметров, вот и всё что она смогла.
-Если бы не твой талант, Виктор... - Хипо как-то странно улыбнулся, не весело как-то, а страшно.
-И что было бы, если не талант?
-Я бы убил тебя.
Виктор тяжело посмотрел на это чудо природы с разноцветными волосами и показал ему кукиш, самый настоящий.
-Черта тебе. Понял? - Он подошел к Мюмелю и, похлопав его по розовой пухлой щечке, тихо сказал. - А своей барыне передай, что я всё равно отдам пьесу Нелли. А если не ей, то кому угодно, ну, хотя бы вот этой молодой уборщице с признаками прогрессирующего слабоумия! Кому угодно, но только не ей! Пусть твоя старуха играет роли бабушек божьих одуванчиков и забудет навсегда о настоящих ролях. Всё. Точка.
Он с удовлетворением отметил, как побледнел Мюмель и даже весь затрясся. Хлопнув ещё разок по его щеке, Виктор отодвинул его и вошел в административный коридор. Здесь шумел караван рабочих и молодых актеров, перетаскивающих какой-то театральный скарб в дальнюю кладовую. Он отвечал на приветствия, с кем-то здоровался сам, обходил громоздкие декорации и прислушивался к разговорам. Все обсуждали спектакль Хелены. Обсуждали возбуждённо. Кто-то цитировал, и вполне сносно, монологи из него, кто-то называл Хелену богиней... Виктор усмехнулся. Богиня... Так непосредственно и так просто вы говорите потому, что ей не конкуренты. Но, сыграв одну маленькую рольку на "Первой Сцене", вы сразу начнете мнить себя гениями и уже никогда не скажете, даже наедине с самим собой, что она или он бог на сцене... Он остановился возле неприметной двери без таблички и оглянулся назад. Хипо стоял рядом, вперившись взглядом в пол.
-Извини, что так... Я закончил новую пьесу... Ломка у меня.
-Понятно.
-Я очень хорошо отношусь к Хелене, на самом деле. Просто, она не хочет признать очевидных фактов. А меня это раздражает.
-Она действительно богиня на сцене. Сегодня я словно в сказку попал, когда смотрел на её игру. А ты даже ни разу не посмотрел.
-Знаешь почему?
Хипо посмотрел на Виктора.
-Я знаю эту суку уже десять лет. Я знаю, что она богиня. Именно по этой причине, не пошел сегодня и не пойду больше никогда на её спектакли. Я боюсь, что она снова заворожит меня своей игрой... Боюсь, что снова дам слабину, и буду цепляться за неё, как делал это все 10 лет. Но, видишь ли, мой юный друг, самообман в актёрском ремесле вещь непростительная. Актёр всецело зависим от обыкновенной биологии. 55 лет это 55 лет и никуда от этого не деться.
-Она всё сделала по-своему...
-Кто бы сомневался!
-Не перебивай меня, Виктор! Она сыграла эту пьесу, как 55 летняя женщина, которая вспоминает свою молодость. Он словно на два часа сошла с ума... Это было, как ты сам называешь, мистерия!.. Весь зал плакал.
Виктор положил руку на плечо Хипо. Тот сразу же напрягся.
-Я не оспариваю силу её таланта. Но пьеса написана не как воспоминание, а как жизнь 25 летней женщины. Вздохи старухи о былом, знаешь ли, меня совершенно не волнуют.
-Ты жестокий.
-А почему, собственно, ты споришь с правом автора на выбор актёра играющего его пьесу?
Хипо дёрнул плечом и сбросил руку Виктора.
-Потому что ТАКАЯ актриса имеет право играть такую пьесу! Черт, ну почему, ты такой тонкий автор и такой баран в жизни?!
-А вот об этом не тебе судить... Слушай, а ты точно японец? Что-то уж слишком нагло себя ведешь!
Хипо смотрел на Виктора исподлобья.
-Хай со дэсс.
-Не получается у нас контакт, как того хотел твой родитель. Ну, потерпи еще недельку, а там и отчалишь в свою Японию или где ты живешь.
Он толкнул дверь и зашел в приёмную директора "Основного Состава", или как Виктор называл его про себя "чертов театральный кружок", в которой как всегда царил жуткий беспорядок, и секретарша занималась чем угодно, но только не прямыми своими обязанностями. В данный момент она чудовищно косила глаза и мычала. Видимо, пыталась синхронизировать свои чакры, которые вечно куда-то разбегались. Виктор подошел к столу и постучал по нему три раза.
-Молли, привет. Жюль на месте?
Молли нечто промычала в ответ и развела глаза в разные стороны до такой крайности, что Виктор даже задержался, чтобы понаблюдать за результатом этого уникального физиологического опыта.
-Молли, детка, ты уверена, что глазки не вывалятся из орбит?
-Уйдии... Не мешааай...
-Я спрашиваю, твой начальник на месте?
-Даа...
-Поосторожнее с этими опытами, Молли, а то, мало того, что без мозгов, но ещё и без глаз останешься, - хмыкнул Виктор.
-Хам!
Виктор, пользуясь удобным случаем, ущипнул Молли за бок, и весело толкнул дверь в кабинет Жюля ле Карро, директора "Творческого объединения "Основной Состав Театра на Каштановой"".
Дъявол... Она здесь... Зря говорил Мюмелю столько лишних слов.
Он остановился, так и не закрыв дверь. Хелена. Какое неудачное утро! Он почувствовал затылком, как за спиной застыл пораженный Хипо. Он смотрел на богиню огромными глазами... И всё-таки он не чистокровный японец, а гайдзин какой-то. Глаза, рост... И вообще... Откуда он взялся?
Кабинет Жюля, (он мог себе позволить называть его запросто по имени), пребывал в обычном для себя беспорядке. Ворохи сценарных книжек, бланков, бухгалтерских отчетов и старых театральных афиш валялись всюду, вперемежку с африканскими масками, китайскими курильнями, глобусами самых разных форм и расцветок. Вдоль стен высились книжные шкафы, забитые черт знает, чем до такой степени, что книгам собственно уже не оставалось места, и они лежали стопками на полу, на подоконнике, на креслах, на совершенно захламлённом рабочем столе хозяина кабинета. А он сам, в это время, усердно раскуривал какую-то невообразимую трубку, по форме напоминавшую фрегат, и чертыхался на французском языке. Жюль имел непреодолимую тягу к трубкам, не умел ими пользоваться хронически и неизлечимо, но упорно менял по десятку в месяц и находился в состоянии их непрекращающегося раскуривания. Скуластое его лицо, в это время, приобретало вид крайне сосредоточенный и посетитель, узревший сию картину, даже помыслить не мог отвлечь господина директора от его занятия.
А Хелена, как всегда, была прекрасна. Элегантна и совершенна, как богиня... Виктор собрался с силами и изобразил на лице маску равнодушного сноба, насколько это позволяли делать мокрые волосы, из мокрой копны которых стекали струйки воды, то и дело норовившие затечь в нос. Пусть даже не думает, что я поддамся на её чары. На мальчишек, таких как Хипо, пусть себе влияет, как ей заблагорассудится. Но только не на меня!
-Виктор?.. Не ждали, не ждали, - пробормотал Жюль, не отрываясь от трубки, которая никак не хотела раскуриваться. Виктор подумал, что возможно это простой подарочный образец, он в принципе и не должен раскуриться, а должно ему возлежать на лакированной подставке за стеклом. Ну, не заложена в неё такая функция, как курение табака...
-Привет и вам, дама и господин. - Он подошел к столу и, вынув из внутреннего кармана рукопись, свёрнутую в трубку, бросил её на стол. Громко так бросил, чтобы от этого хлопка искры пробежались по нервам у госпожи сверх звезды.
Жюль скосил глаз на рукопись, посмотрел на Виктора и снова занялся раскуриванием своей адской машины в зубах. Хелена смотрела в окно. Одним лишь небрежным поворотом головы в сторону она показала степень своего неприятия кое к кому в этом помещении.
-Что там?
-Новая пьеса.
-А ведь давненько не баловал... Просто ужас какой-то с этой трубкой, мало того, что она подарок принца Кароля, но еще и не раскуривается... Ты, случаем, не перешел на трубку?
-Ты это сказал, как о пешеходном переходе. Нет, всё те же сигареты. Угостить?.. Хотя они промокли под дождем, наверное.
-А я смотрю на тебя и думаю, с чего это Вик мокрый такой... На улице дождь?.. Впрочем, да, что же я спрашиваю... Значит, рукопись готова... Это хорошо... Не промокла?
-Не успела.
-Будешь спорить и ругаться?
-По поводу чего именно?
-О черном сердце... - Жюль снова оторвался от пыхтящей трубки, дым из неё валил, кажется из всех щелей, бросил короткий взгляд на Виктора, затем на Хелену... И вдруг обнаружил присутствие Хипо.
-Это кто ещё такой?
-Он со мной.
-Исчерпывающий ответ, однако. Я имею право знать, кого ты приволок в мой кабинет?
Виктор, не дождавшись, когда же ему предложат стул, сковырнул с ближайшего венского гору потрёпанных журналов и, усевшись, довольно свирепо посмотрел на Жюля.
-Что ты хочешь знать, кроме того, что я уже сказал? Ну, хорошо, продолжу представление. Его звать Хипо Ваио, из чего ты можешь сделать вывод, что по национальности он японец. Он младший сын моего спонсора... Ты удовлетворён?
-Спонсора? - Жюль от удивления даже бросил терзать свою трубку. - Зачем тебе спонсор? То есть, я хочу сказать, что он делает для тебя?.. Или ты для него?
-Тебе, какая разница?
-Ну, в общем никакой... Просто это как-то странно звучит, применительно к писателю. Сам послушай.
Виктор потянулся к столу и взял свою свёрнутую в трубку пьесу. Он похлопал ею по руке, изобразив на лице скучающее равнодушие. Жюль очень внимательно следил за его манипуляциями, по инерции пытаясь высосать из курительной трубки хотя бы одну струйку дыма. Виктор скосил глаза на Хелену и нахмурился. Она всё так же смотрела в окно с таким видом, словно ничего её не интересовало в этом мире кроме чертового затёкшего мутными разводами окна.
-Хипо, поздоровайся с дяденькой Жюлем.
Нелепый подросток вышел на середину комнаты и сказал:
"Охаё годзаймасс, минасан"
При этом он поклонился, как самый настоящий японец, (Знали бы они, подумал Виктор, какое он чудовище на самом деле! Я совсем не помню, откуда он взялся и чей сын, если уж быть честным с самим собой?.. Я вообще ничего не знаю о нём!), и подошёл к Виктору, как воспитанный ребёнок. Жюль наблюдал за Хипо с ещё большим удивлением, он как-то неловко поклонился, когда парнишка поздоровался по-японски, и посмотрел на Хелену такими глазами "Нет, ну ты видела это?!".
-Он понимает тригвару?
Виктор посмотрел на Хипо. А, черт его знает... Но ведь мы общались совсем недавно, если это можно назвать общением... Тригвара специфический и звонкий Тригорский язык, ему не сложно обучиться. Но ходили разговоры, что азиаты, особенно же японцы, постигают тригвару с большим трудом.
-Понимает. - Виктор с удовлетворением отметил, что Хелена, наконец, соизволила обратить внимание на их скромный диалог. Она рассматривала Хипо с интересом. С тем интересом, который сразу же не понравился Виктору. Он очень хорошо знал Хелену и все её взгляды.
-Скажи им что-нибудь, Хипо. На тригваре.
-Что именно вы хотите услышать от меня? - Снова с поклоном сказал Хипо на чистейшей тригваре.
Жюль хмыкнул и показал руками стоп.
-Всё ясно, можешь не продолжать. А ещё говорят, что японцы не обучаемы нашему замечательному языку!.. Эй, эй, Виктор, не верти пьесой, как пропеллером. Положи её на место!
-С чего бы вдруг?
-Ну... Я ещё не прочитал её.
-А я, может быть, передумал. Я отнесу её Скачковскому, во "Второй Тригорский". Станислав клянется уважать мои авторские замечания по подбору актёров.
-Вот и началась ругань. Неужели нельзя обойтись без неё, Виктор? Я ведь тоже не новичок в нашем деле. И отдаю себе отчет, знаешь ли, когда утверждаю кого-то на ту или иную роль.
-В нашем контракте ясно записано, черными буквами по белой бумаге, что автор, то бишь я, имеет право обжаловать решение режиссера в одном случае. А именно, при утверждении актёра на главную роль в спектакле по пьесе автора. То бишь меня.
Жюль устало посмотрел на Хелену. Снежная королева снова смотрела в окно с отсутствуешим видом.
-Кого ты хотел на эту роль, Виктор?
-Дину Мориц, например.
-Серьёзно?.. Что она сделала для этого, Виктор? Переспала с тобой?
Виктор побледнел от злости.
-Я не сплю с вашими актёрками уже много-много лет. Кое-кто, находящийся в этом кабинете, в своё время, отучил меня от этой вредной привычки... - Виктор посмотрел на мурлыкающий радиоприемник, стоявший на пыльном ворохе сценических чертежей, и подошел к нему.
-Что случилось?
-Тихо... Слушайте... - Он сделал звук громче, старенький динамик сейчас же недовольно захрипел. - Какая красота... Что это за песня?
Все в кабинете, как по команде, повернулись к радиоприемнику, заклеенному вдоль и поперёк красной изолентой, и прислушались.
-Это Крис Айзек, песня "Злая Игра", ну, или что-то в этом роде... Хелена, что думаешь?
-Он самый.
Прекрасная музыка, словно из другого мира звучала в этом захламлённом кабинете и, кажется даже солнечные лучи, пробивающиеся сквозь мутные окна стали чуть более яркими и чуть-чуть грустными. Виктор присел на край стола и смотрел на проржавевшую сетку, прикрывающую кашляющий динамик, невидящими глазами. Он не заметил, как на него посмотрели двое в этой комнате, а если бы заметил, то "одного" принял бы всей душой, а "другую" простил за самоуправство. Во всём музыка виновата...